"Иван Калита" - читать интересную книгу автора (Борисов Николай Сергеевич)

Роковой спор

Главным источником «серебра» для издержавшихся великих князей всегда был Новгород. Михаил Тверской, следуя заветам своего отца, был крут в обращении со спесивыми новгородскими «золотыми поясами». Он знал их слабые места и при случае бил без промаха. Где-то за год до поездки в Орду Михаил успешно разыграл «хлебную карту». Узнав о беспорядках в Новгороде (причины которых не вполне ясны), князь вывел оттуда своих наместников и захватил южные районы Новгородской земли — Торжок, Бежецкий Верх. Через эти города шло снабжение Новгорода хлебом из Средней Руси. Перекрыв подвоз хлеба, тверской князь поставил город под угрозу голода.

Между тем в самом Новгороде бушевала смута: горели дома богачей, был сожжен и разграблен торг, смещен глава городской администрации — посадник. Тлевшая под пеплом равнодушной покорности ненависть бедняков выплеснулась на улицы. Голод, которым грозила хлебная блокада, мог еще больше раздуть пожар мятежа. В этих условиях городская верхушка, как и предвидел Михаил, пошла на уступки. Архиепископ Давыд отправился на переговоры к князю. Тот назначил цену мира в полторы тысячи гривен серебра. Проклиная все на свете, новгородские богачи собрали деньги. Получив выкуп, Михаил, по выражению, летописи «ворота отвори» (10, 93).

Находясь в Орде, Михаил вновь решил «потрясти» новгородцев. Его наместники стали всеми способами вымогать деньги у горожан. Однако те на сей раз не покорились. Они собрались на вече и постановили изгнать из города тверских наместников. Конечно, это была игра с огнем. Все понимали, что если Михаил вернется из Орды победителем — кое-кому в городе придется заплатить кровью за такое самоуправство. И потому никто не спешил браться за меч. Хитроумные новгородские бояре в 1314 году послали гонцов в Москву, к Юрию, приглашая его занять новгородское княжение. Юрий, уже вернувшийся из Орды, не был вполне уверен в Новгородцах и их решимости держаться за Москву. Кроме того, он не знал, с какими полномочиями вернется из Орды Михаил Тверской. И потому обычно более скорый на дела, чем на размышления, московский князь на сей раз решил не спешить. Он тайно связался с князем Федором Ржевским и предложил ему отправиться в Новгород в качестве московского наместника. Федор изъявил полную готовность взять на себя эту рискованную миссию. Выждав еще некоторое время, Юрий велел Федору приступать к делу. Тот не медля с отрядом своих витязей двинулся в Новгород. При поддержке новгородцев он захватил тверских наместников и посадил их под стражу. После этого лихой Федор собрал новгородскую рать и вторгся с ней в тверские земли, предавая все на своем пути огню и мечу.

Между тем Михаил Тверской все еще вынужден был жить при дворе хана Узбека, ожидая решения своей судьбы. В Твери на отцовском престоле сидел сын Михаила Дмитрий. Позднее современники дали ему прозвище «Грозные Очи». Не устрашившись незваного гостя, Дмитрий с тверским войском выступил навстречу отряду Федора Ржевского. Казалось, кровопролитное сражение неизбежно...

Пыл бойцов остудила осень. Выйдя к противоположным берегам Волги близ Твери, два войска простояли шесть недель в томительном ожидании. Силы были примерно равны, и никто не хотел рисковать, переправляясь через холодную реку. Наконец был подписан мир, и противники без боя разошлись восвояси. Начинались заморозки, и жить долее в полевых шатрах было просто невозможно.

Новгородцы, безнаказанно пограбившие тверские земли и подписавшие мир «на своей воли», ощущали себя победителями. Однако они понимали, что Михаил Тверской, вернувшись из Орды, будет жестоко мстить им за содеянное. И потому они с удвоенной настойчивостью — и, вероятно, с новыми посулами — стали звать к себе Юрия Московского. Тот, поразмыслив, согласился. На сей раз он мог сделать это на законном основании, ибо по договору, подписанному после шестинедельного стояния на Волге, тверской князь согласился официально отозвать своих наместников из Новгорода. Зимой 1314/15 года Юрий прибыл в Новгород вместе с младшим братом Афанасием. В Москве вновь, как и в 1304 году, Юрий оставил брата Ивана. Он явно доверял ему больше, чем другим братьям. Иван не бежал к тверскому князю в 1307 году, как это сделали Александр и Борис. Вероятно, именно тогда Юрий решил, что в случае, если он умрет, не оставив наследника, Иван должен будет занять московский престол.

Михаил Тверской, находившийся в Орде, получил известие о действиях Юрия в Новгороде. Он доложил об этом самоуправстве московского князя хану Узбеку, а тот велел срочно вызвать Юрия в Орду для объяснений. 15 марта 1315 года Юрий выехал из Новгорода, «позван в Орду от цесаря» (Ю, 94).

Праздник Пасхи 23 марта 1315 года Юрий, конечно, встретил у себя дома, в Москве. Для этого ему пришлось за семь дней проскакать, меняя лошадей, около шестисот верст. Вероятно, путь его лежал в объезд тверских земель, а значит, был еще более длинным. Этот бешеный прогон был по плечу только очень крепкому всаднику. Но таким и был князь Юрий Данилович. Выехавшие вслед за ним в Орду новгородские послы оказались не столь расторопными и осмотрительными. Они были перехвачены тверичами, приведены в Тверь и брошены в темницу.

Из Москвы Юрий поехал в Ростов (22, 179). Должно быть, он хотел собрать там кое-какие деньги с ростовских князей.

Остановка в Ростове перед отъездом Юрия в Орду имела и другую, сокровенную цель. Этот город с середины XIII века стал излюбленным местом поселения для живших на Руси татар. Среди них были опальные ордынские вельможи и купцы, чиновники налоговой службы и люди из свиты знатных ордынских невест, выданных замуж за ростовских князей Глеба Васильковича и Константина Борисовича. Вся эта пестрая татарская колония имела прочные связи со своими сородичами в степях. Здесь, в Ростове, можно было узнать самые свежие новости из Орды, получить полезный совет и протекцию при ханском дворе.

Конечно, для коренных ростовцев было весьма неприятным беспокойное соседство татарской слободки. Время от времени они поднимали восстания и выгоняли татар из города. Однако те вскоре возвращались. Местные князья были заинтересованы в дружбе со «своими погаными» и оберегали их интересы.

В Ростове Юрий имел возможность переговорить со своими сородичами по линии жены. Известно, что в 1297 году он женился на дочери одного из ростовских князей. Полагают, что его тестем был князь Константин Борисович (ПО, 126). Имя невесты неизвестно. В браке с нею Юрий имел дочь Софью, которая позднее вышла замуж за князя Константина Михайловича Тверского.

Ростовский княжеский дом в конце XIII века разделился на две враждующие между собой группировки. Предводителем одной был князь Дмитрий Борисович, а другой — его брат Константин. Соперники разделили не только территорию княжества, но и сам город Ростов. Однако вражда продолжалась и после раздела 1287 года. Примечательно, что князь Михаил Ярославич Тверской был женат на Анне, дочери князя Дмитрия Борисовича, тогда как Юрия Даниил Московский женил на дочери другого брата — Константина. Соответственно, оба имели собственную партию в Ростове. В 1315 году в Ростове княжил Василий Константинович. Он также в 1316 году был вызван в Орду для объяснений, возможно — по делу Юрия.

Погостив в Ростове, московский князь погнал своего коня на юг, в степи. Там ему суждено было пробыть долгих два года. На Русь он возвратился из Орды только осенью 1317 года. Эти два с лишним года Москвой управлял князь Иван. В сущности, он стал московским правителем задолго до того, как официально получил этот стол.

В то время как Юрий направлялся в Орду, его соперник Михаил Тверской уже собирался в обратный путь. Осенью 1315 года он был отпущен ханом на Русь в сопровождении татарского войска под командованием «окаянного Таите -меря» (10, 94). «Поганые» должны были помочь Михаилу занять великое княжение Владимирское и утвердиться в Новгороде. Как обычно, пребывание татар сопровождалось произволом, грабежами и расправами. По замечанию летописца, ордынский «посол» «много зла учини в Русской земле» (25, 88).

Взойдя на великое княжение Владимирское и приведя к покорности всех северо-восточных князей, Михаил Тверской в конце 1315 года приступил к главному и самому трудному делу — покорению Новгорода. Огромное войско, в состав которого, помимо собственно тверских сил, входили полки «низовских» князей и татарский отряд Таитемеря, готовилось выступить в поход на Торжок и дальше — на Новгород.

Жители Торжка, узнав о надвигающейся беде, обратились за помощью к новгородцам. На вече закипели жаркие споры, в которых вечная вражда между бедными и богатыми перемешивалась с распрями боярских кланов. В итоге московский князь Афанасий Данилович и его помощник Федор Ржевский выступили из Новгорода на помощь Торжку «с новгородскими бояры без черных людей» (22, 179).

Шесть недель князь Афанасий стоял в Торжке с новгородцами, ожидая похода противника и собирая сведения о его передвижении. Наконец явился и Михаил Тверской, ставший лагерем близ города. 10 февраля 1316 года Афанасий вывел войско из крепости и приготовился к битве. Михаил немедленно поднял стяги и двинулся вперед. Закипела кровавая сеча.

Силы сражавшихся были явно неравны. Выйдя из крепости, храбрый Данилович заведомо обрек себя на поражение. Его могла спасти только удача, которая любит смельчаков. Но на сей раз она была занята кем-то другим...

Новгородский летописец рассказывает о битве под Торжком в своей обычной сдержанной манере. «Тогда же поиде князь Михаиле со всею Низовьскою землею и с татары к Торжку; новгородци же с князем Афанасьем и с новоторжци изидоша противу на поле. Бысть же то попущением Божием: съступившема бо ся полкома обема, бысть сеча зла, и ство-рися немало зла, избиша много добрых муж и бояр новгородских... и купец добрых много, а иных новгородцев и новоторжцев Бог весть; а инии останок вбегоша в город и затворишася в городе с князем Афанасьем» (10, 94 — 95).

Остатки разгромленного новгородско-новоторжского войска укрылись в крепости Торжка. Это было мощное по тем временам сооружение. Крепость располагалась на высоком холме над рекой Тверцой. С двух сторон ее защищал глубокий овраг, по дну которого протекал ручей, а с третьей — сама река. По гребню холма высились коренастые башни, между которыми тянулись высокие беревенчатые стены с навесами, закрывавшими стоявших на них воинов. Как пограничная крепость и форпост Новгородского государства, Торжок в XIV — XV веках много раз подвергался нападениям. Старая крепость ветшала, перестраивалась. В первой половине XVII века стены Торжка имели одиннадцать башен, из которых пять были проезжими воротами, а шесть — глухими. Каждая башня имела название — Борисоглебская, Петровская, Михайловская, Тайнинская, Спасская, или Водяная, через которую горожане выходили к реке. Вероятно, примерно так же выглядела крепость Торжка и во времена Ивана Калиты.

Засевшие в Торжке новгородцы вступили в переговоры с Михаилом. Тверской князь потребовал прежде всего немедленной выдачи обоих враждебных ему князей. Осажденные «по неволи» согласились на выдачу одного лишь Федора Ржевского. Выдать Афанасия Даниловича новгородские бояре наотрез отказались, так как понимали, что в этом случае могут испортить дружественные отношения с его старшим братом Юрием Даниловичем.

Вопрос о выдаче Афанасия был снят только после того, как осажденные выплатили Михаилу Тверскому контрибуцию — «пять тысящь гривенок сребра». После этого было заключено перемирие и начались переговоры между тверичами и возглавляемой Афанасием Даниловичем делегацией новгородцев. Целью переговоров было заключение прочного длительного мира. Однако в ходе переговоров Михаил выдвинул какие-то небывалые, неприемлемые для новгородцев условия («и начат с ними укреплятися чрез обычай их изстаринный. Сим же не хотящим тако крепость на себя дати») (22, 179).

Великий князь не стал вступать в долгие прения с новгородцами. Возможно, и сами непомерные требования были выдвинуты им лишь как повод для срыва переговоров. Он приказал своим людям схватить князя Афанасия Даниловича и сопровождавших его новгородских бояр, отвезти их в Тверь и там держать под крепкой стражей. Несомненно, князь нарушил при этом свои обязательства относительно безопасности участников переговоров.

Вступив на путь вероломства и безоглядного насилия, Михаил уже не мог сойти с него. Он велел продать в рабство всех захваченных в плен новгородцев за исключением взятых заложниками. У жителей Торжка отобрали всякое оружие, а сами они вынуждены были заплатить выкуп за свою свободу. Князь отыскал в городе лучших ремесленников и насильно вывез их в Тверь.

Весть о битве под Торжком через несколько дней достигла берегов Волхова. «И бысть скорбь велиа в Новеграде», — замечает летописец (22, 179). Потрясенные новгородцы не нашли сил, чтобы сопротивляться новому произволу Михаила. Он прислал в город своих наместников и заставил возвести в должность посадников (ключевой пост в городском самоуправлении) своих ставленников. Кроме того, Михаил заставил побежденных новгородцев подписать с ним мирный договор, согласно которому они признавали его своим князем. За освобождение новгородских пленников и заложников, за обязательство великого князя не нападать на Новгород и обеспечивать новгородским купцам свободную торговлю в его владениях новгородцы обязывались в четыре срока выплатить ему огромную сумму в 12 тысяч гривен серебра.

По окончании похода на Торжок ордынский посол в сопровождении великокняжеских бояр отправился в Ростов. Там он передал местному князю Василию Константиновичу вызов в ханскую ставку, а также, вероятно, хорошо отдохнул в кругу ростовских татар.

Опьяненные погромом Торжка, воины Таитемеря бесчинствовали в Ростове и «много зла подеаша». Вероятно, сопровождавшие посла тверские бояре умело направляли бесчинства татар против местных недругов своего князя.

Наконец татары Таитемеря ушли к себе в Орду. Жизнь на Руси стала понемногу возвращаться в нормальное русло. Очень скоро Михаил понял, что его победа над Новгородом была хотя и внушительной, но далеко не окончательной. Летом 1316 года в Новгороде вспыхнуло восстание против тверского князя. Его наместники были изгнаны из города, а доброхоты князя из числа самих новгородцев были казнены традиционным способом — сброшены с Великого моста в Волхов со связанными руками и ногами.

Узнав об этом, Михаил немедля стал готовить большой поход на непокорный город. Для начала он разграбил область Волока Ламского (современный город Волоколамск в 110 км к северо-западу от Москвы) — территорию, издавна принадлежавшую Новгороду. После этого великий князь «со всей землею Низовскою» пошел на Новгород.

Новгородские бояре поняли, что в этом бою будет решаться судьба их независимости. Забыв прежние распри и уняв спесь, они обратились за помощью ко всем городам и волостям Новгородской земли. И земля услышала этот призыв. В Новгород пришли отряды из Пскова, Старой Руссы, Ладоги, а также от неславянских племен края — корелы, ижоры, води. Готовясь к обороне, новгородцы выстроили новый острог «около города по обе стороны» (10, 95).

Михаил Тверской остановил свое войско в селе Устьяны на Ловати, не доходя верст 50 до Новгорода. Здесь он прекратил поход и велел всем возвращаться по домам.

Что было причиной столь неожиданного поворота событий? Новгородские летописцы объясняли это вмешательством небесных сил. Горожане горячо молились, каялись в грехах. «Господь же Бог и пречистая Богородица услышавше моление их, и не попустиша на них ратьным быти». Некоторые интересные подробности сообщает в своей «Истории Российской» далекий от провиденциализма В.Н. Татищев: «Князь же великий, пришед на усть Цны, первее сам заболел, потом прииде мор на кони. Слышав же, яко Юрий московский готовится на нь со братиею, хотяще волость его погуби-ти, возвратися во Тверь» (38, 74).

Обратный путь Михайлова войска был столь же неудачен. «И поиде по неведомыим местом и по незнаемым путем, и заблудишася в злых лесех, и в болотех и во озерех, дондеже приидоша на Волоть (то есть на реку Ловать. — Н. Б.), и тамо стоаше в великой печали и скръби. И бысть в них глад велий, понеже и кожи ядяху, и голенища и ремениа жваху, и мнози от глада изомроша, оставшии же много зла пострадаша, а друзии пеши едва приидоша в домы своя» (22, 180). Так рассказывает московская летопись.

Новгородский летописец, повествуя о неудаче Михаила, не только с явным удовлетворением живописует бедствия тверичей, но и проводит аналогию с событиями I века нашей эры, когда иудеи, распявшие Иисуса Христа, были наказаны Богом, пославшим на них римское войско во главе с императором Веспасианом и его сыном Титом. «Князь же Михаило, не дошед города, ста в Устьянех; и тако мира не возмя, поиде прочь, не успев ничтоже, нь болшюю рану (то есть несчастье, горе. — Н. Б.) въсприим; възвратися назад, и заблудиша во озерех, в болотех; и начата измирати гладом, и ядяху конину, а инии, с щитов кожю сдирающе, ядяху, а снасть свою всю пожгоша; приидоша пеши в домы своя, приимше рану, якоже древле иерусалимляне, внегда предасть я Бог в руце цесарю Титу Римъску» (10, 337).

История о том, как Бог наказал иудеев нашествием римлян и разрушением Иерусалима (ярко и подробно изложенная в хорошо известной в Древней Руси книге римского историка Иосифа Флавия «Иудейская война»), была прямой аналогией с нашествием татар на Русь. Это уподобление и вытекающие из него идеи, переплетаясь с темой «вавилонского плена», очень часто встречались в русской общественной мысли XIII-XIV веков.

Возвращение Михаила из-под Новгорода было столь поспешным, что он фактически бросил на произвол судьбы своих лишившихся коней воинов, которые заплутались в дремучих новгородских лесах и едва добрели домой пешком. Единственное, что могло заставить его поступить так безоглядно, — весть о движении московского войска к Твери. На это прямо указывает и Татищев: «Слышав же, яко Юрий московский готовится на нь со братиею» (38, 74). Необходимо только учесть, что сам Юрий был в это время в Орде, Афанасий — в тверской тюрьме, Борис — в Нижнем Новгороде, а Александр — в могиле. Таким образом, военную акцию против Твери (или ее имитацию) мог осуществить только Иван Данилович, оставленный Юрием в Москве. Своими действиями он спас Новгород от угрозы полного разгрома и потери независимости. Одновременно он нанес первый тяжелый удар могуществу Твери. Неудача Михаила в этом походе во многом предопределила и его дальнейшие несчастья, и в конечном счете гибель.

Судя по тому, как серьезно воспринял Михаил весть о намерениях московичей, он считал Ивана способным на быстрые и дерзкие предприятия.

Едва ли Иван за короткий срок успел снестись с Юрием и получить от него распоряжения. Видимо, он действовал самостоятельно, но при этом уже знал, что брат находится в милости у хана...

За время своего пребывания в Орде в 1315 — 1317 годах Юрий сделал неожиданный и удачный ход. Овдовевший к этому времени 34-летний московский князь посватался к сестре Узбека Кончаке. Это был далеко не первый случай, когда русские князья вступали в родственные отношения с «погаными». Еще в домонгольской Руси браки между Рюриковичами и невестами степного происхождения были довольно обычным делом. На половчанках были женаты Юрий Долгорукий и его внук Ярослав Всеволодович. Татары стали наследниками половцев в степях. И вполне понятно, что смешанные браки вскоре возобновились.

Первым среди русских князей был удостоен чести породниться с татарами ростовский князь Глеб Василькович. В 1257 году он «оженися в Орде» (25, 71). Его примеру позднее последовали племянник Константин Борисович Ростовский и внук Федор Михайлович Белозерский. Вторым браком женился на ханской дочери ярославский князь Федор Черный. Тем же путем последовал и сын великого князя Андрея Городецкого Михаил.

Конечно, для подневольных русских князей браки в Орде были как правило вынужденным, корыстным решением. Этой унизительной очевидности не могли скрыть ни обязательное крещение невесты по православному обряду, ни, быть может, прекрасные семейные отношения. Сложные, противоречивые чувства, которые вызывали у современников такие брачные союзы, как и вообще личная близость с татарами, хорошо отразились в летописном некрологе ростовского князя Глеба Васильковича, умершего в 1277 году. Его несомненное унижение летописец оправдывает как самопожертвование во имя спасения русских людей от произвола татар. «... Преставился князь Глеб Василькович Ростовский, жив от рождениа своего лет 41. Сей от уности своея, по нахожении поганых татар и по пленении от них Русскыа земля, нача служити им и многи христианы, обидимыа от них, избави и печалныа утешая, брашно свое и питие нещадно требующим подавая, и многу милостыню нищим, убогим, сиротам, вдовицам, маломощным подаваше» (25, 76).

Особенно распространены были ордынские браки среди ростовских князей. И если справедливо предположение А. В. Экземплярского о том, что Юрий Данилович был женат первым браком на дочери князя Константина Борисовича Ростовского, — то, значит, в своем семейном выборе он последовал примеру тестя. Тот, овдовев, женился вторым браком в 1302 году в Орде на дочери знатного татарина Кутлукортки.

Хан Узбек любил устраивать выгодные брачные союзы. Известно, что в 1320 году он выдал свою дочь Тулунбай замуж за египетского султана. Жениху пришлось уплатить за невесту огромный выкуп — 30 тысяч динаров. Однако, получив невесту, султан вскоре разочаровался в ее достоинствах. Прогнав ее от себя, он велел жениться на ней одному из своих эмиров. На запрос разгневанного тестя султан ответил, что его жена умерла (124, 439).

Конечно, Юрий Данилович был жених помельче, чем египетский султан. Но и ему пришлось, должно быть, заплатить хану хороший калым. Только после этого Узбек разрешил ему взять в жены Кончаку. Приняв крещение с именем Агафий, правнучка Чингисхана стала московской княгиней.

Князь Юрий долго размышлял над тем, какое имя дать своей новой жене при крещении. В конце концов он был больше всех заинтересован в том, чтобы это имя было звучным, красивым и принятым в княжеских семьях. Имя Агафия (в переводе с греческого — «добрая») вполне отвечало этим требованиям.

Обычно имя давалось новокрещенным по тому святому, память которого праздновалась в день крещения. По-видимому, и Кончака была крещена в день памяти святой Агафий. Этот день по месяцесловам той эпохи был только один раз в году — 5 февраля (96, 9). Конечно, крещение состоялось накануне свадьбы, а сама свадьба — в воскресенье. Именно такая комбинация имела место в 1317 году. В субботу, 5 февраля 1317 года, Кончаку окрестили, а на другой день, в «неделю мясопустную», обвенчали с князем Юрием.

Осенью 1317 года Юрий с молодой женой вернулся на Русь. Хан Узбек в виде свадебного подарка передал ему ярлык на великое княжение Владимирское. С Юрием был сильный отряд татар во главе с «послами» Кавгадыем, Астрабылом. и Остревом. Они шли вдоль Волги, направляясь, вероятно, к Твери. Получив весть о появлении Юрия, князь Михаил созвал на совещание «суздальских», то есть, видимо, всех послушных ему северо-восточных князей. Они изъявили готовность встать за права Михаила с оружием в руках. Тверской князь понимал, что его спасение только в наступлении. Если Юрий утвердится на великокняжеском столе во Владимире и приведет к присяге прочих князей, его сила многократно возрастет. И тогда он непременно организует поход объединенной армии всех северо-восточных князей вместе с новгородцами на Тверь. Предотвратить такой исход событий Михаил мог только стремительным разгромом Юрия. Но вместе с тем он боялся поднять оружие на шедших с Юрием татарских «послов».

С большим войском Михаил встретил Юрия близ Костромы. Сам факт готовности тверского князя и союзных ему князей к сопротивлению ханским «послам» весьма примечателен. В этих первых, осторожных стычках с татарами понемногу возрождалось утраченное достоинство русских князей.

Два войска долго стояли друг против друга на берегах Волги. Никто не хотел быть в уязвимой роли нападающего. Наконец, Юрий решил не испытывать более судьбу и объявил о своем отказе от претензий на великокняжеский титул в пользу Михаила. После этого тот ушел назад, в Тверь. (Летописи противоречиво излагают эти события. Некоторые из них говорят, что во время этой встречи благоразумие проявил не Юрий, а Михаил, добровольно отказавшийся от великого княжения Владимирского.)

Михаил понимал, что Юрий не остановится на полпути. Москве нужен был полный разгром Твери. Однако Юрий хотел получше подготовиться к новой войне и тянул время. Осознав это, Михаил принялся спешно строить новые городские укрепления («и заложи болший град кремленик»). Вероятно, Михаил надеялся на переменчивость судьбы и на то, что Юрий не сумеет выполнить тех обязательств, которые он давал Узбеку, выпрашивая великое княжение. Подобно тому как раньше время работало на Юрия, теперь оно стало союзником Михаила.

Но и Юрий понимал, что должен спешить. После ухода Михаила он вернулся в Москву. Здесь он встретился наконец с братом Иваном, которого не видел более двух лет. Встреча эта была теплой. Иван исполнил поручение Юрия: сберег Москву и Московское княжество, не дал Михаилу Тверскому утвердиться в Новгороде.

Тотчас по приезде в Москву Юрий принялся за дело. Он отправил гонцов ко всем князьям с требованием явиться с полками к Костроме для совместного похода на Тверь.

Кострома не случайно стала местом сбора сил Юрия. Этот город и прилегающие к нему волости входили в состав территории великого княжения Владимирского. Расположившись именно здесь, Юрий тем самым наглядно показывал всем, что он как бы уже занял великокняжеский престол. Кроме того, Юрию, конечно, хотелось держать буйных татарских «послов» подальше от московских земель. Там, где проходили, а тем более останавливались эти «послы», обычно оставались одни пепелища. Вероятно, там, у Костромы, на приволжских пойменных лугах, Юрий и оставил отряд Кавгадыя, уехав в Москву. Прежние союзники Михаила Тверского, князья суздальские, поразмыслив, присоединились к Юрию. Новгородцы поначалу заняли позицию выжидательного нейтралитета, так как не были уверены в успехе Юрия и боялись нового тверского нашествия. Поддержка новгородской знати, «золотых поясов» была очень важна для Юрия. И потому он послал к ним для переговоров осенью 1317 года своего брата Ивана.

Вероятно, это был второй (после 1296 года) приезд князя Ивана в Новгород. В будущем ему много придется тягаться с непокорными северянами. Но на сей раз все прошло удачно. Желая убедить осторожных новгородцев в том, что за ним стоит Орда, Юрий, кроме брата, отправил в Новгород и татарского вельможу Телебугу.

Новгородцы согласились с доводами Ивана и Телебуги. Их войско вышло на помощь Юрию и в полной готовности стало в Торжке, на границе тверских земель.

Осенью 1317 года над Тверью появилось странное, пугающее знамение. «Toe же осени бысть знамение на небеси, месяца сентября, в день суботный до обеда: круг над градом над Тверью, мало не съступился на полнощь, имея три лучи: два на восток, а третей на запад» (22, 180). Перепуганные жители в страхе ждали худшего. Но князь Михаил сохранял присутствие духа и энергично готовился к обороне города.

Настали первые морозы, сковавшие осеннюю хлябь дорог. И Юрий немедля начал долгожданную войну. Его войско двинулось из Костромы на Тверь через Ростов, Переяславль, Дмитров и Клин. Новгородцы вторглись в тверские земли с севера. Горели села и деревни, кричали люди, уходили в глухие чащи лесные звери. Победители убивали, грабили, насиловали, захватывали пленных, угоняли скот...

Михаил с дружиной затворился в новой тверской крепости, штурмовать которую москвичи не решились. Юрий стоял лагерем в восьми верстах от города пять недель. Татарские «послы» ездили к Михаилу в крепость для переговоров, но, по замечанию летописца, «с лестию» (22, 181). Вероятно, они уговаривали его лично встретиться с Юрием. Опасаясь западни, Михаил не шел ни на какие встречи и уступки. Устав от бесплодного ожидания, Юрий распустил свои отряды по всему Тверскому княжеству для полного его разорения.

Узнав о бесчинствах москвичей, Михаил не стерпел. Он вышел из крепости с войском, двинулся на Юрия и настиг его в 40 верстах от Твери. Здесь, на берегу Волги, у села Бортенева, 22 декабря 1317 года произошла «битва велиа». Ярость тверичей удваивала их силы. В «злой сече» они разгромили войско Юрия. Сам московский князь с небольшим отрядом («в мале дружине») на отборных конях ускакал с поля боя. Битва произошла «в вечернюю годину», то есть уже в сумерках короткого декабрьского дня. Наступившая темнота спасла Юрия. Он ушел от погони, и след его затерялся в дремучих заволжских лесах.

Среди пленных, захваченных тверичами после Бортенев-ской битвы, оказалась жена Юрия Агафия и его брат Борис Данилович Нижегородский. Их отправили в Тверь и там содержали под стражей.

Ханский «посол» Кавгадый со своим отрядом участвовал в битве на стороне Юрия. Однако, увидев, что москвичи терпят поражение, татары обратились в бегство. «А Кавгадый повеле дружине своей стяги поврещи, и неволею сам побежа в станы» (22, 181).

На другой день Кавгадый прислал к Михаилу с предложением мира. Князь, не желавший портить отношений с татарами, не только охотно принял предложение, но и пригласил Кавгадыя со всеми его татарами в Тверь. Там он угощал и чествовал своих недавних врагов. Татары уверяли Михаила, что приходили с Юрием не как послы от хана, а по своей воле. Такое вполне могло быть в то смутное, беспорядочное время.

«Князь Михайло же Ярославич Тверский татар Кавгадые-вых избивати не повеле, но приведе их во Тверь, и многу честь въздаде Кавгадыю и татаром его, а они лстяху, глаголюще:» «Мы отныне твои есмя, а приходили есмя на тебя со князем Юрием без повелениа царева, и в том есмя виновати, и боимся от царя опалы, что есмя таково дело сотворили и многу кровь пролили». Князь же Михайло Ярославич ят веры им (то есть поверил им. — Н. Б.), и многими дары одари их, и отпусти их с честию» (24, 181).

Летописец в подробностях описал эту историю, так как считал ее своего рода прологом к обширному трагическому повествованию о гибели князя Михаила Тверского в Орде в 1318 году.

В то время как Михаил пировал с татарами Кавгадыя, Юрий лесными тропами пробрался к Новгороду и ударил челом новгородцам о помощи. Московский князь «прибежа в Новъгород, и позва всех новгородчов с собою, и идоша с ним весь Новгород и Плесков, поимше с собою владыку Давида (новгородского архиепископа. — Н. Б.); и пришедше на Волгу» (10, 338).

Михаил узнал о том, что Юрий с новгородцами вновь появился в тверской земле. Собрав воинов, он встретил врага у брода через Волгу. Два войска стояли на берегах замерзшей реки, перестреливаясь и обмениваясь парламентерами. Никто не хотел испытывать судьбу в новом сражении. К тому же новгородцы помнили, что в тверской тюрьме находятся заложники — их друзья и родичи, взятые в плен в Торжке в феврале 1315 года.

Михаил, поверив Кавгадыю, решил, что Юрий начал войну с ним без ханского дозволения. Поэтому он предложил московскому князю перенести дело на суд Орды. Юрий согласился, надеясь на милость Узбека. В итоге князья заключили перемирие и целовали крест на том, что оба прекратят военные действия и поедут в Орду. С этим Михаил пропустил Юрия в Москву через свои земли и выпустил из тверской темницы «братью Юрьеву» — Бориса и Афанасия Даниловичей (18, 257). В условия договора входило и освобождение новгородских бояр, взятых в плен вместе с Афанасием. Но самым важным для Юрия было то, что тверичи обязались отпустить его жену княгиню Агафию. Однако в этом последнем они не сдержали слова. Вскоре после заключения волжского договора Агафия умерла в тверском плену. Новгородская Первая летопись сохранила распространившийся в связи с этим упорный слух, что ханскую сестру в Твери «смерти придаша» (10, 96). Владимирский летописец выражается еще определеннее: в Твери жена Юрия «зелием уморена бысть» (31, 103). Не все верили этих слухам. Никоновская летопись по поводу отравления Агафий осторожно замечает: «Иные же глаголют» (22, 181). Но сам Юрий, кажется, не имел сомнений относительно причин смерти жены. С этого времени между ним и Михаилом вспыхнуло то «нелюбие велие» (то есть лютая ненависть), которое в конечном счете свело их обоих в могилу (22, 182).

Смерть Агафий поставила тверичей в довольно сложное положение: им вовсе не хотелось выглядеть убийцами ханской сестры. Кроме того, они не знали, что делать с телом несчастной.

Князь Михаил Тверской отправил в Москву с известием о кончине Агафий своего боярина Александра Марковича. Тот ехал с «посольством о любви» (22, 182). Но сообщать дурные вести всегда было делом неблагодарным. В приступе ярости Юрий приказал убить тверского посла. Из летописного текста можно понять, что он сделал это своими руками...

Убийство посла было тягчайшим оскорблением тому, кто его отправил. После этого никаких переговоров между Юрием и Михаилом быть уже не могло. Не желая оставлять у себя в Твери тело Агафий, князь Михаил велел отвезти его в Ростов и похоронить там с честью в княжеской усыпальнице — городском Успенском соборе. Вероятно, в этом решении отразились родственные связи Агафий с ростовскими татарами, среди которых были и потомки самого Чингисхана.

Роковой спор князей близился к трагическому исходу. Но прежде свое слово должен был сказать «вольный царь» — хан Узбек. Юрий с братом Афанасием, новгородцами и многочисленной свитой, включавшей всех врагов Михаила, первым отправился в Орду. Это произошло в конце весны — начале лета 1318 года. Москву он, как обычно, оставил на попечение Ивана. Михаил Тверской, отправив вперед себя 12-летнего сына Константина, замешкался. Он хотел собрать побольше даров для ханского двора. К тому же его, вероятно, задержал мор, свирепствовавший в это время в Твери.

Медлительность Михаила была его серьезной ошибкой. Враги во главе с Юрием и его приятелем татарским воеводой Кавгадыем успели настроить хана и его окружение против тверского князя.

Михаил выехал из Твери в Орду 1 августа 1318 года, во вторник. В этот день по церковному календарю был праздник Спаса Всемилостивого. Именно Спасу был посвящен городской собор в Твери. Установление праздника Спаса в день 1 августа связано с победой Андрея Боголюбского над болгарами в 1164 году. Избрав этот день для отъезда, Михаил как бы отдавал себя под покровительство Всемилостивого Спаса. И , сам князь, и вся его семья предчувствовали недоброе. Княгиня Анна с младшим сыном Василием провожала мужа до устья реки Нерль Волжская. Вдоль Нерли до Переяславля и далее «волоком» до другой Нерли, Клязьменской, шел кратчайший путь из Твери во Владимир. Когда-то этим путем возили на ладьях белый камень, добытый в старицких каменоломнях для строительства владимирских соборов. Но с приходом татар строительство замерло, и теперь только заросшие бурьяном кучи белых камней, видневшиеся кое-где по берегам Нерли, напоминали о былом расцвете стольного Владимира.

Старшие сыновья Михаила Дмитрий и Александр провожали отца до Владимира и здесь простились с ним.

Заметим, что маршрут, по которому ехал Михаил в свой последний путь (через Переяславль и Владимир), свидетельствует о том, что именно он занимал в это время великокняжеский престол.

Казнь Михаила Ярославича Тверского в Орде 22 ноября 1318 года — один из самых драматических моментов московско-тверского противостояния. Это событие послужило темой для особой повести, созданной в Твери вскоре после 1318 года. Сам Михаил был причислен церковью к,мученикам за православную веру, за Русскую землю.

Вот как рассказывает о гибели Михаила Тверского в своей «Истории России» С. М. Соловьев:

«Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михайлова, Константина, посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду, и Узбек приказал выпустить Константина. Что же касается до Кавгадыя, то он боялся присутствия Михайлова в Орде и послал толпу татар перехватить его на дороге и убить; но это не удалось; чтоб воспрепятствовать другим способом приезду Михайлову, Кавгадый стал говорить хану, что тверской князь никогда не приедет в Орду, что нечего его дожидаться, а надобно послать на его войско. Но в августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде». Бояре стали говорить Михаилу: «Один сын твой в Орде, пошли еще другого». Сыновья его, Дмитрий и Александр, также говорили ему: «Батюшка! не езди в Орду сам, но пошли кого-нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его пройдет». Михаил отвечал им: «Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души». Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши грамоту, Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князья ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват». Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинительные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брат себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя; причем последний был вместе и обвинителем и судьею. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду и повели за ханом, который ехал на охоту; по ночам руки у Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал Псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался. «Если я один спасусь, — говорил он, — а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» Уже двадцать четыре дня Михаил терпел всякую нужду, как однажды Кавгадый велел привести его на торг, созвал всех заимодавцев, велел поставить князя перед собою на колени, величался и говорил много досадных слов Михаилу, потом сказал ему: «Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь»; после чего, обратясь к сторожам, прибавил: «Зачем не снимете с него колоды?» Те отвечали: «Завтра или послезавтра снимем, как ты говоришь». — «Ну по крайней мере поддержите колоду, чтоб не отдавила ему плеч», — сказал на это Кавгадый, и один из сторожей стал поддерживать колоду. Наругавшись таким образом над Михаилом, Кавгадый велел отвести его прочь; но тот захотел отдохнуть и велел отрокам своим подать себе стул; около него собралась большая толпа греков, немцев, литвы и руси; тогда один из приближенных сказал ему: «Господин князь! Видишь, сколько народа стоит и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что был ты князем в земле своей; пошел бы ты в свою вежу». Михаил встал и пошел домой. С тех пор на глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, часы, прочел со слезами правило к причащению, исповедался, призвал сына своего Константина, чтобы объявить ему последнюю свою волю, потом сказал: «Дайте мне Псалтирь, очень тяжело у меня на душе». Открылся псалом «Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя». «Что значит этот псалом?» — спросил князь у священников; те, чтоб не смутить его еще больше, указали ему на друтой псалом:

«Возверзи на господа печаль свою, и той тя пропитает и не даст вовеки смятения праведному». Когда Михаил перестал читать и согнул книгу, вдруг вскочил отрок в вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня», — и послал сына своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а сами сошли с лошадей на торгу, потому что торг был близко от вежи, на перелет камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проломилась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили русь и татары, тело мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит, то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, доску привязали к телеге и перевезли в город Маджары; здесь гости, знавшие покойника, хотели прикрыть тело его дорогими тканями и поставить в церкви с честию, со свечами, но бояре московские не дали им и поглядеть на покойника и с бранью поставили его в хлеве за сторожами; из Маджар повезли тело в Русь, привезли в Москву и похоронили в Спасском монастыре. Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали в железа» (122, 214-217).

Унижения князя Михаила Ярославича в Орде, его мученическая кончина породнили его с народом, от которого он прежде был отгорожен незримой стеной сословного отчуждения и зримой стеной высокомерных придворных и телохранителей.

Три князя-мученика — Михаил Всеволодович Черниговский (казнен в 1246 году), Роман Ольгович Рязанский (казнен в 1270 году) и Михаил Ярославич Тверской (казнен в 1318 году) — словно три вехи, отметившие крестный путь Руси через самый страшный период ее истории. Они продолжили ряд русских святых, начатый страстотерпцами Борисом и Глебом.

Русский народ всегда сочувствовал жертве, не заботясь о том, заслуживает ли она его сочувствия. Победитель в жизни всегда оказывался побежденным в истории, в памяти народа. Из жестокой княжеской распри родился миф о проигравшем тверском князе как о носителе свободного, светлого начала. Печальная судьба победителя настигла князя Юрия Даниловича — главного соперника Михаила, виновника его гибели. В памяти потомков он остался холопом и негодяем, тогда как Михаил — благородным рыцарем, жертвой клеветы и злобы.

Конечно, Юрий и сам немало потрудился, чтобы снискать такую горькую славу. Чего стоит одно лишь его надругательство над телом Михаила, которое он захватил как трофей и за выдачу которого впоследствии требовал от тверичей каких-то уступок или выкупов. Но ведь и Михаил, обманом захватив когда-то братьев Юрия, торговал ими как товаром. «Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6, 7).

Конечно, одно дело — торговля живыми, а другое — мертвыми. Юрий никогда не понимал некоторых тонкостей духовного мира человека. И все же в жизни, а не в легенде, Юрий недалеко ушел от Михаила, а Михаил — от Юрия. Оба они, всю жизнь мечтавшие победить друг друга, были побеждены общим врагом, имя которому — князь тьмы.

Мудрый старец митрополит Макарий, под началом которого составлялась «Степенная книга», так рассказал о вражде Юрия Московского и Михаила Тверского: «И тогда мног мятеж бысть во князех Руських наипаче же в начальствующих державных, овогда кождо собою межоусобную брань составляху. К сим же тогда великий князь Михаил Ярославич Тверский и безбожьных татар привождаше, тако же и великий князь Юрьи Данилович тех же татар в помощь имея себе; и тако множеству християн-скому, иже во отечестве их, велика пагуба и пленения быша. И в таковых межуусобных крамолах убиен бысть во Орде великий князь Михаил Ярославич» (26, 316).

Летом 1319 года ростовский епископ Прохор по поручению нового великого князя Владимирского ездил в Тверь, где передал предложение Юрия: встретиться с одним из сыновей Михаила для переговоров. Дмитрий Михайлович, старший сын Михаила, не захотел встречаться с Юрием. Второй сын, Александр, лишь получив гарантии безопасности от ростовского епископа и авторитетного князя Федора Ивановича Стародубского, также посланного к нему Юрием, приехал во Владимир. Там он заключил с Юрием договор, условия которого нам неизвестны. Не приходится сомневаться в том, что они были тяжелы для Твери. Признав Юрия великим князем Владимирским, тверичи получили, наконец, гроб с телом Михаила, находившийся дотоле в Москве. Были отпущены захваченные Юрием после казни Михаила тверские бояре из его свиты, а также сын Михаила Константин. Всех их Юрий пригнал из Орды в Москву в 1319 году «яко полон», то есть под стражей и, вероятно, связанными.

6 сентября 1319 года тверичи встречали печальную процессию с телом князя Михаила Ярославича. По зловещей иронии судьбы это был день его имени — праздник Воспоминание чуда святого архистратига Михаила в Хонех. В этот день ровно год назад князь прибыл в Орду. Похоронили князя-мученика на берегу Волги, в построенном им вместе с матерью белокаменном Спасо-Преображенском соборе.

В то время как над притихшей Тверью плыл заунывный погребальный звон, в Москве Даниловичи потирали руки и весело глядели в будущее. Впрочем, Юрию не давала покоя одна горькая мысль. В наказание за его грехи Господь не дал ему сына, наследника всех дел и трудов. Со смертью Агафий Юрий потерял надежду передать московский престол своим собственным потомкам: церковные каноны воспрещали третий брак. Казалось, само Провидение устранило еще одно препятствие на пути московского князя Ивана к вершинам земной власти...