1. ПРЕДВЕСТНИК

Чтобы успокоиться, я сделал пару глубоких вдохов, но это не помогло. Тогда я примерился и хорошенько врезал ладонью по крышке своего стола. Никакого эффекта.

Сообщение по-прежнему маячило на дисплее, и я готов был взорваться.

Не зная, что еще предпринять, я встал и подошел к окну. Далеко за городом ветер вздымал над равнинами тучи кроваво-красной пыли, и казалось, что гора Олимп парит в воздухе.

Проще всего, конечно, вообще выкинуть из головы это дурацкое сообщение, но я должен знать больше. Я должен знать, почему.

— Интерком! — не поворачивая головы, сказал я столу.

— Жду приказаний, — ответил стол.

— Ахмед? — спросил я.

— Да, сэр, — откликнулся стол голосом моего секретаря.

— Этот парень еще в приемной?

— Да, сэр.

— Будь добр, впусти его.

Ахмед секунду помедлил.

— Слушаюсь, сэр. — Если он и был удивлен тем, что каких-нибудь пять минут назад я наотрез отказался принять этого человека, то воспринял мой каприз С обычной своей невозмутимостью.

Я выключил интерком и в ожидании посетителя снова уставился в окно. Уже темнело, и в стекле отчетливо отражался весь мой кабинет — вплоть до лежащей у дисплея позавчерашней газеты. Заголовок, правда, читался вверх ногами, но я и без того хорошо знал, что там написано:

Вежливо постучавшись, в кабинет вошел мужчина, ростом чуть ниже меня, с коротко стриженными темными волосами и аккуратными усиками. Его обветренное лицо ясно говорило, что он не домосед. Через руку у него было перекинуто черное пальто. Войдя, мужчина осторожно прикрыл за собой дверь.

— А ведь я вас знаю! — непроизвольно вырвалось у меня. — Фримен, если не ошибаюсь?

— Сержант-детектив Анжелло Фримен, — подтвердил гость. — У вас хорошая память, мистер Кеттеринг.

Я жестом предложил ему садиться.

У сержанта было чрезвычайно серьезное выражение лица — впрочем, как и у меня. Бросив на меня косой взгляд, он уселся в кресло и, вытащив из внутреннего кармана пластиковую карточку, положил ее на стол, предварительно прижав к ней большой палец.

— Это на случай, если у вас еще остались сомнения. Вы же знаете, какими возможностями располагают сейчас всякие самозванцы.

Я понимающе кивнул и потянулся за карточкой. Отпечаток большого пальца вспыхнул голубым светом и медленно исчез у меня на глазах. Посетитель, судя по всему, был действительно тем, за кого себя выдавал. Фотография тоже весьма смахивала на оригинал, а я знал, как трудно подделать такие фото.

— Не объясните ли, зачем вам, представителю закона, понадобилось посылать мне подобное сообщение? — спросил я с максимальной вежливостью.

— Мне нужно было увидеться с вами наверняка. Утром, после похорон, ваш секретарь сказал, что вас нет. Я предположил, что сумею застать вас дома, но, как видите, ошибся. Никак не думал, что вы вернетесь на работу.

— Прошу прощения, — сухо ответил я. — Вряд ли от меня сейчас много пользы, но все-таки это лучше, чем сидеть дома.

— Я очень сожалению о том, что случилось с вашим братом, мистер Кеттеринг.

Почувствовав внезапное раздражение, я опять отошел к окну.

— Довольно лицемерить! Ведь вы, вероятно, даже не знали его. И вдруг присылаете эту странную записку: «Хотите ли вы, чтобы смерть вашего брата осталась безнаказанной?» Мало того что вы не подписались. Вы даже не сказали моему секретарю, кто вы такой. Прежде чем продолжить разговор, я хочу получить объяснение этим фактам.

Детектив Фримен скользнул по мне оценивающим взглядом и тут же вновь уставился на стол. Однако он вряд ли чувствовал себя виноватым — просто когда мы встречались несколько лет назад и совсем по другому поводу, у Фримена были большие неприятности.

— Действительно, — наконец сказал он. — Я не знал вашего брата. И вы вправе требовать у меня объяснений. А когда вы получите их, я уйду. И прошу извинить, что так бестактно явился к вам в день похорон. Но может быть, тому имелись веские основания? Выслушайте меня, Кеттеринг.

Его отражение в стекле сделало приглашающий жест в сторону моего кресла. Обернувшись, я внезапно понял, что он сам чувствует себя неловко и старается сделать хорошую мину при плохой игре. Смягчившись, я уселся в кресло. Мне даже стало интересно.

— Начинайте.

Фримен задумчиво потеребил усы:

— Видите ли, я так и не успел побеседовать с вашим братом, хотя надеялся, что он поправится и я смогу задать ему несколько вопросов об этом инциденте.

— Я тоже надеялся на то, что он поправится, с горечью сказал я. Но я ошибался. После катастрофы Сэм не прожил и дня, и я никак не мог смириться с этим фактом. Я беспокоился за брата с самого детства. Сэм был на два года моложе и всегда отличался безрассудством. Когда мне позвонили и сообщили, что мой брат в числе пострадавших, я, грешным делом, подумал, что это какая-нибудь очередная его выходка. И почувствовал себя виноватым, когда выяснилось, что Сэм совершенно ни при чем.

Фримен на мгновение встретился со мной глазами и тут же вновь отвел взгляд.

— Я вовсе не хочу бередить ваши раны. Просто дело в том, что я не уверен в случайности этой катастрофы. — Он поднял руку, предупреждая возможные возражения. — Прежде чем вы составите об этом свое мнение, позвольте мне ознакомить вас с некоторыми фактами.

— Черт побери? — я все еще сердился, но уже был заинтригован. — Вы утверждаете, что кто-то подстроил катастрофу, да при этом еще хотите, чтобы я молчал?

— Пожалуйста, мистер Кеттеринг. Просто выслушайте меня.

Я беспокойно поерзал в кресле, но все-таки заткнулся.

— Благодарю вас, — сказал Фримен. — А теперь ответьте мне, Кеттеринг, вы видели репортаж о катастрофе?

Я кивнул, на мгновение потеряв дар речи. Я многое бы отдал, чтобы не видеть его, но выключить телевизор оказалось выше моих сил. В ту минуту любой мог бы подойти и стукнуть меня по башке и я бы не оказал ни малейшего сопротивления, настолько я был потрясен и ошарашен. Камеры поймали самолет в момент удара о взлетно-посадочную полосу. Из хвостовой части вырвался сноп темно-красного пламени, но тут самолет закрутило, и только это помешало огню охватить весь фюзеляж. Зрелище было ужасное, и даже сейчас меня всего передернуло.

— Чью программу вы смотрели?

— Что? — Я, по-видимому, плохо соображал.

— Я спросил, какую программу вы смотрели. Это важно.

Некоторое время я тупо глядел на него:

— МНБС.

Фримен наклонился и смахнул со стола воображаемую пылинку.

— Я знал, что вы скажете именно это…

— Так какого же черта вы… — взорвался я, но вовремя взял себя в руки.

— МНБС оказалась там первой, — пояснил Фримен не обращая внимания на мою вспышку. Он задумчиво посмотрел на стол и неожиданно спросил: — Вы верите в предчувствия, мистер Кеттеринг Ошарашенный столь внезапной переменой темы, я ответил не сразу:

— Полагаю, что да.

— Видите ли, они у меня иногда появляются. О, я вовсе не говорю, что они всегда бывают верными, но время от времени оправдываются. Понимаете, воздушная катастрофа в наши дни большая редкость.

— Ну и что?

— А то, что Шон Франке, репортер, заснявший эту катастрофу, накануне летел именно в этом самолете.

Я вновь беспокойно поерзал: у меня возникло ощущение, что в комнате похолодало.

— Но ведь это еще не повод для обвинений. И даже для предположения, что кто-то вообще виноват.

— Разумеется. Я полностью согласен с вами. Но подобные совпадения… э… стоят того, чтобы проявить некоторое любопытство. Вот я и проявил. У Шона был вполне благовидный предлог, чтобы прилететь сюда из Меласа. Но я проверил еще кое-что. Он приехал в аэропорт как: раз вовремя, чтобы успеть на беспосадочный рейс, вылетающий на час и прибывающий на два часа раньше, чем тот роковой самолет. Но он им не воспользовался. А между тем свободных мест на этом рейсе было полно.

— И все равно этого недостаточно, — заметил я.

— Я понимаю. У меня даже нет оснований устроить ему допрос. Да и кроме того, он только насторожится. Однако интуиция говорит мне, что здесь существует некоторая связь. — Похоже, он действительно так думал, потому что теперь смотрел мне прямо в глаза. — Не знаю почему, но я уверен, что Шон имеет какое-то отношение к катастрофе.

— Ну хорошо, — медленно сказал я. — Это возможно. Но при чем тут я? Зачем вы пришли ко мне?

— Вы мне нужны. Понимаете, я до сих пор помню, как ловко вы управились с Гундерсоном.

— Это было давно. И потом, я больше не занимаюсь журналистикой.

— Я знаю. Секретарь сказал, что теперь у вас собственная конструкторская фирма. Интересно, почему вы отказались от столь многообещающей карьеры?

— «Многообещающая» — понятие относительное. Однако я все равно не вижу, какая тут связь.

— Чтобы связать все концы с концами, иногда требуется уйма времени. Но я уже близок к цели. Я слышал, вы работали на телевидении, и, судя по отзывам, вполне успешно. — Фримен в очередной раз дернул себя за ус.

Все это начинало нравиться мне все меньше и меньше, но я продолжал хранить молчание.

— Видите ли, на данный момент только вы способны помочь нам. Шон работает на телевизионную компанию — вы когда-то тоже работали на телевизионную компанию. Кроме того, это же ваш брат погиб там… — Детектив Фримен оставил в покое свои усы и пристально заглянул мне в глаза.

Через несколько мгновений до меня наконец дошло, к чему он клонит.

— Вы что, серьезно, — спросил я дурацким шепотом, — рассчитываете, что я устроюсь в МНБС и проведу расследование?

— Совершенно верно, мистер Кеттеринг.

Не веря своим ушам, я долго смотрел на него, потом встал и вновь подошел к окну. Опять дала о себе знать боль в колене.

— Нет, — сказал я тихо, но твердо.

Он, конечно же, услышал, но тем не менее продолжал:

— О том, что вас опознают, можете не беспокоиться. Наши специалисты по временному и постоянному изменению личности — одни из лучших. Кроме того, прошло несколько лет, а работали вы здесь, в Библосе, так что в Гелиуме вас никто не узнает. — Фримен помолчал. — У нас нет на примете никого с вашим опытом. Вы нужны нам, Кеттеринг.

— Я вам нужен! Нужен, чтобы следить за кем-то, кто на самом деле наверняка ни в чем не виноват. Вы хотите, чтобы я забросил работу и выдавал себя за того, кем, в сущности, не являюсь. Но не кажется ли вам, что прежде всего они поинтересуются рекомендациями о моих репортерских способностях?

Фримен взглянул на экран своего наручного компа:

— Вряд ли их вообще заинтересуют ваши рекомендации. Единственная свободная вакансия у них — водитель.

Я вгляделся в отражение детектива в оконном стекле и попытался припомнить, видел ли я хоть раз его улыбку. Фримен спокойно ждал, уставясь на мой почти пустой стол.

Очередной порыв ветра взметнул темно-багровую пыль до самой вершины Олимпа, и вулкан совершенно исчез из виду. Зато мне стали яснее другие вещи, о которых я давно уже не задумывался. Я вспомнил, с каким энтузиазмом относился в свое время к работе репортера и, к своему удивлению, как наяву увидел Сэма, сидящего в удобном кресле. В руках он держал неизменную чашку с каким-то теплым питьем и с обычной своей беззаботной улыбкой говорил:

— Не волнуйся, так, Дэн. Мне хорошо. Действительно хорошо.

Это меня поразило. Вернувшись с похорон, я изо всех сил пытался вызвать в памяти старое доброе время, но видел перед собой лишь взрывающийся самолет и Сэма, безжизненно лежащего на больничной койке. Неожиданно для себя я понял, что начинаю всерьез относиться к предложению Фримена.

— Но где гарантия, что меня возьмут? — спросил я, еще раз подумав о смерти Сэма и о куче неотложных дел, которые надо закончить.

— Гарантий нет, но увеличить шансы до приемлемого уровня можно. Видите ли, я обладаю довольно широкими полномочиями. — Теперь Фримен стал осторожнее, видимо, почувствовал, что я готов согласиться.

Я помолчал, размышляя о причинах, по которым в свое время расстался с телевидением. Отец так и не смог понять меня, а вот Сэм понял. Я до сих пор слышу его слова: «Любое решение лучше, чем позорная нерешительность».

— Мне полагается какая-нибудь подготовка?

— Нет. Впрочем, полицейский чем-то сродни репортеру. Я тут захватил кое-какие материалы… Фримен полез в карман пиджака и вытащил оттуда небольшой пакет.

— Похоже, вы были уверены в успехе.

— Хватит об этом. Пора переходить к делу.

Я развернул пакет. Там оказались две голографические фотографии и записывающий кристалл.

— На кристалле — кое-что о самой МНБС, сказал Фримен, раскладывая фотографии на столе. — А это главные действующие лица.

На снимках я увидел мужчину и женщину. Внешность у женщины была весьма впечатляющая. Снимали, судя по всему, где-то за городом, и карминовые скалы выгодно оттеняли ее красоту. Прическа у нее была самая простая: светлые волосы обрамляли лицо И небрежно падали на плечи. Я слегка развернул голограмму, чтобы поймать другой ракурс. Скулы у женщины оказались высокими и привлекательными. Я вспомнил, что она тоже участвовала в репортаже об авиакатастрофе.

— Это Джанет Винсент, — сказал Фримен и придвинул ко мне вторую фотографию. — А это Шон Франко. Он у нее босс. Обычно они работают вместе.

Мужчина на снимке был мне хорошо знаком: это именно он и вел передачу. Весьма симпатичный молодой человек. Волосы черные, лицо худощавое. Губы сжаты в тонкую ниточку.

— Я думаю, мы сумеем устроить, чтобы вы работали непосредственно с ними, — сказал Фримен. Теперь он вел себя так, словно мое участие в этом деле никогда не стояло под вопросом.

— И когда же я должен начать?

— Завтра. Я думаю, Они уже ищут нового шофера.

Прежний уволился довольно неожиданно. Мы в любой момент готовы внести вашу трудовую биографию в базу данных службы занятости. — Хотя было совершенно очевидно, что мой предполагаемый предшественник уволился не без участия Фримена, детектив даже не улыбнулся.

— Завтра? — переспросил я несколько растерянно: события разворачивались чересчур стремительно.

— Боюсь, если дать вам побольше времени, вы можете и передумать. Кроме того, вы избежите излишних волнений. Если мы не поторопимся, то потеряем свой шанс. А если мои подозрения оправданны, могут погибнуть и другие люди.

Я еще раз взглянул на фотографии. Лицо у Шона довольно напряженное, но на киллера он тоже непохож. Снимок Джанет притягивал меня, как магнит.

— Завтра — когда? — спросил я, неохотно кладя фотографию на стол.

— На изменение внешности и небольшое переодевание потребуется около часа. Приходите к нам в девять. Комната сто одиннадцать.

— А вы не боитесь, что меня там увидят? В конце концов вы так тщательно скрывали причину своего визита…

— Когда человек, у которого только что погиб брат, приходит в нашу контору, это не то же самое, когда его навещает полицейский. И кстати, не отключайте, пожалуйста, свой наручный комп.

Я машинально шепнул команду, позволяющую в любой момент связаться со мной.

— В наших досье вы будете фигурировать как полномочный представитель шерифа, — продолжал Фримен, — но обычный персонал не получит доступа к этой информации. Может быть, вы выберете себе псевдоним прямо сейчас, чтобы мы заранее все подготовили?

Я помедлил. Как ни странно, именно эта просьба заставила меня решиться окончательно.

— Хорошо, — наконец произнес я. — Билл Леттерер. — Мое полное имя было Дэниэль Уильям Кеттеринг, и некоторые мои родственники называли меня Биллом. В конце концов, сказал я себе, это обычное журналистское расследование, которыми я занимался и раньше.

— Вы, конечно, понимаете, что я вас ни к чему не принуждаю? напоследок Фримен, видимо, решил сделать джентльменский жест.

— Понимаю, — ответил я. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то полусне. Я отчетливо слышал слова, но смысл их ускользал от меня. Я зажмурился и тряхнул головой, но странное чувство не проходило.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

Фримен отрицательно покачал головой и поднялся, чтобы уйти.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказал я. — Этот кристалл я могу прочесть и дома.

По пути я заглянул к своей помощнице, сказал, что надумал немного отдохнуть, передал список текущих дел и оставил ее за главную. Спасаясь от потока испуганных возражений, я захлопнул за собой дверь и кинулся вниз по лестнице. Спустившись в приемную, я повторил Ахмеду кое-что из сказанного наверху и вместе с Фрименом вышел на улицу. Холодный ветер немедленно раздул полы пальто, и, поежившись, я поспешно застегнулся на все пуговицы. От пыли, носящейся в воздухе, кололо лицо и слезились глаза.

— Вы не боитесь доверить свой бизнес другому человеку? — спросил Фримен.

— Она справится. Я очень тщательно подбираю людей, сержант. — Я повернулся к своему автомобилю, но Фримен остановил меня.

— Мистер Кеттеринг!

Я быстро огляделся, но стоянка, к счастью, была пуста.

— Моя фамилия Леттерер.

— Прошу прощения. Видите ли, мне, наверное придется помочь вам с автомобилем.

Я молча смотрел, как он подошел к моей развалюхе, которой было уже пять лет, сунул руку пол крыло и вытащил оттуда небольшой черный ящичек

— Теперь все должно быть в порядке, — произнес он почти извиняющимся тоном.

— Вы это приготовили в качестве последнего аргумента? поинтересовался я. — Помочь мне с машиной, когда я не смогу завестись?

— Что-то в этом роде. Вы заставили меня попотеть, Леттерер.

Я ничего не ответил. Фримен тоже не сказал больше ни слова и, не прощаясь, ушел. Все происходящее казалось мне каким-то нереальным. Ощущая странную смесь возбуждения и некоторой подавленности, я забрался в машину и долго сидел без движения, прислушиваясь к ударам ветра, хлеставшего автомобиль.

Дома я первым делом открыл ванную комнату и выпустил на волю Обжору и Лентяя. Марсианское тяготение в этом смысле не намного лучше лунного, и два кота, оставленные без присмотра, доберутся до любого места, как бы высоко оно ни находилось.

Я покормил свою живность, а пока коты ели сунул кристалл в компьютер и просмотрел оглавление. Там имелись разделы, посвященные самой МНБС, Шону Франке, Джанет Винсент и еще кое-кому из персонала. Судя по первому впечатлению досье были составлены с претензией на беспристрастность, а все детали, очевидно, базировались лишь на строго проверенных фактах. Правда, стиль изложения показался мне несколько суховатым.

Чтобы сэкономить время и не пропустить ничего существенного, я переключил телевизор на канал МНБС и установил уровень важности новостей на четверке.

Все сообщения по степени важности подразделялись на десять уровней. Первый уровень, к примеру, означал, что собака укусила человека, второй что человек укусил собаку, и так далее, вплоть до десятого, знаменующего собой поголовную гибель всего населения Марса.

Сам я тем временем вернулся к компьютеру. Прошло больше часа, прежде чем телевизор подал признаки жизни. Лентяй с Обжорой прекратили свою возню и заинтересованно уставились на изображение. Они заслоняли пол-экрана, и мне пришлось подвинуться. Естественно, пока я так и сяк вытягивал шею, крупный план сменился общим, но диктор, стоящий чуть в стороне, был, без сомнения, Шоном Франке. Над его головой маячил крохотный цилиндр с цифрой пять.

Несчастный случай на озере Элизиум, — отрывисто произнес Шон. Катаясь на лодке, погибли два человека. Подробности немного позже.

На заднем плане виднелось само озеро — идеально круглая чаша диаметром около ста километров. Для того чтобы образовать этот самый обширный водоем на Марсе, потребовалось направить в одну точку четыре ледяных астероида. Благодаря усилиям геоформаторов, повысивших атмосферное давление и влажность, гигантские конденсаторы, установленные вдоль всего берега, смогли предохранить озеро Элизиум от элементарного испарения.

Физиономия Шона Франке исчезла, И на ее месте материализовалась прекрасная, но довольно скудно одетая девушка.

— Покажите мне мужчину, который знает, что ему нравится, — произнесла она и, весьма эротично прикусив нижнюю губку, наклонилась к центру эк рана, — и я покажу ему то, что нравится мне. После этого деятели рекламы нажали на все кнопки и кнопочки, играя на стремлении потребителя к радостям жизни, ослепительной роскоши и на жажде престижа. Однако ни одна из причин, по которым каждому необходимо купить крем-депиллярий, не показалась мне достаточно веской. Все это выглядело до невозможности глупо.

Когда девица иссякла, я почувствовал у себя на шее что-то тяжелое. Кот.

— Потом, — сказал я, спихивая Обжору на пол.

На экране тем временем вновь появился Шон Франко.

— Сегодня, во время внезапного шторма, на озере Элизиум погибли мужчина и его дочь. А сейчас я предоставляю слово Джанет Винсент.

Порыв ветра едва не оттащил Джанет от камеры. Ее белокурые волосы встали дыбом, и она чуть не задохнулась. Впрочем, она быстро взяла себя в руки и произнесла ровным и ясным голосом:

— Джек Эргон и его дочь Хезер утонули сегодня утром меньше чем в ста метрах от берега.

Комментируя несчастный случай, Джанет заметила, что, если бы эти двое догадались отплыть подальше, то смогли бы воспользоваться спасательными жилетами и, возможно, остались в живых. В отдалении виднелась уродливая туша большого конденсатора. Пока Джанет рассуждала о смерти Эргона и его дочери, я мог думать только о Сэме.

Камера переместилась туда, где Шон Франке и еще несколько репортеров пытались взять интервью у безутешной вдовы. Лицо ее было пепельно-серым. Высунув микрофон из-за спины другого репортера, Шон поинтересовался:

— Какова была ваша реакция, когда вы узнали о несчастном случае?

Именно с этого момента Шон Франке начал мне активно не нравиться. По лицу женщины было заметно, что и она от него не в восторге.

Собственно говоря, на этом все и закончилось. Не успел Шон Франке сказать: «А теперь вернемся к нашим обычным программам», — как на экране возникла очередная реклама, умудряющаяся каким-то образом апеллировать одновременно к людскому страху и эгоизму.

Бессмысленная комедия ситуаций продолжалась еще минут пять, после чего телевизор благоразумно выключился. Я глубоко вздохнул, отметив, что до сих пор от одного взгляда на экран мне становится не по себе. Кроме того, теперь я легко мог представить, как Шон Франке заявляет в эфир:

— Сегодня Луна должна столкнуться с Землей. Подробности в двадцать три часа одиннадцать минут.

Наутро глаза у меня плохо открывались и нестерпимо горели. Допоздна я старательно изучал досье и искал, кому бы пристроить Обжору и Лентяя, а остаток ночи провел в безуспешных попытках уснуть.

Административное здание было построено пятьдесят лет назад, когда давление атмосферы еще не достигло подходящего уровня, и климат не стал хотя и прохладным, но достаточно сносным. Наружу торчала только почти полностью застекленная крыша, а основание уходило глубоко в почву. Тяжелые створки бывшего шлюза, через который я вошел, теперь были распахнуты настежь, а запоры потемнели от ржавчины и покрылись многочисленными трещинами.

Все офисы располагались по периметру круглого внутреннего двора, и я без труда отыскал номер сто одиннадцать. Светящаяся надпись над дверью гласила «СУД ПО ДЕЛАМ НАСЛЕДСТВА». Я вошел.

— Мистер Кеттеринг? — с излишней, на мой взгляд, любезностью, обратился ко мне какой-то молодой человек. — Будьте добры, следуйте за мной.

По дороге он вел светскую беседу о состоянии моего здоровья и о том, быстро ли я добрался. Наконец мы подошли к нужной двери, и мой сопровождающий приложил к папиллярному замку большой палец.

— Повернете направо, — сказал он, — дойдете до сто тридцатой комнаты и смело входите. Вас уже ждут.

Он закрыл за мной дверь, и я двинулся по узкому холодному коридору. По правую руку от меня через каждые метров десять были расположены кабинеты. Чуть дальше коридор загибался вправо вероятно, он шел вокруг всей зоны деловых помещений. Весь пол был покрыт тончайшим причудливым узором — как ни старайся, пыль на Марсе проникает повсюду.

Впереди за поворотом послышался топот бегущих ног, и я на секунду замер. Но тут бегун вынырнул из-за угла, и я успокоился. Простонапросто разминается. На груди его виднелась надпись «Майка против потения». Он пробежал мимо, без сомнения, даже не подозревая о панике, которую во мне вызвал. Коридор был довольно низким, и всякий раз, когда бегун отталкивался от пола, казалось, что он вот-вот врежется в потолок, но этого так и не произошло.

У двери с табличкой «130» я приложил большой палец к пластине замка и вошел. В нос мне ударил раздражающий больничный запах дезинфицирующих средств. Женщина в белом халате подвела меня к низенькому врачу, имени которого я так и не узнал.

— Детектив Фримен просил изменить ваше лицо, — сказал он. — Сейчас я покажу вам, как это будет выглядеть. — Он предложил мне сесть, сунул в руки плоский голографический экран, из которого торчало объемное изображение моей физиономии, и рассеянно почесал нос.

Потом он что-то шепнул стоящему на столе компьютеру, и мои мягкие светлые волосы начали как бы втягиваться обратно в голову. Впечатление было такое, словно я смотрю фильм задом наперед. Когда до полного облысения осталось не больше сантиметра, этот процесс прекратился, и я повернул экран, чтобы взглянуть на себя в профиль. Увиденное мне совершенно не понравилось, но я промолчал.

— Потом мы еще поработаем над формой лицевых костей. Лицо у вас чересчур худощавое, и скулы выдаются, но мы сделаем вот что. Вопервых, инъекция в область щек, вот здесь и здесь. — Врач показал рукой, где именно. — Они станут чуть более пухлыми. Во-вторых — насадки на два крайних зуба. Это еще больше растянет кожу и, кроме того, немного изменит ваш голос. Если же этого окажется недостаточно, мы придумаем еще чтонибудь.

С экрана на меня смотрел слегка перекормленный и не слишком привлекательный субъект.

— Надеюсь, все это обратимо? — спросил я.

— Чтобы вернуть вам прежний облик, потребуется не больше недели. Казалось, доктор только сейчас вспомнил, что разговаривает с пациентом, а не со студентом-медиком. — Мы тут не занимаемся постоянными переделками.

— Приятно слышать, — заметил я, разглядывая свою будущую физиономию. Напрасно доктор показал ее мне сейчас, пока у меня еще есть выбор. Кроме того, я думаю, это можно сделать и в последнюю очередь… — Без крайней необходимости я не собирался ходить в таком виде даже неделю.

— О, боюсь, это невозможно. После обеда у вас уже назначена встреча.

Использовав очередной псевдоним, я купил билет на самолет, отлетающий в Гелиум. Сосед мне попался неразговорчивый, и у меня было время подумать. Подумать о гибели Сэма и о МНБС.

А также о том, какой у меня теперь гнусный вид. Окончательный результат на удивление соответствовал предполагаемому. Пока доктор воплощал свои безумные замыслы — к счастью, все процедуры оказались почти безболезненными, — в соседнем кабинете мне уже подобрали новую одежду. Собственно говоря, правильнее было бы сказать «другую одежду». Новая рубашка показалась мне чересчур пестрой, а поношенные брюки из плотного, надежного материала были совершенно отвратительного фасона.

На прощание доктор сказал мне, что теперь люди будут меньше обращать на меня внимание, и он оказался прав. Не знаю, была ли в этом заслуга новой одежды или нового лица, но таможенники в аэропорту едва удостоили меня взглядом, а молчаливый сосед в другой компании мог оказаться куда более болтливым.

Самолет пошел на снижение, и внизу показался Гелиум. Это был самый большой город на Марсе, с населением около пяти тысяч человек, и давно уже вышел далеко за пределы центрального района. Ветер гонял по улицам темно-красную пыль и казалось, что навстречу самолету вздымается гигантская кровавая волна.

Выйдя из самолета, я прямо налетном поле уничтожил фальшивое удостоверение личности, по которому прилетел сюда, и вставил в бумажник новое. Мои настоящие документы остались дома, но я взял с собой свой наручный комп. Правда, теперь он непосредственно откликался только на мое новое имя, а все, что предназначалось Дэну Кеттерингу, записывалось в память, но при желании я мог впоследствии прочитать и эти сообщения. Меня заверили, что отныне мои отпечатки пальцев, рисунок сетчатки и новый спектр голоса полностью привязаны к Биллу Леттереру.

Здание, занимаемое МНБС, оказалось гораздо больше, чем та телекомпания, где я когда-то работал. Однако я без труда отыскал подразделение, занимающееся проблемой кадров. На двери висела табличка

Энергичная, деловитая секретарша едва удостоила меня вниманием и ровно за три минуты до назначенного срока проводила меня в комнату ожидания. Нога у меня побаливала, и я слегка хромал. Я машинально провел рукой по затылку и поморщился: из-за непривычно короткой стрижки я все еще чувствовал себя неловко.

Вскоре меня пригласили войти, и компания, состоящая из одного мужчины и одной женщины, задала мне несколько вопросов. Ни один из них не касался чего-нибудь такого, чего не было бы в моем новом досье, — просто они хотели кое-что уточнить. Не поняв даже, хорошо или плохо прошла беседа, я был препровожден обратно в комнату ожидания.

Примерно минут через десять вновь появилась секретарша и провела меня на второй этаж. Когда мы вошли в кабинет, женщина за столом повернулась к двери, и я очутился лицом к лицу с Джанет Винсент.