Бранислав Нушич Перепись населения

Подумайте только, я тоже участвую в переписи белградского населения, и вчера целый день мне пришлось разносить по домам переписные листы. Мне очень понравилось это занятие, так понравилось, что я согласился бы все время переписывать население. Чего только не услышишь и не увидишь, особенно если попадется подходящий квартал и интересная улица, какие достались мне.

Захожу в дом номер семь. Пожилая сухощавая женщина чистит морковку, перед тем как опустить ее в суп. Я говорю ей, что пришел для переписи. Женщина вздрагивает, бледнеет, и морковка валится у нее из рук.

– У нас нечего переписывать. Все вещи записаны на мое имя, я могу показать вам постановление суда. Все это имущество – мое приданое.

– Но, сударыня, я говорю совсем о другом. Кто ваш муж;? – начал я ласково.

– Бывший чиновник, – отвечает женщина.

– Отдайте ему, пожалуйста, вот этот переписной лист, а уж он, наверное, знает, что надо сделать, я же приду второго января.

– Придете второго января, чтобы забрать вещи, я отлично знаю. Нет, не возьму лист. Я уже один раз взяла какую-то бумагу из общины, так муж чуть не убил меня… Не возьму!

– Но, сударыня, вещи здесь ни при чем, это же перепись!

– Перепись, конечно…

– Да нет, подождите же… населения. Вот вы, например, должны записать и себя…

– А за чьи долги?

– Да не за долги!

– Тогда для армии?

– Да нет, сударыня, погодите, ей-богу, я вам все объясню…

С большим трудом я растолковал ей, в чем дело, сунул в руку переписной лист и что есть духу помчался прочь.

Дом номер девять.

Опять женщина. Сильная, здоровая, рослая, кажется вот возьмет тебя, поднимет и опять поставит на землю, а ты и пикнуть не успеешь.

Сразу было видно, что эта женщина имела дело с властями и хорошо разбирается в официальных делах. Как только я сказал о причине своего прихода, она все поняла, взяла лист и только добавила:

– Заранее предупреждаю вас, сударь, что мужа я вписывать не стану.

– Почему, скажите, пожалуйста?

– Да так, не стану вписывать, и все. Я его и мужем-то больше не считаю.

– Это другое дело, сударыня, по этому поводу вы в консистории[1] объясняйтесь.

– Э, нет, мне консистория ничего плохого не сделала, чтобы с ней объясняться, а вот с ним-то я поговорю.

– Но, сударыня, ведь он же глава дома.

– Боже упаси, глава дома – я! – отвечает она решительно.

– Но он здесь живет.

– Да, – говорит она, – но его нет уже три дня. Где-то кутил, а теперь боится идти домой. Он знает, что я прибью его, как нашкодившего кота.

– Прекрасно, ваше право отколотить мужа, но вписать его вы обязаны. Вот вам лист.

Она взяла лист.

– Хорошо, оставьте лист, но предупреждаю заранее, что его я вписывать не стану и где раньше писала о нем как о муже – вычеркну, сотру. Да и его самого не худо бы стереть с лица земли, пусть только вернется!

Дом номер одиннадцать.

Двери были заперты. Я постучал и услышал восклицание «ой», какую-то возню, затем дверь осторожно открыли.

Передо мной стоит молодая красивая женщина, ну, просто пальчики оближешь.

Она взволнована, очень взволнована. Комната, в которую она меня пригласила, соединяется с другой, и я слышу, как там что-то упало. На полу я замечаю офицерскую фуражку и сразу понимаю, б чем дело.

Я усаживаюсь на стул, хотя хозяйка и не предлагает мне сесть. Такие ситуации мне особенно нравятся.

Развернув переписной лист, не спеша объясняю госпоже, как его заполняют.

– Обратите внимание, сударыня, здесь имеются два очень важных пункта. Первый – где находится член семьи, которого случайно в день переписи не оказалось дома. И другой – где проживает постоянно лицо, которое во время переписи случайно оказалось здесь.

Хозяйка меняется в лице.

– Итак, – продолжаю я объяснять с изысканной любезностью, – в ответ на первый вопрос вы, скажем, напишите, что вашего мужа нет дома. Его ведь нет здесь, не правда ли?

– Да, мой муж в отъезде.

– Именно так я и подумал. А в этой графе вы должны написать имя лица, которое в данный момент случайно оказалось в вашем доме.

– О! – произнесла хозяйка и побледнела как смерть.

– Вот, прочтите сами содержание пункта номер пятнадцать.

– Знаю, но… он сейчас уйдет, – говорит перепуганная женщина и показывает рукой на комнату, в которой что-то упало.

– Вот и прекрасно, – говорю я, прощаюсь и ухожу, чтобы дать возможность «тому, кто оказался случайно в доме в день переписи», удалиться.

А второго января, сразу после Нового года, я пошел по домам, чтобы собрать заполненные листы.

Я собрал двадцать один лист, и мне сразу бросился в глаза лист с порядковым номером четыре. В качестве главы семьи в нем была записана Маца Петровичка; в конце листа как лицо, заполнившее его и глава семьи, опять подписалась та же Маца.

Между тем, под номером два был записан Йоца Петрович. В графе, кем он приходится главе семьи, написано муж, и в графе «профессия» также написано, что основное занятие Йоцы – муж.

Иду к госпоже Маце, главе дома, объясняться.

– Скажите, пожалуйста, вы замужем?

– Да, сударь!

– Тогда вы неправильно заполнили лист.

– Почему? – выпятила грудь Маца.

– Ваш муж: как глава семьи должен быть записан первым.

– Ну уж нет, – говорит Маца, – глава семьи – я. Я плачу за квартиру, я веду хозяйство, я зарабатываю, я содержу его.

– Ладно, а чем занимается ваш муж?

– Ничем, сударь, вот только этим, что я записала. Это у него и основное и побочное занятие.

Напрасно я пытался убедить Мацу, главу семьи, изменить порядок в листе, она так и не согласилась переделать.

Лист номер семь заполнила молодая женщина. Она недавно развелась с мужем. Она написала только имя и фамилию, а на все остальные вопросы не ответила.

Я вынужден был пойти к ней.

– Сударыня, вы не написали, сколько вам лет.

– Хочу, чтобы вы сами заполнили эту графу, – сказала она кокетливо.

– Хорошо, пожалуйста, я сделаю это с удовольствием. Сколько же вам лет?

– Ха… а вы сами определите, – вызывающе отвечает она.

– Сударыня, вы обязаны сказать мне.

– Ну уж нет, – решительно возражает женщина, – я еще никогда не говорила официальным лицам, сколько мне лет. Меня не раз из-за всяких интриг допрашивали в участке, и то я не сказала свой возраст. Писаря сами определяли. Я и в консистории не сказала, там определили попы.

– Но в данном случае нельзя, да я и не умею угадывать возраст.

– Ах, повеса, накажи вас бог, думаете, я по глазам не вижу?

Что мне после этого оставалось делать! Чтобы не уронить достоинства государственного переписчика, я зажмурил глаза и написал – двадцать один.

В лист номер девять были записаны только мать и дочь, а в пункте «возраст» написано: матери Елене, вдове, двадцать шесть лет, а ее дочери Сойке – восемнадцать.

– Сударыня, этого быть не может, – скромно заметил я.

– Как не может? – с удивлением спросила вдова Елена.

– Не может же быть вам двадцать шесть, если вашей дочери восемнадцать.

– Вот тебе и на! – подбоченилась вдова Елена. – Уж я-то, наверное, лучше вашего знаю, когда я ее родила.

В лист номер одиннадцать чиновник Мирко Сарич записал себя (двадцать четыре года) и свояченицу (девятнадцать лет).

– Почему же в графе «семейное положение» не написали, что вы вдовец?

– Зачем же писать, если я не вдовец.

– Ага, значит, ваша жена жива? Почему тогда ее не записали?

– Поймите меня, пожалуйста. Я холост и никогда не был женат.

– Откуда же тогда у вас свояченица?

– Да… так… оказалась тут, – оправдывается смутившийся господин Мирко.

– Возьмите лист и исправьте. Напишите, что барышня – ваша племянница.

– А, так. Спасибо.

Он взял лист, стер «свояченица» и написал – «племянница».

Лист номер тринадцать был заполнен красивым канцелярским почерком. Когда я приносил лист, госпожа Мица, вдова, пожаловалась на свое одиночество.

– Не окажете ли вы мне маленькую услугу? – кокетливо обратилась она ко мне, когда я пришел за листом.

– О, с удовольствием!

– Дайте мне лист госпожи Станы, я посмотрю, сколько лет она себе записала?

Я развернул лист номер восемь.

– Госпожа Стана написала двадцать три года.

– Ах, бесстыдница! – всплеснула руками госпожа Мица. – Да ей тридцать пять и никак не меньше. Она никогда не была молодой. Вы можете спокойно исправить. Исправьте, ответственность я беру на себя!

В лист номер семнадцать были записаны муж, Жена и еще какое-то лицо.

Опять объяснения. Разумеется, как и везде, мужа я не застал дома, а объясняться с женщинами – настоящая пытка.

– Кем вам приходится, сударыня, этот господин?

– Никем, так просто, приятель!

– Что он, квартирант?

– Нет.

– Родственник?

– Нет.

– Так кто же?

– Знакомый

– А живет у вас?

– Он большой друг моего мужа. Он сосватал нас, вот мы и держим его у себя из благодарности.

– Сколько лет вашему мужу?

– Пятьдесят.

– А сколько лет вашему другу?

– Двадцать восемь.

– Понятно. Тогда в графу «занятие» следует записать – друг дома.

Но больше всего хлопот задала мне одна особа, некая Нанчика Црвенчанинова. Я обнаружил ее сразу в трех листах. В листе номер три, в листе номер четырнадцать и в листе номер двадцать один.

Разумеется, не могло быть трех женщин с одной и той же фамилией и возрастом.

Пришел я в дом номер три. Слава богу, застал здесь хозяина.

– Скажите, пожалуйста, сударь, живет ли у вас некая Нанчика Црвенчанинова?

– Да, – сердито оборвал меня господин угрюмого вида, – было бы лучше, если бы не жила.

– Это и для меня было бы лучше, я боюсь она мне запутает перепись.

– Да она только и живет для того, чтобы всем все путать.

– Объясните, пожалуйста?

– Да и так все ясно, – отвечает господин, – она моя теща, тещей приходится и тому, из листа номер четырнадцать, и тому, из листа двадцать один.

– Ясно, а где она проживает?

– У всех трех.

– Хорошо, у кого в доме она случайно оказалась в момент переписи?

– Это трудно сказать, ведь она одновременно находится во всех трех домах.

– Так, но когда вы заполняли лист?

– Она была у меня. Когда заполнял свояк, была у свояка, когда же заполнял другой свояк, была у него.

– Тогда я не знаю, что делать с этой бабой!

– Что хотите, сударь. Мы, зятья, сами не знаем, что с ней делать, – семь лет задаем себе этот вопрос.

Лист номер двадцать один был ужасно измят и испачкан. Такой стыдно было нести в комиссию.

Прихожу в дом и вижу женщину с мокрым полотенцем на голове.

– Сударыня, ваш муж: неверно заполнил лист и страшно его запачкал.

– Не произносите при мне его имени!

– Простите, но почему?

– Вчера вечером он пришел как свинья пьяный, накричал на меня и отколотил. Да вы загляните в лист, посмотрите, куда он записал меня.

Просматриваю лист и вижу, что она там вообще не записана.

– Да он совсем вас не записал!

– Нет, нет, посмотрите на обороте. Он назло туда меня поместил.

Переворачиваю лист и действительно вижу, что в графе домашних животных, в пункте номер девять, где значились свиньи, написано: «моя жена Мария».

Пришлось переписать и этот лист.