"Риф яркости" - читать интересную книгу автора (Брин Дэвид)

Рассказ Олвина

Ну, хорошо, я не такой быстрый, как некоторые. Я не так быстро соображаю, как Гек, которая способна свивать вокруг меня словесные кольца.

И к лучшему, как мне кажется. Я не мог бы вырасти в маленьком хунском порту, считая себя таким умницей, таким же остроумным и гладкоязычным, как мой литературный тезка, просто потому, что умею читать на англике и воображаю себя писателем. Хорошо, что по соседству живет маленький гениальный г'кек, который постоянно повторяет, что хун выше среднего уровня все равно хун. Тупой, как кирпич.

И вот я сижу, зажатый между двумя своими лучшими друзьями, которые спорят о том, что нам делать предстоящим летом, и ни Гек, ни Клешне не приходит в голову, что они пронзили мне кольца больше чем на одном уровне. Клешня несколько дуров пытался рассказывать нам о своих последних “чудовищах” – сероватых тенях, которые, как ему показалось, он видел, когда скучал, ухаживая за садком омаров своего улья. Он нам так часто рассказывал об этом, что мы не стали бы слушать, даже если бы он принес нам зуб Моби Дика, с торчащей из него, как зубочистка, ногой. Вздыхая одновременно всеми пятью вентиляционными щелями, он отказался от рассказа и перешел к защите “проекта Наутилус”.

Клешня расстроился, узнав, что Гек хочет отказаться от этого плана. По обе стороны от его жесткого панциря вздымались ноги, свистя, как трубы каллиопы.

– Послушайте, мы уже согласились-сились. Мы должны закончить лодку. Ведь работали-ботали целый год!

– Столярничал и испытывал в основном ты, – заметил я. – Мы с Гек только строили планы…

– Совершенно верно! – прервала Гек, подчеркнуто выпячивая два глаза. – Мы помогали планами и мелкими усовершенствованиями. Это было весело. Но я никогда не соглашалась опускаться в этой проклятой штуке на дно моря.

Синий панцирь Клешни максимально поднялся, и его глазные прорези словно завертелись.

– Но вы говорили, вам интересно! Вы называли эту идею замечательной-чательной!

– Верно, – согласилась Гек. – Теоретически это замечательно. Но есть одна проблема, друг. Это также очень опасно.

Клешня откинулся, словно такая мысль никогда не приходила ему в голову.

– Вы… раньше никогда об этом не говорили.

Я повернулся и посмотрел на Гек. Не думаю, чтобы раньше слышал от нее это слово. Опасно. Во всех наших приключениях она всегда была готова рискнуть, насмехалась над нашей нерешительность так, как могут только г'кеки, когда они решают оставить вежливость и стать отвратительными. Гек сирота, Ур-Ронн и Клешня из менее значительных таких рас, где на их отсутствие никто не обратит внимания, так что мне естественно надлежало быть голосом благоразумия и осторожности. А я ненавидел эту роль.

– Да, – согласилась Гек. – Но, наверно, пора кому-нибудь указать на разницу между расчетливым риском и простым самоубийством. Что с нами и случится, если мы отправимся в этом твоем устройстве, Клешня?

Наш бедный друг квуэн выглядел так, словно по его ножной жабре ударили мешком. Панцирь его дрожал.

– Вы знаете-аете, что я никогда не просил своих друзей-узей…

– Отправляться туда, куда сам не можешь отправиться? – возразила Гек. Да, но ты ведь говоришь о том, чтобы утащить нас под воду, а там ты будешь очень хорошо себя чувствовать.

– Только вначале-чале, – ответил Клешня. – После первых пробных погружений мы пойдем глубже. И я буду с вами, я тоже буду рисковать-овать!

– Давай, Гек! – вмешался я. – Стукни беднягу по панцирю.

– А как же ваш собственный план? – решил отомстить Клешня. – По крайней мере моя лодка законная. А вы хотите нарушить закон и стать сунерами!

Наступила очередь Гек защищаться.

– Почему сунерами? Мы не можем размножаться друг с другом, так что это преступление совершить за границей не сможем. И ведь люди и инспекторы переходят границу.

– Конечно. С разрешения мудрецов-рецов!

Гек пожала двумя глазными стебельками, словно говоря, что не стоит тревожиться из-за ничтожных юридических тонкостей.

– Все равно я предпочитаю неправильное поведение откровенному самоубийству.

– Ты хочешь сказать, что предпочитаешь глупое путешествие к каким-то давно разбитым буйурским развалинам, чтобы взглянуть на настенные надписи, возможности увидеть Помойку-мойку? Увидеть настоящих живых чудовищ?

Гек застонала и в отвращении повернулась кругом. Чуть раньше Клешня рассказал нам о существе, которое как будто видел на мелком месте к югу от города. Он клялся, что там ныряла какая-то тварь в яркой серебристой чешуе. На удалении казалось, что она передвигается на подводных крыльях. Мы слышали подобные рассказы почти со дня сплавления Клешни и потому ему не поверили.

И тут они оба обратились ко мне за решением.

– Помни, Олвин, – сказала Гек, – ты только что обещал.

– А мне ты обещал несколько месяцев назад! – воскликнул Клешня с такой страстью, что даже перестал заикаться.

Я почувствовал себя, как треки, стоящий между двумя грудами спелой мульчи. Мне хотелось отправиться в глубину и посмотреть на Помойку, где лежат всякие галактические штуки, оставленные ушедшими буйурами. Подводные приключения как в книгах Холлера или Верна.

С другой стороны, Гек права, говоря, что план Клешни – это творение Ифни. Квуэну, не знающему даже, кто его мать, риск может показаться незначительным, но мои родители очень расстроятся, если я исчезну, не оставив даже сердечный выступ, чтобы можно было совершить обряды очищения души и вуфайнивания.

К тому же Гек предлагает план почти такой же интересный: отыскать надписи, более древние, чем книги, привезенные на Джиджо людьми, может быть, настоящие истории буйуров. Мои сосательные подушечки кололо от возбуждения при этой мысли.

Но, как оказалось, я был избавлен от необходимости принимать решение. Потому что в этот момент появилась моя Хуфу, проскочила между ногами Клешни и колесами Гек и что-то пролаяла насчет срочного сообщения от Ур-Ронн.

Ур– Ронн хочет нас видеть.

Больше того, она хочет поделиться с нами чем-то удивительным.

О да, надо представить Хуфу.

Прежде всего она на самом деле не мой нур. Она обычно держится рядом со мной, и по большей части мне удается заставить ее делать то, что я хочу. Однако трудно описать отношения между хуном и нуром. Само это слово – отношения – предполагает много такого, чего здесь просто нет. Может, это как раз один из тех случаев, когда англик, прославленный своей гибкостью, не справляется и не может описать концепцию.

Во всяком случае, нур не принадлежит к говорящим и принимающим решения. Это не разумное существо, подобно нам, членам Шести. Думаю, она такой же член нашей компании, как и все остальные. Многие говорят, что нуры просто безумны. Разумеется, они равнодушны к жизни и смерти – при условии, что узнают что-то новое. Вероятно, больше нуров погибло от любопытства, чем от диггеров на суше или морских акул в воде. Так что я знаю, как голосовала бы Хуфу, если бы умела говорить.

К счастью, даже Клешня понимает, что нельзя доверять ей право решать.

И вот мы спорили, когда маленький нур появился среди нас, визжа, как сумасшедший. Мы все сразу поняли, что сообщает нам Хуфу. Нуры не владеют Галактическим два и вообще не могут говорить ни на каком языке, но могут запомнить и повторить любой короткий ручной сигнал, который увидят своим острым зрением. И в начальном знаке могут даже сообщить, кому предназначен сигнал. Замечательная способность, и очень полезная, если бы нуры делали это надежно и постоянно, а не тогда только, когда это им нравится.

На этот раз Хуфу явно нравилось, потому что в следующее мгновение она передавала цепочку знаков на Галактическом два. (Думаю, что любой телеграфист, знающий азбуку Морзе, как Марк Твен, справился бы и с Галактическим два, если бы постарался.)

Как я уже сказал, сообщение было от нашей урской приятельницы Ур-Ронн, и в нем говорилось: ОКНО ЗАКОНЧЕНО. ПРИХОДИТЕ БЫСТРЕЙ. ПРОИСХОДЯТ РАЗНЫЕ СТРАННЫЕ ВЕЩИ!

Я поставил в конце восклицательный знак, потому что, как только Хуфу кончила передавать, она метнулась вниз с горы Гуенн, завершив сообщение возбужденным лаем. Уверен, что ее прыжки и попытки укусить себя за хвост и означали “странные вещи”.

– Прихвачу свой водяной мешок, – сказал после короткой паузы Острая Клешня.

– А я свои очки, – добавила Гек.

– Возьму плащ и встречусь с вами у поезда, – закончил я. Обсуждать было нечего. После такого-то приглашения.