"Триумф времени" - читать интересную книгу автора (Блиш Джеймс Бенджамин)

5. ДЖИХАД

Этот разговор в особенной степени оказался болезненным так же и для Амальфи, несмотря на многие века приобретенного опыта из наличия расхождений во мнении с Хэзлтоном, обычно заканчивавшихся навязыванием мнения Амальфи, если не существовало никакого иного пути обойти его как-то иначе. В этом споре присутствовало нечто, имевшее некую неприятную нотку для Амальфи, однако он достаточно хорошо понимал, в чем оно заключалось: это бесплодный, короткий и бесстрастный «осенний роман» с Ди. И сейчас, отсылая ее домой, к Марку, несмотря на то, что он считал это необходимым, это действие весьма откровенно оказалось возможно интерпретировать, как акт мести в отношении когда-то любимого человека, которого уже больше не любишь. Подобные разрывы довольно часто случались между возлюбленными, и об этом Амальфи очень хорошо знал.

Но предстояло сделать столь много всего, что он смог забыть об этом, после того, как Ди и дети отбыли на космолете. Но, тем не менее, ему не дали возможности позабыть об этом надолго — и в действительности — всего лишь на три недели.

Обсуждение надвигающейся катастрофы, наконец, вошло в такую стадию, когда оказалось уже просто невозможно избежать работы с противодействующими градиентами энтропии, и таким образом, обсуждение вошло в область, когда уже только одни слова никого больше не удовлетворяли — в действительности, на них вообще теперь вряд ли можно было рассчитывать. Эффект, заключавшийся в этом, оказался следующим: все участники обсуждения, в основном бывшие инженерами или администраторами, или и тем и другим вместе, например как Амальфи или Мирамон, или в основном философами, как например Гиффорд Боннер, оказались вынуждены перейти в разряд свидетелей; так что теперь обсуждения переместились в офис Ретмы. Амальфи присутствовал на них, когда только у него находилось время, потому, что он не мог знать, когда Ретма, Джейк или Шлосс вернутся назад из своей символической стратосферы и скажут что-то такое, что он сможет понять и использовать.

Тем не менее, сегодня в офисе стояла ненастная погода. Говорил Ретма:

— Как мне видится, проблема в том, что время в нашем понимание не является процессом, который мог бы течь в обратном направлении. Например, мы можем написать вот такое диффузионное уравнение. Он повернулся к доске — «исследовательскому инструменту» физиков-теоретиков с незапамятных времен в любых условиях — и написал:

2 2 2 2

d G d G d G 2 d G

—  — + — + — = a -

2 2 2

dx dy dz dt

Для удобства Джейка, над головой Ретмы небольшая телекамера фиксировала свой телевизионный глаз точно на отметках, оставляемых мелом.

— В этой ситуации "а" в квадрате — действительно является постоянной, так что ее можно предсказать только для какого-то будущего времени t, но не для более раннего времени t, потому что выражение для обратного временного потока отличается от приведенного.

— Странная ситуация, — согласился Шлосс. — Это означает, что при любой термодинамической ситуации, нам необходимо иметь более точное знание будущего, чем то, что мы знаем о прошлом. Во вселенной же антивещества все это должно быть наоборот — но только лишь с _н_а_ш_е_й_ точки зрения; гипотетически наблюдатель, живущий при их законах и созданный из их энергий, я предполагаю, не смог бы заметить различия.

— А не можем мы написать конвергентное уравнение для обратного временного потока? — спросил голос Джейка. — Такое, которое описывало бы их ситуация так, как мы ее видели бы, в случае такой возможности? Если мы не можем этого сделать, то я не вижу, каким образом мы сможем разработать приборы, способные обнаружить такие отличия.

— Это можно сделать, — ответил Ретма. — Например. Он перевернул доску и, поскрипывая, на доске быстро заструились символы:

2 2 2

d G d G d G 4 T m dG

—  — + — + — = — * -

2 2 2

dx dy dz ih dt

— Ага, — произнес Шлосс. — Это дает нам воображаемую постоянную вместо реальной. Но ваше второе уравнение — не является зеркальным отображением первого; не сохранено соответствие. Ваше первое уравнение — представляет собой процесс уравнивания, в то время как второе — представляет колебательный процесс. И конечно же, градиент на той, другой стороне не является пульсирующим!

— Так или иначе — соответствие все равно не сохраняется при столь слабых реакциях, — заметил Джейк. — Но тем не менее, мне кажется, на возражение все же стоит обратить внимание. Если Уравнение Два и описывает что-то, то это никак не может быть другая сторона. Оно должно описывать о_б_е_ стороны — всю огромную систему в целом, правда в том случае, если она циклическая, чего мы как раз пока и не знаем. Не вижу я и каким путем это можно было бы проверить, так что это уравнение совершенно и полностью недоказуемо, как и Гипотеза Маха…

Тихо приоткрылась дверь и молодой Онианин жестом поманил Амальфи. Мэр встал без особого неохоты: мальчишки доставляли ему массу неприятностей сегодня, и он обнаружил, что скучает по Эстелль. В ее функции входило напоминание всей группе о возможных ловушках в предположениях Ретмы: например, здесь, Ретма использовал d, которое по тем познаниям, что имелись у Амальфи насчет математики являлось дифференциалом в вычислениях, просто как выражение для константы; он использовал G, которая для Амальфи было постоянной тяготения, чтобы выразить термодинамический термин, который Амальфи привык видеть написанным в виде заглавной буквы греческого алфавита «пси»; и мог ли быть Шлосс уверен в том, что i у Ретмы является эквивалентом квадратного корня из минус единицы, как это было в математике Новой Земли? Без сомнения, у Шлосса имелись полные основания считать, что взаимопонимание по этому исключительно простому символу давно уже достигнуто между Ново-Землянами и Ретмой, но без Эстелль Амальфи чувствовал себя все не несколько беспокойно. Кроме того, он знал, по крайней мере интеллектуально, что несмотря на то, что все подобные важные битвы с проблемой в физике обычно выигрывались вот на таких совещаниях, у таких вот классных досок, все же временно не был к ним расположен. Ему нравилось наблюдать, лишь когда какие-то события происходило по настоящему. И они не замедлили со своим началом. Как только дверь захлопнулась, скрыв из виду видимых и невидимых физиков, молодой Онианин произнес:

— Прошу извинить меня, за то что побеспокоил вас, мистер Амальфи. Но вас вызвали по срочному поводу с Новой Земли. Это Мэр Хэзлтон.

— Хеллешин! — это ругательное словечко имело Веганское происхождение; и никто из живущих не знал его значения. — Ладно, пошли.

— Где моя жена? — без всякого предисловия потребовал от него Хэзлтон. — А так же мой внук и дочка Джейка? И где ты сам пробыл все эти последние три недели? Почему ты не вызывал меня? Я тут уже схожу с ума, а Ониане устроили мне головомойку четвертого уровня сложности, прежде чем позволили мне связаться с тобой…

— О чем это ты говоришь, Марк? — спросил Амальфи. — Останови хотя бы на немного свою пулеметную речь и дай мне разобраться, в чем это тут дело.

— Именно это и Я хотел бы знать. Хорошо. Я начну снова. Где Ди?

— Я не знаю, — спокойно ответил Амальфи. — Три недели назад я отослал ее домой. И если ты не можешь найти ее — это уже твоя проблема.

— Она сюда не прибыла.

— Как не прибыла? Но…

— Именно — но. Корабль, посланный за ней и детьми, так и не прибыл. Мы вообще больше ничего о нем не слыхали. Он просто исчез, а вместе с ним — Ди, дети и все остальное. Я суматошно пытался связаться с тобой, чтобы узнать — выслал ли ты корабль в обратный путь или нет; Теперь то я знаю, что ты это сделал. Что ж, думаю, мы можем понять, что _э_т_о_ означает. Тебе лучше бы закончить свое барахтанье в физике и немедленно вернуться сюда, Амальфи.

— А что я могу сделать? — спросил Амальфи — Я знаю ничуть не больше тебя.

— Тебе бы, черт возьми, все же лучше вернуться сюда и помочь мне разобраться во всей этой каше.

— Какой каше?

— Что ты делал все эти три последние недели? — завопил Хэзлтон. — Ты хочешь мне сказать, что ничего не слышал о том, что происходит?

— Нет, — ответил Амальфи. — И прекрати вопить. Что ты хочешь этим сказать — «Мы знаем, что _э_т_о_ значит»? Если ты думаешь, что понимаешь, что именно произошло, так почему же ты не предпринимаешь никаких действий, а вместо этого забиваешь линии Дирака, пытаясь достать меня? В конце концов, ты же мэр; И у меня достаточно своей работы, которую необходимо выполнить.

— Если мне крупно повезет, я еще пробуду мэром дня два, наверное, — яростно выпалил Хэзлтон. — И ты несешь прямую ответственность, так что не нужно пытаться ускользнуть. Апостол Джорн начал свой поход две недели назад. Сейчас он располагает флотом, хотя я и не могу себе представить, как он его сформировал. Основная часть его сил не находится поблизости от Новой Земли, но так или иначе, он все равно постарается захватить планету — и вся Новая Земля просто кишит этими деревенскими парнями с фанатичными выражениями лиц и размонтированными спиндилли. И как только они доберутся до меня, конечно же я ничуть не сопротивляясь собираюсь сдаться — ты ничуть не хуже меня знаешь, что может сделать одна из этих машинок, и эти фермерские парни используют их, как личное оружие. Не собираюсь жертвовать десятками тысяч жизней, только лишь для того, чтобы сохранить свою администрация; если они хотят чтобы я ушел, они спокойно могут меня убрать.

— И ты считаешь это моей виной? Я однажды уже говорил тебе, что Воины Господа опасны.

— И я не послушал тебя тогда. Хорошо. Но они никогда не предпринимали шагов к началу своего похода, если бы не тот факт, что ты и Мирамон подвергли строгой цензуре все, чем вы занимаетесь. Таким образом, Джорн получил свой предлог; он говорит своим последователям, что вы попытаетесь помешать предстоящему, заранее предопределенному Армагеддону, и тем самым подвергаете опасности их шансы на спасение. Он объявил джихад против Ониан за подстрекательство такого вмешательства и этот джихад безусловно включает в себя и Новую Землю, поскольку мы сотрудничаем с Онианами…

Вдруг по связи послышались четыре громких и тяжелых удара кулаком по металлу.

— О, боги звезд, они уже здесь, — простонал Хэзлтон. — Я оставлю линию связи открытой насколько только возможно долго — может быть они и не заметят… Его голос стих. Амальфи угрюмо продолжал вслушиваться, навострив уши, пытаясь расслышать хотя бы звук.

— Грешник Хэзлтон, — произнес очень молодой и весьма испуганный голос, почти выпаливший это мгновенно, — ты уже не скроешься. По Повелению Джорна, тебе приказано пройти исправительное обучение. Ты собираешься — ты подчинишься без сопротивления?

— Если вы попробуете здесь привести эту штуку в действие, — громко произнес Хэзлтон — очевидно, он специально говорил так громко, для лучшей слышимости микрофона, — вы снесете полгорода. И что хорошее вы из этого извлечете?

— Мы умрем как Воины, — ответил другой голос, и хотя он также был весьма напряженным, все же теперь, когда он говорил о смерти, он казался более самоуверенным. — А ты будешь вечно гореть в адовом пламени.

— А все остальные?..

— Грешник Хэзлтон, мы не угрожаем, — заговорил другой, более старший, низкий голос. — Мы считаем, что добро есть в каждом. Джорн повелевает нам спасать грешников и именно это мы и будем делать. А для вашего хорошего поведения у нас имеются заложники.

— Г_д_е _о_н_и _н_а_х_о_д_я_т_с_я_?

— Они были подобраны Воинами Господа, — ответил низкий голос. — Джорн в своем блаженстве оказался достаточно добр, чтобы позволить нам установить cordon sanitaire [санитарный кордон (фр.) ] для этого Безбожного мира. Так, во имя спасения этой женщины и двух невинных детей, ты подчинишься? Я бы посоветовал тебе, Грешник — эй, какого черта, связь включена! Джоди — разбей эту штуку и быстро! Ну что я такого сделал, что бы на меня взвалили группу такой испорченной деревенщины…

Неожиданно динамик завыл на тонкой ноте и тут же смолк, прежде чем этот вой смог усилиться.

Какой-то момент, Амальфи просто потрясенно сидел. Он получил слишком быстро сразу много информации; поскольку, теперь он был уже гораздо старше, чем это бывало с ним в прошлом. Он никак не предполагал, что может случиться что-либо подобное с ним — но вот оно, произошло.

Джихад против планеты Он? Нет, маловероятно — по крайней мере, не напрямую. Апостол Джорн должен хорошо понимать, что значит пытаться захватить мир, столь полностью неизвестный для него, да еще в особенностями с силами, которые в большей степени представляли собой просто толпу, а не войска. Но Новая Земля была совершенно уязвима; и это был первый, логичный шаг к блокированию этой планеты. А теперь у Джорна оказалась Ди и дети.

Надо что-то предпринимать!

Как именно и что предпринимать — это было уже другое дело; для этого необходим был такой корабль, который ни один возможный заслон Воинов не имел бы возможности остановить, но такого корабля на планете Он не существовало. Единственной возможной альтернативой был маленький, исключительно быстрый кораблик, с низким уровнем засекаемости; но и это в равной степени было невозможно для пересечения такого большого расстояния, так существовал минимальные размеры даже для одного спиндиззи. Или это может быть не так? Кэррел находился на планете Он и он располагал значительными познаниями в создании относительно маленьких, приводимых в действие спиндиззи proxies; один такой принимал участие в Марше на Землю на протяжение всего похода, и никто не обратил и малейшего внимания на эту штуковину. Конечно же, proxy был отлично, поскольку был весьма шумным, засекаем обычными методами, и только пилотирование его Кэррелом предотвратило собравшиеся в кучу города от возможности отличить оставляемые им следы от следов, которые побочно оставляло обычное межзвездное вещество…

— Ты бы мог еще раз попробовать это сделать, а, Кэррел? И помни — на этот раз у тебя не будет огромной стаи городов, способных помочь запутать дело. И заслон, сквозь который тебе необходимо будет прорваться — представляет собой одну тонкую скорлупу из вращающихся по орбите военных кораблей, вокруг одной планеты — и мы не знаем ни сколько их там имеется, ни того, какое оружие они несут, ни того, насколько аккуратное наблюдение за пространством они ведут…

— Предположим худшее, — заявил Кэррел. — Они захватили, помимо всего прочего, корабль, который мы послали за Ди и ребятами, даже не зная того факта, что именно мы его и послали. Я могу сделать это, мистер Амальфи, но только если вы мне позволите производить необходимые маневры, как только отключится автоматика; в ином случае, я думаю, вы будете обнаружены, несмотря на то, сколь маленьким бы ни был корабль.

— Хеллешин!

Но никакого обходного пути не оказалось; Амальфи пришлось подвергнуть самого себя по крайней мере двухдневным совершенно диким обманным-запутывающим маневрам Кэррела, даже и разу не прикасаясь к управлению корабликом. Это будет довольно трудным делом для пожилого человека, но Кэррел был совершенно прав — другого возможного пути не было.

— Хорошо, — сказал он. — Только позаботься о том, чтобы я остался жив, когда я совершу посадку.

Кэррел усмехнулся.

— Я еще никогда не терял свой груз, — сказал он.

— Правда, в том случае, если он надлежащим образом закреплен. Так где ты собираешься сесть?

И это был совсем не простой вопрос. В конце концов Амальфи решил, что посадку следует совершить в Централ Парке, в самом сердце старого города Бродяг. Возможно, это и было в опасной близости от командного центра Воинов, но Амальфи совсем не хотелось преодолевать тысячи миль Новой Земли только для того, чтобы встретиться с Хэзлтоном; и существовала достаточно реальная возможность того, что старый город окажется табу для неотесанных парней или по крайней мере, они инстинктивно будут его избегать. Апостол Джорн конечно бы не упустил из виду и направил бы патрули в такое совершенно очевидное место возможных сходок свергнутых им, но очевидно, Джорн находился где-то на другом конце Облака со своими главными силами.

А так как, даже для спиндиззи, имелось ограничение на возможность упаковки определенного количества энергии внутри маленького корпуса, путешествие оказалось более, чем долгим, и Амальфи смог немного подготовиться, с помощью ультрафона, и узнать о всех событиях внутри Облака, от которых он отгородился на планете Он. Картина, представленная ему Марком, оказалось точной, хотя быть может чуть и искаженной по выразительности. Настоящие заботы Апостола Джорна были весьма далеки от Новой Земли и его джихад был объявлен против всех неверных, везде, а не только Ониан. Ониане просто оказались одной из статей обвинительного акта, которая специфически оказалась применима к Новой Земле — это, а также и необъявленное, но ни в чем другом нескрываемое намерение Новой Земли проникнуть в тайну конца времени, что само по себе было богохульством. Амальфи предполагал, что мятеж на Новой Земле и захват центрального правительства на ней оказался незапланированным побочным продуктом данной прокламации, к которому Джорн оказался не подготовлен, чтобы извлечь из происшедшего полную выгоду. Если бы он планировал такое развитие событий, или что-то подобное существовало в планах его военных стратегов, он немедленно направил бы свои главные силы на планету. А так, как обстояло дело в действительности, он просто — и запоздало — установил номинальную блокаду. Если переворот, устроенный его последователями удастся — что ж, все хорошо и замечательно; если же нет — он спешно сможет снять эту блокаду, чтобы сохранить корабли и людей для другого, более благоприятного дня.

По крайней мере, так предполагал Амальфи; но в то же время, он с беспокойством сознавал, что в Апостоле Джорне он впервые теперь имел дело с врагом, чей образ мышления мог быть совершенно отличен от его собственного, от начала и до конца.

Корабль неожиданно перешел со спиндиззи на ионные двигатели. Амальфи полностью прекратил думать об этом и просто стал ждать.

Как только корабль вошел в плотные слои атмосферы, управление им снова перешло к Амальфи; на планете Он Кэррел отключил свое дистанционное управление с помощью передатчика Дирака и передал управление непосредственно на пульт корабля. Амальфи удалось произвести легкую, как пушок, ночную посадку в южной части Центрального Парка, в довольно большом, неправильных размеров, углублении, согласно легендам, бывшим когда-то озером. Посадка прошла без всяких приключений; совершенно очевидно, что его не заметили. Возможно, утром оставленный кораблик может быть и заметит патрульный флаер Воинов, но старый город был просто замусорен самого причудливого вида механическим мусором; и надо просто быть исследователем города, обладающим такими же познаниями, как Шлиман о девяти Троях, чтобы разобраться, что является новым, а что — нет. Амальфи чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы оставить кораблик, даже не попытавшись его замаскировать.

Следующая проблема: Как связаться с Марком? Предположительно, он все еще находился под арестом, или чем-то схожим; на «исправительном обучении», как это смог расслышать Амальфи, когда об этом что-то произнес один из Воинов. Означало ли это, что они собирались заставить ленивого, привыкшего в основном к мыслительной работе, Хэзлтона застилать постели, подметать полы и молиться по шесть часов на день? Пожалуй, не слишком вероятно, особенно по части молитв. Тогда что же?…

Неожиданно, тащась вдоль по Пятой Авеню, залитой лунным светом и совершенно пустынной, по направлению к административной башне, Амальфи уверился в том, что к нему пришла трезвая мысль. Управлять галактикой, даже такой маленькой и в основном неисследованной, как эта маленькая галактика-спутник, не является простым делом, подобным тому, что ты берешь бумажку, с подноса на котором обозначено «Входящие документы» и перекладываешь их на другой поднос, на котором написано «Исходящие документы». На это требуются века опыта и высокая степень знакомства с передачей данных, созданием и поддержкой файлов и знание принципов действия других машин, которые выполняют 98 процентов вспомогательной работы. В дни Бродяг, к примеру, иногда случалось так — хотя и не очень часто — что мэр обменивался с другим городом согласно «правилу благоразумия», после того, как он проигрывал выборы; и обычно у него уходило от пяти до десяти лет на то, чтобы научиться управлять новым городом, даже и на таком весьма низком посту, как ассистент управляющего городом. И это не было искусством, которое неотесанный мужик, несмотря на то, сколь бы божественно он мог быть подвигнут на эту работу, смог бы справиться с ней за неделю.

Наиболее возможным местом прохождения Марком его «исправительного обучения» скорее всего должен являться его офис. Он должен бы управлять Облаком для Воинов — и без сомнения, делать эту работу гораздо хуже, чем они смогли бы обнаружить, даже если бы они оказались достаточно сообразительны, как без сомнения, были некоторые из них, чтобы заподозрить подобный саботаж. Амальфи, сам являвшийся мастером в том, что касалось закрутки колес в обратном направлении, если такое было необходимо, мог отдать предпочтение Хэзлтону в любое время; Марк был хорошо известен тем, что частенько применял эти свои способности на своих друзьях, быть может просто для того, чтобы не потерять квалификацию, а быть может, просто из привычки.

Что ж, очень хорошо; проблема вхождения в контакт с Марком решена, осталось расчистить путь для наиболее трудных вопросов: Каким образом разочаровать в легкости завоевания, и, если представиться возможным, изгнать Воинов; а также, каким образом вернуть Ди и детей в целости и сохранности?

Будет трудно решить, какой из этих двух трудных вопросом наиболее тяжел. Как указал Марк, выдранные с корнем спиндилли в руках новоиспеченных Воинов совершенно очевидно, представляют собой гораздо большую опасность, чем мушкеты или вилы. Используемые со знанием, эти машины могли вывести из влияния тяготения какого-нибудь вашего оппонента и забросить его в верхние слои атмосферы под влиянием вращающего момента вокруг своей оси самой планеты — Новой Земли; или такой же эффект можно было бы применить, скажем, к углу или стене здания, если бы кому-то захотелось уничтожить очаг сопротивления. Но главная опасность лежала в том факте, что в руках фермерского мальчишки, спиндилли _н_е_ мог быть использован со знанием. Он был создан не как оружие, но как прибор, предназначенный для контроля погоды в пределах территории твоего дома, и был больше по размерам, тяжелее и более неуклюж, чем домашняя керосиновая лампа Двадцатого века. Учитывая сложности, сопутствующие даже самому перемещению такого объекта, особенно пешим образом, искушение установить его на максимальное усиление будет почти непреодолимым, еще до того, как его размонтируют и снимут с его бетонного пьедестала в погребе. И скорее всего, его оставят там, так что натруженные мышцы спины и рук несшего спиндилли ничего другого не захотят произвести, кроме как нацелить прибор — более или менее точно — и нажать на кнопку включения. Это означало, что каждый раз, когда один из фермерских парней мог разгневаться или обнаружить богохульство в какой-то случайной ремарке, или мог выстрелить, испугавшись какой-нибудь тени, неожиданного незнакомого звука или свенгали, он легко мог снести таким вот образом два-три городских блока, прежде, чем он сообразил бы, где находиться кнопка отключения; или сама машина, брошенная и оставленная в панике, могла снести до основания еще парочку-другую блоков, прежде чем ее аккумуляторы бы иссякли и она отключилась бы сама.

Спасение Ди и детей, без сомнения, было весьма важно, но разоружение Воинов должно стать самым первым делом.

Он заметил, что слегка подпрыгивает, когда он ступил из шахты-лифта спиндиззи на прочный, неподвижный бетон центра управления и усмехнулся. Он снова чувствовал себя живым, спустя столь много лет пустого проглядывания, ворчания и прозябания. Эта проблема являлась именно той, для которой он и был создан, именно такой, к которой он подходил с уверенностью, рожденной из удовольствия. Сам конец времени представлял собой достаточно крупную проблему; ему никогда бы не удалось найти нечто более крупное и он был благодарен этому. Но оказалось, что ему просто не с кем ее обсудить или, если возможно, немного кого-то обмануть.

Да, прошло уже _о_ч_е_н_ь_ много времени; и ему лучше бы быть настороже против чрезмерной самоуверенности. Из-за нее, он то и дело попадался на удочку, даже тогда, когда он постоянно практиковался в своем искусстве. В особенности, подозрительно легко ему удалось разглядеть, какие-именно шаги необходимо предпринять в данной ситуации; но это уже был не тест; а все дело заключалось в его древней профессии — историка культур — вкратце — диагностика — который либо мог полностью овладеть ситуацией, либо провалиться с треском… и по случайности он, мог бы спасти или потерять от трех до четырех миллионов жизней и одну из них — Эстелль.

Что ж, надо действовать весьма осторожно, аккуратно — но точно и с решимостью, как хирург перед лицом сердечной недостаточности. Не следует попусту тратить время на рассмотрение альтернативных возможностей; у тебя только четыре минуты на то, чтобы спасти жизнь пациента, если тебе повезет; и пилка для костей уже жужжит у тебя в руке — быстрее распиливай грудную клетку, как можно быстрее.

Отцы Города уже пришли в рабочее состояние. Он приказал им:

— Связь. Соедините меня с Апостолом Джорном — во имя выживания города.

Некоторое время уйдет на то, чтобы Отцы Города связались с Джорном; хотя за минуту они проверят все возможности и изберут только те миры, на которых возможность присутствия Джорна наиболее вероятна, вероятность установления связи с ним с первого же вызова не особо велика. Амальфи сожалел о том, что с Джорном будет необходимо разговаривать по коммуникатору Дирака, так как в этом случае их беседу услышат все в любом месте Облака — или вообще везде в известной вселенной, где может существовать подобный аппарат, если уж на то пошло — все будут посвящены в их беседу; но на межзвездных расстояниях ультрафон — был вне вопроса для двусторонних обменов, так как скорость распространения информации составлял лишь 125 процентов от скорости света, но даже и эта скорость достигалась лишь с помощью уловки, называемой негативностью фазовой скоростью, поскольку несущая волна по природе своей являлась электромагнитной и таким образом, могла распространяться лишь со скоростью света и не быстрее.

Пока длилось его ожидание, Амальфи взвешивал возможности. Само по себе, все это разворачивалось в весьма любопытное дельце, совершенно непохожее на все, с чем ему до сих пор приходилось сталкиваться. До сих пор в основе своей все заключалось в интерлюдиях и перемещениях, лишь с очень небольшим разбросом решающих точек, в которых возможно было предпринять какие-либо действия. В этом смысле даже события, которые больше всего напоминали ему события его ранней жизни, как казалось, приобретали новые очертания соответственно его образу жизни на старости, не только допуская, но даже и требуя от него гораздо большей тщательности при рассмотрении и интенсивного взвешивания возможностей и ценностей. О рефлексивных действиях не могло даже и возникнуть вопроса; это было лишь возможно в случае какого-то фиксированного управляющего принципа, скажем такого, как «выживание города»; подобная аксиома, если она настойчиво стучится в ваше сознание и доминирует над ним долгое время, позволяет достигать многих решений с помощью рефлексивной дуги, с почти полным отсутствием вмешивающегося интеллекта — подобно тому, как кто-то автоматически прыгает в нужном направлении, подобно кошке, выворачивающейся в воздухе при падении. Теперь же имелась совершенно иная ситуация; и ценности, которые предстояло взвесить, оказались взаимоисключающими.

Прежде всего, необходимо предположить, что Джорн не имел детального, реального представления о ситуации на Новой Земле; он просто отреагировал, как и любой другой опытный стратег, на возможность использования неожиданной победы в неожиданном месте, и почти наверняка он не имел представления о том, что его блокирующий флот удерживает сейчас троих заложников, не говоря уже о том, что он имел представление о том, кто были этими тремя заложниками. И, скорее всего, просто невозможно будет запугать его в этом отношении; гораздо более разумным подходом было бы вообще не предоставлять ему никакой информации. Кроме всего прочего, первым намерением для этого вызова служила цель роспуска этой армии из неотесанной деревенщины и ее разоружения, для того чтобы установить размонтированные спиндилли на места; но скорее всего, его не удастся убедить, что этот переворот на Новой Земле, скорее всего, долго не продержится, так как это приведет лишь к тому, что он снимет свою блокаду и вместе с ней заберет троих заложников. Так что лучше, для того, чтобы достичь обеих целей, если только это возможно — необходимо убедить Джорна, что с путчем необходимо покончить сразу же и немедленно, но не слишком окончательно, чтобы не допустить у него мысли о том, что при этом он может потерять часть своего флота, если у него уйдет какое-то время на приказ о прекращении путча.

Все это походило на весьма внушительный заказ. И это означало, что опасность, о которой необходимо заставить подозревать Апостола Джорна, должна представляться ему не только военной, но и идеологической. Как военный стратег уже достаточно доказанных возможностей, Джорн должен быть хорошо знаком с коррупцией оккупационных сил стандартами и обычаями нации, которую таковые силы оккупируют — и джихады и крестовые походы особенно подвержены подобной разновидности коррозии. И был ли он ли настоящим верующим в ту разновидность Фундаментализма, которую он проповедовал или нет, вряд ли ему захотелось бы, чтобы его последователи утратили веру в доктрину, которую он до сих пор с таким успехом распространял и на чьем гребне взошел; это была уздечка над всеми ними, избранная им самим, так если бы они утратили ее, ему ничего бы не осталось, несмотря на то, каковы бы ни были его личные воззрения.

К сожалению, на Новой Земле не существовало идеологии, которая выглядело возможной для коррумпирования Воинов Господа; без сомнения, они занялись бы довольно в сильной степени «коллекционированием наручных часов» — очень древний термин для синдрома безвременья крестьянской армии, удерживающей территорию, относительно богатую товарами общего пользования, но Джорн наверняка мог предположить такую возможность и предпринять меры по ее предотвращению; однако, не существовало идеи, присущей самой культуре Новой Земли, которая могла бы показаться достаточно сильной, чтобы свернуть Воинов с их простой, прямой и ориентированной на центр точки зрения. Такую вещь необходимо было сварганить; по крайней мере, не существовало недостатка в сырых материалах.

Одной из очевидных ловушек при таком образ действия являлась та, что восприятие Апостола Джорна приходилось основывать на его собственной публичной оценке и попытаться дотянуться и оказать воздействие на ту часть его ума, где обитала его настоящая вера. Амальфи не имел ни малейшего представления сработает это или нет, и его собственное благоразумие диктовало, что этого делать не следует; вместо этого, ему пришлось предположить, что человек, столь удачливый, как Джорн, в этом мире взаимоотношений, был сложным и образованным человеком в большинстве вопросов; несмотря на свою исключительную специализацию в теологии. Последнее даже не являлось необходимым для обсуждения; где бы ни лежала правда, он быстро обнаружит любую попытку сыграть на его религиозных кнопках, так как он уже доказал свое знание данного искусства.

И Амальфи неожиданно подумал, что если Джорн действительно окажется в точности приверженным своим предубеждениям, приобретенным в этом маленьком звездном скоплении, как предполагалось из его публичных высказываний, нажатие этой кнопки может завершиться настоящей катастрофой. Для таких людей подобная кнопка является кнопкой уничтожения; если тебе удастся на нее нажать, ты просто сломаешь человека. Конечно же, представляется необходимым относится к Джорну pro forma [здесь — формально (лат.) ], как если бы каждое произнесенное Джорном слово произнесено с абсолютной искренностью и из самых глубин веры, и не только потому что Джорн тоже понимал бы, что абсолютно неизвестное число других слушателей внимало бы их беседе, но и для того, чтобы избежать неуместных атак на образ человека, созданный им самим — и к тому же совершенно бесцельных. Формальности не имели никакого значения в отношении конечного результата; однако Амальфи представлялось опасным принятие на веру того, что Джорн был идентичен в личности своему публичному образу только лишь по _с_у_т_и подхода Амальфи к нему. Не причинит никакого вреда безоговорочное признание его собственного утверждении о том, что он является Фундаменталистом до мозга костей; но оказалось бы фатальным ожидание того, что он запаникует при получении послания через коммуникатор Дирака, в котором утверждается, что оно от Сатаны…

«УСТАНОВЛЕНА СВЯЗЬ С АПОСТОЛОМ ДЖОРНОМ, МИСТЕР МЭР.»

Неожиданно Амальфи обнаружил, что мысли его понеслись с ошеломляющей скоростью; вполне извинимая ошибка Отцов Города — без сомнения никто не позаботился им сообщить, что Амальфи уже не является мэром с момента возникновения проблемы с Гиннунгагапом — что напомнило ему, что он так и не решил, представляться ему Джорну или нет. Имелась небольшая возможность, что Джорн происходил из крестьянского населения, которое Бродяги обнаружили под эксплуатацией тирании бандитского города, ГМТ. Кроме того, существовала несколько более значительная вероятность, что он являлся потомком правителей ГМТ. И, наконец, наиболее вероятная возможность состояла в том, что он был либо сыном либо внуком кого-то из людей Амальфи и, таким образом, отлично мог знать, кто в действительности такой этот Амальфи. Таким образом, представление самого себя могло дать Амальфи как некоторые преимущества, но также и определенные неудобства…

Тем не менее, игральная кость уже оказалась брошена; Отцы Города уже назвали его Мэром при включенной связи, так что Джорну лучше сразу сообщить, что он разговаривает не с Хэзлтоном. Попытаться обмануть его? Возможно; но здесь имелась опасность в использовании связи Дирака; прибор позволял возможным для любого слушателя немедленно сообщить Джорну, либо потом, о каких-либо фактах, которые Амальфи по стратегическим соображениям мог бы попытаться скрыть…

— ГОТОВО, МИСТЕР МЭР.

Что ж, теперь уже помощи ждать было неоткуда. И Амальфи произнес в микрофон:

— Давайте.

И сразу же вспыхнул экран. Все-таки он _с_т_а_р_е_л_; он совсем забыл сказать Отцам Города, чтобы они ограничились только аудиосвязью, так что теперь уж действительно у него не имелось никакой возможности сохранить свою личность в тайне. Что ж, сожаление бессмысленным; а в действительности, он рассматривал проявившееся на экране лицо Апостола Джорна с исключительным любопытством.

Ему показалось удивительным, но это было лицо старца, костлявое, с кожей, изрезанной глубокими морщинами, тьму запавших глаз оттеняли кустистые белые брови. Джорн по крайней мере лет пятьдесят не принимал антинекротики, если он в действительности и принимал когда-либо хоть один из них. И понимание этого оказалось полным и неожиданным шоком для самого существа Амальфи.

— Я — Апостол Джорн, — произнесли губы на древнем лице. — Чего вы хотите от меня?

— Я думаю, что вы должны уйти с Новой Земли, — произнес Амальфи. Это было не все, что он намеревался сказать; напротив, в действительности это совершенно противоречило всей цепочке аргументов, которую он только что построил. Но на этом лице можно было прочесть что-то такое, что заставило его сказать то, что действительно было у него на уме.

— Я нахожусь не на Новой Земле, — произнес Джорн. — Но я понимаю, что вы сказали. И, как я предполагаю, на Новой Земле имеется достаточное множество людей, разделяющих вашу точку зрения, мистер Амальфи, что само по себе вполне естественно. Но это меня не волнует.

— Я этого и не ожидал, как простое выражение моего мнения, — ответил Амальфи. — Но однако, я могу предложить вам достаточно веские причины.

— Я выслушаю вас. Но не ждите от меня, что я отреагирую рассудительно.

— Почему же нет? — совершено удивленно спросил Амальфи.

— Потому что я — вовсе не рассудительный человек, — терпеливо ответил Джорн. — Мятеж моих последователей на Новой Земле свершился без моих на то приказов; это оказался подарок, который Господь сам вложил в мои руки. И коль так обстоит дело, обычные причины здесь не применимы.

— Понятно, — ответил Амальфи. Он на секунду задумался. Да, все оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал; в действительности у него появились первые сомнения относительно того, удастся ли вообще добиться результата.

— А вы, сэр, вы курсе того, что Новая Земля является очагом Стохастицизма?

Кустистые брови Джорна слегка приподнялись.

— Я знаю, что Стохастики наиболее многочисленны и сильны на Новой Земле, — произнес он. — Но я не имею никакого представления насколько глубоко эта философия укоренилась в населении Новой Земли, как в целом. Но это одно из направлений, которое я намереваюсь полностью подавить.

— Вы обнаружите, что это невозможно. Толпа фермерских парней не может уничтожить крупную философскую систему.

— Но насколько она крупная? — спросил Джорн. — В выражении действенности? Я должен признать, что у меня создалось впечатление, что большая часть Новой Земли к настоящему моменту подвержена этому течению, но у меня нет какого-то определенного знания на этот счет. Поскольку я вынужден действовать на расстоянии от Новой Земли, я вполне могу и преувеличивать в своем уме это влияние, особенно потому, что оно совершенно противоречит Слову Господню; и для меня было бы совершенно естественным предположить, что родина Стохастицизма является и его же «очагом». Но в действительности, я не знаю насколько это соответствует реальному положению вещей.

— Значит, вы подвергаете риску души ваших Воинов Господа, в предположении, что это не так.

— Совсем необязательно, — ответил Джорн. — Учитывая силы, о которых вы говорите, мистер Амальфи, совершенно очевидно, что в ваших интересах преувеличить воздействие Стохастицизма; само ваше использование условий предполагает это, поскольку я могу предположить, что вы предоставляете преимущество мне. В действительности же, я подозреваю, что Стохастики, как и любые интеллектуалы в любые времена и в разных местах, в общем-то не имеют полного понимания общих предположений культуры, внутри которой они действуют. И таким образом, люди Новой Земли ничуть не больше Стохастики, как например — Воины Господа или что-нибудь еще, подлежащее классификации, как школа мысли. И если можно вообще применить какой-либо ярлык, то они простоя являются людьми, которые _б_о_л_ь_ш_е_ уже не могут быть обозначены как Бродяги.

Амальфи молча сидел и потел. Наконец-то он встретил равного себе и теперь прекрасно понимал это.

— А все же — если вы вдруг ошиблись? — спросил он. — Что, если Стохастицизм столь же сильно привился на этой планете, как я только что попытался вас предупредить?

— Тогда, — произнес Апостол Джорн, — я должен допустить соответственный риск. Мои Воины на Новой Земле всего-лишь фермерские парни, как вы сами указали. Я сомневаюсь, что Стохастицизм в какой-то мере распространится среди них; они просто отбросят его, как нечто противоположное нормальному образу мышления. Может быть, они могут и ошибаться в этом своем допущении, но откуда им знать это? Невежество — оружие которое Господь Отце дал им, и я думаю, этого вполне будет достаточно.

Именно здесь и оказался намек на решение. Амальфи лишь только мог надеяться, что он показался не слишком поздно.

— Очень хорошо, — сказал он, скорее несколько угрюмее, чем намеревался. — Дальнейшей развитие событий покажет, кто из нас прав; больше тогда говорить не о чем.

— Нет, — произнес Джорн, — есть еще много того, о чем мы могли бы поговорить: возможно, вы действительно хотели оказать мне услугу, мистер Амальфи. И если это окажется так, что ж — я отдам дьяволу должное. Человек должен быть честен даже со злом, ибо нет иного добропорядочного. Что вы еще хотите от меня?

И таким вот образом их словесный поединок вдруг быстро прошел полный круг; и на этот раз не существовало возможности ни сделать вид, что ты его не заметил, не говоря уже об игнорировании содержания вопроса. Это было не политическое значение, а личное; и с самого начало оно таким и предполагалось.

— Вы могли бы вернуть мне троих заложников, которые были захвачены вашим блокирующим флотом, — сказал Амальфи. У себя во рту он уже ощущал привкус сабура [слабительное средство]. — Женщину и двоих детей.

— Если бы вы попросили об этом сразу, — произнес Апостол Джорн, — я быть может и выполнил бы вашу просьбу.

Неужели в его голосе проскальзывали нотки неприкрытого сожаления?

— Но вы поставили их жизни в зависимости от вашей собственной честности, мистер Амальфи. Да будет так; если у меня появится убеждение в том, что я должен утратить Новую Землю из-за Стохастицизма, я верну их всех вам, прежде чем сниму свой блокирующий кордон; в ином случае — нет. И, мистер Амальфи…

— Да? — прошептал Амальфи.

— Помните, что поставлено на карту, и не позвольте вашей изобретательности овладеть вами. Я очень хорошо знаю, что вы поразительно изобретательны; но человеческие жизни не должны зависеть от чьего-то мастерства. Идите с Богом.

Экран погас.

Дрожащей рукой Амальфи вытер вспотевший лоб. Своими последними словами Апостол Джорн успешно рассказал всю историю жизни Амальфи, и это было отнюдь не легким слушанием.

Тем не менее, он мешкал еще лишь секунду — не более. И хотя Джорн, наверное, уже разглядел суть за импровизацией, которую пришлось проделать Амальфи — уже достаточно поздно, чтобы он мог бы сообщить об этом Джорну по Дираку, о чем могла бы услышать вся вселенная. И не оставалось никакого другого выхода, кроме как попытаться реализовать задуманное. Альтернатива, которую предложил Джорн, в действительности происходила из того же самого: превращения лжи в правду. И если в этом заключалось мастерство, что ж, Амальфи имел весьма веские причины верить в это, и в то же время это было не просто «произведение искусства», а просто — способность. И теперь сам Джорн подвергал человеческие жизни диктату мастерства, этой продуманной фикции, которая являлась его религией.

На этот раз, будучи аккуратным и позаботившись заранее об отключении экрана, Амальфи вызвал офис Мэра.

— Это комиссар Общественной Безопасности, — сообщил он электронному секретарю. В обычное время, машина сразу же поняла бы, что такого поста не существует, но в том замешательстве, которое сейчас там царило, должно было быть таковым, что имеющие отношение к делу базы данных памяти к этому моменту должны были быть обойдены; и он чувствовал себя в достаточной степени, и совершенно резонно уверенным в этой фразе, которая являлась кодированной тревожной фразой еще с давних времен, в дни Бродяг, и которая должна связать его с Хэзлтоном. И в действительности, это оказалось еще быстрее.

— Что-то вы запаздываете с докладом, — осторожно произнес голос Марка. — Вы уже давно должны были сообщить нам о существующем положении. Не могли бы вы лично сообщить ваши выводы?

— Ситуация слишком неустойчивая, чтобы позволить это, мистер Мэр, — произнес Амальфи. — В данный момент я провожу проверку граничных постов в старом городе. Воины, находящие не на службе, пытаются посмотреть что тут находится, и конечно же, когда вокруг столько еще действующей техники…

— Кто это? — спросил другой голос, где-то вдалеке. Амальфи узнал его; это был тот же властный голос, который заметил открытую линию связи, когда Воины впервые арестовали Хэзлтона. — Мы не можем допустить этого!

— Это Комиссар Общественной Безопасности, человек по имени де Форд, — пояснил Хэзлтон. Амальфи натянуто усмехнулся. В действительности де Форд был предшественником Марка, как менеджера города и семь веков назад он был расстрелян. — И конечно же мы не может допустить этого, несмотря на множество доступной энергии в старом городе, большая его часть уже давно заброшена. Де Форд, я думал, вы курсе, что генерал, командующий силами Воинов, приказал им держаться подальше от старого города поскольку, он объявил его запретной зоной.

— Я уже говорил им об этом, — ответил Амальфи тоном обиженной терпеливости. — Они просто смеются в ответ и говорят, что никакие они не Воины в свое свободное время.

— Что! — воскликнул тот же низкий голос.

— Именно это они и говорят, — упрямо продолжал Амальфи. — Или же, что они принадлежат лишь самим себе, и то, что в конце концов никто не обладает кем-то другим. Похоже, они провели время с каким-то деревенским Стохастиком, хотя они все это и восприняли весьма искаженно. Мне кажется, философы и не пытались распространять свою доктрину в чистом виде в провинциях.

— Ладно, об это нет необходимости спорить, — сурово произнес Марк. — Держите их подальше от города — это необходимо.

— Я пытаюсь, мистер Мэр, — произнес Амальфи. — Но есть и границы тому, что я могу сделать. Половина их них таскает с собой спиндилли, и вы отлично знаете, что могут сделать эти штуки, если хотя бы одна из них, единожды вдруг сработает. И я не хочу рисковать такой возможностью.

— Позаботьтесь, чтобы такой возможности не представилось; но в остальном — пытайтесь сделать все возможное. Я посмотрю, что можно сделать здесь. После этого последуют инструкции; где я могу с вами связаться?

— Оставьте сообщение в офисе сержанта периметра, — предложил Амальфи. — Я заберу его во время своей следующей вахты.

— Очень хорошо, — сказал Хэзлтон и отключился. Амальфи подготовил необходимую линию связи между постом на периметре города и контрольной башней, затем откинулся в кресле, удовлетворенный на момент, хотя по-прежнему и испытывавший затаенную в глубине нервозность, которая никак не хотела исчезнуть. Семя было заронено, и без сомнения, Хэзлтон вполне понял его ход и сможет развить его. Представлялось весьма вероятным, что Апостол Джорн уже запросил своих офицеров на Новой Земле, подвергая проверке утверждения Амальфи; и конечно же они ответят что, пока они не испытывали никаких трудностей подобного рода, но сам этот запрос сделает их весьма подверженными подобным, могущим произойти, вещам.

Амальфи включил приемник среднего диапазона волн и настроился на федеральную радиостанцию Новой Земли. Следующим шагом будет ужесточение приказов о запретных зонах для Воинов Господа, не несущих вахту и он хотел быть уверенным, что ему удастся услышать их содержание. Если только офицеры Джорна выразят эти приказы в едва ли допустимой манере сложности, они приведут к тому, что в городе появятся настоящие наблюдатели — и конечно же, давно уже не существовало ни одного сержанта периметра, и да самой определенной границы города более не существовало, за исключением быть может в уме Отцов Города. И кто-то определенно должен будет пострадать.

И это будет тот инцидент, о котором «де Форд» не сообщит:

— Я ничего не слышал об этом. Прошу извинить меня, но я не могу быть везде одновременно. Я все это время пытаюсь не допустить этих парней к Отцам Города — они хотят задать им массу вопросов о развитии идей, которые могут связать машины на многие дни. Я уже говорил им, что я не знаю, как управлять Отцами Города, но если один из них нацелит на меня спиндилли и скажет «Соедини меня или…» — что ж…

Эта речь без сомнения, по необходимости отметит некоторое отречение от своих обязанностей «Комиссара Общественной Безопасности», так как почти наверняка за этим последует создание вооруженного боевого патруля Воинов вокруг самого города Бродяг; тогда Амальфи придется уйти в подполье и остальное окажется в руках Марка. И в особенности, то, что предпримет Хэзлтон, невозможно предположить, да и об этом Амальфи не хотел даже и знать, как это будет происходить. Одним из дефектов закрученной им программы, являлся тот, что как правильно и подозревал Джорн, она базировалась на лжи, в то время как хороший обман должен всегда содержать какой-то фундаментальный камешек правды, который бы больно колол как босые ноги разумных, так и просто подозрительных людей. Если же же прямо, грубо назвать вещи своими именами, не существовало _н_и_к_а_к_о_й_ возможности, что местные Воины будут коррумпированы Стохастицизмом и самой такой возможности вообще никогда не существовало. Даже если и осуществиться задуманная Амальфи программа и Джорн отзовет своих людей, он весьма пристрастно допросит их обо всем, прежде, чем вернет своих заложников Амальфи; и все, что он обнаружит, будет нести отпечаток деятельности Амальфи, и это будет слишком очевидно, чтобы быть убедительным. Именно поэтому импровизации Хэзлтона с этого момента должны быть его собственными, и столь же неизвестными для Амальфи, так чтобы у него не имелось никакой возможности изменить их, даже если бы он и захотел это сделать.

В действительности, это был довольно бледный образчик выдумки, от которого теперь зависели жизни Ди, Уэба и Эстелль. Но ему приходилось довольствоваться тем, что имелось у него в распоряжении.

Но, похоже программа срабатывала. В течении недели, все отпуска Воинов были отменены в предпочтении специальным «ориентационным молитвам», присутствие на которых являлось обязательным. И хотя не имелось никакой возможности определить, как отнеслись Воины к отмене своих отпусков, чтобы укрепить их веру, предполагаемый инцидент внутри города произошел буквально на следующий день и «Комиссар Общественной Безопасности» получил соответственный нагоняй от Хэзлтона, который потребовал от него объяснений, как он допустил это происшествие; Амальфи выпалил заранее заготовленную ложь и укрылся в резервной связной подстанции находившейся внутри самих Отцов Города.

На следующий же день, патруль Воинов рыскал по всему городу Бродяг и Амальфи оказался в изоляции; остальное было в руках Хэзлтона.

К концу этой недели, всем Воинам было приказано сдать свои спиндилли в обмен на обычные полицейские парализаторы, и Амальфи понял, что выиграл. Когда армия победителей разоружается своими собственными офицерами, с ней покончено. И потребуется чуть-чуть времени, когда она начнет разваливаться сама, с очень небольшой помощью извне. И когда это развитие событий дойдет до Джорна, он предпримет действия, и быстрые; Хэзлтон, совершенно очевидно проявил несколько излишнюю четкость, что в общем-то было в его привычке. Но ничего другого, кроме ожидания, для Амальфи не оставалось.

Последний из блокирующих кораблей Воинов едва лишь произвел посадку, как уже Уэб и Эстелль выбирались из шлюза и направились прямо к Амальфи.

— У нас есть послание для вас, — сказала Эстелль, запыхавшись, глаза ее были сверхъестественно расширены. — От Апостола Джорна. И капитан корабля сказал немедленно доставить его вам.

— Хорошо, но собственно, нет никакой причины для спешки, — пробурчал Амальфи, стараясь скрыть свое удовлетворение. — С вами все в порядке? Они заботились о вас должным образом?

— Они ничего не сделали нам плохого, — ответил Уэб. — Они были такими правильными и вежливыми, что иногда мне хотелось кого-нибудь из них стукнуть. Они держали нас в отдельной каюте и пичкали нас своими трактатами, чтобы мы их читали. И очень скоро нам все это стало так скучно, простое чтение трактатов и игра в tic-tac-toe над ними с помощью бабушки.

Неожиданно он не удержался и усмехнулся, переглянувшись с Эстелль; совершенно очевидно, что ему и еще кое-что удалось сделать в своей каюте, так или иначе.

Амальфи почувствовал неопределенный эмоциональный толчок, хотя сам и не смог определить что именно это была за эмоция; она прошла слишком быстро. — Ну ладно, хорошо, — он сказал Эстелль. — А где послание?

— Здесь.

Она передала ему желтую тонкую бумажку, оторванную с принтера корабельного коммуникатора Дирака. Послание гласило:

ХХХ КМНДР ККГ ГАБРИЭЛЬ КПГ

32 ДЖОН АМАЛЬФИ Н ЗЕМЛЯ П ХСТГС ПВТ 32 Я ОТДАЮ ВАМ ПРЕИМУЩЕСТВО СОМНЕНИЯ, ПВТ СОМНЕНИЯ. ВЫ ОДИН ЗНАЕТЕ ПРАВДУ. ЕСЛИ ЭТО ПОРАЖЕНИЕ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ВАШЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ, ЧТО ЭТО ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ. НО ОН СКОРО НАСТУПИТ.

ДЖОРН АПОСТОЛ ГОСПОДА.

Амальфи смял бумажку и швырнул ее на обожженный бетон космопорта.

— И да будет так, — произнес он.

Эстелль посмотрела вниз на комок желтой бумаги и затем снова перевела взгляд на посуровевшее лицо Амальфи. — Вы знаете, что он хотел этим сказать? — спросила она.

— Да, я знаю, что он хотел этим сказать, Эстелль. Но я надеюсь, что ты никогда этого не узнаешь.