"Песчаный поход" - читать интересную книгу автора (Бобров Глеб Леонидович)

Глава 5

В палатке царил полумрак. Духи, переминаясь с ноги на ногу, вытянувшись, стояли в проходе между койками. Было им весьма неуютно, тревожно, а главное – давила неопределенность. Они уже знали, что взводный ушел в офицерский модуль – в гости; и когда вернется, и вернется ли он сегодня вообще – оставалось совершенно неясно. А между тем, несмотря на не слишком приветливую утреннюю встречу, этот молодой лейтенантик казался им пока единственной защитой.

За полгода, проведенные в учебном подразделении, ребятки успели близко познакомиться с армейскими нравами, да к тому же были прекрасно наслышаны о разнице в отношении к молодым солдатам в Союзе и здесь.

И то, что первую скрипку во взводе играют не "деды", они уже поняли. Шестеро "престарелых", вполголоса обсуждая свои проблемы, валялись на койках. Тема дискуссий была довольно животрепещущей, так как время от времени приглушенную беседу перекрывали взрывы неестественного, юродивого хохота. О чем именно говорили – не было слышно. Там же находились и оба "главных" сержанта – зам. старшины и замкомвзвода.

Власть во взводе, конечно, принадлежала старослужащим, но это была власть номинальная, так сказать – законодательная. Всю же практическую крепко держала в руках пятерка крепких парней, которые в ту минуту, неспешно дефилировали перед "салабонами".

"Погуляв" – остановились; двое из них, покуривая и внимательно рассматривая новых сослуживцев, встали сбоку, в то время как оба оставшихся сержанта вполголоса совещались с парнем в свитере. Придя к какому-то соглашению. Троица вплотную приблизилась к вновь прибывшим. Саше тут же стало удивительно неуютно. Особенно под взглядом одного из командиров отделения. Он-то и начал разговор:

– Ну ладно, мужики, день прослужили – ни хера не поняли! Правильно? – И, выдержав паузу, продолжил: – Я не знаю, что вам там наплели в Союзе, но вкратце ситуацию объясню. Главное – шарить! Будете врубаться – будете жить нормально; нет – вешайтесь! Фамиди4?

"Молодые", не уловив смысла последнего термина, преданными глазами пожирали сержанта. По палатке прокатился нервный смешок. Командир отделения расплылся в своей самой искренней улыбке и, ткнув одного из духов пальцем в грудь, спросил:

– Как зовут, служивый?

– Юра… – На кроватях, как по команде, дружно и дико завизжали от восторга.

Солдат быстро поправился:

– Рядовой Поляков, товарищ сержант! – И, видимо, совсем уж с перепугу тихо добавил:

– Юрий Владимирович…

У дедулек от такого ответа начался тихий истерический припадок; кто-то, задыхаясь от смеха, сполз с койки и забился в неподдельных судорогах. Немного придя в себя и отерев слезы, сержант принялся за следующего:

– А тебя? – спросил он у маленького, смотревшего на него глазами верной собаки туркменчика. Не дождавшись ответа, наклонился и прокричал в самое ухо:

– Эй! Военный! Зовут как?!

– Хасан-бой…

– Ты че? Твоя по-русски не понимая? А?!

Паренек, подсознательно ощущая подвох, чуть помявшись, нехотя протянул:

– Плехо…

– Ну и откуда ты прискакал, такой разговорчивый?

И после очередной паузы. Давясь от смеха, опять прокричал ему в ухо:

– Эй! Военный! Родом откуда?!

– Туркмен…

– Эт точно! – К тому времени "старички" уже не смеялись – рыдали.

– Ну а ты, сокол?

– Рядовой Зинченко, товарищ сержант!

– А имя у тебя есть, рядовой Зинченко?

– Так точно! Александр, товарищ сержант!

– Толковый парень, говоришь… И откуда призвался?

– С Донецка, товарищ сержант!

– Слышь, Гора, твой земляк; а ты все плачешь, что один на весь полк с Донбасса.

Саша с надеждой взглянул на землячка.

– Ладно, бля, хорош тащиться! Слушайте внимательно! – продолжил командир

отделения. – Все, что вам нагнали про нас в Союзе, в том числе про дедовщину – лажа! Здесь боевое подразделение, и никто над вами издеваться не собирается. Но вы, духи, будете делать все то, что вам по сроку службы положено. Это ясно?! Нет – схлопочете сразу и без базаров. Да, Мыкола?

Самый маленький из всей пятерки, но почти квадратный сержант, стоявший перед "молдняком", чем-то напоминал бультерьера, готового в любой миг ринуться в атаку. Он, ничего не ответив, неопределенно покачал головой.

– По всем вопросам обращаться или ко мне, или к нему. Да! По особо личным – обращаться к Горе, он у нас комсорг…

– По палатке вновь прокатился ленивый смешок, а земляк только небрежно отмахнулся:

– Ой, не задрачивай!

– Слышь, Шурик, обломись… Кончай базар, отбой был! Нехотя протянул с кровати зам. старшины.

Тут Саше стала понятна причина неудержимых, доводивших лежащих на кроватях дедов чуть ли не до конвульсий, припадков смеха – мужики к тому часу уже успели хорошенько обкуриться.

– Момент! Ну что, все поняли?

– Так точно! – за всех ответил Саша.

– Ну, Гора, а у тэбэ дийсно зэмляк шаре, – с расстановкой выдавил самый здоровый из группы.

– Во бля! Никак у нашей птички голосок прорезался?! А? Братусь? – тут же съязвил сержант и продолжил: – Где-то через неделю – большая операция, поэтому каждый из вас будет закреплен за одним из старослужащих, а пока – готовиться к рейду. Глядишь, кто-то да пойдет. Ты, он обратился к Полякову, – садишься механиком-водителем на сто сорок восьмой борт. Пойдешь завтра после развода с техником роты в парк и, не приведи Господи, если машина не будет готова к выходу! – Он, указав на второго сержанта, добавил: – Это его БМП, он тебя за нее сожрет с ремнем, дерьмом и сапогами! А вы, соколики длинногривые, пойдете со мной и получите свои ПК5. Ты, Хасан, как там тебя дальше, пойдешь в отделение замка. Понял?! Ну да ладно, завтра поймешь… Ну а ты, донбассец, будешь тащить службу у меня. Да, Гора? – И, не дождавшись ответа, закончил: – Так, все! Подшились, побрились, подмылись – отлично. Отбой! Быстро… вашу мать!

Когда "молодята" улеглись, пятерка собралась на "военный совет". Костяк в ней, безусловно, составляли два человека – Шурик и Гора. Сержант, призвавшись из Днепропетровска осенью 1982 года, после двухмесячного карантина пришел в роту на должность рядового пулеметчика. Толковый, бойкий, язвительно-дерзкий, он уже через полгода в звании младшего сержанта командовал третьим отделением. В боевых ротах укоренилась продиктованная необходимостью традиция назначать на командные должности опытных солдат, а приходившие из учебных подразделений сержанты, разумеется, если они не проявили себя должным образом, могли до самого дембеля таскать ПК или АГС. То же самое относилось и к спецам.

Даже несколько серьезных "залетов" – а при возникновении конфликтных ситуаций Шурик, как правило, не церемонился и разрешал их самыми радикальными методами, не помешали ему получить эту, по солдатским меркам, привилегированную должность.

Став командиром отделения, Шурик проявил недюжинный талант прирожденного политика и, лихо обломив парочку зарвавшихся сержантов-старослужащих, тем не менее сумел построить прекрасные, дружеские отношения с замкомвзвода и зам старшиной, не говоря уже об офицерах. Пономарев открыто заявил, что по уходу Метели тот займет место замкомвзвода.

Гора же был полной противоположностью своему другу и постоянно терпел от него ежедневные и ежечасные, довольно едкие подначивания. Впрочем, не считая взводного и Братуся, Шурик был едва ли не единственным человеком в роте, кто мог позволить себе подобную вольность. Несмотря на спокойный и внешне флегматичный характер, Гора был главным калибром команды.

Придя в роту вместе со всеми, он буквально через пару недель заявил о себе тем, что одним небрежным, коротким ударом слева завалил самого страшного врага молодых солдат четвертой мотострелковой – замка второго взвода, старшего сержанта Гуся.

Эта почти двухметровая туповатая детина, немилосердно гонявшая всех салаг, для острастки вновь прибывших решила отыграться на довольно крупном и спокойном мальчике. Ну а для Горы, к восемнадцати годам имевшего звание кандидата в мастера спорта по боксу и богатый опыт уличных побоищ, этот неповоротливый, всего лишь на полголовы выше его ростом деревенский увалень вообще как противник не представлял хоть сколько-нибудь серьезной опасности. Да к тому же он был совсем непростой парень и буквально за несколько мгновений до того, как, походя "вырубить дедульку", просчитал, что ему эта наглость вполне может сойти с рук. И не ошибся… Старослужащие, с трудом проглотив горькую пилюлю, пошумели, поугрожали: "Сгноим ублюдка! До дембеля из дерьма не вылезешь, в нарядах подохнешь, душара!!!" – походили вокруг да около, однако, несмотря на "греющие душу сладкие обещания", связываться с резким и решительным юношей не рискнули.

К службе он относился спокойно, исполняя обязанности комсорга взвода и, будучи одним из лучших снайперов батальона, на операциях был чем-то вроде персонального телохранителя Пономарева. Это, впрочем, не мешало лейтенанту по возвращении в полк под предлогом "с земляка и спрос вдвойне…" постоянно донимать своего недавнего напарника. Шурику такое положение дел давало неистощимое поле для шуточек типа: "Слушай, Гора, а что у вас там, в Донбассе, все такие уроды или только ты с Пономарем?"

А еще он, успев пару раз побывать в госпиталях и уже, потом, пройдя двухмесячные курсы при полковой санчасти, получил назначение на должность внештатного санинструктора. Как парень обязательный, Гора натаскал из перевязочной марли, бинтов, всевозможных мазей, после чего по собственной инициативе начал добровольно лечить всю роту: климатические условия высокогорья способствовали тому, что самая незначительная ранка или даже просто царапина через пару дней превращалась в незаживающую месяцами гниющую язву.

Самым колоритным и мощным – поистине непотопляемым линкором в группе был Братусь. Этот хитроватый гадячский хуторянин удивлял всех тем, что в полном снаряжении – килограмм под сорок – мог раз десять подряд сделать на турнике подъем переворотом или выполнить пяток выходов на обе руки. Его единственной и всепоглощающей лазурной мечтой было поскорее отслужить, и причем так, чтобы по возможности его не замечали. Но с таким лицом и такими габаритами это вожделенное желание не могло быть осуществлено, ни при каких условиях, а поэтому он довольно быстро сообразил, что в команде пережить черную полосу жизни без любимой печки легче, и сразу очень органично вписался в маленький и сплоченный коллектив.

Наиболее тихим и уравновешенным среди них был Валера. Несмотря на внешнюю миролюбивость и незаметность, это был мозговой центр команды – в нем было столько внутренней силы, что его редкие и разумные предложения принимались всегда сразу и без особых обсуждений. Рыжий харьковчанин, весь как одна большая веснушка, был старше остальных на каких-то полтора года, но жизненным опытом и обстоятельной рассудительностью превосходил всех, вместе взятых. А еще Валера обладал какой-то удивительной, сверхъестественной интуицией, и если что-либо предсказывал, то можно было смело биться об заклад, что именно так все и получится.

Между ним и Горой шло непрестанное соревнование в области снайперского искусства, и буквально через шесть месяцев пребывания в части никто из солдат батальона не мог даже примерно сравниться с кем-либо из них. Впрочем, Гора сам неизменно признавал первенство за другом.

Последним в эту компанию влился ивано-франковец Мыкола. Тяжело переболев в Иолотаньском карантине дизентерией, он пришел в роту страшненьким, дистрофичным заморышем, да к тому же и ростом чуть больше метра шестидесяти. С такими физическими данными можно претендовать лишь на должность ротного чмыря первого класса… Но не тут-то было. Буквально за полгода он набрал былую форму и в борьбе мог запросто уложить на лопатки не только Валерку или Гору, но при желании даже и Братуся.

Отличившись на первых же операциях, Мыкола через три-четыре месяца после прибытия в 4-ю МСР был назначен на должность командира отделения и получил звание младшего сержанта. В то время как остальных, да и то еще не всех, только-только успели представить к правительственным наградам, он, единственный из всей пятерки, уже к году службы успел получить свою первую медаль "За отвагу". Кроме этого, парня назначили на должность секретаря комсомольской организации роты и готовили к поездке в Москву, на всеармейское совещание комсоргов.

То, что каждый из них выделялся из общей массы сослуживцев, было только половиной дела. Главное же заключалось в сплоченности. Любой дед батальона знал, что если кто-то по какой-либо причине схлестнется с Шуриком, то дело придется иметь не только с ним и Горой, но и остальные всегда окажутся рядом. А не появятся сразу, так потом придут… в любом случае. По этой простой причине их предпочитали не цеплять не только старослужащие и бабаи, но даже и разведчики, у которых культивировался дух тотальной агрессии, и слыли они самыми крутыми в полку – ну, по крайней мере, пытались казаться таковыми.

К чести этой маленькой "банды" следует сказать, что мужики ставили себе единственную задачу – обеспечить собственное достойное существование и, исходя из принципов справедливости, никогда или почти никогда первыми никого не трогали.

И еще: столкнувшись в карантинах с жестокой дедовщиной, а Гора, единственный из всех, с еще более изощренной, прямо скажем – изуверской, в афганских госпиталях, они, взяв на вооружение аксиому: "Самый крутой дед в прошлом – самое крутое чмо!", не только зареклись издеваться над молодыми, но, по возможности, не давали развернуться и другим. Благо, в боевых подразделениях, в отличие от тыловых, особой дедовщины вроде как и не было.

Уложив "детишек" и поболтав немного о своих проблемах, они, окончательно раскурив безотказного Гору, наконец-то "отбились" и сами.