"Солнца Скорпиона" - читать интересную книгу автора (Балмер Кеннет)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ «Крозар! Ты… князь Стромбор!»

За свою долгую жизнь я побывал в разных тюрьмах, хотя и ни в одной не задержался на длительный срок. Тюрьма под магдагским храмом на-Приагс была не хуже большинства и намного лучше некоторых.

Меня раздели донага и распялили у влажной стены, заковав лодыжки и запястья в ржавые железные браслеты, от которых к железному же обручу на талии тянулись раздражающе болтающиеся цепи. Вот так я и ждал в полутьме частично освещенной струящимся сквозь железную решетку красноватым сиянием.

Всякие мысли о восстании начисто вылетели у меня из головы. И не потому, что я отчаялся. Когда меня уводили из хибары, я видел перед ней сваленные в кучу тела моих командиров групп, убитых, зверски убитых. И видел, как с воплем убегал вглубь «нахаловки» Болан. Его лысая голова сверкала в сиянии четвертой луны, Завуалированной, а из левого плеча у него торчала стрела. Когда зеленое солнце появится снова, любой бунт наверняка будет подавлен.

Тюремщики вытащили меня на допрос. Это были люди, поскольку во время Великой Смерти и Великого Рождения в храмы Магдага не допускали никаких наемников полулюдей-полузверей. Магнаты второго класса, они принадлежали к той же породе, что и Венгард, который с такой злобой приказал пощекотать меня «старым змеем».

Стены и потолок комнаты, куда меня привели — вернее, пригнали пинками и затрещинами — были сделаны из неотесанного камня. Угол перегораживал стурмовый стол. За ним сидел начальник стражи, весь с головы до ног в кольчуге и с мечом на боку. Разговаривая со мной, он то и дело оглаживал эти безобразные вислые магдагские усы.

— Ты расскажешь нам обо всех последних планах мятежников, раст. А не то умрешь неприятной смертью.

Полагаю, он увидел, что меня этим не возьмешь; поскольку не хуже чем я знал, что после такого меня сразу же убьют. Тут, как вы услышите, я ошибался.

— Мы знаем твои замыслы — ты, кого рабы называют Писцом. У нас есть образчики вашего жалкого оружия, сделанного рабами. Но нам нужны кое-какие уточнения.

У них хватило неосторожности оставить меня с целой бухтой цепи между лодыжек. Те цепи, что соединяли мне запястья, конечно же послужат неплохим оружием. Не потрудившись пнуть стоявших рядом со мной охранников, я перемахнул прямо через стол, обвил цепь вокруг горла начальника стражи и потянул, заставляя того выгнуться назад.

— Я оставлю тебе достаточно воздуха, чтобы скомандовать этим крамфам, — ядовито прошипел я ему на ухо. Он визгливо прокулдыкал своим громилам приказ отойти. Пат.

Тут дверь распахнулась, и вошел Гликас.

Его резкий властный голос уже с порога разносился по помещению:

— Пошлите за заключенным, Писцом. Этого раба окружает какая-то тайна, которую я…

И тут он увидел меня. С шипением втянул в себя воздух. Его длинный меч молниеносно вылетел из ножен.

— Я зарублю тебя, раб, задушишь ли ты этого злосчастного начальника стражи или нет, — он засмеялся шелковистым змеиным смехом. — Наверно, я в любом случае прикажу его удавить — за то, что он позволил тебе совершить такую наглость, — и ожег взглядом парализованных тюремщиков: — Схватить его!

Смерть этого магдагского магната второго класса никому не пошла бы на пользу. Я отпустил его — разумеется, не без сожаления.

Мои шатеновые волосы сильно отросли, бороду и усы я не стриг, и они разлохматились. Я стоял перед столом, грязный, замызганный и потный. Гликас по-прежнему направлял свой меч на меня.

— Я и есть Писец, — сказал я.

— Твои друзья много рассказали о тебе. Но они мало чего о тебе знают, раб. Ты расскажешь мне все, что я хочу знать.

— Например, откуда я взялся? Куда исчезал? Или может, что ты, Гликас подлая зеленая рислака?

Он разинул рот. На какой-то миг самообладание покинуло его. Трясясь от гнева, он налетел на меня, по прежнему направив мне в грудь меч, и схватил за поросший грязной бородой подбородок, повернув лицом к свету фонаря. И снова с шипением выпустил воздух, рука, сжимавшая мне подбородок, дрогнула.

— Драк, ков Дельфонда!

— А теперь ты, наверно, освободишь меня от этих позорных цепей, позволишь принять ванну и умаститься, а потом принесешь извинения и объяснения…

— Молчать! — зарычал Гликас. Он отступил, по-прежнему не опуская меча. Уж он-то не пойдет на риск оказаться в том же положении, что и начальник стражи. — Хватит. Для меня довольно и того, что ты — Писец, изменник-раб, которого разыскивают. А то, что ты сделал с моей сестрой, касается только нас, а не Магдага.

— Я ничего не сделал с принцессой Сушинг, — сказал я прежде, чем он успел меня ударить. — В том-то её и беда.

Тут-то он меня и ударил.

Мне предназначалось быть использованным в ритуалах, обеспечивающих возвращение зеленого солнца, Генодраса, и возрождение Гродно.

Меня терзали самые противоречивые чувства. Думаю, вы не поймете если я скажу, что на какой-то странный и болезненный лад меня радовало случившееся. С самого начала, на протяжении всего этого третьего периода моего пребывания на Крегене, я не был собой. Я все время ощущал незримое принуждение, исходящее от Звездных Владык — а возможно, как я тогда думал, и от Савантов — и это заставляло меня совершать действия и поступки, не вполне отвечающие моей природе. Меня угнетало это удушливое ощущение роковой предопределенности. Странные и таинственные силы вырвали меня с родной Земли, и я откликнулся на это с энтузиазмом и радостью. Но тяжелые предчувствия, которые я не мог стряхнуть, омрачили мои мысли и действия. А здесь, в этом гигантском магдагском храме на-Приагс, Звездные Владыки явно покинули меня. Похоже, они сочли, что их планы на мой счет не оправдались, и я для них бесполезен.

И я вдруг почувствовал себя свободным. Мне стало легко. Я снова мог стать прежним обыкновенным Дреем Прескотом и встретить грозящий мне рок со всей своей обычной грубой смелостью, которую мог призвать.

Чтобы умилостивить сверхъестественные силы и обеспечить возвращение Генодраса, на ритуальных играх Магдага использовали самых высокопоставленных пленников. Нас запихали в железные клетки, выходящие в зал храма на-Приагс, с тем расчетом дабы мы видели, что нас ждет, и содрогались при виде своей судьбы. Вцепившись в прутья клетки, я смотрел на разворачивающуюся передо мной фантастическую сцену. Огонь светильников и факелов мерцал и вспыхивал, озаряя массивные стены с вереницами картин и рельефов, прославляющих мощь Магдага фресок, скульптуры зверей-богов и подавляющее обилие декоративных деталей.

Увиденное поразило меня.

Вокруг расчищенной площадки, на которой нам предстояло быть замученными до смерти посредством ужасающих и изощренных пыток, не укладывающихся в сознании нормального человека, расположились в ожидании рядами магдагские магнаты. Они ожидали появления церемониальной процессии, которую должен был возглавлять верховный магнат этого храма, которым был Гликас. Вся толпа разом вздохнула, когда закурились благовония и в огромное помещение степенно вошли жрецы и священная стража. Гликас, такой же коренастый, жесткий и подлый, как всегда, проследовал вперед, а над его головой четверо вельмож несли расшитый золотом священный покров.

Я обвел взглядом зал. И был поражен.

Присутствующие все до единого были одеты в красное.

Одетые сплошь в красное они ждали, или мерным шагом шли к помосту, сплошь в красном, и на боках у них покачивались длинные мечи, сломанные пополам, с выступающими из разодранных ножен острыми неровными краями.

Сплошь в красном.

Здесь, в сердце Магдага, в цитадели Гродно Зеленого!

Так вот в чем заключалась часть тайны, вот в чем часть причины, по которой все эти ритуалы долженствующие обеспечить возвращение зеленого солнца позволялось видеть только магнатам и прочей знати. От нас, жертв, конечно, не ожидалось, что кто-то выживет. И я разгадал часть этой тайны.

Красное солнце Зим, поглотив Генодрас, оставалось на небе. Так что же могло быть более естественным, для поклонников Гродно чем постараться задобрить Зара, божество красного солнца Зим! И правда что! Но как постыдно признаться в этом всему миру! Как им должно быть ненавистно то, чем они сейчас занимались, одетые в ненавистное красное к вящей славе Зара, а не Гродно, умоляя, униженно выпрашивая возвращения Генодраса — но не Гродно, а Зара!

— Святотатцы! — голый человек со следами от кнута на спине вцепился в решетку, яростно ругаясь. Другие жертвы, сидящие в клетках, тоже что-то кричали и орали, но магдагцы, похоже, привыкли к этому и не обращали внимания.

Наверняка в тот миг у меня в душе появилась какая-то жалость к жителям Магдага. Я б тоже на их месте испытывал боль, будь обречен законами астрономии терять при каждом затмении свое божество.

Но в самом скором времени пленников принялись выводить из клеток, покалывая их мечами и вынуждая выйти в центр площадки, где их ждали палачи. Творившееся там было нечеловечески жестоким, дьявольским; и творилось все это во имя религиозного суеверия.

Вонь фимиама от которого меня всегда мутило, шум, крики, резонирующее в ушах то стихавшее, то становившееся громче песнопение, вопли жертв, ощущение врезавшихся мне в ладони шероховатых прутьев клетки — все слилось у меня к мозгу в страшную серию контузий вызывая дикое потрясение. По всему храму были развешаны огромные штандарты, из красной ткани, расшитые гербами и эмблемами Санурказза и других южных городов — Заму, Тремзо, Зонда, и цитаделей, вроде Фельтераза, а также организаций и орденов, в том числе Красной Братии Лизза и крозаров Зы, и отдельных лиц вроде Зазза, Зенкирена — и Дрея, князя Стромбора!

И тут я заметил дьявольскую хитрость в этой выдумке. Когда очередная жертва падала, приняв смерть, одно из красных знамен снимали, рвали на куски и кидали в жертвенный огонь. Здесь наблюдался пример той извращенной логики на какую только и способен ум фанатика, чьи помыслы устремлены к одной-единственной цели. И все же ритуальные испытания были организованы так, что для жертвы оставался единственный, очень слабый шанс — наверно, один из тысячи — спастись и выйти живым. В таком случае спасенное от огня знамя убиралось до следующего раза, а жертва тут же возвращалась в клетку ожидать следующего испытания. Это было испытание лимом и вофло с лихвой!

Я лелеял надежду, что сумею уцелеть и в этом испытании.

Оно было дьявольским и простым.

Нужно было пробежать по мостику, под которым неровно двигалась полоса острых как бритва ножей, неся на руках полувзрослого лима. Это мохнатое злобное животное, из семейства кошачьих, с восемью лапами, гибкое и подвижное, как хорек, с клиновидной головой оснащенной клыками способными прокусить ленковую доску. Взрослый лим не уступал по размерам земному леопарду. Детеныш, которого мне дали, был размером где-то со спаниеля. Он сразу попытался вонзить в меня клыки, но я схватил его за шею и начал безжалостно душить до смерти, ещё когда меня подталкивали мечами гоня на тот мостик. Я бежал по мостику, а мужчины и женщины Магдага смеялись и раскачивали эту шаткую конструкцию. Я покачнулся едва не потеряв опору под ногами и не сорвавшись на двигавшиеся кругами похожие на косы ножи. Но я только стиснул покрепче шею лима, отчаянно молотившего всеми восемью лапами. Визжать он уже не мог — так крепко я придушил его. Ах как же крепко я придушил его! И я бежал. Когда я достиг противоположного конца мостика, меня встретили воины с мечами. Я швырнул лима прямо в них. Зверя тут же зарубили и острия мечей уткнулись мне в грудь, вынуждая отступить назад в клетку.

Но я увидел, как от жертвенного огня унесли в целости штандарт с гербом Зенкирена, и торжествовал.

Что же, мне оставалось только ждать следующего испытания.

Все это время, пока жертвы подвергались этой дьявольской ордалии, и гибли, вокруг площадки продолжались пиршество, песнопения и ритуальные танцы. Медленно, но неуклонно число жертв и красных знамен становилось все меньше.

Один ужасный бур сменялся другим.

Затем я увидел, словно в тумане, принцессу Сушинг. Она сидела рядом с братом, смеялась и пила вино из лахского хрустального кубка. Одетая во все красное, она выглядела варварски великолепной, лицо раскраснелось, веки ярко раскрашены, глаза блистали, а алые губы чувственно приоткрыты.

Она видела, как я бежал. Она видела меня, голого, с потом, льющимся по груди, с вздувшимися от неистового напряжения мускулами — когда я пересекал смертоносную яму, неся в руках лима.

Посмотрев опять в её сторону после того как стих предсмертный вопль бедолаги, который не сумел вовремя отдернуть голову от колеса с ножами, похожего на циркулярную пилу, и был обезглавлен, я увидел, что Сушинг исчезла.

Из клеток для жертв в большой зал храма вели маленькие решетчатые ворота, которые хорошо охранялись. Напротив находились входы, через которые нас привели. А за ними располагался лабиринт мегалитического сооружения, которое объединяло в себе, наверно, пару десятков храмовых залов вроде этого, где в этот самый момент тоже разыгрывались ритуалы смерти.

Внутри строений, которые чему-то служили только в такие времена, располагались кухни, спальни, гардеробные и прочие необходимые помещения, используемые магнатами. Задняя дверь открылась, и в клетку остриями мечей втолкнули новые жертвы. Один из магнатов в кольчуге, конвоирующий пленников, схватил меня за руку и оттащил от решетки.

— Сюда, раст. И тихо.

Я последовал за ним и, в сопровождении ещё шести стражников, мы вышли из клетки и двинулись по каменному коридору. До меня начало доходить, что их послал кто-то, кто меня знал. И, что существенно, счел нужным послать за мной эту семерку, среди которой были только магнаты. Навстречу нам попадались стражники, конвоирующие пленных, и личные рабы, спешащие по своим делам — балованные любимчики из числа дворцовой прислуги. Конечно, в это время никто не пустит их в большие залы.

Тот лим которого я таскал все-таки сумел скребануть меня одной из когтистых лап по груди. Из ссадин сочилась кровь.

Мои конвоиры были магнатами второго класса. Их вислые усы отличались экстравагантной длиной. Свои длинные мечи они держали наготове. Им, похоже, рассказали, кто я такой.

Мы вошли в узкую комнату с высоким потолком. Стены были увешаны гобеленами, изображавшими охоту Галлифона, который открыл, каким вкусным может быть ломтик вусковины, поджаренный над открытыми огнем. Конвоиры пятясь вышли. Последнее, что я увидел от этой семерки, были острия их мечей.

Открылась другая дверь, и вошла принцесса Сушинг.

Она была бледной, на щеках у неё горели алые пятна. Движения её были резкими, пылкими порывистыми и выдавали страх.

— Драк… Драк! Я увидела тебя… — она закусила губу и глядела на меня. Я спокойно ответил на её взгляд. Она протягивала мне серую набедренную повязку раба и тунику с вышитым черно-зеленым знаком надсмотрщика с балассом, а подмышкой держала балассовую палку. На Сушинг все ещё было то красное платье, грудь вздымалась от порывистого дыхания. Ее расширившиеся глаза сверлили меня гипнотическим взглядом.

— Почему, Сушинг? — спросил я.

— Я не могла допустить, чтобы ты умер такой смертью! Не знаю… не спрашивай меня. Я не могу объяснить. Да поторопись, ты, калсаний!

Я одел то, что она принесла, и взял балассовую палку. И не ударил ей принцессу.

— Ты должен спрятаться, пока не вернется Генодрас…

— Будет лучше, Сушинг, если я уберусь прямо сейчас, не так ли?

— Ах, Драк! Неужели ты не можешь остаться, даже теперь?! Даже после того, как я рисковала…

— Я благодарю тебя, принцесса, за то, что ты сделала, — я посмотрел на нее. Она была чрезвычайно прекрасна — на свой пышный, буйный лад. — Думаю, ты простила меня за то, что случилось во дворце «Изумрудный Глаз».

— Нет! — вспыхнула она. — Я предложила тебе все! А ты высмеял меня. Ах, как я возрадовалась, когда те два крамфа донесли на тебя моему брату! Я думала насладиться твоими муками, твоей смертью! Но… но…

— Кто?

Она надулась и пожала этими роскошными плечами.

— Не имеет значения. Двое крамфов-рабочих. Они теперь приговорены к…

— Кто?

Должно быть, моя физиономия произвела свое обычное страхолюдное воздействие. Сушинг съежилась и попятилась.

— Надсмотрщики с балассом. Пугнарсес по-моему, и Генал…

— Нет! — вырвалось у меня. Я почувствовал боль, муку, какой не мог причинить мне ни удар мечом, ни когти лима.

Она увидела это. И торжество подстрекнуло её продолжать.

— Они предали тебя! Пугнарсес — потому, что этот дурак думал получить кольчугу и меч магната! А тот, другой — потому, что Пугнарсес уговорил его сделать так из ревности к той девчонке…

— Холли! — догадался я.

— Да, — ядовито бросила она. — Отвратительная девка… крамфа! Она и сейчас ждет мура, когда моему брату захочется поразвлечься!

— А эти двое — Пугнарсес и Генал?

Она снова повела этими округлыми плечами. Судьба этих людей была ей безразлична. Она всегда брала все, чего ни захочет; и все ещё верила, что сможет взять и меня, если достаточно постарается.

— Они будут жертвами. Это справедливо. Они слишком много себе позволяли.

— Справедливо? Так вот значит какова справедливость Магдага?

— Что ты, ков Вэллии, понимаешь в нашей справедливости?!

Я схватил её за плечо.

— Я хочу найти этих двоих…

— Чтобы их убить? Чтобы отомстить? — она не стала вырываться, но качнулась ко мне и сжала меня к объятиях. — Не нужно, Драк! Не нужно! Брось их. Беги! Я все устроила. Когда Генодрас вернется и мир снова станет зеленым — мы сможем бежать отсюда!

— Куда? В Санурказз?

Она покачала головой у моей груди.

— Нет. У меня обширные поместья. Никто не станет задавать вопросов принцессе Сушинг. Я создам для тебя новое имя, мой Драк. Мы сможем вернуться в Магдаг. У меня хватит средств на нас обоих, и с избытком.

На данный момент я был по горло сыт новыми личинами.

У неё хватило ума не пытаться найти достаточно широкую кольчугу, в которую влезли бы мои плечи. Надсмотрщик с балассом занимал некое среднее положение, и я мог спокойно разгуливать по всему мегалитическому комплексу не вызывая никаких сомнений в иерархической структуре. Окаменев лицом, я решительно двинулся к двери.

— Куда ты… Драк. Нет! Пожалуйста… НЕТ!

— Благодарю тебя за помощь, принцесса Сушинг. Я не виню тебя за то, что ты такая, какая есть. Это сотворено не тобой, — я открыл дверь. — Если ты желаешь вызывать стражу, то это твое право.

Она подбежала ко мне и схватила за рабскую серую тунику. За дверью прошли конвоиры с вопящей жертвой.

— Драк! Я с тобой!

Мы вышли вместе. Она, как и полагается, шла впереди и вела меня по лабиринтам коридоров, избегая залов, из которых доносились леденящие кровь звуки проходящих там ритуалов. Я ничего не мог сделать для тех зарян, здесь, в этом средоточии кольчужной мощи Магдага. Но кровь моя закипала, а сердце билось быстрее. Мне не без усилия удавалось держаться прямо и бесстрастно, когда мы проходили мимо этих магдагцев.

Генал и Пугнарсес сидели скованные вместе в камере, дожидаясь когда их призовут на жертвенные игры. Они выглядели несчастными, удрученными и разбитыми. Однако я с радостью заметил, что они не казались напуганными. Им хватило времени на размышления, пока они сидели нагими и скованными в магдагской темнице.

Увидев меня через плечо охранника, они выпучили глаза и подняли бы крик, выдав меня вторично, если б я не успел ударить охранника в подбородок над открытым наустником. Я снял у него с пояса ключи и меч.

Я стоял, глядя на них, а Сушинг неуверенно переминалась у двери, испуганно оглядывая коридор.

— Писец, — пробормотал Генал и сглотнул. Похоже, ему стало дурно. Если ты собираешься нас убить, сделай это сейчас же. Я заслуживаю смерти, ибо предал тебя.

Пугнарсес в свою очередь тоже нервно сглотнул. Он глядел на меч, как кролик на удава.

— Бей посильнее, Писец.

— Вы — пара придурков, — бросил я свирепо, горячо и гневно. Боль переполняла меня. — Вы предали меня из-за Холли. Разве вы не видели кучу трупов — трупов наших же ребят? Вожаки отрядов перебиты, славной революции конец!

— Мы… — прохрипел Генал.

— Это я убедил Генала, — вмешался Пугнарсес. — Я хотел стать магнатом! Я думал, нам двоим поверят больше, чем мне одному. Вину должен принять на себя я, Писец…

— И посмотрите, что сделали в ответ магнаты, как наградили вас за предательство! — выражение моего лица, похоже, заставило их поверить, что для них все кончено. — Я могу понять почему любой из вас пойдет на все из-за любви к девушке, и, полагаю, вы думали, что ей придется выбрать одного из вас! Предать соперника — какой пустяк для того, кто влюблен! Но вы предали всех и все, ради чего мы работали и боролись. Вы предали больше чем меня, Писца!

Я поднял меч. Они оба смотрели на меня, но ни один и глазом не моргнул. Я взял ключи, бросил меч и отомкнул замки.

— А теперь, вускоголовые, — сказал я, — мы будем драться!

Но сперва… оставалась ещё Холли.

Я вручил меч Сушинг. Она заколебалась. По коридору снова прошел отряд стражников. Я показал на них.

— Один крик, принцесса, и как ты все это объяснишь?

Она круто развернулась хватая меч и, по-моему, с трудом удержалась от соблазна изрубить нас троих на куски. А потом… Она проводила нас. Она шла впереди, покачивая бедрами, и представляла собой самое завораживающее зрелище.

— Подождите здесь, — сказала она, когда мы подошли к покоям её брата, размещенным в глубине комплекса. — Я приведу девушку.

— Можем ли мы ей доверять? — спросил Пугнарсес, когда она скрылась.

— Должны, — ответил за меня Генал. — Она, как и Писец, — наша единственная надежда.

— А когда мы вернемся в «нахаловку», — осведомился я, — что с ней тогда станет?

Генал посмотрел на меня и отвел глаза. Он остро переживал свой позор.

— В другое время, Писец, — проговорил с нехарактерной для него рассудительностью Пугнарсес, — я бы посоветовал: «убей ее!» Но думаю ты этого не сделаешь, — он поглядел на меня. — Ты её любишь?

— Нет.

— Но она тебя любит.

— Это ей так кажется. Но она преодолеет это.

— А… Холли?

— Холли — милая девочка, — сказал я. — Но моя любовь — далеко отсюда, в другой стране, и я остаюсь здесь только в силу возложенного на меня обязательства. Как только я выполню свою задачу, то… то поверьте мне, я оставлю Магдаг со всеми его злодейскими обычаями и постараюсь оказаться от него как можно дальше!

Я говорил это так страстно, что они не могли не поверить. Тут появилась Сушинг, за ней покорно следовала Холли. Когда Холли увидела меня, вся кровь прилила к её щекам.

— Скорее, принцесса, — вот и все, что я сказал.

На мой взгляд, у нас не было времени для травматических эмоциональных всплесков. Я хотел скорее вернуться в «нахаловку». Все мы знали, что произойдет, как только в небе над Крегеном вновь появится Генодрас, и магнаты Магдага выйдут из мегалитических комплексов, где их до поры заточило суеверие.

Понятное дело, Сушинг все ещё верила, что сможет убедить меня принять её план. Ей он казался единственно разумным, на самом-то деле единственным и неизбежным.

Действительно, с какой радости ков Дельфонда предпочел бы вернуться в это вонючее гнездо растов — рабочих и невольников?

Мы торопливо двинулись по коридорам. По правде говоря, я уже думал, что нам удастся вырваться на волю без осложнений.

— Сюда, — тяжело дыша, сказала Сушинг. — Наверху, за этой узкой лестницей — мост, а дальше спуск на улицу. Я не смею выходить, пока в небе не появится Генодрас. Мы можем подождать.

На это я ничего не ответил. Я ждать не стану.

Сверху по той крутой лестнице, стены которой были покрыты эмалированными изразцами, изображавшими фантастических птиц, животных и зверей, спускались двое стражников в кольчугах. Свет факелов играл на металлических кольцах их доспехов. Они конвоировали пленника — новую жертву для кровавых ритуальных игр. Он был изможден, грязен и зарос бородой. Но я узнал его. И посторонился, пропуская их мимо себя.

Но Рофрен, тот самый Рофрен, что служил старшим помощником на борту «Сиреневой птицы» пура Зенкирена и так оплошал во время рашуна, тоже узнал меня.

С подножья лестницы донесся крик. На блестящие изразцы бросили светло-оранжевые блики новые факелы.

— Хай! Принцесса! Принцесса Сушинг, этот человек — Писец! Это беглые рабы! Они опасны!

Я вырвал меч у переднего конвоира и рубанул его по шее. Он упал и полетел кувырком до самого основания лестницы. Пугнарсес и Генал разделались со вторым конвоиром, который присоединился к первому, образовав у ног своих товарищей кучу-малу. Те уставились наверх.

— Беги! — крикнула Сушинг.

Теперь у нас было уже три меча.

Рофрен протянул руку. Его изможденное лицо осветилось воодушевлением. Он расправил плечи, в жесте инстинктивном и одновременно вызывающем.

— Лахал, пур Дрей, — приветствовал он меня. Язык у него заплетался, словно он был одурманен. — Дай мне меч. Я буду рад обменяться ударами с этими магдагскими растами, которых Зар погрузил во мрак. А вы бегите и возьмите с собой женщин.

Он знал, что я никогда так не поступлю, но говорил от души. Я посмотрел на него.

— Лахал, Рофрен, — ответил я.

— Я принадлежу к Красной Братии Лизза, — гордо сказал он, вскинув голову. — Раньше я желал войти в число крозаров Зы, но рашун тут лишил меня всякой надежды. Дай мне меч. Я умру здесь, но пока я жив, никто не пройдет.

Я потянулся за мечом, который держала в руке Сушинг. В её глазах засверкало безумие, она вся съежилась.

— Что…?!

Рофрен взял меч. Прикинул его в руке. По лестнице к нам уже торопливо поднимались магнаты Магдага в кольчугах.

— Приятно снова почувствовать в руке меч, — сказал он. — Слишком долго я был пленником.

Тут он рассмеялся и махнул клинком.

— Оставайся, если угодно, пур Дрей, маджерну Стромбор, ставший крозаром Зы. Это будет славный бой. Оставайся, и ты, крозар, сможешь увидеть, как умеет погибать красный брат Лизза!

Сушинг уставилась на меня. В глазах её отражался весь ужас и ад.

— Крозар… — прошептала она. — Ты… князь Стромбор!