"Юность командиров" - читать интересную книгу автора (Бондарев Юрий)

18

В теплой и тихой высоте алели над потухающим закатом тонкие облака, мошкара туманным столбцом толклась в вечернем воздухе. По ту сторону реки за потемневшими лесами уже медленно разгоралась синяя звезда Сириус, этот первый разведчик ночи; стало сыровато в густой траве, но Алексею было хорошо лежать среди этой закатной тишины, этого лесного покоя и видеть, как рождается ночь.

А из близкого лагеря, с волейбольной площадки, доходили сюда, накатывались волной в тишину азартные крики, глухой стук мяча, трели судейских свистков. "Аут! Двойной удар!", "Подача справа! Подавай!"

Стрельбы кончились. Дивизион вернулся в лагеря.

"Неужели Борис там, на волейбольной площадке? - подумал Алексей. - Да, он там". В конце стрельб на огневых появился жизнерадостный лейтенант с "лейкой", корреспондент из округа, и через день в лагерях была получена окружная газета с фотографией Бориса, с большой статьей, подписанной лейтенантом Крамовским. "Отличник боевой и политической подготовки гвардии старшина Брянцев". В статье этой рассказывалось о волевых командирских данных Брянцева, о том, как он, умело применяя фронтовые навыки, провел свой взвод на место, первым с закрытых позиций открыл стрельбу по огневым точкам "противника", подавил их, дал возможность продвинуться пехоте, ворваться в первую "вражескую" траншею. Наряду с Борисом отмечались отличные действия на учениях курсантов Полукарова и Березкина… В свободное время после стрельб Борис уходил из взвода на волейбольную площадку, в курилки, туда, где было много курсантов из других батарей, был оживлен, взволнован, добр со всеми, охотно смеялся каждой шутке, острил сам, с щедростью угощал всех папиросами: "Ну, налетай по-фронтовому, раскурочивай пачку". Его лицо как бы просветлело, глаза приобрели какой-то горячий, скользящий блеск; он даже стал двигаться как прежде - уверенной, гибкой походкой человека, убежденного, что на него смотрят; разговаривая же в курилках, как-то небрежно, с усталостью отвечал на вопросы, как будто они надоели ему; и, когда разговор касался стрельб и учений, несколько, казалось, раздосадованный, морщился: "Хватит об этом, братцы, право, осточертело. Сейчас бы в город, на танцы куда-нибудь. Отдохнуть бы хоть на час от всего".

Однако, возвращаясь во взвод с волейбольной площадки, из курилок соседних батарей, он чувствовал холодок окружавшего его молчания, и глаза его мгновенно теряли живой блеск: здесь никто не спрашивал об учениях, здесь была настороженность.

На второй день после стрельб он, видимо, твердо решил размягчить эту обстановку отчужденности и в час отдыха появился в палатке, принужденно-весело улыбаясь:

– Закурим, чтоб дома не журились, ребята? Подходи - папиросы!

Тут же у входа он в упор столкнулся с Полукаровым, медведем вставшим со своего топчана.

– Не желаю! - сказал Полукаров и, торопясь, вышагнул из палатки.

За дощатым столом сидели Дроздов, Гребнин и Алексей. Все, не промолвив ни слова, точно ждали чего-то. Борис раскрыл коробку папирос, понюхал ее.

– Не хотите? Напрасно.

– Нет… что ж… давай закурим, - со спокойным видом сказал Алексей и встал, подошел к нему, взял папиросу. - Спасибо. А то у меня кончились. Это все-таки прекрасно. Я рад, что ты готов поделиться последним табаком…

– Что это за ирония? - с кривой полуулыбкой спросил Борис. - Может быть, ты хочешь обвинить меня в лицемерии?

– Не пугайся. Никакой иронии. Садись. Здесь все свои. Поговорим.

– О чем? - Борис беглым взглядом окинул всех. - Впрочем, я тоже как рае хотел поговорить. Вижу, во взводе косятся на меня: очевидно, все верят тому, что ты говоришь тут обо мне. Слышал кое-что и хочу предупредить - брось, Алеша!

– Я ничего не говорю о тебе, - ответил Алексей. - Но ты скажи: чья катушка связи была в кустах, которую нашел комбат?

– Какая катушка связи? - очень внятно спросил Борис. - Ты что - провоцируешь меня? Катушка? Какая катушка? При чем здесь я, если у тебя не хватило связи? - Он смял незакуренную папиросу, швырнул ее. - Да дьявол с ней, в конце концов, с этой дурацкой катушкой! Я хочу, чтобы ты понял меня! По-человечески!.. При чем здесь я?

– И я хочу понять, - сказал Алексей. - Все…

– Вижу! - Брови Бориса изогнулись. - Вижу, Алексей, твои помыслы! Ты хочешь все свалить на меня! Но знаешь…

За пологом потоптались, и в палатку всунулся низкорослый курсант, видимо из соседней батареи, кашлянул для солидности на пороге.

– Первый взвод, кто у вас здесь Брянцев?

– Опять! - с неудовольствием воскликнул Дроздов и тотчас заговорил деланно приятным голосом: - О, вы к нам? Кто вы и откуда, товарищ? Чем можем быть полезны? Вам нужен лектор?

Курсант расправил под ремнем складки гимнастерки, опять кашлянул, недоверчиво огляделся.

– Так. Плохи шутки. Первый взвод?

– Первый.

– И Брянцев есть в вашем взводе?

– Я Брянцев! - не без раздражения отозвался Борис. - А что дальше?

Курсант проговорил веско, но как бы еще не совсем веря в серьезность услышанного ответа:

– Если ты Брянцев, то я комсорг взвода из третьей батареи. Словом, мы статью взводом обсуждали. Ребята тут приглашают поделиться…

– Вот этого делать и не нужно! - вдруг запальчиво проговорил Дроздов. - Не нужно! Слышишь, комсорг? Чепухой занимаетесь! Ерундой несусветной. Иди в свою батарею - переживете без лекций!

– Как это так? - не понял курсант. - Какая такая чепуха? Почему прогоняете? Вы чего колбасите?

– Верно, тут наговорят. Иди. Он придет, - поддержал его Алексей, увидев побелевшее лицо Бориса, его сжатые губы.

Курсант, недоумевая, потоптался, вышел из палатки.

– Слушай, Толя, какое ты имеешь право распоряжаться мной? - злым голосом спросил Борис. - Я что, подчиняюсь тебе?..

– Борис, - перебив его, сказал Алексей, все так же глядя ему в лицо, - ведь катушка в кустах была твоя.

– Что-о? Значит, ты…

– Значит, ты оставил катушку, - договорил Алексей. - Ведь ты шел через те кусты. Больше никого там не было.

– Что-о?

– Значит, ты оставил катушку. Но зачем?..

– Как ты смеешь клеветать? - закричал Борис, вскакивая. - Гнусная… глупая клевета! Мне говорить с тобой не о чем! Я все понял! Спасибо, мой друг Алешенька! Спасибо!.. Желаю всяческой удачи!..

И кинулся из палатки; шумно плеснул полог; нависла неприятная, как духота, тишина.

… Теперь он лежал на берегу и вспоминал, как все это было, а везде уже темнело, на волейбольной площадке по-прежнему не стихали стук мяча, крики курсантов:

– Гаси! Есть! Переход подачи!

Потом Алексей не спеша пошел в лагерь; сумрак леса поглотил его. Сырая темнота, сизо клубясь, сгущаясь, плотно собиралась в чаще, лишь белели тропки. Над ними стоял туман, как в узких коридорах; в палатках повсюду зажигались огоньки, звучали голоса во влажном воздухе. Мимо прошел караул - разводящий с часовыми - на дальний пост, к автопарку. Перекликались у палаток дневальные: "Егоров, где керосин? Почему лампа не заправлена? Его-ро-ов…"

Наступала ночь. Только на волейбольной площадке затянулась игра, и вокруг поляны столпилось много зрителей из всех батарей; в темноте, взлетая над сеткой, мяч едва был виден; Борис играл возле сетки, требуя выкриками пасовки и, собранный, всем телом выгибаясь, ударял с пушечной силой по мячу под восторженное одобрение зрителей:

– Брянцев, дав-вай!

Алексей постоял немного на поляне, подумал: "Зачем обманывать себя?" - и зашагал по тропинке среди деревьев к взводу.

Возле палатки его остановил дневальный:

– Немедленно вызывают к капитану Мельниченко - тебя и Брянцева!