"Фартовые деньги" - читать интересную книгу автора (Суэйн Джеймс)1 Мейбл– Перекресточники видят мир не так, как все остальные, – сказал Тони Валентайн своей соседке, сидя за ужином в кухне. Намазав сливочное масло на булочку, он откусил большой кусок. – Знаю, знаю, вредно для сердца, но нужно же мне время от времени вспомнить вкус настоящего масла. Сразу жизнь играет всеми красками. – Кто такие перекресточники? – поинтересовалась Мейбл Страк. – Так называют жуликов и мошенников. Это повелось еще на Диком Западе, когда мошенники орудовали в салунах у перекрестков захолустных городков. – Как я понимаю, чтобы жулику было легче удрать. – Верно. Так о чем я говорил? – Ты набрасывал совершенно отвратительные портреты людей, которых посадил за решетку, – сладким голосом произнесла соседка. – Точно. Они живут обманом двадцать четыре часа в сутки. Знаешь, что для них страшнее всего? Отправив большой кусок домашней лазаньи в рот, Мейбл отрицательно покачала белоснежной головой. – Засыпаться. – Это когда сыпь выступает? – Нет. Засыпаться, или засветиться – значит попасть под подозрение. А как только тебя начинают подозревать, ты уже не можешь вступить в игру. Так что они идут на все, лишь бы не засветиться. Мейбл, никогда не игравшая в азартные игры, с трудом улавливала смысл. Ее больше впечатляли красочные истории о знаменитостях, с которыми он сталкивался за двадцать с лишним лет, когда защищал казино Атлантик-Сити, чем рассказы о тонкостях его профессии. – Приведи пример, – попросила она. Валентайн почесал подбородок, пытаясь припомнить случай, который не смутил бы Мейбл. – Ты в покер когда-нибудь играла? – Покойный муж устраивал у нас дома покерные вечера по пятницам. Сама я не играла, но правила знаю. – Отлично. Предположим, перекресточник играет в покер с твоим мужем в пятницу вечером. Между раздачами тайком вытаскивает двух королей и прячет их под себя. Через минуту другой игрок забирает колоду и пересчитывает карты. «Тут не хватает», – говорит он. Как поступит мошенник? Мейбл погрузилась в раздумье. – А, знаю. Он скажет: «Дайте-ка посмотреть!» Возьмет колоду и вложит двух королей. – Молодец. Она хлопнула в ладоши. – Угадала? – В десятку. А что он сделает потом? – Пересчитает карты. – Правильно. А вот вопрос посложнее. Что он скажет, пересчитав их? Мейбл в замешательстве умолкла. – А что сказала бы ты? – спросил Валентайн. – Я бы сказала: «Вы, наверное, ошиблись. Тут все пятьдесят две». – Мейбл приложила руку к губам. – Постой-ка. Но тогда все сведется к нам двоим, ведь так? – Именно, – подтверждает Валентайн. – Тогда я засвечусь, если использовать твое слово. – Совершенно верно. – Ладно, сдаюсь. Что же он скажет? – Он скажет: «Вы правы, тут всего пятьдесят карт». И положит колоду на центр стола. Согласившись с первым игроком, он не засвечивается. – А что потом? – Он ждет, – ответил Валентайн. – Чего? – Другой игрок непременно возьмет колоду и пересчитает карты. И скажет: «Минуточку, их же пятьдесят две». И тогда уже засветится он, другой игрок. Мейбл усмехнулась. – Неудивительно, что тебе нравится отправлять этих людей за решетку, – заметила она. Валентайн проводил Мейбл до дома. Красивое местечко, этот городок на западном побережье Флориды, куда они оба переехали на старости лет. Ветерок приносил теплое дыханье Мексиканского залива. Пройдя сотню ярдов, разделявшую их обшитые вагонкой дома в новоанглийском стиле, они остановились, чтобы разглядеть новехонький «Лексус», стоявший на подъездной дорожке соседей. На боковом стекле ярко выделялась наклейка автосалона. Они принадлежали к тому поколению, которое потрясали не только астрономические цены в современном мире, но и безмозглые люди, готовые выкладывать такие деньги. У дома Мейбл они снова остановились. На этот раз, чтобы насладиться чарующим вечерним ароматом жасмина, растущего перед крыльцом. – Мы парочка обывателей, да? – спросила она. – Мне нравится быть обывателем, – ответил он. – Я чуть тебе не поверила. – Ты о чем? – Твоя-то жизнь интересна. Я тебе завидую. Войдя в дом, он быстро спустился вниз, потом проверил заднюю дверь и окна. В старости становишься мишенью. И он боялся, что однажды какой-нибудь грабитель вынесет из дома Мейбл что-нибудь ценное. Она ждала его в прихожей. – Порядок, – сказал он. – Ты все же подумай о том, чтобы завести собаку. Этот разговор повторялся много раз. Мейбл собиралась завести собаку, когда будет готова. Она чмокнула его в щеку. – Спасибо за веселый вечер. – Не за что. Слушай, у меня к тебе предложение. – Какое? – Не хочешь поработать на меня? Мне нужен человек, который будет отвечать на звонки и служить буфером для клиентов. Может, даже с некоторыми расследованиями мне поможешь. Мейбл молчала. Тони ей нравился, и она чувствовала, что нравится ему. Но он жил в другом мире, в который ей, скорее всего, не вписаться. – Но я ничего не знаю ни про казино, ни про способы обмана. – Зато ты прекрасно разбираешься. А это уже полдела, когда работаешь с жульем. Основам я тебя научу. Тебе понравится. – Думаешь? – Уверен. У него все выглядело легко. Если Тони и донес до нее какую-то мысль, так только ту, что шулеры не похожи на других преступников. Они пользуются замысловатыми ухищрениями, камерами и потайными компьютерами, чтобы совершать свои преступления. Они умны. И чтобы поймать их, нужно быть еще умнее. – Может, у тебя найдется что почитать? Чтобы мне не выставить себя идиоткой, отвечая по телефону. – Да у меня целая библиотека. – И ты обещаешь помочь мне разобраться в деталях? – Обещаю. Мейбл колебалась. Валентайн улыбнулся. Он и впрямь сделает так, что ей это дело придется по душе, подумала она. И еще раз поцеловала Тони в щеку. – Звучит заманчиво, – ответила Мейбл. Валентайн опускался в кресло в своей гостиной, когда зазвонил телефон. Он никогда не снимал трубку, предпочитая, чтобы звонящий оставил сообщение на голосовой почте. В этом Тони находил одно из величайших преимуществ работы на самого себя. Звонок умолк. Он подождал с минуту, затем набрал номер голосовой почты. Сообщение оказалось от Дойла Фланагана, его бывшего напарника из Атлантик-Сити. Он набрал номер сотового Дойла и поймал друга на выходе из автокафе «Макдоналдс». – Ты что, домой вообще не заходишь? Дойл ушел на покой из полиции через полгода после Валентайна. Поняв, что на пенсию не проживешь, стал работать частным детективом. – Хотел бы, да не получается. Ты успел взглянуть на пленку ночного наблюдения? – Само собой. – Э, да что ж такое, – возмутился Дойл. – Что случилось? – Эта сука меня обсчитала. Валентайн слушал, как Дойл возвращается к окошку и спорит с кассиром из-за двадцати пяти центов, пока его гамбургер остывает. Пленка Дойла еще стояла в видеомагнитофоне Валентайна, он поднял пульт и нажал на воспроизведение. Запись была сделана в «Бомбее», крупнейшем казино Атлантик-Сити. Его раздражало, что Комиссия по игорному бизнесу Нью-Джерси позволяет своим казино не хранить старые видеозаписи и делать новые поверх них. Из-за этого изображение получается нечетким, и глаза устают от напряжения. На пленке из «Бомбея» он увидел шесть человек, сидящих за столом для блэкджека. Подозреваемому (Дойл в записке назвал его Европейцем) было под сорок, его волосы торчали во все стороны словно наэлектризованные. Европеец выигрывал по-крупному и явно нервничал, давая основания предположить, что играет он нечестно. – Думаешь, он жульничает? – спросил Дойл. – Ну уж ведет он себя точно, как будто у него рыльце в пушку, – ответил Валентайн. – Потеет, да? – Как шлюха в церкви. Дойл уронил телефон. Подняв, он сказал: – Я уже столько мобильников расколошматил, что Лидди в конце концов купила мне новый из нержавейки. Как думаешь, что этот тип делает? – Есть парочка гипотез. – Смерть как хочется прищучить гада, – заметил Дойл. Напарник поддразнивал его. Валентайн посмотрел еще несколько конов. Дойл подпевал песне, которую передавали по радио. «Ниссовый мед» Вана Моррисона.[2] – Все ясно, – заключил Валентайн. – И что он делает? – заинтересовался Дойл. – Я наблюдал, как он играет по своим ставкам. Если ставит много, то очень уверенно. Так – р-раз, и деньги у меня в кармане. Он знает, что выиграет эту сдачу. – Откуда же? – У него за столом сообщник, который метит старшие карты, – объяснял Валентайн. – Европеец на первом месте по ходу игры, стало быть, верхняя карта для каждого кона – его первая карта. Стоит ему увидеть меченую начальную карту сверху, он ставит много. – Но он же не знает, какой будет его вторая карта, – возразил Дойл. – Не знает, поэтому время от времени может проигрывать. Но по итогам вечера он все равно в плюсе. – И кто же метит карты? Валентайн обвел глазами остальных пятерых за столом. Метить карты в Нью-Джерси – уголовное преступление, наказуемое четырьмя с половиной годами тюрьмы. Его взгляд остановился на без конца курящей красотке, напомнившей ему Одри Хепберн в молодости. – Дама на третьем месте, – определил Валентайн. – Напряжена слишком. – Ты гений, – ответил Дойл. – На сколько «Бомбей» уже попал с этими жуликами? – На шесть миллионов. – Да ладно, я серьезно. Дойл откашлялся в трубку. Валентайн выпрямился в кресле. Казино обдирают ежедневно – Лас-Вегас каждый год теряет сто миллионов, – но эти деньги утекают по капле. Большие уловы случаются, но в основном через счетчиков карт.[3] Насколько ему было известно, ни одному мошеннику еще не удавалось украсть шесть миллионов из одного казино. Это слишком большие деньги. – Ты абсолютно уверен? – переспросил Валентайн. – Казино подтвердило. Ого, – сказал Дойл, заводя мотор. – Что случилось? – Похоже, у меня объявился компаньон. – Кто? – Европеец. Я срисовал его белый фургон вчера, когда он выходил из «Бомбея». – Убирайся-ка ты оттуда. Шины завизжали, когда Дойл резко сдал задним ходом. – Черт, стекло на пассажирском месте опускается… – Уноси ноги! – Кто-то направил на меня что-то. Похоже на радиоприемник… Валентайн открыл рот, потом услышал громкий «Бум!» – как будто тысяча дверей разом захлопнулась. Он заорал в телефон, но напарник не отвечал. Наконец он различил крики людей в «Макдоналдсе». Подождал, что кто-нибудь выйдет, поднимет телефон и объяснит, что же там произошло. Потом мобильник Дойла затих. Валентайн обзвонил всех знакомых полицейских Атлантик-Сити. Через десять минут выяснил, кто дежурит. Его попросили подождать. Тони начал молиться. В глубине души он уже знал, что произошло. Мог увидеть всю картину так же ясно, как руку перед своим носом. Но все же он дождался, когда полицейский вернулся к телефону и произнес в трубку: «Тони, сочувствую», – чтобы окончательно принять тот факт, что погиб его лучший друг, с которым он был неразлучен сорок лет. Полицейский пытался утешить его. Валентайн выдавливал из себя слова, но ничего не получалось. Он ощутил резь в глазах. Потом комната вдруг стала очень маленькой. Он положил телефон и заплакал. |
||
|