"Женщина с Альтаира" - читать интересную книгу автора (Бреккет Ли)

Глава 3. ПОДАРКИ ОТ ДУШИ

Дэвид оборудовал для Эриан чудесную мастерскую, где она могла сутки напролет делать свои милые безделушки. Эриан сидела там целыми днями и не позволяла никому, даже Дэвиду, смотреть, чем она занимается. Несколько недель она работала не покладая рук и однажды пришла к обеденному столу с видом пай-девочки, ожидающей заслуженных похвал. При этом она что-то прятала в складках платья — я не разглядел, что именно.

На ее голове красовалось нечто вроде тиары, которая очень шла к ее аметистовым волосам и маленькому личику: изящная вещица, из причудливо переплетенных платиновых и золотых проволочек, напоминающая изысканный венок и украшенная безупречным кристаллом, который она сама отшлифовала. Я никогда не видел такого типа огранки.

Она высыпала свой блестящий груз на скатерть.

— Смотрите, я сделала подарок для каждого. Вы должны носить их, иначе я буду очень огорчена.

Перед нами лежали очень красивые вещи.

Дэвиду и мне она сделала кольца: на ее родной планете мужчины любят украшения не меньше женщин, но пуританские нравы Земли требовали снисхождения.

Моей сестре предназначалось ожерелье — такое, от которого не отказалась бы ни одна девушка, даже если бы его предлагал сам дьявол.

Присутствующие изумленно ахнули.

Дэвид выразил сожаление, что не знал об этом таланте своей жены: с помощью таких штучек можно сколотить неплохое состояние, — но Эриан только покачала головой:

— Нет. Они для подарка и должны делаться от души. Иначе я не могла бы их изготовить.

Все камни имели одну и ту же огранку, весьма необычную, на мой взгляд.

Это случилось ровно через восемь дней после раздачи подарков. Дэвид отправился по делам в город, а Марта и я решили провести уик-энд в лесу, неподалеку от дома.

Вдруг из усадьбы раздался крик, и мы со всех ног бросились туда. Нельзя было установить, кто кричал, но я почему-то был уверен, что это Бэт. Затем к этим отчаянным воплям примешались другие звуки. Я бежал как угорелый. Вскоре из леса мы попали в старый, заброшенный яблоневый сад. Яблони здесь давно перестали плодоносить и теперь разрослись, как настоящие лесные деревья.

Бэт взобралась на одного из этих сучковатых ветеранов. Платье ее было изодрано и окровавлено, на лице тоже виднелась кровь. Ее крики уже не имели никакого смысла: еще минута — и она упадет.

Под деревом стоял мой породистый дог-гигант Бек. Он прыгал, его зубы сверкали на солнце, словно ножи, и щелкали в каком-нибудь дюйме от ног Бэт, прижавшейся к стволу яблони. Прыгая, животное издавало странные, душераздирающие стоны. Похоже, что дог испытывал величайшие муки и всеми силами умолял невидимых мучителей отпустить его.

Я окликнул Бека. Он повернул голову, жалобно взглянул на меня, а затем снова вернулся к упорным попыткам прикончить мою сестру. Со мной была тяжелая трость, с которой я обычно гулял по окрестностям, и я ударил собаку массивным набалдашником. Бедный Бек! Он испустил дух через одну или две минуты и даже не пытался защищаться. Я подхватил рухнувшую с дерева Бэт, и мы с Мартой потащили ее на руках домой.

Эриан была дома. Она вскрикнула от ужаса и наклонила голову. Я помню, как в полутемном холле на лбу ее блеснул кристалл.

Прибежали перепуганные служанки и взяли Бэт, а я позвонил в город Дэвиду и доктору.

Потом я занялся бренди и тоником.

Скоро появилась Бэт, больше испуганная, чем раненная. Она рассказала, что смотрела на нас с Мартой и вдруг невесть откуда выскочил Бек и безо всяких причин попытался перегрызть ей горло.

— Я никогда не делала ему ничего плохого, — всхлипывала она. — Я любила его, и он любил меня. Наверное, он взбесился.

На мое счастье, вскоре приехал доктор и занялся Бэт. Бека увезли на вскрытие.

Пес оказался не бешеным, но были обнаружены признаки какой-то другой болезни. Я сжег свою трость. Я не мог забыть, как стонал Бек, как он смотрел на меня, умирая. Дэвид бросил мне несколько злых слов, и я чуть не ударил его, что было бы некрасиво в данных обстоятельствах.

Как бы то ни было, но собака умерла.

Бэт поправилась. Со временем нервы у всех успокоились, и даже Бэт устала говорить об этом случае. Наступал день рождения Дэвида. Эриан усиленно готовилась к празднеству, непрерывно задавая нам вопросы относительно того, что должно быть сделано по нашим обычаям, и дополняя кое-что свое.

Дэвид любил пышность, так что снова был организован большой обед и созвана куча народу. Теперь Эриан завоевала признание. К этому времени все уже успели пошушукаться с ней. Успех ее был куда более значительным, чем в первый раз.

Некоторые женщины даже решили, что с такой милой и несчастной крошкой не стоит быть чересчур суровыми.

Марта и я удалились в библиотеку, чтобы поцеловаться на свободе. Через закрытую дверь мы слышали, как поет Эриан.

Она пела не то, что прежде, не те полные страстной тоски мелодии, а что-то веселое и озорное. Когда она замолчала, из гостиной вновь послышалась беспечная болтовня гостей.

Так прошло около часа. И вдруг веселый шум праздника прорезали чьи-то отчаянные крики. Я вообразил, что начался пожар, и помчался к выходу. Гости столпились на веранде и с любопытством вглядывались в темноту, пытаясь понять, по какому случаю поднялась такая суматоха.

Среди собравшихся была и Эриан.

Конюшни и большие открытые загоны располагались довольно далеко от дома. На полпути я встретил бежавшего ко мне Джемиссона, моего старшего грума.

— Мисс Бэт! — кричал он.

Лицо его было белым, как мука.

— Скорее!

Я прибавил ходу, но страшное предчувствие — не предчувствие даже, а холодная уверенность, от которой мышцы цепенели и к горлу подкатывался тошнотворный комок, — овладело всем моим существом: зачем так спешить? Теперь уже поздно.

В той конюшне жила старая, чистых кровей кобыла, ласковая, как котенок. Она уже давно не работала и доживала свой век, так сказать, на пенсии. Бэт обожала ее. Как только моя сестра появлялась там, старая Хейзл начинала перебирать негнущимися ногами и обнюхивать ее руки в ожидании сахара.

Теперь здесь горели прожекторы, и в их лучах силуэты людей и лошадей сливались в одну серую бурлящую массу, а человеческие крики и конское ржание сплетались в тревожный, настойчивый гул. Хейзл прижалась к ограде загона. Каждый мускул ее тела дрожал, темная шкура покрылась потом. На копытах кобылы алели пятна крови.

Бэт была мертва. Она прибежала сюда в загон в белом вечернем платье и в серебряных туфельках, а старая кобыла убила ее. Это было совершенно непостижимо и бессмысленно. Циркониевое ожерелье, подарок Эриан, сверкало среди брызг крови.

Люди накинули на обезумевшую кобылу веревки. Она яростно забилась, отчаянно завизжала. Кто-то сунул мне в руки пистолет, и я немедленно пустил его в ход, отчетливо понимая, что ни эта несчастная кляча, ни старина Бек никогда в жизни не решились бы на убийство своей хозяйки.

Дикость какая-то. Однако Бэт погибла.

Так закончился веселый вечер.

Вот, значит, каково бывает тому, кто теряет свою младшую сестру.

Иной раз она была надоедлива, иногда смешна и всегда нестерпимо болтлива… И теперь этому пришел конец. Как страшно!

Прибежал рассвирепевший Дэвид и хотел перестрелять всех лошадей. Я остановил его, и тогда он бросился на меня Произошла скверная сцена. Это были мои лошади, и одну из них уже пришлось пристрелить, а теперь погибла и вторая.

С тех пор между мной и братом встала стена, и его ненависть ко мне росла с каждым днем. Я не мог понять почему.

Он словно обезумел, но какие бы недостатки ни имел Дэвид, сумасшествия среди них не было.

Мы похоронили Бэт, и Эриан плакала больше всех. Она была преданной утешительницей Дэвида, и я впервые порадовался тому, что она здесь.