"Мегрэ и дело Наура" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)Глава 3Мегрэ редко чувствовал себя в столь затруднительном положении, словно был выбит из привычной колеи. У него возникло неприятное ощущение, которое испытываешь во сне, когда почва уходит из-под ног. По заснеженным улицам с трудом передвигались редкие прохожие, старавшиеся сохранять равновесие; машины, такси, автобусы двигались с замедленной скоростью, а вдоль тротуаров ползли грузовики, разбрасывая песок и соль. Почти все окна домов были освещены, и снег все падал с серого, пасмурного неба. Он мог почти с уверенностью сказать, что происходило в каждой из этих небольших квартир, где жили простые смертные. За тридцать лет он хорошо изучил Париж, каждый его квартал, каждую улицу, и тем не менее сейчас он как будто погрузился в какой-то иной мир, где реакция обитателей была непредсказуемой. Как еще вчера жил Феликс Наур? Каковы были отношения между ним и его секретарем, который не признавал себя таковым, как он относился к своей жене и детям? Почему те жили на Лазурном берегу, и почему… Этих «почему» скопилось столько, что он не мог даже выстроить их в один ряд. Ничего не было ясно. Никакой определенности. Ничто не происходило так, как в других семьях, у других супружеских пар. Пардон, видно, испытал такое же неприятное ощущение, когда в его медицинский кабинет вторглась какая-то странная чета. История с выстрелом, сделанным из машины, была маловероятна, как маловероятно и то, что некая пожилая женщина указала на дом врача. Феликс Наур, с его трудами по математике и списками выигравших и проигравших номеров в различных казино, не вписывался ни в одну из известных Мегрэ категорий людей, да и Фуад Уэни был выходцем из какого-то другого мира. Комиссару казалось, что все в этом доме было фальшивым, и, когда он поднимался по лестнице, Лапуэнт подтвердил его догадки. — Я не могу понять, шеф, нормальна ли вообще эта девица. По ее ответам, если она и соизволит отвечать, по взглядам, которые она бросает на меня, кажется, что у нее ум десятилетней девочки, если это не притворство. Войдя в комнату мадам Наур, где на стуле, обитом шелком, по-прежнему сидела Нелли, Лапуэнт заметил: — В действительности, шеф, дети старше, чем на этой фотографии. Девочке теперь пять лет, а мальчику два года. — Ты узнал, где они живут со своей воспитательницей? — В Мужене, в пансионе «Пальмы». — Давно? — Насколько я мог понять, мальчик родился в Каннах и никогда не был в Париже. Горничная смотрела на них ясными, прозрачными глазами и, казалось, не понимала ни слова из того, о чем они говорили. — Я нашел другие фотографии в ящике, который она мне указала… Дюжину фотографий детей, когда они были грудными, когда уже научились ходить, а вот эта сделана на пляже — Наур и его жена, более молодые, вероятно, в период, когда они встретились… Вот, наконец, снимок мадам Шур с подругой, возле одного из каналов в Амстердаме… Подруга выглядела некрасивой, с приплюснутым носом, слишком маленькими глазами, но, несмотря на это, ее лицо казалось открытым и привлекательным. — Письма, найденные в комнате, написаны женским почерком по-голландски. Первое — семь лет назад, а последнее — около двух недель. — Нелли никогда не ездила в Голландию со своей хозяйкой? — Утверждает, что нет. — А сама мадам часто туда ездила? — Время от времени… По-видимому, одна… Но я не уверен, что даже по-английски Нелли хорошо понимает вопросы, которые я ей задаю… — Поищи переводчика для этих писем… Что она говорит относительно вчерашнего вечера и этой ночи? — Ничего. Она ничего не знает. Дом не настолько велик, однако каждый живущий в нем, кажется, представления не имеет, что делают другие. Она думает, что мадам Наур ужинала в городе… — Одна? Никто не приходил за ней? Она не вызывала такси? — Она утверждает, что не знает. — Горничная не помогала мадам Наур одеваться? — На этот вопрос она отвечает, что ее не вызывали. Она поела на кухне, как обычно, затем поднялась в свою комнату, почитала голландскую газету и легла спать… Показала мне позавчерашний номер… — Она не слышала звука шагов в коридоре? — Не обращала на это внимания… Говорит, что как только она засыпает, ее ничто не может разбудить… — В котором часу она начинает работу? — Точного времени ей не установили… Мегрэ тщетно старался отгадать, что скрывалось за этим гладким цвета слоновой кости лбом горничной, которая слегка улыбалась, глядя на него. — Скажи ей, что она может идти завтракать и что ей не разрешается уходить из дома. Когда Лапуэнт перевел эти указания, Нелли сделала небольшой книксен, на манер воспитанницы пансиона, и безмятежно направилась к лестнице. — Она лжет, шеф… — Почему ты так считаешь? — Она говорит, что этой ночью не входила в гостиную. Сегодня утром местные инспектора не позволили ей выйти из ее комнаты. Однако же, когда я спросил ее о том, какое пальто было на ее хозяйке, она не колеблясь ответила: «Из морской выдры»… А ведь в шкафах у мадам Наур были шубы из норки и серого каракуля… — Я хочу, чтобы ты взял машину и поехал к доктору Пардону, на бульвар Вольтера. Покажи ему фотографию, которая находится внизу, на письменном столе… В комнате стоял телефон. Когда он зазвонил, Мегрэ снял трубку и услышал два голоса, один — судебно-медицинского эксперта, другой — Уэни. — Да, — говорил секретарь, — он еще в доме…. Сейчас я скажу ему… — Не стоит беспокоиться, господин Уэни, — вмешался Мегрэ. — Положите, пожалуйста, трубку. Три аппарата, один из которых находился в комнате секретаря, были, таким образом, подключены к одной и той же линии. — Алло, это Мегрэ… — Это Колинэ… Я только что начал вскрытие и подумал, что вам сразу нужно сообщить первые результаты… Это не самоубийство… — Я никогда этого и не предполагал… — Я тоже, но теперь мы уверены в этом полностью… Я не специалист по баллистике, но, думаю, пуля, обнаруженная, как мы и предполагали, в черепной коробке, выпущена из оружия среднего или крупного калибра — 7,32 или 45. Считаю, что расстояние составляло от трех до четырех метров. Череп треснул… — Время смерти? — Для окончательного заключения мне нужно знать, когда убитый последний раз принимал пищу, а для этого необходим анализ внутренних органов… — А приблизительно? — Середина ночи… — Благодарю вас, доктор… Лапуэнт уже вышел из дома, и было слышно, как он заводил двигатель своей машины. Двое мужчин внизу говорили на чужом языке, как потом понял Мегрэ, — арабском. Он спустился по лестнице и встретился в коридоре с Уэни, беседовавшим с незнакомцем. Квартальный инспектор, наблюдавший за ними, не решался вмешаться. Приехавший был похож на Феликса Наура, но выглядел старше, был выше и более худощав. Его темные волосы серебрились на висках. — Господин Пьер Наур? — Вы из полиции? — спросил его собеседник недоверчиво. — Комиссар Мегрэ, начальник бригады уголовной полиции. — Что случилось с моим братом? Где его тело? — Он убит этой ночью выстрелом в горло, и его тело отправлено в судебно-медицинский институт… — Я могу его видеть? — Да, в скором времени. — Почему не сейчас? — Потому что идет вскрытие… Входите, господин Наур… Комиссар какое-то время колебался, приглашать ли Уэни в кабинет, но потом решил: — Вы не подождете в своей комнате? Уэни и Наур посмотрели друг на друга, и Мегрэ не прочел в глазах брата убитого никакой симпатии к секретарю. Когда дверь закрылась, банкир из Женевы спросил: — Это произошло здесь? Комиссар указал на большое пятно крови на ковре, и его собеседник какое-то время хранил молчание, как если бы тело все еще находилось в комнате. — Как это случилось? — Пока ничего не известно. По-видимому, он ужинал в городе, и после этого его никто уже не видел. — А Лина? — Вы имеете в виду мадам Наур?.. Ее горничная утверждает, что она тоже не ужинала дома и что она не вернулась. — Ее здесь нет? — Ее постель не разобрана, и она забрала с собой вещи… Что касается Пьера Наура, то он не казался удивленным. — А Уэни? — Он был в игорном клубе на бульваре Сен-Мишель и якобы записывал там номера до часа ночи. Когда Уэни возвратился, то не пытался выяснить, дома ли его хозяин, а поднялся сразу в свою комнату, чтобы лечь спать… Он ничего не слышал… Они сидели друг против друга. Банкир машинально вынул из кармана сигару, не решаясь закурить ее, возможно, из уважения к умершему, хотя тела здесь уже не было. — Я обязан задать вам несколько вопросов, господин Наур, и прошу извинить меня за возможную бестактность. Вы были в хороших отношениях со своим братом? — В очень хороших отношениях, хотя мы не часто виделись. — Почему? — Потому что я живу в Женеве, и если уезжаю, то чаще всего в Ливан… Что касается брата, то у него не было особых причин ездить в Женеву… У него не было там никаких дел. — Уэни заявил, что у Феликса Наура не было никакой профессии… — Это правда и в то же время неверно… Я полагаю, господин Мегрэ, что, не дожидаясь следующих вопросов, мне стоило бы сообщить некоторые сведения, которые позволят вам лучше понять ситуацию… Мой отец — банкир в Бейруте… Вначале его дело было очень скромным и предназначалось, для финансирования импорта и экспорта — ведь именно через Бейрут проходит вся продукция для Ближнего Востока… Он решился наконец раскурить сигару. Его руки выглядели такими же ухоженными, как у брата, и он тоже носил обручальное кольцо. — Мы принадлежим к секте христиан-маронитов, что и объясняет выбор наших имен… С годами дело моего отца расширилось, и теперь он управляет одним из самых крупных частных банков Ливана… Я учился на юридическом факультете в Париже… — Еще до приезда вашего брата? — Он на пять лет моложе меня… Таким образом, я опередил его… Когда он приехал, я уже заканчивал учебу… — Сразу же после этого вы обосновались в Женеве? — Сначала я работал с отцом, затем мы решили открыть филиал в Швейцарии, «Ливанское отделение», которое я возглавляю… Это довольно скромное дело. В нашем бюро только пять сотрудников, оно расположено на авеню Дю Рон… Теперь, когда перед ним был человек, который при разговоре излагал все достаточно ясно, Мегрэ пытался поставить каждое действующее лицо на свое место. — У вас есть еще братья? — Только сестра, ее муж; управляет таким же отделением, как и мое, но в Стамбуле… — Таким образом, ваш отец, ваш зять и вы контролируете значительную часть торговли Ливана? — Около четверти, или, более скромно, пятую часть… — А ваш брат Феликс не участвовал в финансовой деятельности семьи? — Он был самым младшим… Феликс также начал изучать право, но без рвения, его больше интересовали пивные в Латинском квартале… Он открыл для себя покер, в котором, как обнаружилось, был очень силен, и проводил за ним ночи напролет… — Именно тогда он и встретил Уэни? — Я не утверждаю, что Уэни, который не маронит, а мусульманин, был злым гением, но иногда мне кажется, что это так… Уэни был очень беден, как и большинство людей, живущих в горах… Он должен был работать, чтобы платить за учебу… — Если я правильно понял, по находкам, которые сделал в этом кабинете, ваш брат был профессиональным игроком… — Если вообще в данном случае можно говорить о профессии. В один прекрасный день нам стало известно, что он забросил учебу на юридическом факультете, но стал посещать в Сорбонне лекции по математике… В течение нескольких лет отец и Феликс были в ссоре… — А вы? — Я встречался с ним изредка… Вначале я считал своим долгом помогать ему деньгами… — Он вернул их вам? — Полностью. После того, что я только что сказал, не думайте, что мой брат был неудачником. Первое время, два или три года, оказались для него трудными, но вскоре он начал выигрывать крупные суммы, и я убежден, что он был богаче меня… — Ваш отец помирился с ним? — Довольно быстро… У нас, маронитов, сильно развито чувство семьи… — Я правильно понял — ваш брат играл главным образом в казино? — В Довиле, в Каннах, в Эвьяне, зимой в Энгиене. В течение года или двух, до Кастро, он был техническим советником и, я думаю, компаньоном в казино Гаваны… Он никогда не играл наудачу, а использовал свои математические познания… — Вы женаты, господин Наур? — Женат и отец четверых детей, старшему двадцать два года, и он учится в Гарвардском университете. — Когда женился ваш брат? — Подождите… Это было… семь лет назад… — Вы знаете его жену? — Естественно, я познакомился с Линой… — Вы встречали ее до свадьбы? — Нет… У нас всех вообще создалось впечатление, что брат так и останется закоренелым холостяком… — Как вы узнали о его браке? — Из письма… — Вам известно, где состоялась свадьба? — В Трувиле, где Феликс снял виллу. Лицо Пьера Наура немного омрачилось. — Что она за человек? — Не знаю, как вам и ответить… — Почему? — Я видел ее всего два раза. — Ваш брат ездил в Женеву, чтобы ее представить? — Я приезжал в Париж по делам и встретил их обоих в «Рице», где они тогда жили. — Ваш брат бывал с ней в Ливане? — Нет. Через несколько месяцев после свадьбы мой отец встретился с ними в Эвьяне, куда ездил лечиться. — Ваш отец одобрял этот брак? — Мне трудно отвечать за отца. — А вы? — Я считаю, что это не мое дело. В разговоре вновь возникла какая-то неопределенность, а ответы стали неясными. — Знаете ли вы, где ваш брат познакомился со своей будущей женой? — Он никогда об этом не рассказывал, но было нетрудно догадаться. За год до этого в Довиле состоялся конкурс «Мисс Европа»… Феликс жил тогда в этом городе, потому что в казино шла игра по-крупному и банк срывали почти каждый вечер… «Мисс Европой» стала девятнадцатилетняя голландка Эвелина Виемерс..» — На которой ваш брат женился… — Примерно год спустя… До этого они много путешествовали вдвоем, или, точнее, втроем, поскольку Феликс никогда не расставался с Фуадом Уэни… Их разговор прервал телефонный звонок. МегрЭ снял трубку. Звонил Лапуэнт. — Я у доктора Пардона, шеф… Он сразу же узнал женщину на фотографии… Это раненая, которой он прошлой ночью оказывал помощь… — Можешь ли ты вернуться сюда? Заскочи сначала на набережную и попроси Жанвье, если он там, Торранса или кого-нибудь еще, чтобы заехали за мной на авеню Парк-Монсури… Он повесил трубку. — Извините меня, господин Наур… Мне остается задать вам один довольно нескромный вопрос… Ваш брат и его жена ладили между собой? Лицо собеседника сразу стало отчужденным. — Сожалею, но ничего не могу сказать по этому поводу… Я никогда не интересовался супружеской жизнью моего брата… — Его комната была на первом этаже, а комната жены — на втором… Насколько я могу судить по показаниям, в которых много недомолвок, супруги редко встречались за столом и еще реже уходили из дома вместе… Пьер Наур оставался невозмутимым, но скулы у него порозовели. — Персонал в этом доме ограничивается служанкой, Фуадом Уэни, роль которого не вполне ясна, и горничной-голландкой, говорящей, кроме родного, только на английском языке… — Мой брат, не считая арабского, владел французским, английским, испанским и итальянским, не говоря о том, что немного изъяснялся по-немецки… — Уэни готовил завтрак для хозяина, а Нелли Фелтхеис — для хозяйки. С обедом обстояло также, если они ели дома, а ужинали супруги чаще всего в городе, но порознь… — Я об этом не знал… — Где находятся ваши дети, господин Наур? — В Женеве, разумеется, или, точнее, в восьми километрах от Женевы, на нашей вилле… — Дети вашего брата живут на Лазурном берегу с гувернанткой… — Феликс часто навещал их и проводил часть года в Каннах… — А его жена? — Думаю, она их тоже навещала… — Вы никогда не слышали, были ли у нее любовники? — Я живу в другом городе… — Я попытаюсь, господин Наур, рассказать вам все, что произошло этой ночью, или, точнее, то, что нам известно… До часа ночи ваш брат был убит выстрелом в горло, сделанным из автоматического оружия довольно крупного калибра. Его тип и, вероятно, марку мы узнаем, как только эксперт-оружейник даст свое заключение… Господин Наур в это время стоял у письменного стола… У вашего брата, как и у того, кто в него стрелял, в руке было оружие — пистолет калибра 6,35 с перламутровой рукояткой. Этот пистолет обычно находился в правом ящике письменного стола, который мы нашли наполовину открытым… Я не знаю, сколько человек было в комнате, но уверен в том, что в ней присутствовала ваша невестка… — Откуда это известно? — Потому что она была ранена пулей, выпущенной из пистолета калибра 6,35. Вам никогда не приходилось слышать о некоем докторе Пардоне, который живет на бульваре Вольтера? — Я не знаю этого квартала и никогда не слышал подобного имени. — Ваша невестка, должно быть, о нем слышала, или о нем знал мужчина, который ее сопровождал. — Вы хотите сказать, что в этой комнате находился кто-то еще? — Я этого не утверждаю… Мадам Наур до или после происшедшей сцены поспешно затолкала свои вещи в один или несколько чемоданов… Затем, надев шубу из морской выдры, она со своим спутником вышла из «альфы-ромео» красного цвета перед домом 76—6 на бульваре Вольтера, и они позвонили в дверь доктора… — Кто был этот человек? — Насколько нам известно, колумбийский гражданин в возрасте двадцати пяти или двадцати шести лет… Пьер Наур остался невозмутимым, его лицо даже не дрогнуло. — Вы не знаете, кто бы это мог быть? — спросил Мегрэ, глядя ему в глаза. — Понятия не имею, — проронил тот, вынимая изо рта сигару. — Ваша невестка была ранена в спину, но ее жизнь вне опасности. Доктор Пардон оказал ей первую помощь. Колумбиец рассказал вымышленную историю о том, что его спутница, с которой он якобы не знаком, подверглась на улице нападению. В нее выстрелили из проезжающего автомобиля… — Где они сейчас находятся? — В Амстердаме, по всей вероятности… В то время как врач мыл руки и снимал испачканный кровью халат, эта пара бесшумно покинула его кабинет… Позже они появились в Орли, где до сих пор стоит красная машина, а два пассажира, Описание которых совпадает с их приметами, сели в самолет, вылетевший в Амстердам. Мегрэ встал, чтобы выбить пепел из трубки и набить другую, которую уже вынул из кармана. — Я был с вами предельно откровенен, господин Наур… И жду от вас того же… Мне надо ехать к себе на набережную Орфевр… Один из моих инспекторов останется здесь и будет следить за тем, чтобы ни служанка, ни Уэни, ни Нелли не покидали без разрешения дом… — А я? — Я хочу, чтобы вы также оставались здесь, поскольку сразу же после вскрытия последует опознание тела… Формальность, но это придется сделать… Комиссар подошел к большому окну. Снег продолжал падать, но уже не такой густой. Небо еще не прояснилось. У тротуара остановились две черные полицейские машины, из одной вышел Лапуэнт, а из второй — Жанвье. Они пересекли сад, и было слышно, как открылась дверь в коридор. — Возможно, господин Наур, при следующей встрече вь мне расскажете, какие отношения были между вашим бра том и его женой, между ней и другими мужчинами… Пьер Наур ничего не ответил и молча смотрел на уходившего комиссара. — Ты останешься здесь, Лапуэнт… Я еду на набережную вместе с Жанвье… Мегрэ обмотал шею толстым шарфом и накинул на плечи пальто. Было без десяти двенадцать, когда Мегрэ, удобно устроившегося в своем кресле, соединили с Амстердамом. — Кёлеманс?.. Алло!.. Это Мегрэ, из Парижа… Начальник бригады уголовной полиции Амстердама Еф Кёлеманс был еще молодым, ему едва исполнилось сорок, но из-за своей внешности какого-то рослого студента, розовых щек и белокурых волос он казался и еще лет на десять моложе. Именно Мегрэ разъяснял ему, как функционирует система уголовной полиции, когда тот приезжал в Париж на стажировку, и они стали добрыми друзьями, встречаясь изредка на международных конгрессах. — Очень хорошо, Кёлеманс, спасибо… Моя жена тоже, да… Как? Порт покрыт льдом? Пусть вас утешит то, что Париж превратился в настоящий каток и снег все еще идет… Алло!.. Послушайте, я хотел бы вас попросить об одной услуге… Разумеется, не в официальном порядке… Прежде всего, у меня нет времени заполнять необходимые бумаги, чтобы передать по всем правилам… Кроме того, пока нет достаточных данных… Прошлой ночью два лица, которые меня интересуют, высадились из самолета компании «КЛМ», вылетевшего из Орли примерно в четыре часа утра… Мужчина и женщина… Возможно, они прикинулись, что не знакомы друг с другом. Мужчине, обладателю колумбийского паспорта, примерно лет двадцать пять… Женщину, голландку по происхождению, зовут Эвелина Наур, девичья фамилия Виемерс; иногда она ненадолго приезжает в Амстердам, где прошла ее молодость… Оба, я полагаю, должны были заполнить специальные карточки въезда в страну, которые вы, возможно, отыщете в аэропорту… Мадам Наур не имеет определенного местожительства в Голландии, но у нее есть подруга в Амстердаме, Анна Кехель. На своих письмах она писала адрес: Ломанстраат… Вы знаете, где это? Хорошо!.. Нет, арестовывать их не надо… Может быть, если вы найдете жену Наура, сообщите ей, что муж: умер и ее ждут, чтобы ознакомиться с завещанием… Скажите, что ее зять прибыл в Париж… Не говорите ей ничего про полицию… Да, Наур был убит… Пуля в горле… Как? Возможно, она об этом знает, но может быть, что ей это еще не известно, в этом деле я жду любых неожиданностей. Я не хотел бы, чтобы ее вспугнули… Если она еще со своим спутником, то пусть его не трогают… Если они разделились, я полагаю, что она ему позвонит, чтобы сообщить о вашем визите… Вы очень любезны, Кёлеманс… Я отправляюсь обедать домой и рассчитываю, что вы мне позвоните во второй половине дня… Спасибо… Он набрал номер своего домашнего телефона. — Что у тебя на обед? — спросил он, когда жена сняла трубку. — Я приготовила капусту с копченым мясом и была почти уверена, что мне придется разогревать ее на ужин, если не на завтрак! — Я буду дома через полчаса. Он взял одну из трубок, аккуратно уложенных на его столе, и, набивая ее табаком, медленно пошел по коридору. Почти в самом его конце размещался кабинет комиссара Лардуа, который руководил отделом по расследованию дел, связанных с азартными играми. Лардуа пришел в уголовную полицию практически одновременно с ним, и оба они с самого начала называли друг друга на «ты». Мегрэ постучал. — Здравствуй, Рауль. — Что с тобой случилось, если ты вспомнил о моем существовании? Наши двери находятся в двадцати метрах, а ты заходишь ко мне раз в год… — Я мог бы сказать то же самое о тебе… Правда, они каждое утро виделись на совещаниях, которые проводил у себя начальник уголовной полиции. — Мои вопросы могут показаться тебе наивными, но я признаюсь, что ничего не смыслю в азартных играх… Прежде всего, скажи, существуют ли на самом деле профессиональные игроки? — К этой категории можно отнести владельцев казино, потому что, в конечном счете, они играют против клиентуры… Когда они держат банк на двух столах, случается, что делят ставки пополам с игроком-специалистом… Это — профессионалы, имеющие свой игорный дом. Другие люди, их немного, живут исключительно за счет игры в течение более или менее длительного времени — то ли потому, что им необычайно везет, то ли потому, что просто сильны в игре. — Можно ли играть по-научному? — По-видимому, да. Некоторые игроки, их немного, между сдачей карт и тем моментом, когда нужно просить еще одну карту или отказаться от нее, способны совершить довольно сложный подсчет вероятности выигрыша… — Ты слышал о некоем Феликсе Науре? — Его знают все крупье во Франции и за границей… Он относится ко второй категории, хотя в течение какого-то времени работал на пару с американским игорным синдикатом… — Он честный человек? — Если бы он им не был, его давно бы вышвырнули вон и запретили появляться в игорных залах… Лишь в небольших казино можно иногда встретить жалких шулеров, которые, впрочем, быстро попадаются… — Что ты знаешь о Науре? — Прежде всего то, что у него очень красивая жена, мисс чего-то там, которую я встречал несколько раз в Каннах и в Биаррице. Раньше он работал со своей группой с Ближнего Востока… — С игорным синдикатом? — Да, пожалуй… Скажем, с игроками, которые не хотят играть сами… Профессионал, намеревающийся сорвать банк, например в Каннах или в Довиле, должен располагать миллионами, чтобы продержаться до того момента, пока ему повезет… Короче, он должен быть на равных с казино, резервы которого практически неистощимы… Вот откуда возникает необходимость создавать синдикаты, которые функционируют как финансовые компании, с той лишь разницей, что они действуют более незаметно-Длительное время один подобный южноамериканский синдикат направлял каждый год своего человека в Довиль, и игорный дом несколько раз находился на грани разорения… — За Науром всегда стоял какой-нибудь синдикат? — Теперь он летает на собственных крыльях, но проверить это невозможно… — Еще один вопрос… Тебе известен клуб на Сен-Мишель? Лардуа помедлил с ответом. — Да… Я бывал там несколько раз… — Как получается, что он действует до сих пор? — Уж не скажешь ли ты, что Наур там играет? — Нет, но его секретарь, правая рука Наура, проводит там часть ночи два или три раза в неделю… — Я закрываю глаза на это заведение по просьбе Службы общей безопасности… В основном, клуб посещают иностранные студенты, главным образом из восточных стран, которые живут в том квартале… Это место, где их можно держать под присмотром, и наши коллеги, конечно, не упускают случая… Там был скандал? — Нет. — Что-то еще случилось? — Нет. — Наур был замешан в какой-то истории? — Его убили этой ночью. — В клубе? — В собственном доме. — Ты расскажешь мне об этом? — Когда мне самому будет что-нибудь понятно. Через двадцать минут Мегрэ, сидя дома за столом, с удовольствием ел капусту по-эльзасски, которую можно отведать лишь в двух парижских ресторанах. Малосольная свинина была чрезвычайно аппетитна, и комиссар открыл несколько бутылок страсбургского пива. За окном продолжал идти снег, было приятно сидеть в тепле, а не скользить по обледеневшим тротуарам или торчать в амстердамском аэропорту. — Ты устал? — Не очень. Немного помолчав, он добавил, насмешливо глядя на жену: — В сущности, полицейский не должен быть женатым. — Ты хочешь сказать, что тогда ему не нужно бьшо бы возвращаться домой и есть капусту? — тут же возразила она. — Нет, не поэтому, просто ему нужно было бы побыть в самом разном окружении, познать, что такое казино, например, познакомиться с игроками международного класса, с ливанскими маронитами и мусульманами, с молодыми колумбийцами, побывать в кафе Латинского квартала и в Сен-Жермен, которые посещают иностранцы. Я уже не говорю о том, что этому полицейскому стоило бы выучить голландский язык и посмотреть, как проходит конкурс красоты… — Но ты же во всем этом разбираешься? Она улыбалась, видя, что лицо мулеа понемногу теряет озабоченный вид. — Расследование это покажет… Когда он поднялся из-за стола, то почувствовал себя отяжелевшим — наверное потому, что слишком налегал за обедом на пиво. Каким бы счастьем для него было после почти бессонной ночи растянуться на постели и немного поспать, чувствуя сквозь сон, как ходит по квартире мадам Мегрэ, хлопоча по хозяйству! — Ты уже уходишь? — Мне должен позвонить из Амстердама Кёлеманс… Она тоже знала его, он несколько раз у них обедал. Комиссар вызвал такси, которое, по привычке, ожидал внизу у подъезда. Жанвье уже ждал у него в кабинете. — Никто не звонил? — Только Лапуэнт. В холодильнике было почти пусто, и брат Наура попросил у него разрешения заказать обед в ближайшем ресторане. У Лапуэнта не было никакой причины отказать в этом, в качестве благодарности его пригласили тоже. Два квартальных инспектора вернулись в свой комиссариат. Полицейского, охранявшего вход в дом, заменили… Да, я забыл! Горничная не захотела притронуться к еде и приготовила себе большую чашку шоколада, в котором она размачивала хлебцы… — Наур и Уэни ели за одним столом? — Лапуэнт мне ничего не говорил об этом… — Ты поедешь на бульвар Сен-Мишель… Найди там бар «Липы»… У них имеется игорный зал, действующий под видом частного клуба, на втором этаже… В это время клуб закрыт, но можно пройти через бар и подняться наверх… Скален владельцу, что ты от Лардуа и что ему не хотят причинять никаких неприятностей… Попытайся лишь выяснить, был ли Фуад Уэни в клубе прошлой ночью, и, если да, в каком часу появился и когда ушел… На обратном пути зайди в ресторан «Маленький Бейрут» на улице Бернарден. Его владелец — некий Бутрос. Феликс Наур был одним из постоянных его клиентов. Ужинал ли он вчера в этом ресторане? Один ли был? Когда в последний раз Наур приходил туда со своей женой? Был ли период, когда пара казалась неразлучной? И так далее. Сам посмотри, что смелеешь разузнать… Мегрэ еще даже не касался утренней почты, грудой лежавшей рядом с трубками. Он протянул руку, чтобы взять одно из писем, зевнул, решил заняться этим делом позже и, опустившись пониже в кресле, уронил голову м закрыл глаза. Комиссар очнулся от телефонного звонка. Никто не тряс его за плечо, ни от кого он не отбивался. Часы показывали половину четвертого. — Комиссар Мегрэ?.. Алло… Телефонистка говорила с сильным акцентом. — Это из Амстердама… С вами будет говорить комиссар Кёлеманс… Послышались два или три щелчка, затем раздался веселый, как всегда, голос голландского полицейского-верзилы. — Мегрэ?.. Говорит Кёлеманс… Постарайтесь всегда давать мне такие же легкие поручения… Естественно, я нашел в аэропорту их карточки въезда в страну… Мне далее не пришлось туда ехать… Их содержание продиктовали по телефону… Что касается женщины, то это действительно Эвелина Наур, урожденная Виемерс, проживающая в Париже, на авеню Парк-Монсури… Она моложе, чем вы думали… Ей двадцать семь лет… Родилась действительно в Амстердаме, но еще девочкой уехала из города с родителями, когда ее отец получил место заместителя директора сыроварни в Леувердене, во Фрисландии… — Вы с ней виделись? — Она у своей подруги, Анны Кехель. Они жили несколько лет вместе, когда Лина в семнадцать лет добилась разрешения от родителей поехать работать в Амстердам. Лина была телефонисткой в одном туристическом агентстве, затем регистратором у известного врача, наконец, манекенщицей в доме моделей… Анна Кехель все это время работала на пивоваренном заводе, склады которого я вам показывал, когда мы проезжали на катере по Амстелу… — Какова была реакция Лины Наур, когда вы сообщили ей о смерти мужа? — Она находится в постели, перед самым моим визитом у нее был врач… — Она сказала вам о своем ранении… — Нет. Она уверяла меня, что очень устала. — Никаких следов присутствия ее спутника? — В квартире только одна большая комната, кухня и ванная, и если бы он там был, я бы видел… Она спросила про мужа, немного помолчав: «Отчего он умер?» Я сказал, что не знаю и что ей нужно присутствовать на оглашении завещания. — Что она ответила? — Что надеется завтра утром вылететь самолетом, хотя врач и рекомендовал ей длительный отдых… На всякий случай я оставил поблизости одного из своих людей… Все законно, не бойтесь… — Кто колумбиец? — Висенте Алваредо, двадцати шести лет, родился в Боготе, студент, проживает в Париже на улице Нотр Дам де Шан… — Вам удалось его найти? — Легко. Тоже вполне законно, я приказал прослушать телефон в квартире на Ломанстраат… Лина Нуар сняла телефонную трубку прежде, чем я успел удалиться из ее дома,.. Она позвонила в гостиницу «Рембрандт», и ее соединили с Алваредо… Передо мной лежит стенографическая запись их разговора… Вы хотите, чтобы я зачитал? Мегрэ сожелел о том, что не мог одновременно и слушать, и набивать табаком одну из своих трубок, так хорошо уложенных на столе. — Я начинаю. «Висенте?» «Да. Доктор приходил?» «Полчаса назад. Он поверил в то, что я рассказала, и наложил мне швы после того, как обработал рану. Он снова придет завтра утром. Потом был второй визит, приходил кто-то из полиции, очень высокий и очень любезный, он сообщил, что мой муж: умер…» Молчание. — Заметьте, Мегрэ, в этот момент молодой человек не задал ни одного вопроса. «Я нужна нотариусу, который должен огласить завещание. Я обещала вылететь завтра утром». «Ты думаешь, что сможешь это сделать?» «У меня температура только тридцать восемь… После того, как доктор дал мне какие-то таблетки, я почти не чувствую боли». «Я могу прийти к тебе сегодня после обеда?» «Но не слишком рано, я хочу поспать. Моя подруга позвонила к себе на работу и сказала, что у нее грипп…» «Я буду у тебя около пяти часов». Вновь молчание. — Это все, Мегрэ. Они начали разговор на английском и продолжили на французском. Чем еще я могу быть полезен? — Я хотел бы знать, вылетит ли она, и если да, то в котором часу будет в Орли… И, конечно, я хочу иметь сведения, чем занимается Алваредо… — Законно?! И Кёлеманс весело завершил разговор, прокричав, как и сотрудники Мегрэ: — До свидания, шеф! |
|
|