"Распутный век" - читать интересную книгу автора (Бретон Ги)МАРКИЗА ДЕ ПОМПАДУР НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ГЛУПЕЙШИЙ ДОГОВОР Д'ЭЛА-ШАПЕЛЬОднажды м-м де Помпадур пожелала быть официально представленной королеве. Она пришла поклониться ей под неусыпным оком м-м де Конти. Мари Лещинска, несмотря на то, что у нее были поводы относиться к фаворитке с предубеждением, приняла ее исключительно любезно. После аудиенции она объявила: — Раз уж королю нужна любовница, пусть это лучше будет м-м де Помпадур, чем кто-нибудь другой. Это помогло маркизе утвердиться при дворе. Однако по прошествии нескольких недель королева не смогла удержаться от злой шутки над соперницей. Та пришла к ней с огромным букетом цветов в обнаженных руках. «Королева тотчас же, — рассказывает м-м Сампан в „Мемуарах“, — принялась вслух расхваливать цвет лица, глаза и прекрасные рукн маркизы. Она нашла ее необыкновенно изящной и попросила спеть для нее. У м-м де Помпадур были заняты руки, и она прекрасно поняла, что ее хотели обидеть. Она попыталась отговориться, но королева настаивала. Тогда маркиза запела арию Армиды — из того места, когда обольстительница держит Рено в своих золотых оковах: „Наконец он во власти моей!“ Заметив, как исказилось лицо Ее Величества, все присутствующие дамы тоже состроили недовольные мины». К счастью для фаворитки, королева не способна была ни на кого таить злобу. На следующий день она забыла о нанесенном оскорблении, и обе женщины зажили с тех пор в полном согласии, что было очень по нраву Людовику XV — он так боялся любых осложнений. Утвердив свое положение при дворе — маркиз де Гонто обучал ее придворному этикету и манерам, — маркиза прилагала все старания, чтобы быть незаменимой для короля как устроительница всякого рода праздников, балов и спектаклей. Она сама играла и талантливо пела в этих дивертисментах. Любовь к театру навела ее на мысль переряжаться и в личной жизни, чтобы удвоить пыл монарха. Во время свиданий с Людовиком XV она одевалась то молочницей, то аббатисой, то пастушкой; ее даже видели дояркой с крынкой теплого молока. Эти усилия во имя любви делают ей честь, ибо маркиза по природе своей была холодного темперамента, и ей стоило большого труда представлять из себя женщину страстную. Она прибегала к всевозможным ухищрениям, чтобы казаться таковой королю. М-м Дю Оссэ, преданная камеристка маркизы, в написанных ею «Мемуарах» доносит до нас некоторые из них: «М-м де Помпадур изо всех сил старалась нравиться королю и отвечать его страстным желаниям. На завтрак она ела ванильный шоколад. В обед ей подавали трюфели и суп с сельдереем». Подобное меню как будто разгорячало маркизу. М-м Дю Оссэ однажды заговорила с ней о вреде, который это может причинить ее самочувствию, но та, казалось, ее не слышала. Камеристка поделилась своей заботой с герцогиней де Бранка, которая, в свою очередь, высказала м-м де Помпадур опасения по поводу ее здоровья. — Любезная моя подруга, — ответила она ей, — я дрожу при мысли потерять сердце короля, разонравиться ему. Мужчины, как вы знаете, придают большое значение некоторым вещам, а я имела несчастье родиться с холодным темпераментом, Я придумала для себя возбуждающую диету, и вот уже два дня, как этот эликсир благотворно на меня действует, или мне по крайней мере так кажется… Герцогине де Бранка попалось на глаза стимулирующее лекарство, и она бросила его в камин. М-м Де Помпадур запротестовала: — Я не люблю, когда со мной поступают как с маленькой! Тут же она разрыдалась и признала, что возбуждающие снадобья, безусловно, вредят ее здоровью. Когда герцогиня де Бранка ушла, она позвала м-м Дю Оссэ и с глазами, полными слез, откровенно призналась: — Я обожаю короля и так хочу быть пылкой с ним… Но, увы! Иногда он называет меня синьгой. Я готова расстаться с жизнью, лишь бы нравиться ему! В конце концов этот недостаток ее темперамента стал общеизвестен, и многие женщины снова принялись крутиться возле короля — на всякий случай. Одна из них, м-м де Куазен, доставила м-м де Помпадур некоторое беспокойство. Однажды вечером в Марли обе женщины обменялись колкостями, что развеселило всех собравшихся. Маркиза вернулась в свои апартаменты не в себе, выбитая из колеи — почти в отчаянии. Едва переодевшись, она призвала к себе верную м-м Дю Оссэ — излить свое горе: — Не знаю, кто может быть наглее этой м-м де Куазен… Сегодня вечером я оказалась с ней за одним столом во время игры в брелаи. Вы не можете себе представить, что мне пришлось перенести! Дамы и кавалеры сменяли друг друга, забавляясь этой сценой. М-м де Куазен, уставясь на меня в упор, два или три раза сказала наглым тоном: «Вся ставка!..» Мне просто дурно стало, когда она торжествующе произнесла: «У меня брелан короля!» Видели бы вы, как она поклонилась мне на прощание… — А король, — спросила камеристка, — он был к ней благосклонен? — Вы не знаете его, моя хорошая. Если бы он захотел уже сегодня вечером посетить ее в моих апартаментах, он бы холодно обращался с ней на людях, а со мной — преувеличенно любезно. Он так воспитан. М-м де Помпадур не ошиблась: король стал любовником мадам де Куазен и, кажется, находил в этом удовольствие. Оскорбленная фаворитка прибегла к почтмейстеру Жанелю; тот организовал нечто вроде черного кабинета — перлюстрировалась частная переписка и делались выписки, представляемые для ознакомления королю. Однажды она вручила Жанелю листок и повелела: — Вставьте эти строки в отрывки из писем, которые подаете королю. Если он спросит, кто написал, ответьте, что парламентский советник, и назовите какое-нибудь имя. Соблаговолите прочесть, что здесь написано. А было там вот что: «Это верно, что у нашего монарха появилась подружка. Лучше бы он оставил прежнюю. Она тихая, никому не делает зла и уже скопила состояние. Та, о которой говорят, знатного происхождения и потребует привычного блеска. На нее придется тратить миллион в год — расточительность ее известна, — содержать приближенных к ней герцогов, воспитателей, маршалов, ее родных… Они заполонят королевский дворец и заставят дрожать министров». Эта шитая белыми нитками уловка удалась. Людовик XV, будучи скупым, быстро оставил м-м де Куазен. Через несколько дней м-м де Помпадур говорила м-м Дю Оссэ: — Эта великолепная маркиза просчиталась — напугала короля своей привычкой к роскоши. Она постоянно просила у него денег… Представляете, чего ему стоит подписать вексель на миллион, ведь он с трудом расстается с сотней луидоров! Едва была устранена м-м де Куазен, как группа враждебных м-м де Помпадур министров попыталась попробовать на ту же роль графиню де Шуазе. Однажды вечером военный министр граф д'Лрженсон привел в кабинет Людовика XV молодую женщину, закрыл за собой дверь и принялся ждать. Поскольку из соседней комнаты не доносилось ни звука, он заглянул в замочную скважину, и увиденное взбодрило его: м-м де Шуазе на канапе доблестно выполняла свою миссию. Через несколько минут растрепанная графиня вышла — «сбившаяся одежда свидетельствовала о ее триумфе». — Ну что? — лицемерно поинтересовался м-сье д'Арженсин, — Можно ли вас поздравить с успехом? — О да, граф, — ответствовала мадам. — Король счастлив, что полюбил меня! Он дал мне слово ее прогнать. Услышав подобные речи, м-сье д Арженсон созвал других министров, и они вступили в сговор против м-м де Помпадур. Но радость их была недолгой, — м-м де Шуазе «осталась как девка, и король ее бросил как девку». Тогда м-сье д Арженсон поручил своей любовнице, м-м д'Эстрад, попытаться занять место м-м де Помпадур. Молодая женщина сразу же приступила к делу. Однажды вечером, когда немного уставший после хорошего ужина Людовик XV прилег на канапе в малой гостиной, она пробралась туда на цыпочках, сбросила одежды и устроилась рядом с ним. Король так славно задремал от выпитого токайского, он даже не повернул головы… Пришлось проявить настойчивость… И не зря — Людовик XV сразу же проснулся и оживился… Но — увы! — этот подвиг оказался бесполезным. На следующий день протрезвевший Людовик XV ни о чем не помнил и прошел мимо, не обратив на свою вчерашнюю даму никакого внимания. Сговор провалился… М-сье д'Арженсону удавалось иной раз благодаря своим маневрам сунуть какую-нибудь даму в постель короля, но это не могло пошатнуть могущества маркизы. Людовик XV безумно любил м-м де Помпадур — осыпал подарками, одаривал землями, замками, драгоценностями, потакал всем ее капризам… Он уже не мог обойтись без ее общества. Когда короля снедала печаль, лишь она могла ее развеять. После обеда она пробиралась к нему по потайной лестнице, связывающей их апартаменты, и садилась за клавесин, чтобы спеть для него что-нибудь из опер или просто модную песенку. По вечерам она сидела с ним во главе стола в знаменитых «маленьких кабинетах» во время ужинов с множеством гостей. А ночью, по выражению одного из писателей того времени, «именно она была настоящей королевой Франции». Мари Лещинска приняла подобное положение вещей с истинно христианским смирением. Известен анекдот. Однажды вечером м-м де Помпадур играла с ней в брелан. Когда часы пробили десять вечера, несколько смущенная фаворитка попросила разрешения прервать игру. — Конечно, дорогая, идите, — добродушно ответила королева. И м-м де Помпадур, присев в глубоком реверансе, побежала заниматься любовью с королем. В последнее время могущество ее так укрепилось, что даже министры охотно учитывали ее мнение и ее указания. А для короля она стала политическим советником. Шел август 1748 года; армии Мориса Саксонского продвигались по Голландии, занимая город за городом. М-м де Помпадур боялась, что ее любовник отправится на войну. Оставаться одной в Версале, где столько людей ее ненавидели… Нет, надо удержать возле себя короля! И она старалась внушить ему мысли о мире. Обстоятельства ей помогли. После падения Маэстрихта Мари-Тереза и ее растерявшиеся союзники запросили мира. Франция, хозяйничавшая в Нидерландах, на момент переговоров находилась в наиболее выгодном положении и могла диктовать свои условия… М-м де Помпадур, думавшая лишъ о том, чтобы покончить со своими страхами, посоветовала королю не выдвигать никаких требований и отказаться от всех завоеваний, даже сдать трофеи… Дурацкий мирный договор д'Э Ла-Шапель возмутил народ. Глупейший, зауряднейший придворный де Вольтер, желая выделиться, поздравил фаворитку: «Надо признать, что день подписания этого мира можно считать началом благоденствия Европы. Самое удивительное то, что он стал плодом постоянных советов молодой женщины самого высокого ранга, известной своим очарованием, редкими талантами, умом и завидным положением. Такова, видимо, судьба Европы, чтобы одна женщина (Мари-Тереза) начала эту затяжную ссору, а другая прекратила ее». Это недостойное для писателя письмо показывает истинную степень могущества м-м де Помпадур — ее прославляли даже за оплошности… В то время маркиза была влиятельнее принца крови. «Была лишь одна сила, — пишет Пьер де Нольха, — ей не подвластная, еще неопределенная, но уже внушающая опасения. Роль этой силы в связи с обострением многих проблем в государстве возрастала год от года. Речь идет об общественном мнении. Вначале благоприятное или безразличное, оно обрушилось теперь на фаворитку и, управляемое ловкими руками, объявило ее ответственной за ошибки правительства и за всеобщую неудовлетворенность». По поводу этого мира, с которым народ никак не мог смириться, появились памфлеты в форме песен, названные «рыбными куплетами». Они наводнили Париж. Вот пример: Стремительный триумф мещанки, еще два года назад не знавшей ни нравов, ни обычаев, ни особого языка двора, впечатлил придворных. Понемногу все подчинились ей. Лишь двое — де Морена и герцог де Ришелье — оказались ее противниками. Первый писал о м-м де Помпадур сатирические поэмы. Второй старался оттеснить ее, используя для этой цели собственную любовницу — м-м де ла Пуплиньер. Это была жгучая романтическая брюнетка, которая любила, «одевшись Дианой-Охотницей, скакать по просторам с развевающимися по ветру волосами». Супруга откупщика lt;Должность эта была во Франции упразднена после революции 1789 года.gt; Ла Риша де ла Пуплиньера, она жила в прекрасном дворце на улице Ришелье lt;Дворец сохранился до нашего времени, — ныне это дом № 5 по улице Ришелье.gt;. Связь ее с герцогом длилась уже три года и стала причиной скандала в 1746 году. Мсье де ла Пуплиньер, узнав, что его постигла участь рогоносца, отправился к жене, надавал ей пощечин, ударом опрокинул ее на пол и стал пинать ногами. Особенное удовольствие доставило ему в припадке гнева «месить лицо своей супруги. Несчастная вышла из сражения с головой словно тыква, покрытая шишками, делавшей ее похожей на айву. Разумеется, ни о каких встречах с Ришелье не могло быть и речи — разгневанный муж наложил свое вето. Герцог, однако, быстро поправил положение: он снял соседний с дворцом де ла Пуплиньеров дом и устроил между двумя домами проход через каминную панель — внешне она выглядела как обычная дверь в комнату мадам. В 1748 году, когда любовники уже в течение двух лет встречались, используя потайной ход, Ришелье вдруг пришла в голову мысль подтолкнуть свою любовницу в объятия короля. Прознала ли об этом м-м де Помпадур? Она ли решила преградить путь сопернице, вызвав скандал? Возможно. Но в начале ноября 1748 года мсье де ла Пуплиньеру внезапно стало известно, что жена его продолжает встречаться с мсье де Ришелье. Сильно заинтригованный, он не мог понять, как герцогу удавалось незамеченным попадать в его дом. Однажды, когда м-м де ла Пуплиньер отправилась смотреть военный парад, супруг ее тщательно обыскал дом. Ему помогал известный физик и изобретатель Вокансон. Через какое-то время они обнаружили каминную панель. — Как раз за этой стеной, — сообразил мсье де ла Пуплиньер, — комната герцога де Ришелье. Потайной ход — вот что могло бы все объяснить… Вокансон ударил по панели тростью — стало ясно, что за ней пустота… Обратимся теперь к «Мемуарам» Мармонтеля: «Он подошел ближе и присмотрелся: ба, да она выдвигается — стык вот он, едва заметен. — О! Прекрасная работа! — восхитился Вокансон и просунул в стык лезвие перочинного ножа. Сработала потайная пружина — панель открылась…» Мсье де ла Пуплиньер был немало смущен. Вечером он выкинул свою супругу на улицу. Это приключение развеселило всю столицу. По поводу супруги откупщика сочиняли куплеты. На Рождество парижские лоточники продавали сработанные на злобу дня игрушки — «маленькие картонные камины: в камине открывалась панель, а за ней — фигурки стоящих лицом друг к другу мужчины и женщины» (свидетельство Барбье). М-м де ла Пуплиньер была посрамлена, и м-м де Помпадур не стоило больше ее опасаться… |
||
|