"Мрак над Джексонвиллем" - читать интересную книгу автора (Обер Брижит)9Джем и Лори долго шептались, усевшись под верандой и попивая колу. Дед был занят делом: разбирал на части разбитый «шевроле», отбирая еще пригодные детали мотора. Джем ткнул в его сторону пальцем и спросил Лори: – Как думаешь, нужно ему рассказать? Лори с большим сомнением посмотрел на него: – По-моему, результат может быть только один: на нас наорут. Не хочу тебя обижать, но он, я полагаю, скорее наплюет на нас и выпьет целый ящик пива, чем бросится на кладбище раскапывать известную тебе могилу. – Тогда что же нам делать? Сесть в автобус и укатить в Мексику? – Спятил ты, что ли? Да будет тебе известно: я намерен готовиться к поступлению в Гарвард, а отнюдь не сражаться с двумя с половиной тысячами припадочных латино за честь надраивать башмаки толстым злобным белым старухам, которые при этом еще и хлещут текилу пополам с земляными червями. Джем сорвал травинку и принялся ее нервно грызть. – Хорошо, тогда пошли к фараонам. Нельзя же так и сидеть, Лори; нужно рассказать им, что я видел, как старина Уэйтс… – Жаль, парень: перед тобой открывалось такое будущее, а ты возьмешь да и угодишь в психушку…. Джем встал, заправил рубашку в штаны. – Ладно, пошли. Лори с явным сожалением поднялся, допил свою колу, потом выбросил бутылку в мусорное ведро. – Ты и в самом деле хочешь, чтобы я пошел с тобой? Джем молча двинулся в путь. Лори тотчас последовал за ним. – Ты что, подождать меня не можешь? Известно ли тебе, старик, что у тебя чертовски развиты параноидальные тенденции? Они быстро шли по раскаленному тротуару, и Лори мысленно поклялся ни слова – пусть его хоть пытают – не говорить о кроличьей клетке и Мэрилу. Со скальпелем в руке доктор Льюис застыл над обуглившимся телом Бена Картера. Стэн повторил: – Вас просит к телефону доктор Вронг. – Вонг, а не Вронг, – поправил его Льюис, складывая инструменты в ящичек из нержавеющей стали. Он вышел из холодной покойницкой, прикрыл за собой дверь, снял с левой руки запачканную резиновую перчатку и взял трубку. Льюис был взволнован, но сердце у него почему-то билось еле-еле. Прежде чем заговорить, он удостоверился, что Стэн сидит на месте и заполняет карточки. – Алло? – Льюис? Вальяжный голос Вонга зазвенел в ухе, и Льюис сильнее сжал трубку: – Да, это я. – Номер вашего страхового свидетельства – 258 HY309, так? В УМБ? – Да, все правильно. – Тогда, должно быть, они там что-то напутали, потому что, когда я им позвонил и попросил вашу медицинскую карту, они… у них таковой не оказалось. – Простите, как же так? Ничего не понимаю. Льюис почувствовал, как ноги у него делаются ватными, и на какой-то миг испугался, что сейчас ему придется сесть прямо на кафельный пол. Стэн посмотрел на него с любопытством. В трубке вновь раздался голос Вонга – растерянный: – У них нет свидетельства с таким номером. Обещали поискать в Центральной картотеке. Буду держать вас в курсе дела. – Подождите минутку! Льюис порылся в бумажнике, извлек оттуда свое страховое свидетельство. Под пластиковой обложкой крупным шрифтом четко отпечатан номер. 258 HY309. – Слушайте, Вонг, свидетельство сейчас у меня перед носом, и номер на нем именно тот, что я назвал; эти болваны невесть чего вам наболтали. На секунду у него вдруг возникло ощущение, будто что-то щекочет барабанную перепонку, пытаясь вылезти наружу; он сильно шлепнул себя трубкой по уху – в голове раздался оглушительный шум: что-то устремилось назад, забираясь поглубже. Откуда-то издалека послышался голос Вонга: – Я им сейчас перезвоню. Буду держать вас в курсе. Вонг повесил трубку. Льюис тоже – и сразу же зажал рукой ухо, опасаясь, что оттуда что-нибудь выскочит. Поймал на себе любопытный взгляд ассистента – тот поспешно уткнулся в свои карточки. Зажимая рукой ухо, одеревенелой походкой Льюис вернулся в покойницкую. Всякое щекотание, ощущение, будто что-то Форма Мидли Хейсу оказалась маловата: рукава рубашки кончались чуть ниже локтей, штанины брюк доходили до половины икры; зато он вымылся, одежда была сухой – а это главное. Не пахло больше ни потом, ни кровью. Если бы ему так уж нравилась кровь, он, наверное, подался бы в криминальную полицию, а не в отдел обработки информации ФБР. Один за другим он осушил несколько стаканов воды и чувствовал себя теперь определенно лучше. Порезы на лице больше не кровоточили. Он перестал протирать их смоченной антисептиком ваткой, которую дал ему Уилкокс. Подумал о том, какое лицо сделалось бы у Вильмы, увидь она его в таком состоянии. Насилие Вильма ненавидит еще больше, чем он. Вспомнив жену, свой дом в Вашингтоне, он вздохнул: там сейчас, наверное, тихо мурлычет кондиционер, а трое мальчишек развалились перед телевизором и жуют пиццу от Луиджи. Он выбросил окровавленную ватку в ведро под умывальником и присоединился к остальным. Они сидели кружком возле стола Уилкокса и что-то обсуждали. Сэм – аккуратно причесанная и заново подкрашенная – выглядела так элегантно, словно собиралась поужинать где-нибудь в городе. Зато Уилкокс являл собой само воплощение усталости: лицо осунулось, черты его заострились, глаза стали красными от недосыпания. Биг Т. Бюргер – уж он-то выглядел самым лучшим образом – осмотрел красные полоски на лице Хейса и заявил: – Знаете что? Вы теперь очень похожи на воина племени масаи. Хейс подумал о том, что его воинственность никогда не заходила дальше игры в бридж, и вздохнул. В Африке он ни разу не был, да и желания такого не испытывал и, поскольку его предки были в числе первых привезенных в страну рабов, ощущал себя американцем в куда большей степени, нежели добрых три четверти его знакомых – эмигрантов во втором или третьем поколении. – Знаете что, Биг Т.? Мой прадедушка прислуживал за столом Скарлетт О'Хара, тогда как ваш в те времена еще только учился подтирать себе задницу чем-нибудь более подходящим, чем собственный палец. Тут вмешался Уилкокс: – Слушайте, мы здесь не для того собрались, чтобы поиграть в «кто кого переорет». Да, все мы взвинчены. Но все-таки, может, делом займемся, а? Саманта подняла пальчик: – Я думаю, мы стали жертвами сенсорных и зрительных галлюцинаций, причиной которых является пыльца какого-нибудь растения. Биг Т. Бюргер пожал плечами. Ну конечно же – пыльца! Нашествие Гигантских Маргариток! Он поерзал на стуле. Да плевать ему с высокого дерева на все эти причины, знать бы только, по какой цели тут стрелять. Хейс отхлебнул воды и сказал: – Если ты намекаешь на вилльямстонский случай, то это все же исключение. – Вилльямстонский случай? Уилкокс, похоже, живо заинтересовался. – В тысяча девятьсот семьдесят девятом году, – вновь заговорила Сэм, – в городишке под названием Вилльямстон, штат Айдахо, три мирно собравшихся попить чайку домохозяйки поубивали друг дружку, пустив при этом в ход кухонную сечку, вилки, ножи – короче, все, что попалось под руку, – по ходу дела изрубив в капусту двух детишек одной из них. Уцелела только одна, миссис Франклин, она упорно твердила потом, что на них напали адские чудовища. Следствием было установлено, что ее бред любопытнейшим образом совпадает с видениями на почве приема наркотиков типа ЛСД или фенциклидина, – весьма распространенной причины многих убийств и самоубийств. Новейшая разновидность delirium tremens, только в тысячу раз сильнее обычного. – Фенциклидин? Что это? – Он больше известен под названием ПСП, изначально предназначался для использования в стоматологии в качестве анестезии, что повлекло за собой сотни тяжелых несчастных случаев. Что же до миссис Франклин, то она доживает свой век в лечебнице, для душевнобольных. Теперь считают, что они тогда надышались какой-нибудь пыльцой или она попала в чай – дурман или что-то подобное; из-за необычной погоды, что стояла той весной – сушь и сильный ветер, а потом долгий период дождей, – концентрация пыльцы могла достичь крайней степени. Кроме того, в Уилкокс откашлялся. Гипотеза с пыльцой, безусловно, хороша: сводит на нет наличие нечистой силы. Чертовски убедительно; беда только в том, что Уилкокс имел обыкновение крайне скептически воспринимать все, что звучит убедительно. – Простите, но я не думаю, чтобы моего помощника Бена Картера разорвала надвое именно пыльца, даже если бы она и помешалась на каких-нибудь «Зубах моря»… Я знаю, что индейцы частенько жуют дурман, чтобы впасть в транс, – продолжал он, – но никогда не слышал, чтобы кто-то от этого принялся убивать людей. Проще всего свалить все убийства на выходцев из резервации, тем более что среди присутствующих индеец только один – я. Марвин махнул рукой, успокаивая его: – Об этом и речи не было, шеф; Сэм лишь хотела сказать, что на кладбище, возможно, имеется в наличии какое-то токсичное вещество, способное вызывать чудовищные галлюцинации, и что именно оно – потребляемое намеренно или случайно – и является причиной происшедших здесь убийств… Уилкокс призадумался: – А как вы объясните тот факт, что ни одна из старушек, что каждый день ходят на кладбище, ни разу не впала в бредовое состояние? Хейс с сомнением покачал головой: – Данный феномен мог возникнуть совсем недавно. Какое-то химическое вещество – почему бы нет? По прямой отсюда не так уж далеко до военной базы в Форт-Блисс. Всегда может случиться авария. Как, например, в деле Паркер против штата Колорадо. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году Джон Паркер служил в Пойнт-Джанкшн – это экспериментальная база химического оружия, совершенно засекреченная. В одном из контейнеров произошла утечка. Паркер, как всегда, вернулся домой, а там вдруг отрубил себе топором левую руку, а потом вогнал вышеупомянутый топор себе в череп. Вдова обратилась в суд, и выяснилось, что он надышался газом, вызывающим крайнюю тоску и галлюцинации. Биг Т., жевавший жвачку, передвинул ее языком из-за правой щеки за левую. – И нынче же вечером мы все, может быть, умрем; значит, надо пошевеливаться, не дожидаясь, пока город превратится в гигантский гамбургер с хорошо выдержанным мясом. – А что вы предлагаете? – холодно спросил Хейс. – Обработать кладбище напалмом. Все «может быть» там и сгорят. – А если речь идет о веществе, способном вступить в реакцию из-за высокой температуры и пламени? Если это, скажем, газ? – возразила Сэм, покусывая карандаш. – В этом случае весь город взлетит на воздух, – заключил Уилкокс. – Глубоко сожалею, Биг Т., но такой риск я взять на себя не могу. Биг Т. поднялся: – Но, черт возьми, вам не кажется, что сидя сложа руки мы рискуем куда больше? И сколько трупов у нас будет сегодня же вечером? – Успокойтесь, ваш город не первый, в котором произошла серия убийств, и обычно проблемы такого рода решают отнюдь не с помощью эскадрильи бомбардировщиков… С другой стороны, коль скоро тут была упомянута армия, нелишним, наверное, будет подумать о том, не может ли все это иметь отношения к Центру атомных исследований в Лос-Аламосе, – заметила Сэм. – Здесь первую бомбу взорвали в сорок пятом, шестнадцатого июля, я точно помню. Если бы это оказало какое-то влияние на психику людей, то, надо полагать, мы бы уже заметили… – возразил Уилкокс. – Генетические мутации могут развиваться очень медленно и… Хейс умолк, ибо дверь в контору распахнулась. В дверном проеме, как в рамке, в явном смущении замерло двое мальчишек – белый и черный. Белый был светловолос, тощ и грязен. И основательно нуждался в хорошей стрижке. Черный – покруглее, одет с иголочки и коротко подстрижен. Учащенное дыхание, блестящие глаза, на верхней губе у обоих выступил пот, – отметила про себя Сэм. Уилкокс удивленно вскинул брови: – Если вы ищете детский сад, то ошиблись дверью, ребятки. Встряхнув светлыми вихрами, свисавшими на вспотевший лоб, Джем шагнул вперед: – Мне нужно бы переговорить с федеральными агентами. Голос чуть дрожал, но был полон решимости. Сэм заговорила самым что ни на есть учительским тоном: – Полицию по пустякам не беспокоят. Зачем тебе понадобились федеральные агенты? – Это из-за кладбища… – Сторож там мертвый! – горячо воскликнул Лори. Хейс вздохнул. Ну вот и началось. Сейчас население ударится в панику, и это еще больше осложнит работу. Почему стоящие на посту полицейские позволили мальчишкам шляться по этому дерьмовочертодьявольскому кладбищу? Уилкокс ткнул пальцем в сторону парнишек: – Дамы и господа, знакомьтесь: Джереми Хокинз и Лорел Робсон, одни из самых выдающихся граждан нашего города. Сэм внимательно посмотрела на них. Лорел был поменьше ростом, на круглом лице выделялись огромные – черные и очень встревоженные – глаза. Он часто облизывал губы, у корней коротких, черных как смоль кудряшек блестели капельки пота. Явно не по себе было и второму парнишке, Джереми, – тот был повыше и потоньше, с пшеничного цвета волосами. Уилкокс наклонился к замершим под перекрестным огнем взглядов ребятам: – Так, значит, вы были на кладбище? Джем кивнул головой: – Ну да, в полдень. И сторож был мертвый, но не совсем. – Что ты хочешь этим сказать? – спросила шикарная рыжая женщина. – А то, что он был мертв, но говорил – вот что он хочет сказать; а поскольку вы ни за что нам не поверите, то мы пошли, – объявил Лори. Черный гигант, одетый в явно севшую после стирки форму, взглянул на них умиротворяюще: – Сторож еще не совсем умер, вы это имели в виду? – Понятия не имею, может, мертвецам и положено летать над землей и вовсе не обязательно человек умирает, проткнув себе башку метлой, но одно я знаю точно: все это здорово смахивает на какую-то дурацкую сценку из фильма ужасов, – на едином дыхании выпалил Джем. Рыжеволосая женщина потрепала его по плечу, словно какого-нибудь малыша, и у него пропало всякое желание с ними разговаривать. Она почувствовала это и тут же убрала руку. – Слушай, можешь ты нам все объяснить по порядку? Начиная с начала, во всех подробностях и без грубых словечек? Джем глянул на нее недоверчиво. Почему-то его не выкидывают отсюда под зад коленом. Значит, положение настолько серьезно, что даже взрослые в курсе дела. И тогда, ощутив всю важность своей миссии, он начал рассказывать. Лори размышлял о том, специально ли черного гиганта вырядили подобным образом. Или просто на него не нашлось формы – росту в нем, наверное, добрых два двадцать. Вдобавок все лицо и руки у него изрезаны. На мгновение Лори вспомнил отца, его выпачканную чем-то красным рубашку и царапины на щеке, но тотчас прогнал эти мысли, сосредоточившись на том, что рассказывал Джем. Когда Джереми умолк, взрослые переглянулись; рыжеволосая женщина перечитывала свои записи. Герби Уилкокс вздохнул: – Хорошо, сейчас мы ваши показания отпечатаем, а вы немного погодя опять зайдете сюда и подпишете их, о'кей? Слушай, Джереми, и ты, Лорел Робсон, тоже: мы думаем, что на кладбище скопился какой-то таинственный газ, – люди от него сходят с ума; погодите, дайте сказать, ничего большего я вам сообщить не могу – это строго секретно, поняли? И я хочу, чтобы вы об этом не говорили НИКОМУ, ни под каким видом; я рассчитываю на вас, ребята, – и на тебя, Джем, и на тебя, Лори, – вы не станете сеять в городе панику. О'кей? Мы ведь тут, никуда не делись, вот мы-то этим и займемся, и все опять будет в порядке. Джем и Лори чинно кивнули и направились к выходу. – А пока могут случиться и другие убийства? – уже в дверях спросил Джем. – Не волнуйся, парень, мы контролируем ситуацию, – уверенно солгал Уилкокс, – кладбище охраняется. Сидите дома, и все будет хорошо. Передавай привет дедушке. Как только выпадет свободная минутка, я сам к нему зайду. Джем и Лори шагнули за порог и оказались на улице – до глупого обычной. – Наркотический газ! Представляешь, Джем, если мы им дышим – я вдруг возьму да как запихаю себе в ноздри руль от велосипеда… – Ничего, ноздри у тебя достаточно широкие, – вяло заметил Джем. Вид у него был озабоченный. Лори потянул его за рукав: – Думаешь, они нам наврали? – Да нет, думаю, что они просто не понимают. – Но ведь это вполне может служить объяснением… Лори вдруг умолк – не хотел он говорить о Мэрилу, даже с Джемом. Стоило вспомнить плотоядную ухмылку крольчихи, как его охватывало отвращение, родственное тому чувству, что испытал Уилкокс в те минуты, когда малыш Бен стал вдруг делать ему непристойные предложения. – Я провожу тебя домой, – решительно заявил Джем. Некоторое время они шли молча. Солнце опускалось за горизонт, скоро его красный диск совсем исчезнет за скалистыми отрогами сьерры. – Как ты думаешь, все и в самом деле будет нормально? Лори произнес это шепотом, словно опасаясь сойти за предателя. – Без понятия. Но доверять им мы обязаны. Внезапно Джем подумал о матери Лори. Может быть, и она нанюхалась этого газа… Перед глазами вновь возник мистер Робсон – он спиной заслоняет дверь в погреб. Стоны в погребе. Но может быть, все это ему почудилось, как привиделся парящий над могилами Томми Уэйтс. Он просто надышался газом. Вне всяких сомнений. А когда воздействие газа пройдет, он забудет все это, и город вновь станет нормальным. Хотя город-то как раз и был нормальным. Это у него самого голова не в порядке. Они прошли мимо станции обслуживания. Дак чинил старый «харлей-дэвидсон», о чем-то оживленно разговаривая с Френки. В сумерках создавалось такое впечатление, будто от девушки исходит золотое сияние, и Джему вдруг показалось, что ее вообще нет – всего лишь видение. Словно почувствовав на себе их взгляды, она обернулась, и Лори вдруг пискнул, как заяц. Джем повернулся к нему, сердце в груди колотилось как бешеное. – В чем дело? Соплю проглотил, что ли? – Нет-нет, ничего; просто ты чуть не вляпался в собачье дерьмо. Джем ничего на это не сказал, но все понял – понял, что Лори видел то же самое, что и он. У Френки словно бы не было лица: лишь мертвенно-бледное пятно, по которому расплывались два огромных темных круга. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Ну и чертов же газ! Уилкокс отправил Бига Т. сменить Бойлза на кладбище. Вроде все было спокойно. Люди делали покупки ко Дню Независимости, украшали город флагами. С полудня до самого вечера девочки под звуки духового оркестра репетировали праздничное шествие. Стоя на пороге конторы, Хейс наблюдал за происходящим на улице. – Скоро солнце сядет. Бойлз прекратил мурлыкать себе под нос какую-то песенку и повернулся к Уилкоксу – тот старательно смазывал кольт 45-го калибра образца 1911 года, входивший в состав его личной коллекции оружия. – Программа на вечер, шеф? – Всю ночь будем следить за кладбищем, будь оно неладно. И с ходу палить по всем галлюцинациям, что соизволят оттуда выползти. – Такая программа вполне придется по душе вашему приятелю-ветерану, – заметила Сэм. – Можете предложить что-нибудь получше? – поднял голову Уилкокс. – Нет. Ладно, тогда попытаюсь получить от Вашингтона сведения о проводимых сейчас в этих краях исследованиях в области вооружений. А вы и в самом деле индеец? – На пятьдесят процентов. Мать у меня – навахо. Если вас это интересует, могу показать резервации – Навахолэнд и все такое прочее. Но не рассчитывайте на меня по части исполнения «Танца дождя». – Тем лучше, я не питаю особого интереса к фольклору. – Скажите, вы замужем? Саманта замерла, так и не набрав телефонный номер. – А вы, великий вождь? Вы женаты? – Чуть не женился. Но она удрала в Лос-Анджелес. – И со мной та же история. Чуть было не вышла замуж, но удрала в Лос-Анджелес. Она быстро набрала номер. Уилкокс про себя улыбнулся. Хейс одернул смехотворно короткие рукава рубашки Мидли: – Пойду переоденусь, а потом, наверное, поеду с вами патрулировать, шеф. – Спасибо, Марвин. Хейс с удовлетворением отметил, что Великий Вождь Уилкокс больше не держит его за явившегося с севера дурачка-новобранца. Бросив взгляд на опускавшиеся над городом сумерки в фиолетовых разводах, Уилкокс произнес: – Знаете, как называют Нью-Мексико? Девятнадцать тридцать. Разлив по небу пламенеющий пожар, солнце закатилось за голую скалу. Френки обняла Дака за шею и шепнула ему на ухо: – Тебе не надоело рыться в моторах? Ты когда-нибудь пытался занять руки чем-нибудь другим? Дак покраснел до корней волос, адамово яблоко у него на шее приподнялось и опустилось, издав при этом какой-то странный звук. Руки у Френки были очень холодными, но прикосновение губ к щеке Дака оказалось очень нежным. Он положил инструменты, потом принялся их тщательно вытирать. Френки вздохнула, потрепала его по волосам: – Так мы идем в кино? Или есть мороженое? Или сыграем хорошую партию в «Меккано»?[6] Дак уставился на свои запачканные машинным маслом кроссовки. – Ты знаешь про белое озеро? Френки забавно фыркнула: – Белое озеро? Это что – сорт пудры? – Это соляное озеро. Ночью при луне оно сверкает разноцветными искорками. Френки, отступив на шаг, посмотрела на него очень внимательно. Дак, прочистив горло, заговорил снова: – Но если ты хочешь в кино… – Нет, я очень хочу увидеть белое озеро. Думаю, с тобой мне там будет очень хорошо. Парень опустил голову – лицо его стало совсем пунцовым – и, явно не соображая, что делает, принялся заворачивать разобранные детали машины в старые газеты. На одной из них – он, не глядя, завернул в нее пару свечей – красовался крупный заголовок: «Юная наркоманка убита тремя выстрелами в спину. Жертва – служащая „Сиркуса"… » Упаковав как следует свечи, Дак выпрямился, машинально отер руки о задубевшие от машинного масла джинсы. Френки тихо стояла, наблюдая за ним, лицо ее было скрыто мраком. Девятнадцать тридцать. Зазвонил телефон; доктор Льюис нервно вздрогнул, пролив минеральную воду на разложенные перед ним на столе записи. Дрожащей рукой снял трубку. В ней раздался голос Вонга – теперь он звучал уже не слишком вальяжно: – Льюис? – Да. Ну что, нашли они эту проклятую карточку? Вонг прочистил горло, и Льюис почувствовал, как по вискам сбежали две холодные струйки пота. Пролитая вода растекалась по бумаге, размывая черные, написанные золотым «ватерманом» буквы, – протокол вскрытия тела Бена постепенно превращался в какой-то мерзкий пруд, где, словно куски человеческого тела, плавают буквы. – Льюис, вы слышите меня? – Виноват? Левой рукой массируя лоб, под которым нарастала боль, он пытался привести себя в нормальное состояние. – Я говорил о том, что произошла какая-то ошибка. Они твердят, что обладатель страхового свидетельства 258 HY309 умер еще в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Автокатастрофа. Карточка была сдана в архив. Я полагаю, вся беда в том, что вы однофамильцы. – Виноват? – опять как-то глупо квакнул Льюис. Вонг заговорил теперь тем тоном, к которому вынуждены бывают прибегнуть профессора, беседуя с совсем уж тупыми студентами, – чуть ли не по буквам произнося каждое слово: – У него была та же фамилия, что и у вас. Л. Ь. Ю. И. С. И карточки, должно быть, перепутали. Как бы там ни было, завтра Стивенсон получит результаты ваших анализов. Я вам перезвоню. – Вонг! Подождите! Это же невозможно… – Прекрасно понимаю, что невозможно. Вам следует принять пару рюмок спиртного и лечь в постель. Доброй ночи. Вонг повесил трубку. «Эта цветущая желтая макака не желает иметь ничего общего с усохшим и падшим белым субъектом», – швырнув трубку на рычаг, гневно подумал Льюис. Он сердито закусил губу и почувствовал, как она лопнула; хлынула черная вонючая кровь. Бумажной салфеткой Льюис промокнул ранку. Возникло вдруг такое ощущение, будто в штанах стало мокро, – он приподнялся со стула и на пластиковом сиденье увидел коричневатое, похожее на жидкую грязь пятно. – Господи, под себя наделал, – прошептал Льюис и заплакал крупными слезами пополам с зеленоватой слизью – капля за каплей они падали на протокол вскрытия. Обхватив голову руками, он – на свое счастье – потерял сознание. Девятнадцать тридцать. Круглая довольная луна уже висела высоко в небе. Джереми заканчивал кормить кроликов. Мэрилу, похоже, нервничала – выкатывала глаза и скалила зубы. Джем протянул руку, собираясь ее погладить, – она приоткрыла рот, – но замер, услышав голос Деда: – Джем, ужинать! – Спокойной ночи, Мэрилу! Он послал толстой крольчихе воздушный поцелуй и побежал домой. Красные глаза Мэрилу следили за ним из темноты; черный таракан, проскользнув меж оскаленных желтых зубов, выбрался наружу и забегал по клетке. Дед Леонард выглядел озабоченным. Сел за стол и, ни слова не говоря, принялся есть капустный салат, жадно запивая его пивом; Джем выдвинул стул и положил себе на тарелку ужин: капуста, сосиски, кетчуп. – Ты пойдешь завтра на фейерверк? – чтобы что-то сказать, спросил Джем. – Завтра? – Дед как-то зловеще улыбнулся. – В данный момент я не слишком склонен строить планы на завтра, – продолжил он, не переставая жевать; его глаза, похожие на пару серебряных монет, были прикованы к стакану с пивом. Он поднял голову, и у Джема возникло такое чувство, будто его пригвоздили к стулу. – Скажи, Джереми, ты веришь, что мир реален? Ну вот – и Деда проняло. – Кто знает, Дед; может быть, я сейчас просто сплю или кому-нибудь снюсь; ты же слышал о таких штуках… – Но ты – Ну, наверное. Даже если я и воображаю что-то другое, я чувствую, что он реален. – Потому что чувствуешь реальным самого себя, да? Джему стало не по себе; он поерзал на стуле, нацепил на вилку кусок сосиски и поболтал ею в воздухе. Может, за всем этим последует хорошая оплеуха? Или Дед тоже уже созрел? Взгляд Джереми осторожно скользнул в сторону двери, распахнутой в усеянную звездами тьму, откуда круглой мордой смотрела на него луна. Если Дед явно вознамерится схватиться за нож, ему останется только одно – шариком скатиться вниз по ступенькам. – А можешь ты мне сказать, Джем, как ты себя почувствуешь, если вдруг перестанешь ощущать свою реальность? – Не знаю. Как во сне, наверное. – И тебе любой ценой захочется быть настоящим. Ты ощутишь, что распадаешься на ниточки, и попытаешься любым способом уцепиться за настоящую жизнь, и это будет ужасно – разве нет? – Ну да, конечно же ужасно. Не упускать из виду дверь и Дедовы руки. – Ладно, парень, нам ведь на все это плевать – мы то живы, верно? Сказав это, Дед расхохотался и залпом допил пиво. Джереми салфеткой промокнул лоб. – Ты ничего не ешь, сынок? – Да нет же, ем, – буркнул Джем, машинально отправив в рот кусок сосиски. Лишь бы только они поскорее нашли какое-нибудь противоядие от этого мерзкого газа. Джем решил просунуть ножку стула в дверную ручку – так всегда делают в кино. И спать одетым. А может быть, даже взять с собой в постель охотничий нож, который Дед подарил ему на последний день рождения – чтобы он мог играть в Рэмбо, бегая по холмам. Дед снова налил себе пива и опять выпил его залпом. Резким движением он наполнил вдруг стакан Джема. – Пей, сынок; может, и тебя скоро кто-нибудь выпьет! – и опять дико захохотал. Джем в нерешительности взглянул на него. Пиво? Дед предлагает ему выпить пива? Он поднес стакан к губам и вспомнил о тех юношах-ацтеках, которых поили допьяна, прежде чем вонзить в них жертвенный нож, – так говорила миссис Мюррей, преподавательница истории. – Ну что же ты не пьешь? – Голос Деда уже гремел, его серебряные глаза сверкали, как чешуя рыбы-луны. Закрыв глаза, Джем выпил. Горько, зато освежает. Он снова открыл глаза. Дед стоял в дверях, глядя во тьму – словно ему там что-то послышалось. Какое-то жужжание. Невнятные слова. Шипение. Джем наконец узнал характерный звук одного из радиоприемников и успокоился. Почему только Дед его не выключит? Старые приемники, до блеска надраенные, рядком стояли на длинном столе под крышей веранды. Джем засек среди них один включенный – здоровенная, как телевизор, старая штуковина. Оттуда донесся женский голос, но слов было не разобрать – они тонули в каком-то бульканье. – Пожалуйста! – вдруг отчетливо крикнула женщина, но ее голос тут же перекрыл симфонический оркестр. – Что это играют? – Девятую симфонию Бетховена – был такой немецкий композитор, – не отводя глаз от приемника, ответил Дед. – Знаю я про Бетховена, – оскорбленно возмутился Джем, – совершенно невозможный глухо-психованный тип. А еще его музыку всегда включают в конце фильмов про войну. Голос женщины – явно негритянки – перекрыл бурные звуки «Гимна радости»: – Я не могу! – Две передачи одновременно пустили, – заметил Джем. – Но почему, почему! – вопила женщина. – Забавно, точь-в-точь голос миссис Робсон… Дед подошел к столу и повернул ручку приемника. Джем заметил, как на обратном пути он раздавил что-то на полу. По небу разлилось молочно-белое сияние. – Скоро будет гроза, – заявил Дед и взял в руки старый номер «Нэшнл Джеогрэфик». Он растянулся в кресле-качалке и принялся медленно раскачиваться. Джереми встал, сполоснул тарелки и исчез в своей комнате. Раз уж мир перевернулся, то остается лишь сидеть перед телевизором – чудом не разобранным на запчасти древним ящиком семидесятых годов, который отреставрировал для него Дед. Он включил его, и по экрану, шевеля картонными челюстями, дружным шагом двинулись гигантские муравьи. Здорово, сейчас все черные мысли сразу выветрятся! |
||
|