Богданова ЛюдмилаВорота в сказку

Л.Богданова

Ворота в сказку

***

В серебристой гавани

корабли ветра;

небо раскрашено

голубой краской;

облаков перья,

сосновая ветка

вот и ворота,

что открылись в сказку.

Ты, кляновы лiсточак...

Песня.

Лезвием трещина стену прорезала,

на рисунке древнем сон смешан с былью.

Почему один дух вычерчивает бездну,

а другой дух вынашивает крылья?

Я просил свободы для сына Икара...

сломанные перья разметал ветер.

Почему одна рука выплетает парус,

а рука другая - для рабов плети?

всем хватит места на дожде летнем.

Кто избрал нас дважды среди тьмы истин?

Чтобы жили деревья в круговороте вечном,

неужели обязательно умирать листьям?

***

Зима нас запутала, словно охотничья сеть.

Мы рвемся на волю, мы тщимся ее стряхнуть.

Пусть Северный ветер сечет наши спины, как плеть.

Мы звери, пришедшие, чтобы позвать весну.

Мы долгую зиму несли на худых хребтах:

почти через силу - свой тяжкий груз и свой крест,

чтоб пробило время снять паутину с души и с лица

и носом уткнуться в зеленые косы

наших невест.

Мы шкуры сдираем, наш свадебный белый мех,

и голое тело швыряем под буйство струй,

чтоб, против кар и против запретов всех,

принять им ветер

теплый и сладкий,

как поцелуй.

Зима навалилась и пьет нашу кровь из жил

Фонарного света ножи

нам режут глаза.

Но мы все рвемся из голода, нервов. лжи;

из туч. из тумана,

из смерти самой бежим!,

чтоб хоть стоном,

хоть криком,

хоть вздохом

весну позвать.

Зима нас запутала,

словно охотничья сеть,

а мы рвемся на волю,

стараясь ее стряхнуть.

Пусть Северный ветер

сечет наши спины, как плеть.

Мы - звери, живущие,

чтобы весну вернуть.

Начало.

Догорает закат короткий,

чьи-то кони несутся вскачь.

Это, скрипку прижав к подбородку.

нам играет мальчик-скрипач.

Как светла на устах улыбка

и как пальцы на струнах легки!

Отберите у мальчика скрипку.

Пусть не знают о нем Стрелки.

Пусть трепещут под сводами зала

струи музыки, пламя свеч.

Ведь еще пора не настала

променять искусство на меч.

Звуки тают, едва возникнув,

лишь тихонько звенит струна.

Отберите у мальчика скрипку.

Пусть не тронет его стрела.

Будто сон, мелодия длится,

застывает ночь за окном.

И душа - легкокрылая птица

осторожно водит смычком.

Чья рука в полумраке зыбком

вдруг легла на его плечо?

- Отберите у мальчика скрипку.

Пусть идет. Не поздно еще.

***

Счастье с горчинкой,

как в море вода,

но другого мне

не дано.

Если скатилась

с неба звезда.

ей не зажечься вновь.

Ходят по свету

любовь и смерть

странные две сестры.

Если зимою костер зажечь,

ему не гореть

до весны.

Спутаны вместе

добро и зло,

правда похожа

на ложь.

Может, с любовью

не повезло. Странная?

Ну и что ж.

И - если сказка

покажется злой

ты ее не вини.

Часто ведь платят

не той ценой

за то,чему нет

цены.

***

Эта заводь мне сном Офелии,

грустной сказкой с добрым концом.

Желтоглазы речные мели,

ивы с ними к лицу лицом,

что в теченьи полощут косы

голубые свои, дрожа;

и срываются с листьев росы,

точно капли ночного дождя.

Под корнями синие тени,

густ излом голубой коры,

и в речушке дрожью осенней

серебристый отблеск луны.

Черный челн на воде качает.

Он к обрыву почти приник.

И, журча, по камням стекает

чистый-чистый речной родник.

Далека и узка - как снится,

по колено - не глубока,

среди ив в тумане струится

заповедная эта река.

Заповедное, скрытое в чаще,

сквозь колодец ив навсегда

утекает доверчиво счастье

густо-синее, как вода;

и задумчиво и осенне

распахнулось небо над ней!

И качает венок Офелии

среди трав и влажных камней.

Славке.

Возвращение времени,

убежище, дом.

Цокот маятника. Луч

касается век.

И в дыму деревьев,

спящих за углом,

по аллее идет ко мне

человек.

Как сладко яблоко в его руке.

Я забыла, что на улице

еще весна

и под забором вчерашний

нестаявший снег.

Человек спешит,

его поступь легка.

И в резных карнизах

оглашенные воробьи,

и старая беседка:

черная на голубом.

Молнии золотые

в моей крови.

Молнии, остывающие

в сердце моем.

***

Кони шли по крови зари

кони пили росу взахлеб

жажда ветра запах земли

порождали в жилах озноб

воздух рвался с треском сухим

пожд напором упругих тел

невозможный кристалл луны

по их следу во тьму летел

так скакали дробя синеву

и кровавили небо они

что катились звезды в траву

кони пили звезды с травы

Там, где жгучи рябин костры.

там. где робокпредсветный луч.

кони мчат по крови зари,

высекая звезды из туч.

***

Красное яблоко упало в лес,

красное яблоко катилось

по лапкам сосны,

и густые туманы

спускались с небес,

а в нихдремали

зеленые сны.

На куполе неба

зажглась звезда,

а сам он - призрачно-голубой.

И каждый кусок

ноздреватого льда

купался в лужах

и пах весной!..

А в чащах леса

не таял снег,

все лежал и лежал

в потаенных местах,

чтобы отдать

свой белый цвет

ландышам.

что воскреснут там.

***

Не просите песен - я их допел,

не просите стихов - они сожжены

ветер чертит море - берегов предел

лохматой веткой

старой сосны

Не услыште слов - и я промолчу

не увидьте снов - они солгут

только даже если

задуют свечу

я в янтарный терем

приду.

Я войду так тихо - не скрипнет дверь

я войду так звучно - сорвется гром!

под подушкой забыта

связка ключей

и шиповник спит

за прудом

Магдалине.

Мы сидим с тобой за одним столом

(лишь бы мне потом не лежатьна нем).

Ешь же тело мое, претворенное в хлеб,

выпей кровь мою, что пьянит, как вино,

я тебе почитаю Книгу Судеб:

все, что будет в мире, свершилось давно.

Пусть забудут все провечер сей,

но текут с наших пальцев миро и елей,

и душа твоя почиет в моей.

***

Закатное солнце брызжет

на плечи мне.

Тучи язык бьет в золотой набат.

Блики сползают, сползают,

сползут по стене,

кровью своей питая закат.

Речка-сабля вере пробьет живот.

Повитуха-надежда смехом затушит боль,

кровь омоет, в небесный лоскут завернет

и на руки примет девчонку-любовь.

Кричащая девочка, глазки твои темны.

Не знают они; умереть тебе или жить.

Закатные блики сползают, сползают

вдоль серой стены.

Мы в ложе одном,

и меч между нами

лежит.

***

Имя - четыре вздоха, четыре всхлипа,

четыре ветра, четыре вскрика;

нежнее пуха, яснее снега.

В нем боль и радость, мука и нега!..

Но Тавинат междунами

лежит в заоблачном тумане

как меч на ложе

как шрам на коже

как полуспущенное знамя.

Имя - четыре дороги, четыре поля,

четыре луга. четыре моря.

И деньпроходит, и дарит вечер,

и солнце ляжет на ваши плечи.

Но Тавинат между нами

лежит в заоблачном тумане

как меч на ложе

как шрам на коже

как полуспущенное знамя.

***

У нас цветут фиалки,

Я стал сентиментален...

Они, как томик Грина:

сплошной ультрамарин.

Как ветер их листает!..

Но лишь пора настанет,

из бухт провинциальных

уходят корабли.

Плывут на поиск счастья

поэты и пираты,

Но светит всем им равно

жемчужный Южный Крест.

Они везут в Каперну

кастильские дукаты,

цейлонские гранаты,

эбеновых невест.

В жестоких играх ставят

на черта и на совесть,

когда ж пригонит осень

ихнаконец домой,

на стеклах баркентины

допишутэту повесть

и силуэт Бегущей,

и пена за кормой.

Знакомому, который гуляет

сам по себе.

Мне сказала знакомая кошка,

из зависти, а может, излукавства:

- Ваш муж гуляет по крышам,

я там его видела сегодня.

- Нет. Вы, должно быть, обознались.

Его там быть никак не может.

Ведь ночью все кошки серы.

А он, к тому же, дымчатый с рыжим.

Нет. Вы,должно быть, обознались.

Ведь он из хорошего семейства.

Он спит на пунцовой подушке

и даже мышь поймать не умеет.

Соседская кошка рассмеялась:

(Ах, как смеяться могут кошки!)

и показала из подушечек на лапах

свои опаловые когти.

- Вы говорите, из хорошего семейства?

Да он был найден на помойке:

хозяйка сдуру подобрала,

чтобы стал приличным человеком.

Но он верен своим привычкам

и он гуляет по крышам.

Ах, милочка, он ближе к марту

еще и орет ночами.

Я вернулась. И он был дома.

Он спална пунцовой одушке.

Но бархатная шкурка на лапках

была в росе от странствий по крышам.

Письмо NN**

Ах, Наталья Николавна!

Я, дурак невероятный,

поступая невозможно,

супроть правила,

к вам пишу. Чего же боле?..

Что ж, подсыпьте в раны соли.

Ни судьба, ни смерть- старуха

не исправили...

Ах, Наталья Николавна!

Ах, Наташенька...

Не меняют имя в паспорте

на Сашеньку!..

Что же делать...

И по этому по случаю

проявите снисхождение

к поручику.

Ах, Наталья Николавна,

моя душечка...

Не втыкайте в меня иглы,

как в подушечку.

Черт возьми! Pardon.

Какая вы жестокая...

Пропадай, судьба лихая

и высокая!

Ах, Наталья Николавна!

Перед дверию

вашей

лавры я чужие

даром меряю.

Загоню пистоль в подушки,

выпью вермуту...

Я, увы, не Саша Пушкин

Мишка Лермонтов.

***

...а ноги возлюбленных

на земле стоят

а ноги возлюбленных

купаются в росе

а в облаках торчит

пьяная голова

О, как бы хотелось

стать, как все

О, как бы хотелось

ее укоротить слегка.

Но только мешает

протянутая с небес

такая теплая

ваша рука.

***

Губ мадонны горек сок вишневый.

У тебя намокшие ресницы.

Я держу твое лицо в ладонях,

и оно трепещет, будто птица.

На рассвете простучат подковы,

заорут испуганные чайки.

Но - среди молитв и пустословья

вам, незрячий, посвящу молчанье.

Все стою кленопреклоненный.

Безнадежно свечи оплывают...

Я держу твое лицо в ладонях,

слезы мне ладони обжигают.

***

Спутаны сосен янтарных стволы

мечутся белок рыжие стрелы

и на песках ослепительно белых

серые спят валуны

***

Не плачьте, маленький герольд,

не надо плакать.

Еще оливкова луна

и пахнет медом,

и мы пока бессмертны и,

не зная страха,

мы возлагаем жизни

на алтарь свободы.

И возжигая свечи

среди книг нетленных,

пока мечтаем мы

о жизни настоящей.

Над бухтой чайки,

как седые клочья пены,

и паруса-цветы

не расцвели на мачтах.

А пьяный ветер ворошит костры сирени.

Не капли крови, а роса венчает листья.

И соловей дрожит в черемуховой сени...

И так легко твоей

распорядиться

жизнью.

***

Вы так прекрасны,

что я ослеп

и принял камень

за хлеб

и за воду из родника

принял струйку песка.

- Откуда берутся твои песни, Гино?

- Откуда? - он вздохнул.

Из звона подков, из шелеста сухих

трав на перепутьях, из шороха водяных

струй на прибрежно м песке... И из звона

клинков. Я ведь воин...

На перепутьях

шелест сухих

трав, и черно

небо.

В этих местах

дальних, глухих

я никогда

не был.

Может, напрасны

жертвы и путь,

может, враги

правы?!..

Но не дают

к дому свернуть

пенные струи

Ставы.

Пусть нам сулят

горе и страх,

издавна так

было.

Ноне затем

кровь на клинках

алой росой

стыла.

Если паду

в смертном бою,

это не ради

славы.

Песню мою

пусть допоют

пенные струи

Ставы.

В звоне подков,

в звоне мечей

алым горит

песня.

Сколько времен

и рубежей

нам суждено

вместе?

Голос тугих

струн оборвать,

мертвым упасть

в травы...

Песне из ран

с кровью хлестать

пенной струей

Ставы.

Песня Черного Короля.

Несутся всадники - их не остановить,

не удержать, не убежать, не истребить.

Вскипает зарево багряное во мгле,

и мчится черная погоня по земле.

Несутся стоны и моленья к небесам,

но нет пощады, нет спасенья никому;

и боль и глад и смерть ползут по их следам

и, задыхаясь, люди корчатся в дыму.

Хрипит и бьется, умирая, чей-то конь,

а рядом всадник, запрокинувшись, лежит.

И ясно видно, как ползет по ржи огонь

и тают в ранах наши острые ножи.

Все шире зарево за нашею спиной,

неудержимо мчатся всадники за мной.

У тех, кто видит, застыавет в жилах кровь.

Но я не жертва, я тех всадников король!

На лбу корона - три обугленных зубца

и под конем земля от топота дрожит;

есть плащ и меч, но под короной нет лица,

и оттого уста не произносят лжи.

А по земле - торопится весна.

В стволах деревьев бьет пьянящий сок.

И на обочине зеленая трава

смешно щекочет павшему висок.

***

Я бросаю листья тополиные,

Разнесите весть, что я жив еще.

Разнесите весть на три стороны.

По четвертую мосты взорваны.

***

Время костер погребальный возжечь.

Пусть сгорают

мысли мои в том костре,

и надежды, и даже

солнечных зайчиков легких волшебная стая,

что сорвалась вдруг с серебряной пряжи...

Рядом с мечом тут легло отдохнуть веретенце,

тонкое зеркальце,

нежный серебряный локон.

Что мне вся жизнь моя,

если усталое солнце,

мертвое сердце мое

на кострище высоком.

Зря, не стыдясь, не пугаясь

ни мести, ни божьего гнева,

слал я гонцов на восток. ина юг, и на запах.

Кто мне ответит, куда убежала моя королева

моя королева

ногами босыми по травам несмятым?

Как я хочу перед вами упасть на колени

и по-мальчишечьи плакать и звать,

чтоб проснулись.

Что я еще успею сказать, всходя по ступеням?..

Я люблю вас - очень, очень, очень...

Люблю вас.

Жадный огонь, как щитом, заслонит ваше тело,

но - если голоса хватит в дыму,

то шепну я,

как задыхался. сгорая от нежности терпкой,

вен ваших хрупкие синие реки целуя.

Осень нам торит тропу,

наши следы листвой заметая...

После твой конь вороной

утопит в снегу копыта...

О почему снег на ресницах твоихне тает,

грустно кончается сказка

с финалом открытым?..

Скрипка разбита,

звенит Вороной удилами...

Вырвавшись вместе с огнем

из телесного плена,

звездной дорогой идут

над ночными полями

светлый мальчишка- скрипач и его королева.

***

Засорилась ванна,

в квартире бардак,

едва хватает на хлеб

и работы невпроворот.

Но в березовых ветках,

изящных, как кружева,

каждый вечер звезда

распускается и живет.

Словно капляросы,

трепещется на ветру,

но сорваться не может,

запутавшаяся вконец

среди веток - и листьев,

которые он не сдул

осенних маленьких

золотых сердец.

Мне эта звезда

не дает пропасть,

а я дышу, чтобы

согреть ее.

Припаду к подушке

и выплачусь всласть,

вновь и вновь повторяя

имя твое.

***

Век изящных убийств и кружев,

романтичный и одинокий.

Мы рядимся втвои одежды,

чтобы плыть к островам далеким.

Мы придумаем их в дороге.

Нас сегодня выбрала сказка,

не навек, так пускай на время.

Мы идем по ее ступеням

прямо к зеркалу Галадриэли.

Мы увидим в нем свое завтра.

Все случилось, как мы мечтали.

У причала клипер хрустальный.

Перестук мечей деревянных

отзывается звоном стали.

Только б не опоздать к закату.