"Любовный узел, или Испытание верностью" - читать интересную книгу автора (Чедвик Элизабет)

ГЛАВА 20

Рождество 1141 года при дворе короля Стефана в Кентербери праздновалось с невиданной пышностью. Пусть не было одержано настоящей победы, зато удалось восстановить статус-кво. Стефана и Роберта Глостера обменяли друг на друга, и обе стороны отползли к своим рубежам, чтобы зализать раны и перегруппироваться.

Луи с Кэтрин дали почетное место за одним из верхних столов: ниже цвета магнатов, но на одном уровне с менее значительными баронами. Как человек, взявший в плен Роберта Глостера, Луи находился в большой милости и вовсю пользовался своим преимуществом, причем делал это изящно, неприметно, искусно. Волк загонял оленя.

Кэтрин следила за тем, как он расставляет силки, с тревогой и гордостью. Ей было несколько неприятно то, каким образом он оживил их прошлое дикой смесью из полуправд и умолчаний. Любопытным Луи объяснил, что она считала его мертвым и, как искусная знахарка, нашла убежище и работу в Бристоле, где ее услуги по выхаживанию короля оказались поистине неоценимыми. Услышав, что муж может быть жив, она не побоялась пуститься в путь, чтобы найти его. Она отважна, верна, красива и мудра. Какой человек не возблагодарил бы небо за то, что рядом с ним такая жена?

Кэтрин не опровергала рассказа – это было бы ни к чему, – но ее беспокоила легкость, с которой история так гладко стекала с языка Луи. Несмотря на клятвенные заверения в том, что он изменился, он по-прежнему лгал и изворачивался, чтобы упрятать концы.

Молодая женщина гнала от себя мысль, что и ей он солгал, потому что в любом случае она уже стала его соучастницей, причем в значительной степени – по собственной воле. Днем Кэтрин удавалось не обращать внимания на тоненький зудящий голосок, который постоянно твердил, что она могла бы остаться с Оливером и жить с ним, будучи женой во всем, кроме обряда. Но в самые темные часы ночи она становилась уязвимой; голос будил ее, обвинял в том, что она предпочла твердому грунту зыбучий песок.

Чувство горя и вины по отношению к Оливеру переполняло молодую женщину. Она не могла просто взять и выкинуть из головы те полтора года, в течение которых узнала и полюбила рыцаря. Но рядом не было никого, с кем можно было бы поговорить о нем. Придворные дамы были заняты своими дружками, да и зная, насколько пропитан воздух женских покоев сплетнями, Кэтрин никогда бы им не доверилась, сколько бы они ни толпились вокруг нее, спрашивая совета по поводу тех или иных недомоганий. Прежде ей в голову не пришло бы, что она заскучает по обществу пустоголовой Эдон, но сейчас ей не хватало подруги, слишком не хватало.

– Снова куксишься, Кэтти? – Луи наклонился к ней и заглянул в глаза.

На его густых темных волосах сидел чуть наискось венок из плюща и остролиста, делая еще больше похожим на фавна из дикой рощи. В правой руке Луи держал кубок с медом, но, хоть дыхание и пахло напитком, он был лишь слегка навеселе. Он сновал между гостями, присаживался за чужие столы, шутил, смеялся чужим шуткам, всеми средствами добивался внимания к себе. Молодая женщина видела даже, как он управлялся с пятью кожаными мячами перед королевским столом с ловкостью настоящего жонглера и заслужил аплодисменты и серебряную брошь в подарок.

Она покачала головой и выдавила улыбку.

– Размышляю.

– О чем?

Он наклонился поближе. Его рука забралась под плат, и кончики холодных пальцев слегка погладили шею.

– О том, что я здесь делаю.

По спине Кэтрин пробежали мелкие чувственные мурашки.

– Ты не ошиблась в выборе, и сама это знаешь, – нахмурился Луи.

– Да… да, я знаю – Она прикусила нижнюю губу – Просто у меня такое ощущение, что я здесь чужая, лишняя.

– Ну, ты… Конечно, к ним, – Луи кивком указал на высокий стол, – ты не имеешь отношения.

Он наклонился совсем близко и буквально растопил кости Кэтрин своим чувственным, мурлыкающим голосом:

– Зато ты не лишняя для меня. Ты всегда была моей.

– Ты так уверен в этом? – чуть хрипло рассмеялась она. Черные глаза Луи выразили глубокое удовлетворение.

Какая же она дурочка, что пытается оказывать хоть какое-то сопротивление!

– Пойдем, – сказал он, заставил подняться и повел к огромному яблоневому стволу в центре зала, вокруг которого танцевали гости в честь зимнего праздника.

Кэтрин отпрянула, но Луи держал ее крепко и со смехом подтолкнул вперед. Он схватил с ветки дерева такой же венок, который украшал его голову, и нахлобучил на плат. Ягоды остролиста алели, как свежая кровь.

– Танцуй! – велел он и крепко поцеловал в губы, успев провести языком по всему их изгибу, прежде чем оторвался.

И Кэтрин танцевала, потому что скрипка была в руках Луи, и его темные чары задавали мотив.

Вечер продолжался, вино текло рекой, мрачное настроение Кэтрин постепенно светлело под целенаправленным натиском мужа. Сначала она улыбалась, потом захохотала. Веселье захлестнуло молодую женщину, и внезапно ей почти удалось забыться.

Луи заставил ее присоединиться к шумным играм в «пчелку-в-центре», жмурки и «охоту за башмаком». Кэтрин обнаружила, что последняя игра, в которой нужно быстро передавать башмак по кругу и пытаться помешать владельцу, стоящему в центре, угадать, у кого именно он сейчас, особенно ей удается. Когда владелец угадывал, проигравший должен был жертвовать собственной обувью и становиться в центр.

Благодаря ловкости рук, невинному виду и изрядной доле удачи Кэтрин удалось остаться ни разу не пойманной. Луи, гораздо более скрытный, чем все остальные вместе взятые, был наконец пойман зардевшейся женой барона, чья очередь была стоять в центре круга, которая назвала его имя просто наугад.

Добродетельно закатив глаза, он встал и вступил в круг на ее место, вернув башмачок владелице с вежливым поклоном и поцелуем руки. Этот жест был встречен веселым ревом и кошачьим мяуканьем. Покрасневшая женщина рассмеялась и довольно сильно отпихнула негодника. Луи широко улыбнулся, сделал вид, что чуть не упал, наклонился, чтобы снять свой остроносый башмак, и вручил ей. Она насмешливо присела, вернулась к остальным, и игра началась заново.

Развеселившаяся от трех кубков вина, Кэтрин не смогла совсем подавить хихиканье, когда человек, стоявший справа, сунул башмак в складки ее юбки. Луи уловил это движение уголком глаз, круто повернулся и указал прямо на нее.

Кэтрин вспыхнула, рассмеялась и развела руки, чтобы показать, что в них ничего нет. Однако Луи не дал себя одурачить и все надвигался.

– Являясь твоим мужем, я велю тебе: жена, подними юбки! – громко объявил он с сумасшедшими веселыми искорками в глазах.

Игроки взревели.

Кэтрин еще мгновение простояла, надеясь, что ее невинный вид одурачит его, но он подходил все ближе. Тогда она выхватила башмак из тайника, вскочила и выбежала из круга, задорно крикнув:

– Сперва поймай меня, милорд!

Под громкий смех и крики поощрения Луи кинулся в погоню.

Пробежать сквозь забитый людьми большой зал Кентербери было невозможно, но Кэтрин решительно протискивалась сквозь толпу и пробиралась между столиками. В честь Рождества Луи подарил ей новое яркое платье цвета свежей травы, которое так подходило к глазам молодой женщины. Оно же помогало ему следить за тропкой, которую она прокладывала среди гостей.

Кэтрин оглянулась через плечо: Луи не только не отстал, но даже сумел приблизиться. Ее охватила легкая паника – тень примитивного инстинкта преследуемой дичи, которая только усилила трепет, пронзавший все тело. Конечно, он догонит ее, несмотря на хромоту из-за отсутствия башмака, но она заставит его тяжело потрудиться ради победы.

Молодая женщина обогнула праздничное дерево, затем шесты двух жонглеров, которые заняли один из столиков, и на минутку присоединилась к толпе женщин, восхищавшихся новой комнатной собачонкой – косматым созданием, больше напоминавшем набивную подушку. Ее купили за совершенно невероятную сумму у итальянского торговца.

На некоторое время Луи потерял Кэтрин. Она высмотрела его среди жонглеров; взгляд темных глаз быстро перебегал от лица к лицу. Некоторое время молодая женщина еще пряталась среди других дам, затем поднялась на цыпочки и, высоко подняв руку с башмаком, призывно помахала ею в воздухе. Глаза Луи метнулись к ней через толпу, как у охотника в лесу: жаркие, почти черные, опасные. Бедра Кэтрин вздрогнули. Она показала ему язык и возбужденно охнула, когда он устремился к ней.

Женщина снова бежала. Она проскользнула за группу рыцарей, которые обсуждали достоинства боевых коней из Ломбардии, и нырнула за расшитый занавес, прикрывавший выход на витую лестницу. Карабкаться по крутым ступенькам в пышных юбках оказалось непросто. Она уже задыхалась, когда добралась до лестницы, а к тому времени, когда поднялась до следующего этажа, икры свело так, что они решительно отказались нести ее дальше, чем до арочного прохода к находившимся за ним комнатам.

Звук собственного дыхания и быстрый стук сердца помешал расслышать крадущиеся шаги Луи на лестнице. Женщина впервые заметила его присутствие, когда он кинулся на нее с последней ступеньки и прижал к стене.

Она едва успела вскрикнуть, как изящная ладонь уже зажала ее рот.

– Я поймал тебя, – выдохнул Луи в самое ухо, – и теперь требую фант.

Кэтрин не могла говорить, зато высунула язык и лизнула солоноватую кожу его ладони. Вино пело в ее крови, и его забирающая сила доставляла наслаждение. Руки женщины обвились вокруг шеи Луи, она потерлась о него всем телом.

– Мой фант, – повторил он немного невнятно, но больше от жгучего желания, чем от вина. – Я велю тебе поднять юбки.

Мужчина убрал ладонь с ее рта и задрал тунику, чтобы добраться до набедренной повязки.

Глаза Кэтрин расширились, и она беспокойно огляделась.

– Как, прямо здесь? На лестнице?!

– Утратила храбрость, Кэтти? – подкольнул он с дьявольской улыбкой. – Забыла, как мы тогда в Чепстоу, за бочками с сельдью?

– Потом у меня целую неделю были синяки, – запротестовала женщина, но искры в его глазах были такими заразительными, что она поневоле начала подбирать юбки.

– Кто-нибудь может пройти, – добавила она. Это был последний проблеск рассудка.

Луи схватил ее за бедра и наклонил к себе.

– Именно на это я и надеюсь.

С этим невозмутимым ответом он устремился в нее.

Совокупляться было не особенно удобно, но возбуждение и новизна вполне компенсировали грубость камня, на который опиралась спина Кэтрин, и судорогу боли в позвоночнике, возникавшую с каждым его ударом. И прежде брак их основывался на остром, жгучем влечении, и влечение это осталось столь же пламенным, как всегда. Кэтрин громко вскрикнула от удовольствия, но, вспомнив, где они находятся, крепко стиснула зубы и удержала стон в горле.

– Нет, Кэтти, выпусти его! – выдохнул перевозбужденный Луи. – Мне нужно услышать тебя!

Она помотала головой из стороны в сторону.

– Пожалуйста! – простонал Луи.

Оргазм, подхлестнутый его просьбой, застиг женщину. Ее вопль эхом разнесся по проходу, а колени подогнулись. Мужчина принял ее вес на себя и с протяжным стоном нырнул в собственный оргазм. Затем он тоже потерял силы, пошатнулся и утянул ее с собой, поэтому кончили они, сплетясь телами на холодном каменном полу.

Через несколько мгновений Луи перекатился на спину с блаженной улыбкой на лице и выдохнул:

– Лучше, чем когда-либо!

Кэтрин с трудом села. Спина болела, бедра сводило и жгло. Удовольствие было сильным, но она сомневалась, что этот акт был лучшим из всех для нее. Забавно заниматься любовью в неожиданных местах, однако не меньше ей нравилось более медленное, более чувственное наслаждение на пуховых перинах. Тихий зудящий голосок, который она предпочитала игнорировать, услужливо сообщил, что основное удовольствие Луи почерпнул из-за опасности того, что их обнаружат. Это добавило остроты акту.

– Ты не ответила мне, жена! – покосился он на молодую женщину.

– Ты не оставил мне дыхания для ответа, – парировала она и резко повернула голову к лестнице. Шарканье обуви и звук голосов были чересчур близко.

Кэтрин заставила себя встать и принялась суетливо оправлять смятый подол платья. Луи без излишней спешки убрал свои чресла под повязку, затем тоже поднялся: почти лениво. Он как раз собирался поднять башмак, когда в проход, который вел к частным покоям, вступили король Стефан и Вильям д'Ипр.

Кэтрин поспешно присела. Ее лицо пылало. Луи отвесил поклон и одновременно схватил башмак.

Стефан поднял брови и с улыбкой осведомился:

– Неужели почетное место в зале настолько вам не подходит, что вы предпочли королевские покои?

Под его глазами чернели круги, в уголках рта залегла усталость. Месяцы заключения не прошли даром.

– Нет, сир, – бойко ответил Луи. – Мы крайне признательны. Просто мне понадобилось тихонько удалиться, чтобы вручить жене рождественский подарок.

– Понимаю. – Стефан посмотрел на башмак, который Луи держал в руке, затем перевел взгляд на покрасневшую, растрепанную Кэтрин. – Он был хорошо принят?

– Да, сир, – улыбнулся Луи.

Вильям д'Ипр весело фыркнул и покачал головой:

– Не понимаю, как ты это делаешь.

– Я мог бы объяснить, сэр, – заговорщически повел бровями Луи.

Д'Ипр рассмеялся и пихнул Луи в бок.

– Ум у тебя достаточно острый, чтобы либо пробить дорогу к успеху, либо серьезно покалечиться. Следи, куда направляешься.

– Как всегда, сэр, – поклонился Луи.

– Как никогда, – парировал д'Ипр, однако в его тоне не было раздражения. – Возможно, в Новом году я посмотрю, чего тебе удастся достичь.

– Вы не найдете во мне отсутствия здравого смысла, милорд.

– Что касается этого, то игрок всегда использует свои шансы, – сухо ответил д'Ипр.

Оба лорда последовали было своей дорогой, но Стефан остановился и повернулся.

– Госпожа врачевательница, у тебя найдется средство от больного горла? – спросил он и потер гортань, чтобы показать, где болит.

– Конечно, сир, – ответила все еще красная Кэтрин.

Основная доля подшучивания пришлась на Луи; впрочем, король и д'Ипр всего лишь немного повеселились, поскольку они, как следовало из их поведения, привыкли заставать Луи в подобных ситуациях. Он всего лишь оправдал ожидания – как их, так и свои собственные. А вот Кэтрин чувствовала изрядное смущение: она упала в собственных глазах и предпочла бы остаться незамеченной.

– Вам следует выпить микстуру из черной смородины, ликера и шалфея, подслащенную медом. Она снимет боль, но не вылечит, – добавила молодая женщина на всякий случай, чтобы обезопасить свою репутацию.

– Приготовь ее и принеси в мою комнату, – по лицу короля промелькнула его притягательная улыбка, которая должна была бы оживить черты, но только подчеркнула изможденный вид.

– Сир, – склонила голову Кэтрин. Стефан и д'Ипр удалились в королевские покои.

Луи надел башмак, притопнув ногой, чтобы тот сел половчее, и с ухмылкой заметил:

– Если бы я не знал, насколько Стефан привязан к своей жене, я подумал бы, что он тобой увлекся.

Кэтрин метнула в сторону мужа уничтожающий взгляд:

– Есть мужчины, по крайней мере некоторые, у которых мозги расположены выше пояса.

Луи опустился на колено и застегнул сбоку ботинка роговую пряжку.

– И с какой стати я должен думать, что твой удар нацелен в меня?

– На воре и шапка горит.

Де Гросмон выпрямился и посмотрел на нее, внезапно посерьезнев.

– На мне она не горит, Кэтти, что бы ты там ни думала. Я совершал ошибки, но я научился на них.

– Ты твердишь это постоянно, – сказала она, – но я считаю, что дела говорят громче.

– Что же я должен сделать? Выбрить тонзуру и принести обет целомудрия?

Кэтрин невольно улыбнулась, однако тут же перешла на серьезный тон.

– Нет. Мне не хотелось бы подвергать наш брак подобному испытанию. Достаточно, если ты будешь верен мне. Я твоя жена, и тебе известно, сколь многим я пожертвовала, чтобы остаться с тобой. – Голос ее стал глубоким и страстным. – Я не буду напоминать тебе об этом снова. Я не мученица. Но выслушай одно, Луи: я не хочу, чтобы наши любовные игры использовались как дешевая монетка для поддержания твоего самомнения и придания веса в глазах других мужчин!

– Но тебе понравилось не меньше моего! – недоверчиво всплеснул руками де Гросмон. – Твои крики отнюдь не просили меня остановиться!

– Я говорю о том, как ты шутил с королем и лордом Вильямом, – поджала губы Кэтрин.

– Но это же пустяки, безвредная болтовня. Так ведут себя все мужчины.

– Именно это я и называю мозгами ниже пояса, – остроумно ввернула молодая женщина. – Ты сам вынес себе приговор. Но мне надо заняться микстурой, – добавила она, подбирая юбки.

Де Гросмон, покусывая нижнюю губу и смущенно ероша волосы, смотрел, как она идет к лестнице.

– Кэтти! – позвал он, когда она поставила ногу на первую ступеньку.

Молодая женщина оглянулась через плечо.

– Что?

Он молитвенно сложил руки.

– Ты красивая, и я люблю тебя.

По ее лицу промелькнула тень улыбки, но она гордо задрала нос.

– Это уже лучше.

– И я смиренно обещаю хранить верность.

Кэтрин спускалась по лестнице, продолжая невольно улыбаться.

– Королю Стефану нездоровится, – сказала она позже, когда они с Луи вместе лежали в открытой мазанке во дворе.

Обычно в ней держали овец, но сейчас все овцы пошли на прокорм разбухшей армии. Остальные люди в мазанке готовились ко сну, поплотнее заворачиваясь в плащи, чтобы защититься от пронзительного зимнего холода.

– Что-нибудь серьезное?

– Нет, – с сомнением произнесла Кэтрин. – Но он такой худой и выглядит таким усталым… Если он не стряхнет с себя это, то состояние может ухудшиться. Я сказала ему, что он должен отдохнуть, но он только рассмеялся и поинтересовался чем, по моему мнению, он занимался на протяжении всех месяцев в Бристоле. Я ответила – злился.

Луи прижал ее покрепче к себе и провел губами по шее.

– Ты действительно мудрая женщина, Кэтти.

Голос был шутливым, но в душе он ощущал беспокойство. Если кто и изменился, то именно она. Завоевать ее оказалось гораздо сложнее, чем он сперва самодовольно предполагал. Вместо того, чтобы спокойно отправить в стойло объезженную, хотя и несколько норовистую, кобылку, он обнаружил, что держит на аркане дикую кобылицу. И все же он не отпустил бы ее ни за какие блага в мире. Она слишком ценна. Он видел эту ценность, ясно обозначенную в глазах лишенного наследства рыцаря и в глазах короля Англии.

– Разве? – отозвалась молодая женщина почти растерянно. – Иногда мне кажется, что я очень глупа.

– Это просто потому, что уже очень поздно, – отмахнулся Луи и прижался под плащом еще теснее, давая ей почувствовать эрекцию, но не делая никаких других движений. После их последнего разговора ему было важно показать, что он, несмотря на желание, способен уважать ее волю и сдерживать себя. – Время от времени все так думают.

– Даже ты?

Он позволил себе улыбнуться, уткнувшись в бьющуюся жилку на ее мягком белом горле.

– Даже я.

Его губы коснулись ленты. Он поддел ее пальцем и вытащил из-под платья и рубахи. Она была теплой от тела. В свете роговой лампы, которая горела на полке над их соломенным ложем, он увидел сложный узел из красной, черной и белой шерсти.

– Почему ты носишь эту штуку? – спросил Луи, не в силах скрыть недовольства, прозвучавшего в его голосе. Базарная дешевка, годная для крестьянина. – У большинства женщин крестики или медальоны с изображениями святых.

Она быстро отобрала узел.

– Я не похожа на большинство женщин.

– Верно, но это не ответ на мой вопрос.

Молодая женщина вздохнула, словно он поставил ее в неудобное положение.

– Его дала мне мудрая женщина, которая обучила меня всему, что я знаю. Это, коли тебе угодно, знак признательности, но вообще он значит для меня больше. Это память о ней и связь между нами. Она относилась ко мне, как бабушка.

Луи незаметно поморщился, представив себе беззубую вонючую старуху.

– В какой-то степени это еще и талисман, – тихо проговорила Кэтрин. – Он обозначает три состояния женщины. Девушку, мать и старуху.

– О, – откликнулся де Гросмон без всякого интереса или энтузиазма.

Молодая женщина спрятала узел поглубже под рубашку.

– Однако, если ты хочешь, я буду носить крест на груди поверх платья.

– Я куплю тебе крестик, – пообещал он. – Серебряный крестик, украшенный гранатами. Если бы у меня были деньги, я бы украсил тебя драгоценностями, как королеву.

Он провел пальцами вдоль ее позвоночника.

– Мне не нужны драгоценности.

– Может быть, и нет. Но я все равно увешал бы тебя ими с ног до головы, пока ты не засверкала бы, чтобы показать всем, насколько я тебя ценю.

Молодая женщина тихо вздохнула – от удовольствия, как решил он. Их губы встретились. Поцелуй мог бы стать прелюдией к дальнейшей игре, однако Луи сделал его всего лишь мягким и ласковым, чтобы показать, какой он хороший муж.

Когда их губы расстались, он повернулся на спину и уставился на стропила, заляпанные воробьиным пометом, который слабо белел в свете лампы. Рядом кто-то тихо храпел. Де Гросмон запоминал вид, запахи и звуки. Ему хотелось отложить в памяти эту ночь, чтобы потом, в будущем, оглянуться назад с высоты богатства и власти на тот момент, с которого началась его слава. Когда-то я спал в сарае. Посмотрите на меня теперь.

Он погрузился в сон с улыбкой на лице.

У бывшего очага Этель в Бристоле Оливер праздновал Рождество вином и виски, уэльским медом и шотландским пойлом, чтобы заглушить боль. Но, хотя тело немело, мысль, словно нарочно, сосредоточивалась на одном со все большей четкостью. Горе от утраты Кэтрин терзало глубже, чем печаль по Эмме. Эмма была мертва и навсегда потеряна для него, Кэтрин же жила, дышала и любила. Так близко и так недостижимо далеко.

– Тебе только вредно сидеть здесь и кукситься, – сказал Джеффри Фитц-Мар, обнаружив его в комнатке. Молодого рыцаря отпустили вместе с графом Робертом через пару недель после Оливера. – По крайней мере, пойди в зал и выпей с кем-нибудь еще.

– Я предпочитаю собственное общество, – холодно и с достоинством произнес Оливер.

Джеффри растерянно почесал указательным пальцем под носом и уселся на свободный стул рядом с очагом.

– Сюда хотел заглянуть Ричард, чтобы вытащить тебя, но я помешал, пообещав, что сам это сделаю.

– Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым?

– Мне просто показалось, что тебе было бы неприятно, если бы паренек застал тебя в таком виде, – пожал плечами Джеффри – Я понимаю, что рана твоя глубока, но ведь сейчас Рождество, и можно немного подлечиться, если постоять под омеловой ветвью, дающей право на поцелуй. Оливер злобно посмотрел на Джеффри.

– Я не хочу «немного подлечиться», – резко бросил он и сделал большой глоток из почти опустевшей бутылки. – Что проку раз за разом вырывать из груди сердце? Отныне я буду спать только со своим мечом.

Рыцарь коснулся рукой пояса, чтобы подчеркнуть слова, и при этом случайно наткнулся на красивый любовный узел, сплетенный Этель. Он сорвал его, ненавидящим взглядом окинул узор из рыжих, черных и льняных волос и швырнул в огонь.

Джеффри вскрикнул было, но тут же прикусил язык. Оливер стремительно встал и, покачиваясь, зашагал по направлению к залу. Неважно, откуда придет забвение, лишь бы оно пришло.

Годард неслышно возник из тени, схватил кочергу, ловким движением извлек узел из огня и затоптал. Внешние края обгорели и съежились, но серединка осталась нетронутой, и узор все еще был виден. Оливеру не удалось попасть точно в очаг.

– Он может пожалеть об этом позже, – пояснил слуга пораженному Джеффри.

Молодой рыцарь запустил пальцы в густые локоны и с сомнением посмотрел на него.

– Старуха знала, но ни слова никому не говорила.

– Что знала?

– Что муж еще жив. Она прочитала это в дыму – темноволосый человек с враждебной стороны, который принесет горе и раздор.

Волоски на шее Джеффри встали дыбом, взгляд тревожно заметался.

– Она была провидицей?

– Кто скажет? – пожал плечами Годард – Я знаю только, что она знала. Я его пока поношу. – Он указал на почерневший талисман под своей ногой. – А то он не исправится.

Слуга кивнул и принялся сгребать огонь в очаге к центру, чтобы не оставалось никаких опасных искр.

Джеффри посмотрел на замок. Оттуда, словно дым на ветру, доносились отзвуки веселья.

– Пойду-ка я лучше и отыщу его светлость, пока он не навредил себе чем-нибудь и не затеял ссору, – сказал он со вздохом.

Кэтрин перевязывала одному из рыцарей Вильяма д'Ипра потянутую щиколотку, когда в лагерь примчался разыскивающий ее Луи. Королевская армия направлялась к Йорку, но прервала поход, чтобы переночевать в Нортхэмптоне.

Погода держалась хорошая; ласковое позднеапрельское солнце согревало черепицу крыш и золотило деревянные столбы.

– Кэтти, бросай это! – выдохнул он. – Королева требует тебя немедленно.

– Королева? – уставилась Кэтрин на мужа.

– Да. Ночью у короля поднялся сильный жар, а он отказался от всех докторов. Быстрее, нельзя терять времени.

Он щелкнул пальцами.

Кэтрин возмутил этот жест. Она не собака, чтобы бежать к ноге. Но все же, видя возбужденный блеск в глазах мужа, молодая женщина простила ему.

– Минута ничего не решит, – успокоительно произнесла она и обернула щиколотку пациента последним слоем бинта, скрепив его костяной булавкой.

Луи стоял рядом, кипел и грыз ноготь большого пальца. Кэтрин кончила перевязку, взяла свою сумку и, не удержавшись, поучительно добавила:

– Тише едешь – дальше будешь.

Де Гросмон скривился, но ничего не ответил, поскольку явно был слишком встревожен и занят, чтобы отвечать или затевать ссору. Зато зашагал так широко, словно был гораздо выше ростом, чем на деле.

Кэтрин бежала рядом с ним.

– Странно, что он не заболел раньше, – заметила она. – Я говорила еще в Рождество, что он выглядит измотанным. Он слишком напрягал свои силы, да и походный провиант – не пища для мужчины, которому надо нарастить мясо на костях.

– Главное присмотри, чтобы он теперь поправился, – мрачно сказал Луи, когда они вошли в большой зал.

Кэтрин бросила в его сторону быстрый взгляд. Она никогда прежде не видела мужа настолько выбитым из равновесия. Обычно жизнь воспринималась с легкомыслием игрока. Это точно не изменилось со времен Чепстоу.

– Сделаю, что смогу.

Луи резко затормозил, схватил ее за локоть и развернул к себе. Его лицо было так близко, что она могла различить на носу едва начавшие появляться веснушки и тонюсенький бритвенный порез на щеке.

– Ты спасешь его и дашь ему понять, что только твое искусство уберегло его от савана.

Верхняя губа подергивалась почти в оскале.

– Луи, мне больно!

Молодая женщина вырвалась и потерла пострадавший локоть.

Де Гросмон отступил, слегка покачал головой, перевел дух, погладил ее по щеке и сказал гораздо мягче:

– Кэтти, если он умрет, вместе с ним умрут и мои надежды на титул барона. Спаси ему жизнь, и ты получишь глубочайшую признательность, причем не только его, но и всей партии короля. Мы извлечем из этого все, что пожелаем.

Теперь она поняла. Он сделал величайшую ставку в своей жизни, а ее искусство должно было склонить жребий в его пользу.

– В твоих глазах все имеет свою цену, не правда ли? – презрительно произнесла молодая женщина. – Интересно, сколько стою я? Если бы я не была известна королю и меня не хотел другой мужчина, ценил бы ты меня настолько, чтобы связать старым брачным обетом?

Его глаза сузились.

– Ты знаешь, что стал бы. Не будь такой каргой.

Она молча отвернулась от него и направилась к лестнице, ведущей в королевские покои.