"Руины Изиды" - читать интересную книгу автора (Брэдли Мэрион Зиммер)

6

Недалеко от стен полуразрушенного города, в окружении уцелевших после нашествия цунами ныряльщиц стояла Ванайя. Возле нее находилась Миранда. Все держали в руках факелы или фонари. Из темноты вынырнула Лаурина и стала рядом с Цендри.

— Мы должны пойти к ним, — говорила Ванайя, — и поблагодарить за то, что они спасли нас от этой страшной волны. Потом все те, кто остался без крова, пойдут ко мне, но это потом, сейчас мы должны идти к ним. Цендри, — сказала она, и в свете факелов глаза ее блеснули, — сегодня ты рисковала ради нас своей жизнью. Отныне твое место среди нас. — Ванайя пожала ее руку. — Пойдем, мы будем говорить с ними.

По охватившему Ванайю чувству восторга и возбуждения Цендри догадалась, что она говорит о Строителях.

«Но как? Ведь уже миллион лет, как эта цивилизация исчезла». Цендри с сожалением посмотрела на Ванайю. В ее голове не укладывалось, что прекрасная правительница и умелый политик может быть одновременно и дремучей бабой, полной предрассудков. Дальнейшее ей уже стало ясным, но она решила посмотреть все до конца. «В конце концов, бывает, что религиозные верования дают импульс возникновению культур. Возможно, Ванайя выражает свои мысли иносказательно, тогда ее слова имеют чисто символический смысл. В таком случае это уже не предрассудок и не элемент иррационального. Если, конечно, сбросить со счетов, что пока в мире еще не было религий, основанных на рационализме», — размышляла Цендри.

Помимо своего желания Цендри оказалась во главе шествия, между Ванайей и Мирандой. Чуть поодаль шла Лаурина. В некотором отдалении от них шагал Ру, босоногий, неприкаянный и недовольный. Рядом с ним не было никого, он шел в полном одиночестве.

«Бедный Ру, ему нет места ни среди женщин, ни среди мужчин. Конечно, его положение в некотором смысле можно считать привилегированным, кое-кто из мужчин, находящихся в мужском доме, возможно, ему даже завидует. Однако возможность жить с женщинами одновременно делает его изгоем среди мужчин. Как говорят, покрась обезьяну в зеленый цвет, и сородичи разорвут ее в клочья. Ру — чужой для всех».

При свете факелов, сквозь длинные тени и еле слышное шуршание шагов, по утоптанной тропе, казавшейся сейчас Цендри очень мягкой, процессия приближалась к самому центру Руин. Никто не разговаривал, не шептался, стояла глубокая тишина, но Цендри она вдруг показалась наполненной неким содержанием. Она приказала себе не поддаваться предрассудкам и сохранять полное спокойствие, но ее разум отказывался подчиняться. Она вдруг поймала себя на мысли, что начинает понимать первобытных людей, одушевлявших предметы вокруг себя. Ей самой казалось, что древние Строители смотрят на свет их факелов. Она почти физически ощущала, что окружающая темнота была заполнена духами давно ушедших людей. Невидимыми глазами они смотрят на процессию, идущую по улицам некогда принадлежавшего им города. Теперь они скитаются в пространстве и ждут.

В самом центре Руин находилось открытое место, достаточно большое, чтобы на нем мог приземлиться космический корабль. И снова Цендри увидела космический корабль, тот самый, контуры которого при лунном свете она разглядела из окна своей комнаты. «Возможно, на этом корабле на планету и прилетели первые переселенки, и если так, тогда неудивительно, что женщины относятся к Руинам с таким благоговением. Кажется, пилот шаттла сказала, что им показали это место, указали путь, направив сюда. Что заставило колонисток посадить свой корабль в самом центре древнего разрушенного города? Но не исключено, что никто никому ничего и не указывал».

Цендри никогда не пилотировала кораблей, ни больших, ни маленьких, но знала, что при посадке в случае отсутствия подготовленных площадок, пилоты пользуются любой подходящей территорией, лишь бы она была достаточно большой и ровной.

Она почувствовала на своих локтях руки Ванайи. Проматриарх подвела Цендри к древнему кораблю и мягко потянула вниз. Цендри неохотно опустилась на колени, она не совсем понимала смысл этих шествий, и это ее раздражало, но в то же время в душе ее шевелилось нечто напоминающее веру, подстегиваемую сознанием своих обязанностей. «Антрополог должен быть готовым принять участие в обрядах и молитвенных собраниях изучаемого им народа», — вспоминала она строки учебника.

Она вздрогнула и на секунду зажмурила глаза, ей показалось, что корабль начал светиться голубоватым светом. «Отражение света факелов, — уверяла себя Цендри. — Полированная поверхность хорошо отражает свет».

Но внезапно вместе со светом в нее стало вливаться тепло, легкость и нежность. Она почувствовала наплыв любви к себе и внезапно ощутила, как в ней начало возникать ответное чувство. Мысленно она спросила: «Кто ты?» — и в сиянии света услышала ответ: «Я есть, и этого достаточно. Люби меня так же, как я люблю тебя».

Цендри почувствовала холод. Факелы догорали. Цендри очнулась и ощутила, как по ее спине катятся ледяные крошки. «Что это было? Что происходило со мной?» Будто во сне, она медленно шла из мертвого города. Рядом с ней двигалась Миранда, лицо ее выражало восторг и отрешенность. Цендри посмотрела на Лаурину, выражение лица ее было радостным и умиротворенным. Ванайя пристально посмотрела на Цендри и улыбнулась так тепло и ласково, что Цендри почувствовала в себе непреодолимое желание броситься к ней и закричать: «Мама, дарительница жизни, как я люблю тебя!»

«Что случилось со мной? — думала Цендри, ошеломленная случившимся. — Не понимаю. Но что бы это ни было, остальные почувствовали то же, что и я».

Что пережила Цендри и что это было? Гипнотический сеанс? Массовая галлюцинация? А может быть, ничего не случилось, Цендри все выдумала? Или она, впечатлительная и одинокая, находящаяся в постоянном напряжении вне привычного ей мира, под влиянием окружения вошла в религиозный экстаз? Она старалась не поддаваться, крепилась, но потом ее все же захлестнул поток радости и любви.

«Бред какой-то, абсурд». Она заставила себя оглядеть шедших рядом женщин и по их лицам старалась разгадать их настроение. «Ну, разумеется, — думала она, — это была массовая галлюцинация». В то же время испытываемое Цендри ощущение было так похоже на то, что Миранда называла любовью и заботой Строителей. «Нет, то, что произошло, если вообще что-то происходило, можно назвать как угодно, но только не излиянием любви и заботы Строителей, вымерших свыше миллиона лет назад, но продолжающих сидеть возле своего корабля».

На лицах большинства женщин Цендри видела то же ошеломленное выражение, что и на лице Миранды. Посмотрев на Ванайю, Цендри убедилась, что и она чувствует тот же восторг. Радость светилась и на полусонных лицах маленьких девочек лет восьми-девяти. Дети помладше просто спали или плакали на руках своих матерей.

Что касается мужчин, то, по всей видимости, они ничего не почувствовали. Кое-кто устало зевал, некоторые были угрюмы и откровенно злы, на большинстве же лиц мужчин, уныло плетущихся за женщинами, было написано крайнее недовольство.

Цендри тоже страшно устала, поэтому оставила анализ происшедшего на потом. Сейчас сделать определенный вывод она все равно не могла. Предельно ясно было одно — из-за этого странного свойства жительницы Матриархата и считали Развалины священным местом. Цендри подумала, что неплохо было бы в дальнейшем обсудить случившееся с Лауриной, она все-таки ученый, историк и должна уметь объективно оценивать происходящие события.

Теперь, когда экстаз, или гипнотический транс, прошел, Цендри посетило новое, не столь возвышенное ощущение — страшная боль в ногах. Она постоянно росла и к моменту прихода к дому Ванайи Цендри еле держалась на ногах. Все окна в доме были освещены, и от внезапного яркого света Цендри почувствовала еще и сильную резь в глазах. С радостными криками из дома навстречу Ванайе толпой выбежали слуги и многочисленные домочадцы.

— Мы так боялись за вас, дарительница жизни, — раздались голоса. — Мы узнали, что вы пошли в деревню к ныряльщицам, потом мы видели волну и обломки. Мы так испугались, думали, что с вами что-нибудь случилось.

Ванайя, окончательно пришедшая в себя, начала отдавать приказания. Для пришедших с ней женщин и детей она велела поставить возле дома палатки, а мужчин отвести в мужской дом. Пожилых женщин она попросила разместить в комнатах для гостей в самом доме, после чего отправила на кухню кухарок готовить еду. Все бросились исполнять приказания Проматриарха, и в это время к ней подошла домоправительница.

— Примите мое уважение, дарительница жизни, — сказала она, — но в ваше отсутствие у нас произошла одна неприятность. В дом проникла мужская особь, принадлежащая Проматриарху Махале. Оно пробралось в апартаменты, которые занимает ученая дама с Университета и ее спутник.

При этих словах с лица Цендри исчезли последние следы радостного возбуждения, она напряженно слушала голос домоправительницы. Сегодняшние события совершенно заслонили то, что произошло несколькими часами раньше, она совсем забыла о коротышке Баке, который пробрался в дом, чтобы поговорить с Далом.

— Я ожидала этого от своей подружки, — раздраженно произнесла Ванайя. — Удивительно, что она не заслала сюда своего шпиона раньше. Вы допросили особь?

— Мы заперли ее. Я подумала, что вы сами захотите допросить.

Ванайя брезгливо передернула плечами и показала на толпу женщин.

— Как видишь, мне есть чем заниматься. Нужно устроить всех этих бездомных. Ну да ладно, приведите сюда особь.

Домоправительница подозвала охранниц, трех свирепого вида женщин, и приказала привести Бака. Охранницы побежали к дому, но через несколько минут вернулись, и одна из них, старшая, волнуясь, произнесла:

— Примите мое уважение, дарительница жизни, но особь исчезла.

— Вот как? — Ванайя удивленно подняла брови. — Оно убежало назад к этой суке, которая натравила ее на нас. Теперь мы ничего не сможем доказать. Но как оно могло сбежать? Вероятно, клетку повредило землетрясением. Кто закрывал ее?

— Я, — ответила старшая охранница. — Примите мое уважение, но я навесила все замки. Определенно, что особь кто-то выпустил, — она угрюмо посмотрела на Цендри. — Когда мы уводили особь, спутник ученой дамы пытался помешать нам.

— Идите и приведите спутника ученой дамы, — приказала Ванайя.

— Но, Ванайя, — слабо запротестовала Цендри.

— Помолчи, дорогая. Если твой спутник невиновен, он не будет наказан. И не волнуйся, с таким же успехом я заподозрила бы и Ру, но он был со мной весь день, — она вздохнула и, приказав старшей дочери продолжать ставить палатки для ныряльщиц, направилась в дом. Рядом с ней шли Цендри и Миранда.

Охранницы привели Дала. Он наотрез отрицал, что имеет какое-либо отношение к побегу.

— Весь день я работал и никуда из наших комнат не выходил, — упрямо повторял он на все вопросы Ванайи. — После того как охранницы увели мужчину, ко мне никто не заходил.

— У меня есть одно средство, которое заставит это заговорить, — со звериной ненавистью прошипела одна из охранниц и многозначительно покрутила концами толстой плетки.

Ванайя нахмурилась и покачала головой.

— Не люблю я таких вещей, но в данном случае у нас, пожалуй, другого выбора нет, — она с любопытством посмотрела на Цендри. — Однако оно принадлежит тебе. — Проматриарх немного помолчала. — Надеюсь, у тебя не будет возражений против того, чтобы мы допросили твою вещь с применением физического воздействия?

Цендри ошарашенно посмотрела на тяжелый кнут.

— У меня будут возражения, — сказала она.

Одна из охранниц хихикнула.

— Ну что ты, дитя мое. Не будь такой жалостливой, неужели тебе непонятно, что это единственный способ добиться от них правды? — Ванайя выжидающе смотрела на Цендри. — Маллида не будет жестокой, она ударит твою вещь не сильнее, чем нужно.

— Вы, наверное, не понимаете, что мой спутник — известный ученый. Его слово так же твердо, как и мое собственное, за что я могу поручиться, — она понимала, что местоимение «он» покоробит Ванайю, но Цендри было все равно. — К тому же на него распространяется дипломатическая неприкосновенность, — резко говорила Цендри.

Ванайя сокрушенно покачала головой, вздохнула и с сожалением посмотрела на Цендри.

— Я так надеялась, что ты стала такой же, как мы, и не будешь говорить о таких пустяках, — печально произнесла она. — Но, видимо, ты в самом деле живешь по другим законам. Значит, говоришь, что твоему спутнику можно верить так же, как и тебе? — спросила она.

— Да, — твердо ответила Цендри.

— Тогда спроси его, имеет ли он какое-нибудь отношение к побегу особи, пойманной в нашем доме.

Сердце Цендри екнуло. «Наверное, слишком много адреналина».

— Дал, — она посмотрела на мужа, — ты не выпускал того человека?

— Нет, — ответил он, и сердце Цендри совсем упало. Дал не смотрел ей в глаза, он слегка опустил голову, что, как она знала, было верным признаком того, что он лжет.

«Боже мой, — думала Цендри, — он врет мне». Она была в трудном положении: если поручиться за слова Дала, а позднее выяснится, что он соврал, в Матриархате не останется никакой веры в Сообщество. И более того, женщины лишний раз убедятся в том, что мужчинам верить нельзя ни под каким видом. Однако, если она скажет, что Дал лжет, тогда эта звероподобная Маллида начнет кнутом выбивать из него правду. «Это жестоко, — подумала Цендри. — В конце концов, какое мне дело до их склок? Я не допущу, чтобы Дала били! Но позже я с ним все-таки поговорю».

— Я свидетельствую в том, что слова моего спутника — правда, — произнесла она. Ванайя пожала плечами.

— Все это нам абсолютно не нужно, — произнесла она, скривив губы. — Все равно особь не смогла сделать того, за чем ее посылали. Отпусти собственность ученой дамы, Маллида.

Руки Цендри продолжали трястись.

— А теперь давайте забудем об этом маленьком недоразумении и пойдемте обедать, — сказала Ванайя.

Несмотря на то, что кушанья были, как всегда, великолепными, ни Дал, ни Цендри не притронулись к ним.

— Я чувствую себя виноватым, — мягким нежным голосом прошептал Ру на самое ухо Цендри. — Я совсем пренебрег своими обязанностями и не развлекал вашего спутника. — Затем он обратился к Далу: — Ведь я единственный, кого вы можете считать своим другом, равным себе. Как и я, вы живете не в мужском доме, а здесь. Я очень сожалею, что совершенно забыл о своем долге. Может быть, мне стоит организовать охоту? — с радостным блеском в глазах спросил он.

— Не знаю, — проговорил Дал. — Возможно. Я отвечу позже.

— Но Ванайя поручила мне развлекать вас. Она говорит, что если мужская особь ничего не делает, у нее могут появиться ненужные мысли, а тут недалеко и до беды, — он преданно посмотрел в глаза Дала. — Прошу меня простить за все то, что с вами произошло, — он тяжело вздохнул. — Но, скорее всего, мои услуги вам не понадобятся, уважаемая ученая дама скоро начнет свои исследования. — Он снова повернулся к Цендри: — Она сегодня уже побывала в самом центре Руин.

Дал дернулся и пристально посмотрел на Цендри. Она опустила голову. Такого поворота Цендри не ожидала, она хотела рассказать Далу о своем посещении Руин, когда все успокоится. Она знала, что это будет для Дала ударом, но Цендри надеялась, что ей удастся объяснить, что посещение Руин было спонтанным, незапланированным событием. Цендри посмотрела на гневное лицо мужа и поняла, что тихой беседы, на которую она рассчитывала, не получится.

Ничего хорошего не предвещал и неестественно тихий, намеренно сдержанный голос Дала.

— Я ничего не знал об этом, Цендри не сочла возможным сказать мне, что собирается туда.

— О, извините меня. — Ру понял, что совершил какую-то бестактность. — Я просто хотел сказать, что ученой даме понадобится ваша помощь. Насколько я понимаю, вас обучали работе ассистента. Как я вам завидую, — произнес он своим хорошо отрепетированным жалостливым тоном и вздохнул. — Может быть, ученая дама согласится, чтобы я тоже помогал ей в работе? Я смог бы развлекать ее спутника.

— У ученой дамы хватит забот с ее собственным спутником, — многозначительно произнесла Ванайя. — У нее не будет времени еще и за тобой смотреть.

Цендри показалось, что Дал сейчас взорвется, и она сжала его ладонь. Дал смолчал, но Цендри знала, чего это ему стоит.

— Если сказать честно, я хотела бы вас просить включить в число своих помощников и Ру. Вы не против? — спросила ее Ванайя.

Слова Проматриарха застали Цендри врасплох, она понимала, что это не просьба. Она помолчала, взвешивая возможные последствия своего согласия, и ответила:

— Конечно, Ру может быть мне очень полезен.

— Я так и думала, что вы не откажете мне, — улыбнулась Ванайя.

В душе Цендри понимала, что Ру ей не нужен совершенно. Дал будет очень недоволен, его отношение к сладкоголосому спутнику Ванайи ей было хорошо известно, но что она могла поделать? Да и вся эта дипломатия ей уже порядочно надоела, у нее страшно болели ноги, и единственное, что она сейчас хотела — это побыстрее добраться до комнаты и лечь спать. А впереди еще предстоит объяснение с Далом. Цендри чувствовала, что ему не терпится излить на нее все, что он испытал за эти дни, он полностью рассчитается за свое положение бесплатного дополнения к Цендри.

Дал взорвался сразу же, как только они вошли в комнату:

— Цендри, я не желаю видеть этого клоуна возле себя! Как ты могла согласиться, чтобы этот паразит целыми днями тряс бородой около нас? Он же будет волчком вертеться рядом и не даст мне ничего сделать!

— Извини, Дал, — пыталась Цендри успокоить мужа. — Я понимаю, что тебе тяжело, но будем мы исследовать Руины или нет, зависит целиком и полностью от желания Ванайи. Я полагала, что могу оказать ей хоть какую-то любезность.

— Ты называешь это любезностью? Ты практически сорвала мою работу, ты же понимаешь, что Ванайя сунула тебе этого придурка в качестве шпиона.

— Дал, Ванайя поверила мне, когда я подтвердила твои слова, что ты не имеешь никакого отношения к побегу Бака. Ты же знаешь, что, если ты вмешаешься в их дела, тебя не спасет никакая дипломатическая неприкосновенность. Стоило Ванайе захотеть, и никто не обратил бы на мои слова никакого внимания, они бы тебя избили. Только поэтому я согласилась.

— Да пошла ты в … со своей неприкосновенностью, — выругался Дал.

— Дал, — Цендри схватила его за руку, — ты выпустил этого человека?

— Тебе лучше ни о чем не знать. — Дал сжал губы.

— Не вмешивайся в их дела, — умоляюще сказала Цендри.

Ее трясло, ей было страшно и за себя и за Дала.

— Я знаю, что делаю, — резко ответил он. — В той суматохе, которая здесь происходила, сбежать мог кто угодно. Видела бы ты, какую истерику закатили тут эти бабы, когда на море поднялась волна. Была паника, никто ничего не соображал, они носились как сумасшедшие. Так что чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя, — снова произнес Дал и, уже направляясь спать, обернулся, посмотрел на Цендри и увидел ее окровавленные ноги.

— Дорогая! — Он подошел к ней. — Что случилось? — спросил Дал.

— Я порезалась о камни, — ответила Цендри и совершенно неожиданно для себя начала рассказывать Далу все, что с ней случилось в деревне. К удивлению, Дал не перебивая внимательно слушал Цендри, когда же она начала рассказывать, как побежала в башню, чтобы ударить в колокол, Дал воскликнул:

— Проклятье, зачем? Я стоял у окна и видел, как эту чертову башню разнесло в щепки, — он посмотрел на Цендри. — Как ты не поймешь, что это гиблый мир, ты посмотри на них — это же сборище вымирающих садисток, ведь их даже сама природа не терпит. Посылать женщин в такие опасные места? Уму непостижимо!

Цендри посмотрела на мужа и почувствовала непреодолимую тягу к нему. Она облокотилась на Дала, и ей показалось, что с нее сходят все тревоги и заботы прошедшего страшного дня. Цендри хотелось, чтобы Дал успокоил ее, утешил и в заботе о ней забыл о своих унижениях и тревогах. Однако, когда он понес ее в ванну, мыл и перевязывал раны, Цендри противилась, отбивалась, смеялась над ним и говорила, что он похож на неумелую медсестру.

— Дал, пойми, женщины здесь рискуют постоянно, это их образ жизни. Я не хочу, чтобы они презирали меня, не желаю, чтобы они считали женщин Сообщества хуже себя. Они и так думают, что женщины в Сообществе забиты и принадлежат мужчинам.

— Ты зачем сюда приехала? — Дал неожиданно схватил Цендри за плечи. — Доказывать им, что их идиотские представления о положении женщин в Сообществе не соответствуют действительности, или работать? Скажи, Цендри, о чем ты думала, когда потащилась на эту башню? Ты думала обо мне? Ты знаешь, что я пережил за сегодняшний день, когда узнал, что ты отправилась с Мирандой в деревню? Нет, Цендри, ты этого не знаешь. Запомни хорошенько, ты — моя жена, и я запрещаю тебе рисковать жизнью неизвестно ради чего.

И тут взорвалась Цендри. Злость накатила на нее, непередаваемая и безотчетная.

— Я как-нибудь сама разберусь, где и что мне нужно делать. Я способна принимать решения без посторонней помощи. Или ты думаешь, что я твоя собственность? Тогда эти женщины абсолютно правы.

— Я обязан заботиться о тебе, — возразил он, — или мне уже нельзя этого делать?

Цендри вздохнула. Внутри у нее все клокотало, но она решила не спорить.

— Не стоит переживать сейчас, любимый, все уже прошло. Завтра мы отправляемся на Руины, так что все складывается хорошо, у Ванайи нет больше причин откладывать нашу работу. — Она попыталась улыбнуться. — Завтра ты начнешь заниматься своими Строителями.

— Надеюсь, что так и случится, — ответил Дал, пытаясь унять охватившее его раздражение. — Однако этот чертов Ру, не стоило бы тебе соглашаться на его присутствие.

— Дал, я думала, что мы уже закончили, — взмолилась Цендри.

— Нет, — снова вскипел Дал. — Я понимаю, о чем ты печешься. Я же прекрасно вижу, что у тебя на уме. Ты хочешь избавиться от меня, нейтрализовать, чтобы я не мешал. Ты знаешь, что ничего не смыслишь в археологии, я буду постоянно поправлять и учить тебя, и тогда все эти женщины поймут, кто из нас ученый, а кто нет. Ты не хочешь, чтобы твой авторитет среди них упал.

— О чем ты говоришь, Дал, — вспыхнула Цендри, однако в душе она чувствовала, что он прав. Она действительно страшилась работы на Руинах, ей претила мысль о том, что придется часто обращаться к Далу за помощью. Да, Цендри очень заботил ее авторитет на Изиде и она не могла допустить, чтобы ее помощницы хотя бы на секунду подумали, что она не ученая дама. А услышав замечания Дала, они догадаются, они сразу определят, что ученая дама с Университета никакой не ученый, а всего лишь рядовая ассистентка.

— Это место портит тебя, Цендри, — бросил Дал. — Эти бабы наговорили тебе кучу гадостей, в которые ты охотно поверила, они вбили тебе в голову, что ты можешь обойтись без меня! И теперь ты трясешься, ты панически боишься нашей работы на Руинах. Если бы ты могла, ты бы меня туда и близко не подпустила!

— Это нечестно, Дал, — тихо сказала Цендри.

— Нечестно? — кричал Дал. — И ты еще говоришь о честности? Мне?! Все это время ты пытаешься превратить меня в такого же податливого ублюдка, как Ру, и, видя, что я не хочу таким становиться, ты называешь это нечестным. Ты хочешь, чтобы я таскался за тобой и принимал те крохи, которые ты мне соизволишь бросить? Этого не будет! Ты забыла, что я родился на Пионере, а ты — моя жена, Цендри.

— Говори тише, Дал, — взмолилась Цендри, внезапно испугавшись крика мужа. Они говорили на своем языке, но тот, кто мог услышать, слушал бы не слова, а тон, которым Дал разговаривал с ней. — На Изиде не принято мужчинам так разговаривать с женщинами.

— Я говорю, как считаю нужным, и ты не смеешь мне приказывать!

Цендри умоляюще вытянула вперед руки, пытаясь успокоить Дала. Она уже устала от постоянных сцен, ей опостылело вечно оправдываться и успокаивать мужа, утешать его уязвленную гордость, а потом ложиться с ним в постель и отдавать ему свое тело. В последнее время любовь Дала больше походила на унижение, на надругательство. «Нет, хватит! Надоело!»

Цендри подняла голову и посмотрела на мужа. Взгляд ее глаз внезапно сделался суровым.

— Да пошел ты к черту, — крикнула Цендри. — Делай что хочешь — ори, ругайся, мне все равно. Даже можешь пообещать поколотить меня, ведь, кажется, так поступали мужчины на твоем Пионере? — Она презрительно взглянула на Дала. — Посмотрим, что из всего этого выйдет. Сегодня ради тебя я поставила на карту свою честь, чтобы не дать им избить тебя до полусмерти, и, кажется, напрасно это сделала. Ты туп, Дал, тебе мерещится, что мы находимся на Пионере? Нет, мы на Изиде, а здесь правит Матриархат. Стоит мне только повысить голос на тебя, и ты пойдешь в конуру, в клетку. Знай, что, если ты еще раз крикнешь на меня или дотронешься хотя бы пальцем, я позову на помощь, — дрожащим голосом говорила Цендри, — и тогда ты на своей шкуре испытаешь, что чувствует мужская особь, которая не умеет вести себя с женщинами.

Дал опустил руки. Лицо его побледнело.

— Твоему терпению можно позавидовать. Ты долго ждала этого момента, Цендри.

— Меньше всего мне хотелось бы этого, Дал, но ты меня вымотал, и больше я терпеть не собираюсь! — ответила она, тряхнув головой. Стараясь не заплакать, Цендри прикусила губу. — Я не виновата в том, что здесь все происходит именно так, понимаешь, не виновата! Ты сам полез сюда, ты не подозревал, что окажешься в ужасном положении. А сейчас, осознав его, вместо того чтобы просто все вытерпеть, изо всех сил стараешься сделать и мою жизнь невыносимой.

— Цендри! — Дал начал подходить к ней, и она испуганно отпрянула от него. У Дала рот раскрылся от изумления. — Цендри, — повторил он. — Что с тобой? Ты что, действительно меня боишься? — Он оторопело смотрел на жену. — Любимая, — в ужасе шептал он, — да что с нами происходит?

Цендри зарыдала и положила голову ему на плечо.

— Как ты просил меня поехать сюда, ты говорил, что тебе безразлично, кто получит награду за исследование Руин. Ты обещал, что это будет наша совместная работа, а теперь относишься ко мне как к врагу. Ты смотришь на меня так же, как и на остальных женщин Матриархата, ты отождествляешь меня с ними. — Цендри обняла мужа.

Но когда он поднял ее на руки и понес в уголок развлечений, она снова начала плакать. Дал успокаивал ее, он говорил ласковые слова, но Цендри захлебывалась слезами. Она просила Дала оставить ее, дать ей возможность успокоиться, но он не обращал на ее сопротивление никакого внимания, он положил ее на подушки и начал снимать платье. Цендри разозлилась, вырвалась из горячих рук Дала, оттолкнула его и вышла из уголка.

— Теперь ты будешь использовать постель в качестве оружия против своего дикого зверя? — спросил Дал.

Цендри не ответила, хотя ей было что сказать. Это он, Дал, использовал постель в качестве воздействия на нее, своей любовью он подавлял ее, и, когда она вдруг отказалась исполнять его прихоти, он обвиняет во всем ее, Цендри. Ничего не говоря, она подошла к узкой, высокой кровати и легла на нее. Цендри было холодно и одиноко, она с тоской подумала о жарком теле Дала, но решила не поддаваться эмоциям. Уткнувшись в маленькую подушку, она снова начала всхлипывать и незаметно для себя уснула.