Боумен ЭннЭсперанса

Энн Боумен, автор романа

Эсперанса

I

- Нам остается, папа, только переселиться в Южную Америку! - серьезно сказал Том.

- Да, да! - поддержали Джек и Мери. - Там, наверно, хорошо, иначе кузен Чарли не хвалил бы!

Этот разговор происходил в семье младшего приходского священника, мистера Мертона. Мистер Мертон, человек ученый и уважаемый в округе, родился в Уикстоне, небольшой горной деревушке северной Англии. Там и было у него маленькое имение. Сразу же после окончания университета он женился на милой, но бедной девушке. Жизнь его до сих пор мирно текла среди книг, семьи и прихожан, которые души не чаяли в своем пастыре.

Мальчики, пятнадцатилетний Том и тринадцатилетний Джек, учились в школе. Джек, кроме того, занимался гимнастикой и борьбой. Девочки, четырнадцатилетняя Матильда и Мери двенадцати лет, тоже ходили в школу, но до последнего времени жили больше у бабушки с материнской стороны, вдовы, имевшей собственную ферму и умело управлявшей ею. Бабушка не жалела средств на образование внучек, а в свободное время обучала их рукоделию и хозяйству, чтобы они, как она выражалась, "не коптили зря неба".

Их мать, выйдя замуж за мистера Мертона очень молодой, была так избалована мужем, что превратилась в ленивую, беспомощную женщину, сидевшую целый день сложа руки и только жаловавшуюся на свои, чаще мнимые, недуги.

Что же заставляло семью Мертонов покидать родину и отправляться в такую даль, как Южная Америка?

Это будет ясно читателю, когда мы познакомим его еще с одним действующим лицом нашей истории - Чарльзом Вилларсом. Чарльз был сыном двоюродного брата Мертона, друга его молодости и товарища по университету. Вилларс вел дела с Южной Америкой и вскоре даже насовсем поселился в Вальпараисо, где женился на богатой наследнице. Однако его жена несколько лет спустя умерла, оставив сына Чарльза. Прошли годы, умер и неутешный вдовец. Мистер Мертон узнал об этом случайно: однажды к нему пришел пожилой смуглый господин и, представившись братом покойной миссис Вилларс, сообщил, что ему поручили привезти мистеру Мертону Чарльза Вилларса на воспитание и содержание до достижения совершеннолетнего возраста. Мальчику было тогда десять лет. Исполнив это поручение и вручив Мертону пять тысяч фунтов стерлингов, незнакомец постарался не задерживаться и удалился.

Мистер Мертон не сразу пришел в себя. Что делать с этим бледным, красивым мальчуганом, да вдобавок, оказавшимся еще и большим шалуном? К счастью, один приятель, доктор Аллан, вывел Мертона из затруднения, посоветовав отдать мальчика в школу. Через год Аллан получил место священника в Уинстонском приходе и уговорил друга стать его помощником, тем более что там же находилось и имение Мертона. Сюда-то, к своим родственникам, и стал приезжать на каникулы Чарльз Вилларс. Семья Мертонов так нравилась ему, что он продолжал навещать ее и после окончания университета, когда поселился в Лондоне.

И вот недавно старый друг мистера Мертона, доктор Аллан скоропостижно скончался, а преемник, без особых церемоний, вскоре заявил Мертону, что у него есть свой помощник и услуги Мертона ему больше не нужны. Положение было критическим. С большой семьей и незначительными доходами Мертон оказался без работы. Ко всем бедам, еще и теща скончалась, а ее сын и наследник, человек скупой, поспешил отослать девочек Матильду и Мери к их родителям.

В это трудное время Мертонов и посетил Чарльз Вилларс. Он как раз заехал проститься с родственниками: его дядя, тот самый, который привез его когда-то в Англию, звал племянника обратно, домой в Вальпараисо - принять счета по опеке над имуществом покойного Вилларса.

Узнав о бедах, выпавших на долю Мертонов, молодой Вилларс стал уговаривать их ехать с ним в Южную Америку.

- Поверьте, там вам будет гораздо лучше! Дядя выстроил у себя в имении церковь для английских рабочих и просил меня подыскать священника. Вот вам и место! А как там хорошо!

И юноша стал восторженно описывать все красоты и преимущества своей родины. Однако только после долгого колебания мистер Мертон согласился отправиться в такое далекое и рискованное путешествие. И вот вся семья, включая и давнишнюю преданную служанку Нанни, занялась хлопотами, связанными с подготовкой к отъезду.

Благодаря проворности Нанни, вниманию Тома и распорядительности Матильды, все было собрано и уложено так быстро, что поглощенный своими мыслями мистер Мертон и его слабонервная супруга почти и не участвовали в сборах. Один близкий семье адвокат взялся распродать мебель и впоследствии управлять маленьким имением Мертона, пока тот будет отсутствовать. Затем вся семья, простившись с прихожанами, отправилась в Лондон. Вилларс, знакомый с некоторыми южно-американскими коммерсантами, получил от них необходимые сведения, как экипировать для путешествия через океан английское семейство, а также узнал, на каком корабле можно отправиться в Вальпараисо.

От продажи мебели была выручена солидная сумма. На эти деньги приобрели все, что было нужно для Южной Америки. Мистер Мертон распорядился, чтобы проценты с капитала в 500 фунтов стерлингов, завещанного ему тещей, и доходы с имения пересылались ему в Вальпараисо.

Пока шли приготовления, семья нередко гуляла по Лондону и знакомилась с его достопримечательностями, причем мистера Мертона более всего интересовало Вестминстерское аббатство, это историческое место упокоения знаменитых английских деятелей науки и политики; дети же больше всего полюбили ходить в зоологический сад, где старались получше познакомиться с теми зверями, которые водятся как раз в Южной Америке.

Наконец настал день отплытия. Семья вместе со своим объемистым багажом разместилась на корабле "Мэпо". Капитан Россель, с которым их познакомили те же южно-американские коммерсанты, оказался очень образованным человеком. Он представил нашим героям еще одного пассажира, доктора Люиса, молодого врача, который, несмотря на слабое здоровье, решил отправиться в Вальпараисо, чтобы поселиться там и заняться врачебной практикой.

Капитан Россель уступил пассажирам две просторные каюты, где даже избалованная миссис Мертон чувствовала себя уютно. Что касается доктора Люиса, то он сразу всем понравился: Мертон восхищался его эрудицией, Том - его страстью к естествознанию и путешествиям; как врач он, естественно, снискал расположение вечно больной миссис Мертон; наконец младшие дети и Нанни полюбили его за неистощимую заботливость и добродушие.

В обществе капитана и Люиса плавание до острова Мадеры, первой остановки корабля, прошло для семьи почти незаметно, хоть и несколько однообразно.

В Мадере им предстояло запастись свежей водой; кроме того, капитан когда-то похоронил на Мадере свою жену и дочь, и ему хотелось посетить дорогие могилы.

Спустя несколько дней "Мэпо" бросил якорь в порте Фунчаль. Пассажиры были поражены живописными берегами этой местности, представлявшими отвесные скалы высотой до 2000 футов над морем.

Фунчаль - приятный городок, утопающий в пышной зелени и среди амфитеатра гор.

Расставшись с капитаном Росселем, поехавшим на кладбище, наши путешественники пошли на прогулку в горы, где обнаружили много апельсинных и лимонных рощ, виноградников, усеявших окрестности города. Несколько выше встречались банановые деревья, гранатники, смоковницы; еще выше - европейские знакомцы - груши, яблони, персики...

Семья Мертонов и доктор Люис с наслаждением лакомились этими плодами и не без сожаления вскоре покидали живописный остров.

Их снова ждало томительное морское плавание. Они прошли мимо Канарских островов, полюбовались на Тенерифский пик, вершина которого сияла на солнце, а нижняя часть была окутана облаками.

Становилось все теплее и теплее. Скоро до вечера уже нельзя было выходить на палубу. Наконец, уйдя еще дальше в южные широты, они увидели перед собой блистающее созвездие Южного Креста.

- Теперь и я мирюсь со своей ссылкой! - восторженно воскликнул Мертон, восхищаясь крестообразно расположенными звездами. - Как мне всегда хотелось взглянуть на этот символ нашей святой веры на небесах!

Наблюдения за роскошным южным небом несколько развлекли наших переселенцев. К тому же, предвидя близкий конец своего плавания, они, особенно молодежь, приналегли на изучение новых языков, испанского и португальского, на котором говорят в Южной Америке. К приезду в Рио-де-Жанейро, столицу Бразилии, все уже могли объясняться по-испански и по-португальски.

Величественный вид бразильской столицы, раскинувшейся по амфитеатру гор, среди пышной тропической природы, произвел на всех чарующее впечатление.

Наши пассажиры еще с большим удовольствием, нежели на Мадере, провели здесь время. Оказалось, что у Чарльза в Рио-де-Жанейро был знакомый португальский коммерсант, дальний родственник матери и хороший приятель его дяди. Дон Альварес, так его звали, узнав о приезде Мертонов, упросил наших друзей непременно погостить у него на фазенде, неподалеку от города. Так как у капитана сбежало с корабля шестеро лучших матросов, вероятно, сманенных на другой корабль, а Россель как истый англичанин не хотел брать матросов другой национальности и непременно хотел подождать, не подвернется ли случай заменить сбежавших все-таки соотечественниками, то в распоряжении Мертонов оказалось несколько дней, которые они и провели у Альвареса.

Молодежь с увлечением предавалась катанию верхом на лошадях и в лодках или ловила рыбу; старшие осматривали хозяйство - скотные дворы, кофейные плантации, где работали черные невольники; дамы же больше качались в гамаках, среди благоухающих цветов, играли, пели, разговаривали и изредка читали.

Время пролетело незаметно, и когда наконец капитан Россель пришел на фазенду с сообщением, что пора ехать, ибо он уже пополнил команду матросами-англичанами, с радушным хозяином все расстались с большим сожалением.

Опять потянулось долгое, утомительное плавание. Новые матросы оказались вполне подходящими, но пассажиры, особенно дети, сразу их невзлюбили за сердитый вид и угрюмость.

II

Скоро показались высокие горы - берега Огненной Земли, как объяснил капитан. Путешественники увидели затем высокий черный утес, который был, как им рассказывали, свидетелем гибели многих кораблей... Погода между тем испортилась: подули противные ветры, захлестал мокрый снег; на каждом шагу "Мэпо" грозили утесы и скалы. Негостеприимно встретил Тихий океан наших друзей!

Но их ожидала гораздо большая опасность: на корабле впыхнул бунт.

Первым заметил неладное среди экипажа Том.

- Папа, - сказал он отцу, - один из новых матросов, Вилль Гарди, кажется, замышляет недоброе. Я сам слышал, как он подговаривал товарищей к бунту!

Мистер Мертон, зная, к каким печальным последствиям может привести мятеж на корабле, обеспокоился. Но Люис поспешил ободрить его.

- Как ни дерзок Билл, - заметил он, - я не думаю, что он способен на серьезное преступление.

Однако в душе Люис тоже не был спокоен и обратился к капитану. Тот, после посещения могил жены и дочери, почти все время сидел в каюте и потому не замечал брожения в экипаже. Однако разговор с Люисом вывел его из состояния апатии. Он позвал помощника, честного, превосходного моряка, но сурового служаку, за что его не терпели матросы, и пошел с ним на палубу.

Тем временем Люис вернулся к своим друзьям и стал раздавать оружие, а Нанни стала наскоро собирать необходимые вещи.

Вдруг на палубе послышался шум голосов, топот ног, крики и выстрелы. Скоро дверь настежь отворилась, и в каюту вошло двое матросов. Они внесли находившегося без чувств Вилли Гарди, у которого была прострелена рука.

- А ну, доктор, поправьте-ка ему руку! - грубо сказали они Люису.

- Злодеи, что вы там наделали?! - воскликнул с негодованием мистер Мертон.

Вместо ответа один из бунтовщиков направил на него пистолет.

- Стойте, - резко поднялся доктор, - мы все вооружены, и если вы тронете хоть одного из нас, то вас и вашего предводителя может постигнуть смерть! Успокойтесь, и я спасу Вилли Гарди!

В это время раненый очнулся.

- Избавьте меня от боли, - простонал он, - и клянусь, что никого из вас здесь не тронут!

Доктор принялся за перевязку, затем приготовил успокоительную микстуру с опиумом, но перед тем, как дать ее больному, сначала объяснил ему ее свойства.

Выслушав Люиса, больной попросил позвать своего помощника, Джека Аллена, и, когда тот явился, велел ему отпустить пассажиров на шлюпке в море, дав им бочку воды, мешок сухарей и мешок риса, а из домашних вещей - все, что они захотят с собой взять.

Под хохот и ругательства несчастные пассажиры, наскоро забрав оружие и домашние вещи, поспешили в шлюпку, ежеминутно опасаясь, как бы бунтовщики не передумали и не набросились на них.

Все обошлось благополучно. Но, к удивлению наших друзей, к бунтовщикам пристал щеголеватый камердинер Чарльза, с насмешкой заявив своему господину, что и он хочет пожить свободно. Разгневанный Чарльз едва не бросился на него с кулаками; Мертоны удержали его, не то всем им пришлось бы туго.

Оказавшись в шлюпке, наши путешественники схватились за весла и поспешили удалиться от корабля. У доктора оказался карманный компас, и он посоветовал держать курс прямо на восток, так как, по его мнению, они не могли быть очень далеко от чилийских берегов.

Так и сделали... Наступила ночь. Утомленные долгой греблей, изгнанники подняли парус; ветер, сильно дувший с юга, погнал их к северу, и на рассвете сквозь густой туман они заметили сверкавшие снегом вершины Анд. Опять с надеждой налегли на весла, но ветер все относил шлюпку к северу. Наконец показался берег, но причалить к нему было делом нелегким, так как он весь был покрыт скалами, о которые с шумом разбивались бушующие волны.

- Нечего делать, - решительно заявил доктор Люис, - придется еще поработать. Нужно плыть вдоль берега, пока не встретим удобного места!

Так они проплыли несколько часов. Вдруг ветер яростно погнал их прямо на скалы, у всех сердце сжалось от страха, но не растерявшийся Люис заметил среди скал узенький проход и направил туда шлюпку. Это было устье маленькой речки. Друзья снова налегли на весла и, поднявшись немного вверх по течению, высадились наконец на песчаном берегу, привязав шлюпку к стволу одного из росших здесь буков.

Высадившись на берег и сложив свои вещи, путешественники огляделись. Кругом виднелся кустарник и лес, а за ними громоздились темные скалы, очевидно, прилегающие к Андам. Где устроить ночлег? Неподалеку оказалась довольно обширная пещера, сухая, покрытая мелким песком. В любом случае здесь было безопаснее, нежели на открытом воздухе.

Началась возня с устройством ночлега. Нанни устроила для своей госпожи постель из наскоро сложенных плащей, а Мери и Матильда, набрав сухого хвороста, развели огонь. Мужчины и мальчики занялись перетаскиванием в пещеру багажа из шлюпки, затем подкатили несколько больших камней к выходу из пещеры.

Хлопотливая Нанни уже достала чай и сахар и, наполнив медный чайник речной водой, готовила чай. Все расселись вокруг огня в ожидании живительного напитка.

Когда чай был готов, все с наслаждением напились его, закусывая морскими сухарями, хотя избалованная миссис Мертон и ворчала, что нет ни печенья, ни сливок, да и пить приходилось из каких-то оловянных чашек, взятых Матильдой на корабле.

Однако и за это нужно было быть все же благодарными. Мистер Мертон прочел молитву на сон грядущий; подбросив хворосту в костер, все завернулись в одеяла.

Утром доктор Люис поднялся первым и, разбудив мальчиков, отправился осматривать местность. Они взобрались на скалы и вскоре очутились на плоскогорье, покрытом низким кустарником. Том, уже поднаторевший в ботанике, нашел, что это барбарис. Идя дальше, они вышли к теснине, с которой открывался вид на Тихий океан. Его волны с шумом бились о прибрежные скалы. А дальше, за скалами, возвышались мрачные величественные Анды...

- Нет, тут, видно, по берегу недалеко уйдешь! - заметил печально Том. - Не подняться ли нам на шлюпке вверх по реке?

- И это не лучше, друг мой, - ответил доктор, - ведь речка, наверное, стекает со склонов Анд и выше представляет собой горный поток. Нам остается одно - опять сесть в шлюпку и искать счастья в другом месте! Однако, друзья, пора возвращаться к своим.

Они пришли в пещеру, захватив по дороге хвороста для костра. Посоветовавшись, решили пока раздобыть какой-нибудь дичи на обед, на что вызвался Чарльз, а доктор с Томом и Джеком, захватив рыболовные принадлежности, сели в шлюпку, чтобы наловить рыбы, а заодно и хорошенько осмотреть устье реки. С Чарльзом пошла и Мери, вызвавшаяся поискать птичьих яиц. Она же на всякий случай, чтобы охотники не заблудились, проворно взобралась на росший у пещеры бук и повесила красную тряпку.

Охота у Чарльза оказалась удачной. Он настрелял с полдюжины маленьких птиц, похожих на серого дрозда, а выйдя на берег реки, увидел стаю диких уток и убил несколько штук. А Мери, ползая по прибрежным камышам, набивала в это время свои карманы и сумку яйцами.

Далеко за полдень возвратились все в пещеру, где Нанни тут же принялась за приготовление пищи. Рыболовы тоже пришли с хорошей добычей: у них в корзине лежало несколько крупных форелей и лосось, а в шлюпке осталась еще целая груда устриц, набранных на берегу реки.

После сытного обеда путешественники опять принялись обсуждать свое положение. Как быть дальше? Ведь нельзя же вечно сидеть в пещере. Выйти ли снова на шлюпке в море или продолжать путешествие пешком, по суше?

- Думаю, друзья мои, - сказал доктор Люис, - придется остановиться на сухопутном путешествии, так как устье реки загорожено подводными камнями, через которые мы просто чудом проскользнули вчера! Да если бы, впрочем, и не было этого препятствия, все равно слишком рискованно пускаться в путь по морю, так как, по-видимому, эти берега необитаемы и слишком скалисты. Нет, лучше пойти по суше!

- Мне кажется, вы правы, - проговорил Мертон, - у нас нет под рукой необходимых средств, чтобы точно определить широту и долготу этих мест, но по форме берега и его особенностям можно судить, что мы где-то слишком далеко от Чили, у самой подошвы Анд. Скорее всего мы находимся на крайнем юге американского материка. Во всяком случае нужно еще раз тщательно осмотреть окрестности нашей стоянки.

На том и порешили, а пока опять взялись за ружья и удочки, чтобы добыть побольше пищи.

Чарльзу посчастливилось на этот раз подстрелить великолепную черную утку.

Ей больше всех обрадовалась Нанни, которая уверяла, что приготовит великолепное жаркое. Кстати, одной из девочек, Мери, посчастливилось найти картофель; правда, он был довольно водянист, но и им можно было довольствоваться. Наконец та же Мери нашла еще одно растение, которое она приняла было за ревень. На самом же деле это было Cunnera scabro; его стебли, как и ревенные, употребляются в пищу, а огромные, до восьми футов в диаметре, и почти круглые листья могут заменить целую скатерть.

Плотно закусив уткой с картофелем и рыбой, наши друзья улеглись спать.

III

Ночью доктора Люиса разбудил странный шум, в котором он различил человеческие голоса и конское ржание. Он бросился к костру, чтобы затушить его, но, к счастью, тот сам потух; затем доктор осторожно разбудил всех, предупредив об опасности, а сам выглянул в трещину скалы. Он сразу увидел группу рослых индейцев с длинными волосами; столпившись возле шлюпки, они о чем-то оживленно толковали, причем часто слышались слова los cristianos, так называют южно-американские дикари белых.

Очевидно, они вообразили, что тут высадилась толпа испанцев, и решили, собравшись целым племенем, напасть на них. Во всяком случае видно было, как они, соскочив с лошадей, привязали их к деревьям, а сами сели в шлюпку и поплыли вниз по течению.

Выждав, когда шлюпка скрылась из виду, наши друзья вышли из пещеры. Необходимо было немедленно решить, что делать. Общее мнение было - не терять времени и, навьючив весь багаж на индейских лошадей, немедленно бежать в горы, пока не вернулись дикари, бывшие, конечно, только разведчиками, с отрядом своих соплеменников.

Поспешно навьючили багаж на трех лошадей, прихватив парус со шлюпки, принесенный в пещеру для починки, на четвертую лошадь усадили супругов Мертон, на пятую - Чарльза с Мери, шестую взяли Том и Матильда, а Люис, Джек и Нанни пошли пешком.

Лошади были крепкие и послушные. На каждой была узда и седло из шкур, мехом вверх. На седле были приторочены длинное лассо, сплетенное из нескольких ремешков, и боласы, излюбленное оружие в Южной Америке среди дикарей и гаучосов. Болас - это два-три каменных шара с куриное яйцо величиной, обтянутые сыромятной кожей и прикрепленные к концу плетеных ремней длиной в четыре-шесть футов. Когда, покрутив над головой, охотник с силой бросает это нехитрое оружие, шары, увлекаемые собственной тяжестью, обматываются вокруг ног намеченной жертвы, и та падает, как подкошенная. Чарльз и доктор умели ловко управляться с боласом и обещали научить и мальчиков бросать это оружие. Кроме того под деревьями, где были привязаны индейские лошади, нашли три оставленных индейцами копья из бамбука, сажени в две длиной, с железными прекрасно заостренными наконечниками...

Утро только занималось, когда, покончив с укладкой, наши друзья тронулись в путь. Пройдя несколько миль по берегу, они свернули влево и стали пробираться через густой подлесок. Люис и Джек, с топорами в руках, расчищали дорогу. Не отъехали они и пятнадцати миль, как пришлось остановиться на отдых, так как солнце жгло невыносимо, и продолжать путь было крайне тяжело.

Лошадей развьючили, подушки и одеяла разложили на земле и, закусив, прилегли отдохнуть.

Отдыхали часа два, зато встали свежими и бодрыми, готовыми к новым трудам. Идти же стало еще труднее, подлесок перешел в дремучий лес. Наконец через пять часов утомительного пути вышли к быстрой, мелкой речке, на берегу которой и решили сделать привал.

Ночь прошла спокойно. На рассвете поднялись, запаслись свежей водой и снова двинулись в путь. Воздух становился суше и чище, чем был на влажных равнинах, и даже слабая миссис Мертон оживилась от этой перемены. Пробудившаяся от сна природа звенела на разные голоса; со всех концов доносилось пение незнакомых птиц, трескотня темно-зеленых попугаев. Попугаи до того надоели, что Джек не выдержал и ударом своего боласа свалил пару толстых крикунов. Из них могло получиться вкусное жаркое.

Доктор Люис, поглядев на этих птиц с их длинным, острым хвостом, произнес:

- Это попугаи Psittacus jaqulina. Летом они живут в Андах, а на зиму целыми стаями слетаются в Чили и там являются настоящими опустошителями полей; к счастью, они прилетают туда уже по окончании жатвы, иначе бы опустошили весь край.

Кроме попугаев нашим друзьям удалось еще полакомиться гигантской, с куриное яйцо величиной, душистой, сладкой земляникой, в которой тот же Люис признал Fragaria chilensis, чилийскую землянику, замечательную своим запахом.

Но в следующие дни дичи уже не попадалось. К тому же поднялся сильный, резкий ветер, пошел дождь, и разведенный было костер погас. Одну ночь так и не удалось зажечь огонь, и спать легли, пожевав только сухарей. Нечего и говорить, что ночь, проведенная в таких условиях, да еще впроголодь, без костра, была для путешественников не из самых приятных. Мало кто спал, встали раздраженные, продрогшие...

Вдруг доктор молча показал на стадо животных, которые спокойно паслись по склону горы, покрытому травой. Люис, Чарльз и Джек приготовили свои боласы и стали бесшумно приближаться к стаду. Им удалось приблизиться на близкое расстояние, и они бросили свои боласы. Стадо в беспорядке разбежалось, причем одно животное унесло с собой шары, обмотавшиеся вокруг его шеи. Но другое, сваленное удачным ударом, лежало на земле. К нему и кинулись охотники. Но еще прежде, чем они приблизились, громадный кондор, паривший в небе, быстро спустился на упавшее животное и стал выклевывать ему глаза. Разбойника едва отогнали ударами копья и с торжеством притащили добычу в стан.

- Это, кажется, лама! - проговорил Мертон, рассматривая животное.

- Не совсем лама, но из породы лам, - поправил доктор, - это, собственно, гуанако, замечательный по длине и стройности шеи, тонкости хвоста, похожего на крысиный, и по ногам, превосходно приспособленным к горам.

Из мяса гуанако приготовили превосходные бифштексы, которыми остался доволен даже привередливый Чарльз. Приберегли и шкуру, покрытую тонкой длинной и мягкой шерстью...

Гуанако хватило на несколько дней, а потом опять пришлось перебиваться сухарями да изредка яйцами. По расчетам путешественников, они прошли более ста миль, то взбираясь по крутым каменистым склонам, то спускаясь в долины. Местность была унылая, и только лес сглаживал общее тягостное впечатление. Одно только было хорошо - чистый горный воздух, благотворно действовавший на слабое здоровье миссис Мертон, которая чувствовала себя гораздо лучше и бодрее.

IV

После холодной, пасмурной ночи путешественники медленно тронулись в путь, обдумывая свое положение, а главное, соображая, где бы им найти какую-нибудь живность. Ослабели не только люди, но и лошади, одну из вьючных лошадей пришлось оставить на месте, а кладь переложить на верховую, где сидели Матильда и Том, которые теперь должны были идти пешком.

Вдруг шедший в нескольких шагах впереди Джек рванулся вперед и исчез в чаще леса. Опасаясь, как бы пылкий мальчик не подвергся опасности, Люис бросился за ним. Но догнать его было нелегко. Вдруг раздался выстрел, и это еще больше обеспокоило Люиса, он знал, что у Джека не было с собой ружья. Значит, стрелял кто-то другой. Люис кинулся на звук выстрела и, взобравшись на скалу, поглядел вниз. И что же? Он увидел Джека, склонившегося над каким-то незнакомцем.

Доктор с трудом спустился вниз и сразу же занялся раненым. А Джек тем временем рассказал о своей неожиданной встрече:

- Идя впереди, я заметил сквозь чащу деревьев гуанако. Подкрасться и бросить в него шары было делом одной минуты. Но шары обмотались вокруг шеи гуанако и только испугали его; он громко заржал. Я нагнулся, чтобы подползти еще ближе к животному, как вдруг раздался выстрел. Стой я на ногах, пуля непременно угодила бы в меня. А так он попал только в гуанако, которое, обезумев от боли, прыгнуло через меня, столкнулось с охотником и вместе с ним полетело с обрыва. До меня донесся стон раненого; я сполз вниз и увидел охотника, всего окровавленного, в забытьи. Что бы я делал с ним, если бы не явились вы, доктор!

- Ну, хорошо, Джек, что все так окончилось, - сказал Люис. - А теперь сбегайте за моим докторским саквояжем.

Мальчик проворно стал вскарабкиваться по обрыву, а Люис, содрав кору с ближайшего дерева, завернул в нее переломанную руку незнакомца, отложив операцию до более удобного времени.

Скоро вернулся и Джек, с ним прибежали Том и Нанни, которые притащили большое одеяло. Люис дал понюхать незнакомцу нашатырный спирт, и тот очнулся. Открыв глаза, он с недоумением поглядел на наших друзей, затем пробормотал по-испански: "Дайте мне умереть!"

Люис, хорошо знавший испанский, спросил его, почему же он не хочет, чтобы его перенесли к родным или друзьям?

- Родные, друзья! - с горькой улыбкой повторил незнакомец. - Увы, у меня никого нет.

- Ну, так мы будем вашими друзьями! - пылко воскликнул Джек. - Скажите, где вы живете, и мы отнесем вас туда!

Мальчик произнес эти слова на очень ломаном испанском, но незнакомец все-таки понял его и жестом указал на небольшую поляну в лесу. Больного осторожно подняли на одеяло и понесли через лес, покрывавший пологий склон; пройдя с милю, вышли на ровное открытое место, где струился веселый светлый ручей. Здесь, у скалы, стояла низенькая хижина, сплетенная из ветвей и крытая шкурами. Внутри она представляла собой одну светлую комнату, обитую мехами и меблированную сплетенными из прутьев сиденьями да едва отесанным пнем вместо стола. В углу лежала куча сена, крытого шкурами; это была постель хозяина. Сюда и положили больного, опять впавшего в беспамятство, наверное, от тряски при переноске.

Доктор немедленно принялся за работу: вправил сломанную руку, перевязал раны и ушибы, дал больному успокоительное, после чего тот крепко уснул.

Наши друзья огляделись. Маленькая долинка была покрыта сочной травой, на которой паслись мул и две ручных ламы; на огороде росли кукуруза, бобы и картофель.

Вечерело. Сгущался мрак, предвещавший грозу, - и доктор, подумав немного, попросил мальчиков сбегать к остальным и привести их сюда на ночлег.

Нанни, между тем, сидя возле больного, с любопытством оглядывала его хижину. С балок спускались длинные полосы сушеного мяса (чарки), а на полке стояли грубые деревянные сосуды, один с водой, другой - с молоком.

Заметив любопытство Нанни, доктор смеясь посоветовал ей заняться разведением огня в очаге, так как пошел дождь, и промокшим путникам надо будет обсушиться. Нанни взялась за дело. Нелегко было развести огонь, когда не было ни печи, ни трубы, и дым уходил в отверстие в крыше, откуда шел дождь. Наконец, костер осветил хижину.

Измученные путешественники вскоре добрались до нежданного приюта. По дороге Джек, заметив, что в одном месте кондор, неподвижно паривший в небе, вдруг стремительно бросился вниз, пошел взглянуть и заметил мертвую гуанако с обмотанным вокруг шеи боласом. После схватки с крылатым хищником добычу удалось отбить и перетащить в хижину.

Нанни поджарила мясо гуанако, и голодные путники с жадностью накинулись на него, запив потом жаркое чаем с молоком. Больному тоже дали этого напитка, совершенно незнакомого ему, и он ему очень понравился. После этого по настоянию доктора он принял еще раз успокоительное, но перед тем, как уснуть, попросил Нанни подоить самку-ламу, которая несколько раз уже с жалобным блеянием подходила к хижине.

Хижина гаучо, как зовут в Южной Америке впавших в полудикое состояние потомков испанцев, при всей своей убогости, стала для путников надежным убежищем в эту бурную ночь, и они с удовольствием уснули, закутавшись в свои одеяла.

Наутро все встали бодрыми. Больной тоже выглядел хорошо и мог наконец ответить на вопрос, что заставило его скрываться в этой дикой, безлюдной пустыне.

- Я вынужден прятаться здесь от врагов, - начал он свой рассказ. - Они превратили мою жизнь в мрачную и безотрадную.

Меня зовут Альмагро. Родился я в пампасах. Наш род ведет начало от первых покорителей и цивилизаторов Чили. Отец много рассказывал мне про подвиги Вальдивии, который с горстью храбрецов покорил многие земли, пройдя Перу из края в край, до южной границы Чили. Даже отчаянные арауканцы не могли устоять перед доблестью Вальдивии и вынуждены были признать его господство.

Раздавая завоеванные земли своим сподвижникам, Вальдивия подарил и нашему предку богатый надел на востоке от Анд, где вскоре была образована цветущая колония. Однако южные, еще не покоренные племена индейцев, разъяренные жестокостью испанских правителей, решили не оставлять в покое колонистов и мало-помалу разорили колонию. Немногие оставшиеся в живых семейства, в том числе и наше, вынуждены были бежать в пампасы, чтобы там укрыться от врагов.

Несчастные жили здесь в большой бедности. Жилищами их были разбросанные в одиночку по пампасам низкие плетенные из прутьев хижины, крытые соломой и окруженные персиковыми деревьями. Такая хижина, стоявшая совершенно особняком, вдали от других жилищ, была и у нас. Из страха перед индейцами отец окружил хижину непроходимой изгородью из колючих кактусов.

Мы жили бедно, но не голодали: у нас были посевы кукурузы, были лошади, отец приручил несколько лам, дававших молоко и шерсть, из которой мать ткала нам одежду.

Отец учил нас, меня и брата Педро, езде на лошади, стрельбе из ружья, затем - чтению и письму, а мать научила нас играть на гитаре.

Мир и согласие царили в нашей семье. Но отец стал что-то задумываться и грустить, наконец - о, как мне памятен этот злосчастный день! - возвратившись с охоты, бледный, испуганный, закричал. "Индейцы! Нужно бежать!" Мы стали быстро собирать вещи, а в это время отец рассказывал, что давно уже заметил следы индейцев, а сегодня увидел и их самих. Нам уже оставалось только сесть на лошадей, как вдруг резкий, пронзительный крик потряс воздух. В одну минуту наша изгородь запылала со всех сторон, и хижину окружила стая краснокожих демонов. Мать упала в обморок. Отец наклонился было, чтобы помочь ей, но в это время удар палицы уложил его на месте. Брата Педро, вступившегося за отца, постигла та же участь. А потом враги безжалостно убили и мать. Меня же, как самого младшего, пощадили, но взяли в плен.

После долгого и опасного странствия по горам индейцы привезли меня в свою деревню. Я попал к вождю (токи) Кадегуала, под властью которого находилось несколько племен арауканцев, живущих у подножия Анд. Это был человек благородной, воинственной наружности. Я невольно любовался им, когда он шел, завернувшись в длинные складки своего пончо, украшенного вытканными пестрыми цветами и роскошной длинной бахромой.

- Скажите, пожалуйста, Альмагро, - вмешалась Матильда, - а дома у арауканцев такие же, как ваша хижина?

- У нас была крытая соломой, глиняная мазанка, это было лучшее строение во всей деревне. Она разделялась на две комнаты: одна служила спальней, а другая - приемной для гостей; здесь лежали циновки, ковры, стояли низкие столы. В отдельной хижине размещалась кухня, снабженная очагами, глиняными горшками, противнями и корзинами. Чашки и блюда были из тыквы, а в качестве ложек использовались раковины; что касается пищи, то она была очень разнообразна: мы питались и молоком, и пшеницей, и картофелем, и тыквами; о мясе нечего и говорить - его было вволю; были даже домашние куры. И помню, мы с Кариельпой, маленькой дочкой вождя, не раз горько плакали, когда резали какую-нибудь нашу любимую курицу.

Кариельпа отличалась вообще добрым, нежным сердцем. Вдобавок она была так прекрасна, как могут быть прекрасны только ангелы на небесах. От матери, креолки, она научилась жалеть христиан, которых ненавидели ее соплеменники, и любила христианского Бога. Общий кров еще более сблизил нас, и нечего удивляться, что, по мере того как мы оба входили в возраст, наша любовь все больше соединяла нас. Я возмужал и окреп, научился владеть оружием и стал хорошим наездником. Только в набегах индейцев на христиан я не принимал участия: меня ужасала мысль проливать кровь своих.

Вдруг токи объявил дочери, чтобы она готовилась стать женой вождя соседнего племени. Это известие как громом поразило меня. Я обезумел от горя. Много передумали мы с Кариельпой, но ни на чем не могли остановиться. Тут пришло известие, что после одного набега, кончившегося полным разгромом наших, токи был убит. Верные друзья едва успели спасти тело вождя от поругания... Место умершего как раз и занял жених Кариельпы. Медлить было нечего: нам оставалось одно - бежать. Я приготовил двух быстрых коней, и темной ночью мы покинули индейскую деревню. Путь наш лежал в мрачные дебри Кордильер, у подножия которых, как мне было известно, поселился один испанский миссионер. Мы вскоре отыскали его убогую келью. Добрый священник прежде всего благословил наш союз, затем дал нам мулов, более пригодных для путешествий по горам, оружие и посоветовал скрыться где-нибудь в горной долине, а потом, когда все успокоится, спуститься в пампасы и там начать жизнь гаучо.

Мы так и сделали. После нескольких дней странствования в горах нам понравилась одна уединенная долина. Мы решили здесь поселиться. Я выстроил хижину, выложив ее внутри шкурами убитых пум и альпага.

Долгое время счастье наше ничем не омрачалось. Я охотился, ловил вигоней, из шерсти которых искусная Кариельпа ткала одежду. Я посеял взятые у миссионера семена, и теперь кроме мяса у нас были на столе и картофель, и бобы, и кукуруза. В саду росли яблоки и персики. Наконец, я приручил несколько лам, и мы могли питаться еще и молоком.

В довершение этой счастливой, безмятежной жизни Господь даровал нам прелестную девочку. Зара, как мы назвали ее, была здоровым, умным ребенком. Она лазила по горам, ловила цветных попугаев или нежных колибри, приносила нам душистую землянику и бесконечно радовала нас с женой. Мы просто не могли налюбоваться на свою дочку.

Так прошло более десяти лет. Заре было уже девять. Однажды, уйдя в горы за попугаями, она что-то долго не возвращалась. Жена почувствовала беспокойство. Я бросился на поиски, но тщетно облазил все окрестные высоты: Зары нигде не было видно. Сердце мое похолодело от ужаса. Что с ней случилось? Еще раз, уже отчаявшись найти ее, я влез на крутую скалу и - кто опишет мои чувства! увидел вдали скакавший во весь опор отряд диких индейцев, а среди них развевающийся алый пончо моей дочери.

Не помня себя от отчаяния, я бросился в хижину и сразу рассказал все жене. Бедняжка только взглянула на меня и упала в обморок. Я понял, что убил ее своей неосторожностью. Я звал ее, молил, внушал надежду; но жена, хотя и очнулась, только качала головой, ничего не говоря... Бедняжка так и зачахла от тоски, - и скоро мне пришлось копать для нее могилу.

После ее смерти наша хижина опротивела мне, - и я, нагрузив мулов и лам пожитками, стал скитаться по горам, в тщетных поисках дочери. Наконец потеряв всякую надежду, измученный, я построил себе хижину в этом уединенном месте, где и влачил печальное существование. Жизнь мне в тягость, и, право, я сожалею, зачем вы спасли меня, добрые люди!

- Полноте отчаиваться, - проговорил мистер Мертон, - верьте, Господь, спасший вас, очевидно, ведет вас к какой-то цели, известной ему одному. Молитесь и уповайте!

Со своей стороны, и доктор Люис прибавил:

- Вы - человек здоровый, сильный! Могли бы перебраться в другую страну и там приносить пользу людям, как и мы стараемся это делать.

- Спасибо вам, господа, за ваши утешения, - проговорил Альмагро, постараюсь последовать вашему совету!.. Я случайно открыл еще никому неведомый проход через Анды и постараюсь провести вас. Но помните, по пути нам будут грозить большие опасности!

- Будем надеяться на Господа, и он не оставит нас своей помощью! - набожно проговорил мистер Мертон.

На общем совете порешили остаться в хижине до тех пор, пока Альмагро совсем не поправится, а тем временем - заняться уборкой посевов. Мы выкопали картофель, сжали зрелую кукурузу, сорвали бобы и навялили мяса. Все эти припасы, запаковав в шкуры, разложили на трех лошадей, которые к тому времени достаточно окрепли (а двух остальных, все еще слабых и больных, решили оставить у хижины на воле). Воспользовались для клади и мулом Альмагро, выносливым животным, особенно пригодным в горах.

Наконец все было готово, и на следующий день мы собирались уже двинуться в путь. В хижине оставалось провести одну ночь.

До сих пор ясное небо вдруг заволоклось черными тучами, и полил страшный дождь. В отверстие крыши, служившее дымоходом, хлынули целые потоки воды и в одну минуту затопили всю хижину. Едва-едва, с помощью шкур, удалось заделать отверстие... Вслед затем послышался глухой подземный грохот, земля заколыхалась. Все в ужасе ждали смерти. Раздался страшный треск - казалось, горы расселись, громадные скалы покатились в долины. В одно мгновение хижина была завалена камнями. Подземные толчки все не прекращались, сопровождаемые оглушительным грохотом и треском.

Так прошла долгая мучительная ночь. Землетрясение прекратилось только к утру, но дождь продолжал лить, а под дождем нечего было и думать приниматься за работу, чтобы освободить хижину от заваливших ее камней. Пришлось молча дожидаться окончания ливня. Это случилось только через три дня. Только тогда мы смогли снять с отверстия в крыше шкуры и зажечь огонь.

- А теперь пустите меня посмотреть, что делается снаружи! - проговорил Джек и с этими словами стал взбираться через отверстие на крыше. Ему наказали как можно скорее возвращаться назад, но прошло немало времени, - а мальчика все не было. Его отсутствие уже стало тревожить родителей. Вдруг раздался жалобный крик.

Все в ужасе взглянули на своего доброго друга и советчика, доктора Люиса.

- Ничего, не волнуйтесь, - успокоил он родителей мальчика, - крик выражает скорее удивление, нежели испуг. Впрочем, не мешает поглядеть, что там. Полезайте теперь вы, Чарльз, да захватите с собой ружье!

V

Чарльз безмолвно вылез в отверстие и выбрался на крышу. Вид, который открылся перед ним, поразил его: цветущая долина стала неузнаваема; всюду виднелись лежащие в беспорядке камни и куски скал; все было разрушено, исковеркано, разбито. От возделанных полей и следа не осталось.

С трудом пробираясь среди этого хаоса, Чарльз отыскал, наконец, Джека; мальчик сидел на обломке высокой скалы весь в слезах.

- Что с тобой? - бросился к нему Чарльз.

- Ах, Чарли, - ответил мальчик. - Посмотри кругом, какая картина! Как вырваться нашим из хижины, заваленной камнями? А если и выберутся, на чем поедут? Ведь наши лошади, наверно, все пропали!

Чарльз утешил мальчика как мог, и они вдвоем стали осматривать хижину снаружи. Оказалось, огромная масса камней завалила вход выше крыши и этим спасла хижину от разрушения. Джек и Чарльз, подняв одно из поваленных деревьев, приставили его вместо лестницы и легко оказались на крыше, а оттуда попали внутрь хижины, где уже с нетерпением ждали их возвращения.

Все стали размышлять, как же лучше выбраться из полуразрушенной хижины, и решили наконец разобрать балки и крышу. Так и сделали. За этой работой и застала их ночь. А наутро веселый крик мула поднял всех. Альмагро со слезами радости приветствовал верное животное. На мула усадили госпожу Мертон, затем припасами нагрузили лам и, плотно позавтракав, пустились в путь.

По дороге то и дело приходилось объезжать груды поваленных деревьев и скал, а у ручья путников ждало новое разочарование: от ливней он превратился в бурный, непроходимый поток.

- Ну что ж, - проговорил Люис. - Надо делать мост, вброд ручей не перейти. Альмагро поможет нам!

Тот подумал немного и высказал свои соображения.

По его указаниям свалили два дерева достаточной длины, очистили от ветвей и, уперев один конец в большой камень, подняли другой конец при помощи лассо и опустили на другом берегу. Деревья легли так, что между ними было не более одного фута ширины; затем этот мост застлали ветвями и листьями - и благополучно переправились через ручей.

На другом берегу развели костер и разбили палатку для ночлега. Ночь прошла без приключений. Утром всех разбудило трескучее пение попугаев и каких-то чернобородых птичек - Fringilla barbata, по объяснению Люиса.

Позавтракав, путешественники стали подниматься по склону горы, через заросли кустарников. По мере того как дорога шла все выше и выше, деревья становились реже и мельче, а трав - меньше и меньше. Надежды на дичь исчезли; приходилось довольствоваться только запасами "чарки" (толченого сушеного мяса) и кукурузы. К счастью, хоть не было еще недостатка в воде.

Так прошло несколько дней утомительного пути. Однажды вечером, когда готовились расположиться на ночлег, внимание привлек топот. Все с изумлением оглянулись и увидели в свете костра морду Нигера. Лошадь выглядела здоровой и свежей. Ее без труда поймали, отдав мистеру Мертону, изредка подсаживавшему теперь к себе попеременно дочерей. Остальные по-прежнему шли пешком, отчего каждый день у них пухли и болели ноги, а обувь превратилась в клочья.

- Эй, мистер Джек, - заметила как-то раз Нанни. - Погляжу я на ваши ботинки и не сравню со своими сабо! Возьмите-ка их, у меня есть еще пара запасных!

Оказалось, предусмотрительная Нанни запаслась в дорогу деревянными башмаками, которые пришлись теперь очень кстати. Джек, у которого ноги были изранены, с благодарностью сбросил остатки своей обуви и надел сабо. Да и другие с завистью поглядывали на это; даже щеголеватый Чарльз, истрепавший за короткое время путешествия несколько пар изящных лондонских штиблет, заявил, что при первом же удобном случае обзаведется сабо.

При всех этих трудностях путешественники были, однако, здоровы и веселы. У Альмагро почти поправилась рука. Словом, все было бы хорошо, если бы не скудость питания и трудности пути. Который уже раз путники поднимались на горы и спускались в долины, а перед ними все еще высилась вдали исполинская гряда главного хребта Кордильер. Девочки с трепетом поглядывали на увенчанные вечными снегами вершины и беспрестанно обращались к Альмагро с тревожными вопросами, неужели им придется проходить их. Но тот успокоил их, уверяя, что проведет караван ущельями.

Наконец, после долгого и утомительного пути, добрались до высшей точки перевала через хребет. Это была плоская обширная равнина, где круглый год не таял снег. Посредине виднелось замерзшее озеро, очевидно, кратер потухшего вулкана. По обеим сторонам перевала чернели угрюмые скалы, а впереди - горы сбегали вниз уступами, перемежаясь с заметенными снегом лощинами. И только там, на краю горизонта, за этим широким, бесконечным скатом, виднелись казавшиеся легким голубоватым туманом пампасы.

С надеждой наши путешественники стали спускаться вниз, забыв даже про голод и усталость. Животные, давно уже питавшиеся впроголодь, едва тащились.

Но вот уже вышли в первую долинку, где из-под снега выглядывало несколько сухих растений и прошлогодняя трава. Животные с жадностью набросились на этот скудный корм. Теперь предстояло спуститься еще ниже, на несколько сот футов, чтобы попасть в лощину, где в горах Альмагро знал несколько пещер. Там можно было укрыться от столь частых в этих местах горных метелей. Альмагро сообщил, что во время своих странствий ему неоднократно приходилось отдыхать в этих пещерах.

Да, но как попасть в лощину? Спуск был довольно покат, но скользок, а проезжая тропа шла большими обходами, и, идя по ней, нужно было потратить понапрасну много сил. Альмагро решил этот вопрос просто - предложив скатиться в ложбину по снегу. Сначала предложение это показалось диким и странным, но потом все пришли к убеждению, что другого выхода не остается. Скатили ящики, чемоданы, за ними отправили животных, из которых мул и ламы (между ними была уже маленькая, родившаяся среди гор во время путешествия) спускались весело, а лошади с трудом. Наконец благополучно спустились и люди. Отыскали пещеры, о которых говорил Альмагро, в одной из них нашли связку хвороста, которую Альмагро признал за свою, набранную про запас; под хворостом же в земле был зарыт целый мешок кукурузы; отыскали и его.

Находка развеселила путников; а случайно пойманный Альмагро у пещер огромный, полупудовый пампасский заяц (изредка встречающийся и в Андах) и совсем привел их в восторг, обещая давно уже исчезнувшее у них жаркое на ужин.

Нанни умело состряпала из зайца вкусное блюдо, и его с аппетитом съели; вместо хлеба, правда, пришлось довольствоваться кукурузой.

Ночью всех разбудил страшный вой ветра и шум катившихся с гор камней; к этому присоединялось ржание и блеяние испуганных животных.

- Вот этого-то я и боялся все время, - проговорил Альмагро, когда к нему обратились с расспросами. - Это - Temporales, страшные осенние вьюги! Верная смерть ожидает тех несчастных, кого они застают в горах! Нужно благодарить Бога, что мы вовремя добрались до надежного убежища!

Действительно, когда отвалили камни, которыми закрыли на ночь вход в пещеру, увидели завалы снега, и он все еще продолжал падать, крутясь в диком вихре.

Целых три дня и ночи беспрерывно валил снег, и наши друзья уже стали падать духом, так как запасы их почти истощались, да и животных было нечем кормить.

Один мистер Мертон, глубоко верующий, не унывал.

- Не бойтесь, друзья мои, - говорил он. - Господь, до сих пор простиравший свою десницу над нами, и теперь не покинет нас! Его завет: "воззрите на птицы небесные, яже не сеют, не жнут, не собирают в житницы свои, а Отец наш Небесный питает их!"

И действительно, словно в оправдание его глубокой веры, на четвертый день вьюга стихла.

Все, с нетерпением дожидавшиеся этого момента, поспешили выйти на свежий воздух. Глазам их представилась необозримая белая пелена, покрывшая и горы, и долины.

Однако ничего не поделаешь: надо было отправляться на охоту. Немедленно собрались Люис и Альмагро, к ним присоединился и неугомонный Джек, вооружившийся копьем, лассо и боласом.

Охотники пошли по глубокому снегу. Вдруг Джек, дойдя до утеса, свистнул из-за него, сообщая условным сигналом, что он увидел дичь и... внезапно исчез из глаз охотников. Оказалось, он провалился сквозь снег. Но как глубоко, никто не знал. Тогда Люис окликнул мальчика, - и скоро в одном месте появился кончик копья; вместе с тем послышался глухой, как из-под земли, голос Джека. Наши друзья немедленно решили, что делать. Связав крепко два копья, к концу их прикрепили прочный, длинный аркан и, подвинув копья настолько, чтобы петля аркана опустилась в отверстие в снегу, крикнули Джеку, чтобы он обвязался, а они станут его тащить. После некоторых безуспешных попыток мальчика удалось-таки вытащить, невредимого, но бледного, с разбитыми руками и вывихнутой ногой.

- Спасибо! - слабо проговорил Джек. - А теперь оставьте меня полежать здесь, а сами не упустите гуанако: ведь я из-за них и попал впросак!

Действительно, невдалеке виднелось целое стадо этих животных, спокойно отыскивавших под снегом траву. Охотникам удалось свалить с ног двух здоровенных животных, которых они едва-едва приволокли к тому месту, где лежал Джек. Тащить же до пещеры эту дичь не было уже сил, и Альмагро отправился за своим мулом и связкой веревок, с помощью которых и удалось приволочь добычу, да кстати и Джека. Здесь доктор осмотрел раненую ногу, положил на нее компресс и перевязал. Потом все с аппетитом принялись за обед, состряпанный умелой Нанни.

VI

Шерсть с гуанако остригли и спрятали в мешки; затем сняли шкуры, вычистили их, а мясо частью зарыли в снег, частью - нарезали длинными ломтями, которые и провялили на солнце или над костром. Приготовленное таким образом мясо, называемое на языке южноамериканцев чарки, или carne seca (сушеное мясо), сохраняется очень долго. Перед тем, как варить, его обычно отбивают камнями, чтобы размягчить.

Прошло несколько дней в этой работе. Снег не сходил, а между тем дичи уже не было; очевидно, и гуанако спустились в нижние долины. Однако доктор Люис, взобравшись на верх горы над пещерой, где приютились наши друзья, заметил внизу зеленую долину, куда можно было спуститься прямо на салазках. Он попробовал сам этот путь и, найдя его вполне подходящим, предложил таким же образом спуститься и другим. Мальчики с восторгом ухватились за это предложение, так их увлекала мысль о катании на салазках; только боязливые супруги Мертон сначала и слышать не хотели о столь необычном для них способе передвижения. Однако, когда Люис и Альмагро, спустившись несколько раз на шкурах гуанако, благополучно возвращались назад, доказывая безопасность такого путешествия, Мертоны, наконец, согласились, и их с большими предосторожностями спустили вниз.

Немало хлопот доставили и животные. Но лам удалось поманить за собой, взяв на колени их маленького детеныша и спустившись с ним. Самка, увидя, как он скользит вниз, тоскливо пометалась, побегала, наконец начала осторожно спускаться по косогору, самец - за нею. Спустившись в долину и убедившись, что их детеныш цел, ламы спокойно принялись щипать траву. Лошадь и мула таким же образом заманили сеном; мул первым принялся спускаться и благополучно оказался внизу; бедный же Нигер скользил и падал, наконец кубарем скатился вниз и поднялся ошеломленный; но, встряхнувшись, через несколько минут вместе с другими животными стал пастись в траве.

В долине было теплее, чем вверху; кроме того, здесь в изобилии было сухого хвороста и травы.

Наши друзья развели костер и расположились на отдых. На следующий день они стали опять спускаться вниз, на этот раз по проторенной мулами тропинке. Чем ниже они спускались, тем чаще и чаще стали попадаться кусты и даже деревья, среди которых раздавалась трескотня попугаев. Наконец еще через два дня путешественники очутились в обширной плодородной долине, на самом нижнем уступе Анд. Перед ними на много миль простиралась равнина, огражденная последней, наименее высокой грядой гор, а далее тянулась однообразная ровная степь с блестевшими по ней серебристыми нитями рек.

- Отсюда мы должны повернуть на север, - проговорил Альмагро. - Я эти места хорошо знаю. Тропы, по которым мы шли до сих пор, проложены индейцами с юга; к счастью, они еще не встречались нам по дороге. Но все-таки безопаснее как можно скорее свернуть с их пути!

Путники последовали этому совету и, повернув к северу, скоро вошли в большой лес, тянувшийся через всю долину и взбиравшийся на гору, откуда он сбегал покато уже в пампасы. Роскошная лесная растительность, араукарии, которых наши друзья уже давно не видели, придали им бодрости, все стали смотреть вокруг веселее.

Привлеченные журчанием воды, мальчики углубились в чащу и вскоре вышли на берег небольшой речки, бежавшей с горы под тенью нависших ив. Мальчики пошли по течению, благо берег был ровный. По дороге им попался дикий картофель.

Наконец они вышли на поляну и тут с изумлением увидели персиковые деревья, отягченные зрелыми плодами.

- Друзья мои, - проговорил Альмагро, когда все пришли на это место. Здесь жили люди; эти деревья посажены руками человека! Мы, должно быть, недалеко от жилья!

Все молча, но уже с осторожностью стали подвигаться вперед. Еще неожиданное открытие - маисовое поле... За полем валялись на земле поломанные колья. Альмагро тщательно осмотрел их.

- Тут был огромный двор, corral. Он разграблен. Пойдем дальше. Вероятно, грабеж не миновал и самого жилища!

Пройдя еще одну рощу персиковых деревьев, путешественники оказались перед обугленной хижиной. Крыши не было; одна стена была проломана; двери сорваны; а внутри, на земляном полу виднелось огромное темное пятно.

- Уйдемте отсюда! - воскликнул бедный Альмагро. - Это будит во мне тяжелые воспоминания! И здесь были грабеж и резня! О, Господи!

Они последовали совету гаучо и стали подниматься по лесистому склону; вдруг Чарльз сделал им знак молчать и, вскинув к плечу ружье, приготовился выстрелить в алое пятно, мелькнувшее между деревьями.

- Верно, какая-нибудь редкая птица! - проговорил Джек, но его прервал тревожный крик Альмагро.

- Стойте! Ради Бога, не стрелять! - и он бросился к дереву. Все с изумлением смотрели на него. Альмагро углубился в чащу и через несколько минут вышел оттуда, неся на руках бесчувственную молодую девушку в алом плаще.

- Смотрите, - обратился он с упреком к Чарльзу. - Вы чуть не застрелили это бедное дитя!

Между тем девушка очнулась и, раскрыв свои большие черные глаза, растерянно посмотрела вокруг и зарыдала.

- Она, как и я, испанского происхождения, - сказал Альмагро, присматриваясь к ней. - Не бойся, бедное дитя! - ласково обратился он к ней. Мы - христиане и друзья! Мы никому не дадим тебя в обиду!

- Я - тоже христианка, - ответила девушка по-испански. - О, пощадите меня!

- Где ты живешь?

- Здесь, в лесу. Моих отца и брата убили... Они там, под деревьями...

Озадаченные этим ответом Альмагро и Джек направились в указанное место и действительно нашли прикрытые листьями и сучьями два изувеченных трупа, уже начавших разлагаться.

- Это я притащила их туда, - сказала с рыданием девушка. - При помощи большого сука. Сначала - отца, а потом - брата. Чтобы сохранить их от прожорливых кондоров. Два дня назад я упала с дерева и повредила ногу, так что не могла уже ходить ни в пещеру за пищей, ни к ручью за водой. Мне предстояло умереть с голоду!

- Бедное дитя! - проговорили наши друзья и поспешили отнести раненую в хижину, где дали ей персиков и кукурузы.

Девушка с жадностью набросилась на пищу, затем попросила отнести себя через пролом в задней стене в лес. Ее пронесли вверх по скату до густых кустов, росших у подножия крутой скалы.

- Посадите меня здесь на землю! - попросила девушка.

Ее посадили. Тогда она приподняла прилегавшие к земле ветви и показала Джеку на чуть заметную тропинку, заявив мальчику, что когда он пойдет по тропинке, то вскоре найдет темный камень, за ним и находится вход в пещеру, служившую девушке кладовой. Джек последовал этому указанию и действительно вскоре оказался в пещере, где находилось несколько мешков с кукурузой.

Пока решили ничего не трогать в пещере, а вернуться на место стоянки и там обсудить положение. Само собой разумеется, раненую девушку понесли туда же, и доктор, а потом Нанни принялись ухаживать за ней. Приняв успокоительное, она крепко уснула, а наши друзья стали думать, что делать дальше.

- Знаете, - сказал Люис. - Мне кажется, не худо бы здесь остановиться! Ведь лучшего места для стоянки не найти! Хижину можно поправить и сделать не только обитаемой, но и уютной. Место здесь хорошее и, главное, не открытое, что очень важно. Вода под боком, кукурузы - вдоволь, а в реке, вероятно, водится вкусная рыба.

- Но ведь здесь рыщут свирепые индейцы, - заметила боязливо миссис Мертон. - Я, кажется, не усну спокойно от страха, что придется услышать их ужасные крики, как описывал Альмагро!

- Успокойтесь, сударыня, индейцы обыкновенно никогда не возвращаются на место своего грабежа!

Альмагро подтвердил это. Тем не менее миссис Мертон все же была против остановки здесь.

В спорах прошли почти целые сутки, а на следующий день Мария, так звали молодую испанку, рассказала свою печальную историю.

- Я уже два года как лишилась матери. Это была кроткая, нежная женщина, наставлявшая меня в христианской вере и учившая разным рукоделиям. Мирно и счастливо проходило мое детство. Сидим, бывало, под персиковыми деревьями, отец играет на гитаре, а мать поет песни далекой родины. У меня было два взрослых брата, постоянно ходивших с отцом на охоту за пумами или страусами. Иногда отец со старшим братом, забрав с собой шкуры и страусовые перья, уходили куда-то далеко и возвращались только спустя много дней, нагруженные порохом, дробью, пулями, ножами и заступами, а мне и матери приносили пестрые платки. Но к нам никогда не заглядывал никто чужой.

Однажды отец и брат Фернандо возвратились с охоты вдвоем; оказалось, они встретили каких-то путешественников, и смелый Гонзало, старший брат, вызвался проводить их за Кордильеры.

Мать была очень расстроена, и, увы, предчувствия ее оправдались. Прошли дни, недели, месяцы, а Гонзало не возвращался. Тогда отец и Фернандо отправились на поиски. Долго бродили по горам. Наконец на краю одной пропасти им попался остов мула, в котором по остаткам попоны они узнали мула брата. Вероятно, мул поскользнулся, а несчастный брат слетел в пропасть. Печальные вернулись отец и Фернандо домой.

Мать, узнав обо всем, стала чахнуть от горя, и к весне ее не стало. Весной отец, которому не хотелось оставлять меня в хижине одну, послал Фернандо отыскать останки брата, причем строго наказывал ему не возвращаться тем проходом, что южнее нас, так как он был хорошо известен индейцам. Но брат был молод и беспечен. Обыскав пропасть, на краю которой нашелся остов мула, он пошел по другим долинам и как раз тем самым южным проходом, про который ему говорил отец, спустился в пампасы. Выйдя на равнину, он вдруг заметил целый отряд индейцев, впрочем, на большом расстоянии. Вместо того, чтобы спрятаться в лесу, смелый юноша доверился быстроте своей лошади и во весь опор помчался равниной. Вернулся домой он благополучно, но не был уверен, что индейцы не выследили его.

Это известие сильно смутило отца. Он сделал тайный проход в задней стене хижины и вынес через него в незадолго открытую перед тем пещеру наши припасы. Но тяжелое предчувствие не покидало его, он действовал как-то вяло. В ночь перед тем, как мы уже должны были покинуть хижину, нас разбудил страшный вой: индейцы окружили нас. Отец только и успел отодвинуть камень от потайного хода и сказал мне, чтобы я ползком пробралась в пещеру, как наша хижина запылала. Отец с братом пообещали последовать за мной, но я уже с той поры не видела их живыми... Кругом слышались крики, стоны, мычание, блеяние и ржание наших домашних животных. Я лежала в пещере, не шевелясь... Но вот все стихло. Я выждала еще некоторое время, пока не убедилась, что враги, исполнив свое кровавое дело, действительно удалились, и, горя желанием узнать, что сталось с родными, направилась опять к хижине. Боже, что я увидела! Всюду следы полного разгрома, а в самой хижине - трупы отца и брата!.. У меня не хватало сил вырыть могилу для дорогих покойников, но мне хотелось хоть накрыть их ветвями, и вот кое-как я перетащила их в лес... В пище у меня не было недостатка, вода также находилась под боком, - я долго бы прожила в лесу, но когда ушибла ногу, мне не хватало сил сделать даже несколько шагов. Я покорилась воле Божьей, ожидая голодной смерти! Но теперь я вижу, что сам Господь привел вас ко мне, и значит Богу угодно, чтобы я жила. Да будет его святая воля!

- Скажите бедной девочке, - проговорила растроганная миссис Мертон, - что я постараюсь заменить ей мать и надеюсь видеть ее такой же веселой и здоровой, как мои дети!

В молодости горе быстро забывается: не прошло и суток, как Мария уже смеялась со своими новыми подругами и училась у них английскому...

VII

Наши друзья пошли осматривать хижину, и, несмотря на вызываемые ею тяжелые переживания, она понравилась даже госпоже Мертон. Ее только пугала возможность нового нападения свирепых индейцев, но Альмагро заявил, что они все постараются как следует укрепить их новое жилище.

И действительно, прежде всего вокруг хижины и сада с огородом они выкопали канаву, затем с помощью найденных в пещере инструментов, наделали толстых кольев в одну сажень вышины, которыми и огородили свои владения. Такую же ограду предполагалось соорудить и вокруг корраля для животных, но на эту работу пока не хватило времени: нужно было еще заняться ремонтом хижины и оборудованием ее внутреннего устройства.

Прежде всего подправили крышу, перекрыв ее воловьими шкурами, во множестве найденными в той же пещере. Затем устроили внутри перегородки, сделав две спальни и одну общую комнату. После этого занялись сбором кукурузы; часть урожая спрятали в пещере, часть зарыли в землю, листья же и стебли, высушив хорошенько, сложили в скирды: они должны были служить кормом скоту на зимнее время.

После жатвы каждому устроили мягкую постель из свежей кукурузной соломы, покрытой мягкими шкурами и одеялами.

Несмотря на все эти занятия, мальчики успевали ежедневно ходить в лес и приносить яйца, птиц, а однажды, отправившись с Альмагро, привели случайно пойманную ими молодую дикую корову. Животное сначала брыкалось и упиралось, не хотело есть, беспокойно мычало, но через неделю все же смирилось. А еще через несколько дней у коровы родился теленок и, конечно, стал баловнем девочек.

Корова позволила себя подоить, и Нанни с торжеством устроила в пещере молочное отделение.

Наконец перебрались в хижину; и было пора, так как не только по ночам, но и днем стало тянуть с гор холодом. Мария тем временем настолько поправилась, что могла уже принимать участие в общих работах по дому; мальчики же теперь все чаще стали пропадать в лесу или у реки, охотясь или занимаясь рыбной ловлей.

Как-то они набрели на низкий темно-зеленый куст, покрытый спелыми стручками.

- Это - capsicum frutescens, чилийский перец, - проговорил Люис, рассмотрев растение, - один из самых острых и полезных для здоровья.

Они насыпали целый мешок стручков и с торжеством притащили Нанни, которая давно уже скучала по этой излюбленной английской приправе. Когда Мария заметила принесенный перец, она показала в саду такое же растение, посаженное ее отцом; таким образом перец можно было всегда иметь под рукой...

Так в работе проходило время.

День обыкновенно начинался рано, общей молитвой. Затем мужская часть колонии отправлялась в поле или сад, а женская - принималась за рукоделие: сестры Мертон учились у Марии искусству прясть и ткать тонкую шерсть лам и грубую гуанако, и скоро у них появилась материя собственного производства. Затем приходило время обеда, а вечером все гуляли, бродили по лесам, прислушиваясь к пению незнакомых птиц и собирая поздние цветы. В это время мистер Мертон обыкновенно любил беседовать с детьми о прелести и пользе уединенной жизни, отдаленной от мирских соблазнов и печалей.

Все соглашались с ним, только девушек и миссис Мертон все же угнетала мысль, как бы их убежище не открыли кровожадные враги.

- Постойте, мама, - вдруг воскликнул как-то Том, - я, кажется, нашел средство сделать наше жилище совершенно неприступным для индейцев.

- Что, ты отыскал батарею пушек, что ли? - засмеялся Джек.

- Не смейся! Глядите, доктор, - обратился Том к Люису, - я нашел в горах кактус... Смотрите, какие у него страшные шипы! Ведь если сделать изгородь из таких кактусов, ни один индеец не сможет пробраться к нам!

- Да, это дельная мысль! - заметил доктор. - Я знаю этот кактус: он страшно разрастается и становится просто неприступным из-за своих колючек! Завтра же отправимся в горы и выкопаем там как можно больше этих нужных нам растений!

Действительно на другое утро отправились в горы, но хотя и приволокли много кактусовых растений, вернулись исцарапанные острыми шипами. К счастью, сок того же кактуса, по совету Люиса, оказался целебным средством от ран. А на следующий день уже были умнее: во-первых, надели на руки рукавицы, сделанные из заячьих шкурок, во-вторых, захватили с собой мула и лошадь и, с их помощью, сразу притащили целый воз растений. Еще одна-две поездки - и кактусов оказалось вполне достаточно для изгороди. Оставалось только рассадить их вокруг изгороди. Это была не легкая работа и подвигалась она крайне медленно, однако недели за три и с ней справились. Теперь вся околица и даже корраль со скотом были обнесены двойным рядом кактусов, за исключением узкого прохода, который они собирались перекрыть воротами. Растения были всего фута по четыре высоты, но они так быстро растут, что наши друзья рассчитывали в скором времени иметь изгородь высотой в двенадцать-четырнадцать футов.

После этого занялись воротами; их изготовили из росшего в горах кедра pino Alerse, прочной и прекрасно раскалывающейся породы. Выбрав дерево футов в сто высотой, его срубили, обрубили ветви и распилили на колоды футов по девять длиной. Из колод наделали досок, а потом сколотили крепкие, толстые ворота, которые и привесили на кожаных петлях.

Покончив с делами по дому, опять принялись за охоту, чтобы наготовить запасов на зиму.

Однажды, выехав с арканами, шарами и ружьями, - впрочем, ехали-то только Люис и Альмагро на муле и лошади, а остальная компания шла пешком, спустились через лес в степь и здесь заметили целый табун диких лошадей. У мальчиков загорелись глаза при виде этих превосходных скакунов. Джек не мог удержаться от искушения и, подобравшись к одной молоденькой лошадке, ловко запутал ей шарами задние ноги и повалил ее.

- Экий ты счастливец, Джек, - воскликнул Чарльз. - У тебя будет собственная лошадь.

Джек накинул на голову пленницы свой плащ, и та, оказавшись в темноте, перестала биться, только дрожала всем телом. Тогда ей набросили на шею аркан, веревками спутали ноги и только тогда освободили от шаров. Тем временем Альмагро, погнавшись на своем муле, поймал другого скакуна и, мигом сняв узду с Нигера, силой сунул удила в рот этого скакуна, затем сам вскочил ему на спину. Почувствовав непривычную тяжесть, животное стало брыкаться, вставать на дыбы, затем бешено помчалось вперед, стараясь сбросить всадника; но тот сидел крепко. Наконец, вся в мыле, дикая лошадь покорилась и позволила управлять собой. В это время табун уже разбежался во все стороны и едва не увлек за собой домашнюю лошадь и мула; с большим трудом их удержали от желания присоединиться к компании диких лошадей.

Добычу с торжеством повели домой.

- Я назову свою пленницу "Злюкой"! - сказал Джек. - Она вполне заслуживает этого названия. А как, Альмагро, вы окрестите своего скакуна?

- Это будет зависеть от желания моего благородного спасителя, доктора Люиса, которому я подарю этого превосходного скакуна, когда усмирю и выезжу его, - скромно ответил гаучо.

Люис был очень тронут такой признательностью Альмагро; он искренне привязался к этому доброму, честному и заботливому человеку.

- Назовите, Люис, свой подарок "Памперо"! - предложила Матильда. - Это будет вполне подходящая кличка.

- Слушаюсь, сударыня! - комически раскланиваясь, ответил Люис. - Ну, а теперь, господа, запрем своих пленников в корраль, подержим их немного без пищи. Это будет первым шагом к их укрощению; дальнейшее же воспитание будет уже зависеть от терпения и силы воли укротителей.

Охотники последовали совету доктора, а потом вернулись в пампасы продолжать прерванную охоту. Им недолго пришлось ждать: почти у самой опушки леса они наткнулись на стадо рогатого скота. Альмагро и Люис немедленно поскакали к стаду, которое с испуганным мычанием побежало в разные стороны.

Одна корова с маленьким теленком очутилась совсем близко от Джека. Он воспользовался случаем и, метнув шары, ловко свалил ими теленка, мать же его, услышав жалобное мычание, остановилась и повернула к нему. Но в это время из чащи вдруг выскочила огромная пума; одним прыжком она оказалась возле спутанного теленка, моментально свернула ему голову и, закинув себе на спину, побежала обратно в лес, унося вместе с теленком и шары. К счастью, поблизости стоял Чарльз; он прицелился - и хищник с раздробленной головой покатился на землю, ужасно рыча. Через минуту пума затихла и уже не шевелилась.

На выстрел подошли и другие охотники, которые тем временем свалили огромного быка.

В этот день добычи было достаточно, и потому решили вернуться домой. На Нигера взвалили тушу убитого быка, корову взяли на аркан, теленка подобрали, а с пумы сняли шкуру, оставив тушу на съедение коршунам.

Охотники вернулись домой, где восхищенной Нанни передали вторую корову.

Хозяйство наших друзей постепенно разрасталось; жилище их превратилось в колонию. Поэтому нужно было как-нибудь окрестить его. После долгих рассуждении пришли к общему согласию, решив дать молодой колонии название Esperanza (Надежда).

Приняв это торжественное название, приступили к дальнейшему расширению Эсперансы, пристроив кухню, о чем давно уже мечтала Нанни.

Для этого за хижиной устроили палисадник из кольев, переплели его древесными ветвями, густо обмазали с обеих сторон глиной - и стены были готовы. Затем Альмагро смастерил крышу, оставив отверстие для дыма, и через две недели это уже была просторная, сухая комната. В ней устроили очаг, где Нанни искусно готовила. Молодые люди, со своей стороны, помогали ей кто чем мог: толкли кукурузную муку, сбивали масло...

Между тем пойманные лошади были совсем укрощены, на них уже можно было выезжать, и теперь на охоту колонисты отправлялись верхами: Чарльз - на Нигере, Альмагро - на муле, а Люис и Джек - на новых лошадях.

Однажды вся эта компания поехала в лес прямо на восток, откуда спустилась в степь значительно южнее того места, где прошлый раз охота была такой удачной.

Утро было свежее, в воздухе стоял живительный смолистый запах сосен. Солнце весело сияло на побледневшей листве и на далеких горных вершинах. Довольно долго наши охотники ехали, а увидели только трусливого агути, торопливо шмыгнувшего в траве, да одинокого сторожевого гуанако, готового в любой момент предупредить стадо об опасности.

- Смотрите-ка, Альмагро! - воскликнул вдруг Джек, глядя в траву поблизости. - Какие огромные яйца! Наверное, где-то рядом страусиное гнездо!

- Без сомнения, - ответил гуачо. - Но эти яйца не насиживаются, а берегутся, как уверяют, на пищу молодым птенцам. Спрячемся за деревья и посмотрим! Ага, видите, какой красавец идет сюда, и птенцы с ним! Готовьте шары! Мы непременно поймаем двух-трех!

Все с громкими криками выскочили из засады. Гигантская птица сначала как будто растерялась, затем с громким шипением быстрее ветра кинулась бежать, сопровождаемая птенцами.

Однако Чарльзу с Джеком все-таки удалось поймать пару птенцов; Альмагро тут же подрезал им крылья, затем им развязали ноги и, накинув на шею арканы, с триумфом потащили домой. По дороге удалось поймать еще и дикого коня; наконец охотникам встретился дозревший лен, с которого Люис посоветовал собрать семена: изобретательный доктор предполагал разводить его для пряжи.

VIII

На веселый голос Джека, во все горло распевавшего какой-то веселый марш, высыпала вся колония и с изумлением стала рассматривать охотничьи трофеи. Чарльз галантно преподнес своего страусенка Мери, а Джек - Марии, обещая построить для пленников будку. В свою очередь, девочки похвастались находками, которые они сделали в большом сундуке, захваченном еще из Англии: оказалось, все и забыли, что отправляясь в Америку, госпожа Мертон, по совету хозяйственной Нанни, положила в сундук, кроме всего прочего, еще и семена всевозможных садовых и огородных растений; тут были лук, бобы, репа, резеда, левкой и многое другое.

Решено было следующей же весной посадить эти семена, а пока, до наступления холодов, занялись более неотложными работами. Прежде всего поставили в коррале сараи со стойлами для коров, лам и лошадей. Затем приступили к постройке часовни, сажени в четыре длиной, которая, конечно, тоже была сделана в виде мазанки, но с каменным полом, покрытым циновками из кукурузных стеблей; последняя работа, а также шитье из шкур коров для часовни, понятно, легли на попечение девочек. Скоро место для молитв было торжественно освящено мистером Мертоном, и с тех пор каждое утро сюда стали сходиться все.

Молодые страусы привыкли в неволе и после выпаса на лугу сами возвращались в свою будку. Что с ними делать дальше, еще не решили. Конечно, в будущем они могли давать и перья, и яйца; пока же яйца добывались только на охоте. Обычно они шли на завтрак, а распиленные скорлупы использовались как тарелки и чашки.

Наступали уже ненастные дни; снег валил иногда густыми хлопьями; поднималась метель. Как приятно было нашим колонистам сидеть в это время за крепкими стенами, вокруг веселого огня.

За разнообразными работами время шло незаметно, был уже самый разгар зимы, то есть месяц июль. В кладовой колонии было много припасено сушеного мяса, а также кукурузы; вдоволь было и молока. Эта провизия пополнялась после каждой поездки на охоту то зайцами, то гуанако или вигонью. Однажды, в одну из своих обычных поездок, охотники набрели на далекое озеро, по берегам которого лежало много выкристаллизовавшейся на солнце соли. Колонисты тут же поспешили набить мешки этой драгоценной провизией, за что получили от Нанни особую благодарность.

Другой раз охотники натолкнулись на пятнистого хищника пампасов - ягуара и уложили его метким выстрелом.

Наконец, до наступления половодья, когда река должна была стать непреодолимой преградой, решено было отправиться еще в одну поездку, чтобы привезти высоких, похожих на бамбук растений, которые охотники заметили в одном месте. По их мнению, эти растения прекрасно могли идти на стены зданий. Заодно предполагалось захватить и побольше соли.

Ранним морозным утром охотники выехали, вскоре они нарезали целые охапки растений, наложили на них глыб соли и только было запрягли в эту махину Нигера и мула, чтобы отправиться домой, как Джек, залезший на дерево за голубиным гнездом, кубарем скатился с него и бледный, запыхавшийся сообщил, что увидел людей.

- Эти люди могут быть только индейцами, - заметил Люис. - Однако прежде, чем предпринять что-либо, нужно определить численность врагов. Пожалуйста, Альмагро, взгляните-ка вы!

Тот с готовностью полез на дерево, но тут же вернулся с выражением крайнего изумления на лице.

- Представьте себе: это - не индейцы! Я заметил у них повозки, запряженные лошадьми!

- Кто бы это был? - с недоумением спрашивали друг друга охотники. Между тем через несколько минут уже можно было различить, что ехали две длинных крытых повозки; одну везла лошадь, другую - мул. Животных вели под уздцы двое мужчин.

Наши друзья сели на лошадей и рысью подъехали к незнакомцам.

- О, слава тебе, Господи, - воскликнул по-английски один незнакомец, бледный, исхудалый человек. - Если вы - христиане, то не дадите нам погибнуть!

- Мы сделаем все, что в наших силах, - с участием ответил Люис. - Но кто вы и откуда?

Тут подошел и другой незнакомец, статный, красивый мужчина.

- Мы родственники. Меня зовут Вильям Дуглас, а это мой свояк Генри Керризерс. В повозках наши жены, одна - с младенцем, а сзади идет слуга, Джон Армстронг. Вот и вся наша компания. Мы выехали из Буэнос-Айреса в Чили месяца три назад, чтобы перейти Анды до снегов. В Чили же мы думали разрабатывать рудники. Но по дороге нас ограбили проводники; мы заблудились в этих бесконечных пампасах и теперь почти умираем от голода. Еще один день - и наши животные пали бы от истощения, а нам грозила бы верная смерть. Но Господь сжалился над нами, послав вас!

- Ну, видите, Генри, - вмешалась в разговор маленькая миловидная женщина, вылезая из повозки. - Я говорила, что не нужно отчаиваться! Идите-ка теперь к жене да уговорите ее перестать хныкать; да, кстати, и животным нашим нужно дать отдохнуть, а тем временем я переговорю с этими добрыми господами!

Распорядившись таким образом, госпожа Дуглас представилась охотникам и сказала:

- Сейчас вы увидите мою сестру, будьте снисходительны к ней. Бедная Элиза, и без того нервная и болезненная, сейчас просто с ума сходит от невзгод.

Люис прервал словоохотливую женщину и предложил свои услуги в качестве врача. Керризерс от души поблагодарил и повел его к повозке.

Внутри повозка была довольно мило убрана, на тюфяке в углу лежала молодая и хорошенькая женщина, возле которой стояла колыбелька, а в ней спало крошечное дитя. После первых разговоров Люис спросил, как путешественники дошли до столь печального положения.

Мистер Керризерс рассказал историю их странствований.

"Ровно три месяца тому назад мы, - начал он, - выехали из Буэнос-Айреса на двух повозках и шести фурах с четырьмя проводниками. Кроме того с нами отправилось на лошадях и мулах двенадцать рудокопов, приехавших из Англии.

Мы продвигались медленно, так как здоровье жены не позволяло делать больших переходов. А недели через три вынуждены были и совсем остановиться в убогой хижине гаучо; тут родилась девочка - наша дочь. Пока не поправится мать, нечего было и думать о продолжении путешествия. Между тем она поправлялась медленно, а припасов в этом диком месте было все труднее доставать на такую большую компанию. И вот мы решили отправить рудокопов вперед с тремя фурами и двумя проводниками, а с остальными - выехать после, когда позволит состояние жены. Вдруг оставшиеся проводники стали угрюмы и грубы; ворчали о задержке, твердили, что так нам вообще не перебраться до наступления зимы через Анды. Мы с Вильямом стали не на шутку опасаться их и решили на следующей же станции взять новых проводников. Вероятно, негодяи догадались о нашем намерении и стали вести нас в обход жилых мест. Нам приходилось уже останавливаться на бивуаках, оставляя сторожем только верного пса Уэллеса, в бдительности которого мы не сомневались, хотя он и привязался к одному проводнику, постоянно прикармливавшему собаку, так что та бегала за ним, особенно когда проводники отправлялись на охоту. Как-то оба проводника пошли охотиться и притащили молодую корову. Но Уэллеса почему-то не было с ними; они объяснили, что собака отстала от них. Нам было очень жаль своего пса.

Мы побранили проводников и категорически заявили, что если на следующий же день они не приведут нас в обитаемую местность, мы прогоним их. Они обещали выполнить наше требование. Поверив этому обещанию, мы заснули раньше обычного. И вдруг меня разбудил крик Джона, спавшего вместе с нами в одной повозке; он вышел, чтобы поднять проводников, спавших в третьей повозке с погонщиками. На крик Джона мы с Вильямом кинулись к повозке и, заглянув в нее, с ужасом увидели там трупы зарезанных погонщиков. Злодеи, убив погонщиков, забрали у нас все ценное, между прочим, и сундук с деньгами, затем сели на наших лучших лошадей и удрали, оставив нам пару измученных лошадей и пару плохих мулов.

Ошеломленные обрушившимся на нас несчастьем, мы не знали, что делать. К счастью, за нас распорядилась энергичная миссис Дуглас. Мы выбрали из поклажи самое необходимое, остальное оставили на месте, заколотив в одной повозке и прибив к ней объявление, что все, находящееся тут, принадлежит таким-то, и, если будет доставлено в Сантьяго, за него будет выдано вознаграждение. После этого, похоронив невинно убитых погонщиков и помолившись за их души, мы отправились в путь, но без проводников, без компаса, и долго блуждали наугад... Страшно подумать, что было бы с нами, не натолкнись мы на вас!"

- Поверьте, мы с радостью предложим вам пищу и кров, а вашим дамам женское общество; только не взыщите на незатейливость стола и помещения! - ответил Люис.

- Как я рада опять оказаться в порядочном обществе! - с живостью проговорила госпожа Керризерс. - Мне так хочется общества молодежи, балов.

- Ну, извините, сударыня, - засмеялся Люис. - Этого-то мы не сможем предложить!

На лице госпожи Керризерс мелькнула тень неудовольствия. Но делать было нечего, - и она покорно опять улеглась в своей повозке, в которую припрягли Нигера; мула же Альмагро запрягли в другую повозку, - и все общество, оставив охапки бамбуковидного растения и забрав только соль, бодро тронулось в путь.

Приезжие были очарованы красивой долиной, выбранной их новыми друзьями, и удивлялись плотности и высоте кактусового забора. У ворот, которые всегда были на запоре в отсутствие мужчин, Джек пронзительно свистнул; в следующую минуту сестры выбежали навстречу. Трудно описать замешательство молодых девушек при виде незнакомых лиц! А когда вышла из повозки госпожа Керризерс, они невольно были поражены ее красотой и изяществом. Мери же особенно восхитила малютка, и она тут же попросила у матери позволения понянчиться с нею.

- Ах, пожалуйста, я буду очень рада! - вздохнула молодая мать. И добавила: - Знаете, я совершенно не приучена к черной работе! Мое здоровье и так расстроилось. Вы же, по-видимому, молоды и сильны, да и по своему положению, вероятно, привыкли работать!

- Помилуй, Элиза, - перебил ее муж. - Эти барышни воспитаны, как и ты, и только задержались волей судьбы в этой пустыне, они вынуждены были взяться за труд, равно необычный для них, как и для тебя!

- Нет, мы все здесь полюбили работу! - заметила Мери. - А нянчиться с этой малюткой - не работа, а одно удовольствие! - и она направилась домой, нежно прижимая к себе крошку.

- Посмотрите-ка, мама, кого нам Бог послал! - воскликнула она, показывая малютку матери.

- Господи, - изумилась Нанни. - Где вы взяли этого подкидыша?

- Он не подкидыш, у него есть и папа и мама! Да вот и они!

В это время в общую комнату уже входили охотники с гостями.

- О Генри! Я думала, мы приехали к цивилизованным людям! - капризно воскликнула госпожа Керризерс, окинув взглядом убогую обстановку хижины. - Я умру в этой лачуге!

Муж вполголоса стал стыдить свою сумасбродную подругу; со своей стороны, и сестра, госпожа Дуглас, сделала ей резкий выговор за ее невежливость.

Мало-помалу все уладилось, и хозяева уселись вместе с проголодавшимися гостями за стол, уставленный старательной Нанни всем, что она только могла приготовить.

За обедом разговорились. Колонисты заявили гостям, что нечего и думать о переходе в это время года через горы. Придется поселиться здесь.

- Но я умру в этой трущобе! - капризничала Керризерс.

- Не умрете, а поправитесь только, - успокаивающе сказала миссис Мертон. Я сама была когда-то беспомощным, ни на что не годным созданием и только целыми днями валялась на диване. А теперь чувствую себя здоровой и стыжусь себя прежней!

Так и решили - остаться по крайней мере до весны.

На следующий день энергичная миссис Дуглас уже была вся в хлопотах. Она давала советы, помогала девушкам и Нанни; велела принести случайно уцелевшую у них мукомолку, на которой и предложила молоть кукурузу, показала, как разнообразить стол, выложила свои припасы, между прочим, чай, сахар и шоколад, которые давно вышли у наших друзей; словом, старалась позаботиться обо всех.

Тем временем мужчины составляли план нового дома для поселения прибывших. У гостей оказались в повозках и инструменты, и гвозди, поэтому решили построить новое жилище в более значительных размерах, чем позволяли раньше средства. Входная дверь должна была вести в зал и вместе столовую, по бокам ее планировались, с одной стороны, дамская комната, с другой - мужская. За этими комнатами - спальни, а задней частью столовая должна была примыкать к кухне, царству Нанни и Джона.

Вдоль фасада предполагалось устроить палисадник, увитый вьющимися растениями, которыми изобиловали леса, а перед самым домом госпожа Дуглас уже задумала развести цветник: она захватила в путешествие вместе с огородными и цветочные семена.

Но прежде всех работ решили исполнить христианский долг - окрестить малютку. По желанию матери, ее назвали Цецилией. Обряд был торжественно исполнен мистером Мертоном в его часовне.

IX

Наступили настоящие холода, ночью доходившие до морозов; днем же часто шли проливные дожди. Об охоте в это время нечего было и думать; и тем усерднее наши колонисты принялись за внутреннее убранство нового дома, который через месяц был уже совершенно готов и покрыт соломенной крышей. В кабинете и дамской комнате проделали два маленьких окна со стеклянными рамами, вынутыми из повозок. Посередине общей залы поставили маленькую железную печку, - и она отлично согревала комнату, без того неприятного дыма, который представлял большое неудобство в доме Мертонов; затем мистер Дуглас и Джон, оба отличные столяры, с помощью мальчиков сделали столы, шкафы, стулья, набив стулья волосом и шкурами. Такие же шкуры, натянутые на четырех ножках, служили вместо кроватей. Вообще мебель была гораздо лучше тех грубых изделий, какими обставили свое жилище первые колонисты, при своих скудных средствах и малом умении. В кабинете повесили полки, на которых расставили целую библиотеку, состоявшую из сочинений по минералогии, механике и инженерному делу, принадлежащих Дугласу, и книг по естествознанию и философии, - это уже была собственность Керризерса. В дамской комнате поставили кушетку с подушками, мебель из повозки, повесили несколько полок, на которых разместились книги госпожи Керризерс, сплошь английские и французские романы, а также и библиотека ее сестры, состоящая всего из шести книг - огромной Библии, молитвенника, Шекспира, Истории Англии Юма, поваренной книги и книги по садоводству.

Наконец, все было закончено, - и в одно ясное утро маленькая община собралась в новом доме отпраздновать новоселье. По этому случаю был приготовлен небывалый завтрак: чай с сахаром, сладкое печенье, пирог с голубями и настоящее сливочное масло, сбитое в маленькой маслобойке, которую привезла госпожа Дуглас. Даже обычно хмурая госпожа Керризерс на этот раз смилостивилась и выглядела довольной, а после завтрака еще и развлекла компанию игрой на гитаре, приведя всех в восхищение, особенно девушек. Общая радость увеличилась от свечей, которые сделала к новоселью та же энергичная госпожа Дуглас из скопленного в колонии сала. Конечно, эти самодельные свечи были далеко не изящны, но все-таки неизмеримо лучше жалкой дымной лампы, сделанной из скорлупы страусиного яйца.

Мирная, трудолюбивая жизнь в колонии так понравилась гостям, что многие из них подумывали было и совсем остаться здесь, но миссис Керризерс горячо запротестовала.

- Чтобы я осталась в таком месте, где нельзя никуда сходить, где нет ни лавок, ни людей, - говорила она, - да ни за что! К тому же, зачем я брала с собой из Англии столько бальных платьев, если не придется бывать ни в концертах, ни на балах?

Эти бальные платья перевесили все, - и гости решили переждать только зиму в Эсперансе, а с весной перебраться через Анды.

Пока же, покончив с работами, все предались тем развлечениям, которые возможны в такой глуши. В основном это была охота и прогулки верхом, в которых иногда принимали участие и дамы. Джон, владевший ремеслом шорника, сделал для дам хорошие седла, обтянутые шкурами, - и вот Росянка (так переименовали Злюку), Нигер и мул с примерной покорностью повиновались дамским рукам.

Поскольку вода в реке стояла высоко, и вброд переходить ее было опасно, мужчины отправились однажды вдоль по берегу, чтобы как можно дальше исследовать ее путь. Перерезав всю долину, река извивалась вдоль подошвы гор на юг, потом, пробежав ущелье, впадала в большую реку, разливавшуюся по пампасам.

Мистер Дуглас по дороге указал своим юным друзьям на жирный чернозем по берегу реки и советовал засеять эти участки хлебными злаками.

- Вы ведь знаете, - говорил он, - что эта девственная почва - неистощимый клад для трудолюбивого земледельца. А поговорка недаром гласит: "кто разрабатывает медную руду, тот непременно разбогатеет; кто станет разрабатывать серебряную руду, тот, может быть, разбогатеет, а кто разрабатывает золотые прииски, наверняка разорится". Поэтому если наши мечты на счет добывания золота разлетятся, как дым, мы вернемся в Эсперансу и вместе с вами будем трудиться на этой благодатной почве!

Охотники проследовали берегом реки до слияния ее с большой рекой и здесь встретили целое стадо быков, затем табун лошадей. Им удалось заарканить двух лошадей и убить двух молодых быков. С богатой добычей они весело вернулись домой.

- Отчего бы вам, доктор, не выстроить мост через реку? - спросил Керризерс Люиса. - Ведь это будет для вас гораздо удобнее!

- Без сомнения! - ответил тот. - Но вы забываете, что мостом прежде всего воспользовались бы бродящие кругом шайки индейцев. А это для нас весьма нежелательно!..

Между тем погода стала улучшаться; пользуясь этим, молодежь принялась за хлебопашество и садоводство. За околицей обнесли забором несколько участков, вспахали, за неимением сохи или плуга, огромной бычьей костью и засеяли картофелем, маисом и пшеницей, затем занялись огородом, приготовили несколько гряд, удобрили их и посадили бобы, горох, лук, репу, морковь, капусту и другие овощи. Не забыли посадить и цветы, между прочими и любимый Марией Flor de Muerte ("цветок смерти"), как зовут в Южной Америке обыкновенные ноготки. Альмагро объяснил, что, по поверью индейцев, это мрачное название было дано цветку потому, что он якобы вырос из крови туземцев, убитых испанскими завоевателями. Впоследствии это название приняли и сами испанцы.

Однако среди общих веселых трудов зоркий глаз миссис Дуглас в течение уже нескольких дней стал примечать на лице Альмагро какую-то странную задумчивость. Она заметила и то, что у него с Люисом часто происходили какие-то секретные совещания.

Энергичная, не любящая тайн натура госпожи Дуглас не выдержала, - и однажды она решительно потребовала у доктора, чтобы тот посвятил ее в их тайны.

Люис не стал отпираться и сообщил, что несколько дней тому назад, когда Альмагро ходил в пампасы через недавно открытое ущелье, он заметил на берегу реки след вереницы коней, со следом волочившегося сбоку копья, - верный признак, что тут проходили индейцы. Он уверен, что зоркие глаза хищников заметили колонию и полагает, что нужно готовиться к защите. Впрочем, раньше времени женщин нечего тревожить! - закончил доктор.

Госпожа Дуглас со своей стороны вполне одобрила его заботы о безопасности, но сказала, что мужчин и юношей все-таки непременно следует посвятить в тайну; затем предложила устроить ночное дежурство, так как индейцы обычно нападают ночью.

- Это уже сделано, - ответил Люис. - Последние ночи я, Джон и Альмагро попеременно дежурим на террасе, откуда можно обозревать окрестности Эсперансы, скрывшись при этом за кактусовыми зарослями. Но пока ничего подозрительного не замечено.

Между тем подошли и приглашенные на совещание мужчины. Известие о следах индейцев всех сильно смутило, только воинственно настроенная молодежь сразу выразила желание сразиться с врагом.

- Уж мы их уважим! - говорил пылкий Джек. - Благо, теперь у нас и пороха, и пуль вдоволь! Ведь нас теперь целый отряд. Вот только нужно, как водится, избрать главнокомандующего!

Все засмеялись, однако одобрили предложение Джека и единодушно облекли этим почетным званием доктора Люиса.

Тот, поблагодарив за честь, счел нужным сказать несколько слов собравшимся:

- Храбрые мои воины! Будем смелы, тверды, единодушны и, по возможности, не станем напрасно проливать кровь врагов: хоть они и язычники, но все-таки наши братья. Пусть нашим девизом будет "Согласие и дисциплина".

Спич приветствовали восторженными криками, а когда все смолкли, Люис, уже всерьез, предложил прежде всего запастись водой, памятуя обычай индейцев поджигать строения.

С этой целью Джон наделал ведер из шкур, затем на площадку для обзора местности, устроенную Альмагро на крыше, поставили бочки с водой, а в каждую бочку вставили длинный гибкий кожаный рукав, из которого, держа его наклонно, можно было лить воду не только на забор, но и дальше, за пределы двора.

- Жаль только, что вода от нас не близко, а ее потребуется немало! заметил озабоченно Люис.

- Постойте, - вмешался мистер Дуглас, - по моим наблюдениям, в одном месте близ корраля должен быть подземный ключ. Я сейчас проверю это!

С этими словами он пошел в кабинет и вернулся оттуда с длинным железным прутом в руках. Прут этот он воткнул в указанном месте, - и, к изумлению присутствующих, из отверстия брызнул фонтан воды.

- Отлично! - воскликнул Люис. - Теперь давайте копать колодезь!

Копать пришлось всего на глубину шести футов, так как вода оказалась очень близко к поверхности земли. После этого вырытое отверстие еще до ночи наполнили камнем, и вода поднялась в нем на четыре фута.

Водоснабжение защитников "крепости" было обеспечено.

Эта ночь прошла спокойно. Ничто не нарушало мирного сна колонистов.

На следующую вызвалась нести караул и миссис Дуглас, с которой разделила компанию Мария, так как ей тоже доверили великую тайну ожидаемого нападения врагов. Закутавшись в теплые плащи, они уселись на подушках, принесенных на площадку, и, пока госпожа Дуглас рассуждала вслух о разных воинственных планах, Мария, наделенная мечтательностью, задумчиво устремила взоры в искрившееся звездами небо. Вдруг, переведя свой взгляд в сумрак, окутывавший окрестности колонии, она вскочила и взволнованно схватила госпожу Дуглас за руку.

- Что с тобой, дитя мое? - изумилась та.

- Смотрите, смотрите! - с ужасом проговорила девушка. - Там, вдали огонек. Это факелы убийц! Мы погибли!

Миссис Дуглас, вглядевшись пристальнее, действительно, различила вдали мерцавшие огоньки и поспешила сойти вниз, чтобы разбудить "гарнизон" колонии.

В одну минуту все были на ногах; ружья заряжены, посты расставлены. Миссис Дуглас как можно мягче и осторожнее оповестила об опасности дам, а Мария по-прежнему оставалась на крыше и оттуда сообщала о своих наблюдениях.

Вскоре послышался конский топот, и в свете факелов она насчитала двенадцать-пятнадцать всадников. Это были рослые, смуглые фигуры, с длинными волосами, в обычных плащах-пончо на плечах. Впереди скакал вождь, от других его отличали длинные страусиные перья.

Еще минута, и последние сомнения исчезли, так как раздался пронзительный вой, каким эти разбойники извещают о своем нападении. Мария, продолжая наблюдать с вышки, заявила, что, объехав кругом ограды, дикари нашли ворота и попытались было выломать их, но, не преуспев в этом, отошли назад и заговорили о чем-то между собой; вдруг снова раздался их вой и вслед за тем отрывистый вой собаки.

- Боже, да ведь этой наш Уэллес! - с изумлением воскликнула госпожа Дуглас и, выбежав из дому, стала громко звать: "Уэллес, Уэллес!"

Собака, по-видимому, узнала голос, так как лай ее стал еще громче; с ее лаем смешивались дикие голоса, как бы науськивая ее, и вдруг одним гигантским прыжком собака перепрыгнула через ограду и оказалась у ног госпожи Дуглас. Невозможно описать восторг верного пса: он бегал большими кругами, визжал от радости, всячески ластился к хозяевам, потом, поняв своим чутьем, какие отношения существуют между ними и другими, незнакомыми ему людьми, и тем тоже продемонстрировал свое дружелюбие.

А индейцы в это время, видимо, недоумевали, почему они слышат радостный визг собаки, тогда как от нее ждали другого - что она перепугает и перекусает их врагов.

Они опять постояли в раздумье, посоветовались, затем, набрав больших камней, приготовились вышибить ими ворота. Однако как раз против места их нападения засели колонисты и, просунув сквозь колючую ограду дула ружей, сделали залп. Стреляли не целясь; тем не менее, по наблюдению Марии, двое врагов упали и лишь с помощью других смогли добраться к лошадям.

Ожесточенные сопротивлением, дикари прибегли к обычной своей тактике; набрали смолистых веток, зажгли их и стали бросать на изгородь. Та затрещала, закурилась. Но вовремя направленная струя воды потушила пожар. Видя и здесь неудачу, дикари с яростью кинулись на изгородь со своими длинными кольями и стали рубить и колоть ее... Но в это время осажденные сделали по ним еще пару залпов и свалили вождя и еще трех воинов.

Этого было достаточно: подхватив раненых, разбойники вскочили на лошадей и быстро исчезли.

Тогда только колонисты решили оставить свои посты и войти в дом, где застали госпожу Керризерс в припадке истерики. Правда, доктор Люис живо прекратил его, вылив на больную полную чашу холодной воды, но это вызвало уже взрыв негодования и слез.

- Ради Бога, Генри, - кричала она, - увези меня скорее отсюда! Я не могу оставаться в этой трущобе, где никто не имеет ко мне сострадания! Надоела мне эта нищая, каторжная жизнь! Едем завтра же!

Бедному мужу долго пришлось уговаривать свою взбалмошную супругу. В этом приятном занятии его так все и оставили и направились в столовую, где уже хлопотала Нанни, уставляя стол всевозможной снедью. На этот раз обычно придирчивая служанка была сама ласковость и предупредительность. Даже Уэллес получил от нее обильное угощение, на которое изголодавшийся пес набросился с жадностью; затем его отвели к главному входу и там привязали.

Наконец все улеглись отдохнуть после этой страшной ночи, а рано утром Альмагро и Люис поднялись на вышку, чтобы посмотреть, все ли спокойно в окрестностях. Вдруг зоркий глаз гаучо заметил вблизи главного входа какую-то двигающуюся темную массу. Позвав мистера Дугласа, они с оружием в руках спустились вниз и осторожно вышли за ограду. Оказалось, что это лежала раненая лошадь одного из врагов. Люис осмотрел ее раны и нашел их не очень опасными; тогда он сходил за медикаментами и заботливо перевязал раны. Лошадь, точно понимая, что ей хотят добра, терпеливо все переносила. Затем доктор дал ей какого-то лекарства, благодаря чему она, хоть и с трудом, смогла встать; ее отвели в корраль.

Это была великолепная лошадь, и по ее убранству и длинному изящно украшенному копью, лежавшему рядом, можно было судить, что она принадлежала вождю племени. Уздечка была украшена серебром, белый кожаный чепрак оторочен серебряной бахромой, седлом была наброшенная поверх шкура ягуара. Видимо, только страх перед огнестрельным оружием смог заставить дикарей бросить такие драгоценные украшения.

Пока наши друзья рассматривали все это, Альмагро вдруг болезненно вскрикнул. Все обернулись к нему. Бледный, дрожащий, он указал им на угол чепрака, где виднелись вышитые серебром буквы Z de V, и едва сумел произнести:

- Боже великий! Да ведь это работа моей ненаглядной Зары! Значит, она еще жива. Но где же искать ее, где?

Все наперебой старались утешить бедного отца, говоря, что если Бог спас жизнь его дочери, то он же, без сомнения, и возвратит ее отцу. Однако много понадобилось времени, чтобы успокоиться взволнованному гаучо.

Между тем об индейцах не было ни слуху, ни духу. Общее мнение было таково, что, получив хороший урок, они надолго забудут дорогу к Эсперансе. Однако наши друзья не забывали о предосторожности.

Время шло. Долина уже оделась зеленым весенним убором. Река еще больше вздулась от таявшего в горах снега, и через нее не было ни прохода, ни проезда; но зато наши друзья ежедневно закидывали в нее сети и вытаскивали их полными.

Все шло хорошо, если бы не мысль о предстоящей разлуке. Наши колонисты успели за зиму так сжиться друг с другом, что расставаться было тяжело. Но больше всего плакала Мери, боясь лишиться крошки Цецилии, к которой она успела горячо привязаться.

- Да чего вы плачете! - проговорила беспечная мать. - Сделайте милость оставьте ее у себя, если она так нравится вам. Куда я денусь с нею в дороге?!

По лицу ее мужа видно было, как его огорчило такое бессердечное отношение. Но и миссис Дуглас стала уговаривать оставить Цецилию, чтобы не подвергать ее опасностям дороги.

- Кроме того, - говорила она, - это будет для нас повод возвратиться сюда, чтобы поблагодарить наших гостеприимных хозяев.

- Ну, уж нет, благодарю покорно - возвращаться в эту дыру! - досадливо заметила легкомысленная женщина. - Пусть один Генри поедет за Цецилией и привезет ее мне!

Итак, решено было оставить малютку в Эсперансе. Миссис Керризерс стала было соблазнять прелестями городской жизни Матильду и Чарльза, но те наотрез отказались. Тогда услужливый Альмагро вызвался проводить путешественников, чтобы помочь им избежать опасностей трудной и вдобавок совершенно незнакомой дороги.

Начались сборы в дорогу. Нанни приготовила большие кожаные мешки, набив их солониной, сушеным мясом, маисовыми лепешками и соленым маслом. Водой запасаться не стоило, так как ее всегда много в горах. Книги и инструменты Дугласа решено было пока оставить в Эсперансе, равно как и значительную часть белья и мебели, которыми госпожа Дуглас просила Мертонов распоряжаться как своими собственными. Но зато миссис Керризерс забрала с собой все чемоданы, ящики с платьями, тюфяки, подушки, так что в общем все-таки поклажи набралось порядочно; ее нагрузили на Нигера и мула Альмагро. Для дам и Керризерса отдали пару мулов и лошадь, а мистеру Дугласу, Альмагро и Джону Мертоны дали лошадей из своего корраля.

И вот пришел день разлуки. Даже легкомысленная миссис Керризерс была тронута: она горько плакала, говоря, что путешествие убьет ее, что она никогда не увидит своего ребенка, и последней ее просьбой было, чтобы Цецилию учили музыке, для чего она и оставила Матильде свою гитару.

X

Повозку поставили на колеса, чтобы уезжающие сестры могли хоть день пользоваться ею, Джек сел за кучера, а остальные обитатели Эсперансы поехали провожать верхами. Было чудное весеннее утро, когда перешли бурную еще реку и спустились в пампасы, направляясь к северу. Проехали пятнадцать миль. Здесь решено было расстаться; дамы пересели на мулов. Настала тяжелая минута расставания.

С грустью молодежь повернула домой: Чарльз и Люис ехали верхами, Том и Джек - в повозке. По дороге им попалось страусиное гнездо; кроме того, шарами убили несколько попугаев, а одного зеленого красавца с красными перьями захватили живьем.

Вдруг Люис, осматривая в подзорную трубу окрестности, воскликнул:

- Индейцы! Скорей бросайте повозки и пересаживайтесь на лошадей!

Мигом лошади были отпряжены, и колонисты полным аллюром помчались домой. Люис все время торопил, чтобы успеть преодолеть реку. Наконец оказались у брода глубиной футов пять и шириной футов двести. Утомленные скачкой лошади точно ожили в прохладной воде и живо доплыли до другого берега. Только колонисты успели переправиться, как на оставленном ими берегу показалась шайка дикарей. Но, видимо, они не решались последовать примеру белых, на что и рассчитывал Люис.

Вскоре показалась и Эсперанса. Там поднялась было тревога, время шло, но все было спокойно. Прошла ночь, еще несколько ночей. Было тихо. Правда, лай Уэллеса не раз поднимал было обитателей Эсперансы, но оказывалось, что это какая-нибудь голодная пума бродила кругом корраля.

Прошел месяц, а Альмагро все еще не возвращался. Пшеница уже стала колоситься; кукуруза зазолотилась; каждый день на столе теперь появлялись свежие овощи... Благодаря книгам, оставленным Керризерсом, вечера теперь стали посвящать чтению, а временами вся компания развлекалась танцами под скрипку, которую Джон подарил своему ученику Джеку.

Заботились и о материальной стороне жизни. Неутомимые юноши делали ящики, столы, шкафы, а Том с Джеком сложили даже кухонную печь, к радости Нанни, которая теперь могла с удобством печь хлеб и лепешки.

Наконец возобновилась и охота, главным образом, на птицу, так как четвероногие животные еще не появлялись.

Однажды, рассудив, что об индейцах уже давно ничего не слышно, охотники отправились к тому месту, где вынуждены были бросить свою повозку. Она оказалась почти цела, только железо, даже гвозди, было растащено. Юноши скрепили разрозненные части ремнями, впрягли в повозку лошадей и притащили домой, чтобы отремонтировать ее.

Между тем барышни спокойно гуляли в лесу, собирали там землянику, цветы, а однажды набрели на большой улей диких пчел. Когда они, возвратясь домой, сообщили о своей находке, доктор Люис решил собрать мед. Он захватил небольшую пилу, деревянную лопату, пару ведер и бамбуковый шест с прикрепленной к нему на одном конце губкой. Затем, подойдя к дереву, он смочил губку какой-то жидкостью из взятой в сумке бутылки и, проворно всунув ее в дупло, где находился улей, провел ею вверх по дереву. Громкое жужжание пчел стало постепенно смолкать и наконец совсем прекратилось.

Тогда Люис вынул губку и велел приниматься за работу. В тонкой коре дерева не трудно было выпилить отверстие, фута на четыре от земли, - и вот открылось дупло, чуть не сплошь занятое сотами. Немедленно стали лопатами сгребать мед в ведра, потом, когда стало заметно по легкому шевелению пчел, что они начинают приходить в себя, поспешили чуть ли не бегом отойти на приличное расстояние прежде, чем очнувшиеся пчелы могли бы наказать дерзких похитителей меда.

Драгоценную добычу сложили в прохладную пещеру, и в тот же вечер семья поужинала горячими маисовыми лепешками с ароматным медом.

Незаметно наступило время сенокоса. К несчастью, у колонистов не было ни косы, ни серпа; приходилось обходиться ножами, а это была тяжелая работа. Однако общими усилиями набрали достаточно травы и насушили из нее целый стог отличного сена, покрыв его маисовыми листьями. Также срезали и сложили маленькими стожками бобы; наконец выкопали картофель. А на скотном дворе прибавился теленок и маленькая лама.

Одно беспокоило обитателей Эсперансы - засуха. Дождя не было уже несколько месяцев, и хотя выпадала роса и отчасти освежала землю, воду для полива сада приходилось носить далеко из реки, так как в колодце ее было мало.

Полевые работы были окончены, и колонисты могли с чувством удовлетворения наслаждаться плодами своих трудов. Все шло так хорошо, что, когда собрались в часовне поблагодарить Бога за все его милости, мистер Мертон призвал своих слушателей не слишком полагаться на свои богатства, дабы не навлечь на себя гнева Господа, а смиряться сердцем и помнить, что все это - дары Божьи.

И действительно, скоро их вера подверглась тяжелому испытанию. Однажды после жаркого дня началась сильная гроза. Молния зажгла маисовые листья и, несмотря на усилия колонистов потушить пожар, сено сгорело, вместе с тем сгорела и большая часть сложенных на просушку бобов. Но этого мало. Пожар охватил и хижину Альмагро, где были сложены не только рабочие инструменты, но и несколько мешков с кукурузой и пшеницей. Между тем вода в колодце быстро была выбрана. Пожар угрожал всем постройкам.

К счастью, небо смилостивилось над обитателями Эсперансы: когда все пришли в отчаяние, полил сильный дождь и в одну минуту погасил разраставшийся было пожар. Измученные колонисты смогли наконец отправиться немного передохнуть.

Наутро, когда они вышли из хижины взглянуть, что сделала вчерашняя гроза, их поразил вид, представший их взорам. Сад был совершенно опустошен; цветы и овощи были перемяты, переломаны, вырваны. В коррале убило молнией маленькую ламу.

Люис посоветовал обнести забором другой участок и загнать туда скот, а в прежней ограде дождаться второго сенокоса, так как ожидал, что иссушенная земля быстро оживет от благодатного дождя, и растительность живо пойдет в рост.

Не откладывая дела в долгий ящик, наши друзья на следующий же день запрягли в повозку пару быков и отправились в лес за кольями и кактусами для нового забора. Вода в реке сильно прибыла от дождя, но они спустились пониже и отыскали широкий и мелкий брод, через который и перешли реку. Они быстро нашли в лесу, что им было нужно, и принялись за работу: срубили несколько сосен, с корнем выдрали из земли множество молодых кактусовых кустов да еще набрали огромное количество шишек. Закончив эту работу, сели закусить и уже хотели трогаться в обратный путь, как вдруг в тени деревьев мелькнул силуэт всадника.

- Альмагро! - вскрикнул Джек и бросился ему навстречу.

Действительно, это был верный гаучо на своем Нигере, а за ним шло шесть навьюченных мулов.

Все повскакивали и окружили путешественника. Расспросам не было конца. Но рассудительный Люис напомнил, что пора вернуться домой. По дороге они рассказали Альмагро обо всех событиях в колонии, случившихся после его отъезда. Оказалось, что гаучо тоже настигла буря, но, к счастью, это случилось близ пещеры, где он и успел укрыться со своими мулами.

Когда приехали домой и сестры открыли ворота, радости не было предела. Альмагро со всех сторон засыпали вопросами. Юношей главным образом интересовали тюки, которые привез Альмагро, и после ужина они пристали к нему, чтобы он хоть рассказал, что привез.

- Множество полезных напоминаний о мистере и миссис Дуглас, - отвечал Альмагро, - да и поручения мистера Чарльза я постарался выполнить.

Эти слова были загадкой, и взоры всех вопросительно устремились на Чарльза, который сказал:

- Решившись остаться с вами здесь, друзья мои, я дал Альмагро свои бумаги и письма, чтобы ему открыли в Чили кредит, и просил его приобрести разные мелочи для пополнения нашего инвентаря.

- И я, по мере сил, исполнил ваше поручение! - отвечал Альмагро. - Но прежде всего я должен рассказать вам свои приключения: много хорошего, но много и печального мне нужно поведать вам.

И он начал:

"Расставшись с вами, мы направились равниной к северу, в надежде найти тропу, которая привела бы нас к проходу через горы. Два дня шли таким путем, не испытывая особенных неудобств, кроме капризов и жалоб миссис Керризерс. На третий нашли и тропинку, протоптанную мулами, что доказывало, что ею не пользовались еще индейцы, ездящие только на лошадях.

Мы поднялись по этой тропинке и дошли до лощины, где оказалась грязная, полуразвалившаяся хижина, должно быть, почтовая станция. Здесь обитала только глухая старуха и при ней глупая девчонка; сын же старухи, оказалось, ушел провожать через горы каких-то путешественников. Мы заночевали в хижине, но там на нас напали мириады насекомых, от которых мы едва отделались. Конечно, жалобы и плач госпожи Керризерс еще больше усилились.

На третий день мы вошли в теснину, представлявшую собой целый лабиринт огромных скал, скатившихся с гор. Вид всюду был дикий и грозный. Теснина привела нас к высокой горе, через которую вело узкое глубокое ущелье, а на дне его ревел поток. Мы шли по узкой тропинке, местами страшно опасной. Решили пройти это место пешком, но госпожа Керризерс заупрямилась и ни за что не хотела слезать с мула. Тогда я настоял, чтобы она хоть пересела на моего старого мула, и затем ее привязали к седлу. Госпожа Дуглас пошла впереди, за ней Джон с вьючными лошадями, а за ними - мистер Керризерс, державший жениного мула под уздцы.

Что касается меня, то я придумал, на случай несчастья, план, которым поделился только с мистером Дугласом: я слез вниз на дно ущелья и здесь остался с арканом в руке.

Компания дошла уже до самого узкого места прохода, заворачивавшего за скалу крутым углом, как вдруг гуанако, стоявший где-то выше, перепрыгнул дорогу перед самым мулом. Госпожа Керризерс пронзительно закричала и завозилась в седле. Эти ли движения или гуанако испугали мула, но в одну секунду он задними ногами соскользнул вниз. Мистер Дуглас уверял, что если бы дама сидела спокойно, они вдвоем с ее мужем вытащили бы мула. Но вопли и бешеные движения ускорили катастрофу - мул, сорвавшийся вместе с тянувшим его за повод Керризерсом и своей ношей, полетел в пропасть, прямо в воду.

Я бросился к берегу и прежде всего помог мистеру Керризерсу выбраться на сушу, где он упал без чувств. В это время, к моему удивлению, мой мул, целый и невредимый, сам выбрался из воды. Дама была все на нем, но - Боже! - в каком ужасном виде: вся истерзанная, окровавленная! При помощи мистера Дугласа, с трудом спустившегося вниз, мы отвязали ее. Оказалось, у нее были переломаны обе руки, а голова сильно разбита, но дама еще дышала. Я снял с себя пончо, мы положили ее и понесли наверх. Затем вернулись за мистером Керризерсом, который к тому времени уже очнулся, но глядел на нас диким, бессмысленным взором. Он с содроганием посмотрел на поток, а потом молча вопросительно уставился на нас.

- Элиза сильно пострадала, - проговорил мистер Дуглас. - Но будем думать, что все обойдется благополучно.

Несчастный муж, оказалось, отделался только легким испугом.

А вот его жена все еще не приходила в сознание. Помочь ей было некому. К счастью, вскоре тропинка привела нас в небольшую долину, заросшую травой, где стояло маленькое казенное здание, построенное для укрытия путешественников от непогоды. Оно состояло всего из одной комнаты.

Здесь-то на постель, устроенную из тюфяков и плащей, мы и положили бедную, обезображенную красавицу. Был разведен огонь, - и госпожа Дуглас омыла лицо сестры и перевязала ее раны. От холодной воды несчастная очнулась и застонала. Мы дали ей для подкрепления несколько капель коньяку.

- Маргарита, - произнесла она слабым голосом, - я умираю! Простит ли меня Бог? Я так забывала о Нем, возгордившись своей красотой!

Тогда плакавший навзрыд муж, сделав над собой усилие, стал говорить умирающей о милосердии Божьем и умолял ее искренне помолиться и просить у Бога прощения за грехи.

Она плакала и горячо молилась. Миссис Дуглас говорила мне потом, что к сестре словно вернулась младенческая святость и чистота душевная. Через сутки страдалицы не стало.

Бедный муж, крепившийся, пока его жена была жива, заболел опасной лихорадкой, как только возбуждение, поддерживавшее его, прекратилось. Мы не знали, что делать с ним, и только охлаждали его горячий лоб водой.

В течение нескольких дней несчастный бредил и метался, а мы не знали, чем и помочь ему. Между тем наши припасы стали истощаться. Что было делать? Я уж предлагал поехать за помощью, но куда - и сам не знал, так как вблизи, до самого западного склона, и не мыслил найти человеческого жилища.

К счастью, Бог послал нам помощь: неожиданно приехала целая компания путешественников; между ними оказался врач, который сказал, что у нашего больного нервная горячка, вызванная потрясением. Он дал необходимые указания и прежде всего посоветовал немедленно увезти больного из этих мест.

С помощью тех же путешественников мы сколотили гроб из сосновых ящиков, где хранились дамские наряды. Тело покойницы еще не подверглось разложению, и это обстоятельство облегчило нам перевозку. Гроб с останками госпожи Керризерс мы привесили к седлу лошади с одной стороны, а с другой - для равновесия - чемоданы с ее нарядами. Лошадь эта была поручена Джону. На другую лошадь мы усадили больного, но ехал он в самом конце колонны, чтобы гроб находился подальше от его глаз.

Через два дня перед нами показались снежные громады. Мы начали подъем. Состояние больного постепенно улучшалось, хотя он и оставался мрачен и молчалив. Вскоре открылось узкое ущелье, ведущее на западный склон. Спускаться было легче, - и через день мы опять оказались в полосе растительности, а еще через два дня дошли до лесных скатов и остановились на почтовой станции. Это первое жилье, куда мы входили после грязной лачуги в пампасах, - оно было гораздо чище и уютнее; хозяева дали нам молока и плодов; еще ниже, в небольшой деревне, мы наняли проводников, которые через три дня привели нас в Сантьяго.

Проведя всю свою жизнь в пустыне, я был ошеломлен кипучей городской жизнью и совсем растерялся, когда мы остановились перед огромным отелем, который я принял за дворец.

Мистер Дуглас нашел друзей и знакомых, с помощью которых и похоронил миссис Керризерс на кладбище. Больной поправлялся, но, конечно, не мог уже быть помощником в делах.

Через несколько дней по прибытии в город мистер Дуглас узнал, что все содержимое брошенных ими в степи повозок доставлено на таможню, и выдал нашедшим вознаграждение. Но надежды на разработку руд было мало, так как рудокопы, прождав напрасно хозяев, разошлись в разные стороны, сдав инструменты в таможню, и теперь их трудно было собрать.

Не знаю, что хотел дальше делать мистер Дуглас, но пока вместе со своей супругой он помогал делать порученные мне покупки. Кроме того, понятно, они приобрели много и от себя в подарок вам, так что в конце концов я уже стал отказываться от этого, ибо не мог бы один справиться с тем количеством мулов, которое потребовалось бы для перевозки всех этих вещей. Ведь у меня и так набралось шесть вьючных мулов! Закончив покупки и аккуратно увязав их в тюки, я собрался в дорогу и, пользуясь случаем, присоединился к одной компании, отправлявшейся через горы в Мендозу, так как путешествовать одному с грузом было небезопасно.

Расставание с господами Дугласами и господином Керризерсом было тяжелое, так мы успели привыкнуть друг к другу. Мистер Керризерс сообщил, что думает вернуться в Англию и принять духовный сан, к которому и раньше готовился, но от которого отговорила его покойная жена. И он, и супруги Дуглас выражали твердую надежду встретиться еще с нами в Эсперансе.

Об обратном пути говорить нечего: благодаря компании переход через горы был совершен благополучно. Спустившись с последнего уступа, я распрощался со своими спутниками и, к их изумлению, повернул на юг. Они предостерегали меня от нападения индейцев, но с Божьей помощью я избежал встречи с этими разбойниками и, как видите, не только прибыл сам, но и груз доставил в целости. И теперь, когда я опять с вами, друзья, я снова почти счастлив, и только одна неотвязная, тяжелая дума..." - закончил Альмагро свой рассказ.

- Не печальтесь! - проговорила Мери. - Мы убеждены, что ваша Зара жива и будет возвращена вам.

- Дай Бог! - со вздохом проговорил бедный отец. - Однако, уже поздно. Отложим осмотр вещей до завтра.

XI

На следующее утро наши колонисты принялись разбирать привезенную Альмагро кладь. Тут оказалось прежде всего несколько плотничьих инструментов, две косы, два серпа; затем из особой корзины появились куры; часть их перемерла в дороге, но штук шесть все-таки осталось, и когда их пустили гулять вместе с ручными страусами, они как ни в чем не бывало принялись отыскивать себе корм. Дугласы прислали еще ящик с книгами, облачениями и церковной утварью, а по просьбе Чарльза Альмагро привез колокол, который немедленно повесили над церковью. Доктору Люису была прислана полная аптека и набор инструментов. Затем открыли ящики с книгами, канцелярскими принадлежностями, посудой, бельем. Чарльз выписал кастрюли, кофе, чай, сахар и корзину вина и коньяку. Альмагро удалось еще приобрести несколько ламп, затем пороху, дроби, пуль, наконец для обмена с индейцами - большой пакет стеклянных цветных бус.

Благодаря привезенным вещам, жизнь колонистов была обставлена теперь гораздо лучше, и они благодарили Бога за его милости.

Однако счастье продолжалось недолго, судьба снова подвергла колонистов тяжелым испытаниям.

Однажды Мария и Джек отправились в лес собирать шишки, семенами которых решено было кормить кур. Сначала отсутствия их не заметили, а когда хватились, стали беспокоиться. Тогда Люис и Чарльз вызвались идти на поиски за беглецами. Наскоро собравшись, они прошли до самого берега реки, но Марии и Джека нигде не было. Следы, оставленные ими на берегу, уходили на другой берег реки. Люис и Чарльз тоже перешли реку и только вошли в лес, росший на другой стороне, как услышали глухие рыдания. С испугом они побежали туда и, выйдя из лесу, увидели Марию, ломавшую руки в отчаянии.

- Он пропал! Мы больше не увидим его! - рыдала девушка.

- Что такое? В чем дело? - принялись расспрашивать ее, и она, понемногу успокаиваясь, рассказала, как, собирая шишки, они с Джеком увидели толпу скакавших к югу дикарей.

"Джек дал мне знак молчать, - с плачем рассказывала Мария, - но я от неожиданности громко вскрикнула. Дикари остановились и направились в нашу сторону. Считая, что скрываться уже бесполезно, Джек с зеленой веткой в руке пошел навстречу индейцам, приказав мне: "Не показывайся!" Но я бы все равно не послушалась его, если бы от страха у меня не отнялись руки и ноги... Когда я снова выглянула, Джек, связанный ремнями, уже лежал поперек седла у одного индейца, и вся шайка полетела стрелой... Мне показалось, что вождем в ней был тот самый высокий дикарь, который руководил нападением на Эсперансу..."

С грустью наши друзья возвращались домой, не зная, как сообщить родителям о несчастной судьбе, постигшей Джека. Эту печальную обязанность взял на себя Люис, который со всевозможной осторожностью и рассказал о Джеке, прибавив, что, зная испанский язык, понятный большинству здешних индейцев и имея открытый, веселый характер, ему вряд ли придется особенно плохо в плену. Тем не менее госпожа Мертон, напуганная рассказами о свирепости дикарей, впала в полное отчаяние.

Тогда доктор и Чарльз решили немедленно отправиться на розыски юноши. Вызывался было идти и Альмагро, но его упросили остаться, опасаясь, что вид дикарей чересчур взволнует его. Остальные же члены колонии были слишком неопытны, чтобы им можно было идти на такое рискованное предприятие.

Сборы наших друзей были недолги. В седельные сумки положили сухарей и сушеного мяса, цветных бус (для подарков дикарям) и небольшой запас пороха; каждый из всадников засунул за пояс длинный нож, через плечо закинул ружье (причем не забыли захватить нож и ружье и для Джека); кроме того, у каждого были болас и лассо, подзорная труба и теплый пончо, который мог служить и плащом, и одеялом.

Снарядившись таким образом, Люис и Чарльз поехали вдоль реки до слияния ее с другой, большой рекой и отсюда - к югу по необозримой равнине. Долго они ехали, внимательно осматривая горизонт по всем направлениям, но нигде не было и признака селения дикарей. Между тем на равнину уже спускалась ночь... По расчетам наших друзей, они отъехали от Эсперансы более чем на тридцать миль. Нужно было остановиться на отдых. Они зажгли большой костер для защиты от диких зверей, поужинали припасами, взятыми в дорогу, и крепко уснули, измученные долгой ездой. На следующий день, встав с рассветом, разглядели в подзорную трубу, что далеко на востоке виднеются лошади или скот: очевидно, там находилась индейская деревня. Однако и в этот день им не попался ни один человеческий след. По их расчету, до Анд оставалось уже не более двадцати миль; более пятидесяти миль отделяли их от Эсперансы. Между тем у них кончилась взятая с собой вода, а по дороге не попадалось ни одного водоема. Тогда по предложению Люиса решили повернуть к югу в надежде найти одну из бесчисленных рек, текущих с Анд. И действительно, повернув к югу, вскоре выехали на крутой берег большой реки, но добраться до воды было трудно, тем более, что наступил вечер. Решили пока переночевать тут же на берегу, а с рассветом поискать брод; переходить реку в этом месте было опасно, так как, несмотря на трехсаженную ширину, река имела слишком быстрое течение.

Наши друзья решили искать брод и поехали вдоль реки. Мили через две они натолкнулись на странное сооружение вроде висячего моста, но крайне первобытного устройства: на обоих берегах в землю было вбито по три толстых кола, на расстоянии трех футов один от другого. К каждой паре колов был прикреплен ременный канат, протянутый через реку. А поперек канатов были положены деревянные бруски, крепко привязанные к канатам ремнями. Таким образом получился узкий висячий мост без перил; проход по нему требовал немалых усилий. Однако сооружение было достаточно прочное, и наши друзья, осторожно придерживаясь середины, благополучно перебрались на другой берег.

Теперь уже было очевидно, что деревня дикарей близко, - и наши друзья стали осторожнее подвигаться вперед. Наконец с одного высокого дерева они различили дым в миле расстояния. Проехав еще с полмили, можно было простым глазом разглядеть темные шалаши, служившие жилищами дикарей. Необходимо было вдвойне соблюдать осторожность. К счастью, справа от деревни рос густой лес, где и можно было спрятаться вместе с лошадями. Люис вызвался идти в разведку, чтобы удостовериться, в этой ли деревне находится в плену Джек, и если это так, постараться войти в переговоры с дикарями. Так как это была ближайшая к Эсперансе деревня дикарей, хотя отсюда до колонии было около семидесяти миль, можно было заключить, что именно эти дикари и похитили Джека.

Оставшийся наблюдать за лошадями Чарльз поспешил влезть на дерево, Люис же осторожно направился к вигвамам дикарей, но, подойдя на расстояние шагов в пятьдесят, также влез на дерево, откуда ему удобнее было разглядеть, что делалось в деревне.

Прежде всего ему бросились в глаза группы беспорядочно разбросанных шалашей, накрытых лошадиными и воловьими шкурами. В центре стояла такая же хижина, но гораздо больше других. Перед шатрами кувыркалась на земле вместе с собаками стая голых ребятишек, за которыми смотрели две-три женщины с длинными заплетенными в косы волосами, украшенными птичьими перьями. Спустя несколько минут, из главного шалаша вышла молодая женщина, одетая опрятнее других, и на ней был алый пончо, ниспадавший до самых ног; голова ее была изящно украшена серебряным обручем и страусиными перьями. За ней вышел... Джек, высокий, стройный, в пончо из шкур, он вел за руку маленького мальчика. Женщина остановилась и, лаская мальчика, стала разговаривать с юношей; это обстоятельство показывало, что Джек избежал тяжестей неволи и с ним не обращаются, как с рабом. Он взял ребенка на руки и стал с ним весело играть... Женщина с улыбкой наблюдала. Но вот дитя натешилось, и мать унесла его в хижину, а Джек отошел чуть дальше и задумчиво прислонился к дереву. Пользуясь этим, Люис издал крик, похожий на крик сорокопута, которому молодежь часто подражала в Эсперансе. Сначала Джек не обратил внимания, но когда крик повторился, он встрепенулся и, минуту подумав, ответил таким же криком. Зная теперь, что друзья близко, он уже готовился бежать в лес, как вдруг раздался режущий звук рога, - и к деревне галопом подскакал отряд дикарей, волоча за собой длинные копья и несколько убитых быков, лошадей и гуанако.

Джек ушел в вигвам и вывел оттуда женщину в алом плаще и маленького мальчика. Между тем из шалашей с шумом выбежала толпа женщин и завладела добычей. Они принялись обдирать животных и разрезать мясо длинными ломтями. Мужчины же выводили лошадей, затем свели их в корраль, находившийся между селением и лесом, где скрывался Люис. Только вождь, отличавшийся от других гордой осанкой и серебряной диадемой на волосах, удалился в свою хижину вместе с молодой женщиной и ребенком, предоставив свою лошадь Джеку, который повел ее в корраль, громко насвистывая мотив народной песенки: "Когда взойдет луна выходи", из чего Люис понял, что он готов к бегству. Отведя лошадь в корраль, юноша вернулся на поляну с серебряными стременами и сбруей, сел на землю и стал их чистить травой. Затем, положив сбрую, он с равнодушным видом направился к лесу, собирая по дороге сухой мох, как бы для чистки сбруи. Когда Джек близко подошел к дереву, Люис шепнул:

- Не теряйте времени! Когда можно бежать?

Джек, по-прежнему нагибаясь к земле, проговорил:

- В полночь! Все устали и никуда не поедут. Нужна ли вам провизия?

- Ломоть-другой не помешает! Да, кстати, возьмите-ка этот порошок и посыпьте им мясо для собак! Это одурманит их!

Джек с живостью подобрал сброшенный сверху пакет с порошком, затем, как ни в чем не бывало, не торопясь вернулся к сбруе с горстью мха. Между тем перед шалашами долго еще длилась возня: покончив с разделкой туш, женщины и дети с жадностью накинулись на сырое мясо и стали пожирать его, омывая свои волосы в лужах крови. В этом отвратительном пире, как заметил Люис, не принимали участие только вождь и его семья...

Между тем стало смеркаться; дикари один за другим разбрелись по вигвамам, и все стихало. Тогда, при свете луны, Люис увидел, как Джек вышел из вигвама с большим куском мяса, который он и швырнул собакам, еще обгладывавшим кости после пира дикарей.

Собаки с жадностью набросились на новое угощение и в один миг проглотили его. Через час воцарилась гробовая тишина.

Джек осторожно подбежал к дереву, где прятался Люис, окликнул его, затем, попросив минуту подождать, ушел в корраль и вывел оттуда лошадь. Тогда оба приятеля молча зашагали к поляне, где ждал их Чарльз, начинавший уже беспокоиться от долгого отсутствия Люиса. Он с радостью увидел теперь и возвращение пленника. Но расспрашивать было некогда; все трое вскочили на лошадей и помчались в обратный путь.

Пять часов без перерыва скакали они, а реки еще не было видно. Между тем сзади уже слышался топот коней и крики погони. К счастью, в самый последний момент наши друзья успели-таки доскакать до висячего моста.

- Слушайте, Чарли, - сказал Люис. - Вы, я знаю, умеете плавать! Стойте же тут, пока мы переведем лошадей на ту сторону, а как только мы это сделаем, вы перережете канаты с вашей стороны, я перережу со своей, затем кидайтесь в воду и плывите; только давайте я все же привяжу вас одним концом аркана.

Сказано - сделано. Когда переправа была закончена, канаты с обеих сторон были обрезаны - и весь мост, рухнув в воду, мгновенно был подхвачен течением. Тем временем наши друзья уже снова сели на лошадей и помчались вперед. Отряд индейцев, увидев, что моста нет, с минуту постоял в нерешительности, затем направился вниз по течению, должно быть, догонять мост, как предположил Люис.

- Наше счастье, что эти индейцы не умеют плавать! - говорил он. - А то бы нам не сдобровать!

На общем совете решено было повернуть к горам, так как в тянувшихся здесь лесах легко было укрыться от погони. Кроме того на пути встречалось много речек, и придерживаясь их, они не рисковали сбиться с пути,

План этот был одобрен, и, проехав с десять миль, наши друзья расположились на отдых, не рискнув даже развести огонь, чтобы изжарить мясо. Тут только Джеку рассказали о том, как дома убивались за ним.

- Ну, а ты отложи уж свой рассказ до возвращения домой, - проговорил Чарльз. - Только скажи одно, неужели эта красавица в алом пончо - индианка?

- Это как раз и есть самое интересное в моем рассказе! - ответил Джек. Впрочем, нет, я не вытерплю: это - Зара, дочь нашего Альмагро! Она знает об отце, она - наш друг! Она знала, что я хочу бежать, но, боясь свирепости дикарей, не решилась помочь мне! Ну, больше ничего не скажу!..

- Точно мы не догадываемся, - засмеялся Чарльз, - что Зара - жена вождя, и в ней происходит борьба между преданностью мужу и любовью к отцу...

Тут Люис остановил Чарльза замечанием, что нечестно выманивать рассказ догадками и забеганием вперед, и Джека оставили в покое.

Отдохнув у костра, наши друзья опять сели на лошадей и проехали еще миль пятнадцать, пока от изнурения не стали валиться с седел. Тогда они слезли, привязали к деревьям лошадей и, закутавшись в плащи, заснули богатырским сном. Вдруг Чарльза разбудило глухое рычанье, и проснувшись, он увидел два больших сверкающих глаза, горевшие в кустах. Схватив ружье, юноша уже хотел спустить курок, как громадная пума перепрыгнула через Джека, лежавшего в ногах у Чарльза, и очутилась на загривке индейской лошади, привязанной тут же. Зверь мигом своротил лапами голову лошади и, сломав шею, в одну минуту исчез со своей добычей в лесу...

XII

Итак, наши друзья опять остались на двух лошадях. Впрочем, скоро им попался навстречу табун лошадей, и зоркий глаз Джека разглядел между ними одну, у которой хвост и грива были подстрижены, - признак, по которому в пампасах узнают лошадей, уже побывавших в руках человека, стало быть, выезженных. Поймать и оседлать ее было для ловкого юноши делом нескольких минут.

Бодро и весело летели теперь охотники домой. Еще два дня пути - и их ждет радостная встреча с родными и друзьями. Путешествие проходило незаметно; правда, порой приходилось порядком голодать. Но в конце концов всегда попадалась какая-нибудь дичь, которой можно было утолить голод.

Все шло благополучно. И вот когда они находились уже всего на расстоянии нескольких миль от Эсперансы, им бросились в глаза свежие следы целого отряда индейцев.

- Скорее! - воскликнул Джек. - Здесь побывали индейцы. Поспешим, если не поздно!

Они пришпорили лошадей и, подобно вихрю, полетели вперед. Вскоре раздались тревожные звуки колокола, вслед за ними послышался страшный боевой клич дикарей.

- Лесом, лесом пойдем! - скомандовал Люис. - Этак можно будет напасть врасплох на дикарей. Они не догадаются, что нас только трое.

Наконец показались строения Эсперансы, - и сердца наших друзей облились кровью, когда они увидели пылающую изгородь, а около нее - целую толпу дикарей, подкидывавших все новые головни в огонь.

Люис скомандовал, и все трое разом выстрелили из ружей. Вторичного залпа не потребовалось, так как испуганные дикари подумали, что на них напал целый отряд, и, стремительно вскочив на лошадей, бросились бежать, оставив на поле битвы одного раненого.

Вместе с тем ворота усадьбы раскрылись, - и вся семья Мертонов бросилась в объятия прибывших. Но расспрашивать было некогда. По команде Люиса, вступившего в обязанности главнокомандующего, все принялись за тушение пожара, который уже перебрался на крышу жилища Мертонов. Из хижины поспешили вынести все ценное, но отстоять хижину не смогли: она сгорела дотла.

Когда пожар был потушен, вспомнили о раненном индейце, - и Чарльз с Томом принесли его в хижину Альмагро. Это был юноша лет шестнадцати, очень смуглый, с длинными черными волосами, подхваченными серебряным обручем, - знак, что он вождь или сын вождя. Вся одежда его состояла из повязанного вокруг бедер алого пончо и сапог из лошадиной шкуры. Оказалось, что выстрел раздробил ему руку, и он лишился чувств от сильной потери крови. Доктор привел его в сознание и, поднося к губам чашку с живительным питьем, произнес по-испански:

- Не бойся! Мы все твои друзья!

Но раненый, раскрыв свои большие глаза, только покачал головой в ответ и, снова закрыв их, вытянулся во весь рост, желая этим показать, что он готов умереть. Люис осмотрел его руку, вправил ее и дал раненому успокоительное, после чего тот погрузился в тихий, спокойный сон.

Тогда, оставив больного, все семейство собралось в единственной оставшейся хижине, построенной для уехавших друзей. Альмагро, на всякий случай, привязал Уэллеса у самого пролома в изгороди, затем все уселись слушать рассказ Джека.

- Ну, Альмагро, знаете ли, какую радостную весть я принес вам? - обратился к нему сияющий Джек.

Альмагро заволновался и едва проговорил дрожащим голосом:

- Моя дочь?!

Гаучо закрыл лицо руками. Некоторое время царило молчание. Наконец он произнес:

- Благодарю вас, мой друг! Один раз вы спасли мне жизнь, а теперь возвращаете счастье... Расскажите же обо всем подробнее.

"Когда я оставил Марию в лесу, - начал Джек, - моей главной заботой было выиграть время, чтобы она успела скрыться. Я смело вышел навстречу вождю, со словами:

"Великий вождь! Я не враг тебе! Поэтому не мешай и ты мне собирать шишки, которые Бог создал для всех!" Вождь улыбнулся и, кажется, отпустил бы меня с миром, но воины, видимо, не очень-то слушавшиеся его, как это принято у здешних индейцев, грубо связали мне руки. Затем какой-то урод поднял меня к себе на седло, - и вся шайка помчалась домой.

Путешествие наше продолжалось несколько дней; ночи мы проводили на голой земле, а питались сырым мясом диких быков, которых убивали по дороге. Впрочем, мне-то претило это угощение, и я ел орешки из шишек, благо дикари не отняли их у меня, хотя вождь, более человечный, нежели его подчиненные, утешал меня: "Не бойся, cristiano, ты принадлежишь мне, а я убиваю только в бою!"

Наконец путешествие закончилось, - и мы въехали в деревню, встреченные неистовым гамом женщин и детей и собачьим лаем. Эта орава начала было травить меня, но вождь поспешил увести меня в свой вигвам. Навстречу ему вышла молодая женщина, судя по цвету лица, совсем не индианка; одежда се отличалась изяществом и опрятностью, выделявшими ее из толпы дикарок.

Она посмотрела на меня с участием и, когда муж ее вышел, спросила меня по-испански, гаучо ли мой отец и где его хижина? Я в двух словах рассказал ей историю нашей колонии и то отчаяние, в какое должен был повергнуть моих родителей мой плен.

Молодая женщина казалась растроганной. "И мне пришлось быть оторванной от родителей и родного крова, - проговорила она. - Но дикари были ко мне добры, и я научилась любить их. Все-таки я ни на минуту не забывала своего бедного отца и мать, которая едва ли пережила потерю своей маленькой Зары".

Я сразу догадался, что предо мной - ваша пропавшая дочь, Альмагро, и потому спросил: "Как имя твоего отца? Альмагро ди Вальдивия?"

Она вскрикнула: "Разве ты, юноша, знаешь моего отца? Жив ли он?"

В ответ на это я рассказал ей, как мы познакомились с вами, Альмагро, и как вы стали членом нашей общины, как наконец у вас зародилась первая надежда, при взгляде на вышитый чепрак.

Глаза ее заблестели. "Какая счастливая мысль пришла мне тогда - вышить чепрак! А я-то так сочувствовала горю Кангополя, огорченного потерей чепрака; я и не подозревала, что моя работа попадет в руки бедного отца!"

Она много плакала о матери и очень хотела увидеть отца, но и подумать не могла, чтобы оставить мужа. "Он очень добр ко мне, - говорила она, - даже не захотел взять вторую жену, чтобы дочь гаучо могла быть единственной хозяйкой в его доме". Кроме того, ее привязывает к мужу и ребенок.

Затем она сообщила мне, что и живя среди язычников, она старалась не забывать тех молитв, которым когда-то учила ее мать. Она пыталась было уговорить и Кангополя молиться вместе с ней, но муж ответил, что пускай она молится по-своему, а его оставит в покое, ибо его бог - бог крови и брани, который любит только храбрых, переселяя их после смерти в обширные поля, где не переводится дичь.

Я все-таки постарался углубить ее знания религии и с этой целью рассказал ей главнейшие события Священного Писания. Зара слушала внимательно и потом попросила поговорить об этом с Саусимианом, дядей Кангополя, больным старцем, который был уже всем в тягость. Он видит, что смерть близка, и боится ее. Ему не верится, чтобы, при его старости и слабости, обещанный воинам рай мог доставить ему блаженство.

Я вместе с Зарой посетил несчастного старика. Действительно, он был очень дряхл; но ум у него был живой и светлый. Раньше он бывал в городах, видел цивилизацию и теперь был настроен скептически к индейскому раю. Видя, что почва здесь подготовлена, я вспомнил, папа, ваши проповеди и стал рассказывать ему, что ожидает христиан после смерти. Со мной было маленькое испанское Евангелие, подарок мистера Керризерса; Зара спасла его от вороватых ребятишек и выпросила у меня, чтобы читать время от времени. Из него я и прочел кое-что для Саусимиана, а после меня стала читать Зара.

Задумав бежать, я, конечно, не сообщил Заре о своем намерении, так как был уверен, что Зара сочтет своим долгом все передать мужу. Но перед самым бегством я на вырванном из записной книжки листке написал по-испански: "Я убегаю к моему отцу и твоему отцу. Приходи к нам, Зара, с мужем и сыном, но без воинов. Оставляю тебе Слово Божие, читай из него Саусимиану, а мы будем молиться за всех вас!" Листок я вложил в Евангелие, а книгу положил на видное место, затем поспешил покинуть деревню. Остальное вы уже знаете!.."

Альмагро был глубоко взволнован этим рассказом и горячо поблагодарил юношу за его старания возвратить его дочь к христианской вере.

Люис, желая развлечь гаучо от поглощающей его тяжелой думы, просил рассказать им о нападении дикарей на Эсперансу.

- Мы рано разошлись, - начал Альмагро, - я сидел один, погруженный в свои думы; вдруг послышался яростный лай Уэллеса. Предчувствуя неладное, я немедленно побежал в общую комнату собирать оружие; в это время Мария, догадавшаяся взойти на площадку для обзора, закричала оттуда: "Принесите скорее воды, бочки почти пусты, а я вижу много факелов!" Действительно, мы упустили из виду возможность нападения дикарей и не думали о бочках. Теперь все лихорадочно принялись за работу. Едва мы успели наполнить водой бочки, как дикари разом бросили нам свои факелы. Между тем Том, державший шланг, от волнения не мог направить струи воды как следует, и наша изгородь занялась огнем. Ветер погнал пожар к дому. Я бросился на помощь Тому, и тут-то раздались ваши выстрелы.

Было уже очень поздно, и потому, помолившись Богу, все разошлись спать.

На другой день осмотрели ущерб, нанесенный пожаром. Оказалось, что, кроме разрушенной на протяжении тридцати шагов ограды, сгорела дотла одна хижина, запас топлива, приготовленный на зиму, наконец почти все подарки госпожи Дуглас - ящики, конторки, а также мебель, стоившая огромных трудов. Зато провизия, за исключением некоторого количества чарки, почти вся уцелела.

Выяснив размеры опустошения, решили прежде всего восстановить ограду, для чего немедленно отправились в лес, набрали там кактусов и рассадили их. После этого занялись постепенным восстановлением мебели.

Пленный чувствовал себя все лучше; он с аппетитом поел хлеба, но ни чая, ни бульона не мог проглотить, считая их "огненными напитками". Зато щербет с земляничным соком, которого хозяйки заготовили большое количество, на меду, по-видимому, очень понравился ему. Юноша стал свыкаться со своим положением, только постоянно был грустен.

Молодые девушки, стараясь развлечь его, часто приходили посидеть возле него и поболтать, но на все вопросы он отвечал коротко и крайне неохотно.

- Есть у тебя дома вкусные плоды и пахучие цветы? - однажды спросила его Мери.

- Для индейского воина самое приятное питье - кровь его врагов, - сурово отвечал Бизон, как звали пленника. - И нюхает он не цветы, а след неприятеля!

- Полно, Бизон, нужно не ненавидеть, а любить людей; ведь все они - Божьи! Посмотри, как счастливо мы живем здесь!

- Бизон никогда не может полюбить бледнолицых! - ответил индеец. Бледнолицый коварен; он предлагает табак и огненную воду и говорит: "На, бери", чтобы индеец пришел к нему, - и убивает его!

- На свете есть добрые и злые люди, как между индейцами, так и бледнолицыми! - проговорил Люис. - Добрым нужно протягивать руку, а злых лучше сторониться.

Девушки улыбнулись и протянули руки индейцу, который с озадаченным видом прикоснулся к ним своей рукой, затем спросил доктора:

- Это делает нас друзьями?

- Да, - проговорил Люис, - и, надеюсь, ты не станешь воевать со своими друзьями. Когда вернешься к своим, не позволяй им грабить и убивать мирных людей.

Юноша весь встрепенулся.

- Разве Бизон уйдет к своим?! - воскликнул он. - Разве мать увидит опять своего любимца?! - Но тут же уныло прибавил: - Но лошадь моя убита, а индеец не ходит по степи пешком, подобно страусу или бледнолицему!

- Лошадь твоя жива, и ты в любое время можешь сесть на нее, - заметил Люис, - но тебе нужно остаться у нас еще немного, пока заживет рука. А за это время ты сам убедишься, как счастливо живут христиане!

- Великий касик, отец Бизона, - разговорился наконец юноша, - был тоже христианин. Из далекой страны пришли хорошие люди; они давали индейцам кожу и красивые одежды, и когда болезни обрушились на них, лечили их и многих спасли. Они научили касика и его народ молиться христианскому Богу; и племя жило счастливо. Тогда христианство быстро распространялось между нами. Но вот пришли другие люди, тоже христиане, те самые злые люди, о которых ты говорил сейчас. Они стали нападать на индейцев и жестоко избивать их; они прогнали их из богатых дичью степей и лесов. В бою с ними пал великий касик, мой отец, а вдова его с младенцем вынуждена была бежать далеко от родных мест. Младенец этот был я. Нас сопровождало несколько воинов. Когда Бизон вырос, они назвали его своим касиком и сказали: "Бизон - храбрый воин, он поведет своих воинов мстить предателям-христианам". Но Бизон не воин, а пленник, и воины будут презирать его!

Юноша от волнения закрыл лицо руками. Наши друзья стали наперебой утешать его.

Когда они поближе познакомились, мистер Мертон стал излагать Бизону основные истины христианства. Мало-помалу тот стал вникать и уже с интересом относился к проповеди, только никак не мог понять, почему люди, исповедующие эти высокие истины, могут стать убийцами и грабителями.

- Мать моя говорила мне, - однажды рассказал Бизон, - что когда касика выгнали из жилища его предков, он произнес: "Христианский Бог велик и бесконечно добр, но сами христиане - подлые, кровожадные люди". И вот мать наказывала мне: "Иди, Бизон, и истребляй это злое племя!"

Однако, когда Бизон был уже в состоянии сидеть в общей комнате, когда он убедился, какая любовь и согласие царили между его спасителями, он не мог не признать превосходства веры, приносящей такое счастье. Вскоре он сам захотел ближе познакомиться с христианским учением, а затем, усвоив основные истины этой веры, выразил желание креститься. Мистер Мертон окрестил его и дал ему имя Павел, в честь апостола, жизнь и деятельность которого поразили молодого индейца.

Через несколько дней после крещения он заявил:

- Я надеюсь уговорить мой народ не воевать больше со своими христианскими братьями. Но для этого мне необходимо поехать домой! Я боюсь, что наши скоро появятся здесь, чтобы освободить своего касика. Или, если он мертв, забрать его тело. Вам грозит большая опасность, друзья!

Люис ничего не ответил, но его поразили эти слова, и он долго думал о возможности нового нападения индейцев. Переговорив затем с Альмагро, они решили, не пугая других, перетащить часть запасов в пещеру. Кроме того отправили Джека и Чарльза на охоту для добычи мяса, строго наказав не отъезжать далеко от дома.

Юноши сели на лошадей и, переехав речку, скакали мили две, не встречая дичи. Но тут им попалось стадо гуанако, пасшееся на зеленом пригорке, спускавшемся от опушки леса. Они с полчаса гнались за ним, как вдруг все стадо повернуло в горы через самую чащу. Наши охотники последовали за стадом и стали пробираться вверх, густым подлеском, растущим почти сплошной массой под высокими буками. Они забрались на незнакомый им хребет, с которого увидели отлогий лесистый спуск, оканчивавшийся красивой маленькой долинкой, окруженной кустами и деревьями. По ней протекал ручей, бежавший из какого-то незаметного отверстия в скалах и опять где-то пропадавший. Здесь, в долине, оказались и гуанако. Так как, кроме одной стороны с отлогим склоном, вокруг долины высились крутые скалы, то убежать гуанако было некуда, и наши друзья легко убили двух животных.

Затем, спустившись вниз, охотники решили здесь отдохнуть. Неподалеку на выступе скалы росла огромная араукария, увешанная зрелыми плодами. Чтобы сбить их, Джек метнул свое копье, но, к удивлению, оно все исчезло в кустах, покрывавших скалу.

- Здесь должна быть пещера! - воскликнул юноша и стал тщательно исследовать кусты.

Вскоре отыскали у самой земли небольшой вход, сплошь закрытый кустарником. Вход был тесен и низок, не выше четырех футов, но дальше расширялся и выводил в просторную, высокую пещеру, вернее, ряд пещер, усыпанных белым мелким песком.

Благодаря множеству отверстий в скале, в пещере было светло и не душно.

- Какой славный грот! - воскликнул Джек. - Надо принести сюда провизии и устроить пикник! И ведь как хорошо скрыт вход: если бы не дерево, мы никогда не догадались бы!

Побыв еще немного в пещере, наши друзья через тот же ход вышли из нее, нагрузили на лошадей убитых гуанако и поехали домой, где, конечно, не преминули похвастаться своим открытием.

Из их рассказа Альмагро понял, что они открыли убежище, несравненно более удобное, нежели холодная, мрачная пещера за старой хижиной, и посоветовал на случай опасности там укрыть слабых членов колонии. По совету же гаучо, на следующий день Джек и Чарльз отправились в свои новые владения с двумя большими корзинами; в одной лежали чай, сахар, кофе, масло, сушеные плоды, сухари; в другой были медный котел, кастрюлька, стаканы, чашки, ножи, вилки.

С трудом юноши втащили в пещеру огромные корзины и стали осматривать новое убежище.

- Эту большую пещеру нужно сделать столовой, - говорил Джек, - а эти маленькие превратить в спальни; та вон, в глубине, будет служить кухней. А знаешь, взберусь-ка я на гору, где мы видели сломанный ветром бук, наберу вязанку - другую сучьев и сброшу тебе сверху, а ты втащишь сюда!

С этими словами ловкий юноша мигом очутился на вершине горы и сбросил оттуда несколько связок хворосту, но прежде, чем Чарльз успел втащить их в пещеру, Джек торопливо бросился к нему с криком:

- В степи индейцы! По-видимому, они идут на Эсперансу, а нас там нет!

Чарльз немедленно взобрался на гору и оттуда посмотрел в подзорную трубу. Действительно, вдалеке толпились дикари, по-видимому, собиравшиеся расположиться лагерем, так как с ними были и женщины, снимавшие с вьючных лошадей шесты и шкуры для вигвамов.

- Надо поскорее попасть домой, чтобы предупредить наших! - проговорил Чарльз. -Только лошадей придется вести лесом, чтобы дикари не заметили их.

- Нет, - решил Джек, - лучше оставим лошадей в одной из пещер. Нарви им травы, а я переведу их в новое убежище.

Сделать это было нелегко, однако удалось. Лошадей разместили в одной из отдаленных пещер, оставили корм и закрыли их, подкатив к входу в пещеру большой камень. Затем втащили хворост и пустились в обратный путь. Они, конечно, не выходили из леса, а пошли окольным путем, по косогору; только убедившись, что дикари не могут заметить их, спустились наконец в долину и оттуда бежали уже, не останавливаясь, пока, запыхавшиеся, измученные, не оказались дома.

Их рассказ поразил не ожидавших нового нападения обитателей Эсперансы. Но Павел сказал:

- Не бойтесь! Это - мои люди; они заручились помощью соседнего племени и пришли мстить за меня мертвого или освободить живого! Я выйду навстречу и скажу им:

"Не трогайте этих христиан; они - мои братья!.."

Никто из наших друзей не сомневался в искренности этого обещания, но Люис не очень-то верил, чтобы юный касик мог одним своим словом обуздать кровожадную орду, и потому посоветовал супругам Мертонам, вместе с женщинами и ребенком, удалиться в новую пещеру. Их вызвался проводить Чарльз. А остальные поспешили воспользоваться оставшимся временем, чтобы спрятать в пещеру за хижиной все, что можно, из припасов и самых необходимых вещей.

Между тем Чарльзу нелегко было провести испуганную компанию вверх по крутому склону через кустарник. Правда, большая часть поклажи была уложена на мулов, но все-таки каждый нес в руках тоже довольно много, поэтому идти было трудно. Добравшись до наиболее опасного места, Чарльз влез на дерево и в подзорную трубу разглядел, что дикари заняты в лагере свежеванием убитых животных; очевидно, они готовились хорошо подкрепиться перед нападением, а это давало защитникам Эсперансы несколько лишних часов.

Наконец Чарльз благополучно довел своих спутников до пещеры; несмотря на невеселое душевное состояние, все невольно были поражены величественной тишиной и красотой этого мирного уголка.

Чарльз наскоро показал кузинам различные отделения пещеры, сказал, чтобы они не забыли накормить лошадей, затем, пообещав так или иначе дать знать о всем, что произойдет в Эсперансе, поспешил на помощь в дом.

Оставшиеся стали немедленно располагаться в пещере и разбирать корзины, откуда Нанни достала припасы и приготовила ужин. Однако есть почти никому не хотелось.

Ночью Мария и Мери взобрались на гору - поглядеть, что делается в лагере индейцев. Оказалось, те готовились к походу и были уже на лошадях. Впереди на белой лошади ехал кто-то в алом пончо, с головным убором из страусиных перьев. По длинным косам девушки поняли, что это женщина, должно быть, мать Павла.

С громкими пронзительными криками вся ватага с места перешла в галоп и быстро исчезла из виду.

Взволнованные девушки поспешили в пещеру.

- Ах, мама, мама! - воскликнула, бросаясь к матери, Мери. - Индейцы поехали в Эсперансу! Что будет с братьями!

- Успокойся, дитя мое, - проговорил мистер Мертон, - и братья твои, и все мы находимся под охраной Господа Бога! Будем лучше молиться Ему!

И, опустившись на колени, мистер Мертон горячо прочел вслух молитву об отсутствующих.

XIII

Немного успокоившись после молитвы, беглецы развели в пещере большой костер, так как нечего было бояться, что индейцы из-за скал увидят свет. Затем приготовились было ко сну, как вдруг у входа послышались голоса, и в пещеру один за другим вошли защитники Эсперансы, нагруженные ружьями, одеялами, корзинами и мешками.

Вскоре за ужином доктор Люис начал рассказывать:

"Как я и предполагал, индейцы совсем не послушались увещеваний Павла. Напротив, его даже взяли под стражу, а вся шайка с криками бросилась к хижинам. Среди этой сумятицы до нас донесся отчаянный крик Павла: "Спасайтесь, друзья, я не в силах защитить вас". Мы произвели залп по подступавшему врагу, затем отошли в полуразрушенную хижину и, отвалив камень, скрывавший вход, тихонько удалились в лес, предварительно заложив за собой камень. Добравшись до пещеры, мы думали остаться здесь ночевать, но зная, как вы будете беспокоиться, и надеясь, что занятым грабежом разбойникам будет не до нас, решили идти к вам.

Да, и еще одно: перед уходом мы выпустили на свободу двух коров и мулов, а также кур, уверенные, что они не уйдут далеко от дома. Что же касается Уэллеса, то, боясь, как бы своим лаем он не выдал нас, мы еще раньше отдали его на время Павлу"...

- Однако и спать пора, - сказал Том. - Я ужасно устал.

Это замечание напомнило всем, что действительно пора и на покой: было уже около трех часов утра. Все разошлись по разным отделениям пещеры и вскоре, измученные усталостью, заснули.

На следующий день Альмагро сходил на гору и осмотрел окрестности. Судя по тишине, царившей в лагере дикарей, он понял, что воины еще не вернулись и, вероятно, рыщут по степи и лесам в поисках своих бесследно исчезнувших врагов. Поэтому выходить из пещеры было опасно, и решили этот день провести взаперти, приводя в порядок свое небольшое хозяйство.

На другое утро в лагере дикарей опять началась суета. Женщины убирали шкуры, вьючили лошадей; а воины с торжеством размахивали своими копьями; один звонил в украденный колокол.

Сборы индейцев были недолги, - и скоро вся орда покинула место стоянки, оставив на нем груды тлевших углей, кости и остатки мяса, на которые уже слетелись жадные коршуны.

Наши друзья, убедившись, что враги действительно покинули эту местность, с удовольствием вышли на свежий воздух и принялись обсуждать свое положение. Оно было не из веселых; зиму предстояло провести в пещере; но зато они сумели спасти свои съестные припасы, так что им, по крайней мере, не грозил голод.

Кроме того, хотя вся Эсперанса была разрушена, оказалось, что пшеничное и льняное поле почти не пострадали; зато сад и цветник начисто уничтожены. Из строений же уцелела одна часовня, как оказалось после, благодаря заступничеству Павла, пригрозившего мщением христианского Бога за разрушение его жилища. Из животных - куры явились домой сами, а коров и мулов нашли невдалеке.

Прошел месяц, в течение которого наши друзья уже вполне освоились с пещерной жизнью; освещаемая и согреваемая беспрерывными кострами, на которые не жалели топлива, пещера оказалась далеко не мрачной. Женщины колонии занимались домашним хозяйством или тканием из льна и шерсти, а мужчины делали мебель, постоянно бывали на старом пепелище; расчистили там сад, подновили изгородь, засеяли новые участки поля...

Однажды вечером у входа в пещеру раздался знакомый визг и лай; когда отодвинули камень, преграждавший доступ, в пещеру ворвался Уэллес и, как сумасшедший, стал носиться кругом, бросаясь ко всем с ласками и визжа от радости. Следом за ним, к изумлению наших друзей, вошел Павел. Индеец сначала молча оглядел высокие своды пещеры, столь противные вольному сыну степей, затем с горечью произнес:

- И это Павел загнал своих друзей в такое мрачное жилище! О, зачем христиане были так добры к нему! Лучше бы они предоставили ему умереть, тогда до сих пор жили бы спокойно в своих домах! А Павел принес им одни горе и разорение! Могут ли они после этого протянуть ему руку и снова назвать его своим другом?

Понятно, колонисты поспешили успокоить бедного юношу, заявив, что ничуть не винят его в происшедшем, и подтвердив свои дружеские чувства к нему, обнимали его и жали руку.

Павел за это время заметно поправился, возмужал.

Глубоко растроганный теплой встречей, он рассказал о событиях в его племени, происшедших после разгрома Эсперансы.

- Я грозил им гневом христианского Бога, - начал Павел, - но моя мать, отважная духом, ответила: "На поход против христиан была моя воля - пусть же и кара Бога падет на мою голову"... И что же?! На обратном пути она поехала на благородном Памперо. Когда конь почувствовал на своей спине чужого, он закусил удила и как бешеный понесся по степи. Я в ужасе помчался следом, предчувствуя несчастье, хотя мать и была отличной наездницей. И действительно, вдруг Памперо оступился и на всем скаку упал, придавив мою мать. Когда я подскакал к ней, она была уже без чувств; одна рука и одна нога были сломаны. Я занялся переломами. Когда она очнулась, я было предложил съездить за врачом белых, который лечил меня, но мать воспротивилась этому: "Рука смерти легла на меня, - сказала она, - и я чувствую ее; а твоего друга наши воины убили бы. Но неужели жена и мать благородных касиков должна позорно умереть за то, что не хочет покориться Богу христиан? Говори, Бизон!" Тут, припомнив ваши наставления, я стал рассказывать о христианском Боге и о том рае, который ожидает верующих в него. Но долго ее могучий ум боролся против одолевавших сомнений. Только по мере того, как слабело тело, дух матери стал просветляться. Наконец ее гордость была сломлена, и она со смирением просила прощения у Бога. Перед смертью она позвала стариков племени и рассказала, как она счастлива, что познала истинного Бога. Однако те только засмеялись в ответ, считая ее слова горячечным бредом. Тогда она потребовала под угрозой ужасных небесных кар обещания никогда не нападать на белых. Все племя поклялось, что не будет вести против вас войну, если вы сами не нападете на него.

Когда для матери настал последний час, женщины плакали и говорили мне: "Касик, когда к нам придет смерть, приведи христианского Бога, чтобы и мы умирали так тихо, как она!"

Много дней провел я в горе по умершей, наконец сказал:

"Братья! Я поеду и привезу к вам служителя Божьего! Пусть он скажет вам доброе слово. Выслушайте его с почтением и отпустите его с миром!" Мое предложение понравилось, и я, сев на Памперо, к которому долго не подходил, ведь он был, хоть и невольным, но все-таки виновником смерти матери, отправился на поиски вас. Собака привела меня к этим скалам. А теперь скажите, дорогой мистер Мертон, поедете ли вы со мной в деревню? Укажите моему народу путь к спасению?"

Миссис Мертон побледнела от одной мысли о поездке мужа к дикарям, но ее успокоили, что после обращения матери Павла эта поездка уже не так опасна.

Однако решили, что Павел побудет здесь, посетит Эсперансу и ознакомится с планами колонистов на будущее.

Прошло два дня. В воскресенье впервые решились отправиться все вместе в Эсперансу для совершения богослужения. При выходе из церкви их удивил и напугал конский топот. Однако, оказалось, что скачут всего две лошади: на одной, белой, ехал красивый, статный касик, на другой - молодая женщина с ребенком.

Джек сейчас же узнал приехавших и с громким криком: - Зара, Зара! бросился к ним навстречу.

Но Зара, - была это действительно она, - соскочив с лошади, кинулась к отцу, вся в слезах, шепча: "Mi padre! Mi padre!" - а Альмагро обнял дочь и не мог вымолвить ни слова от волнения.

К мужу Зары подошел Павел. Племена их были в союзе, и они разговорились.

Семейство Мертонов держалось в стороне, чтобы не мешать встрече отца с дочерью. Люис же был смущен прибытием неожиданных гостей и не знал, можно ли им сообщить тайну их убежища. Он рассказал о своих опасениях Павлу.

- Возьми с него слово не выдавать эту тайну, - ответил тот. - Кангополь хоть и не христианин, но никогда не нарушит свое слово!

Альмагро попросили вести переговоры, и касик с полной готовностью объявил, что ни за что не выдаст тайну убежища отца Зары и его друзей.

Успокоенные этим, наши друзья пригласили в гости приехавших, и вся компания направилась к пещере, индейцы верхом, остальные пешком. Кангополь с изумлением смотрел на почти неприступную стену и еще более изумился, когда, пробравшись тропинками, увидел под ногами зеленую долину, где паслись лошади, коровы, ламы. Зара же пришла в восторг, когда прибыли в пещеру и она увидела, как здесь уютно. Сразу развели костер и стали готовить обед.

Кангополь все время держался надменно; выражение его лица смягчалось лишь при взгляде на жену и сына. Хотя он держался привычек дикой жизни, но часто ездил в города, и это несомненно сказалось на его воззрениях и нраве, кровавые войны ему давно уже были не по душе, и он лишь по обязанности принимал в них участие. Из бесед со своим гостем мистер Мертон вынес убеждение, что в руки ему дается благодатный материал для проповеди слова Божьего.

На следующее утро мистер Мертон должен был отправиться вместе с Павлом в свою первую миссионерскую экспедицию; решено было, что вместе с ними поедет и Кангополь. Зара же с ребенком осталась в пещере. Прежде всего ее уговорили надеть европейское платье, затем постепенно стали вводить в дела хозяйства, показывая, как доят коров, кормят кур, пекут лепешки, стряпают суп, наконец учили ее шить и ткать.

Не прошло и трех дней, как Зара уже вполне освоилась с привычками своих новых подруг. Расстаться с Кангополем она наотрез отказалась, но надеялась, что скоро и он примет христианство, и их сын. На всякий случай подыскали и подходящие имена: для Кангополя - Педро, а для сына - Альберт.

В виду предстоящего торжества решено было устроить большой пир, - и охотникам велели настрелять побольше зайцев и куропаток. Из Эсперансы притащили пшеничную муку и мед. Нанни немедленно принялась за приготовления.

Однако времени еще оставалось много; поэтому вечера посвящались веселью. Джек играл на своей скрипке; остальные танцевали. Иногда просто беседовали, описывали Заре городскую жизнь, а она, в свою очередь, дикую, привольную жизнь индейцев. В одном из таких разговоров Джек, между прочим, узнал, что вскоре после его бегства старец Саусимиан умер тихой, спокойной смертью, как истинный христианин.

Прошло еще три дня. Погода испортилась. Небо покрылось мрачными тучами; пошел дождь. Вдруг вечером у входа послышался радостный визг Уэллеса, которого мистер Мертон брал с собой.

- Папа, папа! - закричали юноши и бросились было отваливать входной камень. Но осторожный Люис остановил их: мистера Мертона ожидали не раньше, чем через неделю, и такое скорое возвращение показалось Люису подозрительным.

Поставив лестницу к отверстию, находившемуся в скале на высоте девять футов, Люис заглянул вниз и увидел у входа шестерых дикарей с копьями. Один из них полез было за собакой, но та, догадавшись, что имеет дело с врагом, вцепилась ему в горло; тогда товарищи вытащили его из отверстия за ноги и отогнали собаку. Уэллес разбежался и, сделав прыжок, вскочил в верхнее отверстие; три - четыре посланных вдогонку копья, к счастью, не попали в него. Между тем трое индейцев опять направились к отверстию, чтобы отодвинуть камень; четвертый дикарь остался у лошадей, а пятый, наклонясь над раненым, старался унять у того лившуюся из прокушенного горла кровь.

В это время из темного леса появилась огромная пума; сделав гигантский прыжок, чудовище мгновенно свернуло голову несчастному и уже хотело бежать со своей добычей, как Люис, случайно выглянувший в это время из верхнего отверстия, метким выстрелом уложил зверя на месте. Услышав его выстрел, Альмагро, стоявший у нижнего отверстия, счел его за условный сигнал и тоже спустил курок. Оба оставшихся в живых дикаря поспешили отскочить назад, волоча за собой убитого товарища, и в это время увидели пуму. Испуганные, они вскочили на лошадей и без оглядки помчались вверх по лесистому склону.

- Несчастные, они пропали! - воскликнул Люис. - Им впотьмах не спуститься с горы, не зная дороги!

Но индейцев и след простыл.

- Надо теперь осмотреть место схватки, - сказал Чарльз, и мужчины вышли из пещеры.

Оказалось, что жертва пумы, а также дикарь, пораженный пулей Альмагро, были уже мертвы, искусанный же Уэллесом еще хрипел, но, видимо, и его часы были сочтены. Действительно, вскоре он, вздрогнув еще раз, вытянулся и лежал уже неподвижно. Наши друзья прикрыли трупы парусом, навалив сверху камней, чтобы хищные звери и птицы не потревожили покойников, - а утром решено было предать их земле.

XIV

В ту памятную ночь почти никто не мог уснуть; поэтому все поднялись рано. Юноши не без удовольствия увидели трех лошадей - приобретение, далеко не лишнее для них.

Утро было ненастное; дождь лил не переставая; тем не менее юноши усердно копали в дальнем конце долины могилы для трех покойников. Вдруг их работу прервали знакомые голоса; они оглянулись и увидели отца и обоих касиков.

- Все ли благополучно? - спросил мистер Мертон и, получив утвердительный ответ, благодарно воздел руки к небу.

- Эти негодяи, - говорил между тем Павел, глядя на окостеневшие трупы, наказаны по заслугам.

И Павел рассказал, что накануне он хватился шести воинов, бывших самыми свирепыми и непокорными. Вместе с ними исчез и Уэллес. Догадавшись, что негодяи захватили собаку не с добрыми целями, оба касика в сопровождении мистера Мертона сейчас же поскакали в погоню. Подъезжая к горе, они увидели группу из трех человек: двое лежали на земле, а третий стоял с лошадьми. Павел бросился было к нему с упреками, но негодяй, вместо ответа, спокойно прицелился в своего вождя копьем. К счастью, Кангополь успел пустить стрелу, и разбойник покатился мертвым. Двое других индейцев, по-видимому, умирали рядом со своими мертвыми лошадями. От одного из этих несчастных Павел добился рассказа о том, что произошло прошлой ночью.

Оказалось, что, обезумев от страха и с перепугу позабыв захватить факелы, они наугад помчались на гору, не зная, что она кончается обрывом. Тьма, ветер и дождь мешали разглядеть тропинку, по которой их провел Уэллес, - и они вместе с лошадями скатились вниз. Одному из всадников удалось соскочить с лошади, но как мы только что увидели, и он не избежал заслуженного наказания; двое же других поломали себе руки и ноги и теперь истекали кровью. Доктор поспешил унять им боль, дав успокоительного, но надежды на спасение не было, и несчастные жертвы алчности и свирепости вскоре скончались.

На следующей день дикарей похоронили, а затем, одетые по-праздничному, все отправились в церковь, где Кангополь и его сын были окрещены; после чего совершилось бракосочетание по христианскому обряду новообращенного Педро и Зары. Торжество завершилось обильным обедом, на славу приготовленным Нанни.

Индейцы погостили еще несколько дней, в течение которых они помогали нашим друзьям в охоте, делая запасы мяса для сушения и соления на зиму. Но вот опять колонисты остались одни. Опять пошли повседневные заботы. Не теряя времени, из Эсперансы перетащили запасы пшеницы и маиса, свечи, мыло, картофель, затем стали думать о фураже для скота. Решено было прежде всего поставить какое-нибудь помещение для укрытия скота от непогоды. Для этого построили два длинных сарая, причем так, что конец одного находился у самого входа в пещеру. Сараи эти были сделаны из плетеных прутьев, вымазанных глиной, и покрыты листьями и мхом. Крепкие двери на ременных петлях преграждали сюда доступ диким зверям.

Вскоре после этого Люис предложил юношам исследовать весь лабиринт пещер, простиравшихся за теми, где они расположились. Юноши с восторгом откликнулись на это предложение и, захватив свечи, отправились на разведку. Через какое-то время исследователи натолкнулись на ручей, проложивший себе русло в каменной породе и текущий в долину. Это было чрезвычайно важное открытие, так как давало возможность постоянно иметь под рукой свежую воду, даже зимой, когда ручей в долине мог замерзнуть. В сравнении с этим открытием другое было уже не так важно, а между тем, в иное время и при иных обстоятельствах, оно вызвало бы величайший восторг: дело в том, что наши друзья нашли самородок серебра фунта в три весом.

Но зачем было серебро?.. Оно только тешило их любознательность, - и Люис сказал, что он давно уже подозревал, что их обширные пещеры - покинутые серебряные рудники, разрабатывавшиеся испанцами в те времена, когда их владения простирались по обеим сторонам Анд.

Но теперь нашим друзьям некуда было и девать серебро. Впрочем, в память о своем открытии юноши расплавили найденный самородок и сделали из него две чаши, несколько грубоватой работы, которые и поднесли родителям.

Тем временем погода стала портиться. Пошел снег, - и скоро долина была покрыта им футов на пять. И такая погода продолжалась целый месяц, так что нечего было и думать об охоте. Наконец, небо прояснилось, - и наши друзья, которым порядком надоело сидеть в пещерах, да и соленое мясо набило оскомину, с наслаждением вырвались на волю.

В степи снега не было, но воздух был морозный. Охотники скоро увидели целое стадо рогатого скота и поскакали ему навстречу. Вдруг огромный бык, вожак стада, с ревом наклонив страшные рога, кинулся на лошадь Тома. Охотники сделали залп, и бык был убит, но перед смертью успел-таки всадить свои рога в живот лошади. Та взвилась на дыбы и, повалившись на бок, придавила собой всадника. Ее пришлось пристрелить, чтобы избавить от напрасных мучений. Но и Тому это падение обошлось дорого: у него оказалась сломанной нога.

Люис только что закончил забинтовывать поврежденную ногу, как появился другой враг. Это была стая безобразных темных животных, похожих на свиней, с длинными мордами, щетинистыми спинами и почти без хвостов. Они известны под названием пекари и, несмотря на свою незначительную величину, являются для охотников крайне опасными, ввиду своей отчаянной храбрости, терпения и упорства в преследовании врага. Пекари, очевидно, были сильно раздражены чем-то и, едва завидев наших друзей, с грозным хрюканьем набросились на лошадей, кусая их за ноги. Тем пришлось бы плохо, а вместе с ними и охотникам, если бы не подоспели на помощь Альмагро и Чарльз, охотившиеся невдалеке; общими усилиями удалось справиться с врагом, уложив на месте несколько пекари, - и такой благополучный исход был предрешен лишь тем обстоятельством, что пекарей было немного; будь же это стадо побольше, дело бы могло кончиться гораздо печальнее для наших друзей.

Отобрав штук шесть туш, охотники взвалили их на лошадей, затем подняли Тома и направились домой, где сдали раненого Тома на попечение сестер.

Погода все больше портилась. Днем часто шел проливной дождь или мокрый снег, а ночью морозило. Том поправлялся, но, конечно, еще вынужден был лежать в пещере; впрочем, и остальные сидели тут же, так что больному юноше нечего было завидовать.

Так прошла зима. Солнце стало пригревать. Снег таял; показалась зеленая трава, и скот выпустили на волю.

Тогда наши друзья отправились в Эсперансу и здесь в течение нескольких дней приводили в порядок сад, поля и огород, вычистили их, вспахали и засеяли; затем, для защиты от дальнейших набегов индейцев, решено было усадьбу обнести кирпичной стеной в несколько футов высоты, благо берега реки изобиловали глиной.

Принялись за новую тяжелую работу, которая при наличии всего пятерых работников могла затянуться на месяцы. А ведь еще нужно было заново устраивать жилища!

Но тут произошло событие, значительно облегчившее эту тяжелую задачу.

Дело было так.

Однажды, во время отсутствия мужчин, в пещерах послышался страшный грохот. Между тем снаружи все было тихо и спокойно. Значит, это не было землетрясение, поняли женщины. Храбрая Матильда, взяв с собой свечи и вооружившись ружьем, пошла разузнать о причинах необычайного шума и, к изумлению, в одной пещере, не очень высоко над собой, увидела сверху яркий дневной свет. На земле перед нею лежала огромная глыба обвалившейся скалы и куча осыпавшейся земли... Наши друзья, когда им рассказали об этом событии, поспешили подкатить большой кусок скалы к проходу в ту пещеру, где случился обвал, но к самому явлению отнеслись спокойно, объясняя его действием растаявшего снега, размягчившего землю.

Прошло два дня. Об этом происшествии уже забыли, как вдруг та же Матильда, которая пошла собирать яйца кур, несшихся теперь в одной из задних пещер, бегом возвратилась назад, бледная, взволнованная, и проговорила:

- В пещерах человек! Я видела его лицо над теми большими обломками скал, которыми заставлен вход в обвалившуюся пещеру.

Все вскочили и, наскоро вооружившись, бросились к пещере. Общими усилиями отодвинули обломок скалы, и пламя свеч озарило дрожащее от страха бледное лицо человека, который умоляюще произнес на ломаном испанском языке:

- Пощадите, благородные индейцы! Я случайно попал в эти шахты и вашего серебра не крал!

Люис стал успокаивать его. Вдруг Джек воскликнул по-английски:

- Да это не испанец! Он по-испански говорит хуже, чем я!

- Господи! Я слышу родные английские слова! - проговорил удивленный незнакомец. - Как я рад! Теперь я уверен, что вы поможете мне выбраться из этого чертова логовища! -И он рассказал, что там, наверху, целая компания. Его же послали вниз - вытащить упавшего в провал мула; действительно, рядом с незнакомцем стоял мул, вдруг жалобно заревевший в эту минуту, словно подтверждая его слова.

Наконец незнакомец представился: "Джо, рудокоп из Йоркшира".

Тем временем Джек, никем не замеченный, вскарабкался по отлогой куче обвалившейся земли, и тотчас же раздалось его радостное "ура". Люис и Чарльз бросились за ним и очутились в небольшом овраге, окруженном скалами. Там они увидели еще нескольких мужчин, женщин и навьюченных мулов. Джека они застали в объятиях закутанной в меха дамы, в которой сразу же узнали миссис Дуглас; ее супруг, весело смеясь, стоял тут же, а рядом - бледный, задумчивый - мистер Керризерс, тоже на минуту просиявший от радости.

- Ах, вы, милые мои! - воскликнула миссис Дуглас. - Кто бы мог подумать, что вы один за другим вынырнете из-под земли, подобно гномам, и выведете нас из этого заколдованного круга, в котором мы бродим уже третий день! Ну, как вы поживаете? Отчего не в Эсперансе? - и она так стала сыпать вопросами, что ей едва успевали отвечать.

- Отложим расспросы до более удобного времени, - наконец сказал Люис, - а пока милости просим под наш кров! Только вам, господа, придется последовать примеру провалившегося мула и вашего Джо!

- Я принес лестницу! - раздался в это время голос Альмагро.

Лестница значительно облегчила спуск, - и все быстро оказались в пещере, оставив наверху Альмагро и двух рудокопов, чтобы развьючить мулов.

Не будем описывать, с каким удивлением встретили в столовой неожиданных гостей. Достаточно сказать, что если колонисты Эсперансы были изумлены необычайным возвращением своих друзей, то еще больше удивлялись супруги Дуглас и сопровождавшие их пещерной жизни колонистов, ведь они ожидали их увидеть в уютных домиках.

XV

После ужина все расселись поудобней вокруг огня, - и мистер Дуглас стал рассказывать:

"Со слов Альмагро вы, конечно, знаете о нашем трагическом путешествии. Испытанные страдания, потеря значительной части машин и орудий настолько охладили наш пыл, что Генри немедленно уехал в Англию, обещая через год вернуться, а я поспешил ликвидировать оставшееся у нас имущество и машины и, понятно, остался в большом убытке. Что было делать? Начать новое какое-нибудь дело уже не хватало средств. Возвращаться в Англию с пустыми руками также не хотелось. И вот мы решили направиться к вам с несколькими чернорабочими и посвятить себя земледелию. В это самое время ко мне пришли двое из моих лучших рудокопов, предлагая отработать выданный им задаток. Я предложил им стать моими компаньонами. И Джим, и Джо дали согласие, а вместе с тем и их жены чилийка первого и англичанка второго.

Пока шло заключение договоров и сборы, возвратился из Англии Генри. И вот мы наняли двух надежных проводников, нагрузили двадцать мулов всем своим состоянием и стали подниматься через Кордильеры. Проводники благополучно провели нас через снежные хребты, и мы уже видели под собой обширные, как океан, пампасы, как вдруг в одном узком проходе нам встретилась шайка разбойников-дикарей. Их было не более двенадцати человек; будь это в открытой равнине, мы, с помощью своего оружия легко справились бы с ними. Но в ущелье, где можно было идти рядом не более чем трем человекам, трудно атаковать. Тем не менее мы решили пробиться и, стреляя в лошадей разбойников, поскакали вперед. Передняя часть каравана успела благополучно выбраться на дорогу, но задняя, состоявшая из десяти мулов, на которых лежала почти вся наша кладь, попала в руки врагов, а оба проводника поплатились жизнью.

Мы побрели наугад и вскоре совершенно запутались в лабиринте гор, ложбин и утесов. Наконец взобравшись на один хребет, мы увидели внизу ущелье с шумящей там речкой. Мне показалось, что если мы попадем туда и будем держаться течения, то река авось куда-нибудь да выведет нас, - и вот мы кое-как спустились в долину, освежились на берегу водой и пошли по течению. И вдруг речка пропала под высокой скалой. Что было делать? Подняться наверх с навьюченными мулами было немыслимо; мы думали найти какой-нибудь выход из долины и стали ее обходить кругом. Но всюду нас окружали неприступные скалы. Так мы проблуждали в долине трое суток, не находя выхода, наконец остановились перевести дух перед темным углублением в скале, приняв его за глубокую расселину. И тут один из мулов, щипавший траву рядом, вдруг провалился на наших глазах. Мне было жаль терять его, и я попросил Джо спуститься в расселину, чтобы спасти животное... Ну, а остальное вы знаете!"

Наши друзья в свою очередь тоже рассказали гостям о событиях, происшедших в Эсперансе со времени их отъезда.

На следующее утро отодвинули камень, закрывавший вход в пещеру, вывели гостей в долину, здесь сели на лошадей и направились в колонию.

Миссис Дуглас невольно прослезилась, войдя в развалины столь дорогого и памятного ей дома, и стала торопить мужа скорее приниматься за дело.

Наши друзья и сами сгорали от желания поскорее переселиться из пещеры под крышу и потому немедленно выработали план предстоящих работ и распределили свои силы. Прежде всего построили мост, для чего просто-напросто перекинули через речку три древесных ствола, а поперек набили досок; для безопасности к этому примитивному сооружению приделали перила. Затем принялись за кирпичную стену. Один из рудокопов, Джим, оказался отличным каменщиком, а Джо - мастером по столярной и плотничьей части. Доведя стену до четырех футов высотой, постройку на время приостановили и занялись домами. Около входа в ограду были поставлены и обставлены необходимой мебелью три небольших дома; один из них предназначался Джиму Эндерсону и его жене Изабелле, чилийке, другой - Джо и его жене Мери и третий - Альмагро и Джону.

После этого очистили от мусора дом, где прежде обитали супруги Дуглас; так как наружные стены его оказались неповрежденными, то его восстановление не заняло много времени. Здесь настлали дощатые полы, вставили стеклянные окна и установили железные печки, привезенные Дугласами из Чили. Внутри дом заботами той же миссис Дуглас был украшен коврами, занавесями и разными безделушками, уцелевшими после набега индейцев.

Наконец приступили к постройке и большого дома. Все помещение его разделялось на несколько комнат, из которых самая большая служила залом и столовой, другая - кухней, где поставили каменную печь, а остальные, поменьше, - спальнями. И в этом доме настлали деревянный пол и вставили стеклянные окна. Вышел дворец хоть куда!

Отстроив дома, принялись за корраль и перевели в него лошадей, мулов, лам и коров.

Незаметно подошло время сенокоса. С помощью привезенных кос дело пошло быстро - и вскоре в ограде стояло два больших стога сена. Потом должны были поспеть бобы, за ними лен, а далее пшеница, овес, кукуруза, картофель. Все обещало богатый урожай, и наши друзья заранее радовались ему.

Джо и Джон в это время уже выстроили третий дом, по тому же плану, что и прочие, с колоннадой вдоль фасада; колонны предполагалось обвить ползучими растениями и привезенными розами, если те примутся.

В труде незаметно проходили дни.

Однажды колонистов посетил их старый знакомый Педро со своей женой Зарой и детьми - Альбертом и младшим сыном Зары, недавно родившимся; за касиком следовали двое индейских юношей и две девушки.

- Вот, отец наш, - проговорила Зара, показывая своего младшего сына мистеру Мертону, - я привезла вам нового сына для церкви Христовой. Примите его в ее лоно. Эти молодые люди также желают стать христианами!

Оказалось, добрый пример касика не пропал даром, и эти индейские юноши со своими невестами решили отправиться к белым людям, чтобы из уст их учителя услышать великие истины Христова учения.

Индейцам-мужчинам отвели помещение в новостроящемся доме, а женщин передали на попечение Изабелле, немного знакомой с индейскими нравами. Дикарок приводили в изумление порядок, трудолюбие и опрятность, царившие в кухне белых; они с аппетитом ели жареное и вареное мясо, хлеб и выражали искреннее желание и у себя дома научиться европейскому способу приготовления пищи.

- Мне еще мало удалось в деле просвещения моего племени, - говорил Педро мистеру Мертону, - но меня уже многие слушают, когда я говорю, что не надо убивать людей только при защите своего имущества и жизни. Они верят мне, особенно молодежь, но старики смеются над мирным учением Христа. Нужно, чтобы белый учитель сам просветил их! Поезжай со мной и возьми на себя этот труд!

Почтенный священник немедленно было выразил свое согласие, но мистер Керризерс, также принявший духовное звание, убедил его уступить эту миссию ему, как совершенно одинокому, ничем не связанному человеку, к тому же более молодому. Мистеру Мертону пришлось согласиться, а Педро, узнав, что Керризерс тоже служитель Божий, с радостью принял его предложение.

Индейские гости оставались в Эсперансе несколько дней, в течение которых молодые юноши и их невесты не только получили духовные знания, но и увидели, как можно жить, наслаждаясь мирным трудом. Наконец их окрестили вместе с младшим сыном Зары, которому дали имя Христофор, в честь Колумба, открывшего Америку.

Скоро Педро и Зара с маленьким Христофором уехали в сопровождении мистера Керризерса, оставив старшего сына Альберта у своих друзей; мальчик чувствовал себя превосходно и быстро подружился с маленькой Цецилией. Молодые индейцы с женами тоже остались до жатвы. Покончив с уборкой хлеба и картофеля, отпраздновали их свадьбы, - и обе молодые четы, нагруженные подарками, веселые и счастливые вернулись домой.

В день отъезда индейцев собрали персики, решив большую часть их высушить или сварить в меду, а на следующий день предполагали закончить весь сбор, превзошедший всякие ожидания. С этой целью наутро все встали раньше обычного, но увидели, что солнце восходит за густыми черными тучами. Было мрачно и душно; все чувствовали какую-то слабость и с замиранием сердца вспоминали прошлогоднюю бурю с грозой, уничтожившую столько урожая и имущества.

Между тем тучи сгущались. Вдали слышались глухие раскаты грома. Огненные зигзаги молний бороздили небо...

Наконец Люис, первым пришедший в себя, стряхнув силой воли томительное чувство слабости, предложил немедленно принять какие-нибудь меры для спасения колонии от неизбежной бури. Два больших брезента, которые Дугласы применяли в дороге вместо шатров, натянули на стога сена, закрепив тяжелыми камнями. Скот загнали в стойла и положили ему большой запас корма. После этого, захватив с собой и Уэллеса, вся колония собралась в большом зале главного дома...

А с гор тем временем стали налетать ураганные порывы ветра, становившиеся все сильнее и сильнее. Вдруг бешеный порыв обломал деревья в саду, сорвал куски скал и завалил ими цветущий сад. Потом на несколько мгновений настала жуткая, томительная тишина, - и вдруг раздался грохот, словно раскаты артиллерии.

Это был страшный ураган "памперо", который вырывается из горных ущелий и с ужасающей силой несется по равнинам, все уничтожая на своем пути, пока долетит до Атлантического океана.

Трепещущие члены колонии в ужасе жались друг к другу, бледные и испуганные.

- Боже мой! - воскликнула Мария. - Земля колеблется под нами, стены шатаются! Как вы думаете, отец мой, - обратилась она к мистеру Мертону, - не светопреставление ли это, о котором вы говорили в проповедях?

- Может быть, дитя мое, - ответил Мертон. - Неисповедимое Провидение скрыло от нас день и час грозного суда Божия. Сказано: "не ведаете ни дня, ни часа, в который Сын Человеческий придет"... Но не страшитесь, а с верой взирайте на всемилостивого Господа. Он спасет вас и помилует и в час смертный, и в день последнего суда!

В эту минуту раздался такой страшный удар, точно горы разорвало. Все были потрясены. В доме разом воцарилась тьма. Казалось, они заживо погребены.

Несколько минут длилось гробовое молчание, казавшееся вечностью, потом послышались крики детей и тихие рыдания женщин.

Первым опомнился доктор Люис.

Он достал из кармана спички и попросил у Нанни свечей.

- Какие свечи, доктор! - едва проговорила та. - Разве нужны они в могиле? Лучше встанем все на колени да обратимся с молитвой к Богу: ведь близок Страшный суд, и скоро затрубит труба архангела, пробуждающая всех мертвых! Будем же молиться!

- Послушайте, голубушка, - мягко заметил Люис, - может быть, час грозного суда и действительно близок. Но все-таки тот же Бог не велел нам ложиться и умирать, не пошевелив и пальцем для своего спасения, пока он не лишил нас ни сил, ни разума. Так будем же пользоваться его дарами, пока не поздно. Давайте свечи: нужно посмотреть, насколько велика опасность и все ли мы невредимы. А то здесь ни зги не видно!

Упрямая Нанни опять заворчала было, но все-таки повиновалась и при свете зажженной спички отыскала связку свечей.

Зажгли свечи. Отворив вдвоем с Альмагро окна фасада, Люис убедился, что к стене дома привалилась огромная каменная громада, преграждавшая доступ свету и воздуху. Окна с других сторон были засыпаны мелкими камнями и землей, также не пропускавшими света. Двери же нечего было и думать отворить.

Оставалось, покорившись судьбе, только ждать, тем более, что все еще слышался рев урагана, хотя земля уже и не колебалась.

Несколько часов все сидели, боясь пошевелиться и только моля в душе Бога, чтобы с ближайших скал не сорвался какой-нибудь кусок и, проломив их непрочную крышу, не убил бы их. Между тем ужасающий рев урагана стал понемногу переходить в стоны, а потом буря и совсем стихла. Заживо погребенные обитатели Эсперансы опять осмотрели окна и попробовали отворить их, по крайней мере кухонное окно, но в него сразу посыпалась земля.

По тому, как сильно осели балки, было видно, что и крыша завалена, если не камнями, то землей, - и можно было только удивляться, как она совсем не рухнула под навалившейся на нее тяжестью.

Люис и миссис Дуглас, больше других сохранившие присутствие духа, старались ободрить своих друзей и подать им надежду на спасение.

Прежде всего, пришлось подпереть балки, чтобы поддержать крышу. Однако для этого не нашлось столбов, и в дело пустили ящики с бельем, которые и нагромоздили до самого потолка.

При более тщательном осмотре доктор Люис заметил, что в одном месте, у передней стены, балки не так нагружены, из чего заключил, что скала, навалившаяся на эту часть, гораздо выше самого домика, что и спасло переднюю часть крыши.

Осмотр на этом пока закончился.

Люис предложил сначала всем подкрепить свои силы едой и сном, а затем уже подумать, как выбраться из заточения. Так и сделали.

После нескольких часов лихорадочного, прерывистого сна колония собралась в большом зале. День от ночи нельзя было отличить, но по часам было видно, что сейчас полдень, и они уже около суток находятся под завалом.

Сосчитали провизию. Были яйца, масло, мука, чай, холодная говядина на целую неделю, много свечей и бочка воды, приготовленной накануне Нанни для мытья. А вода в их теперешнем положении, пожалуй, была важнее еды.

Что касается топлива, то его оказывалось мало; впрочем, в дровах и нужды особенной не было, так как и без того было жарко и душно. Это обстоятельство сильно беспокоило Люиса. Ведь в доме собралось два десятка человек.

Что же будет через день-два, если они не откроют доступа свежему воздуху?! Грозила страшная опасность задохнуться от собственного дыхания!

Чтобы проверить эту мрачную догадку и удостовериться, не засорены ли трубы, Люис велел развести в кухне огонь. Дрова зажгли, но дым повалил из печки в комнаты. Тогда затопили другую печку, находившуюся у передней стены дома. Здесь дело пошло лучше: дым, хотя и стлался по комнате, но частью все-таки выходил в трубу. Значит, в трубе было хотя бы небольшое отверстие для прохода воздуха.

Пока Люис наблюдал за дымом, Том, прислушиваясь к легкому шипению в печке, спросил Нанни, не сыры ли дрова. Та ответила, что дрова были совершенно сухи.

- В таком случае, - сделал вывод наблюдательный юноша, - в трубу непременно попала вода. Ну-ка, произведем опыт!

С этими словами он подставил под трубу чашку. Через несколько секунд туда капнула одна капля, затем другая, третья... и медленно, но верно в чашке стала накапливаться вода.

- Ура, господа, мы спасены! - воскликнул тогда Том. - Эти капли воды настоящая масличная ветка нашего ковчега!

Все приободрились.

- Оставьте там свою чашку, Том, - посоветовала миссис Дуглас. - Эта вода пригодится хотя бы для умывания, ведь воду в кадке нужно беречь! Кстати, где персики, которые мы обрывали вчера и позавчера?.. Я уже и не разберу, день у нас или ночь?! Придется, пожалуй, и нам последовать Робинзону Крузо и отмечать время по деревянным биркам! Ну, где же, однако, персики?

Действительно, о персиках забыли в переполохе, а между тем их было собрано несколько больших корзин. С персиками день прошел веселее...

На следующее утро Джек рано поднял Люиса и сообщил ему об одном проекте, который пришел ему в голову.

- Я полезу в трубу! - предложил он. - Я отчасти строил ее и теперь вспомнил, что внутри мы специально оставляли выступающие кирпичи в виде ступенек, на случай, если вдруг придется взбираться по трубе для ее чистки. Помогите только, доктор, отыскать роговой фонарик, недавно сделанный Томом.

Люис заколебался было сначала, но потом, рассудив, что Джек проворен и ловок, разрешил, тем более, что от затеи юноши зависела их единственная надежда.

Отыскали фонарь, тихонько прошли в залу и посмотрели в чашку, теперь уже до краев полную воды. Заметили также, что в чашку вместе с водой попало несколько камешков и кусочков земли: значит, отверстие в трубе даже чуть расширилось.

Люис строго наказал Джеку не стараться очищать трубу от земли или камней, потому что это могло бы подвергнуть опасности всю крышу, а только посмотреть, что делается наверху...

Проворный юноша повесил фонарь на шею и полез в трубу.

Нашему трубочисту ничего не стоило подняться по трубе, но вылезти на самый верх не удалось: оказалось, верхняя часть трубы была завалена камнем. Впрочем, камень был плоский, как убедился юноша, и его можно было попытаться сдвинуть; он и теперь оставлял небольшую щель, через которую виднелось небо и падал моросивший в это время дождь.

Решили подождать, когда дождь прекратится, и на следующее утро попробовали сдвинуть немного камень, закрывавший трубу. Сдвинуть удалось всего на несколько дюймов, так что даже самому тонкому человеку нельзя было пролезть в образовавшееся отверстие. Но зато открыли часть крыши возле трубы, - и вот Марии, сопровождавшей Джека, пришла в голову мысль - прорезать шкуры, которыми была покрыта крыша сверх маисовой настилки, чтобы пропустить свежий воздух.

Сказано - сделано. Сильная, ловкая девушка без труда вырезала большой кусок шкуры, расчистила маисовые листья, - и в доме сразу стало и светло, и не душно.

Находчивые молодые люди были со всех сторон осыпаны похвалами. Когда непосредственная опасность пропасть под землей от недостатка воздуха миновала, все облегченно вздохнули и почувствовали себя веселее.

Между тем прошло уже четыре дня. Наконец на пятый день дождь совсем прекратился, - и можно было приступить к необходимым работам для освобождения из этого невольного заточения.

Мария с Джеком снова полезли в трубу, - и на этот раз им удалось настолько сдвинуть камень, что девушка могла уже пролезть в образовавшийся проем. Она вылезла наружу и прошла к тому месту, где был сад, теперь полностью засыпанный, и по куче земли и камней спустилась вниз. Оказалось, перед домом упала не одна скала, как они предполагали, а два ее отдельных куска, закрывшие окна. Дверь тоже была завалена грудой земли, но слоем всего лишь с фут толщины.

Мария крикнула, что можно смело отворять, и через несколько минут дверь распахнулась. В комнату навалилось сравнительно мало земли. Взяв лопаты, колонисты очистили дом от этого мусора и затем прокопали себе широкий проход, по которому все поспешили выйти на свежий воздух.

Владения Эсперансы представляли картину полнейшего опустошения; буквально не было местечка, не тронутого ураганом. Фруктовые деревья были поломаны или выворочены с корнем, крыши домов и сараев сорваны; ограда разрушена. Однако стены церкви, домов и хлевов уцелели. Животные также были целы, за исключением одного теленка, придавленного крышей; остальная скотина только страшно отощала, заложенного корма хватило не более чем на два дня. Стога покосились, но были целы, и бедным животным немедленно навалили корма. Уцелели и хлебные запасы, сложенные в амбаре. Наконец, что было очень важно, благодаря предохранительной крышке колодец не завалило землей, и теперь, сняв крышку, можно было пользоваться свежей водой.

Зато какая печальная картина предстала внутри дома Дугласов, так уютно и кокетливо убранного было неутомимой миссис Дуглас! Все занавески, ковры, подушки были попорчены или уничтожены; мебель испачкана, поломана, стекла выбиты. Хорошо еще, что уцелела маленькая комнатка, которую мистер Дуглас называл своим кабинетом: в ней находились подзорные трубы, письменные принадлежности, разные приборы для научных опытов.

Внимательно осмотрев все повреждения, причиненные ураганом, наши друзья энергично принялись за ремонт и наведение порядка. Прежде всего с помощью деревянных рычагов отодвинули от окон упавшие скалы. Затем исправили три маленьких домика и амбар, а под крышу большого дома подвели прочные подпоры.

В это время возвратился из своей поездки мистер Керризерс. Его сопровождали Педро, Зара и два молодых индейца, пожелавших принять христианство. Он был доволен своим путешествием: ему удалось приобрести уважение индейцев, он научил их варить и жарить мясо, сеять кукурузу, семена которой дал им, и улучшить свои жилища.

Касик и его жена были рады успехам своего сына, который учился читать и писать по-английски и испански и чувствовал себя очень хорошо; его решили еще на некоторое время оставить в Эсперансе, чтобы Альберт мог усвоить Закон Божий.

Гости были сильно поражены опустошением, произведенным ураганом в Эсперансе, хотя и ожидали видеть немало следов бури. Они помогли привести сад и поля в порядок.

Камни и землю, вывезенную за ограду, использовали для сооружения вала, которым со временем предполагалось окружить всю колонию. Затем решили оставить прежний дом в виде тайного убежища, тем более, что пещера, служившая кладовой, была разрушена бурей. Новый же дом начали строить фасадом на юг.

Опасаться повторных обвалов было мало причин, так как, по наблюдениям, все, что могло обвалиться, уже обвалилось, а дальше за домом возвышалась уже сплошная каменная гора.

Новый дом построили за короткое время. Заднюю комнатку с помощью толстой, окованной железом двери с крепкими засовами, соединили с подземельем - бывшим домом. Дверь эту искусно задрапировали мехами. Внутри старого дома ничего не изменили, только трубу заделали, зато расширили отверстие в крыше и приставили лестницу. С крыши уже нетрудно было сойти по насыпи в лес. Отверстие закрыли плоским камнем, а по всей насыпи посадили быстро растущие ползучие растения, так что спустя несколько месяцев никто посторонний не мог догадаться, что под этим зеленеющим скатом скрывается обширное жилище.

Сюда перенесли все запасы, а также порох, - и супруги Мертон теперь уже спали спокойно, зная, что в случае опасности у них есть надежное убежище.

Провизию быстро накопили к зиме, а до первого снега приехал Павел вместе с молодой индианкой, которая также пожелала стать христианкой. Ара, так звали ее, принадлежала по рождению к племенам севера, которые, часто видясь с белыми, вообще более цивилизованы, нежели их южные собратья, которые относятся к ним с презрением, как к низшей расе. Ара семилетней девочкой попала в плен к племени, где касиком был Павел, но отлично помнила свое происхождение и гордо выделяла себя в приютившем ее племени: "Южные индейцы, -смело говорила она в лицо касику, - похожи на кровожадную пуму; они охотятся на людей, пьют их кровь и купаются в ней; благородные же воины севера охотятся из-за золота; за золото они покупают скот и богатые наряды для своих жен и дочерей. Они едят жареное мясо с серебряных блюд и пьют из золотых чаш огненную воду".

Гордясь своим происхождением, Ара и одевалась гораздо изящнее индейских женщин пампасов: одежда ее была лучше, а шею и руки украшали золотые браслеты и нити изумрудов и топазов.

Гордая девушка сначала относилась с презрением к Павлу, как и ко всему его племени; но когда тот, просвещенный учением Христа, стал ласково беседовать с ней и передал свои мечты улучшить с помощью белых друзей быт и нравы своего племени, высокомерие Ары исчезло, сменившись не менее пылкой любовью. Горячие проповеди Керризерса еще более укрепили происшедший в ней переворот, и она выразила готовность принять учение Христа. Ума она была живого, понятливого и вскоре глубоко прочувствовала смысл христианства.

Со времени своего последнего свидания с друзьями Павел успел побывать в Буэнос-Айресе с несколькими воинами: они возили на продажу меха и получили в обмен железную утварь, посуду и другие товары. Все это теперь пригодилось в перестраивающейся на новый лад индейской деревне.

Через несколько дней весело отпраздновали свадьбу, и наши друзья снова забыли все свои несчастья, благодаря Бога за его великие милости к ним.

XVI

Перед отъездом из Эсперансы Павел сообщил о плане, который он уже давно обдумывал:

- Мое племя невелико, - сказал он, - и постепенно отвыкает от кровопролития. Видя жизнь белых, довольство и мир, царящие у них, индейцы говорят: "Почему бы и нам не есть хлеб и масло от коров? Пампасы велики; выберем подходящее место и будем жить в согласии с христианами". Я с радостью услышал эти речи, но боюсь, что белые братья подумают: "Индеец коварен и кровожаден; пусть он живет вдали от нас". Скажите же, что мне передать своему народу?

- Благословен Господь Бог, давший мне насадить вертоград свой в этой пустыне! - воскликнул в ответ мистер Мертон. - Селитесь около нас: так хочет Бог!

Остальные члены колонии подтвердили это решение своего главы и немедленно приступили к обсуждению выбора места будущего индейского поселения. По предложению Люиса остановились на одном красивом участке, замеченном доктором еще в то время, как он ездил с Чарльзом освобождать Джека. Он находился на расстоянии часа езды из Эсперансы, на берегу большой реки, где росла великолепная трава.

Следующей весной Павел прибыл сюда со всем своим племенем и поставил вигвамы. Решили устроить двадцать хижин, по числу семейств племени, вокруг каждой хижины развести садик, а сзади - поле для посева хлеба. Хижина касика была просторнее других, напротив нее предполагалось выстроить церковь; наконец посредине селения оставлена была площадь, обнесенная несколькими большими деревьями; она предназначалась для прогулок, атлетических игр и собраний. Кроме того, всю деревню решено было обнести рвом и земляным валом.

Работы были выполнены самими же индейцами под руководством Джона. Сначала с непривычки краснокожие не выдерживали более одного - двух часов в день и сильно утомлялись, но постепенно стали привыкать и полюбили труд. Женщины их тем временем обучались у Матильды хозяйству; Мария руководила девочками постарше, а Мери возилась с маленькими детьми.

Скоро новая деревня приняла уютный вид. На общем совете ей дали название Амистад (по-испански - дружба). Через некоторое время новые колонисты приступили к земледельческим работам.

В это время в Эсперансе произошло важное событие: старший сын Мертонов, добрый, покорный Том покидал колонию, чтобы ехать в Англию учиться. Юноша уже давно лелеял мечту поступить на богословский факультет университета и затем стать священником, чтобы впоследствии, возвратившись в Эсперансу, помогать отцу в миссионерских трудах.

Отцу и матери тяжело было расставаться со своим старшим сыном; но делать было нечего, и они, скрепя сердце, благословили его. Со своей стороны, мистер Керризерс вызвался проводить юношу в Англию и даже помочь ему поступить в один из университетов. Вопрос о средствах на воспитание Тома никого не затруднял, так как в Англии в банке лежал капитал миссис Мертон, давало доходы и имение мистера Мертона.

Печальны были все в то безоблачное ясное утро, когда Том расстался с плачущей семьей. С ним ехали мистер Керризерс, Альмагро, Павел и еще шесть индейцев, все на отличных лошадях, с хорошим оружием: они провожали наших путешественников до Буэнос-Айреса.

Через несколько недель провожающие возвратились с добрыми известиями о путешественниках, которые уже уплыли на английском корабле. Кроме письма от Тома, они привезли подарки от мистера Керризерса - чай, сахар, книги, ткани.

Прошла еще одна зима в усердной работе и трудах на пользу просвещения дикарей, а летом вернулся из Англии мистер Керризерс. Встреченный шумными приветствиями, он сообщил, что Том учится в университете, здоров и надеется в скором времени возвратиться к своим, чтобы снова разделять с ними труды. Затем Керризерс рассказал о поездке в Уинстон, прихожане которого со слезами радости услышали о жизни их доброго пастыря. Мистер Керризерс привез от них всякие подарки: тут были и шерстяные чулки, и банки с вареньем, и котята для Нанни, и сторожевые собаки. Сверх того, по поручению Чарльза, было привезено много вещей для домашнего обихода, а от себя мистер Керризерс для обучения индейских детей накупил учебников, тетрадей, письменных принадлежностей. Теперь он все свое время посвящал обучению бедных дикарей и ежедневному богослужению в Амистадской церкви, построенной к его приезду.

Маленький касик Альберт под руководством своих друзей получил отличное образование. Живой, понятливый мальчик подавал большие надежды, и доктор Люис думал со временем передать ему свои медицинские познания; благодаря этому авторитет касика среди его подданных должен был еще более возвыситься.

В день пятой годовщины основания Эсперансы в новом доме собралось большое общество. Кроме наших колонистов, тут были Павел и Анна (бывшая Ара), также Педро и Зара с младшим сыном Христофором. Педро с восторгом осматривал благоденствующую колонию Амистад и сказал по этому поводу мистеру Мертону:

- Сердце мое тянется к вам. Разве ты не общий отец? Разве эти юноши - не братья Педро и Зары? Но индейцы, бродящие по пампасам, гордятся своей независимостью и презирают христианский закон смирения и повиновения. Старики моего племени с виду кротки и смирны, но в душе подобны ягуару, приникшему к земле, чтобы прыгнуть на свою добычу. Неужели же я поднесу факел разрушения к крову, приютившему мое дитя? Неужели веселые песни моих сестер, летящие к небу, подобно пению лесных птичек, превратятся в жалобные вопли и стоны? Нет, отец мой! Я воспротивлюсь этому! Пусть народ мой останется там, на юге, пока смерть не похитит стариков, а молодые не научатся от своих белых друзей любить Бога мира!

Мистер Мертон, не скрывавший в душе страха перед многочисленным, храбрым племенем Педро, был до слез тронут словами рассудительного, преданного касика. Со своей стороны, мистер Керризерс пообещал чаще посещать южные селения и выразил уверенность, что через несколько лет, вместе с христианством, мир прочно водворится и в этом народе.

Обед был подан на лужайке перед домом, и счастливые родители с радостью смотрели на довольные лица своих детей. Одного из них, правда, не хватало, но они знали, что и ему хорошо, и он занят нужным делом.

- Простите меня, друзья, - начал мистер Мертон за десертом, - я, быть может, старый эгоист, но я не могу спокойно думать о возможности разлуки с кем-либо из вас, между тем ведь нельзя требовать, чтобы молодые, жаждущие деятельности люди навек примирились с жизнью в этой пустыне. Покой, эта услада старости, для молодости представляется тягостным. Скажите же, Люис, мой старый, испытанный друг и советник, имею ли я даже право просить вас всех остаться здесь, вдали от света, прогресса и культурной жизни?

Доктор Люис обвел взглядом улыбающиеся лица сидевших за столом и, прочтя по ним общие мысли и желания, ответил:

- Мы - не пленники ваши, мой бесценный друг, а ваши любящие дети и подданные. Мы могли бы по своему желанию покинуть Эсперансу, но зачем, когда нам и здесь так хорошо?! Впрочем, быть может, у нашего милого философа Матильды есть и в самом деле желание вкусить плодов цивилизации и поселиться в одном из городов?

- Как вы можете это говорить! - укоризненно отозвалась девушка. - Здесь мое сердце на всю жизнь!

- В таком случае, - продолжал доктор, - надеюсь, дорогой отец наш, вы примете меня в число своих детей, отдав за меня вашу милую, бесценную дочь Матильду. Таким образом вы обеспечите Эсперансе двух коренных ее граждан!

- Вы шутите, мой друг! - воскликнул удивленный отец. - Дети еще слишком молоды: где им думать о браке?!

- Помилуйте, папа, - возразил Джек под взрыв веселого смеха, охватившего всех, - ведь Матильде уже двадцать лет! Да и мы все уже взрослые и думаем обзавестись собственным хозяйством. Мария согласна выйти за меня замуж, а Мери дала свое согласие Чарльзу.

- Что же это такое? - растерянно проговорил мистер Мертон. - Вот не ожидал! Да этак мы с женой останемся совсем одни...

- Ничуть не бывало, - сказал Джек, - мы все поселимся здесь же, возле вас, как это было в патриархальные времена. И вы будете главой рода Мертонов!!

Однако, несмотря на эти уверения, супруги Мертон не сразу смогли примириться с неожиданным для них переходом их детей из отрочества в зрелую жизнь. Изумляла их и решимость Чарльза окончательно поселиться в этой глуши, вдали от светского общества. И действительно, кто бы пять лет тому назад мог даже подумать, что этот элегантный франт, избалованный богатством, предпочтет когда-нибудь всем светским удовольствиям тихую деревенскую жизнь?

Однако в конце концов это случилось, и в Эсперансе остались все ее первые граждане, а скоро должен был возвратиться сюда и Том.

На этом мы и заканчиваем свой правдивый рассказ. Читатели, думаем, сами сделают из него вывод, что твердость в испытаниях и упорство в труде единственный путь к душевному миру и материальному благополучию.

К О Н Е Ц