Жорж Сименон «Желтый пес»

Глава 1 Пес без хозяина

Пятница, 7 ноября. Приморский городок Конкарно безлюден. За полуразрушенными остатками крепостной стены старая часть города погружена во тьму. Светится лишь циферблат огромных часов, показывающих без пяти минут одиннадцать.

Прилив сейчас достиг высшего уровня. Под порывистым юго-западным ветром барки в гавани стукаются друг о друга бортами. Похоже, начинается буря. Ветер со свистом врывается в узкие улицы, и видно, как белые обрывки бумаги стремительно несутся над самой землей.

На Эгильонской набережной нет ни огонька. Все окна и двери закрыты, все спят. Лишь на углу набережной и площади светятся три окна гостиницы «Адмирал».

На окнах нет ставень, сквозь толстые зеленоватые стекла с трудом можно различить силуэты посетителей. Дежурный таможенник, забившийся в свою будку, стоящую в ста метрах от гостиницы, мучительно завидует людям, которые засиделись в кафе.

Перед таможенником — гавань. В ней стоит торговый парусник, в конце дня укрывшийся в Конкарно от непогоды. На палубе никого нет. Лишь жалобно поскрипывают блоки, да плохо зарифленный фок вздувается и хлопает на ветру Мерно шумит прибой, потом раздается перезвон громадных часов. Они бьют одиннадцать.

Дверь гостиницы открывается, в прямоугольнике света появляется человек. Он продолжает говорить с теми, кто остался в комнате. Вот он закрывает дверь, и сейчас же буря подхватывает его, треплет полы его пальто, срывает котелок с головы. Он успевает поймать котелок и нахлобучивает его по самые уши.

Даже издали видно, что человек навеселе. Ноги слушаются его плохо, он напевает. Таможенник следит за ним и улыбается: на таком ветру пьяный пытается закурить сигару. Начинается забавная борьба человека с пальто, которое ветер твердо решил сорвать, и со шляпой, убегающей вдоль тротуара. Котелок удается поймать, но десять спичек истрачено впустую.

Рядом с человеком — крыльцо в две ступеньки. Он поднимается на них и снова склоняется, защищаясь от ветра. Мелькнул короткий трепетный огонек. Пьяный зашатался и ухватился за ручку двери.

Таможеннику померещилось, что в посвист бури ворвался какой-то иной, странный звук, но он в этом не уверен. И он смеется, видя, как пьяный, неправдоподобно изогнувшись, делает несколько неуверенных шагов назад. Так и есть, он свалился.

Он лежит поперек тротуара, голова его свисает в кювет, по которому бежит дождевая вода. Таможенник ударяет по бокам, чтобы согреть замерзшие руки, и сердито глядит на хлопающий парус, который его раздражает.

Проходит минута, вторая. Таможенник опять посмотрел на пьяницу. Тот лежит неподвижно, и большой, неизвестно откуда взявшийся пес обнюхивает его лицо.

— Только тут я понял, что дело неладно! — скажет позднее таможенник, давая показания на следствии.

Почти немедленно после этого началась такая беготня, что описать невозможно. Таможенник подошел к лежащему с опаской: присутствие пса, крупного животного желтой масти и свирепой наружности, настораживало. Газовый фонарь горел шагах в восьми. Сначала таможенник не заметил ничего особенного, но, приглядевшись, увидел, что на светлом пальто пьяного зияет дыра, из которой медленно течет густая, темная кровь.

Таможенник бросился к дверям кафе и распахнул их. Там было почти пусто. Официантка подремывала, облокотясь о кассу За мраморным столиком двое мужчин, вытянув ноги и откинувшись на спинки стульев, докуривали сигареты.

— Скорее!.. Там убили человека!.. Я ничего не понимаю… Таможенник обернулся и увидел, что желтый пес вошел следом за ним и улегся у ног официантки.

На лицах мужчин сначала отразилась растерянность, потом ужас.

— Это ваш друг, он только что вышел отсюда!..

Через полминуты три человека склонились над неподвижным телом. Мэрия, где находится жандармский пост, в двух шагах, а таможенник полон энергии. Он сбегал за жандармами, а теперь повис на звонке у дома врача. Он повторяет одно и то же: случившееся вновь и вновь проходит перед его глазами.

— Он пошатнулся, как пьяный, и сделал назад шага три, не меньше. Вокруг тела уже стояли человек шесть… Потом семь… девять… Всюду приоткрываются окна, хлопают ставни, слышатся тихие голоса.

Врач опускается в грязь на колени и говорит:

— Пистолетный выстрел в упор. Пуля осталась в животе, надо немедленно оперировать. Позвоните в больницу.

Теперь все узнали раненого. Это некий мосье Мостагэн, крупнейший в городе судовладелец и виноторговец. Добродушный толстяк, всеобщий друг и любимец.

Подошли два полицейских в форме. Один из них даже не успел разыскать свою фуражку. Они в нерешительности, не знают, как приступить к расследованию.

Заговорил мосье Ле-Поммерэ, и сразу же становится ясно, что это человек уважаемый и почтенный.

— Мы в кафе играли в карты. Нас было четверо: я, Сервьер, доктор Мишу и… и он. Доктор ушел первым, полчаса назад. А Мостагэн, поскольку боялся жены, покинул нас ровно в одиннадцать часов…

Положение трагикомическое: все слушают мосье Ле-Поммерэ, о раненом забыли. А он внезапно открывает глаза, пытается приподняться и удивленно спрашивает:

— Что случилось?

Голос его такой слабый и жалобный, что официантка не может сдержать истерического смеха. Судороги сводят тело раненого. Губы его беззвучно шевелятся, мышцы лица напрягаются, доктор поспешно готовит шприц для укола.

Под ногами вертится желтый пес. Кто-то удивляется:

— Откуда взялась эта тварь?

— В первый раз вижу.

— Наверное, корабельная собака. Загадочное происшествие даже пса делает каким-то таинственным. Может, потому, что он необычного грязно-желтого цвета? Пес на высоких ногах, очень худой и мордой похож не то на цепную дворнягу, не то на немецкого дога.

В пяти метрах от тесной кучки людей полицейские допрашивают таможенника, единственного свидетеля происшествия. Полицейские осматривают злополучное крыльцо. Оно ведет в большой богатый дом, ставни которого закрыты наглухо. На правой створке двери наклеено объявление, сообщающее, что дом будет продаваться с аукциона 18 ноября.

«Первичная оценка — 80000 франков…»

Сержант долго возится с замком, но не может его открыть. Тогда владелец соседнего гаража отверткой вывинчивает замок.

Подъезжает санитарная машина, мосье Мостагэна укладывают на носилки и увозят. Теперь зевакам нечем заняться, разве что пустым домом..

В доме не живут около года. В коридоре стоит тяжелый запах порохового и табачного дыма. При свете карманного фонаря полицейские находят на плиточном полу следы грязи и пепел от сигареты. Кто-то долго караулил здесь, за запертой дверью.

Мужчина в пальто, надетом прямо на пижаму, говорит ясене:

— Идем домой, больше смотреть не на что. Остальное узнаем завтра из газет… Раз мосье Сервьер здесь…

Сервьep — толстенький человечек в бежевом пальто. Он сидел в кафе вместе с мосье Ле-Поммерэ. Сервьер — редактор «Фар де Брест»[1] — каждое воскресенье дает свой материал в отделе юмора.

Сейчас в руках у него записная книжка, и вопросы, которые он задает полицейским, больше похожи на распоряжения.

В коридор выходит несколько дверей, но все они заперты на ключ. Лишь самая дальняя, выходящая в сад, открыта настежь. Сад окружен каменной стеной не выше полутора метров. По другую сторону ее — переулок, ведущий на Эгильонскую набережную.

— Отсюда пришел убийца! — провозглашает мосье Жан Сервьер.

На следующий день комиссар Мегрэ с весьма приблизительной точностью восстановил порядок событий. Месяц назад он прибыл в командировку в город Ренн, где необходимо было перестроить работу уголовной полиции. Там и застал его тревожный звонок мэра Конкарно.

Мегрэ приехал в Конкарно, прихватив с собой реннского инспектора Леруа, с которым ему еще не приходилось работать.

Буря все еще не кончилась. Ветер гнал с моря обрывки свинцовых туч. Над городом он вспарывал им животы, и из них лился ледяной дождь. Ни один корабль не вышел из порта, и пронесся слух, что в открытом море, на широте островка Гленан, какое-то судно терпит бедствие.

Мегрэ остановился в «Адмирале», который считался лучшей гостиницей города. Было всего пять часов, но тьма уже окутала Конкарно. Мегрэ спустился в кафе — длинный зал довольно мрачного вида. Неровный пол был посыпан опилками, зеленые отблески оконных стекол падали на мраморные столики.

Большинство столиков было занято. Среди посетителей сразу можно было узнать постоянных, солидных клиентов. К их разговорам прислушивались.

Навстречу комиссару из-за столика поднялся круглолицый, круглоглазый, улыбающийся человечек.

— Комиссар Мегрэ? Мой друг мэр известил меня о вашем прибытии. Я много слышал о вас… Разрешите представиться — Жан Сервьер. Хм… вы ведь парижанин? Не так ли? Я тоже! Я много лет руководил знаменитой «Рыжей коровой» на Монмарте, сотрудничал в «Пти Паризьен», в «Эксцельсиоре», в «Депеше»… Я был связан теснейшей дружбой с одним из ваших начальников, милейшим Бертраном… Уже год как он в отставке и огородничает у себя в Ньевре… Я последовал его примеру и, так сказать, ушел в частную жизнь… Правда, я сотрудничаю в «Фар де Брест», но это просто так, для развлечения…

Он подпрыгивал и размахивал руками.

— Разрешите, я вас представлю нашей компании… Последняя четверка веселых ребят в этом городе! Вот мосье Ле-Поммерэ, нераскаянный волокита, рантье и вице-консул Дании…

Человек, поднявшийся из-за столика и протянувший руку Мегрэ, был одет, как деревенский дворянин: клетчатые бриджи для верховой езды, до блеска начищенные краги и вместо галстука — шарф из белоснежного пике. У него были красивые серебряные усы, гладко прилизанные волосы и белая кожа, лишь на скулах приобретающая лиловатый, апоплексический оттенок.

— Весьма польщен, комиссар...

Жан Сервьер продолжал:

— Доктор Мишу… Сын покойного депутата. Врач он только по бумагам, ибо сроду не занимался практикой. Берегитесь, чтобы он не продал вам земельный участок, ему принадлежат лучшие земли Конкарно, а может быть, и Бретани..

Холодная, влажная рука. Острое, как клинок ножа, лицо, кривоватый нос. Рыжие волосы успели поредеть, хотя доктору вряд ли больше тридцати пяти лет

— Что вы будете пить?..

Мегрэ присел к столу

Помощник его, инспектор Леруа, в это время наводил справки в жандармерии и муниципалитете

Комиссару показалось, что не только табачный дым, но и еще что-то серое и туманное повисло в воздухе кафе В рас крытую дверь был виден обеденный зал. Служанки в бретонских костюмах накрывали столы к обеду

Вдруг Мегрэ заметил желтого пса, мирно лежавшего на полу возле кассы. Потом, медленно подняв глаза, он увидел черную шерстяную юбку, белый фартук, усталое лицо Женщина не была хороша собой, но было в ее лице нечто такое, что заставило комиссара поглядывать на нее во время дальнейшего разговора.

Впрочем, стоило ему отвернуться, как сама официантка впивалась в него беспокойным, лихорадочным взглядом

— Бедняга Мостагэн чертовски боится своей жены, но он чудеснейший парень на свете! И хотя я понимаю, что жизнь его на волоске, мне все время кажется, что все это скверная шутка или какая-то страшная ошибка..

Сервьер разглагольствовал без конца. Ле-Поммерэ фамильярно крикнул:

— Эй, Эмма!..

Официантка подошла.

— Итак, господа?.. Что будете пить?

Бутылки на столе уже наполовину опустели.

— Теперь час аперитива, — сказал журналист, — стало быть, час перно! Дай нам всем перно, Эмма! Согласны, комиссар?

Доктор Мишу сосредоточенно разглядывал свои запонки.

— Кто мог предвидеть, что Мостагэн полезет на это крыльцо, чтобы закурить сигару? — продолжал Сервьер своим звучным голосом. — Никто, не так ли? Ле-Поммерэ и я живем совсем в другой стороне и не ходим мимо этого пустого дома. А кроме нас троих, в этот час обычно весь город спит! У Мостагэна не было и не могло быть врагов, он — само добродушие, сама мягкость… Орден Почетного легиона в положенное время — ни о чем другом он и не мечтал!..

— А как операция?

— Надежда еще есть… Самое смешное, что его жена устроила ему скандал в больнице! Она уверена, что в него стреляли из ревности. Можете себе представить? А бедняга настолько запуган, что не посмел бы ущипнуть собственную машинистку!

— По двойной порции! — сказал Ле-Поммерэ официантке, разливавшей в стаканы скверную имитацию абсента. — И принеси нам льду, Эмма!..

Кафе опустело, близился час обеда. Порыв холодного ветра ворвался в дверь, в столовой на столах захлопали скатерти.

— Я написал по поводу убийства статью и тщательно изучу все гипотезы. Приемлема только одна: мы имеем дело с буйно помешанным… Но мы знаем весь город и знаем, что в нем рассудка никто не терял… Мы бываем здесь каждый вечер. Иногда, когда нужен партнер для бриджа, мы посылаем за часовым мастером, он живет через два дома…

— А что это за собака?

Журналист пожал плечами.

— Никто не знает, откуда она взялась… Вчера мы думали, что она с парусника «Святая Мария»… Оказывается, нет. У них на борту есть пес, но он — чистокровный водолаз. А этот… Держу пари, что ни один знаток не скажет, какой породы эта мерзкая тварь!

Продолжая говорить, журналист взял графин и подлил воды в стакан комиссара.

— Официантка здесь давно? — вполголоса спросил комиссар.

— Давно.

— Она не выходила отсюда вчера вечером?

— Она не трогалась с места. Ждала, когда мы кончим партию и пойдем спать… А мы с Ле-Поммерэ разговорились о добром старом времени, когда мы были молоды и красивы, и женщины любили нас без денег. Верно, Ле-Поммерэ?.. Молчит… А ведь когда заходит разговор на эту тему, Ле-Поммерэ согласен ночь не спать. Вы в этом убедитесь, когда познакомитесь с ним поближе. Знаете, как мы называем его дом напротив рыбного рынка? «Дом непристойностей», ха-ха-ха…

— Ваше здоровье, комиссар, — не без смущения сказал тот, о ком шла речь.

Тут Мегрэ заметил, что доктор Мишу, до сих пор не раскрывший рта, поднял свой стакан и начал рассматривать его, держа против света. Лоб его нахмурился, бескровное лицо заострилось еще больше и выражало крайнюю тревогу.

— Одну минуту! — сказал он после долгого колебания. — Подождите пить…

Он долго обнюхивал стакан, затем окунул в него кончик пальца, прикоснулся к нему языком и сплюнул. Сервьер захохотал во все горло:

— Так и есть! Он испугался истории с Мостагэном!..

— Итак, доктор? — спросил Мегрэ.

— Мне кажется, нам лучше не пить… Эмма!.. Сбегай к аптекарю и скажи, что я прошу его немедленно прийти… Далее если он сел обедать…

По кафе прошел холодок. Зал стал еще более мрачным и пустынным. Ле-Поммерэ нервно теребил усы. Даже журналист заерзал на стуле.

— Что ты придумал?

Доктор угрюмо молчал, продолжая рассматривать жидкость в стакане. Затем он поднялся, взял со стойки бутылку и стал разглядывать ее на свет. Мегрэ тоже посмотрел и увидел несколько крошечных белых зернышек, плававших в жидкости.

Официантка вернулась, следом за ней с полным ртом вошел аптекарь.

— Слушайте, Кердивон… Надо немедленно сделать химический анализ содержимого этой бутылки и этих стаканов.

— Сегодня?

— Сию же минуту!

— Какие реакции я должен проверить? Что вы предпочитаете?

Мегрэ был поражен: бледный признак ужаса возник в зале с удивительной быстротой. В одно мгновение остыла теплота взлядов, румянец на скулах Ле-Поммерэ казался грубо нарисованным.

Официантка, облокотясь о кассу, мусолила карандаш и подсчитывала колонки цифр в черной клеенчатой книжке.

— Ты сошел с ума! — закричал Сервьер, но голос его прозвучал фальшиво. Аптекарь держал в одной руке стакан, в другой — бутылку.

— Стрихнин… — тихо сказал доктор.

Он вытолкнул аптекаря за дверь и вернулся к столу изжелта-бледный, с низко опущенной головой.

— Почему вы решили позвать его?.. — начал Мегрэ.

— Не знаю… Случайно я увидел белую крупинку в своем стакане… Мне не понравился запах…

— Коллективное самовнушение! — уверенно сказал журналист. — Достаточно написать об этом в газете — и все кабаки Франции окажутся на грани разорения…

— Вы всегда пьете перно?

— Всегда перед обедом… Эмма настолько привыкла к этому, что, не дожидаясь заказа, подает новую бутылку, как только пустеет прежняя… У нас свои привычки… Вечером мы пьем кальвадос…

Мегрэ подошел к стойке и стал искать бутылку кальвадоса.

Ему крикнули:

— Не та!.. Ищите пузатенькую…

Он нашел бутылку, поднял ее к свету и увидел в кальвадосе несколько белых крупинок. Говорить было излишне, все поняли и так.

Вошел инспектор Леруа и сказал безразличным голосом:

— Жандармы не заметили ничего подозрительного. Бродяг вокруг города не обнаружено. Люди в полном недоумении.

Он удивился, так как никто ему не ответил, и только тогда понял, что тревога сжимает горло каждого. Табачный дым медленно вился вокруг электрических лампочек. Старый бильярд показывал зеленое сукно, похожее на истоптанный газон. Окурки сигар валялись на заплеванном полу среди опилок.

— Семь и один в уме… — бормотала Эмма, слюнявя карандаш.

Вдруг она подняла голову, крикнула: «Иду, мадам!» — и исчезла в задних комнатах.

Мегрэ набивал свою трубку. Доктор Мишу упорно смотрел в пол, и нос его казался еще фолее кривым, чем обычно. Краги Ле-Поммерэ сверкали, точно он никогда не ходил по земле. Жан Сервьер пожимал плечами, ведя молчаливый спор с самим собой.

Появился аптекарь с бутылкой, и все взгляды устремились к нему.

По-видимому, он бежал, так как еле переводил дух. В дверях он лягнул ногой, проворчав:

— Мерзкая собака!..

Едва войдя в кафе, он сказал:

— Плохи дела, господа! Надеюсь, никто не пил из этой бутылки?

— Что вы нашли?

— Стрихнин! Яд был всыпан в бутылку не более получаса назад!

Он с ужасом посмотрел на еще полные стаканы и пятерых мужчин, молча сидевших вокруг стола.

— Что это значит, господа? Это неслыханно! Черт возьми, имею же я право знать! Ночью рядом с моей аптекой убивают человека… А сейчас — это…

Никто не ответил. Мегрэ встал и взял бутылку из рук аптекаря. Вернулась Эмма, и снова над кассой появилось ее узкое равнодушное лицо. Как всегда, под глазами у нее были черные круги, тонкие губы поджаты, а белый бретонский чепец съехал с плохо причесанных волос. Эмма поправляла его поминутно, но он неизменно сползал.

Ле-Поммерэ крупными шагами ходил по комнате, любуясь отблеском света на новеньких крагах. Жан Сервьер сидел неподвижно, уставясь на стаканы. Вдруг он взорвался и крикнул, словно хотел заглушить рыдание:

— Дьявольщина!..

Доктор взглянул на него и еще больше сгорбился.