"Наркосвященник" - читать интересную книгу автора (Блинкоу Николас)

14

София слегка покачивалась. Они уже вышли из такси, но она так еще и не отошла от действия транквилизаторов. Она обнимала Дэвида за талию, как и он ее. Она пыталась представить себе, как они выглядят со стороны, столь неподходящая друг другу парочка, оба явно под кайфом.

Дэвид стащил таблетки у нее из кармана, пока они ехали в такси. Она повернулась, чтобы посмотреть в заднее стекло на удаляющуюся фигуру израильского секретного агента, стоявшего на углу улицы. Он был почти точно в центре окна заднего обзора, словно на киноэкране. Фигура его становилась все меньше. Она подумала, что ему явно не хватает шляпы, чтобы сорвать ее с головы, бросить на землю и начать топтать. Бессмертный момент классического кинематографа – человек в ярости, мечущий шляпу оземь. Или классический момент немого кино. Умирающий момент бездыханного кино. София не могла решить. Потом она вдруг почувствовала руку Дэвида в своем кармане, и секретный агент окончательно растворился на экране.

– Что это ты делаешь? Ты что, не в себе? Дэвид вытянул и показал ей два листа транквилизатора.

– Мне нужно вот это.

Она видела у него несколько таких же и удивилась, зачем ему еще. Ну, нужно так нужно. София и сама толком не знала, зачем она поймала такси и велела шоферу-арабу следовать вон за тем мужчиной вниз по улице.

Так же она не совсем понимала, зачем согласилась поехать с Дэвидом на пляж. Скорее всего потому, что просто не хотела сейчас ни о чем думать и при этом не хотела оставаться одна. Она чувствовала себя беззащитной после похорон и не знала, что теперь делать. Ей надо было на кого-то положиться.

Эта стратегия работала, она действительно перестала беспокоиться о себе, причем настолько, что только сейчас, когда увидела море, поняла, что одета совершенно не для пляжа. На ней было черное пальто и черное платье. Черные колготки на правой ноге поползли. Никакой другой одежды у нее с собой не было.

– Куда мы едем? – спросила София.

– К русским, – ответил Дэвид.

Ей стоило бы спросить его сейчас, каких русских он хочет здесь найти, если не переставая щелкает как семечки барбитураты.

* * *

В три утра София стояла на балконе одиннадцатого этажа высотного дома с человеком, которого Дэвид представил ей как своего лучшего друга, Юрия. София интересовалась, почему не видно моря. Юрий объяснил, что море с другой стороны.

– Значит, если бы ваша квартира была с другой стороны дома, у вас был бы вид на море?

– Нет, там тоже не видно моря. Видна еще одна башня.

Они были не одни на балконе. Когда София вышла сюда в надежде перехватить глоток свежего воздуха, за ней последовали Миша, Людмила, Наташа и Мэнни. Дэвид единственный из всей компании остался в комнате.

София была разочарована отсутствием всяких видов с балкона.

Юрий согласился, что это обидно.

Он мрачно кивнул, взмахнув своей черной челкой. В руке он держал бутылку водки и, произнеся "О'кей", опять наполнил ее рюмку, потом рюмки всех остальных и в завершение свою. Перед тем как чокнуться и выпить, Юрий захотел сказать тост. Он прочистил горло.

– Что, выпьем за отсутствие вида? – спросила София.

– Нет, у меня другой тост. За счастливый случай, подаривший нам новых друзей.

София взяла рюмку водки, которую ей протягивал Юрий.

– Ладно, за счастливый случай, за то, что мы пьем сейчас не за отсутствие вида.

София точно знала, что ей не стоит больше пить. И она сомневалась, что ей удастся осилить эту рюмку. Юрий тоже испытывал некоторые трудности с принятием своей, но это из-за того, что он забыл о зажатом меж губ косяке. Рюмка, которую он поднимал к губам, натыкалась на таинственную преграду.

– Тут что-то не так, – пробормотал он. София подумала, глядя на него, что с ним точно что-то не так. Он был строен и подвижен, с фигурой атлета. Наркотизированный атлет, принимающий все допинги, разгоняющие кровь. Он и водку пил, и гашиш курил, и таблетками, которые ему дал Дэвид, тоже не побрезговал.

Они столкнулись с Юрием на углу какой-то улицы. Он вышел из бара на этом углу прямо в поток автомобилей, думая, что он по-прежнему внутри бара и направляется в туалет. Дэвид спас ему жизнь, во всяком случае так утверждал Юрий, и Дэвид не спорил с этим. Вскоре они уже разговаривали по-русски и вместе запивали колеса русской водкой. София не успевала следить за их беседой, но потом Дэвид перешел на английский.

– Я хочу выпить за моего нового лучшего друга. – Это был первый тост не по-русски.

До этого Юрий уже успел произнести много звучных русских та-та-та тостов, в которых София ничего не поняла, но Дэвиду они явно нравились. Она пыталась понять, о чем шла речь, по жестикуляции, которой Юрий сопровождал свои тосты. Ей вдруг показалось, что она участвует в одной из этих телеигр, где отгадывают разные шарады. Жесты Юрия были весьма выразительны, можно было подумать, что он пересказывает содержание какого-нибудь фильма, книги или песни: два слова, три слога. Сначала София ничего не могла понять, потом начала кое-что улавливать. Прошло немало времени, прежде чем она стала разбираться в ситуации. Позже Юрий перешел на английский.

Юрий объяснил, что выучил английский потому, что его сосед по квартире Мэнни не говорит по-русски. Он извинился, сказав, что не сразу понял, что София не понимает по-русски, а то бы уже давно переключился. Ему очень жаль. София поверила.

Она смотрела с балкона сквозь стеклянные двери внутрь квартиры и пыталась сфокусировать взгляд, чтобы разглядеть обстановку в комнате Юрия. София была удивлена, когда поняла, что это ей не удается. Она-то думала, что уже вполне протрезвела, по крайней мере, последние полчаса ей казалось, что она чувствует себя отлично. На самом деле если бы она, к примеру, была бы слепой, то сейчас могла бы и не подозревать, что пьяна.

Юрий опять наполнил рюмки. Когда он произнес следующий тост, София словно сразу протрезвела. Сначала она решила, что у нее слуховая галлюцинация. Она открыла глаза и поняла, что не ослышалась.

– Я хочу выпить за Израиль!

Она покрепче схватилась за балконный поручень. Все вокруг поддержали тост:

– За Израиль!

– За Израиль!

Она с шумом выдохнула. Ее вдруг перестало качать, она могла стоять совершенно прямо. Может, это был адреналин, а может, чувство опасности перед предстоящим боем. Она была готова на безрассудства, ей было все равно, даже если сейчас она вызовет очередной палестино-израильский конфликт.

Стояла тишина. Потом Юрий начал хихикать. Наташа и Миша тоже. Юрий опять поднял рюмку.

– Я хочу рассказать, как я в свое время решил переехать в Израиль. Я пришел в израильское посольство в Москве и целых два дня стоял в очереди на собеседование. Наконец подошла моя очередь и я оказался перед каким-то серолицым персонажем. Он меня спрашивает: "Почему вы решили эмигрировать в Израиль? "

Я ему отвечаю: "Не хочу расставаться со своей женой, а она хочет переехать в Израиль". Он посмотрел на меня и говорит: "Я вас не о том спрашиваю. Я хочу узнать почему вы решили переехать в Израиль". Я ему опять: "Ну, сестра моей жены, вся ее семья, все хотят в Израиль...» Тут он совсем посуровел и говорит: "Я понимаю. Но вы должны ответить, почему лично вы хотите в Израиль". Я ему снова: "Теща и тесть, все сестры, все туда хотят". Тут он и вовсе начал орать: "Слушайте, Юрий Эдуардович, вы мне уже рассказали про всех своих родственников. А теперь объясните, почему вы лично хотите туда поехать". На что я говорю: "Ну, это очень просто. Я на самом деле не хочу, но дело в том, что из всей семьи я единственный еврей".

Взрыв смеха на балконе разорвал ночную тишину. Софию опять начало покачивать. Ночь стояла душная, и даже на одиннадцатом этаже не было ни ветерка.

– Мне нужно присесть, – сказала она.

Все последовали за ней в комнату. Возле дивана находился небольшой столик, окруженный креслом и тремя кухонными стульями. У русских традиция пить и веселиться всем вместе. Никто не отделяется, не разбивается на стайки или пары, все вносят свою энергию в общий центр. Это ей объяснил Дэвид. И тут же сам нарушил традицию, удалившись на кухню, чтобы закрутить следующий косяк.

Кроме Дэвида и Софии здесь присутствовало четверо русских и один англичанин, Мэнни. Все говорили по-английски. Миша и Наташа говорили прекрасно, Людмила чуть похуже. Юрий все продолжал извиняться за то, что сразу не понял, что она не знает русский. У них были такие интересные разговоры, и ему так жаль, что она не смогла в них участвовать. Теперь он хотел бы наверстать упущенное и пообщаться с ней.

– София почтисвободна сегодня, – сказал Дэвид, лежа на полу.

Юрий взглянул на Софию, ища подтверждения, и она кивнула ему в ответ. Она отвыкла от гашиша, последний раз курила еще в университете и совершенно забыла, к каким опасным последствиям может привести его употребление вместе с алкоголем. Если не говорить вдобавок о транквилизаторах, да еще и о похоронах, с которых и началась эта поездка по русским горкам. Впрочем, о похоронах здесь точно не следовало упоминать, и не только потому, что это уже вчерашние новости. Это было просто опасно. Юрий, накачанный токсинами и эмоциями, мог запросто вовлечь ее в ураган эмоций. Квартира, в которой они находились, была всего-навсего хрупкой коробкой из бетона, вряд ли она бы его выдержала.

– Слушай, Юрий, как мы с тобой познакомились? – спросил Дэвид.

Юрий пожал плечами.

– Ты знакомый Наташи?

Дэвид обернулся, улыбнулся Наташе и протянул ей дымящийся косяк. Он посмотрел, как она затягивается, потом покачал головой.

– Нет, не думаю.

– А, ты, наверное, приятель сестры Людмилы. Я вспомнил.

– Сестра Людмилы? Это та женщина в первом баре? – Указывая рукой в сторону балконной двери, он переводил взгляд с Юрия на Людмилу.

– Нет, – сказал Юрий, – женщина в первом баре была официанткой. Сестра Людмилы работает проституткой.

– Ну, тогда я точно с ней не знаком. Хотя кто его знает, может... Я не помню.

– Ах, ну да, Мэнни! – воскликнул Юрий. – Он англичанин, как и ты, вы два друга.

– Я познакомился с Дэвидом меньше часа назад, – сказал Мэнни, – ты нас познакомил.

– Точно. – Юрий кивнул. – Это чудеса. Или карма. Знаешь, а не все ли равно? Мы здесь, и это главное.

Дом, в котором они находились, был одной из шести или семи блочных башен, стоявших параллельно дороге. С балкона София видела плоские крыши более низких зданий. Как и везде в Израиле и Палестине, на этих крышах между торчащих из бетона арматурных конструкций были протянуты бельевые веревки, стояли какие-то бочки и цистерны с водой. На крышах, в лачугах, сооруженных из ящиков, тоже жили люди.

– Вы все здесь живете? – спросила София. Мэнни мрачно хрюкнул. Юрий бросил на него взгляд и сказал:

– Что делать? У нас не так много денег, чтобы жить в другом районе, а мы все хотим жить в Тель-Авиве. Вы знаете, сколько стоит жилье в Тель-Авиве?

– Больше, чем в Лондоне, больше, чем в Нью-Йорке, – вступил Дэвид.

София вспомнила, что Мэнни говорил об этом раньше, и Дэвид пародировал его, возможно сознательно.

Юрий вскинул руки.

– Да, хуже рынка недвижимости, чем здесь, не бывает.

– А в Иерусалиме? – спросил Дэвид.

– Ну, это зависит от разных факторов. В Иерусалиме все по-другому. Там, конечно, хорошо, новые поселения вокруг, да и исторический центр весьма впечатляет. Но все-таки большинство предпочитает жить в Тель-Авиве. Почему? – Юрий оглядел всю компанию. – Потому что мы не психи. Нормальный человек всегда предпочтет Тель-Авив.

– За Тель-Авив! – провозгласил Дэвид. Потом вдруг понял, что рюмки у него в руке нет. Он приподнялся, оглядываясь вокруг в поисках еще одной бутылки водки, которую он где-то видел.

Стоя на четвереньках на ковре, он втянул носом стоящий в воздухе комнаты гашишный дым. Курить уже было необязательно, можно было питаться этим воздухом. Можно было взять нож и вилку, чтобы нарезать его на куски и жевать их. Несколько кусков можно было бы заныкать на потом. Он стоял, покачиваясь, на четвереньках и вдыхал носом сгустившийся дым. В Тель-Авиве. На ковре. На четвереньках. После недели, проведенной в Вифлееме, он уже не тот, что был раньше. Конечно, решающим фактором стала водка. Главный фактор – факер в доме. Он сжал зубы покрепче, чтобы не заржать на всю квартиру.

Дэвид поднялся на ноги. Постарался сделать это изящно. Два шага – и вот он уже тяжело плюхнулся на софу, тут же поймав глазами взгляд Софии, словно вопрошающий его: "Ты как, о'кей?" Дэвид, извиняясь, улыбнулся ей и посмотрел налево, чтобы выяснить, кого он еще мог потревожить своим падением. Все нормально, слева сидел этот слизняк Мэнни, хрен с ним. Следующей после Мэнни была худая девица с жидкой пергидролевой челкой. Последним, балансируя на ручке кресла, сидел тот парень, друг Юрия. Похоже, он никого не потревожил.

Дэвид вспомнил, пергидролевую девицу звали Людмила, это ее сестра была проституткой. Ну да, а парня зовут Миша. Он что-то шептал ей на ухо, а она внимательно слушала. Насколько Дэвиду удалось понять, речь шла об израильской системе социального обеспечения, а может, об иммиграционных законах. Едва Миша успел закончить свои объяснения, как к ним подплыл Юрий, протягивая один из трех курсировавших по комнате косяков.

Мише и Юрию было от тридцати двух до тридцати семи: Дэвид всегда затруднялся с определением возраста у русских. Он прожил год в Москве, когда учился в университете, и там увлекся сравнительной морфологией типов русских лиц. Он выделил два основных типа – Кожа и Кости, или Брежневы и Нуриевы. Представители Кожи плотные, как Миша и Наташа. Они могут выглядеть моложе своего возраста достаточно долго, на протяжении многих лет, до тех пор, пока уже на закате жизни внезапно не постареют. Кости – наоборот. У них плотная, полупрозрачная кожа, на которой почти не бывает морщин, но со временем она начинает напоминать бумагу, пока не становится молочно-белой пленкой, обтягивающей череп. В детском возрасте представители этого типа выглядят устрашающе, как исчадия пришельцев, но с возрастом становятся симпатичней. Дэвид предпочел бы относиться к этому генетическому типу, словно вырезанному алмазным резцом, где проработан каждый угол, каждая грань. Людмила относилась ко второму типу. Пока Миша объяснял ей, как работает система, она слушала его с неослабным вниманием. Усталость и напряжение придали ее лицу вид маски смерти. Дэвид должен был отметить, что это ее отнюдь не красило. Лучшие представители Костей – всегда мужчины.

Юрий тоже относился к Костям. Его внешности многие могли бы позавидовать, а многие не отказались бы и поменяться. Дэвид взглянул на него сквозь слои гашишного дыма. Лицо Юрия дрожало и плясало перед его глазами. Оно все время видоизменялось. Дэвид моргнул. Пертурбации лица Юрия вызвали у него ощущение измены. И вдруг Дэвид почувствовал, что ему совсем плохо. Он встал и направился в кухню.

Когда он, склонившись над раковиной, умывался холодной водой, в кухню следом за ним вошел Мэнни.

– Эту воду можно пить? – спросил его Дэвид.

– Я пью, – ответил англичанин.

Дэвид сделал большой глоток прямо из-под крана.

– На бутылочную у меня нет денег, – продолжил Мэнни.

Весь вечер этот парень доставал Дэвида, его шутки, его апломб, даже его молчание – все в нем раздражало.

Когда при знакомстве выяснилось, что они земляки, оба из Северного Манчестера, Дэвид попытался взять с Мэнни приятельский тон, невзирая на разницу в двадцать лет. Это не сработало. Теперь Мэнни зачем-то притащился за ним на кухню и бросал на Дэвида тоскливые взгляды. Скорее всего, еще недавно он был толстым мальчиком, маменькиным сынком с хорошим аппетитом, но как-то быстро растерял наеденное дома. При этом в нем чувствовалось что-то подленькое, и, несмотря на темные мешки под глазами, он не вызывал никакого сочувствия.

– Извини, – сказал Дэвид, – я мешаю тебе спать?

– Мне? Нет, я боюсь здесь спать.

На какой-то момент Дэвиду показалось, что он раскусил Мэнни, – мальчишка просто хнычет, чтобы большой дядя его пожалел и успокоил. Потом, взглянув на него, он вдруг понял, что тот действительно боится.

– Да, я тебя понимаю. Есть в них что-то опасное. Дэвид подумал, чего ради двадцатипятилетний английский парень живет в одной квартире с русским уголовником вроде Юрия, который может привести на ночлег кого угодно. Мэнни рассказал, что всякий раз, возвращаясь домой с ночной работы, он обнаруживает здесь пару-тройку новых девиц из Одессы, которые приехали, чтобы заняться проституцией. Гораздо реже здесь можно встретить англичанина за сорок с молодой арабской девушкой. Мэнни спросил, как их сюда занесло.

– Я подумывал опять заняться контрабандой наркотиков, – ответил Дэвид, – к тому же у нас были копы на хвосте.

Он слегка закашлялся, рассмеявшись, когда увидел, как у парня изменилось лицо. Хотя было видно, что и у того уже имелся какой-то криминальный опыт. Дэвид посмотрел на его руки и заметил, что он по-прежнему сжимает между пальцев косяк. Дэвид взял у него косяк, затянулся и передал ему обратно.

– А почему бы тебе не вернуться домой? – спросил он Мэнни.

Когда Мэнни затягивался косяком, это звучало как вопль о помощи. Когда выдыхал, это был вздох отчаяния.

– Мне надо наскрести денег.

У Мэнни не было денег. Его мать всегда хотела, чтобы он поехал в Израиль, и, когда она внезапно умерла, он решил исполнить ее желание. Здесь он учился по полсеместра в каждом израильском университете и потихоньку истратил все деньги. Он отнюдь не хотел поселиться в Израиле навсегда, но как вернуться обратно в Манчестер, тоже не знал. Он был в тупике.

Пока Дэвид слушал его историю, он старался не выпускать из поля зрения Юрия и Софию. Это было непросто, потому что, как только Дэвид двигался, Мэнни двигался тоже, чтобы оставаться перед ним.

Дэвид успел поймать образ Софии в платье с перетянутой талией, она слегка повернулась к Юрию. Ему показалось, что Юрий положил руку ей на плечо, но тут голова Мэнни опять закрыла обзор.

– А зачем ты вообще связался с Юрием? – спросил Дэвид.

– Ну, это планировалось только на месяц, временно...

Теперь София стояла, Юрий стоял рядом. Дэвиду приходилось извиваться, чтобы не терять их из виду. Он чувствовал себя как танцор в индийском фильме. Дэвид начал понимать, что его отношения с Юрием ухудшаются каждую секунду. Единственное, что пока препятствовало их полному краху, так это невольное участие, которое у него вызвал отчаявшийся английский паренек. Даже несмотря на свою большую дурацкую голову.

– Ты, наверное, лучше знаешь Юрия, чем я. Что он собой представляет? – спросил Дэвиду Мэнни.

– Да я его и не знаю толком... Так, мы собирались заняться вместе кое-каким бизнесом.

У Дэвида не возникало желания спросить, что это за бизнес. Он знал тип, к которому принадлежал Юрий: человек с идеями. В случае с Юрием было очевидно, что идеи эти скорее всего имеют криминальный характер. Юрий и София теперь вместе прохаживались по комнате. Дэвид было двинулся в комнату, но Мэнни удержал его за руку. Он еще не закончил изливать душу.

– Теперь он говорит, что надо немного подождать. Он еще не собрал нужное число девушек.

– Что?

– Ну, пока есть Наташа, Людмила, ее младшая сестра, и должны подъехать еще...

Мэнни загибал пальцы, считая девушек. Дэвид слушал его, не отрывая взгляда от Юрия и Софии. Теперь они вышли на балкон и были там наедине. Отделились от остальных. Это уже слишком.

Дэвид рванулся вперед, оттолкнув Мэнни в сторону. Он должен срочно защитить честь Софии, пока она еще не запятнана. Когда он вступил в комнату, вдруг открылась дверь спальни и оттуда вывалились мужчина и женщина. Он повернул голову в их сторону и смотрел, пока не разглядел все детали. Пунктирная улыбка на лице мужчины, пурпурные пятна косметики на лице женщины, как синяки на фоне бледной кожи. И струйка семени, стекающая от ее уха по скуле вниз, на шею. Она, наверное, была слишком пьяна, чтобы заметить это, Дэвид, видимо, не так, раз заметил. Он догадался: если смыть с ее лица косметику, то под ней обнаружится пресловутая сестра Людмилы.

Дэвид двинулся к балкону. Отодвинув занавеску, первым делом он увидел руку Юрия на плече Софии. София держалась за балконный поручень, склонив голову вниз, и сначала он подумал, что ее тошнит. Но тут он понял, что она плачет. Слезы лились из ее глаз, и все тело сотрясалось от рыданий.

– Что случилось? – Дэвид ожидал, что его голос прозвучит слишком резко, но когда он услышал себя со стороны, то сам удивился спокойствию своего голоса. – В чем здесь дело, ребята?

– У ее отца был сердечный приступ, она провела бессонную ночь у его постели, потом целый день на похоронах, и после всего этого ты решил притащить ее на вечеринку? – ответил Юрий.

* * *

Дэвид старался как мог успокоить Софию. Он усадил ее на диван и, обнимая, шептал ей то, что, по его мнению, должно было ее успокоить. Юрий сидел на перевернутом кухонном стуле, изливая на них речь, состоявшую из идиом, народных пословиц и поговорок, философских сентенций и тому подобного, всего, что имело отношение к боли и горю:

– Страдание необходимо, печаль – это такое же чувство, как и все остальные, и она обязательно должна выйти наружу. Нельзя таить ее в себе. Мы все живем среди страданий. Но когда наше горе изливается слезами, появляется надежда на мир и покой.

Дэвид испытывал чувство вины за то, что привез Софию в Тель-Авив. Он знал, что это было ошибкой, но, с другой стороны, может есть своя правда в том, что безумные действия помогают легче перенести страдания. И каждая слеза – это молитва о мире. Хорошо, подумал он, что Юрий сейчас говорит по-русски. Хорошо, что София не понимает всю эту чушь, которую он несет.

Юрий адресовал свою речь всем присутствовавшим, используя ситуацию Софии для иллюстрации собственных взглядов на жизнь. Дэвид слушал его, гладя голову Софии, лежащую у него на плече. София больше не тряслась, разве что иногда мелко дрожала, вцепившись в складки его рубашки. Дэвид наслаждался своей ролью защитника.

Юрий в конце концов исчерпал запас сентенций и, видимо, больше ничего не мог изобрести. Он повернулся к Дэвиду.

– Она тебе кто, жена? – спросил он.

– Нет.

– А то я уж хотел тебе позавидовать. Впрочем, в наше время надо сразу определиться, чего ты ждешь от брака.

Дэвид смотрел в сторону кресла, в котором сидела Людмила, вытиравшая носовым платком лицо своей сестры. Клиент ушел, и надо припудрить нос для очередного.

– А вы с Юрием женаты? – спросил он.

– Нет, мы женаты с Мишей, – ответила Людмила.

– А я женат на Наташе в данный момент, – пояснил Юрий. Он показал рукой в сторону Наташи, которая сидела пьяная в углу комнаты.

– Мы тут почти подыскали жениха для Ольги. Проблема в том, что она не еврейка, но станет еврейкой, если все срастется, – продолжал Юрий.

– Ты что, брачный агент? – спросил Дэвид.

– Это одно из моих занятий, – сказал Юрий. – Если тебе интересно, я объясню. Я организую взаимовыгодное соглашение между мужчиной и женщиной, даже составляю контракт. Невеста платит мне определенный процент своего заработка каждую неделю. Когда наконец она получает вид на жительство, они разводятся.

– Ты навязываешь им свои условия?

– В этом нет необходимости. Они сами рады. Иногда у них бывают неприятности, если развод следует слишком быстро. Стоит властям пронюхать, что брак был фиктивным – их депортируют.

Юрий наморщил лоб и развел руками, как ему, дескать, жаль бедняжек. Он протянул Дэвиду косяк.

– Я, например, был женат много раз, – продолжал Юрий. – И поверь, здесь, в Израиле, супружеская жизнь может быть совсем недурна.

Дэвид повел головой в сторону Мэнни.

– А как насчет его? Для него у тебя есть кто-нибудь на примете?

– Пожалуй, да, – ухмыльнулся Юрий.

Мэнни имел еще более жалкий вид, чем раньше, если это вообще возможно. Вероятно, сказывалось действие алкоголя и гашиша. Он сидел словно в ступоре, вцепившись в косяк и глядя в никуда.

Юрий шагнул по ковру в его сторону.

– Сорри, – и вытащил косяк из его пальцев. Миша сидел на краю дивана и закручивал следующий.

Тут зашевелилась София. Она словно пришла в себя и стала высвобождаться из объятий Дэвида. Он убрал руку с ее плеча.

– Ты как, о'кей?

– Извини.

– Нет, это ты извини, что я притащил тебя сюда.

Вечеринка у Юрия и не думала закругляться. Дэвид понял, что его схема, весь этот гениальный план опять заняться контрабандой наркотиков был полным идиотизмом. Весь Израиль заполнен гашишем и марихуаной, и все это в основном доморощенные гибриды типа "хроник", "сканк", "серебряный лист" или "лунный лист". Что они не могут вырастить сами, то импортируют из Европы. Этот бизнес сильно изменился со времен его молодости. Самодеятельные агрономы Третьего мира выращивают анашу по гидропонной технологии, позаимствованной у Первого мира. Пока они были в баре, Юрий рассказывал, что у него сохранились контакты в республиках бывшего Советского Союза. Дэвид знал, что в некоторых странах Центральной Азии есть героиновые плантации, но это не для него. Все это в прошлом, надо искать что-то новое.

Он начал было опять оправдываться перед Софией за то, что привез ее сюда:

– Это была глупая идея.

– Нет, – ответила она. – Я хотела поехать с тобой, хотела поговорить с тобой о моем отце. Я однажды рассказала тебе о нем и о себе то, чего никому больше никогда не рассказывала. И может, это безумие, но у меня есть ощущение, что если я опять поговорю с тобой, это поможет мне разъяснить ситуацию для себя самой.

Дэвид постарался не выказать своего удивления. Но он абсолютно не понимал, что она имеет в виду. Он не помнил ни слова из ее тогдашней исповеди. Но чувствовал, что она так близка ему, и не хотел расставаться с этим чувством.

– Давай уйдем отсюда, – сказала София. – Мы можем поговорить в машине.

Он встал первым, покачиваясь, и протянул ей руку. Юрий в этот момент произносил новый тост. Дэвид уловил слово Любовь, остальное он не услышал за звоном стаканов и бутылок и криками одобрения четырех пьяных глоток. И тут началось.

Миша все это время, вероятно, был в туалете. Сейчас он вернулся, пьяно покачиваясь, и выронил из руки зажженную "Зиппо" прямо на ковер, пропитанный разлитой водкой. Языки пламени побежали по ковру, сначала бледно-голубые и жидкие, но они быстро набрали силу, и ковер заполыхал. Людмила и ее сестра закричали. Наташа было выпрямилась в кресле, икая и вроде просыпаясь, потом вдруг опять впала в ступор и завалилась обратно. Юрий прыгал по ковру, пытаясь сбить пламя. При этом он звал на помощь Мишу: "Вы что, хотите здесь все спалить?! " Упитанный Миша поднялся на ноги и принялся шаркать пьяными ногами по горящему ковру.

Тут из кухни появился Мэнни, неся большой таз, полный воды. Вот от кого Дэвид не ожидал подвигов. Но когда Мэнни выплеснул таз на ковер, он дождался благодарностей только от Людмилы. Миша ругался, что ему промочили ноги, остальные девушки молчали.

Юрий некоторое время колебался, не выказывая ни благодарности, ни осуждения. Мэнни был недвижим и ловил ртом воздух, стараясь восстановить дыхание. Когда Юрий направился к Мэнни, это выглядело угрожающе. Но он заключил его в объятия и трижды расцеловал, прежде чем пуститься вместе с ним в пляс.

– Герой последнего часа! Быстро! Тост за нашего героя!

Тосту не суждено было состояться.

Все забегали в поисках своих рюмок, а Юрий возвышался в центре комнаты, подняв новую бутылку водки, как чемпионы держат свои кубки. После волнения, которое охватило всех при пожаре, они теперь считали, что должны произвести не меньше шума, чем в тот момент, когда уже готовились погибнуть в огне. И из-за этого шума никто не заметил, как на пороге комнаты появился еще один человек.

Человек этот был огромен. На голову выше любого из присутствовавших, хотя и босой. Это тоже был русский, примерно одного возраста с Юрием, но сложением он напоминал старомодную статую советского героя или олимпийского чемпиона по метанию молота. В руке этот молотобоец держал огромный зазубренный мясницкий нож. Секунду он просто стоял и смотрел. Потом двинул Юрия своим могучим плечом. Юрий отлетел к балкону и только попытался встать на ноги, как верзила напрыгнул на него сверху, приставил нож к его горлу и заорал. Хоть кричал он и по-русски, но Дэвиду пришлось напрячься, продираясь сквозь междометия и матерные выражения, пока он не понял, в чем проблема. Ночь была чертовски жаркой, он потратил два часа, чтобы усыпить детей, которые боялись заснуть, потому что думали, будто могут задохнуться во сне. Жена совершенно измучена, она тоже не может спать, только сидит в своей комнате и плачет. И тут еще вы устраиваете этот бедлам.

Юрий начал извиняться. У нас просто была вечеринка, никто не хотел потревожить детей... Юрий все повторял слово "вечеринка", тра-та-та, забыв при этом даже вынуть косяк изо рта. В перерывах между предложениями он затягивался и выпускал дым чуть ли не в лицо гиганту, отчего тот все больше багровел.

Дэвид не знал, что делать. По-своему этот человек прав, он заботится о жене и о детях. Но, с другой стороны, у него этот ужасный нож. В любое другое время это, возможно, выглядело бы мелодраматично, но сегодня явно безумная ночь. Нож вносил дополнительный элемент полного безумия.

Была и еще одна причина, по которой Дэвид предпочел не вмешиваться. Мужик сразу напал на Юрия. Наверное, знал, что он тут главный. Но Дэвид подумал, что, может, он выбрал Юрия потому, что тот был крупнее остальных мужчин в комнате. Выбравший из всех врагов самого крупного явно заслуживает уважения.

И тут абсолютно пьяный Миша ударил мужика бутылкой. Он хотел по голове, но промахнулся и попал по плечу. Наверное, вдруг почувствовал, что хочет что-то доказать. Ведь это он был виновником пожара. Мужик отпустил Юрия и, развернувшись, полоснул ножом по воздуху. Миша избежал ножа только потому, что в этот момент уже заваливался на спину. Мужик пнул его в живот и опять направился к Юрию.

Юрий выбежал на балкон. Когда гигант настиг его, Юрий стоял к нему лицом, опершись задом о поручень. Он попытался оттолкнуть своего преследователя ногой, но поскользнулся и, опрокинувшись спиной назад, полетел вниз. Даже его удаляющийся крик не смог поколебать тягучий ночной воздух.