"Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе" - читать интересную книгу автора (Карлов Борис)

3

Бекеша заварил себе крепчайшего кофе, сел за стол и злобно стиснул в пальцах карандаш. Не рассчитывая больше на выдуманное поэтами вдохновение, он разлинеил лист бумаги на три части, которые озаглавил: ЛЮДИ, ЖИВОТНЫЕ, ПРЕДМЕТЫ. После этого он стал рисовать в первой колонке смешных человечков, во второй — зверей, птиц и рыб, а в третьей — всякие привычные в быту предметы — книги, чайники, столбы, автомобили, авторучки и даже дома — с ручками, ножками и потешными рожицами.

Ничего хорошего из этого не выходило. Или созданные образы были недостаточно привлекательны для возложенной на них великой миссии, или подлым образом смахивали на уже придуманных кем-то персонажей.

Молодой художник добросовестно просидел за столом до утра, испещрив бесполезными рисунками несчетное количество листов бумаги, затем повалился на кровать и, обессиленный, заснул.

Далеко за полдень он проснулся с больной головой, наспех перекусил, напился кофе и снова засел за работу. На этот раз упор был сделан на забавных механических роботов с пружинками вместо ног и гайками вместо голов, которые все как один походили на Самоделкина. Попытка усложнить техническое устройство машин привела к столь удручающим результатам, что Бекеша отбросил карандаш и долго бессмысленно смотрел перед собой. «Все вздор, — сказал он себе. — Не стоит даже пытаться, я безнадежный неудачник, и тут уж ничего не поделаешь. Завтра соберу вещи и вернусь в город, все вздор.»

В этот момент взгляд его случайно упал на подоконник, где, перебирая шестью лапками, неспела полз по своим делам жук крастотел. Его лаковая спинка поблескивала на солнце, а длинные усики придавали его внешности щегольскую важность.

Некоторое время Бекеша внимательно смотрел на него и вдруг у него в голове отчетливо, будто сверкнувшая во мгле фотовспышка, возникло изображение симпатичнейшего, выразительного и в то же время предельно простого в графическом изображении жука. Жука, несомненно обладающего всеми присущими человеку чертами характера, социальной принадлежностью, мимикой и платьем. Нужно было всего-навсего провести по бумаге несколько правильных округлых линий, предельно точных, не больше пяти или шести, а затем заштриховать примерно половину образовавшихся фигур…

Замирая от волнения. Бекеша взял в дрожащую руку карандаш и, собрав волю в кулак, изобразил на бумаге то, что уже несколько секунд отчетливо висело в воздухе перед его глазами и вот-вот могло растаять бесследно и навсегда…

Некоторое время он смотрел на рисунок, все еще не понимая хорошенько, что переворот в его жизни только что все же произошел, каким бы невероятным это ни казалось ему еще вчера; что магическая формула, формула мгновенного успеха найдена, и вот она уже перед ним на бумаге, простая как все гениальное…

— Все, на сегодня хватит, — сказал он чужим голосом, встал, улыбнулся, одновременно зевнув, и сделал потягушечки, такие, что суставы хрустнули, а в ушах заложило.

Затем он снял с рисунка копию и спрятал ее в ящик стола.

Подумал, снял еще одну и спрятал в карман куртки.

Затем взял оригинал, отнес в дальний конец участка к забору и подсунул под кусок кровельного железа, на случай пожара в доме.

Вернулся в комнату, выпил подряд несколько ковшиков воды и лег на кровать. Долго смотрел в потолок широко раскрытыми глазами, и тысячи праздничных огней над ним рассыпали фейерверки. Потом он уснул.

Освещая дорогу фарами, Макс гнал машину по шоссе через лес. К большому удовольствию Кузьмы г-н старший инспектор всегда сам водил автомобиль, что позволяло ему, нагло развалившись, дремать на заднем сидении. За темными, уходящими в поднебесье громадами елок и сосен еще только начинал брезжить рассвет. Время от времени приходилось притормаживать и объезжать налетевшие за ночь иголки, которые местные службы не успели убрать с дороги.

Наконец впереди за поворотом показались огни загородного поместья купца Расторгуева, и вскоре Макс притормозил у ворот вычурной металлической ограды. Двое полицейских посветили фонариками нему в лицо, сравнили с фотографией на удостоверении, отдали честь и пропустили машину на территорию.

Обогнув ухоженный пруд с плавающим посередине островком-кувшинкой, Макс остановился у колонн парадного входа, вышел из машины и поднялся по ступенькам.

— Наконец вы приехали, господин инспектор, — поспешил к нему сержант, жук дровосек, охранявший место трагедии. — Но дело-то, похоже, плевое, зря только вас побеспокоили.

Макс замер, готовый немедленно развернуться обратно. Если факт самоубийства доказан, ему здесь нечего делать.

— Вот эту вещицу, — сержант достал из кармана кольцо с бриллиантом, мы нашли в кармане у горничной.

— Вы вообще-то полегче с этими несанкционированными личными досмотрами, сержант; прислуга нынче пошла грамотная.

— Дело в том, господин старший инспектор, что незадолго до выстрела швейцар видел это колечко на лапке покойного… то есть, впоследствии покойного Пантелеймона Ивановича Расторгуева. Хороший был жук, честное слово.

Макс протяжно зевнул и направился во внутренние покои. Мелькнувшая было надежда вернуться домой и лечь спать улетучилась как дым.

В кабинете было все так, как там застали вызванные на место преступления полицейские. Водолюб лежал бездыханный, навалившись грудью на письменный стол, голова его буквально плавала в лужице бесцветной крови. Порывы сквозняка через открытое настежь окно шевелили разбросанные по полу бумаги.

Появился дожидавшийся в гостиной доктор богомол.

— Что думает по этому поводу медицина? — поинтересовался Макс, разглядывая через луну подоконник и защелку окна.

— До вскрытия трудно сказать что-либо наверняка, но по первому впечатлению выстрел сделан около или сразу после полуночи, в упор, с расстояния не более одного-двух шагов. Вы видите, — богомол осторожна приподнял голову покойного, — вокруг пулевого отверстия нет следов пороха, как это обязательно бывает при самоубийстве. Если только он не выстрелил себе в голову с расстояния вытянутой лапки… Но такого в моей практике еще не было.

— Да, вы правы, согласился Макс. — Это было бы довольно странно. Можете его забирать.

При помощи Кузьмы, сержанта и двух заспанных муравьев-санитаров грузное тело водолюба положили на носилки и вынесли из кабинета. Только теперь удивленным взорам сыщика и врача открылся лежащий на столе лист пропитанной кровью бумаги, на котором расплывшимися буквами было выведено: «В моей смерти прошу никого не винить» и подпись.

Доктор удивленно вскинул брови, пенсне его повисло на шнурке.

Макс разом повеселел.

— А, господин доктор? Похоже, он все-таки стрелялся с расстояния вытянутой лапки. У богатых, знаете ли, свои причуды.

В его воображении снова приятно замаячили разобранная кровать и мягкая пижама.

— Эй, Кузьма! Заводи мотор! — крикнул он, высунувшись из окна… и осекся. Показавшееся из-за деревьев солнце высветило под самым подоконником на газоне отчетливые следы мужских штиблет с характерным рисунком на подошве.

— Погоди… — поправился Макс поникшим голосом. — Погоди, не заводи пока, не едем.