Владимир Болучевский. Шерше ля фам

Глава 1

Утро нового дня припасло для Петра Волкова некоторые неожиданности.

Начать с того, что проснулся он в собственной ванне, но укрытый шерстяным одеялом. Из крана капало, и одеяло в ногах намокло. Само по себе это уже было неприятно. Но еще более дискомфортной ситуацию делало то, что Петр напрочь не мог сообразить – как так вышло?

С трудом приподнявшись на локте затекшей руки, он завернул поплотнее кран, выбрался из ванны, сняв с вешалки, надел халат и пошлепал босиком в спальню.

Здесь его поджидал еще один сюрприз: в его постели, разметав по подушке золотистые волосы и уютно посапывая, спала некая совершенно неизвестная особа удивительно юного возраста.

«Аки херувимы…» – невольно промелькнуло в сознании Петра. Он машинально взглянул на прикроватную тумбочку – будильник показывал пять минут десятого, – поплотнее запахнул махровый халат и завязал пояс.

– Черт знает что… – пробурчал он и пошел на кухню.

Там он открыл дверцу холодильника, заглянул вовнутрь, вынул бутылку пива, сорвал пробку о край стола и жадно прильнул к горлышку. Затем, вздрогнув вдруг от нехорошего предчувствия, вышел в коридор, подошел к вешалке и стал, передвигая плечики, осматривать висящую на них одежду.

– Еще не хватало… – негромко сказал себе под нос, прошел в гостиную, откидывая подушки, осмотрел диван и кресла, а затем, встав на четвереньки, оглядел пол.

– Вот ведь… – кряхтя поднялся на ноги. Направился в спальню. Там вновь опустился на колени и заглянул под кровать.

Лежащая в постели барышня чуть приоткрыла карий глаз и взглянула на Петра.

– В грязном белье… – сонно пробормотала она, повернулась на другой бок, свернулась калачиком и, похоже, опять заснула.

– Н-нда?.. – Петр скептически вздернул бровь и вышел из спальни.

В ванной комнате он откинул крышку корзины для грязного белья и, сдвинув в сторону лежащие сверху вещи, извлек из-под них обмотанную ремнями плечевую кобуру.

– Логично, – кивнул сам себе, размотал ремни, вынул «макара», взглянул на обойму и, чуть оттянув затвор, заглянул в патронник. Понюхал ствол. Потом засунул пистолет в кобуру, вновь обмотал ремнями и, бросив обратно в корзину, захлопнул крышку.

Затем он допил пиво, критически взглянул на пустую бутылку – зачем-то встряхнув ее, – вышел из ванной и вернулся в кухню. Там достал из холодильника бутылку с остатками водки, выплеснул содержимое в стакан, взял стакан в руку и устремил на него задумчивый взгляд.

Шумно выдохнул и, запрокинув голову, решительно выпил. Поставив стакан на стол, закрыл глаза, постоял какое-то время, прислушиваясь к ощущениям организма, а затем вышел в переднюю, подошел к вешалке, наклонился, аккуратно расставил рядком обувь, надел тапочки, вынул из кармана висящей на плечиках куртки зажигалку и пачку сигарет. Закурил.

«Так, – сделав глубокую затяжку, подумал про себя. – Теперь далее…»

Опять наклонился, подцепил пальцем за ремешок девичью туфельку, распрямился и, приподняв ее до уровня глаз, долго и внимательно разглядывал с разных сторон.

– Ладно, – сказал наконец. – Разберемся.

Поставил туфельку на место и пошел в спальню.

Юная особа проснулась и, подложив под спину подушку, сидела на постели, придерживая рукой одеяло на груди.

– Привет,– широко улыбнулась она Волкову.

– Доброе утро.

– Угости сигареткой.

– А не рановато тебе будет?

– Ага… – Барышня подняла обе руки и поправила волосы, от чего одеяло сползло и обнажило ее до пояса. – Как в постель меня тащить, так, значит, я уже взрослая. А курить мне, выходит, рановато. Так?

– Да я не в том смысле. – Взгляд Петра невольно задержался на небольшом, но уже вполне развитом бюсте с розовыми кругами вокруг алых сосков. – Утро еще. Ты бы хоть позавтракала сперва, что ли. А то только глаза раскрыла и сразу…

– Я утром никогда не ем. Только кофе.

– Ну так кофе себе свари.

– Ле-ень… – Безымянная гостья зажмурилась и сладко потянулась всем телом. – Поухаживайте за мной, дяденька, а? А то ведь все, только обещаетесь. Надавали авансов бедной девушке, а сами…

– А сам – что?

– Я ждала-ждала, пошла взглянуть, а вы в ванной заснули. Я воду выпустила, но… вон вы большой какой и тяжелый, мне же вас не сдвину гь. И не разбудить. Я тут в шкафу одеяло нашла, укрыла. И осталась в одиночестве. Я бы так, вообще-то, и дома могла.

– А… это… про волыну в грязном белье?

– Так я же вам в ванной раздеваться помогала. Вы при мне ее туда и бросили. И ботинки еще хотели засунуть. Я не позволила. А в такси вроде трезвый еще совсем был… Ну почти.

Петр подошел к стоящей возле изголовья кровати тумбочке, погасил в пепельнице окурок, достал из кармана халата пачку и задумчиво вынул из нее новую сигарету.

– И мне, – протянула руку девушка.

– На. – Он протянул ей пачку и, откинув мелодично динькнувшую крышку «Зиппы», чиркнул колесом зажигалки.

Держа чуть припухшими со сна губами сигарету, девушка потянулась к огню, и Волков скользнул взглядом по изящным линиям обнаженного юного тела.

– Слушай, – сказал он, – а… мы что… короче, вступили с тобой в какие-то договорные отношения?

– Как это? – сморщив нос, она подняла на него глаза.

– Ну…

– А-а… в этом смысле. А ты что, на самом деле, что ли, ничего не помнишь?

– Что ж я, по-твоему, придуриваюсь?

– Да нет, не похоже. В общем, я не проститутка. Если ты об этом. Ко мне там, в клубе, хмырь один клеился. Душный такой, весь та-акой на-а ра-аспа-альцовке… баксы веером – крутой, короче. Я на тебя в этот момент взглянула нечаяно, ну… ты подошел, взял меня молча за руку и привел за ваш столик. А на него, на хмыря этого, так посмотрел… я подумала, ты его убить хочешь.

– Хотел бы, убил. Значит, не хотел.

– Ага. Только он сразу слинял куда-то.

– А потом?

– Выпивали. Разговаривали. Друзья твои, эти двое, смешные очень. Особенно тот, который с бородой. Он из Москвы?

– Из Москвы.

– А он кто?

– А что?

– Да он мне Исаакиевский собор подарил. Мы мимо на такси проезжали, он и говорит: «Нравится? Это я построил. Дарю! Делай с ним что хочешь».

– А куда это вы с ним ехали?

– Здрас-сте… Да мы все вместе ехали. Я у тебя, между прочим, на коленях в это время сидела.

– Иди ты? – Петр стряхнул пепел в пепельницу.

– Ну надо же… А я-то еще удивлялась, что ты столько при мне уже выпил, а все трезвый.

– Далее излагай.

– Ну вот, – она сделала затяжку, – сначала мы там, в клубе, сидели. Вчетвером. Я, ты и двое этих твоих друзей. Один Саша, высокий такой, с усами, а другой Андрей Иваныч, из Москвы. А почему вы его – Андрей Иваныч зовете? Он же не старше вас, только бородатый.

– Ну…Андрей Иваныч, и все. Зовут его так. С детского сада. Он там воспитательнице так представился. С тех пор и зовут.

– А тебя – Волчара.

– Ты это… давай, знаешь… кому Волчара, а кому и Петр Сергеич.

– А ты и правда на волка похож. На крупного.

– Чем это, интересно узнать, я похож?

– Глазами.

– Да?

– Ага. Сразу видно.

– Ну, и потом что было?

– А потом этот ваш Андрей Иваныч ка-ак заоре-ет… Я думала, нас всех сразу свинтят, к нам же секьюрити тут же подлетели.

– А чего он орал-то?

– Ну… душно, мол, ему, русскому человеку, в этом иноземном – он так и сказал «иноземном» – бардаке киснуть, коктейли сосать и тупо на голые сиськи пялиться.

– Что за сиськи?

– Так там же стриптиз потом начался.

– А-а… вот оно что.

– Ну да. «Простору хочу! – орет. – И воли! Махнем, господа, на Волгу! К цыганам! В баньку с бабами! Водку пить до утра!»

– Разумно, – кивнул Петр.

– Вот. Вот ты и тогда так сказал. Гурский этот, который Саша, секьюрити денег сунул, они и отвязались. Вы все поднялись из-за стола и пошли на выход. Ну… и я с вами.

– С тремя незнакомыми мужиками?

– Что же я не вижу, с кем нельзя, а с кем можно? Я не дура.

– С нами, выходит, можно?

– С вами можно, – кивнула юная блондинка.– Ну вот… На выходе они, Андрей Иваныч с Сашей, двух девчонок подцепили, ну… тех, которые как раз по конкретной договоренности, за деньги. И вот девчонки эти уже нас всех в баню и повезли. Хорошая такая банька, маленькая, чистенькая, уютная. Сауна, бассейн, гостиная, комнатки всякие. Но вы, конечно, сразу за водку… И куда в вас столько лезет?

– Туда и лезет.

– Ты даже и не раздевался. Ты вообще какой-то… опрокинутый, что ли… какой-то такой был. Сидел в куртке за столом в гостиной, водку пил и огурцами закусывал.

– Огурцами?

– Ну, мы же в одно такси втиснулись вшестером и в баню из клуба поехали. Но по дороге остановились, Саша в магазин зашел и купил. Водки и огурцов.

– Логично.

– Вот ты и тогда тоже так сказал. Андрей спросил, мол, Саша, ты чего купил? Тот плечами пожал: «Водки и соленых огурцов». А ты и говоришь: «Логично».

– А ты раздевалась?

– Но я же в простынке. И потом, я же… твоей девушкой считалась. У ребят свои были. Только Андрей Иваныч, хоть и разделся, и в простынку завернулся, но из-за стола все равно так и не встал ни разу. Только водку пил и песню орал одну и ту же, пока вы ему не запретили.

– Как это?

– Ну как… все выпили, а потом он и говорит: «Эх, господа! Вот теперь хорошо сидим, душевно». И ка-ак заорет: «Опять по пя-ятни-ицам пойдут свида-ания и слезы го-орькие моей жены!» И вы все втроем: «Тага-анка!..» Я думала оглохну. Ну спели вы эту «Таганку» раз. Ну два раза спели. Ну и все. Сколько можно? А он уже остановиться не может, так она к нему прилипла. Но, правда, только он потом рот откроет, чтобы заорать, а вы ему: «Цыц!» Он рот и закроет. Но его же распирает, он аж надувается весь, но держится. А Саша ему: «Андрей Иваныч, позвольте вам лучше водочки предложить. И огурчик вот…» Ну, он водки выпьет, огурцом закусит, его вроде и отпускает. А потом и вовсе заснул. Гурскому сразу обе девчонки и достались: и черненькая, и беленькая. Они вообще от него млели просто. Он как разделся… он что, спортсмен?

– Был. В юности.

– А чем занимался?

– Десятиборьем.

– А что туда входит?

– Много чего входит.

– Ну вот… а он еще и обходительный такой – «будьте любезны», «позвольте вам предложить…» – они обе на нем как повисли, так и не отходили ни на шаг. Даже простынки свои потом на себя набрасывать перестали. Андрей-то спит, а ты вообще ни на кого не смотришь. Только водку, как воду минеральную, пьешь и куришь одну за другой. У тебя что-то случилось? Неприятности?

– Да так… И долго мы там были?

– Прилично, – она погасила сигарету.

– А потом?

– Потом вышли на улицу и разъехались в разные стороны. Девчонки по домам, Андрей Иваныч у Саши на Васильевском остался, а мы с тобой – сюда. Только не сразу, сначала вы там, дома у Саши, оставшуюся водку допили. И ты еще ничего был, вполне… Это уж потом, когда мы с тобой сюда приехали, ты как порог квартиры переступил, так тебя и повело. А потом и совсем уж. В ванной заснул… Это ж надо? Хорошо еще, что я заглянула. А если б утонул?

– Говно не тонет.

– Наговариваете вы все на себя, дяденька.

– Если бы… Значит, говоришь, конфуз вышел?

– Уж даже и не знаю, дяденька, – глубоко вздохнув, девушка томно потянулась, выгнув по-кошачьи спинку, и одеяло, скользнув, обнажило до самой середины бедра обольстительную ножку, – какие такие были ваши планы на мой счет…

– Достойный внимания предмет, – взглянув на стройную ножку, кивнул Волков. – Это несомненно. Тут я согласен.

– А у меня и еще одна такая есть… Показать?

– Ну что ж… – пожал плечами Петр, – давай взглянем. Что уж тут теперь поделаешь. –Он потянул за один из концов кушака халата, развязывая узел.