"После первой смерти" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава 19

Когда ближе к полудню я проснулся, Джеки принесла мне чашку кофе и сладкую булочку.

— Я обычно завтракаю в кафе на углу, — сказала она. — Но чем меньше ты будешь выходить на улицу и появляться среди людей, тем лучше. Булочка сойдет?

— Более чем.

— Я купила тебе носки и нижнее белье. Надеюсь, размер тот. Из сэконд-хэнда на Коламбус-авеню, но вещи чистые.

Я оделся. Носки и нижнее белье были моего размера. Снова надевая форму, я чувствовал себя как-то по-дурацки, но она по-прежнему казалась удачной маскировкой. Я прошел на кухню, налил еще одну чашку кофе и прошел с ней в гостиную.

Мы курили и пили кофе. Судя по ее виду, она приняла дозу около часа назад. Движения ее были медлительны и как бы заучены, но ее состояние не так бросалось в глаза, как накануне вечером. Ее лицо, чистое и свежее, выглядело очень ранимым.

Она время от времени бросала на меня быстрые взгляды, а потом переводила глаза на сигарету и кофе.

Потом я сказал:

— Ну, мне, наверное, пора.

— Это кто сказал?

— Слушай, я...

Она отвернулась.

— Иди, если хочешь. Не нужно оставаться ради меня.

Я отложил сигарету и поставил пустую чашку на журнальный столик, но не вставал с дивана. Я не читал сценария и не знал своей роли. Она была шлюха, а я — клиент, она была ангел милосердия, а я — человек, попавший в беду, она была Джейн, а я — Тарзан и так далее. Я не знал, как мне себя вести.

Не глядя на меня, она сказала:

— Помнишь, о чем я начала говорить вчера ночью? Часы, бумажник и сумочка?

Я забыл.

— Дело в том, что они не вписываются в общую картину, — продолжала она. — Я подумала, что если зайти с этого конца, можно продвинуться вперед. Понимаешь, к чему я?

— Мне так не кажется.

— Послушай, Алекс, что стало с твоими часами и бумажником?

— Наверное, их украли.

— А сумочку Робин?

— Я не помню, чтобы у нее была сумочка.

— У нее всегда была с собой сумочка. Как и у меня. Как только я зашла в комнату с парнем, я сразу должна получить деньги. Потом сверху сумки я кладу плащ или еще что-нибудь. Ну там на стул или на туалетный столик. Я точно знаю, что и Робин всегда делала так.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить. Со временем мне делалось все сложнее сосредоточиться на событиях того вечера. Сейчас мне казалось, что я помню сумочку, как она взяла у меня деньги и спрятала их в сумочку, но, возможно, мне это только казалось.

— Может быть, у нее и была сумочка. Не знаю.

— Алекс, я просто уверена, что была. Многие цветные девушки не носят сумки. Им больше нравится оставаться в лифчике. Туда они и засовывают купюры. Но большинству клиентов это не нравится — ну, когда девушки не снимают лифчика.

— Ага.

— В общем, сумка у нее должна была быть. А у тебя были часы и бумажник, так?

— Я об этом почти не думал. Я просто решил, что их украли раньше.

— Но они у тебя были, когда ты пришел с Робин.

— Разве?

Она всплеснула своими маленькими руками.

— Ну это же ясно. Ты заплатил Робин, ведь так? Ты дал ей деньги?

— Двадцать долларов.

— Ты должен был дать ей деньги — за любовь. Значит, когда ты пришел с ней в номер, у тебя были часы и бумажник.

— Наверное, ты права. — Я посмотрел на нее: маленькие внимательные глазки, голова наклонилась вперед, выражая сосредоточенность.

— Но какая разница? Если в тот момент они у меня и были, на следующее утро, когда я проснулся, у меня их точно не было. А значит...

— А куда же они делись?

— Мм-да.

— Алекс, теперь ты понимаешь, о чем я?

— Я об этом даже не думал.

— Ну ясно, ты был слишком занят мыслями о том, кто мог это сделать, а потом все время думал о случившемся. А у меня первая мысль после твоего рассказа была о том, что часы и бумажник пропали. И сумочка Робин тоже. Ведь когда ты проснулся, ее не было?

— Я, во всяком случае, ее не видел.

— А ты бы ее заметил?

— Не знаю. Но часы и бумажник пропали. Разве что они были в сумочке.

— Думаешь, их взяла Робин?

Я кивнул.

— Нет, — сказала она, тряхнув головой в полной уверенности, — Робин их не брала. Робин никогда не крала.

— Никогда?

— Нет. Я тоже никогда не краду. Было как-то раз, уже давно. У мужика, который вырубился. Мы даже не успели заняться любовью, он только лег, как сразу отключился. А я залезла в его бумажник и взяла деньги. Не бумажник, только деньги. Почти сотню долларов. Я потом жалела об этом. Не то чтобы я сидела и плакала, но я жалела об этом.

Она замолчала, взгляд ее обратился внутрь, сосредоточившись на воспоминаниях, на том, что она чувствовала тогда.

— Больше я никогда так не делала, — сказала она. — Очень многие девушки воруют, почти все, но я — никогда, и Робин была такая же. Я это точно знаю.

— Значит, часы и бумажник...

— Возможно, их взял убийца.

— Но зачем?

Она пожала плечами.

— Деньги все любят.

— Но не тот, кто подставил меня. У меня в бумажнике было мало денег, да и часы тоже стоили не больно-то дорого. Тот, кто подстроил все это, не стал бы мараться из-за нескольких десятков долларов. Не имело смысла.

— Может быть, он кого-нибудь нанял.

Мысль о такой возможности посещала меня, но всерьез я ее не принимал. Стоило допустить это, как все мои усилия по ограничению числа подозреваемых сходили на нет. Например, то обстоятельство, что Расселл Стоун не был в Нью-Йорке в ночь на воскресенье, теряло всю свою ценность, — стоило допустить, что он мог нанять кого-нибудь и этот кто-то совершил убийство вместо него. И все же, нравилось мне это или нет, такая возможность оставалась. В то же время могло быть и так, что нанятый киллер не постеснялся бы взять часы, бумажник и сумочку в качестве добавления к гонорару.

— О сумочке и бумажнике мы можем забыть, — продолжала она. — Он, конечно, взял только деньги, а от остального избавился. Может быть, бросил в мусорный бак. Нам от этого пользы мало.

— А часы?

— Часы — наша единственная надежда. — Она в задумчивости покусывала верхнюю губу. — По-крайней мере, это были не самые дешевые часы? Не такие, какие продают на каждом углу за десять девяносто пять?

— Новыми они стоили где-то около сотни. Может, чуть больше.

— Отлично, это в нашу пользу. Помнишь фирму?

— "Элджин". На циферблате было написано: «Лорд Элджин».

— Если увидишь их, узнаешь?

— Думаю, да.

Я сосредоточился.

— В браслете не хватало одного звена, а еще...

— К черту браслет. Браслет, наверно, уже поменяли.

— Секундочку. Думаю, что смогу узнать их и без браслета. На корпусе рядом с циферблатом была царапина. Уверен, если увижу их, то узнаю. Но как? Как мы их найдем?

— Если он оставил их себе, то никак. Разве что ходить по городу, пока не увидишь их у кого-нибудь на руке. Но если он украл их с целью продать, то с тех пор прошло меньше недели, и они, наверно, все еще в магазине. Чтобы сдать часы стоимостью около сотни, не нужно далеко ходить. Никакие скупщики тут особо не требуются. Просто заходишь в первый попавшийся ломбард и тут же получаешь десять, а то и пятнадцать долларов. Двадцать, если повезет, но скорее всего десять или пятнадцать. Так что если мы пойдем покупать часы, то наткнемся на них...

— Но это невозможно, Джеки.

— Ты так думаешь?

— Ты сама сказала. Сколько в городе ломбардов? А сколько часов? Они могут быть где угодно.

— Скорее всего, где-нибудь в центре. Есть несколько мест, куда он мог пойти.

— Все равно...

— У тебя есть предложения получше?

— Нет, но...

— Я знаю кое-кого в комиссионках.

Ее рука рассеянно потянулась к предплечью. Места уколов прикрывал рукав, но накануне вечером я их хорошо рассмотрел.

— Все мое барахло постоянно переезжает в ломбард и обратно. Так что знакомые у меня там есть.

Она была права. С этого можно было начать.

— Попробуем, — сказал я.

— Я только надену плащ.

— Хорошо.

В дверях я сказал:

— Джеки, зачем ты это делаешь? Зачем тебе все это?

— Какая разница?

— Я просто спросил.

Она пожала плечами и ничего не сказала. На улице светило яркое солнце, и она достала из сумочки солнцезащитные очки и надела их. Мы пошли к парку ловить такси. Пока мы ждали, она сказала:

— Хочешь, я тебе кое-что скажу? Ты мне нравишься, Алекс. Не очень много людей, которые мне нравятся. С которыми я могу говорить и чувствовать себя свободно.

Я взял ее за руку. Она была маленькая, мягкая и прохладная.

— Алекс, а я тебе нравлюсь?

— Да.

— Только правду скажи, а так — не надо.

— Ты мне нравишься, Джеки.

— Надвинь фуражку поглубже. Лицо будет лучше скрыто.

— Все смотрят только на форму.

— Надеюсь.

— Ты отличный человек, Джеки.

Мы стояли и ждали. Но свободных такси не было. Я зажег нам сигареты. Она сказала:

— Только, пожалуйста, не делай из меня святую. Как знать, может, у меня свой интерес? Так живешь и ничего не происходит. А тут — есть чем заняться.

— Да, конечно.

В ломбардах она была неподражаема. Перед тем как войти в первый магазин — на Восьмой авеню, сразу за Сорок седьмой улицей, — она провела со мной инструктаж:

— Теперь нужно вести себя так, как будто я в тебя влюблена и хочу купить тебе подарок. Там, куда мы пойдем, знают, что я проститутка. Они должны думать, что ты — мой мужчина, пусть мы будем для них проститутка и ее мужчина, тогда они не побоятся показать нам краденые часы, а иначе могут.

Проститутка. Странно было слышать от нее это слово. В отличие от жаргона и эвфемизмов, оно прозвучало просто и по-деловому, без обычного подтекста. Проститутка и ее мужчина.

Мы опробовали сценарий в первом заведении, а потом вносили в него изменения и поправки. Сперва мы стояли снаружи, рассматривая часы, выставленные на витрине. Потом, уже внутри, она говорила продавцу, что мы хотели бы купить часы. Приличные часы, с секундной стрелкой — у моих часов была секундная стрелка, — так с первых же слов круг поиска резко сужался.

— Золотце, так какие часы, ты сказал, тебе нравятся?

— "Лорд Элджин".

— Точно. У вас есть такие?

«Элджины», как правило, были, это распространенная марка. И на прилавок одну за другой ставили коробки с часами. Мы придирчиво рассматривали часы, а Джеки еще то и дело указывала на те или другие, спрашивая, как они мне нравятся, а я каждый раз под разными предлогами отказывался. Мы очень старались походить на обычных покупателей. Если в ломбарде имелся хоть один «Лорд Элджин», мы непременно просили показать его.

Мы переходили из одного магазина в другой, смотрели часы, но мои среди них по-прежнему не находились.

Мы сделали перерыв, чтобы наконец позавтракать — поесть яиц с беконом в забегаловке на Шестой авеню. Я сказал:

— Ну что ж, мысль была неплохая.

— Мы найдем их, Алекс.

— Даже не знаю, смогу ли я их узнать. Я сегодня уже видел столько часов. Может, мне их уже показывали, а я прохлопал.

— Ты бы обязательно их узнал. Давно ты их носишь?

— Не знаю. Лет восемь, может быть, десять. Мне их подарила Гвен.

— Твоя жена?

— Да.

— Понятно.

Она отхлебнула кофе.

— Если ты все это время их носил, то, увидев, обязательно узнаешь. Мы еще не всюду были. Мы найдем эти часы.

— Может быть.

— Тебе не нравится то, что мы изображаем, да?

— Не понимаю.

— Ты прекрасно понимаешь. То, что ты — мой мужчина.

— Я не против.

— Правда? — Она заглянула мне в глаза, потом отвернулась.

— Я не виню тебя, — сказала она.

— Я действительно не против.

— Ладно, не важно.

Мне захотелось переменить тему.

— У Робин был кто-нибудь?

— Почему ты спросил?

— Не знаю. Если был, он может что-нибудь знать.

— Был. Его звали Дэнни. Но он умер примерно за две или, может, за три недели до нее. Наверное, за две. От передозировки. Героин.

— Он тоже кололся?

— Да, еще как. А Робин приходилось работать за двоих. Сам понимаешь, двое наркоманов. Тот, кто говорит, что двоим можно прожить на те же деньги, что и одному, не знает, что такое наркота.

Она заерзала на месте.

— Мне как-то не по себе, как будто пора пойти на квартиру и сделать укол. Но еще рано. Наверное, все от разговоров на эту тему. Иногда так бывает от одних мыслей, понимаешь? О чем мы говорили?

— О друге Робин.

— Да. Не знаю. То ли он что-то напутал с дозой, то ли сделал двойную, чтобы кайф был больше, а может, еще что. Он умер с иглой в вене, а Робин была дома, когда это случилось. Господи! Мне не хочется больше говорить об этом.

— Не будем.

— Слушай, пойдем отсюда.

— Хочешь вернуться в квартиру, Джеки?

— Нет, со мной все в порядке.

— Ты уверена?

— Да, я в порядке. Я просто иногда на этом зацикливаюсь, но знаю, как с этим справляться.

Она взяла меня под руку.

— Мы найдем твои часы, — сказала она. — У меня предчувствие.

И мы действительно нашли их, в третьем или четвертом магазинчике, в трех или четырех кварталах ближе к центру и еще квартал к западу. В магазине подержанных вещей, на витрине которого вперемешку были разложены радиоприемники, фотоаппараты и пишущие машинки, мы посмотрели несколько часов, а потом Джеки спросила меня, часы какой фирмы нравятся мне больше всего, и я, как мне полагалось по сценарию, назвал «Лорд Элджин». Тогда маленький старичок без пиджака вспомнил, что у него есть один «Лорд Элджин» — в прекрасной сохранности, выгодная покупка, — он может уступить их необычайно дешево, и часы, которые он показал мне, были моими часами.

Он заменил ремешок, как и предсказывала Джеки. Но часы остались те же, и я мог бы узнать их за милю.

— То, что нужно, — сказал я. И добавил: — Их-то мы и искали.

Джеки потянулась забрать их у меня, одновременно толкнув меня ногой. Я догадался, что это значит: мне полагалось замолчать и предоставить действовать ей. Она повертела часы в руках, потом поинтересовалась, сколько они стоят.

— Сорок пять долларов.

Она медленно положила часы на прилавок.

— Мы подумаем, — сказала она, — мы еще вернемся.

— Сорок долларов, — предложил продавец.

— Мы хотим выйти на улицу и обсудить с глазу на глаз.

— Сорок долларов за такие часы — просто гроши. Я сам приобрел их за умеренные деньги, поэтому могу уступить вам за такую цену. Знаете, сколько стоят такие же, только новые?

— Нам нужно поговорить, — сказала она, и мы вышли оттуда.

Мы дошли до угла. Она сказала:

— Алекс, ты уверен, что это твои часы? Понимаешь, здесь не должно быть ошибки.

— Никаких сомнений. Я узнал бы их где угодно.

— Хорошо. Я знала, что рано или поздно мы их найдем. У меня было предчувствие. Теперь нам нужно придумать, как выведать у него, где он их взял. Дай-ка подумать.

Я закурил сигарету. Внутри меня начало закипать раздражение. Мне хотелось вернуться в лавочку и схватить маленького человечка за горло.

— Я вытрясу из него правду, — сказал я.

— Нет.

— Он скажет нам. Зачем ему молчать?

— Нет. Подожди минуту.

Я ждал.

— Если бы не эта проклятая форма, тебя можно было бы выдать за копа, — сказала она. — Но сейчас уже не выйдет. А есть ведь, как это называется, войсковая полиция?

— Военная полиция, ВП.

— Да. Ты можешь быть оттуда? Нет, после того, что мы там представляли, пожалуй, не получится. Дай подумать. У тебя будет пятьдесят долларов?

— Думаю, да.

— Проверь.

Я достал деньги. У меня оказалось семьдесят долларов с мелочью.

— Останется немного, — сказал я. — Но это ничего.

— Хорошо.

— Почему пятьдесят? Он сказал, сорок.

— Сорок за часы. Еще десять — ему, чтобы он вспомнил, где взял их. Нам нужно одновременно напугать и подкупить его. Пошли.

Мы вернулись в магазин. Продавец заметно удивился, увидев нас. Часы он уже убрал. Он снова вынул их, и я протянул ему сорок долларов пятерками и десятками.

— И еще налог...

— Никакого налога, — сказала Джеки.

— Послушайте, не я устанавливаю правила.

— Вы устанавливаете цены. Вы получаете тридцать пять долларов, вы знаете это лучше нас. Налог входит в цену.

— Ладно, давайте так...

— А кроме того, — сказала она, держа часы в руке, — хотелось бы узнать, кто вам скинул эти часы, а?

Он молча посмотрел на нее.

— Их украли в ночь с субботы на воскресенье, — продолжала она. Такой твердой, жесткой интонации в ее голосе я прежде не слышал. — Сюда их принесли утром в понедельник. Расскажите-ка кто.

— Вы, мисс, наверно, говорите о каких-то других часах. Эти лежат у меня в магазине уже четвертый месяц и...

Она покачала головой:

— Нет.

— Многие часы похожи. «Элджины» встречаются часто...

— Нет.

Он ничего не сказал. У него были деньги, а у нас — часы, и перевес был на нашей стороне, но он этого пока не понимал.

Она сказала:

— Вы получили сорок долларов — это то, что вы за них заплатили, плюс навар. Нам лишь нужно его имя.

— Поверьте, если бы я мог вам помочь...

— Предпочитаете потолковать об этом с копами?

Его круглое лицо сделалось хитрым.

— Мне кажется, если бы вы хотели пойти в полицию, — сказал он, — вы бы не стали платить мне сорок долларов. У вас здесь свой интерес, полиция вам не нужна.

— Возможно.

— Итак?

— Итак, это — частное дело.

— Все частное дело. В наши дни, куда ни кинь, все частное дело.

Поскреби скупщика краденых вещей — и обнаружишь философа. Я сказал:

— Ладно, скажи ему.

Джеки взглянула на меня в замешательстве.

— Вечером в субботу мы были на вечеринке, — сказал я, — и там кто-то взял мои часы. Вы понимаете, что это значит. Их взял кто-то из тех, кто был там, а были там только наши друзья. По крайней мере, мы считали их друзьями.

— А, — сказал продавец.

Джеки подключилась на ходу:

— Поэтому мы не хотим вмешивать полицию.

— Вас можно понять.

— Однако, — сказала она, — нам было бы очень любопытно узнать, кто из наших друзей действительно наши друзья.

— Кому же не хочется этого знать?

— Мм-да.

Вздох.

— Если бы я только мог помочь вам.

— Просто назовите имя.

— Я могу назвать вам имя, и оно ничего вам не скажет, и еще я могу уверить вас, что, кроме имени, мне ничего не известно, и что тогда?

— Еще как он выглядел.

— Что из того, как он выглядел? Кто-то может подойти под описание, а может и не подойти, а человек, который взял часы, если вы потеряли именно эти часы, мог быть не тем человеком, который пришел ко мне и продал их. Опять же, если речь вообще идет об одних и тех же часах.

Джеки посмотрела на него, потом на часы. Она протянула мне часы, и я надел их. Прежний браслет нравился мне больше. Я спросил его, нет ли у него где-нибудь старого браслета, и он взглянул на меня и улыбнулся. Кажется, его это позабавило.

Джеки сказала:

— Если вы не скажете нам, как его зовут и как он выглядит, или если нам это не поможет, тогда сюда придут другие и станут задавать вам те же вопросы, и, держу пари, они не будут столь же вежливы с вами, как мы.

— Такие угрозы от такой милой пары.

— Иногда угрозы сбываются.

— Как пожелания?

Мы продолжали препираться, в основном говорила Джеки, а я поддерживал ее, вставляя свои реплики. Она все больше нервничала и то и дело терла губы и нос тыльной стороной ладони. Ее глаза за темными очками начали слезиться. Мной овладело внезапное бешенство, мне захотелось схватить маленького круглого человечка и сделать ему больно.

Порыв бешенства прошел. Я достал из кармана еще десять долларов и положил банкноту на прилавок, а он посмотрел сначала на нее, а потом на меня.

Я сказал:

— Вот еще десять долларов за его имя и описание внешности. Я советую взять их и все рассказать.

— А что, если за эти деньги я вам совру?

— Тогда я вернусь, — сказал я, — и убью вас.

— В самом деле?

— Хотите проверить?

Он подумал и проверять отказался.