Джон Браннер Агент из будущего

1

Так как даже обычное напряжение нервировало его, Мюррей Дуглас вызвал ресторан «Просцениум» и заказал столик. Он не знал голоса человека, принявшего его заказ, а тот повторил заказ совершенно равнодушно, словно имя Мюррея Дугласа ничего не значило.

— Мистер Мюррей Дуглас… столик на одного человека… время… очень хорошо, сэр.

Прошло уже много времени, очень много. Прошла целая вечность.

Рука Мюррея дрогнула, когда он положил трубку. Чтобы обрести самообладание, он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Потом он в двадцатый раз ощупал свой бумажник, словно хотел убедиться, что деньги за это время никуда не делись. Наконец он надел пальто, взял саквояж, еще раз окинул взглядом свои апартаменты и спустился вниз, на улицу, чтобы найти такси.

Все же мастерская не изменилась. Том Хики, как и раньше, сидел в своем тесном стеклянном ящике перед целой кучей испачканных маслом служебных пропусков и постоянно звонящим телефоном. Снаружи сюда доносилась музыка и шум работы в крошечных боксах. Мюррей Дуглас прошел мимо отремонтированных машин, споткнулся об один из шлангов, подающих сжатый воздух, и без дальнейших происшествий добрался до стеклянного ящика.

Когда дверь открылась, Хики оторвал взгляд от своей работы. На мгновение он вопросительно наморщил лоб, но потом сказал:

— А, мистер Дуглас! Вы так давно уже не заходили сюда, что я вас с трудом узнал.

— Вы получили мое письмо? — резко спросил Мюррей. Ему не хотелось думать о долгом отсутствии и о людях, которые не узнавали его. С тех пор зеркало уже многое рассказало ему. Когда он был в мастерской в последний раз, он уже многое потерял от своей юношеской внешности, которой был обязан большей частью своего успеха; тогда глаза его были влажными, а мешки под глазами все время были припухшими.

Но теперь он действительно сдал. Кожа на его подбородке была дряблой. На лбу обозначились глубокие морщины. И он все время носил шляпу, потому что его волосы поредели и поседели. Несмотря на свои тридцать два года, Дуглас выглядел на все пятьдесят и чувствовал себя немощным стариком.

— Само собой разумеется, сэр. Мы получили ваше письмо, и ваш автомобиль сейчас будет готов. Мы хорошо позаботились о нем, в этом вы можете быть уверены, — Хики отложил свои бумаги; в его глазах появилось выражение любопытства. — Я слышал, что вы были больны, сэр-Мне действительно очень жаль. Надеюсь, вы снова чувствуете себя прекрасно.

Мюррей внезапно почувствовал, что он по горло сыт этими объяснениями, которые распространял его агент.

— Чушь! — возразил он. — Я не был болен — я был в санатории, чтобы меня вылечили, прежде чем я сопьюсь до смерти!

Хики открыл рот, словно хотел что-то сказать. Но промолчал и снова занялся своими бумагами.

— Мне очень жаль, мистер Дуглас. Я не хотел быть таким любопытным.

— Все в порядке. — Мюррей достал из кармана пачку сигарет; здесь никто не обращал внимания на табличку «Не курить», висевшую на всех стенах. — Сигарету?

— Нет, большое спасибо, сэр. Мне хотелось бы отвыкнуть от курения. — Хики попытался улыбнуться, но только крякнул. — Ах! Вот идет Билл, чтобы доложить, что ваш автомобиль готов. — Он прошел мимо Мюррея к двери.

Билл, огромный латиноамериканец в коричневом комбинезоне, крикнул:

— «Даймлер» готов, мистер Хики! Я даже заполнил рабочий листок, чтобы можно было выписать счет.

— Хорошо, — сказал Хики. — Нам не хочется задерживать вас слишком долго, мистер Дуглас.

— Машина в порядке? — спросил Мюррей.

— «Даймлер», босс? — Билл повернулся к нему. — Извините, что я это говорю, но вы не уделяете должного внимания своему автомобилю, сэр.

— Это было раньше, — пробормотал Мюррей. — Раньше я даже себе не уделял должного внимания.

— Да, босс? — Билл бросил на него вопросительный взгляд. — Я этого не понимаю.

— Ничего не надо понимать. — Мюррей достал кошелек. — Сколько я должен вам за хранение моего автомобиля, Том?

Когда Мюррей наконец сел за руль и услышал под капотом равномерное гудение работающего восьмицилиндрового мотора, он даже забыл, что Хики не попрощался с ним. Мюррей медленно ехал по Вест-Энду к переулку Св. Мартина — к ресторану «Просцениум».

Но там тоже кое-что изменилось. Мюррей наткнулся на неизвестную ему до сих пор улицу с односторонним движением, а по ее сторонам повсюду стояли внезапно появившиеся счетчики стоянок. После того как он сжег массу бензина и напрасно провел добрых полчаса в поисках места для парковки на переполненных сторонах улицы, его снова охватило настроение, которое бывало уже много раз за последние месяцы. Что ему вообще было нужно в «Просцениуме»? Вся эта совокупность была всего лишь театральным духом: «Мюррей снова здесь!» Какой ответ дать? Может быть, высоко поднять брови и ответить: «Ну и что?»

Еще раз проклятье, несмотря ни на что, я должен выстоять. Я уже давно в одиночку преодолеваю препятствия на своем пути.

Наконец, он нашел место для стоянки и в скверном расположении духа направился к ресторану.

Эмиль, главный кельнер, сразу узнал его, но даже профессиональная улыбка не смогла скрыть шока, когда он увидел изменения, происшедшие с Мюрреем в течение этого года. У него были еще и другие основания чувствовать себя неуютно.

— Мне действительно очень жаль, мистер Дуглас, — тут же сказал Эмиль, — но вы заказали столик на час, не так ли? Когда вы не приехали к половине второго, я был вынужден… — Он многозначительно махнул рукой, заканчивая свое объяснение.

Он обращается со мной так, потому что я потерпел крах. Раньше он на это не отваживался. Он воображает себе, что я готов…

Несмотря на это, Мюррей вынудил себя улыбнуться.

— Я затратил полчаса на поиски места для стоянки, — сказал он. — Мне очень жаль, Эмиль, что из-за этого у вас возникли трудности. Найдется ли для меня где-нибудь другое местечко?

— Ах… у нас есть только один свободный столик, мистер Дуглас, — Эмиль указал назад. — Франсуа, пожалуйста, отведите мистера Дугласа за столик. Франсуа займется вами. Да, мистер Кромби, я сейчас подойду к вам.

Вопросительные взгляды («Я, конечно, учитывал все это и знаю, кто он, но…») следовали за ним по всему ресторану. Он не знал ни одного из посетителей, которые смотрели на него. Само собой разумеется, здесь присутствовали несколько человек, которых он знал, но он был рад, что все его прежние друзья заняты другими делами и не обращают на него никакого внимания. Столик, к которому его подвели, к счастью, был полускрыт за плющом, оплетающим разделительную стену. За соседним столиком, стоящим в нише, сидело двое мужчин, голоса которых Мюррей тотчас же узнал: Пат Барнетт, журналист и театральный критик из «Газетт», и Ральф Хестон-Вуд из театральной газеты «Актинг».

Оба не заметили прошедшего Мюррея. Они как раз дискутировали о репетиции, на которой только что побывали. Мюррей с интересом прислушался к их разговору и попытался мысленно перенестись в прошлое.

О Боже, сколько всего он пропустил! Почему он был так неразумен и появился здесь один, вместо того чтобы взять с собой своего агента. Роджер охотно пошел бы с ним сюда…

Нет, вероятно, и совершенно бесцельно обманывать самого себя. Он, конечно, уже достаточно натерпелся от меня. Я бесконечно накачивал его, обременял и играл у него на нервах.

С тех пор как он покинул санаторий, с тех пор как он стал ждать и надеяться, когда уже не было надежды, Мюррей Дуглас, всем известный Мюррей Дуглас значительно лучше познакомился с самим собой.

И Мюррей Дуглас мне не особенно симпатичен.

Он изучал меню с воодушевлением только что освободившегося заключенного (ужасные быстро приготовленные закуски были такими же, как и в тюрьме) и решил заказать голубую форель.

— Какое вино подать к ней? — спросил старший официант.

— Никакого, — коротко ответил Мюррей. — Я выпью апельсинового сока.

Он зажег сигарету и откинулся на спинку кресла.

Оба критика за соседним столиком сменили тему. Мюррей сначала едва прислушивался к ним, но когда понял, о чем они говорили, то навострил уши.

— Чего вы ждете от этого Дельгадо? Ральф, вы же знаете, что это тот аргентинец, которого зацепил Близ-зард?

— О, этот человек не так плох, это установлено точно, — ответил Хестон-Вуд. — Вы не видели, как он встал на ноги в Париже вместе с Жан-Полем Гаррижо? Насколько я помню, это называлось «Три раза за раз».

— Нет, этого я не видел, но сообщения о нем от меня тоже не ускользнули, — хрюкнул Барнетт.

Хестон-Вуд рассмеялся:

— Да, я знаю, что вы написали о «Знакомствах».

— Послушайте, Ральф, что, собственно, значит вся эта чушь? — осведомился Барнетт. — Театральная пьеса есть театральная пьеса, и существует автор, который ее написал. Но, насколько я слышал, речь здесь идет не о театральной пьесе. Существует продувной южноамериканец, который будто бы является серьезным авангардистом. Он позаботился о том, чтобы перетянуть на свою сторону Близ-зарда и других финансистов и повсюду собирает бездельников, бывших знаменитостей и уволенных по сокращению штатов актеров из различных закоулков, потому что ни один разумный человек не согласится с этой бессмыслицей.

Мюррей почувствовал, как по его лбу покатился пот.

— Пат, иногда вы действительно преувеличиваете с этим вашим Театром для Масс. Вы сами еще не видели работу Дельгадо, но, несмотря на это, хулите ее. — Хестон-Вуд отпил глоток вина. — Пьеса с Гаррижо в главной роли была для меня самым великим театральным событием года.

— И, несмотря на это, она не имела успеха, — констатировал Барнетт.

— Верно. Ну, в конце концов Гаррижо покончил самоубийством.

— Да, но почему пьесу после этого больше не ставили? Почему ему не подобрали замену?

— Потому что пьеса была написана для определенного актера. Замена все бы разрушила. Эта идея — уже кое-что для нас. Только вы не хотите ничего признавать.

— Ну-ну, я не знаю. Несколько лет назад здесь был Сароян, вы его еще помните? Он делал что-то подобное в Мировом Театре, но что из этого вышло? Бессмыслица! — Барнетт налил себе стакан вина. — Поставили актеров на сцену, дали им несколько предложений, развили общую работу в диалогах и назвали результаты этого пьесой для сцены. Но как из этого мог получиться шедевр, если все это было сделано второклассными людьми? Я не могу в это поверить, Ральф. Лучшим из актеров все еще является Мюррей Дуглас, и вы, так же как и я, хорошо знаете, что в Лондоне не существует ни одного постановщика, который принял бы к себе этого старого пьяницу. У него никогда не было большого таланта — только красивое лицо.

Мюррей резко встал. Он даже не дал себе труда отодвинуть стул. Несколько тарелок и стаканов упали на пол. Ноги шаркали по покрытому ковром полу. Мюррей побелел как мел, когда подошел к соседнему столику.

Хестон-Вуд уронил свою вилку, звякнувшую о тарелку. Это был последний звук. Во всем ресторане несколько секунд царила полнейшая тишина.

Барнетт взглянул на Мюррея, словно перед ним внезапно появился призрак. Пат был большим, крепко сложенным человеком с красным лицом. Его коньком в «Газетт» был «Театр для Масс» и он помещал в своей колонке фотографии, которые добывал всеми правдами и не правдами.

— Стойте! — крикнул ему Мюррей.

— Эй… будьте разумны, Мюррей!

Мюррей схватил Барнетта за галстук. В своем гневе он развил невероятную силу. Он рванул Барнетта вверх так, что стул под тем с грохотом упал. Потом он нокаутировал Барнетта точно нацеленным ударом в подбородок.

Журналист отлетел назад, ударился о чей-то столик и, пытаясь удержаться, схватился за тарелку с сливовым пудингом. Мюррей глубоко вдохнул воздух, не обращая внимания на шум голосов.

— Это у вас нет никакого таланта. Разве вы не понимаете этого, вы, жалкое ничтожество? Вы не критик и никогда не сможете им быть. Вы злобный болтун, лишенный такта и с дурными манерами. Когда я находился наверху, мне часто хотелось выбить вам все зубы, но я не отваживался, потому что ваша грязная колонка все же имеет силу. Теперь я внизу, и вы больше не сможете мне навредить. Вы назвали меня старым пьяницей, не так ли? Прекрасно, теперь вы имеете возможность сказать мне это в лицо.

Барнетт, тяжело дыша, выпрямился. Что-то бормоча, извинился перед посетителями, в чей сливовый пудинг влез рукой.

— Мистер Дуглас! Боже мой, что вы здесь делаете? — Позади Мюррея появился возбужденный Эмиль.

— Все в порядке, Эмиль. Я уже ухожу. Я не знал, что окажусь здесь под одной крышей с Барнеттом, иначе я сюда не пришел бы. Его вид портит мне аппетит, — теперь Мюррей нарочно использовал резонанс своего великолепно поставленного голоса, который раньше без микрофона заполнял весь Альберт-Холл. Он знал, что все посетители понимают каждое его слово. — Вот, возьмите это в качестве возмещения за убытки, — он сунул в руку Эмиля пять фунтов и одновременно с этим нащупал в кармане брюк мелочь. — А это для вас, Барнетт.

Он бросил высокому мужчине один пенни. Монета упала перед тем на ковер. Мюррей повернулся и быстро пошел к выходу; на этот раз он знал, что все посетители наблюдают за ним. И на этот раз никто не спросил, кто бы это мог быть.

«Хороший уход должен быть медленным», — огорченно подумал он.

— Мюррей!

Он остановился и оглянулся. За столиком около двери он увидел Флита Дикинсона, который всегда находился наверху и никогда не спускался вниз. Флит лучезарно улыбнулся.

— Мюррей, я действительно чертовски рад, что вы снова вернулись в мир живых. Поздравляю, это был великолепный хук, которым вы врезали Барнетту. Что вы делаете в настоящий момент? Я ничего не слышал о вас с тех пор… ну, вы понимаете — он смущенно махнул рукой.

— С тех пор как я прошел курс лечения, — произнес Мюррей, — я уже отдохнул. По большей части у дверей кабинетов других людей. Я пытался добиться аудиенции и у вас, но вы не хотели со мной разговаривать.

Флит не показал, что чувствует себя неудобно.

— Ну, Мюррей, вы же сами знаете, как это бывает в таких случаях.

— Теперь я это великолепно знаю. Вы держитесь около своей кормушки.

— Минуточку… ага… Мюррей! Мюррей остановился и огляделся.

— Послушайте, если у вас действительно затруднения…

— Теперь больше нет, спасибо. Близ-зард включил меня в свое собрание бездельников и бродячих комедиантов, которые должны поставить на сцене новую пьесу Дельгадо. Теперь я обеспечен. Мы увидимся снова на премьере.

«Этот хук был явным ребячеством», — упрекнул Мюррей самого себя, выйдя на улицу.

Глупость всего этого дела была, конечно, в том, что он, как и Барнетт, сомневался в проекте Дельгадо. Его агент раздобыл что-то другое — да, что-то другое, — но он никогда с этим не свяжется, хотя и получил бы за это фантастически высокий гонорар.