"Тонкомер" - читать интересную книгу автора (Можаев Борис Андреевич)8Мы решили, что Наташа поступит на работу. И вот тут снова выплыл Чесноков. Впрочем, как я потом догадался, он ухаживал за Наташей и после свадьбы. Он стал начальником отдела и теперь часто проезжал на «Победе» мимо нашего дома, заговаривал с тещей, но к нам не заходил. Однажды иду на работу и вижу, как теща вылезает из его машины возле рынка. О чем-то, думаю, все договариваются. И я узнал об этом вечером. Принес я в тот вечер аванс, рублей триста пятьдесят, кажется. Наташа быстро пересчитала деньги и сказала, вздохнув: – Маме надо за молоко заплатить. Она отошла к окну и задумалась, глядя в сад. Вид у нее был очень грустный. Я подошел к ней, стал гладить ее по волосам и утешать. – А ты не грусти, – говорю. – Вот в будущем году цех перейдет на новый поточный метод. Буду лучше зарабатывать. – Глупый, я не об этом, – сказала она ласково. – У нас будет ребенок, я это давно чувствую. И знаете, служба, во мне аж все зазвенело, как на палубе торпедного катера на полном ходу. Я поднял ее на руки, закружился, но в дверь постучали, и вошла Марфа Николаевна со свертком. Она села возле столика, мы на койке, напротив. – Кажется, зарплату получили? – спросила теща, глядя на деньги. – Да, мама, мы тебе должны, – сказала Наташа и, отсчитав, подала матери деньги. Теща спрятала деньги в карман юбки и сказала: – А я давеча иду на рынок. Вдруг нагоняет меня на улице в машине… И кто бы вы думали? Да Игорь Чесноков! Уж такой любезный молодой человек. Подвез меня. – А я сегодня купаться ходила, – невпопад сказала Наташа и покраснела. Но теща словно не замечала этого. – А еще он просил меня передать тебе, что место машинистки у него свободное. Я насторожился, а Наташа отвернулась. – Меня это не касается, – сказала она. – Как это не касается! – оживилась теща. – Ведь он же говорил с тобой в саду, ты обещала, а теперь… Наташа крепится изо всех сил, вот-вот заплачет. Тут я и сорвался. Я понял, что Наташа виделась с Чесноковым, и все во мне закипело. Но ведь вот дело-то какое: злился я не на Наташу, а на тещу. – Вы зачем пришли, за деньгами?! – крикнул я теще. – А ты, соколик, не кричи. Тебя здесь никто не боится, – ответила она с вызовом. – Ишь ты какой прыткий! А вот я зачем пришла! – она разворачивает сверток и подает Наташе красивое шелковое платье. – Получай, доча, от меня! – Ой, мамочка, какая прелесть! – сказала Наташа сквозь слезы, схватила платье, поцеловала мать и уже в дверях крикнула мне: – Я сейчас! Переоденусь только… Теща встала из-за стола, посмотрела на меня победоносно и изрекла: – Если сам не можешь покупать жене, так хоть другим не мешай это делать, – и ушла, сильно хлопнув дверью. Я ударом раскрыл створки окна, стиснул зубы и заметался по комнате как ужаленный. И вот представьте себе: раскрывается дверь и передо мной сияющая счастливая Наташа в красивом новом платье. – Ну, как, хорошо? Смотри! – И она закружилась передо мною, как волчок. А я ни с места, словно меня кувалдой по голове стукнули. – Что с тобой? – спросила она вдруг, остановившись. – На тебе лица нет! Я взял ее за руки, притянул к себе и сказал, глядя в упор в лицо: – Давай уйдем отсюда, уйдем поскорее… Видно, у меня был нелепый вид, потому что она испугалась и растерянно спрашивала: – Что с тобой? Куда уйти? Я тебя не понимаю. – Уйдем на квартиру, в другое место куда-нибудь, хоть к дьяволу! Она жалко улыбнулась. – Что ты, Женя, уйти от матери?! Ведь это же – позор. Нас все знают здесь. – Пойми ты, я не могу больше здесь жить, не могу. Она обняла меня и заговорила быстро, таким испуганным тоном, почти шепотом: – Зачем ты так? Не надо, не надо… Ведь мама для нас старается… Она добрая. Видишь, платье купила! А деньги с нас берет? – так это для нас же… – Мы ей не нужны, – говорю. – Мы, то есть я и ты вместе, семья наша, не по душе ей. Пойми ты! А она в слезы: – Нельзя так о матери говорить. Нельзя злиться друг на друга. Вы меня мучаете. Помирись с матерью! Я тебя умоляю: помирись! – Ну как я могу помириться с ней, если она и говорить-то со мной не желает? Все с издевкой, с подковыркой, все побольнее задеть меня старается. Я для нее просто бедный родственник, которого терпят из милости. – А тебе-то что, как на тебя смотрят да как о тебе думают? Лишь бы в лицо не говорили гадостей. Мама всегда вежливо говорит, а ты задираешься. О бог ты мой! Я и виноватым оказался. Шумели мы, шумели, так и не договорились. Ей все казалось, что я из гордости не хочу уступить матери, а я пытался доказать ей, что не могу лгать и притворяться. Но она не понимала этого, просто не могла понять – отчего это нельзя из уважения к близкому человеку говорить не то, что думаешь. Так и заснула, всхлипывая, как обиженный ребенок. |
||
|