"Вынужденная посадка" - читать интересную книгу автора (Брэдли Мэрион Зиммер)

10

Высоко над лесом в домике из плотно переплетенных прутьев ивняка слышался шум дождя, шуршащего по выложенной листьями крыше; Джуди, устроившись на чем-то наподобие кушетки, покрытой мягкой волокнистой тканью, внимала — и не только ушами — тому, что пытался объяснить ей прекрасный среброглазый инопланетянин.

«Безумие овладевает и нами тоже; мне крайне жаль, что пришлось столь бесцеремонно вмешаться в вашу жизнь. Когда-то — много эпох назад, но память об этом сохранилась — мы тоже, как и вы, путешествовали меж звезд. Может быть, давным-давно, у начала времен, все люди были одной крови, и вы тоже братья наши меньшие, как и древесные пушистые создания. Воистину похоже на то; ибо повеял ветер безумия и свел нас вместе, и теперь ты носишь моего ребенка. Не то чтоб я раскаивался…»

Невесомое соприкосновение рук, ничего больше — но никогда перед Джуди не раскрывалась такая бездна нежности, как сейчас в грустных глазах инопланетянина.

«Теперь, милая малышка, когда безумие покинуло мою кровь, великая скорбь овладела мной. Никому у нас не позволили бы вынашивать ребенка в одиночестве; но ты должна вернуться к своему народу, не в наших силах позаботиться о тебе. Даже в разгар лета, дитя мое, тебе было бы слишком холодно в наших жилищах, а зимы ты просто не перенесла бы».

«Значит, я теперь больше тебя никогда не увижу?» — возопила Джуди — не голосом, не мысленно даже, а всем своим существом.

«Только когда веет ветер безумия, мне под силу докричаться до тебя, — хлынул ответ. — Хотя теперь твой мозг чуть более открыт для меня, чем раньше, обычно ваше сознание для нас — как неплотно притворенная дверь. Разумней всего было бы, если б ты сейчас ушла и больше не вспоминала об этом сумасшествии; но… — долгое молчание и затем тяжкий вздох… — но я не могу, просто не могу, даже подумать страшно, что ты уйдешь, и больше я тебя не увижу…»

Среброглазый инопланетянин протянул руку и коснулся голубого самоцвета на тонкой цепочке, свисающего с шеи Джуди.

«Мы пользуемся ими — иногда — при обучении детей. Взрослым они уже не нужны. Это был подарок в знак нашей любви; не самый мудрый поступок, сказали бы наши старейшины. Но если твое сознание достаточно открыто для того, чтобы научиться пользоваться камнем — тогда, может быть, у меня получится иногда достучаться до тебя и проведать, все ли в порядке с тобой и с малышом».

Джуди перевела взгляд на камешек, синий, как звездчатый сапфир, с мерцающими в глубине крохотными огоньками; потом печально подняла глаза. Инопланетянин был выше, чем простые смертные и очень изящно сложен; длинные чувствительные пальцы, очень светлая кожа, бледно-серые, едва ли не серебряные глаза, длинные, почти бесцветные волосы, свисающие до плеч невесомым шелковым покрывалом, и босые, несмотря на холод, ноги — все в нем было необычно и прекрасно, до предела, до боли. Бесконечно нежно и грустно он обнял Джуди и на мгновение прижал к себе; она ощутила, что это не обычный жест, а уступка ее отчаянию и одиночеству. Разумеется — зачем расе телепатов внешние проявления эмоций?

«А теперь ты должна уйти, бедняжка моя. Я провожу тебя до опушки, дальше тебе покажет дорогу маленький народец. Я боюсь ваших людей, милая, они такие… необузданные… и сознание их непроницаемо…»

Джуди поднялась, не сводя глаз с инопланетянина; и ее собственный страх расставания немного рассеялся, стоило ей ощутить чужую боль и горе.

— Понимаю… — вслух прошептала она, и осунувшееся лицо среброглазого неуловимо просветлело. — «Мы еще увидимся?»

«Столько всяких возможностей перед нами, дитя мое, и хороших, и плохих. Не знаю; боюсь что-то обещать».

Невесомым касанием он окутал ее в отороченный мехом плащ. Она кивнула, пытаясь сдержать слезы; только когда его высокая фигура скрылась за деревьями, она разрыдалась и позволила маленьким пушистым созданиям увлечь ее в путь по незнакомым тропам.

— Вы — подозреваемый номер один, — жестко произнес капитан Лейстер. — Вы никогда не скрывали, что не хотите улетать отсюда; теперь компьютер испорчен — можете считать, что своего вы добились.

— Нет, капитан, вы ошибаетесь. — Морэй, не мигая, смотрел прямо в глаза Лейстеру. — Я с самого начала понимал, что мы застряли тут навсегда. Да, признаюсь, во время… как бы это обозвать, черт побери?.. массовый улет? Да, во время массового улета мне приходило в голову, что не работай компьютер, все было бы куда как проще; по крайней мере, вы перестали бы притворяться, будто в наших силах починить корабль…

— Я не притворялся, — ледяным тоном перебил его Лейстер.

— Как вам угодно… — пожал плечами Морэй. — Хорошо, значит, вы перестали б играть в свои игры и занялись бы наконец серьезным делом — нашим тут выживанием. Но я не портил компьютера. Что греха таить, такая мысль могла бы прийти мне в голову — но я же в компьютерах совершенно не разбираюсь; я даже не знаю, что там, собственно, надо портить. Допустим, я мог бы его просто взорвать — смутно припоминаю, что слышал какой-то взрыв — но дело в том, что когда я услышал взрыв, я лежал на грядке и… — он смущенно хохотнул, — имел плодотворную, как никогда и ни с кем, беседу с капустной рассадой — или еще с чем-то в том же роде.

— Никто не взрывал компьютера, — нахмурился Лейстер. — Да и, в общем-то, не портил. Просто была стерта часть программ. Это под силу любому грамотному человеку.

— Любому грамотному человеку, понимающему в космических кораблях, — поправил его Морэй. — Капитан, ума не приложу, как бы мне убедить вас… но я ведь эколог, не техник. Я даже простейшей компьютерной программы не напишу. А если компьютер работоспособен, из-за чего весь сыр-бор? Нельзя, что ли, его перепрограммировать — или как там это называется? Что, эти пленки — или о чем там речь — такие незаменимые?

И это Лейстера убедило. Морэй действительно не понимал, о чем речь.

— К вашему сведению, — сухо произнес капитан, — в компьютере содержалась примерно половина всех накопленных человечеством знаний по физике и астрономии. Даже будь под моим началом человек пятьдесят действительных членов Эдинбургского Королевского Астрономического общества, только на восстановление астрогационных программ им потребовалось бы лет тридцать. И это, кстати, еще не говоря о медицинских программах — что с ними, мы пока не успели проверить — или о Большом Корабельном информатории. В общем, это акт вандализма почище поджога Александрийской библиотеки.

— Что ж, могу только повторить, что я тут ни при чем — и понятия не имею, кто бы мог это сделать, — сказал Морэй. — Поищите лучше среди своих людей; наверняка это должен был быть кто-то с техническим образованием… — он издал сухой, невеселый смешок, — и чрезвычайно устойчивой психикой. Кстати, Медслужба еще не выяснила, что это было?

— Лучшее предположение, какое мне пока доводилось слышать, — пожал плечами капитан, — это что ветер принес с пылью какой-то мощнейший галлюциноген. До сих пор не удалось выяснить, какой именно — и, боюсь, не удастся, пока все более или менее не утрясется в госпитале.

Морэй покачал головой. Убедить капитана, что он ни при чем, ему удалось — но, честно говоря, он и сам был не больно-то рад тому, что компьютер вышел из строя. До тех пор, пока все усилия Лейстера направлялись на ремонт корабля, он не очень мешал Морэю в организации жизнеспособной колонии. А теперь, оставшись без корабля, мог начать путаться под ногами. Только сейчас Морэй понял бородатую шутку насчет Космофлота: «Капитана не отправить в отставку — проще пристрелить».

По спине пробежал холодок, и Морэй неуютно поежился. По натуре он был довольно спокойным человеком — но за последние тридцать шесть часов открыл в себе много неожиданного… и даже неприятного, если не сказать опасного. «Не исключено, что в следующий раз кто-нибудь вспомнит эту старую шутку и примет ее за руководство к действию… Откуда я взял, что будет следующий раз? И, может, не кто-нибудь, а я сам — за что теперь можно ручаться?»

— О потерях уже докладывали? — поспешно спросил он, гоня подальше такие мысли.

— Погибших девятнадцать человек — от медслужбы подробного рапорта еще не было, но, по меньшей мере, четверо больных умерли по недосмотру, — отрывисто сообщил Лейстер. — Два самоубийства. Одна девушка порезалась битым стеклом и умерла от потери крови — но это, скорее, не самоубийство, а несчастный случай. И… про отца Валентина вы, наверно, уже слышали.

Морэй устало прикрыл глаза.

— Слышал. Но без подробностей.

— А подробностей никто и не знает, — произнес Лейстер. — По крайней мере, никто из живых. Да и сам отец Валентин толком ничего не помнит — и не вспомнит, если Ди Астуриен не решит вколоть ему чего-нибудь сильнодействующего. Я слышал только, что вроде бы наш капеллан прибился к группе электриков, занимавшимися всякими безобразиями у ручья… э-э, сексуальными безобразиями. Словом, форменные Содом и Гоморра. Когда первая волна безумия пошла на убыль, он осознал, что произошло, вынести этого, судя по всему, не смог и принялся резать глотки.

— Значит, насколько я понимаю, одно из самоубийств — это отец Валентин?

— Нет, — покачал головой Лейстер. — Судя по всему, когда он окончательно пришел в себя, то уже в самый раз, чтобы осознать, что самоубийство — тоже смертный грех. Смех, да и только; похоже, я уже начинаю осваиваться с прелестями вашей милой планетки — только о том и думаю, насколько проще все было бы, не остановись отец Валентин на полпути. Теперь придется судить его за убийство; да еще решать — или устраивать референдум — вводить ли тут смертную казнь.

— Напрасный труд, — слабо улыбнулся Морэй. — Какой, интересно, вердикт сможет вынести суд, кроме временного умопомешательства?

— Боже мой, конечно, — выдохнул Лейстер и устало потер лоб.

— Капитан, я совершенно серьезно. Не исключено, что это случится еще, и не один раз. Я предложил бы — по крайней мере, пока мы точно не узнаем причины — чтобы вы немедленно разоружили Службу Безопасности; помните, все началось с того, что один из ваших офицеров открыл пальбу и ранил сначала девушку из новогебридцев, а потом кого-то… э-э, из коллег. Еще я предложил бы после первой же сухой ночи запирать под замок все оружие, кухонные ножи, хирургические инструменты и прочее в том же роде. Разумеется, это не абсолютная мера — нельзя же запереть все здешние булыжники или дубье… а, судя по вашему виду, кто-то напрочь забыл о субординации и… обошелся без подручных средств.

— Кому рассказать — не поверят, — произнес Лейстер, потирая подбородок. — В моем-то возрасте — и драка из-за девушки!

Морэй понимающе ухмыльнулся; впервые за все время между ним и капитаном на короткое мгновение возникло самое настоящее взаиморасположение. Впрочем, не более чем на мгновение.

— Я подумаю о вашем предложении, — пообещал Лейстер. — Боюсь, это будет непросто.

— Капитан, а что вообще здесь просто? — угрюмо проговорил Морэй. — Но у меня такое ощущение, что если мы немедленно не начнем серьезнейшую кампанию по насаждению этики ненасилия — такой, чтобы работала на подсознательном уровне, даже при массовом улете — никто из нас не доживет до осени.