"Котел" - читать интересную книгу автора (Бонд Лэрри)

Глава 4 Водопад

21 СЕНТЯБРЯ, ОКРЕСТНОСТИ РЮ ДЕ ФЛАНДР, ПАРИЖ

Париж лежал, окутанный тьмой, словно саваном. Во всем городе не было света в результате несанкционированной суточной забастовки, парализовавшей электростанции города. И только некоторые правительственные учреждения и здания корпораций, где имелись свои генераторы, были освещены.

Остальные жители затемненной столицы пользовались более старыми и более примитивными средствами. Небо над Девятнадцатым муниципальным округом Парижа освещали языки пламени, зловеще мелькавшие среди обшарпанных бараков и рушащихся домов. В свете разложенных прямо на улицах костров видны были силуэты выкрикивающих что-то женщин и мужчин, толпами слоняющихся по улицам, заваленным телами, заставленным разбитыми машинами и дымящимися баррикадами. Некоторые размахивали над головами окровавленными ножами и самодельными дубинками. Многие были пьяны, возбуждены до предела смертельным коктейлем из дешевого вина и вырвавшегося на свободу насилия. Все были бедны, все были безработными, и все были готовы свести счеты с теми, кого они считали виновными в своих бедах.

А обвиняли они les arabes. "Арабов". Алжирцев, тунисцев, сингалезов и всех остальных больных дурными болезнями, крадущих у них работу африканских иммигрантов, которыми были набиты грязные, дурно пахнущие квартирки северных и восточных районов города.

Никто уже не помнил, с чего именно начались волнения, после того как погас свет. Может, с потасовки на Рю де Фландр. Или со скандирования расистских лозунгов на Пляс дю Марок. Теперь это не имело значения. Теперь было гораздо важнее, что беспорядки распространялись волной поджогов, убийств и грабежей по трущобам, где обитали иммигранты.

В южном конце квартала две боевые машины, специально оборудованные для борьбы с массовыми беспорядками, и тонкая линия солдат в зеленой маскировочной форме и респираторах перекрывали поворот на Пляс де Сталинград и на эскалаторы станции метро. Солдаты были бойцами специального подвижного отряда по борьбе с массовыми беспорядками. Их вооружение как бы подтверждало репутацию этого подразделения – высокая боеготовность и жестокие способы борьбы. Некоторые были вооружены только пластиковыми щитами и дубинками, но другие сжимали в руках заряженные ручные пулеметы и винтовки. А в башнях их машин сидели люди, готовые бросать в неуправляемую толпу осколочные гранаты и распылять слезоточивый газ.

Однако пока солдатам еще не пришлось применять свое оружие. Толпа, бушевавшая в пылающих трущобах к северу от площади, даже не пыталась пробиться мимо них в более фешенебельные районы города. Они были слишком заняты кровавой расправой с каждым, кто казался им похожим на "араба", и разграблением винных магазинов, бакалейных лавок и аптек.

Полиция безопасности, в свою очередь, была слишком занята выстраиванием подобающей линии обороны. Но теперь обстановка, похоже начинала меняться.

– Да, сэр, я понял. – Лейтенант Чарльз Гуайон тихонько выругался, опуская руку с переговорным устройством. Он повернулся к коротышке-сержанту, с кислым видом стоящему рядом с ним. – Мы получили новый приказ. Мы должны перейти в наступление и очистить улицы.

Из темноты раздался громкий голос, отражавший его собственные невысказанные мысли.

– Но это же чертовски глупо! Нас всех перебьют там!

Гуайон быстро поднял глаза.

– Кто это сказал? – Он подождал ответа, вглядываясь в ставшие мгновенно непроницаемыми лица.

Никто не ответил.

Лейтенант еще несколько минут разглядывал своих людей, прежде чем снова перевести взгляд на сержанта.

– Выступаем через пять минут. Остальные отряды будут двигаться параллельно вдоль канала и Рю де Танжер. Нам предоставлена полная свобода использовать все необходимые средства. Вопросы?

Сержант медленно покачал головой.

– Хорошо. Всем приготовиться. Надеть респираторы и зарядить оружие. – Он сделал паузу, как бы желая убедиться, что его голос слышен каждому солдату. – Но никто, я повторяю – никто не должен открывать огонь без моего прямого приказа. Всем понятно?

– Понятно. – Сержант как будто выплюнул эти слова, явно сожалея, что не может сказать всего, что думает по этому поводу.

Гуайон повернулся на каблуках и направился к боевым машинам. Он хотел лично убедиться в том, что машины находятся в полной боевой готовности и готовы двинуться вслед за его войсками в лежащие перед ними залитые пламенем улицы. Их мощные пушки и стальные корпуса были просто необходимы на тот случай, если толпа вздумает отбиваться.

Когда он вернулся, отряд уже стоял в боевом построении – солдаты со щитами и дубинками – впереди, их товарищи с пулеметами и винтовками – сзади. Форма, респираторы и каски, казалось, лишали людей индивидуальности.

Лейтенант прошелся вдоль строя. Его собственный респиратор так и болтался на шее Неудобные резиновые маски хотя и предохраняли от слезоточивого газа, но одновременно делали человека практически слепым, особенно ночью. А ему необходимо будет видеть все, что происходит вокруг, на возможно большем расстоянии.

Близилось время выступления. Гуайон облизал губы, неожиданно оказавшиеся сухими и потрескавшимися. Он смотрел на лежащие перед глазами улицы. Над площадью стелился дым, поднимавшийся от десятков горящих домов и автомобилей. Теперь, когда ветер успокоился, дым становился все гуще и гуще. В гуще дыма видны были фигуры мародеров, уносивших домой украденные телевизоры, стереосистемы и мебель или же просто рыскающих в поисках новых жертв. Вдоль ближайшей улицы валялись несколько трупов. Еще два тела свисали с фонарей.

Лейтенант закусил нижнюю губу. Это действительно было сумасшествием. Водоворот насилия просто-напросто поглотит и его, и его людей. Подавлять мирные политические демонстрации – это одно. А бороться на улицах города с очумевшей от огня и крови толпой – совсем другое. Он начинал сожалеть о том, что вообще перевелся в подразделение по борьбе с беспорядками. Все дополнительные выплаты и привилегии, которыми он так гордился, вовсе не стоили того, чтобы расстаться ради них с жизнью.

Снова щелкнуло переговорное устройство.

– Всем отрядам начать наступление.

О, господи. Гуайон проглотил стоящий в горле ком. Он расстегнул висящую на поясе кобуру и вынул пистолет.

– Все. Пора. Взвод, за мной!

Он двинулся вперед довольно медленно, от души надеясь, что его походка выражает решительность, а не охвативший его страх.

Однако никто не последовал за ним.

Лейтенант обернулся, не веря своим глазам. Его отряд по-прежнему стоял цепью вдоль края площади. Ни один солдат не сдвинулся с места.

– Черт побери! Вы слышали приказ?! Я приказываю вам выступать! Немедленно!

Тишина. В неподвижном ночном воздухе слышны были крики, поднимавшиеся из трущоб за его спиной. О, боже! Лейтенант почувствовал, как рука, сжимающая пистолет, начинает дрожать.

– Сержант Пезан!

Сержант с недовольным лицом сделал шаг вперед и внимательно посмотрел на своего командира. Гуайон понизил голос.

– Хорошо. Чего вы, идиоты, черт возьми, добиваетесь?

– Ребята не пойдут туда... – прорычал сержант, кивая в сторону иммигрантских кварталов. – Не станем мы спасать этих чернозадых оборванцев.

Со стороны строя донеслось одобрительное бормотание. Солдаты явно выражали согласие с тем что только что сказал их сержант.

Гуайон попытался воззвать к их здравому смыслу.

– Послушайте, парни, мне все это нравится не больше чем вам, но отказ подчиняться приказам – уголовное преступление. Ситуация очень серьезная, сержант.

– Умирают тоже всерьез... лейтенант.

Гуайон подошел ближе и понизил голос почти до шепота.

– Вы ведь знаете, Пезан, я мог бы заставить вас подчиняться моим приказам. – Он снял с предохранителя пистолет.

Сержант, не мигая, встретил его взгляд.

– Возможно, – он пожал плечами. – Но потом вам, возможно, стоит подумать о том, как опасны бывают боевые действия на улицах города. И никогда не знаешь, откуда прилетит следующая пуля... лейтенант.

Кровь, казалось, застыла у Гуайона в жилах Смысл угрозы, так спокойно высказанной сержантом, был предельно ясен. Он мог заставить своих людей вступить в боевые действия против толпы, но сам он, скорее всего, не вернется живым с этого задания. Руки задрожали еще сильнее.

Черт! Во время специальной подготовки их не учили ничему подобному И к перспективе быть застреленными своими собственными людьми тоже не готовили. И за что, собственно? Ради кучки никому не нужных иностранцев? Этих вонючих арабов и африканцев. Лейтенант покачал головой. Рисковать для них своей жизнью? Только не он. И только не сейчас. И вообще никогда.

Лейтенант снова передернул предохранитель пистолета и вздохнул.

– Очень хорошо Я свяжусь с командным пунктом и сообщу о нашей неготовности выступать... в сложившихся обстоятельствах. – Он сердито взглянул в ничего не выражающие глаза своего сержанта. – Вы удовлетворены?

– Да, лейтенант.

– Тогда снова перестройте людей для обороны по периметру. – Гуайон спрятал оружие. – Раз уж мы не можем положить конец этому сумасшествию, мы должны по крайней мере помешать ему распространиться дальше.

Пезан отдал честь и направился к ожидавшим его солдатам. В ответ на команды, которые выкрикивал сержант, строй рассыпался и стал перестраиваться на площади.

Гуайон понаблюдал за ними несколько секунд, снова выругался про себя и поднял руку с рацией. Еще несколько секунд он колебался – не очень-то приятно делать сообщение, которое несомненно положит конец его карьере в полиции. Службам безопасности не нужны офицеры, не способные справиться с собственными солдатами. Большой палец правой руки уже потянулся было к кнопке передачи, как вдруг замер. Из динамика доносилось множество других голосов, переговаривающихся по рации:

– Я повторяю, "Браво-2", вам приказано выступать. Двигайтесь!

– Не могу выполнять, "Фокстрот Эхо", мои люди и с места не сдвинутся. Я прошу подкрепление.

– "Фокстрот Эхо", это "Браво-4" Мы не можем продвигаться дальше на юг. Пожар в этом сектор вышел из-под контроля. Я выстраиваю полицейское заграждение и пожарную службу в церкви...

Гуайон слышал, как все новые и новые его коллеги выходили в эфир с подобными историями. Его взвод был не единственным, стоящим на грани бунта. Остальные подразделения специальных войск, кажется, тоже собирались позволить продолжаться этим диким, кровавым беспорядкам.

22 СЕНТЯБРЯ, "БИ-БИ-СИ УОРЛД СЕРВИС"

Космические спутники и мощные наземные ретрансляторы передали по всему миру вечерний выпуск "Би-би-си":

"Добрый вечер, в эфире новости.

В Париже, Франция, полицейские и пожарные команды продолжают спасательные работы, направленные на ликвидацию последствий вчерашних массовых беспорядков. По сообщениям официальных представителей Министерства внутренних дел, количество убитых достигло двухсот человек, имеются также сотни раненых, помещенных в местные больницы. Врачи сообщают, что практически все убитые и раненые – иммигранты из Алжира или Северной Африки.

Тысячи иммигрантов остались без жилья в результате пожаров, сравнявших с землей пятнадцать городских кварталов. В настоящий момент их разместили в близлежащих школах и пустующих складских помещениях. По непроверенным данным, полученным, однако, из весьма авторитетных источников, их собираются переместить в "лагеря беженцев" за пределами Парижа.

В заявлении аппарата президента в событиях, которые характеризуются как "достойный сожаления инцидент", обвиняют "хулиганские и преступные элементы". Один из правительственных чиновников пошел дальше, заявив, что эта вспышка жестокости и насилия лишний раз указывает на то, как важно очистить Францию от тех, кого он назвал "причиняющими беспокойство чуждыми элементами". В то же время французские правительственные источники продолжают опровергать настойчивые сообщения о том, что полицейские подразделения отказались подчиняться приказам выступить на подавление уличных беспорядков. То, что было принято наблюдателями за отсрочку выступления, согласно комментариям авторитетных источников, было продиктовано тактическими соображениями".

Диктор "Би-би-си" сделал паузу, переходя от главного сообщения вечернего выпуска к остальным новостям:

"Согласно другим сообщениям из Европы, в неонацистском марше в Дрездене, Восточная Германия, по предварительным оценками приняло участие около семи тысяч человек. Несколько полицейских, контролировавших проведение демонстрации, были жестоко избиты при попытке помешать развернуть флаги со свастикой..."

25 СЕНТЯБРЯ, РОССИ, МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ШАРЛЯ ДЕ ГОЛЛЯ, ПАРИЖ

Первыми почуяли беду электронные устройства.

Видеоэкраны, показывающие отправление и прибытие рейсов, начали постепенно меркнуть, пока через несколько минут не погасли вообще Пассажиры, суетящиеся внутри сверкающего ультрасовременного здания аэропорта, собрались небольшими группками, которые, ничего не понимая, обескураженно смотрели на погасшие мониторы. Большинство были уверены, что это всего-навсего какие-нибудь незначительные перебои с питанием или короткое замыкание – результат активности профсоюза технических рабочих, борющегося за увеличение заработной платы.

Но они ошибались.

Из динамиков службы объявлений раздался оглушительный треск, затем голос:

– Леди и джентльмены, прошу внимания. Мы с сожалением вынуждены сообщить вам, что все рейсы отменяются. Это неприятное решение нас вынудила принять двадцатичетырехчасовая забастовка, только что объявленная Национальным профсоюзом авиадиспетчеров. Все самолеты, находящиеся в воздухе, будут либо возвращены в пункт вылета, либо направлены в ближайшие открытые аэропорты.

В течение часа авиационные перевозки пассажиров, эта своеобразная эмблема нашего времени, были полностью прекращены на всей территории Франции.

29 СЕНТЯБРЯ, УНТЕР ДЕР ЛИНДЕН, БЕРЛИН, ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИЯ

Десять тысяч одетых во все кожаное "бритоголовых" и фанатиков в коричневых рубашках заполняли широкую центральную улицу Берлина. Черные, красные и белые флаги со свастикой парили над толпой, хриплые, грубые голоса сливались в ритме почти гипнотического марша – "Хорст Вессел".

Под неодобрительные взгляды нескольких сотен вооруженных до зубов полицейских часть немецких безработных и невежественных молодых людей обращались к старым идолам за новым вдохновением. В трехстах метрах выше по улице стоял, наблюдая за маршем неонацистов, маленький темноволосый человек Его светло-голубые глаза были полуприкрыты, он был сосредоточен. Трудно было точно определить расстояние, когда объект находится так далеко.

Но Иоахим Спех, вожак берлинской команды Красной Армии, был большим мастером в этом деле. Одна рука его скользнула в карман пальто, нежно поглаживая крошечный радиопередатчик. "Скоро, – хладнокровно думал он. – Очень скоро"

Марширующая колонна пересекла Шарлоттен-штрассе, пройдя мимо ржавеющего покореженного "трабанта", припаркованного у тротуара. Некоторые из колонны "бритоголовых" прерывали пение и лупили кулаками по капоту и крыше машины, вопя и хохоча. Контролирующие демонстрацию полицейские неловко переминались с ноги на ногу, им было явно неприятно видеть, как подобный акт явного вандализма остается безнаказанным.

Пора. Спех включил передатчик, спрятанный в кармане пальто.

Бомба, которую он закрепил под бензобаком "трабанта", немедленно сработала – взорвалась огненным красно-оранжевым шаром, клубами дыма и множеством острых, как бритва, стальных осколков. Те, кто стоял ближе всех к машине, были либо сразу разорваны на куски, либо вспыхнули от струй горящего бензина. А тех, кто оказался за пределами огненного шара, осыпало раскаленной добела шрапнелью или же с силой отбросило на тротуар взрывной волной.

Когда стихли последние раскаты взрыва, и мостовая, и тротуар выглядели как скотобойня. Выжженнное дорожное покрытие Унтер дер Линден было усыпано телами и оторванными частями тел. Раненые бились в агонии, отчаянно вопя и призывая на помощь. Некоторые тела продолжали гореть.

Оставаясь абсолютно спокойным, Иоахим Спех повернулся спиной к сцене кровавой трагедии и пошел прочь. Ему надо было планировать новые карательные акции.

2 ОКТЯБРЯ, ПЕРЕД ПАЛАС-ДЕЛЬ-ЕВРОП, СТРАСБУРГ ФРАНЦИЯ

Почти в четырех сотнях миль от охваченной беспорядками столицы Германии пятеро мужчин с угрюмыми, решительными лицами стояли перед батареей телевизионных камер и микрофонов.

За их спинами холодный солнечный свет отражался в окнах огромного суперсовременного строения из красного бетона, стекла цвета бронзы и сверкающей стали. Раньше, в лучшие времена, в Палас-дель-Европ размещались палаты Европарламента – одного из первых вынужденных шагов к единому в политическом смысле континенту. Теперь огромное здание пустовало, в нем не было практически ни одного человека. Циники показывали на него пальцами, как на некий символ краха несбыточной и глупой мечты.

Однако для людей, столпившихся у главного входа, дворец символизировал совсем другое. Они выбрали Страсбург эмблемой обновленного радикального лейбористского движения, местом объединения двух наиболее могущественных наций Европы. Двое из них возглавляли конфедерации крупнейшего профсоюза Франции. Остальные трое управляли организациями, представлявшими интересы миллионов немецких рабочих и служащих.

– Граждане рабочие, друзья! Мы стоим на историческом перекрестке дорог. – Маркусу Кальтенбруннеру, высокому черноволосому лидеру профсоюза научно-технических работников Германии, было поручено говорить от лица всех. Он сделал паузу, сознавая, что в этот момент слова его звучат под крышами пятидесяти миллионов домов по всему континенту. – В конце одной из этих дорог, в конце пути, который выбирают стоящие у власти, лежат упадок и обнищание немецких и французских рабочих. У гигантских корпораций и их лакеев в правительстве одна цель, одна задача – во что бы то ни стало добыть свою грязную прибыль, даже если для этого потребуется перерезать горло всем рабочим. Они лишают нас нашей зарплаты, наших рабочих мест, которые отдают иностранным рабам. И у них еще хватает наглости призывать нас к тер пению, к сотрудничеству в проведении этой так называемой "реорганизации", а на самом деле – самого беспардонного разбоя и грабежа.

Кальтенбруннер сердито затряс головой.

– Но мы не станем терпеть это! Мы не станем сотрудничать в деле нашего собственного уничтожения. – Он кивнул в сторону остальных профсоюзных лидеров, стоящих вокруг. – Вот почему мы собрались сегодня здесь. Чтобы объединиться во имя общей цели против тех, кто хочет зачеркнуть общественный прогресс последних пятидесяти лет.

В соответствии с этим мы утвердили следующие требования, не подлежащие обсуждению – требования к корпорациям и правительствам обеих великих наций. – Кальтенбруннер вытащил из кармана очки в металлической оправе, раскрыл их и водрузил на нос. Затем он прочистил горло и начал зачитывать документ, переданный ему помощником. – Прежде всего, мы требуем немедленно прекратить переброску иностранных рабочих на фабрики и заводы, находящиеся в собственности Франции и Германии, в Восточной Европе. Все рабочие места на этих предприятиях должны быть сохранены для истинных французов и немцев, а не для турков и алжирцев!

Немецкий профсоюзный лидер нахмурился.

– Во-вторых, мы требуем введения неограниченного моратория на увольнения и приостановки производства в период экономического кризиса. И наконец, мы призываем политиков Парижа и Берлина выделить фонды на новые масштабные общественные программы, направленные на то, чтобы вернуть наших граждан обратно на работу. Прибыль, накопления и бюджет должны отойти на задний план перед более важными человеческими нуждами!

Кальтенбруннер перестал читать и взглянул прямо в камеру.

– Мы вовсе не питаем иллюзий, – продолжал он. – Что политики и толстосумы-бизнесмены согласятся предпринять все эти действия только потому, что это хорошо и правильно. Мы не настолько наивны. Вовсе нет. Если понадобится, мы готовы заставить их пойти навстречу нашим справедливым и разумным требованиям.

Кальтенбруннер снова сделал паузу, явно нагнетая напряжение.

– Мы даем бюрократам и плутократам время до седьмого октября. То есть, у них есть пять дней, чтобы принять наши требования. Без компромиссов и дополнительных условий. Если они этого не сделают, мы выведем наших людей – всех наших людей – на улицы.

Журналисты и операторы, казалось, застыли в изумлении. Пять профсоюзных лидеров, стоявших перед ними, представляли интересы весьма заметной части франко-германских рабочих. Любая акция, в которой все они были готовы принять участие, могла иметь экономические последствия, которые невозможно было даже представить.

Кальтенбруннер кивнул.

– Да, именно так. Это ультиматум. Правительства и корпорации должны либо принять эти условия, либо подготовиться к всеобщей забастовке! – Он поднял вверх правую руку с растопыренными пальцами. – Если наши требования будут проигнорированы, через пять дней не сдвинется с места ни один поезд. Не вылетит из аэропорта ни один самолет. Ни один грузовик не повезет продукты на рынок. Не будут работать фабрики. И ни один корабль не отплывет с товаром к чужим берегам!

Никто из тех, кто слушал эту речь, ни на секунду не усомнился в том, что Кальтенбруннер и его коллеги настроены как никогда серьезно.

3 ОКТЯБРЯ, ЕЛИСЕЕВСКИЙ ДВОРЕЦ, ПАРИЖ

Восемь человек, собравшихся в кабинете президентского дворца, чувствовали себя почти карликами под величественными сводами в окружении массивной мебели. Каждый из восьми руководил одним из наиболее влиятельных министерств Франции. Они представляли собой как бы группу избранных, и, когда дело доходило до практических действий, именно они фактически управляли французским правительством. Кресло самого президента Франции сейчас пустовало.

– Всеобщая забастовка? Сейчас? Неужели они это серьезно? – Генри Наварр, министр внутренних дел, был ошеломлен.

В лицах остальных людей, сидящих за столом, как в зеркале, отражалось его замешательство. Более десяти лет поддержка профсоюзов помогала их партии оставаться у власти. Голоса, которыми располагали лейбористские конфедерации, были залогом победы в любых выборах при тайном голосовании. А в последние годы все выборы проводились при тайном голосовании.

– Они предельно серьезны, – спокойно, без эмоций подтвердил новый начальник разведки Жак Морин. – Все сведения наших информаторов подтверждают это. Приготовления к всеобщей забастовке идут полным ходом. Наши коллеги из Германии прослеживают те же тенденции. Ведь так, господин министр иностранных дел?

Новый министр иностранных дел Франции Никола Десо одобрительно кивнул в знак согласия. Это он организовал назначение на пост начальника разведслужб своего бывшего заместителя. Это давало ему фактический контроль за разведкой и сотрудничающими с ней агентствами.

Он наклонился вперед и обвел взглядом сидящих за столом коллег.

– То, что говорит Морин, правда. Я не думаю, что мы достигнем чего-то, пряча головы в песок. Слова радикалов – не пустые угрозы.

– Может, нам следует вступить с ними в переговоры... прийти к какому-то соглашению... – Наварр осекся, увидев, что Десо нахмурился. Престиж маленького и сутулого министра внутренних дел последние несколько недель стремительно падал в результате его полной неспособности контролировать полицейские войска и подразделения по борьбе с массовыми беспорядками.

– Переговоры? Это невозможно! – Десо презрительно покачал головой. – Их требования абсурдны и оскорбительны. Если принять даже минимум из того, на чем они настаивают, обанкротятся наши самые большие и самые прибыльные компании. Я также не вижу никаких достоинств в самой идее передать контроль из рук правительства банде механиков и продавцов.

– Тогда что конкретно вы предлагаете, Никола? – Широкоплечий Мишель Гюши, министр обороны, слегка стукнул рукой по столу, как бы подчеркивая важность своих слов. – Если жандармы и спецвойска не могут навести порядок сейчас, как мы можем положиться на них во время забастовки? Большая часть этих негодяев состоит в профсоюзах!

Остальные сидевшие за столом, подобно эху, повторяли один за другим вопрос Гюши. Даже в лучшие времена на заседаниях кабинета велись иногда жаркие споры. Теперь же все были на пределе, все были вымотаны волной забастовок, массовых беспорядков и падающих экономических показателей в последние месяцы и все боялись ближайшего будущего. Франция просто-напросто не могла себе позволить ни допустить общенациональную забастовку, ни принять немыслимые требования профсоюзов. Промышленность страны, поддерживаемая непомерными субсидиями, и так была практически на грани банкротства.

Десо сделал непроницаемое лицо, стараясь не выдать своего раздражения. Он слишком тяжело и слишком долго работал на то, чтобы добиться влияния среди этих людей, чтобы сейчас потерять контроль над собой. К тому же, он, кажется, видел возможность выхода из этого кризиса – кризиса, к которому отчасти и сам приложил руку.

Десо задумчиво пожал плечами. Становилось окончательно ясно, что он недооценил последствий переброски иностранных рабочих на предприятия. Он ожидал массовых вспышек недовольства в Восточной Европе – но не такой ярости по поводу происходящего у себя на родине.

И тем не менее, в сложившейся ситуации были свои положительные моменты. Конфронтация с рабочими организациями назревала годами. Так же как и ненависть общества к иммигрантам. И его первая попытка решить эти проблемы-близнецы – провокация на шопронском заводе – была как бы попыткой разжечь встречный пожар. Возможно, теперь пришло время выдвинуть обе эти проблемы на первый план. Убить двух зайцев одним декретом президента Особенно если сделать это таким способом, который не будет противоречить его видению будущего Франции – более могучей и единой страны.

Десо остановил глаза на министре обороны. Для его плана поддержка Гюши могла оказаться решающим фактором.

– Я предлагаю, мой друг, принять меры, адекватные той опасности, перед лицом которой мы стоим – Глаза его сузились. – Решительные меры.

Затем, тоном человека решительного и полностью уверенного в том, что говорит, Никола Десо изложил, какие, по его мнению, шаги спасут Францию, буквально поднимут из руин ее экономику.

Спор, начавшийся после его выступления продлился половину ночи.

4 ОКТЯБРЯ, АЭРОПОРТ ЛЕ-БУРЖЕ, ПАРИЖ

Солдаты регулярной армии в полном боевом снаряжении окружили небольшой самолет, стоящий прямо у главной посадочной полосы Ле-Бурже Они были частью оцепления, окружавшего аэропорт Власти приняли все возможные предосторожности, чтобы избежать неприятных неожиданностей. Ничто не должно было помешать именно этому самолету вылететь точно в намеченное время.

– Внимание!

Солдаты встали по стойке "смирно", отдавая честь блестящему черному лимузину "ситроен", свернувшему с боковой дорожки и сейчас как раз подъезжавшему к самолему, ждущему на посадочной полосе. Над черным капотом "ситроена" развевались трехцветные флаги.

Задняя дверца лимузина распахнулась, и оттуда вылез высокий мужчина с крючковатым носом с черным кожаным "дипломатом" в руках. Из другой дверцы вышел помощник с дорожной сумкой и сложенным зонтиком. Облака, которые гнала к западу новая система нагнетания давления в России, грозили дождем в течение нескольких последующих дней.

Пока капитан подразделения, обеспечивающего охрану, отдавал честь, оба мужчины быстро прошли к трапу и исчезли внутри тускло освещенного шикарного салона самолета. Протяжно завыли двигатели, набирая полную силу.

Через пять минут навигационные огни самолета мигали на черном небе. Лайнер, несущий в своем чреве Никола Десо, набирал высоту и брал курс на восток – в сторону Германии.