"Песнь хлыста" - читать интересную книгу автора (Брэнд Макс)

Глава 30

Вильяхен сомневался всегда и во всем. Он вместе с конокрадом Ороско, хладнокровным убийцей Колоньясом да еще непревзойденным стрелком Роблесом и были те четверо, кто остался с Эль-Кидом дожидаться Рубриса.

Вильяхен недовольно бурчал:

— Зачем вы отпустили ее? Зачем позволили уехать этой девице Леррас до того, как они вернули нам Рубриса, сеньор?

— Разве ты не понимаешь, Вильяхен, — отвечал Кид, — что если бы мы выказали им свое недоверие, то они не поверили бы нам.

— Да бросьте вы, сеньор! Они бы вам поверили. Ведь всей Мексике известно, что слово Эль-Кида дороже золота.

— Ты же слышал, как Тонио говорил, что сам Леррас клялся честью кабальеро?

— Не забывайте, сеньор, он клялся перед преступниками.

Тут в их разговор вмешался Ороско:

— Слышите? Что это за шум слева от нас?

Теперь уже всем было слышно легкое поскрипывание седел и глухой топот копыт.

— Наверное, это погонщики мулов направляются в горы, — заметил Кид. — Они зачастую выезжают еще до рассвета.

— Кажется, скачут со стороны города, — прислушался Роблес. — Нет, остановились! Неужели повернули назад? Точно, повернули! Что бы это значило?

— А теперь шум справа, — встрепенулся Ороско. — Тихо! И это тоже погонщики мулов, сеньор?

— Справа и слева от нас, — вслушиваясь в звуки, произнес Роблес. — Не нравится мне это. А что, если они нас обходят? Тогда мы как пить дать попадем в ловушку! Но где же Рубрис? Девица-то уже точно добралась до города, а Рубриса все нет!

— Тонио не повезет ее в город, пока не увидит Рубриса и не услышит его голос, — возразил Кид. Однако и он тревожился, конь под ним нетерпеливо перебирал ногами. Пристально вглядываясь в темноту, Кид неожиданно услышал окрик:

— Сеньор Эль-Кид! Это вы? Вы здесь?

— Здесь! — откликнулся Кид. — Рубрис, это ты?

— Тут тебя дожидается кое-кто получше Рубриса, — прозвучало в ответ. — Получай-ка, Эль-Кид! — И в тот же момент ночь разорвал грохот ружейного залпа.

Он визга пуль Кид пришел в ярость; пришпорив коня, он послал его вперед, прямо на многочисленные вспышки выстрелов, выдававших местонахождение противника.

Ухватив Эль-Капитана за поводья, Роблес завернул его назад.

— Давайте сюда! — крикнул он. — Они нас пока еще не поймали!

И он бросился вниз в лощину Эль-Сиркуло. За ним последовали остальные. Слева и справа по ним палили жандармы, но если бы им удалось на полном скаку взобраться на противоположный гребень холмов и, положившись на своих коней, пробить брешь в цепи неприятеля, то они были бы спасены.

Прорвавшись сквозь цепкий кустарник на дне лощины, они взлетели почти на самый гребень, с которого было рукой подать до безопасного места, когда услышали, как кто-то спокойно распевает прямо впереди них. Кид сразу узнал голос Бенито Халиски.

И вслед за этим вершины холмов озарились вспышками выстрелов. Беглецы остановились, словно перед ними возникла скала. Кид увидел, как двое его всадников упали с коней. Эль-Капитан, не дожидаясь приказаний, круто развернулся и поскакал назад, в лощину. Оказавшись внизу, Кид бросился на землю и потянул жеребца за собой. Теперь они лежали на самом дне лощины, где наметенные вокруг песчаные барханы создавали небольшое укрытие. Туда же скатились и двое оставшихся в живых товарищей Кида.

Надежды на спасение не оставалось. Эль-Кид и его спутники оказались в огненном котле ружейных залпов. Куда ни кинь, везде по гребням холмов мелькали вспышки выстрелов; в непрерывной линии огня не было ни единого просвета.

— Ороско, это ты? — окликнул Кид.

— Я, сеньор.

— И ты здесь, Вильяхен?

— Да, сеньор.

— А Роблес с Колоньясом уже, наверно, в аду, — заметил Ороско. — Ну ничего, они ненамного опередили нас. Пока ребята отыщут дорогу, мы их догоним… Сеньор, у вас есть бренди?

— Есть, ты что, ранен?

— Так… плечо царапнуло. Пустяки.

Кид достал полную фляжку и отвинтил колпачок, Ороско не спеша поднял ее и сделал несколько глотков; на металлических боках фляжки тускло отражались звезды. И тут же с десяток пуль, взметнув фонтанчики пыли, зарылись в песок. Но броско, не обращая на них взимания, спокойно закончил пить.

Тем временем Кид достал из седельной кобуры винчестер и принялся целиться в пляшущие огоньки выстрелов. Позади себя он услышал тяжелый хруст удара, словно кто-то стукнул топором по сырой древесине.

— Что это? — встрепенулся Монтана.

— Это мой конь. Ему угодило в голову, — спокойно ответил Вильяхен. — Так что теперь, Ороско, тебе придется украсть для меня другого коня — получше.

— Когда наступит рассвет, у нас будет кое-что почище коней — крылья, чтобы отправиться на небеса, — отозвался Ороско. — Боже милостивый! Что же они так бестолково расходуют патроны!

Кид нажал на спусковой крючок. И тут же, перекрывая грохот ружей, раздался пронзительный вскрик, прервавшийся на высокой ноте.

Монтана не мешкая послал вторую пулю по мигающему огоньку, в ответ снова послышался громкий вопль.

Кид засмеялся.

— Эти идиоты палят с колена, а то и стоя в полный рост, — заметил он. — Теперь им придется залечь и дать нам немного передохнуть. А то эти псы хотят, чтобы мы не спали в нашу последнюю ночь!

— Дайте мне тоже бренди, — попросил Вильяхен. — Ух ты! Обожаю, когда мне жжет горло! Если у человека есть хорошее бренди, ружье и по кому целиться, то зачем ему беспокоиться, когда он умрет?

— Надеюсь, что одного-то вы уложили наверняка, сеньор, — проговорил Ороско. — Не то утром, когда мы отправимся в наше последнее путешествие, нам будет скучно без приятной компании. И если…

Ороско внезапно замолчал. Послышался звук, будто он хлопнул в ладоши, но Кид знал, что это такое, — ему не раз доводилось слышать, как входит в тело пуля.

Ороско поднялся.

— Сядь сейчас же! — велел ему Кид. — Куда тебя ранило?

— В живот, — прошептал он. — Прощайте, друзья!

— Тогда прощай! — отозвался Кид.

И Ороско пошел вперед, волоча за собой ружье. Вскоре они потеряли из виду его силуэт, медленно поднимавшийся вверх по склону.

Потом, где-то на середине холма, послышалась стрельба.

— Он почувствовал, что умирает, и открыл огонь, — сказал Вильяхен. — Он герой, наш Ороско!

Внезапно ружейные залпы загромыхали с новой силой. Пули больше не летели туда, где прятались Эль-Кид и Вильяхен, потому что жандармы сосредоточили весь свой огонь на середине холма, в той его части, где сейчас находился Ороско.

Затем огонь Ороско переместился выше, значительно ближе к вершине.

— Смотрите! — воскликнул Вильяхен. — Он ползет все выше и не перестает стрелять. В нем теперь не меньше дюжины пуль… Все, он замолк… Он больше не двигается… О Господи! Господи! Какого человека убили!

Кид ничего не сказал. Слизнув с губ пыль, он прицелился в направлении очередной вспышки, нажал на спуск. И снова в ответ закричали от боли. Стрелявший в противоположную сторону Вильяхен спросил:

— Сеньор, как вам удается попадать в этих чертовых жандармов?

— А я как кошка, — пояснил Кид, — вижу в темноте. Ты целься пониже… Еще ниже, Вильяхен. Пуля пройдет сквозь песок.

— С них достаточно, — заметил Вильяхен. — Они прекратили стрельбу, будут дожидаться утра. Ну что ж, до утра мы подберем себе еще парочку партнеров для танца, верно, сеньор?

— Точно, мы заставим кое-кого из них поплясать!

— Слава Богу, что перед тем, как отправиться в мир иной, Ороско успел промочить горло, — произнес Вильяхен.

Однако жандармы прекратили огонь не только из-за метких выстрелов Кида. Возникла еще одна немаловажная причина — занятых стрельбой людей Халиски оторвали от дела довольно необычным образом. Из темноты, словно из ниоткуда, возникла огромная фигура в развевающемся, похожем на женское платье одеянии. Человек этот приближался широким, размашистым шагом, опираясь на тяжеленный посох, который крепко сжимал в руке.

— Кто идет? — окликнул странную фигуру один из жандармов.

— Брат Паскуаль, — ответил великан.

— Ну, брат, вы же видите, что сюда нет пути. Шли бы стороной, чтобы ненароком не угодить под пули.

— А кто там так громко стонет? — поинтересовался монах.

— Да тут один раненый, Гисберт. Пуля угодила ему ниже ключицы и пробила легкое.

— Бедолага! Он умирает?

— Да, брат.

— Может, мне поговорить с ним?

— Если хотите. Эй, Гисберт! Тут пришел брат Паскуаль!

Монах подошел к умирающему, опустился на колени и сел на песок, опершись задом на пятки.

— Гисберт, ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой?

— Не надо, брат Паскуаль. Лучше возьмите меня за руку. Моя жизнь на исходе… Что поделаешь… Вот так лучше. О Господи! Как все-таки странно, что такая безделица, как маленькая пулька, может отнять у человека самое дорогое — жизнь!

— Да, это странно, Гисберт!

— Сдается мне, что мы заманили Эль-Кида в ловушку обманом. И вот Господь разгневался на нас, теперь кое-кому из ребят придется расплачиваться за это жизнью.

— Конечно, вы обманули его. Однако позволь мне помолиться за тебя, Гисберт.

— Потом, брат. Ох, как больно! Брат Паскуаль, если будете молиться за меня, не забудьте упомянуть мое имя перед всеми святыми. А то сегодня погибнет столько героев, что несчастного Гисберта и не заметят. Да и кто станет обращать внимание на меня, когда этот бренный мир оставит душа самого Эль-Кида? Но вы, брат мой, если будете повторять мое имя… повторять… мое имя…

У несчастного началась агония.

Тогда монах громовым голосом воскликнул:

— Покайся, Гисберт! Доверься Отцу Небесному! Покайся! Верь и надейся!

Охваченный душевными муками, не менее жестокими, чем страдания умирающего, брат Паскуаль подхватил его на руки и высоко поднял.

Гисберт замолк. Словно ребенок, он покоился в огромных ручищах монаха.

— Ну вот! — прошептал. — Я уже среди звезд. Кто бы мог подумать, что бедняга Гисберт удостоится подобной чести? Кто мог ожидать…

Голова жандарма откинулась назад, и монах опустил тело на землю.

— Он умер? — спросил другой жандарм.

— Да, — не вставая с колен, ответил монах.

— Нам никак не обойтись без жертв, — сказал жандарм. — От этого никуда не деться. Но тем, кто останется в живых, будет что вспомнить. Ведь нам посчастливится увидеть мертвым самого Эль-Кида… А такое не забывается, верно?

На что монах заявил:

— Я собираюсь спуститься в лощину, если вы пропустите меня.

— Но как вы можете идти туда, брат? Остаток ночи мы будем постреливать время от времени, чтобы не дать им расслабиться.

— И все же я должен выполнить волю моего Отца Небесного, — настаивал брат Паскуаль. — Поэтому должен спуститься в лощину… Со мной хочет пойти еще один человек.

— Кто это?

— Хулио Меркадо.

— Он что, сошел с ума? Неужто ему не терпится по собственной воле погибнуть собачьей смертью?

— Он хочет умереть рядом со своим господином.

— Подумать только! — воскликнул жандарм. — А где Халиска? Халиска! Эй, сержант!

Подошел Бенито Халиска. Ему передали необычную просьбу монаха и Хулио Меркадо. Стрельба к тому времени совсем стихла.

— Если Меркадо спустится в лощину, то обратно живым ему уже не выбраться, — заключил Халиска. — Он знает об этом?

— Да, знает, — кивнул монах.

— И вы сказали ему, что одобряете его намерение? — поинтересовался сержант.

— Я усердно молил Господа. Но не получил от него точных указаний на этот счет. Однако, когда спросил, следует ли человеку умирать рядом с другом, мне показалось, что небеса шепнули: «Да». Поэтому я не стал отговаривать Меркадо.

— Ну что же, нам меньше забот, — отмахнулся Халиска. — По мне, так пусть все преступники Мексики соберутся в эту ловушку. С первыми лучами солнца мы ее захлопнем. Однако вы, брат Паскуаль, можете вернуться обратно в любой момент. Мы не станем стрелять до самого утра — а до него осталось не так уж много времени. Только постарайтесь выйти оттуда, покуда не взойдет солнце.

— Хулио! Хулио Меркадо! — громовым голосом позвал монах.

Из темноты к ним медленно приблизился одинокий всадник.

— Так это ты Меркадо? — обратился к нему Халиска. — Ты знаешь, что если сейчас спустишься в лощину, то живым не вернешься?

— Сеньор, — отозвался пеон, — я делаю то, что велит мне сердце. И если погибну, на то воля Господа.

— Да ты говоришь как настоящий священник, а не как беглый пеон и презренный преступник, — удивился сержант. — Ладно, убирайтесь с моих глаз долой, оба. Идите на все четыре стороны. Однако готов поклясться, что Эль-Кид околдовал своих друзей, раз они готовы с радостью умереть за него.