"Опалы Нефертити" - читать интересную книгу автора (Бобев Петр)

Крум Димов

заметил острый плавник, который резал воду позади его сестры, и спрыгнул в воду. Но он знал, что, если случится беда, помочь он не сможет. У австралийских берегов встречаются самые кровожадные акулы. А Мария, не подозревая о грозящей ей опасности, неслась по волнам к берегу, стоя на пластмассовой доске.

Даже если он ей и крикнет, она не услышит его. А если и услышит, положение может стать еще хуже. Она, чего доброго, испугается и потеряет равновесие. А если упадет в воду, на спасение надежды нет. Доска летела к берегу, а застывшему от ужаса брату казалось, что она едва движется.

И тут девушка упала. Доска перевернулась, и Мария исчезла в морской пене. Но до берега было уже близко. Вот она! Мария показалась из воды, встав на песчаное дно. Однако акула не прекратила преследования. И только сейчас девушка заметила ее. Крум был уверен, что она не потеряет голову от страха. Он знал свою сестру. Мария подняла доску и обрушила ее на приблизившегося врага. Черный плавник повернул назад, но затем снова возвратился. За это время девушка уже успела сделать с десяток шагов к берегу. Во время второй атаки акула получила еще один удар. И тогда прекратила преследование.

Крум встретил свою сестру на полдороге к берегу. Ему так и не пришлось вмешаться. Без единого слова он взял у сестры доску и тронулся вслед за ней. И только когда они добрались до старенького «холдена», оставленного на поляне над пляжем, Крум процедил сквозь зубы:

— Со мной на море ты больше ни разу не поедешь!

Не отвечая брату, Мария села за руль. «Холден» сорвался с места и бешено понесся по дороге, которая вилась вдоль зарослей мангровых кустарников. Крум схватил сестру за руку.

— Остановись!

Мария резко остановила машину.

— Хватит сумасбродств! С самоубийцами я ездить не намерен!

— Тогда веди сам! — ответила ему Мария.

Крум пересел на ее место.

Дорога врезалась в джунгли. Пальмы, бананы и бамбук сплелись в неразличимый зеленый хаос, над которым высились огромные эвкалипты и фикусы с дисковидными корнями, лавры, древовидные папоротники и молочай, увитые ползучими ротанговыми пальмами и их лианами с похожими на лютики цветами. По стеблям и ветвям деревьев словно мох взбирался наверх травянистый папоротник. Вьющийся папоротник переплетался с беспорядочной сетью других лиан. По деревьям носились сумчатые белки. Вспугнутая древесной змеей, одна такая белка-летяга отделилась от дерева, нависшего над их головами, легким четырехугольным воздушным змеем плавно пролетела по воздуху, расправив кожаную перепонку между лапками, и метров через сто опустилась на ветку другого лесного великана.

— Ты знаешь, что они опыляют эвкалипты? — спросила Мария так, словно ничего до этого и не произошло. Крум молчал. Он все еще сердился на сестру. Мария, словно ничего не замечая, продолжала.

— Летяги питаются почками. Но не отказываются и от нектара эвкалиптовых цветов. И таким образом их опыляют. То же делают и сумчатая мышь, и сумчатая соня...

— Хватит! — оборвал сестру Крум. — Знаю...

Отовсюду доносились резкие крики попугаев какаду, которые прыгали по веткам деревьев или кувыркались, ухватившись за ветки клювами. На одном сухом дереве спали, повиснув вниз головами, гигантские летучие мыши — летучие собаки. Они дожидались ночи, чтобы отправиться в очередной набег на фруктовые сады. Потом через дорогу перебежал испуганный каузар, похожий на страуса, с голой ярко раскрашенной шеей. В густых кронах деревьев порхнула райская птица, сверкнула золотым облачком и исчезла в листве.

Под колесами машины застучали доски настила деревянного мостика через небольшую речушку. Испуганные утки, гуси, цапли, журавли и пеликаны разлетелись во все стороны между двумя стенами джунглей. С илистого берега соскользнул в воду вдруг оживши ствол дерева — крокодил. Оказавшись в безопасности, он секунду смотрел на них своими желтыми глазами и тут же погрузился на дно.

Крепко держась руль, не отрывая глаз от поворотов дороги, Крум, казалось, не замечал своей сестры, которая вертела головой из стороны в сторону, то и дело показывая рукой на какое-нибудь новое животное, на новый красивый вид или на необычной красоты цветок.

Отец их, Стефан Димов, покинул Болгарию тридцать лет назад, долгое время скитался по свету и наконец осел садовником в этой стране в городе Вирджиния, возле Аделайды, прозванной «Столицей болгар в Австралии». В Вирджинии есть даже улица София. Находясь вдали от родины, иммигранты все же не забывали ее. Часто мечтал о ней и уставший уже от жизни Стефан Димов. Хоть бы раз снова ее увидеть, дожить бы там свои дни. Но ему так и не удалось осуществить эту мечту. То одно неотложное дело, то другое... Пока не хватил его удар. Прежде чем испустить дух, он наказал своему сыну: «Поезжай, сынок, в Болгарию! Вместо меня положишь цветы на могилу бабушки и деда!»

Тогда Крум пообещал выполнить завет отца, не особенно задумываясь. Но вот, уже прошло три года, а у него все не было на это ни времени, ни денег.

Стефан Димов был человеком необразованным. И потому решил во что бы то ни стало дать образование детям. Оба они закончили университет: Крум стал психологом, его сестра — агрономом. Надо было, пожалуй, наоборот сделать, да откуда им было знать. Особенными были дети Стефана Димова: сын — спокойный, тихий, а дочка — ну, сорванец сорванцом. Каждый из них занялся тем, к чему его влекло. Получил Крум диплом и начал искать работу. Нашел ее легко. Любая более или менее солидная фирма нуждается в психологе — для рекламной службы. Но уже в первые дни он повздорил с шефом. Крум полагал, что реклама — это информация, а не ложь. А так как обманывать он не умел, ему пришлось уйти со службы.

Психологи нужны были и в полиции. Он стал полицейским, для того чтобы бороться с обманом и преступлениями. Но и здесь все оказалось не так, как он себе представлял. Только отсюда уйти было уже не так легко, как из рекламы. Его шеф, Том Риджер, крепко держал его в руках. Крум и пикнуть не мог. Конечно, виноват в этом был сам Крум, вернее, его слабость к тотализатору. Верно, вся Австралия играла на скачках, но в меру. А он меры не знал. Расплатился как-то чеком без покрытия. А этот чек, неизвестно какими путями, оказался у шефа. Том Риджер пообещал, что замнет скандал, а на следующий день предложил своему помощнику закрыть глаза на некоторые факты во время одного расследования. Услуга за услугу. Крум и не заметил, как запутался. Так запутался, что теперь и не знал, как выбраться из всего этого.

В отпуск он поехал с радостью и облегчением. Уехать, забыть на время обо всем. Дарвин был прекрасным городом, со всей романтикой тропиков. Море с рифами, акулами и морскими змеями. Джунгли, полные зверей и птиц. Купанье, прогулки, охота. Только бы Мария была более рассудительной. А у нее то и дело происшествия — то с акулой, то с крокодилом, то с автомобилем. Наказание, да и только!

Наконец, они добрались до города, расположенного на небольшом полуострове, с прямыми, утопающими в зелени улицами и одноэтажными домами. Дневная жара еще не спала, и поэтому прохожих на улицах было мало: служащий в белых шортах, насупленный солдат да раскачивающийся при ходьбе моряк. Вот прошла белая женщина, за которой несла покупки цветная служанка. На тротуаре оживленно беседовали трое тощих китайцев с черными зонтиками. Несколько усталых японцев — ловцов жемчуга — возвращались с моря. Толпа туристов щелкала фотоаппаратами, снимая восседавшего на верблюде полицейского, который важно улыбался им со своего высокого седла. У каждого туриста под мышкой — препарированный коала. Ни один иностранец не уезжает без такого сувенира. А чем иначе докажешь, что был в Австралии? И не важно, что чучела эти сделаны из шкуры кенгуру, потому что бедные сумчатые мишки уже находятся под охраной закона.

С витрин магазинов им кивали головами утонувшие в сугробах серебристой ваты с мешками подарков за плечами белобородые деды-морозы. Приближалось Рождество, веселый праздник, который здесь, в Южном полушарии, приходится на самый разгар лета. Воздух горячий, словно из печи. Одежда прилипает к потному телу.

В вестибюле гостиницы портье вручил ему телеграмму. Крум пробежал ее глазами. Нахмурился. Почему это так грубо прерывают его отпуск? Но делать было нечего. Приходилось выезжать незамедлительно. Еще более недовольная, чем ее брат, Мария пошла собирать вещи. И уже через пятнадцать минут они оба направлялись к Алисе.

— Зачем это ты так понадобился твоему Эму? — спросила с насмешкой Мария.

Крум давно знал, что сестра не выносит самонадеянного Тома Риджера, который из кожи вон лез, чтобы понравиться ей. Мария прозвала его Эму, потому что, говорила она, инспектор напоминал ей эту надутую птицу.

Крум неуверенно ответил:

— Наша работа полна неожиданностей. Преступники не сообщают нам о своих планах.

— Уж не появились ли снова египетские находки? — с издевкой сказала Мария.

Крум с досадой пожал плечами. Эти находки отравляли ему жизнь. То в Сиднее, то в Мельбурне появлялась какая-нибудь египетская монета, какая-нибудь статуэтка или скарабей, которые якобы были найдены на австралийской земле. Многие из этих находок оказывались после проверки фальшивками, вернее настоящими древностями, которые были найдены в Египте, но привезены и зарыты в Австралии. И это было не просто сенсацией, пустым шумом. В мире имелось много миллионеров-снобов, готовых платить за такие вещи бешеные деньги. Но что было хуже всего, так это то, что большинство следов мошенничества вели в Алису. Начальство настаивало, ругало, требовало от Тома Риджера и Крума Димова обнаружить центр. Легко сказать — обнаружить, а как?

— И все-таки некоторые из них настоящие, — сказала девушка.

— Именно они-то и мешают нам распутать это дело. Если бы не они, все сводилось бы к мелкому мошенничеству. А тут экспертизы, консультации, египтологи, геологи — да еще из Европы, да из Америки. А они дают такие заключения, что хоть стой, хоть падай: «Есть основания предполагать...», «Если принять во внимание, что...» Попробуй с таким туманом отдать кого-нибудь под суд и не потерять при этом работу... И все же большинство этих находок — подделки... Из-за жажды наживы... А иногда и ради славы...

Мария дернула плечом.

— По крайней мере, некоторые из этих находок бесспорны. Я видела их своими глазами. На реке Гленелг, в двух днях езды от Перта. Там в пещерах высечены человеческие фигуры — в одежде, носы орлиные. Аборигены же — голые и носы у них приплюснутые. А наскальные изображения нильского лотоса возле Кернса?

— Лотос и сегодня кое-где встречается в Австралии.

— Да, но мы знаем, что это не эндемическое, не местное растение.

— Какая-нибудь птица перенесла его семя, — возразил Крум. В нем пробудился скептицизм полицейского.

— Ну а барельеф носорога в пустыне? А загадочные колодцы в скалах возле озера Маккай?

Наконец она произнесла то, что давно носила в себе:

— Почему-то мне кажется, что и Эму замешан в этой афере... Какое-то чувство...

Крум вздрогнул. Но ничего не ответил. Только крепче сжал руль. Невольно нажал на педаль газа.

Постепенно джунгли поредели. Исчезли пальмы и панданусы. Вскоре показались и поляны, заросшие лесным сорго, буйвольской и кенгуровой травой. Время от времени мелькали массивные термитники высотой в два человеческих роста. Телеграфные столбы были металлическими. Будь они из дерева, термиты давно бы их уничтожили. Неподалеку виднелись несколько заброшенных рудников. Уран, который здесь добывался, иссяк, и предприятие закрыло рудники. По скалам, которые то здесь, то там возвышались над равниной, бегали маленькие кенгуру валлаби. Лес незаметно перешел в саванну с рассыпанными по ней не дающими никакой тени эвкалиптами, над которыми поднимались голубоватые облачка испаряющихся с листьев эфирных масел. Мимо их «холдена» проносились бешено мчавшиеся легковые автомобили. Хорошо, что за рулем сидел Крум. Мария бы не позволила, чтобы ее обогнали. Она была истинная австралийка. Для нее не было большей радости, чем с безумной скоростью нестись по шоссе. Тогда она словно не замечала множества разбитых машин, оставленных на обочинах дороги. Время от времени навстречу им летели, словно метеоры, грузовики с прицепленными домиками на колесах. Это с одного места на другое переезжали сезонники в поисках новой работы. Здесь яблоки соберут, там займутся рубкой сахарного тростника.

После долгого молчания Мария добавила:

— Есть в этом что-то. Что-то еще не раскрытое. Как мог около Дарвина оказаться каменный скарабей или же птоломеевская монета с рогатым Зевсом Амонским? Да и не только это — откуда в древности знали, что к югу от Африки находится Неизвестная южная земля, Терра аустралия инкогнита, Богатый золотой остров?

— Знаю! — оборвал ее Крум. — Знаю и об обычае туземцев островов Торресова пролива делать мумии. Знаю, что на Малайском архипелаге встречаются египетские имена, что в долине реки Иордан в Палестине найдена мумия, бальзамированная эвкалиптовым маслом. А эвкалипт — чисто австралийское растение. Знаю даже и то, что в египетских храмах есть рисунки подданных фараона неизвестной расы. Но и ты знаешь кое-что другое. Египтяне были плохими мореплавателями. Как же они тогда могли добраться до Австралии? Европейцы смогли это сделать лишь в XVII веке, когда научились управлять парусами своих кораблей.

— И раньше здесь бывали европейцы. На карте Ротса в шестнадцатом веке нанесена часть континента южнее Явы. А не так давно водолазы обнаружили возле побережья острова Габо испанский кувшин для вина четырнадцатого века. Хейердал переплыл океан на папирусной лодке...

По обеим сторонам дороги ширилась саванна — бескрайняя и пустынная. То и дело виднелись торчащие из земли белые стволы мертвых эвкалиптов. Это фермеры, для того чтобы расчистить свои пастбища, высушили их, вырезав на стволах кольца коры. Время от времени от шоссе отделялись выбитые в красной почве, гладкие как асфальт, дороги. И там, на каждой развилке, к деревянному столбу был прибит большой почтовый ящик с названием фермы. Все пространство было рассечено на бесчисленное множество четырехугольников, огороженных колючей проволокой, на которых паслись коровы. Без пастухов. Только пастбища, ограды, коровы и ветряные насосы, которые наполняли автоматические поилки. Время от времени одни коровы отправлялись к водопою, оставив своих телят под надзором других коров. Так они оберегали их от диких собак динго.

— Умно! — произнесла Мария. — Беда только, что собаки еще умнее. Несмотря на все меры предосторожности, большинство телят становятся жертвами динго. Потому здесь и нет овец. Один смельчак попробовал было использовать эти прекрасные пастбища под разведение овец. Так за один год хищники зарезали шестьдесят тысяч голов. Смельчак, естественно, разорился.

Специальностью Марии была фитопатология, болезни растений. Но она была знакома и с овцеводством. Каждому австралийцу ясно, что оно собой представляет. «Золотое руно» мериносов все еще оставалось основой экономики страны. Были даже такие фермеры, которые за успехи в овцеводстве получили аристократические титулы.

Стадо эму попыталось пересечь шоссе, испугалось грохота мчащейся машины и понеслось через поле. Один эму налетел на ограду, запутался в проволоке и разорвал ее. Остальные попытались перескочить через ограду и порвали проволоку окончательно. За это их так и ненавидят фермеры.

В одном месте на дороге остановился грузовик с прицепами, автопоезд. Несколько цветнокожих ковбоев гнали по направлению к нему предназначенных на убой коров. У выхода из загона стояли двое работников с электрическими батареями в руках. Если какое-нибудь животное вдруг упрямилось, они прикасались к нему электродами, и оно трусило покорно к прицепу.

Примерно через полчаса езды заглох мотор. Крум взглянул на шкалу бензобака. Горючего было достаточно. В чем же тогда дело?

Занятые мотором, они не заметили, как вокруг них собралась толпа полуголых темнокожих, которые с любопытством стали просовывать головы под капот. Крум попытался было заговорить с ними на языке аранда, на котором он кое-как мог объясняться. Но те только пожимали плечами. Да разве на одном языке разговаривают австралийские аборигены? Тогда Крум попыталсь объяснить им жестами, чтобы они толкнули машину, надеясь таким образом завести ее, а сам уселся за руль. Но они стояли неподвижно и лишь отрицательно качали головами.

Сердитый, он выбрался из машины.

— Ну и дикари! Почему не толкаете?

— Потому что вы не включили скорость, — ответил ему один дикарь на английском языке. — Как же она заведется?

Тут в свою очередь Крум уставился на него, как дикарь. Оказалось, что это были батраки и шоферы с ближних ферм. Аборигены не могут жить долго без своего племени. Порою просыпается в них тоска по степи и вольной жизни, и они возвращаются к ней на месяц-два. А потом, удовлетворив свой скитальческий инстинкт, снова поступают на работу.

Двое цветных быстро обнаружили сгоревший конденсатор. А запасного у Крума не было. Тогда один из аборигенов сказал:

— Теперь ждите, когда проедет какая-нибудь машина! И они снова двинулись в путь своей упругой походкой неутомимых пешеходов.

— Вот так дикари! — засмеялась Мария, глядя на брата, который все еще не мог опомниться от изумления.

Вскоре на дороге показался грузовик. По австралийскому обычаю водитель был обязан поделиться с ними своими запчастями. Но и у него не было конденсатора. Шофер пообещал послать им необходимое с попутной машиной, когда доберется до ближайшей мастерской.

— А до тех пор можете стрелять кенгуру! — посоветовал он им на прощание.

Метрах в пятистах от места происшествия виднелся какой-то одинокий дом. Они постучались в дверь. Никакого ответа. Нажали на ручку. Незаперто. В Австралии часто встречаются такие дома, брошенные владельцами, когда тем становится не под силу переносить одиночество. Брат и сестра вошли в дом. Стали готовиться ко сну. Они и не думали охотиться на кенгуру. Мария была прекрасным стрелком, а ее брат — чемпионом по стрельбе по тарелочкам. Однако по живым существам ни она, агроном, ни он, психолог-полицейский, никогда не стреляли.

— Не могу я их убивать! — сказала Мария. — Таких кротких и безобидных!

— А пастбища? — поддел ее брат.

— И там вред невелик. Кенгуру, как и все другие дикие животные, не едят все подряд, как овцы, коровы или лошади. Дикие животные выбирают свой корм. Одни предпочитают одну траву, другие — совсем иную. После кенгуру могут пастись и овцы. А после овец — никто. Выстригают, как косилка, даже чище косилки.

— В Мельбурне открыли школы для кенгуру, — вспомнил Крум. — Учат их косить траву машинами и играть с детьми в футбол.

— Люди понемногу начинают отвыкать от своего высокомерия, начинают признавать некоторые умственные способности у животных. У собаки, у дельфина. Однако все еще считают кенгуру животным тупым и глуповатым. А в сущности это очень понятливое и спокойное животное, и привязывается к людям даже больше, чем сами люди привязываются друг к другу.

Снаружи стало прохладно. Они разожгли камин, поужинали и легли спать.

Утром Крум нарубил две охапки дров в придорожном кустарнике и положил их вместо тех, что они сожгли прошлой ночью, чтобы ими могли воспользоваться другие потерпевшие аварию на дороге. Потом он положил в буфет несколько банок консервов.

Снаружи раздался грохот, и Крум выбежал из дома. Это прибыл грузовик, на котором ему привезли конденсатор. Крум подбежал к грузовику, расплатился с шофером, и они сердечно распрощались, пожав друг другу руки.

Брат с сестрой снова тронулись в путь.

Река Катрин часто пересыхает настолько, что воды в ней не хватает даже на то, чтобы вымыть машину, к тому же это единственная река на сто пятьдесят километров вокруг. Но сейчас она вышла из берегов и залила даже шоссе и мост. Однако австралийцы привыкли ко всяким неожиданностям. Крум Димов накрыл радиатор брезентом, на выхлопную трубу надел резиновый шланг, так что получилось нечто вроде дыхательной трубки, какими пользуются пловцы под водой, и смело дал газ. Вода была глубиной не более полуметра, и «плаванье» завершилось благополучно.

В городке Катрин они заправились только горючим. В городе имелись гостиница, несколько баров, церковь, почта, кинотеатр и магазин. А что еще было нужно его жителям, которых насчитывалось не более тысячи человек? Будь их здесь больше, тогда бы они устроили и ипподром, чтобы не ездить в другие города играть на тотализаторе.

Они двинулись дальше. Местность незаметно перешла в дикую пустыню, пересеченную рядами красных холмов. Лишь вдоль шоссе, в кюветах, где во время дождя собиралось немного воды, росли низкие эвкалиптовые кусты, сплетавшиеся в живую изгородь.

Они заправили машину бензином еще раз в Тенант-Крике и покатили дальше. Пейзаж вокруг становился все более пустынным и безжизненным. Несколько раз они останавливались в городках — заправиться горючим. Чтобы наверстать потерянное время, они решили ехать и ночью, сменяясь за рулем каждые два-три часа.

В Алис-Спрингс они влетели на рассвете и остановили свой «холден» возле полицейского участка. Внутри дежурный сержант играл в карты со следопытом Бурамарой. Аборигенам не разрешалось ночевать в городе. Но Бурамара был метисом, от белой матери и чернокожего отца. В Северной Территории метисы имеют гражданские права. Но стоит им переехать в другой штат, как они эти права теряют.

Полицейский доложил:

— Инспектор в отпуске. Оставил вас своим заместителем.

— Это понятно! — махнул рукой Крум. — Но почему надо было давать телеграмму, торопить, как на пожар. Я уж было подумал, что мафия перенесла свою штаб-квартиру в Алису.

— Он отправился за черными опалами, — ответил сержант.

— Что вы сказали?

— Джонни Кенгуру нашел неслыханное месторождение черных опалов. И все посходили с ума.

— А вы? Почему вы не сошли с ума? Полицейский устало улыбнулся.

— Я всю свою жизнь потратил, гоняясь за неслыханными месторождениями. За бриллиантами, опалами, золотом. Теперь уже ни за чем не гонюсь. Ты копаешь — другой богатеет.

Рассерженный, Крум повернулся к своей сестре:

— Так вот, оказывается, в чем дело! Он будет опалы добывать, а я должен хватать вечерами пьяниц и карманников. Но Том Риджер жестоко ошибается. Я отправляюсь за ним.

Заметив жадный блеск в глазах брата, Мария схватила его за руку.

— Брось ты эти опалы! Занимайся своей работой! Раз все туда ринулись — значит, все участки уже захвачены.

— И я себе отхвачу участок! — вырвался он. — Не удерживай меня!

Тут в их разговор вмешался Бурамара, следопыт.

— Инспектор, не езди туда! Дурное это место, проклятое. Беда будет.

— Какая беда, Бурамара?

— Там горы Радужной Змеи. Ты слышал о ней? Эта огромная змея может за раз проглотить десяток кенгуру. И светится, как радуга. Кто ее увидит, умирает. К ее обиталищу белый человек не может приблизиться, потому что он не знает заклинаний. Черные люди ходят к ее логову с песнями, гремя магическими трещотками.

— Сам-то ты ее видел? — спросил развеселившийся Крум. — Уж больно живо ты ее описываешь!

— Кто ее увидит, не сможет ничего описать! — обиделся следопыт.

— Уж не бабур ли это, гигантская змея? — вмешалась в разговор Мария.

— Нет. Бабур — это змея вроде тайпана. Только больше и ядовитее. Даже если она укусит тень человека, он умирает.

— Тогда, может быть, бунип? — спросила Мария. Как всем натуралистам, ей хотелось узнать побольше о таинственном чудовище, о котором рассказывают легенды аборигенов.

Бурамара покачал головой.

— И не бунип. Бунип не змея, хотя сила у него такая же. как у Радужной Змеи. Когда чернокожие заметят его в воде, они падают ниц, чтобы не видеть его глаз.

— А что может мне сделать Радужная Змея?

— Проглотить, лишить разума. Сделать посмешищем в глазах людей. Радужную Змею охраняют ир-мунен — собаки с женскими ногами, и билау — люди с ястребиными лапами. Караулят ее ощипанные страусы эму. А вокруг бродят зайцы величиной со слонов, кенгуру величиной с церковь и огромные крокодилы.

— Прямо уж столько всего! — засмеялся Крум. Но Мария вдруг стала серьезной. У этой сорвиголовы была привычка бросаться из одной крайности в другую.

— Здесь нет ничего смешного! Когда-то, в меловой период, эта земля была дном моря. И сейчас уровень воды в озере Эйр на двадцать метров ниже уровня моря. По ее берегам бродили динозавры яйцееды, которые действительно походили на ощипанных страусов. Впоследствии их место заняли внешне похожие на зайцев дипродонты, величиной с носорогов, а также гигантские кенгуру и страусы. Почему нельзя допустить, что некоторые из них дожили до исторического времени и что это именно они вошли в мифы аборигенов?

Крум перебил ее:

— Ну да, это как раз в твоем вкусе. Можешь сходить с ума, скитаться в поисках того, чего нет.

Она ничего не ответила.

Вдруг полицейский вспомнил еще:

— Джонни Кенгуру рассказывал, будто трава и деревья там погибают. Белеют и погибают. Все до одного. Будто под ними остается только голая земля и скалы — и больше ничего.

А Бурамара добавил:

— Это Радужная Змея предупреждает: «Белокожие! — говорит она. — Уходите! Не то погибнете, как белые травы». Знаете сказку об искателях опалов? Не знаете? Двое братьев нашли жилу. Три месяца они копали, погибая от голода и жажды. Наконец добрались до опалов. И один брат убил другого. Опалы сводят белых с ума.

Мария прервала его. В недавней сорвиголове вдруг проснулся ученый фитопатолог.

— Бурамара, а как выглядят белые растения? Сморщиваются, гниют, становятся ломкими?

— Джонни рассказывал, что они сперва начинают желтеть, становятся все светлее и светлее, а затем белеют. И только тогда никнут к земле. Белизна ползет с гор и заливает здоровые растения.

Она задумалась. Словно бы забыла обо всем остальном: опалах, гигантских кенгуру и зайцах. И стала рассуждать вслух:

— Зеленым цветом растения обязаны хлорофиллу. Все растения. Если листья обесцвечиваются — значит исчезает хлорофилл. В полной темноте он не образуется. Но чего-чего, а солнечного света здесь хватает. Если бы недоставало магния или других микроэлементов, поражения не были бы такими молниеносными. «Белизна ползет». Что же это может быть? Жуки, черви? И это происходит в моем районе...

Крум оборвал ее размышления:

— Пошли! Потом будешь думать о своих растениях!

Она схватила его за руку.

— Я еду с тобой! Я должна понять, в чем там дело!

— Нет! — попробовал возразить ей Крум. — Ты не знаешь, что представляют собой мужчины, охваченные жаждой наживы. Ты не представляешь себе, что это за сборище авантюристов.

Похоже было, что он все-таки не знал своей сестры как следует. Она вскочила и двинулась ему навстречу — маленькая, хрупкая, но решительная.

— На этот раз я собираюсь заняться кое-чем всерьез!