"Наследство" - читать интересную книгу автора (Браун Саймон)Глава 4Лето тянулось над Кендрой, как медлительный вол, вспахивавший глинистое поле. В самые жаркие дни на город наваливалось великое оцепенение: моряки отдыхали на стальных тросах, разглядывая голубые воды гавани, рабочие в доках, развалясь, сидели в тени нетронутых тюков сена и бочонков с зерном, солдаты опускали свои копья, а ремесленники и владельцы торговых палаток оставались без доходов. Бродячие собаки лежали, где только могли найти хоть какую-то тень, и дышали часто и тяжело. Даже во дворце, где работа становилась тем более безотлагательной, чем долее ее не исполняли, придворные двигались с угрюмой медлительностью, а королева и приближенные к ней служащие с трудом разбирали горы жалоб и прошений, торговых лицензий и прочих важных административных документов. В редкие сравнительно прохладные дни люди восстанавливали энергию, чтобы растратить ее во время следующей волны жары. В один из самых жарких дней года, после полудня, сидя в самом углу кабинета на втором этаже низенького каменного здания неподалеку от доков, Дженроза Алукар захлопнула книгу, которую до сих пор читала. Не обращая внимания на поднявшееся перед ней облачко пыли, она встала из-за стола. Магистр Инструктор Теургии Звезд, длинный человек с лицом, изрезанным морщинами вследствие возраста и воздействия алкоголя, удивленно взглянул на девушку. Остальные четверо студентов, сидевшие за столами, уткнулись в книги, однако не преминули навострить уши. — Студентка Алукар! У вас какие-то проблемы? Дженроза, казалось, некоторое время обдумывала его вопрос, что было достаточно редким явлением в практике магистра, затем кивнула: — Да. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — Я в этом сомневаюсь, — спокойно ответила она. — Понимаю. Возможно, это что-то такое, в чем вам мог бы помочь сам малефикум? — Думаю, что мне не можете помочь ни вы, ни сам глава нашего ордена. Теперь настала очередь магистра выдержать паузу, обдумывая услышанное. — Если проблема заключается в тексте, который вы в настоящее время изучаете, мы могли бы изменить ваше задание, — предложил он. — Вы хотите дать мне другую книгу, объясняющую движение звезд? — Вы обучаетесь третий год, студентка Алукар, а объяснение движения звезд представляет собой предварительный курс. Не пройдя его, вы не сможете перейти к занятиям четвертого года обучения, в которые входит объяснение движения планет. Дженроза взяла в руки книгу, которую читала, и протянула ее магистру. — Но выводы из объяснений, включенных сюда, прямо противоречат многим выводам, изложенным в книге, которую мы читали в последней четверти. Магистр пожал плечами. — К моему прискорбию, это одна из величайших загадок нашего искусства. Мы надеемся с помощью постоянных наблюдений и анализа избавиться от противоречий, о которых вы говорите. А кроме того, не зная об этих противоречиях, каким образом мы узнали бы, куда следует направить наши усилия? Дженроза кивнула. — Мне знакомы ваши аргументы, Магистр. Просто я не вижу во всем этом смысла. Сотни лет мы занимались тем, что наблюдали и анализировали, но в результате нам удалось лишь сформулировать еще больше противоречий. Теперь мы имеем противоречий больше, чем звезд на небе. Почему бы не отдать эти проблемы для изучения в любой другой теургии? — Рассмотрение превращений земли и металлов, даже дождя и моря, непосредственно сравнимо с грандиозностью Континуума. Если этими вопросами займется, скажем, магистр в Теургии Огня, потребуется время, чтобы определить, что с помощью верных молитв и определенного порядка действий можно получить более крепкую сталь, а сколько еще времени потребуется для того, чтобы раскрыть секреты тел, которые движутся в ночном небе, и узнать, каким образом эти тела воздействуют на наши жизни? — Но у меня нет… — Дженроза не договорила. — Но у вас нет веков, в течение которых вы могли бы сделать великие открытия? — перебил ее магистр. Лицо Дженрозы залила краска смущения. — Я прошу прощения. Я знаю, что проявила отвратительную гордыню. Магистр глубоко вздохнул. — Возможно, что на вас подействовала подобным образом эта непереносимая жара. Однако вам следует научиться владеть собой и справляться с такими расстройствами. Что же касается жары, то с ней не могут справиться даже в Теургии Воздуха. Вы можете идти. Посвятите остаток сегодняшнего дня отдыху. Не читайте сегодня больше никаких выводов. Восстановите ясность своих мыслей и возвращайтесь завтра со свежей головой. Теперь студенты с завистью смотрели на девушку. — Это касается одной Дженрозы, — продолжал магистр. — Все остальные, менее обескураженные противоречиями, могут продолжать занятия. Дженроза вышла из здания школы и оказалась на почти пустой улице. Мимо прошла женщина, на голове у которой стояла корзина с хлебом. Казалось, жара усиливала тяжесть ее ноши. Пройдя еще шагов двенадцать, она увидела уличного торговца, обливавшегося потом и проклинавшего отсутствие покупателей. Он убирал свой прилавок. Воздух над домами и каменной мостовой вибрировал, гавань мерцала отраженным солнечным светом. Дженроза опустила руку в карман своей туники и извлекла из него несколько свободных фартингов. Она решила заглянуть в ближайшую таверну, надеясь найти там тень и кружку пива, однако, когда она вошла внутрь, оказалось, что зал переполнен людьми, пытавшимися укрыться от уличного зноя. Тогда, купив себе кружку напитка, девушка устроилась на улице в тени карниза гостиницы. Она решила не задумываться о том, что произошло в школе. Куда приятнее было представлять себя в прохладной воде бассейнов, находившихся неподалеку от доков, тем более, что солнце стояло уже низко. Однако слишком сильно было огорчение из-за того, что она позволила себе устроить неприятную сцену. Она отлично понимала, что хотя магистр и отпустил ее сегодня с легкостью, но если бы она повторила что-то подобное еще раз, он непременно отправил бы ее к малефикуму, и это могло бы закончиться для нее исключением из Теургии Звезд. И что будет она тогда делать? Теургия предоставляла ей ночлег, кормила ее дважды в день, обучала ее, готовила к выгодной карьере, да еще платала ей скромную стипендию, позволявшую ей изредка выпить пива и каждые десять дней гулять с друзьями. Она отпила глоток из кружки и решила поступить лучше. Она будет изо всех сил стараться в школе, будет работать над тем, чтобы понять все, что пока оставалось для нее непонятным и противоречивым. Она не должна сдаваться. Теургия служила ей домом… и даже больше. Она стремилась открыть для себя новые способы действия, найти связи между учениями в разных теургиях. Это было сложной задачей, потому что разные гильдии наслаивали друг на друга разные пласты знания и были изолированы друг от друга. Девушка плеснула немного пива из своей кружки на землю и сконцентрировалась. Лужица сразу же распалась на отдельные капли, которые начали двигаться вокруг друг друга. Она заметила небольшой пучок травы, росший из трещины в стене таверны, сорвала несколько травинок и осторожно посадила их в середину каждой капли. Травинки закружились, словно худенькие танцоры. Тогда она пробормотала несколько слов, и кончики травинок изменили цвет. Дженроза засмеялась, до того абсурдным показалось ей это зрелище. Нет, сказала она себе, не абсурдным. Никто больше не мог с такой легкостью использовать магию из разных областей и заставить ее работать вместе, и только при условии, что она останется студенткой теургии, она получит возможность узнать все, что ей хотелось узнать. Кроме того, напомнила она сама себе, у нее не было другого дома. Когда ей исполнилось шесть лет, в ее деревню пришел маг в сопровождении студентов и стражников. Она тогда находилась во дворе домика, который делила с четырьмя братьями и матерью, заботившейся больше о том, как раздобыть еще бутылку вина, нежели о собственных детях. Тут-то девочка и увидела процессию незнакомцев. Она задавала корм поросенку — единственному семейному достоянию, — а, подняв глаза, увидела человека, шедшего впереди всех: мага, одетого в тунику со стоячим воротником. Дженроза во все глаза смотрела на незнакомца, а он шел по деревне, не глядя ни вправо, ни влево, двигаясь при этом так, словно он шел по чьим-то следам. Когда он поравнялся с Дженрозой, он остановился и взглянул ей в лицо. Его глаза были голубыми, как небо. — Как тебя зовут? — ласково спросил он. Дженроза не привыкла к разговорам со взрослыми и потому колебалась. Маг улыбнулся ей и нарисовал в воздухе знак. Девочке показалось, будто за его пальцем тянулась струйка белого тумана, изобразившая в воздухе знак, при виде которого у нее мурашки пробежали по коже. Не понимая, как и зачем она это сделала, она скопировала знак, и туман исчез. Маг пристально наблюдал за ней, потом подошел к ней ближе, наклонился и начертил другой знак, на этот раз на земле. Теперь не было ни тумана, ни какого-либо другого волшебного явления, однако девочка опять скопировала этот знак. Как только она закончила чертить, между ней и магом появилось небольшое облачко пыли, запорошившей ее глаза. Она часто заморгала, а когда пыль исчезла, то на земле уже не было никаких знаков. Маг снял со своего запястья браслет и произнес несколько слов на языке, которого девочка не поняла. Браслет стал плавиться и менять форму у нее на глазах и в конце концов превратился в серебряную змейку. Дженроза дотронулась до змейки, и та тут же вновь приняла форму браслета. Сопровождавшие мага люди оживленно заговорили между собой. Один из них выступил вперед, протянул магу простую деревянную чашу для питья, налил в нее воды из фляги и отступил назад. Маг нарисовал еще один знак, теперь уже на поверхности воды. На глазах Дженрозы вода изменилась, она стала зеленой и глубокой. Девочке показалось, что она увидела в воде рыбку и еще каких-то существ, которых она никогда прежде не знала; ей показалось, будто она с большой высоты смотрела на океан. Она накрыла чашу своей рукой и зажмурилась, а потом убрала руку. В чаше плескалась самая обыкновенная чистая колодезная вода. Маг выпрямился. Вид у него был такой, будто он готов громко рассмеяться. — Еще одно небольшое испытание, — ласково произнес он и показал куда-то наверх. Нимало не контролируя свои действия, попросту не думая о них, девочка посмотрела вверх, и хотя это происходило в середине дня, она увидела в ясном голубом небе группу звезд. Она довольно долго смотрела на них, но больше ничего не происходило, а потом они вдруг начали кружиться вокруг центральной точки, будто танцоры водили хоровод возле весеннего дерева. Некоторые люди из свиты мага зааплодировали. Дженроза показала на звезды, на мгновение они чудесно блеснули и после этого исчезли. — Как тебя зовут? — снова спросил маг, но прежде чем девочка успела ответить, из домика вышла ее мать, привлеченная шумом на улице. Когда мать увидела мага, она невольно попятилась назад, к дому. — Я надеюсь, что моя дочь не сделала ничего такого, что могло бы вас обидеть, сэр? — спросила она жалобно. Маг отрицательно покачал головой. — Как ее зовут? — Дженроза. — Дженроза должна пойти со мной. Несколько мгновений мать осмысливала его слова, потом на ее лице появилась улыбка. — Это будет за вознаграждение, сэр? Маг кивнул. — Конечно. Вы будете получать ежегодное вознаграждение, как указано королевой. Как фамилия девочки? — Мой муж умер, сэр, и потому девочка носит мою фамилию. Алукар. Тут Дженроза попыталась отвлечься от воспоминаний и обратить внимание на пиво, однако все же подумала с некоторой горечью о том, что, кроме имени, мать ничего не смогла ей дать. Она сделает все возможное, чтобы только избежать возвращения к матери. А что, если в своих занятиях ей опять придется столкнуться с противоречиями? Магия сама по себе представляет одно большое противоречие, это путь видения и манипулирования миром, который противоречит здравому смыслу и недоступен подавляющему большинству людей. Лишь немногим выпадает счастье при рождении получить способности и воспользоваться преимуществом этого противоречия, влиять на то, как образуются тучи, и падает дождь, на то, как металл плавится в печи, на то, как сбегает по холму вода, как вырастает урожай. Или на то, как звезды влияют на все жизни обычных смертных, как затрудняют они жизненный путь. Может быть. Дженроза покачала головой. Ей было известно, что все остальные теургии — Воздуха, Огня, Воды и Земли — владели истинно магическими знаниями, но ей самой еще предстояло открыть магию звезд. А пока она еще не познала ничего магического, что имело бы к ним отношение. Все, что она знала, она почерпнула собственных наблюдений, да еще расспрашивая моряков в тавернах вроде той, возле которой она сейчас сидела. Она знала, что если нос корабля развернуть так, чтобы он находился на одной линии со звездой Леуртас, последней в созвездии Кривой Волны, то можно в конце концов добраться до далеких льдов, лежащих на юге Тира; или, наоборот, если плыть прочь от этого созвездия, то в конце концов вы попадете на север в Междуморье, и рискуете разбиться о рифы или сесть на мель, которыми изобилуют воды вокруг Хаксуса. Ей было известно, что все созвездия располагаются вокруг основной точки — Леуртаса, двигаясь по небу в медленном и торжественном танце, и что если двигаться на север, то глазам откроются новые созвездия, а прежние пропадут из виду. А еще она, как и всякий другой из Теургии Звезд, знала, что не существовало такой формулы, или такого знака, с помощью которых можно было бы подчинить звезды человеческому желанию. Дженроза знала и о том, что в древности жили мудрецы, которые по расположению звезд могли предсказывать события, однако последний из них давным-давно умер, и теперь не было в живых никого, кто мог бы повторить их опыт, хотя многие члены теургии пытались это сделать. Конечно, если бы появился кто-нибудь очень умный с развитым воображением — а как раз таким человеком был маг, набиравший учеников и нашедший Дженрозу в ее глухой деревне, — он мог бы претендовать на то, чтобы манипулировать звездами, или водой, или металлом именно таким образом, чтобы проверить подверженность стихий магическим силам, однако насколько Дженроза могла судить, в действительности звезды подчинялись только своим собственным законам. Она тяжело вздохнула и допила свое пиво. Несмотря на свои дурные предчувствия, если в конечном счете она хотела получить большую независимость, она должна была держать все сомнения при себе и соглашаться со всем, включая противоречия и выводы, все, что может дать ей теургия, и только в этом случае она сможет выжить. Как Линан сказал сам себе позже, все проблемы были заключены в солнце. Точнее, в его позиции по отношению к солнцу. Когда он растянулся на земле, не заметив обманного выпада стражника, солнце било ему прямо в глаза. Потому-то он и не увидел приближавшегося острия. Линан ощутил внезапный резкий удар пониже впадины под горлом, и его голова вновь оказалась в пыли. Камаль так громко закричал:»Бей!», что его слышали наверное во всей Кендре, а не только во дворце. Задыхаясь и проклиная весь белый свет, Линан слегка нетвердо поднялся на ноги и стал растирать то место, в которое получил удар деревянным копьем стражника. Он знал, что теперь там будет синяк, огромный, как хлебное блюдо после ужина, и что болеть этот синяк будет несколько дней. Стражник помог Линану тверже встать на ноги, и юноша пробормотал какие-то слова благодарности. Перед ним возник Камаль. — Вам повезло, Ваше Высочество, что Джемма целился не выше, а иначе сюда уже спешил бы придворный доктор, чтобы привести в порядок ваше горло. — Это мне повезло, что удар пришелся ниже, господин начальник, — великодушно произнес Джемма. — Вздор. Ты просто слишком быстрый для него соперник. — Камаль взглянул на Линана. — Или он слишком медлителен для тебя. Так или иначе, принц проиграл схватку. Интонация Камаля стала театрально-почтительной. — Не желает ли Ваше Высочество сказать что-нибудь в свое оправдание? — Ну, солнце… — начал Линан. — Кроме того, что он упал в результате одного из самых старых трюков. Линан залился краской. — Нет, ничего. Камаль кивнул. — Ну что ж, в конце концов вы чему-то научились после этого поражения. Давайте посмотрим еще один раунд… — Камаль наклонился к самому уху Линана: — … И ради Бога, мальчик, на этот раз следите за вашими ногами. Линан кивнул, поднял свой деревянный меч, Камаль отошел. Стражник занес свое копье, и они продолжили свою тренировку. В тени деревьев возле входа на арену стояли два человека, которым почтительно кланялись все, проходившие мимо, однако эти двое оставались незамеченными для пары бойцов, сражавшихся не более чем в сорока шагах от них. Лорд Гален Амптра, сын герцога Холо Амптры, с неподдельным интересом наблюдал за робкими действиями Линана. — Ваш сводный брат весьма успешно готовится к тому, чтобы во второй раз выставить себя на посмешище, — обратился он к своему кузену, принцу Берейме. — Даже вам следовало бы признать, что он не лишен храбрости, — отозвался Берейма. — Скорее, самонадеянности. Самонадеянности его отца, вышедшего из простонародья. — Гален глубоко вздохнул. — Он позорит нас всех. Кровь вашей матушки в его жилах сильно разбавлена другой кровью. Берейма осторожно взглянул на Галена, но ничего не ответил. Между тем Гален облизал губы и со всей предусмотрительностью продолжал: — Каждый согласится с тем, что новые монархи должны создавать себе положение в мире, подчеркивать значение своей власти. Никто не будет сожалеть, если вы избавите Кендру от Линана. Я слышал, будто торговцы Луризии ходатайствуют перед королевой о назначении представителя королевской семьи для постоянного присутствия в их Великом Совете в Аркорте. Голос Береймы выдал закипавшую в его сердце ярость: — Не нужно с такой легкостью говорить о моем восхождении на трон. Этого не может произойти, пока жива моя мать… — Ради Бога, Берейма, но она же на пороге смерти! Вы должны смотреть в будущее. — Сейчас не время, да здесь и не место для этого разговора. Вам это известно не хуже, чем мне. Гален удержался от ответа. Ему была вполне понятна ярость его кузена, однако он испытывал растерянность от того, что Берейма не хотел понимать реальную ситуацию, что было привычно для самого Галена и для остальных членов Двадцати Домов. Его преданность королеве была, возможно, и не такой сильной, как преданность Береймы, однако бесспорной, но он понимал и то, что наступило время планировать новую коронацию. Между тем Берейма предпочитал не поощрять разговоров о его восхождении на трон, и уже стали раздаваться голоса тех, кто находил такую его позицию не просто неумной, но и усматривал в ней недоброе предзнаменование для его правления. Однако, несмотря ни на что, Берейма приходился кузеном Галену, и Гален испытывал к нему самое родственное расположение и заботился о его благе. Он вздохнул, выражая покорность, и положил руку на плечо Береймы. — Хорошо, пусть будет, как вы скажете. Не здесь и не сейчас. Уязвленный сарказмом Камаля и потерей собственного лица, во второй раз Линан дрался с большим рвением и пылом. При любой возможности он бросался в нападение вместо того, чтобы выждать, пока противник сам приблизится к нему, и медленно заставить стражника отступать, тем временем готовясь нанести последний смертельный удар. Вот он присел на миг на одно колено, готовый к молниеносному выпаду. Его противник широко расставил ноги и перехватил копье, чтобы отразить предполагавшийся удар, однако Линан сделал быстрый выпад в сторону, затем быстро шагнул вперед. Пока стражник менял положение копья с учетом нового угла атаки, Линан нанес удар, острие его деревянного меча вошло в плоть под ребра стражника. Если бы меч был не деревянным, а настоящим стальным, он перерезал бы кровеносные сосуды и вошел бы в легкие. На лице Линана появилась слабая улыбка, однако тут же он услышал топот шагов за спиной. Он развернулся, как пружина, и увидел второго стражника, сжимавшего в руках деревянный трезубец, с опущенными вниз зубьями. Линан напал на своего нового противника, низко нагнулся и подхватил стражника под колени. Оба они, сцепившись, покатились по пыльной арене. В тот момент, когда Линан оказался наверху, он, опираясь на одно колено, чтобы сохранить устойчивость своего положения, другим коленом надавил на грудь своего противника. Стражник зарычал — в его легких не оставалось воздуха, а в следующий миг Линан мечом нанес удар по руке, державшей трезубец. Стражник отбросил оружие и откатился в сторону, подняв вверх здоровую руку в знак собственного поражения. Линан вспомнил о своем первом противнике и обернулся как раз во время, чтобы отразить удар занесенного копья. Стражник был слишком уверен в успехе и потому, не удержавшись, пробежал вперед. В воздух взметнулась нога Линана, и его противник упал. Принц встал над ним и легонько ткнул его острием меча в горло. — Довольно, Ваше Высочество, — произнес Камаль. Линан отошел от поверженного стражника и опустил оружие. — Получился ли у меня один из ваших приемов, господин начальник стражи? — Вам удалось, по крайней мере, частично отыграть свои прежние ошибки. Камаль не оставил своего саркастического тона. Последний маневр Линана был похож на тот прием, с помощью которого ему нанесли поражение в прошлый раз. Камаль взмахнул рукой, и оба стражника, поднявшись, направились к выходу с арены. Линан поглядел им вслед и увидел в тени возле выхода два силуэта. Он сразу же узнал их. — У меня, оказывается, есть зрители, — сказал он Камалю. — Вы принц королевской крови, Линан. Неужели вы думаете, что есть хотя бы минута, когда за вами никто не наблюдает? — Однако эта атака была необычайно жестокой, даже для Камаля, — заметил Берейма. — Да, пожалуй, слишком жестокой, — почему-то подавленно отозвался Гален. — Вы так думаете? — Берейма повернулся с намерением уйти. Ему хотелось видеть свою мать. С тех пор, как ранним летом она воспользовалась Ключом Власти, ее состояние становилось хуже. Каждый день был наполнен беспокойством за нее и страхом, что вскоре ему придется заняться делом, для которого его готовили с детства. Королева была уверена, что его хорошо выучили. Он был способен опередить и побороть поистине кого угодно в империи или за ее пределами. У него были лучшие учителя, готовившие его к занятию делом, заниматься которым он отнюдь не хотел. А что можно было сказать о его сестре и братьях? Какие цели преследовало их обучение? Какие планы зрели у королевы в их отношении? Когда он отошел от арены, его мысли вернулись к Линану. Берейма не испытывал истинной привязанности к своему сводному брату, однако он не питал к юноше ни малейшей злобы. Его безразличие имело корни в безразличии их родной матери. С самого рождения Линана королева проводила с ним крайне мало времени и не предоставляла ему ни особенной обходительности, ни большого содержания, ограничиваясь тем минимумом, который был обусловлен его положением принца. Гален смотрел вслед своему кузену, подыскивая слова, которые могли бы склонить Берейму к разговору о будущем, которое было неизбежно, о чем они оба хорошо знали, но все же Берейма упорно не хотел о нем задумываться. Королеву уже держала в своих объятиях смерть, и ничто не могло отдалить ее. Государственный корабль Кендры нуждался в твердой руке, которая смогла бы уверенно вести его, поставив на ровный киль, уравновесить разнообразные требования всех провинций. Последнее, что должен был сделать Берейма, так это выработать и принять решение о судьбе своего сводного брата Линана. Новый король не мог позволить себе оскорбить чувства самых могущественных людей в королевстве ради никому не нужного человека. Гален покачал головой. Эту проблему можно было решить множеством способов, но принц был не готов прибегнуть ни к одному из них. Арива тоже наблюдала за обучением Линана с балкона, располагавшегося над ареной. Ее мысли, смешанные с чувством стыда, которое вызывал у нее сводный брат, были словно зеркальным отражением мыслей и чувств Галена, хотя она сама и не подозревала об этом. Тот факт, что королева подвергла опасности свою жизнь ради раненого знакомца Линана, означал для Аривы только невежественное ничтожество Линана, доказывал, что в его венах текла испорченная кровь. Она сама, Берейма и Олио, истинные и достойные потомки Двадцати Домов, понимали, что настоящий дворянин должен обладать определенными качествами. Они были рождены для того, чтобы управлять своим народом, а не выгадывать преимущества для себя. В ее сердце кипел гнев. Что можно было сделать с этим мальчишкой? Она вышла с балкона и прошла в свои покои. Девушка была так погружена в собственные мысли, что не слышала обращенных к ней приветствий и не отвечала на поклоны проходивших мимо придворных, большинство из которых в недоумении пожимали плечами и шли дальше, привычные к ее горячности и рассеянности. Однако кто-то повернулся и пошел следом за ней, а затем поймал ее за локоть. — Кто, ради Бога…? — начала она, однако ее гнев тотчас испарился, когда она увидела перед собой Олио, лицо которого освещала широчайшая улыбка от уха до уха. — Привет, сестренка! Сегодня утром т-т-ты выглядишь н-на удивление грозной. Арива нахмурилась. — Я? — К-к-конечно. Ты л-летишь в северную часть д-д-дворца подобно настоящему шторму. П-п-перед тобой несутся черные тучи, под крышей сверкает м-м-молния. Просто очень грозный вид. Арива фыркнула, затем улыбнулась. — Я вовсе не собиралась идти с таким пугающим видом. — Это всем известно, п-п-потому никто и не обращает на это внимания. Какая вожжа попала тебе под хвост сегодня утром? — Как всегда. Олио вздохнул. — Постой, я угадаю. Линан. — Как всегда. Для того, чтобы угадать это, не требуется особых стараний. Олио придержал Ариву за рукав платья. — П-постой, сестренка. Невозможно разговаривать с тобой на этой скорости. — Арива повернулась к брату, упершись руками в бедра. — И н-не смотри на м-м-меня так свысока, не надо показывать передо мной свое могущество. Конечно, т-ты старше м-м-меня, но не настолько, чтобы вымещать на мне свою злость. Арива глубоко вздохнула. — Ну тогда говори, что ты хочешь сказать. — То, что п-п-произойдет после смерти нашей матушки, это забота Береймы, а в-в-вовсе не твоя. Он станет королем, мы останемся принцессой и п-п-принцем. Если ему будет нужно, чтобы мы сделали для н-него что-либо обременительное, он скажет нам об этом. Не взваливай на себя чужую ответственность. — Олио, мы члены королевской семьи, первые люди среди Двадцати Домов. Мы в ответе за благополучие дел и спокойствие этого королевства, нравится нам это или нет. Мы просто обязаны беспокоиться. — Н-но не помимо живущего монарха. И помни о том, что Линан разделяет наше право на наследство. Лицо Аривы перекосилось. — Ему ничего не известно о том, что значит быть принцем крови. Он всю свою жизнь проводит подобно виляющему хвосту. Кровь его отца и природная лень делают его неспособным управлять даже собственной жизнью, не говоря уже о любой части Кендры. — Ты знаешь его не так хорошо, как тебе кажется. — Я вижу людей такими, каковы они есть на самом деле. — Н-неужели ты так сильно его ненавидишь? Эти слова Олио выбили Ариву из колеи. — С чего ты взял, что я его ненавижу? Я даже не могу сказать, что я не люблю его. — Ты уверена в этом? Разве ты способна когда-нибудь простить Линану то, что он сын человека, з-заменившего нам отца в качестве супруга королевы? Арива стряхнула руку брата и быстро пошла прочь от него. — Ты слишком далеко заходишь, братец! — выкрикнула она. — Ты слишком далеко заходишь! Линан вытер пот со лба и поправил стеганую куртку, облегавшую его тело. Под тяжелой, покрытой свинцовыми полосами крышей фехтовального зала, являвшегося частью дворцового учебного манежа, ему было вдвое жарче, чем на открытой арене. Юноша кивнул Деджанусу, своему противнику на этом уроке фехтования с настоящим оружием. Линану нравилось заниматься с Личным Стражем; этот его противник был быстрым, точно удар кнута, и Линан уже получил три укола. — Готовы, Ваше Высочество? Вместо ответа Линан опустил на лицо маску. Деджанус проделал то же самое. Камаль, стоявший в стороне, выкрикнул: — Начинайте! Линан резким движением ударил по клинку Деджануса, который своим клинком прикрывал тело. Прежде чем Личный Страж успел отреагировать на выпад Ливана, Линан опустил лезвие вниз и послал вперед. Острие меча погрузилось в стеганую куртку на груди Деджануса. — Ранен! — выкрикнул Камаль. Принц нанес два удара, Деджанус три. Противники разошлись. — Начинайте! — вновь распорядился Камаль. Линан попытался повторить прием, однако Деджанус на этот раз избежал поражения, просто отступив назад и одновременно выставив свой клинок таким образом, чтобы он послужил препятствием мечу Линана. Линан сделал выпад, однако его меч не дотянулся на длину пальца до цели. Деджанус быстро шагнул вперед и в свою очередь сделал выпад. Линан уже понял, в каком невыгодном положении он оказался, опустил меч и удержал его перпендикулярно линии тела, сделав это как раз вовремя и задержав этим движением удар Деджануса. После этого Линан поднял меч, отбросив меч Деджануса справа налево, и сделал второй выпад. Деджанус с легкостью парировал удар с помощью тактики самого Линана, и два меча на мгновение соединились, подобно угрям в любовной пляске. Оба противника выпрямились и на шаг отступили друг от друга, вытянув вперед оружие, так что острия мечей слегка касались друг друга. Линан ударил, Деджанус остался невозмутимо стоять. В следующий миг он сделал ложный выпад вправо, однако принц с легкостью парировал удар одним движением меча. Противники смотрели не на оружие, а в глаза друг другу. Линан слегка улыбался, Деджанус отвечал ему такой же легкой улыбкой. Линан сделал новый выпад, держа меч наготове. Деджанус отступил на шаг назад и парировал несостоявшийся удар. Тогда Линан сделал выпад с другой ноги, и в тот же миг острие его меча вонзилось в стеганую куртку Деджануса прямо напротив сердца. — Убит! — выкрикнул Камаль. Деджанус перехватил меч, зажав его под мышкой, так что принцу была видна только рукоятка. — Великолепный удар, Ваше Высочество. — Не перехваливай, а то он заважничает, — пошутил Камаль, на которого тоже произвел впечатление удачный маневр, которому он принца не обучал. Деджанус рассмеялся и протянул левую руку. Линан пожал ее и поблагодарил за урок. — Вы достигли уровня, на котором могли бы сразиться с нашим начальником, — заметил Личный Страж. Линан покраснел. Слышать такие слова из уст признанного мастера фехтования было для него высочайшей наградой. — Это был бы интересный бой, — сказал Эйджер, входя высокие своды фехтовального зала. Горбун, бывший теперь капитаном Королевской Стражи и большую часть времени проводил тренируя стражников, частенько наблюдал за уроками королевских детей, которые до сих пор проводил лишь сам Камаль. Особенное внимание он уделял Линану. — Еще интереснее было бы увидеть бой между тобой и принцем, — сказал Камаль Эйджеру. — Да, здесь было бы на что посмотреть! — воскликнул Деджанус. Он несколько раз тренировался с Эйджером и был вынужден признать, что опыт старого солдата заслуживал всяческого уважения. — Я хотел бы попробовать, — сказал Линан, которого одолело желание похвастаться перед Эйджером своими достижениями. Эйджер взглянул на Камаля, тот кивнул. — Очень хорошо. Но оружие выберу я. — Конечно, — с готовностью согласился Линан, все еще гордый своей победой над Деджанусом. Эйджер подошел к стоявшей в углу зала корзине с мечами. Он выбрал короткий меч и взвесил его в руке. Линан едва не застонал. Короткий меч был единственным оружием, которым он не любил пользоваться, он не успел обрести такой же навык игры с коротким мечом, как с длинным, или с ножом, или даже с луком. От Эйджера не укрылось выражение лица Линана. — Не беспокойтесь, Ваше Высочество. Вы можете оставить себе более длинный клинок. Линан удивленно взглянул на него. — Но у меня же будет преимущество, Эйджер. Горбун улыбнулся Линану и рубанул воздух своим мечом. — Меня научили драться Копьеносцы Кендры, Ваше Высочество, там я овладел своими навыками. Я стал капитаном после долгих лет тяжкого труда и жесточайших сражений. — Казалось, что его единственный глаз смотрел куда-то вдаль, в глубину воспоминаний. — Какой же тяжелейший труд, и как я выполнял, чтобы уцелеть в стольких сражениях? — спросил он, не ожидая ответа. Линан покачал головой. — Одна из важнейших вещей, которую я понял, как новый солдат в распоряжении королевы, тогда, много лет назад, это что копьеносец без копья так же бесполезен, как пустое место. Если, конечно, копьеносец не умеет обращаться с другим оружием. Всех новичков тренировали с короткими мечами, но обучению уделялось слишком мало времени, мы едва успевали понять, за какой конец держат оружие. Однако я в действительности упражнялся с ним. Я упражнялся каждый день до тех пор, пока не понял, что знаю оружие не хуже, чем родную мать, благослови, Господи, ее душу, и это знание не раз спасало мне жизнь. Я понял, что научился владеть коротким мечом лучше, чем кто-либо другой, с кем бы ни сводила меня судьба. На самом деле, я могу утверждать, что владею коротким мечом лучше, чем вы владеете своим длинным. Эйджер занял позицию и приготовился к состязанию. — А как же куртка? — спросил Линан. — Мне ничто не угрожает, — ответил Эйджер. — Куртка мне не нужна. Линан пожал плечами, поднял меч острием вверх. Он сделал шаг вперед и попытался ударить вполсилы, боясь ранить своего противника. Внезапно Эйджер сделал выпад вперед, а в следующий миг Линан осознал, что лежит на спине, а к его груди, напротив сердца, прижат кончик короткого меча Эйджера. Он услышал смех Камаля и Деджануса. — Это было глупое движение, Ваше Высочество, — произнес Эйджер. — Если вы держите в руках длинный меч, то должны пользоваться преимуществом этого оружия. Не подходите к противнику ближе, чем это необходимо. — Он протянул руку и помог принцу подняться. — Давайте попробуем еще раз. Линан, едва успев перевести дыхание, отошел на несколько шагов и оказался возле стражника. Эйджер стоял на прежнем месте, видимо, считая свою позицию выгодной. — Теперь хорошо? — спросил Линан. — Что хорошо, Ваше Высочество? Вы ведь не думаете, что брошусь на вас, когда острие вашего длинного меча направлено прямо на меня? — Но ведь вы сами сказали мне, чтобы я воспользовался преимуществами своего оружия… — Верно, но на таком расстоянии вы могли бы воспользоваться даже луком. Мне казалось, вы умеете обращаться с вашим оружием. Линан покраснел, он был обескуражен и разозлился. — Теперь верно? — настойчиво повторил он и осторожно прошел три шага вперед, держа меч перед собой. — Верно, — ответил Эйджер и отступил на три шага назад. — Но это же нелепо! — воскликнул Линан, обернувшись к Камалю, словно ища поддержки. Краем глаза он увидел, что горбун двигался куда быстрее, чем это казалось возможным. Прежде чем Линан успел сделать еще хотя бы одно движение, он уже вновь лежал на спине, а острие короткого меча находилось возле его сердца. — Ваше Высочество, вы привыкли фехтовать с теми, кто придерживается всеобщих правил, — произнес Эйджер. — Однако эти правила не имеют никакого отношения к настоящему сражению. Линан вскочил на ноги. — Снова, — потребовал он и напал первым, не дав Эйджеру возможности приготовиться. Подхлестнутая злостью атака Линана была яростной, однако у Эйджера было достаточно опыта, чтобы отразить любой удар. Тем не менее очень скоро горбун оказался прижатым к стене, и ему стало некуда отступать. Линан удвоил свои усилия и уже почти открыл место для решающего удара. Эйджер еще держался, однако он уже начал уставать. — Ваше Высочество! — воскликнул Камаль. — Довольно! Линан почувствовал себя так, будто на него опрокинули ушат ледяной воды. Он опустил клинок и отступил со смертельно белым лицом. — Эйджер… Я… Я… Эйджер довольно ухмылялся. — Не нужно извиняться. Я действительно умею хорошо без правил. Но мне редко приходилось встречаться с такой безрассудностью в нападении. Линан понуро кивнул. То, что он позволил своему гневу полностью овладеть собой, было отвратительно. — Все равно, Камаль всегда говорил мне, что я не должен терять контроль над своими эмоциями во время поединка. Эйджер кивнул, взглянул на Камаля. — Неплохой совет, но иногда — только иногда — стоит забывать и о нем. Он положил свой короткий меч в корзину с оружием и попросил Ливана показать его меч. Линан протянул горбуну оружие, и Эйджер внимательно его осмотрел. — Мне показалось, что я видел этот меч раньше. Весьма удивительная работа. — С этими словами он вернул меч принцу. — Это все, что оставил мне мой отец, — просто ответил Линан. — Вы научились очень хорошо владеть им. — Это все, что принц научился делать хорошо, — вмешался Камаль. — У него нет времени учиться чему-то другому, кроме как искусству войны и убийства. У Линана был пристыженный вид. — Я неплохо знаю географию. — Не хуже, чем я знаю гончарное ремесло, — отозвался Камаль. — Если мы будем продолжать в том же духе, вы опоздаете к вашим остальным занятиям, так что вам следует поторопиться. Линан со вздохом протянул меч вместе с ремнем и кинжалом Деджанусу, который бережно взял все это, убрал в специальный ящик и вернул вместе с ножом Ливана. Прежде чем покинуть зал, Линан повернулся к Эйджеру и сказал: — Я хотел бы иногда повторять урок с коротким мечом. Эйджер, казалось, был крайне доволен: — Почту за честь, Ваше Высочество. |
||
|