"Последнее интервью" - читать интересную книгу автора (Браун Сандра)

Глава 9

Энди ехала с опущенными стеклами, подставив встречному ветру мокрое от слез лицо. Сердце ее разрывалось от отчаяния.

Когда они с Лайоном сбежали вниз, он сразу прошел в спальню отца, а Энди стала успокаивать рыдающую Грейси. Наконец из спальни вышел доктор и в ответ на немой вопрос печально покачал головой. Прошло, наверное, минут тридцать, когда дверь комнаты открылась и на пороге появился Лайон. Лицо его напоминало застывшую маску горя, но глаза оставались сухими. Он даже не посмотрел на нее. Он вообще не замечал ничего вокруг, тихо переговариваясь о чем-то с доктором. Вскоре после этого приехала карета «Скорой помощи». Энди с ужасом смотрела, как покрытые простыней носилки с телом генерала Майкла Рэтлифа исчезают в недрах машины; Лайон поехал вслед за «Скорой» на своем «Эльдорадо».

Когда Энди уезжала, Грейси, еще рыдая, уже приводила в порядок дом. «Она любит Лайона, — подумалось Энди, — и он не будет один наедине со своим горем».

Когда Энди добралась до гостиницы, на город уже опустились сумерки. Покончив со всеми формальностями, Энди наконец очутилась в своей комнате, до ужаса напоминавшей ту, где она жила несколько дней назад.

Энди заперла дверь на ключ, отключила телефон и свернулась калачиком на постели. Последующие восемь часов она с переменным успехом пыталась уснуть.

— …Генерал Рэтлиф, герой Второй мировой войны, последний оставшийся в живых: полный кавалер ордена Звезды, жил в уединении на своем ранчо в Кервилле, штат Техас, где поселился после ранней отставки в 1946 году. После продолжительной болезни генерал скончался у себя дома. Закрытая похоронная церемония состоится в доме генерала завтра… — читал бесцветным голосом текст утренних новостей диктор. «Когда же Лайон успел известить службу новостей о смерти своего отца?»

— …Президент, получив известие о кончине генерала Рэтлифа, сказал следующее…

Энди слушала слова президента Соединенных Штатов, перечислявшего все доблестные подвиги и награды отставного генерала. Но человек, о котором он говорил, не имел никакого отношения к старому джентльмену, которого знала она. Только вчера она говорила с ним о его сыне, о том, что она любит его. Энди до сих пор ощущала прощальное пожатие его руки, видела его глаза, без слов говорившие, что он всем сердцем одобряет их любовь.

— Впусти меня. — Энди вздрогнула, когда Лес постучал в дверь.

— Подожди… минутку.

Бессмысленно пытаться отсрочить то, что неминуемо должно произойти. Она отыскала халат и надела его. Как ей хотелось бы, чтобы это были рыцарские доспехи! Энди повернула ключ. — Когда ты об этом узнала? — без обиняков спросил он.

— Вчера вечером. — Ложь все равно не спасла бы ее. — Он умер как раз перед моим отъездом.

— И ты не сочла нужным поставить в известность меня? — заорал Лес.

— Ну, сказала бы я тебе, и что толку?

— Что толку? Проклятие, хотел бы я встряхнуть твои мозги!

Не обращая внимания на эту вспышку раздражения, Энди забралась с ногами в кресло и, обхватив колени руками, положила на них подбородок. Она вспомнила последний взгляд генерала. Он уже знал, что умирает, и прощался с ней молча.

— Энди, черт бы тебя совсем побрал, что с тобой творится?

Она бессмысленно посмотрела на Леса. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на его лице.

— Лес, умер человек, которым я восхищалась. Как ты вообще можешь спрашивать, что со мной происходит?

Он посмотрел на занавешенное окно, через которое не проникали лучи солнца.

— Я знаю, что ты им восхищалась, но, как бы то ни было, его имя тесно связано с миром новостей. А наша с тобой профессия — делать эти новости. Ты ведь не видишь сейчас, как плачет диктор, правда? Энди, тебе не приходило в голову, что мы сидим на золотой мине?

Лес подошел к окну и раздвинул занавески. Энди зажмурилась от яркого солнечного света, хлынувшего в комнату.

— Что ты… Золотая мина?

— Подумай, Андреа, ради бога, подумай! У нас есть интервью с генералом Рэтлифом. Это единственное интервью, взятое после того, как он стал отшельником. Теперь он мертв, а мы сидим на пленке, где записаны многочасовые разговоры с ним! Разве ты не понимаешь, что это может значить?

Энди спустила ноги с кресла и встала. Она подошла к окну — день был чудесный. Для Лайона он таким не будет. Ему нужно позаботиться о похоронах.

— Энди!

— Что?

— Ты меня слушаешь?

Она провела рукой по спутанным волосам:

— Ты спросил меня, знаю ли я, что могут означать пленки с записью генерала Рэтлифа.

Лес тихо выругался:

— Тогда давай я объясню тебе все по буквам. Возможно, ты от меня что-то скрываешь, возможно, ты все-таки выяснила кое-что о настоящих причинах его ранней отставки. За это я тебя, конечно, никогда не прощу. Да ладно, черт с ним. Но я собираюсь продать эти пленки компании, только гораздо дороже той цены, которую они предложили вначале. Это наш пропуск в большую карьеру, и я собираюсь получить его, будешь ты мне помогать или нет.

— Подожди, Лес. — Она потирала пальцами виски, пытаясь унять головную боль. — Лес, зачем ты торопишься? Почему это надо делать прямо сейчас? Ведь пленки даже не смонтированы. Нет музыкальной обработки…

— Черт, да им-то какое до этого дело? Пусть? выпускают их в эфир как им угодно. Они хотят дать наш материал сегодня в вечерних новостях. Я уже связался с продюсером. Он так суетился, что я думал, он обмочит штаны. Нужно отправить пленки в Нью-Йорк срочной авиапочтой, и немедленно. Наверное, нам придется ехать в Сан-Антонио и поторопить их с отправкой. — Его рука уже была на дверной ручке.

— Лес, подожди. Успокойся и дай мне подумать. — Она вернулась к кровати и присела на матрац. — Я даже не собираюсь давать в эфир интервью сразу после смерти генерала. У меня даже мысли не было делать из них своеобразный некролог.

— Знаю.

По его тону Энди поняла, что он начинает терять терпение, но сделала последнюю попытку уговорить его:

— Лес, все-таки не стоит торопиться.

— Но, Энди, так уж получилось. Ты ведь знала, что старик — о, прости — генерал скоро умрет.

— Скоро, но не в моем присутствии. — Она закрыла лицо ладонями. — Ведь это в каком-то роде даже непорядочно, не по-людски, выпускать в эфир интервью сейчас.

— Я ушам своим не верю! — Лес ударил кулаком по двери. — Что случилось с тобой?

Ничего. Просто в ее жизни случился Лайон. Лайон и генерал Рэтлиф. Когда она узнала их, для нее стало важным только одно — возможность быть с ними рядом. А интервью, которого она с таким упорством добивалась, уже не казалось ей победой. Теперь, когда генерал мертв, какой вред могут причинить ему эти пленки? Никакого. Надо решать вопрос с этой точки зрения. Если она уступит Лесу, на какое-то время он оставит ее в покое.

— Хорошо, — устало сказала Энди. — Поступай как знаешь. Но я присоединюсь к тебе в Сан-Антонио позднее. Мне хочется немного побыть здесь.

— Разумеется, ты останешься здесь. Можешь не сомневаться. Я хочу, чтобы ты сделала репортаж с места событий. У нас ведь здесь съемочная группа. К обеду сюда нагрянет куча репортеров, а мы их всех обскачем. Пока я отвожу пленки в Сан-Антонио, ты с ребятами вернешься на…

— Нет. Это исключено, — твердо ответила Энди. — Я согласна продать пленки, потому что хочу, чтобы американцы увидели, каким он был в последние дни жизни. Но я не собираюсь, как стервятник…

— Похороны завтра. А пока вы будете снимать за воротами. Энди, ради бога…

— Нет, Лес. Это мое последнее слово.

— Черт, уж лучше бы ты переспала с этим ковбоем и выбросила его из головы. Может быть, ты вела бы себя как Энди Мэлоун, которую я знал все эти годы. Только уверяю тебя, у этого парня такой же прибор, как и у остальных мужиков.

— Лес, тебя слишком занесло.

Энди резко поднялась — и Лес понял, что сейчас разразится катастрофа. Он не узнавал Энди. Это была львица, защищающая свое потомство.

— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал он. — Я отправлю ребят одних снять события. Позднее смонтируем репортаж. Джеф сказал, что все пленки у тебя. Где они?

Коробки с пленками, рассортированные и помеченные, были сложены в брезентовую сумку. Энди принесла сумку и протянула ее Лесу.

— Разрешение на показ в эфире уже там? — спросил он.

Энди лихорадочно пыталась отыскать в памяти тот момент, когда генерал Рэтлиф подписывал бумаги, которые давали им право показывать материал в телевизионном эфире. Но она не вспомнила его. Одной рукой Энди крепко сжала брезентовую сумку, другой — накрыла рот.

— О Лес, — выдохнула она.

— В чем дело?

— Э… Разрешение… Я забыла дать Майклу Рэтлифу документы…

Энди сжалась под убийственным взглядом Леса.

— Энди, ты шутишь. Постарайся вспомнить. Ты ведь никогда в жизни не начинала делать интервью, не заручившись сначала подписью на документах. Проклятие, где, я спрашиваю, разрешение на выпуск в эфир? — Последние слова он выкрикнул уже в истерике.

— У меня его нет! — закричала она в ответ. — Я помню, что, когда мы начали съемку, я старалась делать все быстро, чтобы генерал не устал. Тогда еще вышел из строя шнур от микрофона и Джил ездил в Сан-Антонио, помнишь? И нам пришлось начать работу позднее, чем планировалось. Припоминаю: я тогда подумала, что дам ему подписать бумаги потом. Но я этого так и не сделала.

Лес разразился такими ругательствами, которых Энди никогда от него не слышала, да, наверное, вообще ни от кого не слышала.

— Ты меня не обманываешь? Может быть, это лишь…

— Нет. Клянусь тебе, Лес. Я действительно забыла взять у генерала подпись под разрешением.

— Если мы выдадим материал в эфир, не имея на то официального разрешения, этот Лайон разнесет нас в пух и прах. Даже если он не знает о том, что у нас нет никаких прав на эфир, то компания пронюхает об этом наверняка. Они-то не упустят шанса надрать нам зад. Так что, милая, немедленно собирайся и отправляйся на ранчо. Теперь его сын как наследник имеет право дать разрешение на эфир.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Нет, и все. До похорон не поеду.

— Но похороны завтра.

— Правильно. Я там не покажусь, пока не закончится погребальная церемония. Лайон, может, и не пустит меня туда вовсе.

Лес посмотрел на сумку, которую она все еще держала в руках. Он нервно кусал губы, хрустя пальцами.

— Даже не думай взять эти пленки силой или подделать подпись на разрешении. Я сама позвоню в компанию и скажу им, что ты задумал.

— Да мне такое даже в голову не приходило. — Он выдавил из себя улыбку.

Однако Энди и не думала улыбаться.

— Приходило, Лес. Иди звони своему человеку и скажи, что он получит пленки только после похорон. И больше не показывайся мне сегодня на глаза.

Он стоял около двери и задумчиво смотрел на нее. Потом, тряхнув головой, словно снимая оцепенение, сказал:

— Ты изменилась, Энди. Не понимаю, что тобой произошло.

— Все правильно, Лес. Ты и не поймешь.

Остаток дня Энди провела, лежа на кровати с холодным компрессом на глазах. Она убрала пленки в чемодан, закрыла его и спрятала ключ. Дверь в ее комнату была тоже заперта, но Энди набросила еще и цепочку. Она пыталась убедить себя, что доверяет Лесу, но внутренний голос говорил ей другое.

Ночью Энди почти не спала, и только днем ей удалось немного вздремнуть. Находясь на грани между сном и явью, она видела фантастические картины, и главными действующими лицами в них были она и Лайон.

К вечеру Энди включила телевизор и посмотрела по новостям репортажи, связанные с кончиной генерала Рэтлифа. Как и предсказывал Лес, территория въезда на ранчо кишела репортерами и фотографами. Около ворот был выставлен полицейский заслон. На территорию пропускали только близких знакомых из числа местных жителей и ветеранов войны, служивших под командованием генерала. Многие из них роняли цветы на дорогу, ведущую к дому.

Сердце Энди сжалось, когда она увидела, как из ворот вышел Лайон, чтобы сделать короткое заявление для прессы. С людьми, которые пришли отдать последнюю дань уважения его отцу, он говорил тихо, любезно, официально.

На нем были темный костюм и белая рубашка. Энди никогда не видела Лайона в костюме. Он держался с поразительным спокойствием, но она знала, чего это ему стоило. Приехала ли Джери утешить его в трудный час? Энди стало стыдно за свою неуместную ревность, однако мысль о том, что он может найти утешение в объятиях другой женщины, преследовала ее.

На следующее утро в программах новостей не было ничего нового, за исключением сообщения о том, что президент вылетел на вертолете с военно-воздушной базы в Лэкленде, чтобы лично присутствовать на траурной церемонии, назначенной на 10 часов утра.

Энди надела светло-коричневое платье и босоножки на высоких каблуках в цвет, зачесала волосы назад и сделала пучок. Из украшений были только маленькие золотые серьги.

К обеду Энди упаковала свои вещи. Она собиралась убраться из Кервилла, как только получит подпись Лайона и вручит документы Лесу. Съемочная группа, закончив снимать из-за ворот репортаж о прощании с генералом, уехала в Сан-Антонио в надежде успеть на последний самолет в Нашвилл. Хотя между собой ребята не говорили о смерти генерала, Энди была уверена, что их потрясла его смерть.

В три часа в комнату Энди зашел Лес попрощаться перед отъездом. Он настаивал, чтобы она поехала раньше к Лайону Рэтлифу, но Энди наотрез отказалась.

— Когда ты вернешься? — спросил он.

— Когда будут подписаны бумаги.

От раздражения рыжие волосы Леса встали дыбом. Чтобы внести ясность, Энди сказала:

— Я не знаю, какая там ситуация и что меня ждет. Может быть, там до сих пор полицейский заслон. Я не уверена, удастся ли мне вообще приблизиться к ранчо. Постараюсь вернуться как можно быстрее.

Энди сказала старине Лесу правду. Она действительно не знала, что ее ждет на ранчо, только в глубине ее души жила слабая надежда, что ей все-таки удастся туда попасть. Она с ужасом думала, что ей придется встретиться лицом к лицу с Лайоном. Гораздо меньше она боялась полицейского заслона.

Когда Энди подъехала к воротам, полиции уже не было, только один охранник, тот самый, которого она видела, когда пробиралась на ранчо в грузовичке владельца питомника. На дороге были разбросаны сотни живых цветов. Энди подъехала к сторожке и опустила стекло.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Добрый день.

Энди заметила, что у парня покрасневшие глаза, и ее сердце сжалось.

— Я миссис Мэлоун. Я была…

— Да, мэм. Я знаю, кто вы.

— Нельзя ли мне ненадолго заехать на ранчо?

Он снял шляпу и поскреб затылок:

— Не знаю. Мистер Рэтлиф велел никого не впускать.

— А не могли бы вы позвонить в дом? Скажите ему, что это очень важно. Я долго его не задержу.

— Думаю, это я могу сделать.

Он исчез в глубине сторожки, но Энди видела, как он набрал номер и разговаривал по телефону.

Выйдя из сторожки, охранник направился к электрической кнопке, открывающей ворота.

— С мистером Рэтлифом мне не удалось поговорить, но я разговаривал с Грейси, и она сказала, что я могу вас впустить.

— Большое вам спасибо.

Энди нажала на газ и въехала на территорию. Дом и наружные постройки казались нежилыми. Она не увидела рабочих по ранчо. Даже коровы, которые паслись на холмах, казалось, тоже двигались неестественно медленно.

Энди еще не успела позвонить в дверь, как та распахнулась, и ей на шею бросилась Грейси:

— Слава богу, что вы приехали, Энди. Я не знала уже, что мне с ним делать. Он в своем кабинете. По-моему, он пьет. А как хорошо он держался! Но как только все разъехались, он точно с ума сошел. Он отказался есть и чуть ли не швырнул мне в лицо поднос, когда я хотела его покормить. Если бы он был не такой здоровый, я отстегала бы его розгами. Вы ведь поговорите с ним, правда?

Энди со страхом посмотрела на дверь кабинета Лайона:

— Грейси, я не думаю, что смогу помочь ему. Он не захочет меня видеть.

— А мне кажется, что он ведет себя так как раз потому, что вы уехали.

Энди в полном недоумении посмотрела на Грейси:

— Он только что потерял отца.

— Он этого ждал со дня на день в течение года. Конечно, он очень переживает, в этом я не сомневаюсь. Но у него болит сердце не только из-за смерти отца.

Плечи Грейси задрожали от сдерживаемых рыданий, и Энди бросилась к ней, чтобы успокоить:

— Мне очень жаль, Грейси. Я знаю, как вы любили его.

— Да. Мне так его не хватает. Но я рада, что он больше не мучается. А теперь прошу вас, пойдите позаботьтесь о Лайоне. Он теперь единственный, о ком я переживаю.

Энди оставила свою сумочку на столе в холле, а вместе с ней и документы на разрешение трансляции интервью.

— Вы сказали, что он пьет и отказывается есть?

— Ни кусочка в рот не взял с тех пор… Я даже не помню с каких пор.

— Ну хорошо. Первым делом принесите мне еду, которую вы приготовили для него.

Через минуту Грейси вернулась с подносом, на котором были жареная курица, картофельный салат и кусочки хлеба с маслом. Энди взяла из ее рук поднос и подошла к двери:

— Грейси, откройте, пожалуйста.

Быстро открыв дверь и пропустив Энди, Грейси поспешно отпрянула назад, словно боялась, что из комнаты вырвется сноп огня. В комнате царил полумрак. Тяжелые шторы на широких окнах не пропускали солнечного света. Чувствовался сильный запах спиртного. Кожаная мебель, массивный дубовый стол и книжные полки довершали эту мрачную картину. За столом, уронив голову на согнутую руку, сидел Лайон.

Даже не пытаясь заглушить звук шагов, Энди подошла к столу. Лайон зашевелился и поднял голову.

Было видно, что с его губ готово сорваться проклятие, но крайнее изумление при виде Энди пересилило. Посмотрев на нее мутным взглядом, он пробормотал:

— Что ты здесь делаешь?

Энди едва сдерживалась, чтобы не кинуться к нему, утешить, унять нестерпимую боль, которую он испытывал. Но, боясь, что это еще больше оттолкнет его, она решила вести себя сдержанно.

— Мне кажется, это вполне очевидно. Я принесла тебе поесть.

— Ничего не хочу. Особенно видеть тебя. Уходи. Немедленно.

— Послушай, ты затерроризировал Грейси, но меня легко не запугаешь. Веди себя как и подобает цивилизованному человеку. Съешь то, что тебе приготовили. Грейси с ума сходит от беспокойства за тебя, а я беспокоюсь за нее. Лично мне все равно — можешь напиваться тут до одури. Итак, где ты будешь есть? — Не дожидаясь ответа, она поставила поднос перед ним на стол.

— Что-то я не видел тебя сегодня утром среди этих стервятников. Проспала?

— Можешь оскорблять меня, если от этого тебе станет легче, мистер Рэтлиф. У тебя это хорошо получается. А также тебе хорошо удается быть грубым и упрямым. Только я не знала, что ты, ко всему прочему, еще и трус.

Он вскочил со стула, но ему пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

— Ты сказала «трус»?

— Да. Ты трус, потому что считаешь, что страдаешь только ты один. Что из всего множества людей на несправедливые страдания обрекли только тебя. Да ты вообще не знаешь, что такое настоящее страдание, мистер Рэтлиф. Я разговаривала с человеком, у которого нет кистей рук и стоп ног. Знаешь, чем он занимается? Марафонским бегом. — Голос Энди звучал жестко. — Я брала интервью у женщины, которую парализовало после полиомиелита. Она так плоха, что может только лежать на спине со специальным прибором, который выполняет функции легких. Пока я с ней разговаривала, она не переставала улыбаться. Эта женщина так гордилась своими произведениями искусства. Да, ты не ослышался, именно произведениями искусства. Она рисует, держа кисть в зубах.

— Подожди минутку! Кто тебя уполномочил быть судьей над моей совестью?

— Я сама.

— Ну что ж, можешь сложить с себя эту обязанность. Я вовсе не считаю, что нет людей, которым хуже, чем мне. — Он снова опустился на стул.

— Когда от тебя ушла жена, ты стал упиваться ролью страдальца и затаил злобу на весь белый свет. И все из-за нее. — Энди наклонилась к столу. — Лайон, твоя скорбь по отцу естественна, — тихо сказала она, — но не уходи в себя, не береди еще больше свои раны. Ты слишком ценный человек для этого мира.

— Ценный? — злобно усмехнувшись, спросил он. — Джери так не считала. Она была мне неверна еще до того, как уехала.

— Роберт тоже.

Лайон поднял голову и долго смотрел на нее. Потом потянулся за бутылкой с ликером. Энди затаила дыхание. Но Лайон, завинтив крышку, убрал бутылку в ящик стола.

— Передай, пожалуйста, цыпленка, — попросил он с видом провинившегося мальчишки.

Энди улыбнулась и подтолкнула к нему поднос. Лайон засмеялся:

— На сколько человек это рассчитано?

— Грейси сказала, что ты давно не ел.

— Ты будешь есть?

— Здесь только одна тарелка.

— Мы можем обойтись и одной.

Когда Энди принесла пустой поднос, Грейси так резко встала из-за стола, что едва не опрокинула чашку с кофе.

— Как он?

— Наелся до отвала. — Энди засмеялась. — Уничтожил все без остатка, правда, я ему немного помогла. Он хочет чего-нибудь попить. Только не кофе. Я думаю, мне удастся заставить его немного поспать.

— Я приготовлю холодный чай.

— Спасибо. — Энди немного помолчала, не решаясь обратиться к Грейси с просьбой. — Не могли бы вы кое-что сделать для меня?

— После того, что вы сотворили с Лайоном, все что угодно.

— Позвоните в гостинцу «Рай на Холмах» и оставьте сообщение для мистера Траппера. Я не хочу, чтобы вы говорили с ним напрямую, потому что он здорово рассердится и, не дай бог, обругает вас. Передайте, что он получит обещанное завтра утром.

— Он поймет, что это значит?

— Да.

Энди даже не собиралась говорить сейчас с Лайоном о разрешении на эфир. Он поверил ей, а это было для нее важнее всего на свете, и ей не хотелось, чтобы у него мелькнула хоть тень сомнения.

— Грейси, вы бы предупредили охрану у ворот, чтобы сегодня больше никого не впускали.

— Хорошо.

— Думаю, это все. Если мне повезет, Лайон скоро заснет.

— Спасибо, Энди. Я всегда знала: вы именно то, что ему нужно.

Энди кивнула, взяла поднос с чаем и двумя стаканами и пошла в кабинет. Когда Энди вошла в комнату, он лежал на диване с закрытыми глазами.

Энди на цыпочках подошла к дивану. Внезапно Лайон открыл глаза.

— Я думала, ты спишь.

— Просто отдыхаю.

— Хочешь холодного чая?

— Да.

— С сахаром?

— Два куска, — попросил Лайон. Энди поморщилась. — Ты не любишь чай с сахаром?

— Просто я вспомнила тот сироп, который мне пришлось пить у Гейба. Он, наверное, положил три или четыре ложки на стакан.

— Зачем же ты его пила?

— Потому что мне надо было чем-то заняться, пока я набиралась храбрости с тобой заговорить.

— Роберт тебя обманывал?

Вопрос был так неожидан, что сердце Энди невольно сжалось — будто она впервые узнала, что муж изменял ей.

— Да.

Лайон вздохнул и провел пальцем по запотевшей поверхности стакана.

— У меня было много женщин. Но когда я женился, с этим было покончено. Я признаю только абсолютную верность. В семейной жизни не должно быть лжи.

— Наверное, это у тебя от отца. Грейси сказала, что даже после смерти твоей матери он не интересовался другими женщинами.

— Он любил ее до… До самой смерти.

И тут его прорвало. Он начал рассказывать о своих родителях, главным образом об отце, которого любил и уважал.

— Нелегко быть сыном живой легенды. Иногда я ужасно злился. Вечно от меня ждали чего-то большего из-за того, что знали, кто мой отец. Его добровольная ссылка сказалась на моем детстве. Мы никогда никуда не ездили семьей, даже на отдых. Когда я стал старше, отец отпускал меня с друзьями и их родителями. Он рассказал о похоронах. Как накрыли гроб флагом. Как был добр президент.

— Ты политический сторонник президента? — спросила Энди.

— Нет, вовсе нет. Просто он ужасно милый человек.

Они вместе рассмеялись, потом Лайон попросил ее рассказать что-нибудь о тех людях, у которых Энди брала интервью. Она начала было рассказывать, но уже после нескольких фраз увидела, что глаза его закрыты.

Энди тихонько приняла у него из рук наполовину пустой стакан и поставила на кофейный столик. Затем, подождав, пока его дыхание станет глубоким и ровным, села рядом и осторожно положила голову Лайона на колени.

Энди любовалась его лицом, гладила темные волосы, широкие сильные плечи. Лайон заворочался и пробормотал во сне какое-то слово, вероятно, ее имя. А может быть, она просто выдает желаемое за действительное? Покрепче прижавшись к нему, Энди стала нашептывать нежные слова, которые никогда бы не осмелилась сказать наяву. Но он крепко спал. Вскоре уснула и Энди.

Она проснулась оттого, что Лайон целовал ее грудь сквозь ткань платья. Он погладил ее, потом его рука заскользила вниз…

— Лайон!

— Энди, прошу тебя, — простонал он. — Я хочу тебя.