"Забавляйся сейчас... убьешь позднее" - читать интересную книгу автора (Браун Картер)

Глава 2

В баре на бульваре Уилшир стоял полумрак, и после яркого солнца это казалось чудесным. Мы с Боулером договорились встретиться в пять часов, я пришел вовремя, устроился в уголке, заказал бурбон и закурил сигарету. В зале почти никого не было. Лишь трое парней в темных очках деловито обсуждали вопросы авторского права и телевидения. В противоположном конце за столиком сидела одинокая блондинка с бокалом в руке и неотрывно любовалась собственным отражением в зеркале над стойкой. Очевидно, барышня о чем-то с ним беседовала, потому что ее губы все время шевелились.

Прошло минут пять, прежде чем в бар вошел новый посетитель и, оглядевшись по сторонам, направился ко мне. Молодецкий разворот плеч этого высокого, крепко сколоченного господина вряд ли объяснялся исключительно покроем костюма. Прежде всего я заметил напомаженные черные волосы и маленькие усики над слишком женственным ртом. А когда парень подошел поближе, в меня впились холодные, как у змеи, карие глаза.

Остановившись у моего столика, он с сильным восточным акцентом спросил:

— Холман? — и, получив утвердительный кивок, сел напротив. — Я Боулер, — сразу начал он. — Согласившись встретиться с вами, я и так сделал большое одолжение, Холман. Так что не теряйте время на пустые разговоры, пока я не передумал.

— Я бы сказал, что действуете вы очень артистично для профессионала; или же вы считаете необходимым прежде всего сломить сопротивление простака?

— Так вот оно что? — Боулер усмехнулся, продемонстрировав превосходные белые зубы. — Кендалл воображает, что я шучу?

— Он принял вас за какого-то психа, — холодно пояснил я, — или же вымогателя. Впрочем, возможно то и другое вместе.

— Так вот почему он вас нанял! — Парень быстро кивнул. — Так Кендалл принял меня... Естественно, сначала он должен был попытаться блефануть. А может, еще и рассчитывает напугать меня? — Боулер негромко хохотнул. — В данный момент Кендаллу не испугать меня, позови он на помощь хоть весь американский Военно-морской флот. Хотите знать почему? Потому что он грязный вор, похититель чужих пьес, сам это прекрасно знает и не сомневается, что у меня есть доказательства. — Он глянул на подошедшего официанта:

— Скотч и содовую.

— Ну так предъявите их, — предложил я.

— Я не обязан что-либо доказывать Кендаллу, — огрызнулся Боулер. — Как я только что сказал, он сам все знает.

— Мистер Кендалл это отрицает, поэтому и поручил мне все выяснить.

Боулер подумал над моими словами, пока официант ставил на стол выпивку, и, едва тот отошел в сторону, перегнулся через столик.

— Эту пьесу написал мой клиент, — начал он, — и отослал ее Кендаллу. Думал, что такой мастак в этом деле здорово поможет с постановкой, если даст хороший отзыв. Пьеса так и не вернулась обратно. А потом мой клиент обнаружил, что она появилась в качестве очередного хита на Бродвее уже под именем Кендалла.

— Откуда вам известно, что Кендалл получил ее? — спросил я.

Он откинулся на стуле, взял в руки бокал и, медленно осушив его, неприятно усмехнулся:

— Мой клиент отправил ее заказной бандеролью, у нас есть расписка в получении.

— От самого Кендалла?

— Нет, кое от кого из его домочадцев. Понимаете, Холман, мой клиент совсем не глуп. Одновременно другая копия пьесы пошла к вице-президенту банка, и ее опечатали в соответствии с указанием не вскрывать пакет, а положить в сейф и держать до получения дальнейших инструкций.

— Так кто же расписался за копию, которая попала к Кендаллу?

— Он увидит подпись, когда выразит готовность приступить к переговорам со мной, — отрезал Боулер. — Я предоставлю ему еще три дня, не более, после чего организую встречу в кабинете вице-президента банка со свидетелями, настоящими, заслуживающими доверия свидетелями. Тогда мы предъявим Кендаллу дату и подписанный почтовый бланк и попросим вице-президента вскрыть копию, которая хранится у него в сейфе. Оба документа совпадут.

— Что вынудит Кендалла согласиться заплатить вашему клиенту семьдесят пять процентов общей прибыли от постановки пьесы, в противном случае дело будет передано в суд?

— Точно! — кивнул Боулер. — И если нам придется подать в суд, дружище Кендалл не только выложит денежки, но и навсегда распрощается с сочинением пьес. Его имя в шоу-бизнесе будет смешано с грязью.

— Кстати, об именах... Вы до сих пор не назвали мне имя своего клиента.

— И не собираюсь! — Он решительно покачал головой.

— Но мы же его все равно узнаем, если этот человек явится на встречу, которую вы планируете через три дня?

— Это совсем другое дело! — хмыкнул Боулер. — К тому времени вопрос будет решен. Пока же я не собираюсь давать вам возможность запугать клиента. Вы как раз из тех мерзавцев, кто вполне способен на это, Холман. Я про вас наслышан.

— Вы действовали весьма осторожно, стараясь не указывать на пол своего протеже, — усмехнулся я. — Упорно говорили “мой клиент”. Однако у меня создалось впечатление, что речь идет о женщине.

В глазах у него вспыхнуло раздражение, так что я, видимо, попал в “яблочко”. Прикончив свой бокал, я подозвал официанта.

— Вот вы обо мне слыхали. Боулер, — сказал я, — я же о вас — ни единого слова. Какого рода бизнесом вы занимаетесь, если ваш клиент не гнушается заявлять права на чужую пьесу? Вы кто — адвокат, агент, частный детектив?

— Не ваше дело! — рявкнул он.

— Если у вас законный клиент, значит, вы занимаетесь законным бизнесом. Что плохого, если вы это признаете?

— Я уже сказал все, что хотел. А насчет остального как-нибудь сами разберетесь, Холман.

— Шантаж, вымогательство... — Я подмигнул ему отнюдь не дружески. — Да, такой анонимный бизнес существует, это точно.

— Попридержите язык, — зарычал он, — если не хотите, чтобы я расквасил вам физиономию!

— Вы слишком обидчивы, — заметил я, пожимая плечами, — для человека, который не желает признать, какого рода бизнесом занимается, и в то же время смахивает на стопроцентного сводника.

Лицо Боулера так исказилось, что я было подумал: он готов перерезать мне глотку ржавой бритвой. Ничего не подозревающий официант принес новые бокалы как раз в тот момент, когда мой собеседник изо всех сил старался справиться с приступом ярости. В дальнем углу бара одинокая блондинка перестала беседовать со своим отражением и тихонечко роняла слезы в бокал. “Впрочем, если ни у кого не будет никаких проблем, чем, черт возьми, я стану зарабатывать на жизнь”, — подумал я. То же самое можно сказать и про нее. Потом я повернул голову и обнаружил, что пара темно-карих глаз злобно таращится на меня через стол.

— Передайте Кендаллу, что в его распоряжении три дня, — глухо проворчал Боулер. — Ровно три дня, не больше. — Он рывком вскочил со стула.

— Вы не допили свой бокал, — напомнил я. Парень объяснил мне, что именно я могу сделать с его выпивкой. Звучало это грубо, но не оригинально. Боулер так спешил уйти, что едва не столкнулся с одинокой блондинкой, которая как раз соскользнула с высокого табурета у стойки, видимо решив поплакать где-нибудь еще. Оба исчезли на улице, и я остался в баре один, не считая компании, все еще беседовавшей о правах какой-то районной телестудии.

Не спеша допив свой бокал, я расплатился, вышел из бара и зашагал к платной стоянке через дорогу, где оставил машину. Домой, в небольшой домик в Беверли-Хиллз, я вернулся около шести. Теперь мне оставалось только ждать. Чтобы убить время, я стал раздумывать, не искупаться ли в бассейне за домом, но потом все же предпочел налить себе еще бокальчик. Примерно через полчаса у двери затренькал звонок. Я поспешил открыть и узрел симпатичную, интеллигентного вида блондиночку. Она мне мило улыбнулась, затем спросила приятным голосом, Рик ли я Холман. Я подтвердил, что меня действительно так зовут.

— Я — Сэнди Гиббс из агентства Трушмана, — представилась она.

— Знаю.

— О! Это было так заметно?

— Только методом исключения, — честно ответил я. — Лично я посчитал эти пьяные слезы восхитительной находкой. И часто вы ею пользуетесь на работе?

— Только в барах, — улыбнулась она. — Самый действенный способ охладить пыл какого-нибудь назойливого Ромео, из тех, что могут загубить все дело.

Я пошире распахнул дверь:

— Входите же, прошу вас.

В гостиной я повнимательнее пригляделся к Сэнди Гиббс из частного детективного агентства, где заочно нанял оперативника, и решил, что ее и впрямь стоит хорошенько рассмотреть, желательно — с самого близкого расстояния. Волосы цвета спелой соломы золотистым каскадом ниспадали на плечи, а полные губы, казалось, говорили: “Может, да, а может, нет”, с единственной целью свести парня с ума, поскольку он пребывает в полном неведении насчет того, как себя вести. Чистой воды провокация. Я не обратил внимания на внешность Сэнди, когда она сидела в баре, рыдая над бокалом, стало быть, камуфляж был эффективен.

Аккуратное голубое льняное платье эффектно обтягивало высокую грудь и плавные изгибы тела. Когда же мисс Гиббс закинула ногу на ногу, подол приподнялся дюймов на пять, обнажив колени с умопомрачительными ямочками. Короче, девушка воплощала мой идеал частного детектива!

— Мне двадцать три года, — пробормотала она, слегка улыбаясь, — и природа наградила меня всего одним родимым пятнышком в довольно необычном месте; многие находят это забавным. Ну а все остальное вы уже разглядели, мистер Холман?

— Меня зовут Рик, — выдохнул я, — а Сэнди — потрясающе имя, потому что оно напоминает пляж при свете луны, и вот вы лежите там со своим родимым пятнышком, в то время как...

— Очень может быть! — довольно бесцеремонно перебила она меня. — Но давайте-ка перейдем к делу, ладно? — Сэнди достала из сумочки блокнот и перебросила несколько листков. — У меня здесь записаны подробности, номерной знак его машины и адрес. Все это я могу оставить вам, мистер Холман.

— Рик! — снова поправил я.

— Когда мы покончим с этим делом и вы угостите меня бокалом хорошего вина, — спокойно возразила девушка, — тогда будет “Рик”. Не стоит мешать бизнес с развлечением, иначе успеха ни за что не добьешься и все удовольствие испортишь.

— Да, мэм, мисс Гиббс.

Она снова заглянула в блокнот:

— Объект ездит на потрепанном седане, а живет в дешевенькой квартирке в Западном Голливуде. Квартира — на пятом этаже, зарегистрирована на имя Макса Боулера. Он сразу поднялся к себе, а я подождала минут двадцать, но безрезультатно. В конце концов я решила, что разумнее немедленно доложить вам обо всем, что я успела узнать, поскольку вы не дали никаких дальнейших указаний, а распорядились лишь проследить за этим человеком от бара и выяснить, где он живет. Верно?

— Да. Отличная работа, мисс Гиббс.

Серые глаза смерили меня недоверчивым взглядом.

— И просто, как апельсин. В агентстве немало удивились, что вы наняли оперативника для примитивной слежки. Они-то вас считают волком-одиночкой, привыкшим рыскать по небосводу кинозвезд.

— Я посчитал, что мистер Боулер окажется скромником и не захочет особенно распространяться о себе, — объяснил я, — а вздумай я пойти за ним следом, парень заметил бы это, как только мы вышли бы из бара.

— Наверняка. — Она вырвала из блокнота листочек и протянула мне:

— Это все, мистер Холман?

— Нет. Я бы хотел, чтобы вы еще какое-то время приглядывали за Боулером. Выясните, чем он зарабатывает на жизнь, как развлекается, кто его друзья.

— Понятно... Так я немедленно приступаю к делу?

— В семь часов вечера? — Я неодобрительно посмотрел на Сэнди. — Это было бы чистой потерей вашего времени и моих денег. Начать надо завтра с утра.

— Ладно. — Она пожала плечами. — Как скажете, босс.

— Ну, вот мы и управились с делами, — жизнерадостно заметил я. — Что вы пьете, милочка?

— Извините, мистер Холман. — Она поднялась со стула и разгладила юбку. — Когда закончу на вас работать, я охотно чего-нибудь выпью с вами.

— Но вы сейчас вовсе не работаете на меня! — возмутился я. — Вспомните-ка, до утра вы свободны.

В улыбке мисс Гиббс явственно ощущалась несгибаемость стали.

— С мелкими радостями жизни мы подождем до окончания дела... Вас устроит, если я доложу вам о результатах завтра в это же время?

— Годится, — простонал я, но тут меня осенила блестящая мысль:

— Эй, как вы посмотрите на то, чтобы я отказался от ваших услуг сию же секунду? Тогда вы сможете спокойно сесть и выпить коктейль.

— Нет! — отрезала она.

— Ну, я...

И тут зазвонил проклятый телефон.

— О, черт бы его побрал! — простонал я.

— Возьмите трубку, мистер Холман, — сказала она голосом доброй нянюшки, уговаривающей капризного малыша. — И не беспокойтесь из-за меня. Я прекрасно выйду отсюда сама.

Я стоял, мрачно взирая на соблазнительное покачивание округлого задика под голубой юбкой, пока Сэнди Гиббс не скрылась за дверью, потом неохотно снял трубку. Звонил Кендалл. Он хотел знать, видел ли я Боулера и почему не звоню.

Я ответил, что слишком сложно объяснять все это по телефону, тогда Кендалл спросил, не могу ли я прямо сейчас приехать к нему домой. Я сказал, что могу. Чего ради мне было торчать у себя?

Через пятнадцать минут дверь отворила не служанка современного фараона, а какой-то задиристый тип с холодными голубыми глазами, быстро лысеющий головой и толстенной сигарой, зажатой в зубах. На вид я бы дал ему лет сорок. Некогда мощная мускулатура начала заплывать жиром. Судя по всему, этого господина мое появление вовсе не обрадовало.

— Да? — Он даже не соизволил вытащить изо рта сигару.

— Мистер Холман к мистеру Кендаллу, — резко бросил я. — Можете доложить о моем прибытии.

Пепел упал на лацкан элегантного пиджака, пока незнакомец ошарашенно глазел на меня.

— Что?

— В наши дни только слуги могут позволить себе курить дорогие сигары, — рассудительно пояснил я, — поэтому, если вы и не совсем походите на идеального дворецкого из старинного романа, объявить-то о моем приезде, надеюсь, все же сумеете?

— Я — Майлз Хиллан, управляющий делами мистера Кендалла! — взорвался он. — Кто дал вам право говорить со мной таким тоном, Холман?

— У меня нет времени заниматься подобными пустяками... Я должен встретиться с мистером Кендаллом, а вы загородили дорогу.

На этот раз он все же вынул сигару изо рта и, зажав ее двумя пальцами, принялся сосредоточенно разглядывать.

— Мистер Кендалл в гостиной, — наконец изрек Хиллан, кипя от негодования. — Не забудьте вытереть ноги.

Я молча прошел мимо. Кендалл сидел в глубоком мягком кресле, на его физиономии застыло озабоченное выражение. Египетская мечта, истинная услада для глаз после тяжелого рабочего дня на пирамидах, полулежала на кушетке с сигаретой в одной руке и бокалом в другой. На сей раз она облачилась в длинное шелковое платье изумрудного цвета с глубоким вырезом, приоткрывавшим маленькую, но округлую грудь. Цвет платья подчеркивал оттенок зеленоватых глаз, которые, надо признаться, взглянули на меня с полнейшим безразличием.

— Присаживайтесь, мистер Холман, — любезно пригласил Кендалл и тут же перевел взгляд на любителя сигар, топавшего по пятам за мной. — Вы познакомились с моим управляющим Майлзом Хилланом?

— Да, успели перекинуться парой любезностей на пороге, — хмыкнул Хиллан. — Я вас предупреждал, Рейф, во что вы вляпаетесь, связавшись с этим типом вроде этого Холмана!

— Помню, — кивнул Кендалл, — но, вероятно, вы не так высоко цените мою профессиональную репутацию, как я. — Он перенес все внимание на меня, каким-то особым, плавным поворотом головы совершенно исключив Хиллана из разговора. — Что случилось, мистер Холман?

Я описал ему свою встречу с Боулером, подробно пересказав разговор. Все трое слушали, не упуская ни единого слова. Затем Хиллан презрительно фыркнул:

— Ну вот, это именно то, о чем я вам твердил! Этот тип, Боулер, пытается вас шантажировать, рассчитывая, что во избежание публичного скандала вы предпочтете раскошелиться. Все, что вы должны сделать, — это поручить нашему адвокату с ним разобраться. — Он коротенько хохотнул. — Черт возьми, вы ведь отлично знаете, что, получив по почте пьесу, никогда не задерживаете ее у себя, а тут же отсылаете обратно, в нераспечатанном виде.

— Боулер уверяет, что кто-то в этом доме расписался за бандероль, — спокойно объяснил я. — Судя по его внешнему виду и манере говорить, я полагаю, вы правы, считая этого типа профессиональным шантажистом. Но в таком случае он куда опаснее, чем неопытный любитель.

— Это также означает, что мой отец будет пользоваться вашими услугами гораздо дольше, не так ли, мистер Холман? — ядовито поинтересовалась Антония.

— Достаточно! — прикрикнул на нее Кендалл.

— Меня это не обижает, — искренне сознался, я. — Чувствительность в моей профессии — все равно что клаустрофобия для ловца жемчуга. А Боулера нельзя недооценивать, это ясно.

— Может быть, вы объясните мне поконкретнее, что привело вас к такому выводу?

— Вам это не понравится.

— По всей вероятности, но ничего не поделаешь!

— Судя по тому, как Боулер разговаривал и действовал, он слишком уверен в себе, чтобы блефовать. Если они явятся в суд и смогут доказать, что вы присвоили произведение его клиента, никто не станет раздумывать, правда это или нет. Отправлять по почте сразу две копии литературного произведения, чтобы при необходимости доказать авторское право, стало почти стандартной практикой в подобном бизнесе, не так ли?

— Конечно, — хмыкнул Хиллан, — но я не понимаю...

— Если, — продолжал я, не обращая на него внимания, — Боулер сможет доказать, что вы получили копию пьесы, соответствующую отправленной банкиру, и это то самое произведение, которое в настоящее время идет на Бродвее под вашим именем, иных доказательств не" потребуется.

— Но я ее даже в руках не держал! — воскликнул Кендалл.

— И это возвращает нас к тому, с чего я начал, — буркнул я. — Боулер вовсе не утверждает, что пьесу получили вы. Он говорит, что кто-то из обитателей дома расписался за бандероль, и ни судья, ни присяжные не поверят, что вы ее не читали, раз существует достоверное подтверждение того, что пьеса побывала в вашем доме.

— Но никто здесь не стал бы расписываться за... — Голос Кендалла сорвался, а в его широко раскрытых глазах появилось страдальческое выражение.

— Я предупреждал, что вам это не понравится, — напомнил я. — Я также полагаю, что вы правы: если бы кто-то в этом доме по неведению все же расписался за принесенную бандероль, он не стал бы этого скрывать и вручил бы пьесу вам.

— Не знаю, на что вы намекаете, Холман, — раздраженно бросил Хиллан. — Если кто-то, очевидно, не Рейф и не я, расписался за эту бандероль, почему же он не отдал ее Рейфу? Что, дьявол побери, он сделал с рукописью? Разорвал, сжег или что?

— Нет, “по неведению” — неподходящее слово! — крикнул я. — Это могло быть сделано только преднамеренно.

— Но это означало бы, — медленно проговорил Кендалл, — что кто-то в нашем доме специально умолчал о случившемся, став партнером шантажиста.

— Вот теперь до вас дошло, — усмехнулся я. Антония выпрямилась, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. Хиллан тоже вытаращил глаза, не замечая, что пепел сигары испачкал ему весь пиджак.

Это был по-настоящему болезненный момент, и подсознательно я ждал какого-то драматического действа: например, что кто-нибудь ворвется в гостиную и прикончит гнусного шпика на коврике у поддельного камина.

— Если так, — нервно обронила Антония, — это мог сделать любой из тех, кто тогда жил у нас в доме! — Она посмотрела на Хиллана. — Вы, или Брюс, или Питер?

— Вы никого не забыли? — спросил я самым вкрадчивым тоном.

— Я кого-то не упомянула? — С минуту девушка недоуменно таращилась на меня, потом ее лицо вспыхнуло от гнева. — Ох, вы имеете в виду меня? Это безумие!

Хиллан сверкнул глазами:

— Мы все вот-вот вцепимся друг другу в глотки!

— Это не безумие, — хрипло проворчал Кендалл, — а, напротив, вполне логично и разумно. Дело в том... — Он на мгновение запнулся. — Только я не могу представить, почему кто-то из близких захотел бы причинить мне такое зло?

— Три четверти миллиона долларов — довольно веская причина, — заметил я. — Но, возможно, существует и другая, более эмоциональная. Зависть, ненависть, кто знает?

— Ну, — Хиллан снова сунул сигару в рот, — если соединить деньги и зависть, круг немедленно сузится, верно? — Он глянул на Кендалла. — Я вам тысячу раз говорил, что глупо разрешать этим двум бездельникам жить здесь. Хотите заниматься благотворительностью — воля ваша, но селить паразитов в собственном доме — значит напрашиваться на неприятности. Разве я этого не говорил?

— Помолчите! — осадил его Кендалл. — Мне необходимо все обдумать.

— А что за два бездельника? — Я вопросительно посмотрел на Хиллана.

— Толбот, манерный виршеплет, и Джон Эшберри, самый скверный актер в мире! У Рейфа какая-то странная слабость к ним обоим — один Бог ведает почему, — и эти лоботрясы живут здесь уже пару лет.

— Ну а прислуга? — поинтересовался я.

— Прислуги практически нет, — отрезала Антония, — только раз в неделю приходит уборщица. Готовлю и слежу за домом я сама.

— Может быть, нам удастся немного сузить круг? — Я взглянул на Кендалла. — Например, кто находился в доме в то время, когда это могло произойти? То есть с момента, когда вы закончили черновой вариант пьесы, и до того, как отослали ее продюсеру на Бродвей.

— Почему с того момента, когда я закончил черновой вариант?

— Потому что кто-то должен был скопировать его и передать клиенту Боулера, — терпеливо объяснил я. — Как иначе ухитрились бы он или она вовремя отправить два экземпляра, достаточно схожих с вашей теперешней пьесой, чтобы они могли обвинить вас в плагиате?

— Я не подумал об этом, — с тяжелым вздохом признал драматург. — Разумеется, все нужно было продумать и спланировать до мелочей.

— Джеки! — возбужденно вскрикнула Антония. — Она прожила тут целый месяц как раз после того, как ты закончил пьесу и кое-что дорабатывал, помнишь?

— Не впутывай ее в эту историю! — сурово одернул дочь Кендалл.

— Еще чего! Если все под подозрением, включая твою собственную дочь, не вижу причин, чтобы Джеки оставалась в стороне. Неужели только потому, что она была твоей любовницей?

Кендалл откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза, и посидел так пару секунд, потом смерил домашних тяжелым от гнева взглядом.

— Я хочу поговорить с мистером Холманом наедине, — отчеканил он сухим формальным тоном. — Поэтому я буду крайне признателен, если вы оставите нас вдвоем.

— Но, Рейф! — Хиллан не мог скрыть обиду. — Я ведь управляющий вашими делами! Любое решение по столь важным вопросам...

— Выйдите отсюда! — чуть повысил голос Кендалл. Менеджер без лишней спешки направился к двери, явно рассчитывая изобразить достойное отступление, но это у него плохо получалось. Антония поднялась с кушетки, надменно вскинув голову, но приказу отца подчинилась беспрекословно. Дверь за ними захлопнулась, Кендалл принялся непослушными пальцами набивать трубку.

— Что мне делать? — спросил он.

— В вашем распоряжении три дня, — ответил я. — После этого будет слишком поздно. Если пойдете на встречу с Боулером и его клиентом в кабинете банкира, вам не оставят иного выхода, кроме как согласиться на его условия. Если же вы не уступите, они разоблачат вас как плагиатора и передадут дело в суд. Стало быть, единственный шанс — разоблачить сообщника шантажистов здесь, в доме, и доказать его виновность.

— За три дня? — Он недоверчиво покачал головой. — Каковы шансы на успех, мистер Холман?

— Положение, конечно, скверное, но шанс выиграть есть всегда.

— Вы попытаетесь? Я кивнул:

— Разумеется. Но одно вы должны уяснить твердо: это не доставит удовольствия никому из живущих в доме, в том числе и вам самому.

— Хорошо, мистер Холман, поступайте так, как сочтете необходимым.

— Это означает копаться в личной жизни каждого, вытаскивать на свет Божий то, что они хотели бы спрятать, обнажать чувства, которые они скрывали годами, — предупредил я. — А в результате все, кому не в чем себя упрекнуть, возненавидят вас не меньше, чем меня.

— Это необходимо сделать... Не жалейте никого, включая меня!

— Хорошо. — Я взглянул ему в глаза. — Где мне искать Джеки?

Его лицо вновь окаменело на несколько секунд, но тут же просветлело.

— Вы правильно начали, мистер Холман... Джеки Лоррейн. У меня где-то записан ее адрес, я его найду.

— А как насчет живущего здесь актера Джона Эшберри? Может, имеет смысл переговорить с ним прямо сейчас?

— Боюсь, что нет. Каждый понедельник он навещает старого приятеля в Санта-Монике и возвращается не раньше полуночи.

— Что ж, это потерпит до завтра... Могу я получить адрес Джеки Лоррейн?

— Сейчас принесу.

Драматург вышел из комнаты, а я, чтобы убить время, закурил сигарету. В гостиной стояла такая тишина, что можно было расслышать негромкое гудение кондиционера где-то у меня под ногами. В воздухе, если принюхаться, все еще витал легкий аромат духов Антонии. Вскоре возвратился Кендалл с листком бумаги.

— Я переписал вам адрес, — деловито заговорил он, — но не уверен, что она по-прежнему там живет.

— Это легко проверить... Еще один вопрос, прежде чем я уйду. Антония — ваша родная дочь? Кендалл так и вскинулся:

— Какого черта вы имеете в виду? Разумеется, она моя дочь.

— Мисс Кендалл так мало на вас похожа, что мне невольно пришло в голову, уж не приемный ли она ребенок.

— Нет, Антония — копия матери, умершей, когда девочка была еще младенцем.

— Мне просто стало любопытно. — Я пожал плечами.

— Этого требует ваша работа, мистер Холман. — Он невесело улыбнулся. — Моя — тоже, и вплоть до недавнего времени я считал себя чем-то вроде эксперта. — Нервный оскал Кендалла мало напоминал улыбку. — Полагаю, в известной степени это забавно? Крупный драматург, знаток всевозможных человеческих пороков и слабостей! И кто-то в моем собственном доме, по-настоящему близкий мне человек, старательно разрабатывает план, чтобы жульнически похитить у меня огромную сумму денег, а заодно погубить репутацию и дальнейшую карьеру. Все это творилось у меня под носом, а я ничего не заметил.

— Сочиняя пьесу, вы сами создаете характеры, — напомнил я очевидное. — Вы рисуете окружение своих персонажей, их прошлое, придумываете мотивацию поступков и даже диалоги. Ну а в реальной жизни сколько людей способны устоять перед соблазном раздобыть около миллиона долларов?

— Не знаю, мистер Собеседник! — проворчал он. — А каково ваше мнение?

— Ни один! — в тон ему отозвался я. — Возможно, именно об этом вам стоит хорошенько поразмыслить нынешней бессонной ночью.