"Квадраты шахматного города" - читать интересную книгу автора (Браннер Джон)

8

– Итак, вы выступали вчера по телевидению, сеньор Хаклют? – услышал я спокойный, чуть глуховатый голос.

Я оторвал взгляд от газеты, которую просматривал за чашкой утреннего кофе в холле отеля: передо мной стояла Мария Посадор.

– Доброе утро, сеньора, – поднялся я и указал на свободное кресло рядом. – Совершенно верно. Вы видели передачу?

Она присела, не ответив на улыбку и не сводя пристального взгляда с моего лица.

– Нет, но слышала о ней. Смотреть телевизионные передачи в Агуасуле – дело опасное.

– Опасное?

Она кивнула.

– Вы – иностранец, и вас нельзя упрекать за это. Именно поэтому я считаю своим долгом сообщить вам кое-что.

Я тщетно пытался понять по выражению лица истинный смысл ее слов.

– Прошу вас, – сказал я, пожав плечами. – Я готов выслушать вас. Хотите сигарету?

– Если не возражаете, я буду курить свои.

Она достала из сумочки золотой портсигар. Я протянул ей зажигалку. Прикурив, она откинулась в кресле и посмотрела мне прямо в глаза.

– Вам известно, наверное, чем прославился наш министр информации и связи Алехандро Майор?

– Да, он получил признание как автор одной из теорий управления государством.

– Если бы только теории! – на какое-то мгновение сеньора Посадор не смогла скрыть досаду. – Сегодня это уже реальность, применяемый на практике метод правления.

– Когда в студенческие годы я читал его книгу, мне казалось, он способен на большие свершения.

– Надеюсь, сеньор простит меня, если я замечу, что это было лет пятнадцать-двадцать назад. Не так ли? С тех пор многое изменилось. Вам стоило бы почитать последние книги Майора, хотя в них масса чисто технических моментов. Но, кажется, уже много лет ни один из его трудов не переводился на английский. Майор слишком увлечен своими обязанностями в Вадосе, да и к тому же его учение не представляет интереса для большинства англоязычных стран.

– Насколько я помню, он говорил там о достаточно общезначимых вещах.

– О, в какой-то мере это так… – Она стряхнула пепел. – Но… поговорим о вчерашней передаче. Она вам понравилась?

– Я нашел, что она хорошо сделана, прилично подобран фактический материал.

Большие глаза Марии Посадор изучающе смотрели на меня.

– Может быть, вы сможете уделить мне час времени, сеньор Хаклют? И если я не ошибаюсь в вас, то вам это покажется довольно любопытным.

Я никак не мог понять, к чему она клонит.

– Если вы хотите доказать мне, что вчера в телестудии говорили чепуху, то ошибаетесь, – сказал я.

Она устало улыбнулась какой-то вымученной улыбкой и внезапно сделалась похожей на девочку.

– О нет! Уверяю вас, это не входит в мои намерения.

Для меня все связанное с этой женщиной по-прежнему оставалось загадкой. Почему она поддерживала дружбу с Сэмом Фрэнсисом? Почему Энжерс настоятельно предостерегал меня от общения с ней? Почему она только говорила о несправедливости по отношению к Тесолю, но не пожелала заплатить за него денежный штраф? Но тут неожиданно я понял, что, пытаясь найти подход ко мне, она совершенно не прибегала к своему женскому обаянию, которым, бесспорно, была наделена. Она вела себя со мной по-деловому, как мужчина с мужчиной.

– Хорошо, – согласился я. – Один час.

Она с облегчением встала, и мы вышли из отеля. У тротуара стоял большой лимузин. Она достала из сумочки ключи и жестом пригласила меня занять место в машине. Я заколебался, вспомнив, что за мной могут следить. Заметив это, она снисходительно улыбнулась и протянула золотой брелок с ключами.

– Хотите, можете сесть за руль.

Я отрицательно покачал головой.

Машина прямо-таки летела. Казалось, мы только покинули отель, как сразу же оказались на окраине Вадоса, в самом фешенебельном его районе, где виллы утопали в зелени садов. Когда машина свернула в боковую аллею, вдоль которой тянулись прекрасные пальмы, сеньора Посадор нажала какую-то кнопку на щитке. Раздался зуммер, и я увидел, как кованые ворота перед въездом к одному из домов отворились, словно по мановению волшебной палочки. Автомобиль проскользнул в них. Она снова нажала на кнопку, и ворота бесшумно закрылись за нами. Машина остановилась перед густыми зарослями темно-зеленого кустарника, в которых исчезала узкая дорожка.

– Приехали, – произнесла сеньора Посадор.

Я вышел из машины, с удивлением оглядываясь по сторонам.

– Сюда, пожалуйста. Идите за мной, – позвала она и пошла по дорожке.

Я последовал за ней, осторожно пробираясь среди кустов, и, к своему немалому удивлению, увидел небольшое скрытое за зеленью сооружение, похожее на ангар или, скорее, благодаря толстым стенам на бункер. Над крышей возвышалась антенна, а через сук ближайшего дерева был переброшен электрокабель, тянувшийся к дому.

Сеньора Посадор открыла висячий замок, и мы вошли внутрь. Сначала я ничего не мог разглядеть – единственным источником света служило маленькое зарешеченное окошко. Но когда она зажгла свет, я был удивлен уютом помещения: мягкие удобные кресла, телевизор с огромным экраном, видеомагнитофон.

– Садитесь, пожалуйста, – предложила сеньора Посадор.

Я присел на ручку кресла. Она направилась к видеомагнитофону.

– Я прокручу вам вчерашнюю передачу, в которой вы принимали участие, – тихо проговорила она.

На телеэкране появился Кордобан, и передача пошла своим чередом. Я в недоумении взглянул на сеньору Посадор.

– Я же все это уже видел по монитору и не совсем понимаю, что вы хотите мне всем этим сказать.

Она выключила магнитофон и прокрутила пленку назад; затем, не глядя на меня, ответила:

– В Вадосе немного мест, где безопасно смотреть телевизор, это одно из них. Я пользуюсь устройством, которое по-английски, кажется, называется блинкером. Я воспроизвела сейчас запись без этого устройства.

– Насколько мне известно, – вставил я, – это приставка, которую подключают, чтобы не видеть коммерческой рекламы. Но в передаче ведь реклама отсутствовала.

– Вы уверены? – спросила она с той же кроткой усталой улыбкой. – Сеньор, вы слышали когда-нибудь о подсознательном восприятии?

Я нахмурил брови.

– Да, конечно.

– Вы подтверждаете, что это запись той передачи, в которой вы вчера вечером принимали участие?

Я кивнул.

– А теперь смотрите внимательно, сеньор Хаклют.

Она перемотала бобину до появления первых кадров, снятых в трущобах, и снова просмотрела их, не снимая пальца с кнопки «стоп», которая находилась рядом с головкой воспроизведения.

– Трудно сразу найти что надо, – пробормотала она. – А! Вот здесь!

Изображение на экране показалось мне чем-то знакомым, хотя я не помнил, что видел его вчера в передаче или сейчас при ее воспроизведении. Грязная нищенская лачуга. Крупным планом показали полуобнаженного негра и вокруг него стайку детей лет двенадцати. Описание того, чем они занимались, я предпочитаю опустить. Я отвернулся.

– Нельзя, сеньор, просто закрывать глаза на такие вещи, – холодно заметила сеньора Посадор. – Пожалуйста, присмотритесь.

Я придвинулся к телеэкрану. Действительно, что-то в изображении показалось мне странным…

– Это не снимок, – сказал я, – а графика.

– Точнее говоря, заставка, – согласилась она. – Пожалуйста, следите внимательно.

Бобины снова завертелись. Появился еще один кадр, которого я тоже не заметил во вчерашней передаче, но который опять показался мне чем-то знакомым. В кадре маленький мальчик при одобрении матери отправлял свои физиологические нужды возле полотна на библейские темы. Четко были различимы крест и нимб вокруг головы Христа.

– Вы верующий, сеньор Хаклют? – спросила Мария Посадор.

Я отрицательно покачал головой.

– Большинство жителей Вадоса – католики. Каждый тотчас узнает репродукцию с «Распятия Христа», которое украшает алтарь в нашем соборе. Оно принадлежит одному из наших самых известных художников.

Сеньора Посадор прокрутила пленку дальше. Следующий кадр, на который она обратила внимание, демонстрировал сцену избиения ребенка: мужчина кнутом хлестал по обнаженной спине маленькую девочку.

– Стоит ли показывать дальше? – тихо произнесла сеньора Посадор. – Давайте лучше посмотрим кадры, которые вставили в ваше интервью.

Пленка крутилась дальше.

– Здесь находится сеньор Хаклют, – сказал телезрителям Кордобан.

Мое улыбающееся лицо появилось в кадре. А потом я увидел себя – вернее, человека, похожего на меня, – у входа в собор опускающим пальцы в чашу со святой водой. В следующем кадре мне пожимал руку сам президент. Затем я стоял коленопреклоненный перед епископом, с которым столкнулся в здании телецентра. Последний снимок – до повторного наплыва тех же кадров – был уже совершенно фантастическим: словно архангел я летел в белом одеянии с огненным мечом в руках над центральной станцией монорельса, из-под которой, будто встревоженные муравьи, выползали маленькие фигурки людей.

– Думаю, достаточно, – сказала сеньора Посадор и выключила видеомагнитофон. – Теперь, мне кажется, вы должны были все понять.

Я в недоумении покачал головой.

Она отодвинула пустые коробки из-под пленки и устроилась на тумбе возле видеомагнитофона.

– Тогда попытаюсь вам объяснить. – Она взяла сигарету и рассеянно закурила.

– Вы говорили, что слышали о подсознательном восприятии?

Я нахмурил брови.

– Да, я слышал о технике воздействия на подсознание. На телеэкран или киноэкран вводится наплывом и проецируется на какие-то доли секунды определенная информация. Подобные эксперименты проводились в кино. В кадры фильма включали такие простые понятия, как, скажем, «мороженое» или «оранжад». Некоторые утверждали, что ощущали на себе их действие, и им хотелось полакомиться. Некоторые, наоборот, заявляли, что никакого воздействия на них все это не оказывало. Я считал, что все эти трюки давно вышли из моды.

– Это не совсем так. Эксперименты в самом деле оказались не очень удачными. Но метод, безусловно, в какой-то степени оправдал себя. Некоторые цивилизованные страны тотчас же оценили его как важное политическое оружие. Применяя такой метод длительное время, можно привить населению определенные доктрины. Одним из первых, кто разглядел это, был… Алехандро Майор.

Сохранившиеся в моей памяти выдержки из первой книги Майора в самом деле подтверждали это. Я кивнул в знак согласия.

– Двадцать лет назад, – сказала сеньора Посадор, глядя, как тает струйка дыма от ее сигареты, – Хуан Себастьян Вадос выставил свою кандидатуру на пост президента. Это были первые выборы после ненавистной диктатуры. Телевидение в нашей стране тогда только зарождалось. Вначале передачи могли смотреть только жители Куатровьентоса, Астория-Негры и Пуэрто-Хоакина. Но директор был сторонником Вадоса. Кто впервые обратил внимание на возможности, о которых мы только что говорили, сказать не могу. Все держалось в строгом секрете. Во многих странах использование таких средств воздействия на подсознание карается законом – многочисленные тесты доказали их антигуманный характер. Но в Агуасуле такого закона не было. Единственным препятствием являлась безграмотность большинства населения, что, впрочем, не изменилось и по сей день. В то же время было установлено, что действенность картинки, изображения гораздо большая даже для грамотных людей. Со словесной аргументацией можно не соглашаться, но визуальное восприятие откладывается в подсознании надолго.

Сеньора Посадор пристально рассматривала свою сигарету, но явно не видела ее – столбик пепла ссыпался на пол. Голос ее звучал жестко.

– Вадос по совету Майора, который стал его другом, на практике начал применять этот метод. Так, он весьма часто проецировал на телеэкран кадры, на которых его политический противник был представлен в самом невыгодном свете. Телевидение в стране было явлением новым, и люди проводили все свое свободное время перед телевизорами. Кончилось тем, что на противника Вадоса посыпался град оскорблений, в дом его ежедневно летели камни. И… и он не выдержал – покончил с собой.

Наступило длительное молчание. Затем сеньора Посадор снова овладела собой.

– Итак, мой друг, те из нас, кто знает все это и не одобряет такой политики, никогда не ходят в кино и не смотрят телевизионные программы без блинкера. С годами последователи Майора понабрались опыта, и сегодня вы видели типичную передачу, в которой применены современные средства воздействия на психику. Вот почему многие наши граждане думают, что обитатели трущоб и лачуг прививают своим детям животные инстинкты, развращают молодежь и глумятся над христианской верой. Теперь они также знают, что вы хороший человек, верующий католик, близкий друг президента, хотя на самом деле вы, вероятно, его ни разу и не видели.

– Однажды издали, когда он ехал в машине, – вставил я.

Она пожала плечами.

– Я сама едва узнала вас во время передачи в образе ангела отмщения, – сказала она. – Видимо, все было хорошо подготовлено заранее. Среди зрителей было много детей, а они верят в то, что видят. Жители маленьких городов и деревень и даже Куатровьентоса и Пуэрто-Хоакина в большинстве своем – простые, неграмотные люди, они воспринимают такие вещи непосредственно. По сравнению с жителями Сьюдад-де-Вадоса вы свободный человек, сеньор Хаклют. Вы приехали сюда и уедете обратно, и на вашем образе мышления это существенно не отразится. И все же я не советую вам смотреть телевизор в Агуасуле.

– Вы хотите сказать, что все телевизионные передачи заполнены, простите меня, такой дрянью?

Она поднялась и, нагнувшись, приоткрыла дверцу тумбы, на которой сидела.

– Взгляните сюда, – показала она на многочисленные кассеты. – Здесь видеозаписи передач последнего месяца. Могу продемонстрировать любую из них.

– Не стоит, – ответил я.

Она сочувственно взглянула на меня.

– Как я и предполагала, вы порядочный человек, сеньор Хаклют. Вам неприятно это открытие. Вот какими методами пользуются в стране «с самой совершенной системой управления».

Я закурил сигарету.

– Вчера вечером я беседовал с доктором Майором, – сказал я после непродолжительного молчания. – Он употребил это же выражение. Означает ли оно что-нибудь на практике?

– Для обычного гражданина? О, это ему почти ничего не говорит. Наше правительство применяет весьма ловкие приемы и орудует в лайковых перчатках. Для большей части народа двадцать лет правления Вадоса в самом деле можно назвать счастливыми. Никогда еще в Агуасуле не было такого спокойствия и процветания, и люди никогда не были так довольны. Но те из нас, кто знает, что к чему, кто видит длинные невидимые цепи, которыми нас опутали, – а таких, сеньор, немного, – боятся за будущее. Кто может, например, предсказать, что будет, когда Майор умрет? Помимо того, что он теоретик, он еще и блестящий импровизатор. Его искусство состоит в том, что он блистательно умеет поставить в нужную сторону парус прежде, чем подует ветер. А потом, состарится ведь и сам Вадос. Кто знает, как далеко заглянул Майор вперед, в будущее, чтобы преемник Вадоса смог крепко взять бразды правления в свои руки и уверенно повел страну дальше по намеченному курсу. Есть еще одна опасность. Опасность того, что это правление продержится еще очень долго, так долго, что, когда возникнет необходимость перемен, мы не сможем уже правильно и своевременно реагировать на происходящее.

Она беспомощно взмахнула своей холеной рукой и притушила сигарету.

– Я вовсе не пытаюсь вести с вами политические беседы, сеньор Хаклют. Я знаю, вы приличный человек. А то, что происходит здесь в Агуасуле, имеет значение для всего мира. Если мы пошли неправильным путем, все должны знать об этом, чтобы избежать наших ошибок. Ваше время истекло, сеньор. Я подвезу вас, куда вы пожелаете.