"Опасная любовь" - читать интересную книгу автора (Брокман Сюзанна)

Глава 9

— А как вы решили, что станете артистом?

Кейт с любопытством посмотрела на Джерико, ожидая, что же он ответит Сюзи Маккой.

Они ехали по шоссе на север от городка. Кейт сидела за рулем одного из микроавтобусов, взятых напрокат на время съемок. Джерико устроился на пассажирском сиденье справа, а Сюзи Маккой и Джамаль Хокс расположились позади нее.

Поскольку Кейт сама распорядилась удалить на сегодня с площадки всех зрителей и три главных артиста не участвовали в утренней сцене, Сюзи Маккой предложила прокатиться в Брандалл-Холл — музей под открытым небом, устроенный на месте бывшей плантации. В начале следующего месяца сюда предстояло перекочевать всей съемочной группе.

Кейт воспользовалась предлогом прихватить с собой Джамаля. Он все еще не освоился в роли Мозеса, и она считала, что такая экскурсия пойдет ему на пользу.

Джамаль долго отнекивался, пока не узнал, что с ними поедет Сюзи. А Джерико присоединился к ним по собственному желанию — чем несказанно удивил Кейт.

Слава Богу, хоть отец Сюзи соизволил остаться в городке, сочтя Кейт подходящей дуэньей. Ему, конечно, хватило бы места в салоне микроавтобуса — но для Кейт это было бы уже слишком.

Она снова покосилась на Джерико в ожидании ответа — и в тысячный раз обдумывала, как расценивать его утреннее признание.

Бомон утверждал тогда, что вся сложность в том, что Кейт не понимает, насколько он серьезен.

Очередная попытка пустить пыль в глаза? Или он был искренен? Что за игру он затевает?

— Ну, это слишком длинная история — как я решил стать артистом, — наконец ответил Джерико.

— А мы совершенно свободны аж до четырех часов, — напомнил Джамаль.

— Пожалуй, этого времени нам хватит! — рассмеялся Бомон. Он повернулся так, чтобы видеть лица ребят на задних сиденьях. — По-моему, впервые я это понял, когда мне исполнилось девять лет. К тому времени я привык постоянно кем-то притворяться. Мою жизнь в семье вряд ли можно было назвать упорядоченной; родные не обращали внимания, если я исчезал на день, а то и на два. Так что никто не мешал мне слоняться по окрестностям, ездить в город, высматривая там подходящие персонажи, чтобы потом перевоплощаться в них. Некоторые роли мне нравились больше других, и я старался их повторить, но создавать для себя совершенно новую жизнь было интереснее всего. Я выбирал роль и решал, на какой срок буду в ней оставаться. Правда, тогда я еще не знал, что это называется именно так. Не важно, с кем мне приходилось при этом сталкиваться. Я все равно должен был вести себя только так, как вел бы себя мой персонаж, и оставаться верным ему до конца срока. Помнится, лет в тринадцать я изображал что-то из истории «Принца и нищего» — вы ведь читали эту книжку? Принц поменялся местами с каким-то оборванцем. Они были похожи как две капли воды и решили пошутить — всего-то до обеда. Однако вернуться обратно, оказывается, не так просто, и принц застревает на улице намного дольше, чем рассчитывал.

Кейт посмотрела в зеркало заднего вида. И Сюзи, и Джамаль дружно кивали, ловя каждое слово. Еще бы — сам Джерико Бомон снизошел до откровений о своем детстве. Можно перечитать все его интервью самым маститым журналам — он ни разу не ответил на их вопросы о своем прошлом.

У Сюзи был такой вид, будто она только что вытащила счастливый билет. Девочка не сомневалась, что Джерико говорил совершенно искренне, когда извинялся перед ней в ресторане.

— Ну вот, — продолжал Джед. — Я и решил, что на выходные стану этим самым принцем. Как будто меня случайно занесло в заштатный городишко в Алабаме и я никак не могу найти способ вернуться в Лондон. — Он засмеялся. — Я сел в автобус до города и разговаривал со всеми с жутким английским акцентом. На ленч я заказал чай, чтобы запивать свой гамбургер. Я даже отложил пару монет на автобус обратно до дома, потому что готовился к этой игре заранее — ведь принц Гарри ни за что не стал бы ездить зайцем! Но вечером я опоздал на последний автобус. Никто не запрещал мне расстаться с ролью, поймать на шоссе попутку и вернуться домой. Но я играл до конца: переночевал на автостанции и приехал первым утренним рейсом. Кейт живо представила себе, как несладко ему пришлось на автостанции.

— Я чуть не погиб там от голода, но не стал тратить деньги на еду — ведь тогда мне нечем было бы заплатить за билет! Как сейчас помню: возле меня сидела тетка, которая ждала ночной рейс на Нашвилл, а из сумки у нее торчала здоровенная коробка печенья. А я постарался одеться как можно чище и даже причесался — наверное, поэтому она попросила меня покараулить вещи, пока отведет своего мальчишку в туалет. И я остался сидеть возле ее коробки с печеньем, пускал слюнки, но так ни к чему и не прикоснулся. Конечно, будь это я сам, я бы стянул у нее печенье, но принц Гарри никогда бы так не поступил, для этого он слишком гордый. А в ту ночь я был принцем Гарри.

Сюзи подалась вперед и спросила:

— Эти игры и подтолкнули вас податься в Голливуд? Кажется, я где-то читала, что вы просто переехали в Калифорнию в шестнадцать лет?

— Пожалуй, если бы я мог начать заново, то постарался бы кое-что изменить, — ответил Джерико. — Я бы удрал из дома гораздо раньше!

Кейт удивленно покосилась на него — она ожидала услышать нечто совершенно противоположное.

— И прежде чем сбежать, я бы постарался сделать так, чтобы моя мать могла уехать вместе со мной. Ребята, вы представляете, что такое неблагополучная семья? — Он подождал и ответил себе сам:

— Конечно, нет. Глупый вопрос.

— Нам обоим приходилось играть детей из таких семей, — робко заметила Сюзи.

— И играть, и жить, — поправил Джамаль. — Мне было восемь, когда умер отец. И мать чуть не сошла с ума.

— Ага, ну вот, а мой отец был запойным пьяницей, — признался Джерико, — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мать разочаровалась в жизни и пила наперегонки с отцом. Том, старший брат, краса и гордость семьи, однажды пришел домой и сказал: «Между прочим, папа, я голубой!» Он ушел из дома, отец напивался до безумия и бил мать смертным боем, а я убегал в кино. Мой второй братец, Лерой, оказался редкостной скотиной. Однажды ночью он хватил лишку и не сумел остановиться, когда девчонка попыталась ему отказать. Она подняла шум, что ее изнасиловали, но Лерой ничего толком не помнил и отделался условным сроком за недостаточностью улик. Помнится, отец вел себя так, будто обрадовался бы, если бы его сына и правда посадили. По крайней мере стало ясно, что Лерой не гомик. И старина Ли вскоре действительно угодил в казенный дом — за хулиганство. Его осудили на восемь месяцев, отец напился, бил мать, а я убегал в кино. А через пару месяцев забеременела моя сестра, Луиза. Ей исполнилось семнадцать лет, и у меня до сих пор стоят перед глазами фотографии ее свадьбы. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Я не собирался идти на эту свадьбу. Я просто удрал в кино.

— Похоже, я начинаю понимать, — задумчиво заметил Джамаль.

— Я научился пролезать без билета в ближайший кинотеатр, когда мне было пять лет, — продолжал Джед, пока Кейт поворачивала на стоянку перед Брандалл-Холлом. — К десяти годам я уже твердо решил, что проберусь до самого экрана. А когда мне исполнилось четырнадцать, в Бирмингеме объявили национальный конкурс на роль в продолжении «Плохих мальчишек» — помните, был такой сериал?

В зеркале заднего обзора Кейт увидела, как Сюзи лукаво переглянулась с Джамалем.

— Никаких продолжений! — выпалили они хором — и расхохотались. Это помогло развеять напряжение от рассказа Джеда.

— Вот и молодцы! Почаще это повторяйте! Я сам здорово накололся с «Мертвой зоной-2», — улыбнулся ребятам Джед. — Но если уж я ничего не понимал в двадцать шесть лет, то откуда мне было взять ума в четырнадцать? Мне было ясно лишь то, что в субботу в Бирмингеме будут подбирать ребят для кино. Мать в этот день работала, а к отцу я бы и подступиться не посмел. Том тогда уже ушел из дому, и я мог рассчитывать только на себя. С утра пораньше вышел на шоссе, поймал попутку и к трем часам был в Бирмингеме.

Кейт уже припарковала микроавтобус, но не спешила выключать зажигание. Оставила мотор работать на холостых оборотах и запустила кондиционер. Ее так захватила история Джерико, что она повернулась, чтобы видеть его лицо. Он оказался превосходным рассказчиком — что было вполне естественно.

— Все это прослушивание оказалось совершенной ерундой, — продолжал Джерико. — Хотя, конечно, нам предлагали прочесть пару строк из сценария. И еще они снимали нас на видеокамеру — якобы для того, чтобы отослать пленку в Голливуд. Но парни, устроившие этот так называемый открытый конкурс, вдобавок владели агентством подготовки молодых дарований. То есть делали деньги на портретных съемках и актерских классах. И когда мамаши и папаши приволокли своих милых деток на «национальный» конкурс, агентство почти всех их раскрутило на «качественные снимки для Голливуда».

Он умолк, чтобы перевести дух, и Кейт поняла, что он до сих пор переживает из-за обиды, нанесенной ему много лет назад.

— Я вбил себе в голову, что этот конкурс станет моим спасением, и был в то время слишком молод, чтобы разобраться в грязной игре. Я почувствовал надежду на новую жизнь. У меня, конечно, не нашлось двух сотен долларов для «голливудских снимков», и я ужасно переживал. Черт побери, у меня не нашлось бы и двух долларов, чтобы купить ленч! Но я все равно просидел там два с лишним часа — пока меня впустили, и я прочитал свои строчки, и услышал «спасибо». Мне было невдомек, что так предлагают уйти. «Спасибо». Вы-то, ребята, должны знать, что это означает. «Проваливай. И не вздумай нам звонить». Ну вот, а я стоял там столбом. То есть, по моим понятиям, теперь самое время было предложить мне роль, правда?

Кейт глухо засмеялась, хотя ей ужасно хотелось плакать.

Джед усмехнулся в ответ.

— В конце концов кому-то из ассистентов пришлось выпихнуть меня наружу. Но я все еще не хотел уходить. Я решил, что снова запишусь в очередь, отсижу еще пару часов и попробую их уломать. Но тут вдруг выскочил один из этих агентов, он несся как ошпаренный и жутко обрадовался, когда увидел, что я еще не ушел. И я подумал, что добился своего — мне дают роль. А он сказал, что должен поговорить с моей матерью. Ну, я и тут не оплошал и мигом наплел, что моя мать ждет в машине, потому что у нее на руках маленький ребенок. Мне показалось, что если ввернуть про ребенка, то он быстрее поверит. И он поверил и собрался выйти на улицу вместе со мной, чтобы непременно с ней переговорить. Тут я решил: будь что будет — выбора-то все равно не оставалось, — и выложил ему все как есть. Он стал выяснять, смогут ли мои предки заплатить двести долларов за фотографии. И я с чистым сердцем ответил ему, что черта с два с них что-нибудь получишь, и какое вообще отношение эти снимки могут иметь к моей роли? А он вдруг застыл и как-то очень странно на меня посмотрел. Вот тут у меня душа ушла в пятки. Я ведь только что признался этому проныре, что приехал сюда, за семьдесят пять миль, на свой страх и риск. Он сказал, что ему очень жаль, но роль мне не достанется. Но он занимается и другой работой — фотографирует модели, — и я подхожу для нее, как никто другой.

Кейт затаила дыхание, ожидая, что услышит дальше. Порнография? Или что-то пострашнее?

— Ну, я сказал, что в гробу видел эти его модели. Я хочу сниматься в кино — и точка. А он начал рассказывать про то, что многие кинозвезды начинали работать моделями. И еще он добавил, что за эту работу платят тридцать пять баксов в час. После того как я наконец сумел закрыть рот и стал соображать, он предложил мне сделку. Он не возьмет с меня денег за снимки для конкурса. Дескать, он сам фотограф и ему эти снимки обойдутся в пятьдесят долларов. А я расплачусь с ним за пару часов работы. Не далее как на будущей неделе, в среду, нужно позировать для Бирмингемского рекламного агентства спортивных товаров. Правда, это займет не больше часа, но для начала тоже неплохо. Мы условились встретиться в его офисе в следующую среду. Он дал мне свою визитную карточку — его звали Денни Пирс, — я назвал ему свое имя и номер телефона, и мы пожали друг другу руки.

— Он не занимался чем-то незаконным? — не вытерпела Кейт. — Ведь это мог оказаться мерзавец, у которого пришлось бы сниматься без одежды?

— Нет, — коротко взглянул на нее Джед, — это была нормальная работа.

— Ух ты! — воскликнула Сюзи. — А у вас остались те снимки?

— Нет, я так и не получил тогда работу. Мне хватило ума вернуться домой и рассказать обо всем отцу. Я думал обрадовать его, ведь тридцать пять баксов в час — не шутка! Но вместо того чтобы гордиться мной, он пришел в бешенство. Отец сказал, что выставлять себя напоказ — это не работа, что в артисты и модели идут одни обсоски. И пристал с расспросами, не Том ли меня надоумил. Я набрался духу и сказал ему, что Том здесь ни при чем, что это мое собственное желание. И что в среду я буду рекламировать спортивные товары. А еще я сказал, что мне плевать на то, что он думает. И я сделаю так, как решил. Тогда он принялся меня учить. — Голос Джерико звучал все так же ровно и невозмутимо. — Он сломал мне нос и чуть не сломал челюсть. Он лупил меня так, что рассек кожу обручальным кольцом. — Джед потрогал шрам над бровью. — Доктору пришлось наложить двенадцать швов.

Сюзи и Джамаль испуганно притихли. Кейт видела, как Джед мрачно улыбнулся.

— Этот сукин сын знал, что делает. Он нарочно расквасил мне всю вывеску. И когда я притащился в среду в Бирмингем, мой нос был расплющен в лепешку, оба глаза заплыли от синяков, а губу разнесло на пол-лица — не говоря о зашитой ране на лбу. И когда Денни Пирс увидел такого Франкенштейна, то чуть не заплакал. По молодости лет я все еще надеялся, что смогу сниматься, но он живо меня просветил. Оказывается, мне ничего не светило в ближайшие полгода, а то и год. При условии, что шрам на лбу станет совсем бледным. Правда, он посоветовал мне не тратить время зря и устроиться в актерскую школу — или хотя бы поучаствовать в занятиях школьного драмкружка. Я так и поступил, — продолжал Джерико. — И ровно через год снова приехал к нему, но не нашел даже офиса. Помещение снимал какой-то магазин, и никто не имел понятия ни о каком Денни Пирсе, ни о том, куда он пропал. Но в тот день… в ту среду, когда я так и не смог заработать свои тридцать пять долларов, я вернулся домой, встал перед зеркалом в ванной и дал себе клятву. Я решил добиться своего. И тогда же я задумал свой побег. Главной целью было попасть в Голливуд и стать кинозвездой. А там, конечно, я запросто получу «Оскара» и, когда меня пригласят на сцену, при всех плюну в глаза своему отцу. Вот и все, ребята. Конец истории.

Но Кейт не без основания полагала, что это было только начало.

Экскурсоводом в музее под открытым небом оказалась юная особа в коротенькой юбчонке. Она была на седьмом небе от счастья, что сегодняшними посетителями будут Сюзи Маккой и Джамаль Хокс. Про Джерико Бомона как-то забыли. Он умел стать невидимкой.

Молча он прошел вместе со всеми в просторную гостиную и чудесно обставленную столовую. Здесь они будут снимать эпизод, когда Джейн обедает у Реджинальда Брукса в присутствии всего семейства.

Джед высунулся в окно, любуясь на цветник, а гид тем временем повела своих гостей на кухню.

Кейт решила задержаться вместе с Бомоном.

Сегодня он выглядел намного лучше — свежий и ухоженный, если не обращать внимания на темную щетину, положенную по роли Ларами. Джерико надел яркую гавайскую рубашку, шорты цвета хаки и кожаные сандалии, а волосы собрал в конский хвост. Темные очки дополняли облик богатого бездельника.

Вполне возможно, что экскурсовод просто его не узнала. В своих последних фильмах Джерико был острижен почти наголо. Кроме того, по стандартам Голливуда пять лет заключали в себе целую жизнь.

Вот он обернулся, увидел, что Кейт наблюдает за ним, и словно прочел ее мысли.

— Я сам виноват, что на пять лет пропал с экранов, — заметил Бомон с кривой улыбкой. — Сам виноват во всем. Путь назад оказался дольше, чем я предполагал. А когда я наконец почувствовал себя способным вернуться, оказалось, что публика успела меня забыть. Я больше не был любимцем и гарантией кассовых сборов, а если еще прибавить тот шум, с которым я покинул сцену, снимать меня стало невыгодно. — Он развел руки тем ироничным жестом, который мог бы употребить и Ларами. — И вот, извольте видеть: я вышел в тираж в тридцать четыре года.

— Вы еще не в тираже, — возразила Кейт, обходя вокруг обеденного стола.

— Не правда, но я рассчитываю, что этот фильм наделает шума и вернет меня к жизни.

— А если фильм провалится? — В просторной комнате ее голос прозвучал очень жалобно.

Джед поспешно отвернулся к окну, но не успел скрыть промелькнувшее во взгляде отчаяние.

— Кто знает. Черт побери, даже если я все это выдержу, меня все равно никто не станет снимать… — Он захохотал, хотя было ясно, что ему не до смеха. — Чертовщина какая-то: значит, я мог бы продолжать спиваться? Не мучить себя понапрасну, стараясь оставаться человеком, — ведь все равно никто не захочет иметь со мной дела!

— Вы ведь на самом деле так не думаете! — Кейт машинально сделала шаг к нему навстречу.

— Вы и понятия не имеете, как это тяжело, — напряженно ответил Джерико. — Ни малейшего!

Она погладила его по спине — не смогла удержаться.

— А вы действительно убеждены, что вам не помогут посещения группы? Как насчет программы «двенадцать шагов»?

— Ну да, конечно, только этого мне и не хватало: таскаться за теми, на кого я наезжал в пьяном виде, и предлагать им помириться! Во-первых, большинство из них уже умерли. А во-вторых, это не приносит никакого облегчения. Благодарю покорно.

— Вы же знаете, что не это главное в программе. — Кейт почувствовала, как под ладонью напряглись мощные, выпуклые мышцы. — Джед, вам необходимо научиться расслабляться.

— Мне отлично удавалось расслабиться с помощью виски, — буркнул Джед. — И с помощью секса тоже. — Тут он резко повернулся и оказался с Кейт лицом к лицу. Она отдернула руку и отшатнулась.

— Нам лучше догнать остальных.

— Извините. — Он поймал ее за руку. — Черт побери, я только и делаю, что извиняюсь перед вами, верно? Это просто потому… вы для меня загадка. Как можно придерживаться таких строгих взглядов — и сниматься в «Смерти в ночи»? Мне очень не хочется говорить об этом, детка, но ведь это правда: половина мужиков в стране успели провести не один час у экранов, изучая вашу грудь. И уж в тот раз на вас точно не было никакой кофты!

Кейт почувствовала, что краснеет, но твердо выдержала его взгляд и вырвала руку.

— Совершенно верно. Не было. — Она набрала побольше воздуха в легкие и продолжала:

— Я хотела сниматься. А «Смерть в ночи» — это тоже кино. Мне удалось уговорить себя, что я совершенно не стесняюсь собственной наготы, что, раз уж на мое тело пялятся с одиннадцати лет, будет только справедливо воспользоваться им ради карьеры. Но я ошиблась. Благодаря моим братьям и их дружкам я начала стесняться еще в седьмом классе.

Джед молчал и ждал продолжения, но Кейт отвернулась.

— Они наверняка нас потеряли.

— Я бы хотел быть вашим другом, — неожиданно заявил Джед.

Кейт снова повернулась, не веря своим ушам. Он не двинулся с места, он даже не шелохнулся, но сумел превратиться в Ларами. Черт побери, ей давно пора с этим что-то делать. Нельзя и дальше позволять так вот запросто лезть к себе в душу.

Джед едва заметно улыбнулся.

— В то же время мне бы очень хотелось сию же минуту затащить вас в постель — вот только боюсь, что это вряд ли сочетается с общепринятыми понятиями о дружбе. Что случилось с вами в седьмом классе? Надеюсь, я не услышу, что кто-то из ребят лишил вас невинности? В тринадцать лет?

— Мне было двенадцать. И они не пытались мной овладеть. По крайней мере до восьмого класса.

Джед невнятно выругался.

— А в седьмом классе мои братья завели моду приводить к себе целую толпу друзей — каждый день после обеда. Я думала, что они то ли готовят вместе уроки, то ли во что-то играют. Тимоти и Стивен сходили с ума по «Драконам подземелий», а Джек любил шахматы. Микки предпочитал баскетбол и вечно торчал на площадке перед домом. Собственно, он и не имел к этому отношения. Это устроили Джек с близнецами.

— Отношения — к чему? — спросил Ларами. По его глазам Кейт видела, что он уже знает ответ.

— Мои братья организовали прибыльное дело. Они брали по доллару со своих дружков, чтобы дать им полюбоваться на то, как я ложусь в постель. Комната Джека находилась прямо надо мной, и они навертели в полу множество дырок. Когда я узнала об этом, то чуть не умерла со стыда. Одному Богу известно, что смогли подглядеть эти мальчишки. Мне было двенадцать, но я обладала телом семнадцатилетней девушки. У меня была своя комната, и я считала, что остаюсь совершенно одна, когда закрываю дверь и опускаю шторы. — Ожившие воспоминания все еще причиняли боль. — Когда я обо всем узнала, — повторила она, — Тимоти отдал мне половину заработанных денег, чтобы заставить молчать. Я взяла их и никому ничего не сказала, но только потому, что сгорала от стыда. И держала все в тайне вовсе не из-за денег. На эту сумму можно было купить новый магнитофон, но я не прикоснулась к ним. Они так и лежат в тайнике в доме моих родителей. В стенном шкафу в моей старой спальне, под отодранной доской.

— Так и подмывает пойти и вздуть сейчас ваших братьев, — признался Ларами. Ларами?! Джерико! Господи, да что с ней происходит?

— Да не смешите вы меня! — выпалила Кейт, ужасно разозлившись на собственную слабость. — Вы бы первым встали в очередь!

— Ошибаетесь.

Когда Джед говорил таким тоном, тоном Ларами, она почти готова была сдаться. Но Бомон не был Ларами. Он был просто чрезвычайно одаренным артистом, временами производившим на Кейт слишком сильное впечатление.

— Боюсь даже спрашивать о том, что случилось с вами в восьмом классе, — сказал он.

— Ну так и не спрашивайте.

— Кейт… — Джед протянул к ней руку. Кейт отшатнулась и напомнила:

— Нам давно пора найти Сюзи и Джамаля!

И как нарочно, в ту же секунду в комнату влетела Сюзи.

— Кейт, вы непременно должны посмотреть на бараки для рабов!

— Ага, я как раз и собиралась вас искать, — ответила Кейт с натянутой улыбкой.

Джерико не двинулся с места, изображая сочувствующего Ларами. Кейт с вызовом посмотрела на него.

— Вы идете?

Он медленно кивнул.

— Просто поразительно! — тараторила Сюзи. — Представляете, что именно здесь, вот в этих самых каморках, жили люди, бывшие собственностью других людей! Что они здесь болели и даже умирали! А их дети играли вот в этом дворе. Женщины рожали детей — детей, которых могли продать в другое место по прихоти их хозяина! И на протяжении шестидесяти лет, а то и больше, для них заключался здесь целый мир! Начало и конец жизни!

Всего было около десяти кирпичных бараков — длинная линия, начинавшаяся в стороне от центральных ворот Брандалл-Холла.

Джед чувствовал напряжение, сковавшее Джамаля. Юноша переводил взгляд с приземистых бараков на ослепляющий своей роскошью особняк. Джед кивнул в ту сторону и сказал:

— Представляешь, каково было любоваться на это каждый день? Жить вот здесь, как скотине, и видеть перед собой этот дом. Между прочим, если ты еще не знаешь, такие кирпичные бараки строили для домашних рабов — привилегированной касты, то есть для женщин и мужчин, обслуживавших самих хозяев. Им создавали условия, хотя бы отдаленно напоминавшие человеческие.

Джамаль резко повернулся и пошел прочь, Джед не отставал.

— На этой плантации полевые рабы жили в деревянных лачугах. Один отдельный сарай для мужчин, один — для женщин и один — для детей. Самые рослые и сильные рабы использовались на племя, их нарочно отправляли на ночь к женщинам по приказу надсмотрщика. Детей отнимали у матерей как можно раньше и воспитывали в стаде, как животных. Они не знали, что такое семья, надежда или любовь.

— И откуда вы все это знаете? — Джамалю пришлось не по вкусу то, что он услышал.

— Наводил справки, — ответил Джед. — Ведь это тот мир, в котором жил Ларами. Мир, в котором твой самый любимый человек мог сгореть от лихорадки за пару дней. Сегодня он еще с тобой, а завтра уже умер. В этом мире люди относились друг к другу хуже собак, и если человек убивал другого человека, принадлежавшего ему, то не обвинялся в убийстве — его просто считали нерадивым хозяином.

Джамаль снова вперил взгляд в Брандалл-Холл, и голос его зазвенел от ярости:

— Нет, не могу представить эту жизнь — хоть режь! Наверное, оттого у меня и не получается роль Мозеса. Как это так — чтобы я был чьей-то собственностью?! Меня трясет от одного вида этих цепей, а его костюм… Черт побери, я знаю, что артисту полагается быть выше всего этого, но стоит мне напялить его лохмотья, я чувствую… ну, сам не знаю… как будто меня опозорили и вываляли в грязи!

— Так ведь именно это и должен был чувствовать Мозес, — заметил Джед. — Унижение и гнев. Он не представлял себя чьей-то собственностью и оттого сбежал. Почти всех беглых рабов плантаторы ловили и пороли до смерти. Мозес это знал, но предпочел мучительную смерть жизни в цепях.

Джед чувствовал, с каким напряжением следит за ним Кейт, ловя каждое слово. Ведь она нарочно привезла сюда Джамаля: чтобы тот увидел плантацию собственными глазами, чтобы сумел наконец понять отчаяние Мозеса, обреченного на такую жизнь.

Кейт и не подозревала о том, что рассказанная по дороге история предназначалась для нее. Его снедало желание поведать о том мире, из которого он пришел в кино, но годы затворничества не способствуют общительности.

Конечно, если бы она спросила сама, Джед не стал бы отмалчиваться. Только постарался бы избежать слишком уж болезненных тем — вроде смерти Тома и их матери. Или того звонка от Луизы, после которого он побросал вещи в сумку и, отправился в реабилитационный центр.

Но его замысел и без того начинал давать свои плоды. Он начинал ей нравиться. По крайней мере Джед на это надеялся. Если вести себя терпеливо и почаще привлекать к делу Ларами, он и оглянуться не успеет, как окажется у нее в постельке.

Но почему-то ему хотелось просто обнять ее и постараться утешить. И это было более чем странно — чувствовать, как в груди оживает давно забытая нежность.

Джеда все еще мутило после того, что Кейт рассказала про своих братьев с их «прибыльным делом». Черт побери, наверняка для двенадцатилетней девчонки это было кошмаром. Он отлично помнил переживания и стыд из-за собственного тела в те годы. И ужасно жалел Кейт и ту маленькую девочку, которой она когда-то была.

Жаль только, что им помешали. Потому что теперь ему обязательно нужно узнать, что случилось с ней в восьмом классе. Ему обязательно нужно заслужить ее прощение — от лица всех мальчишек и мужчин, некогда обидевших ее. Он желал знать о Кейт как можно больше.

Она сказала, что согласилась сниматься в «Смерти в ночи» в надежде стать артисткой, но после этого фильма ее карьера закончилась. Вскоре она вышла замуж за Виктора Штрауса и, насколько Джеду было известно, больше нигде не снималась. Джед хотел знать — почему?

Может быть, он так сгорал от любопытства в надежде использовать информацию позднее? Ведь он еще помнит поставленную перед собой цель — сладкая месть с самым потрясающим сексом в качестве приза. Но ему следует быть терпеливым и осторожным, чтобы не спугнуть добычу раньше времени. Ему следовало одуматься и прикусить язык. Вряд ли она скоро созреет для лобовой атаки. Разве только…

Джед собирался съездить на пару дней в Алабаму — чтобы по приглашению Дэвида присутствовать на торжественном приеме в реабилитационном центре. Вот бы уломать ее поехать туда…

— Ничего подобного в жизни не видывал, — голос Джамаля вывел его из задумчивости.

— Мозес — выдающийся персонаж, — заверил юношу Джед. — И у тебя с ним. больше общего, чем ты думаешь. Например, вы оба не представляете, как человек может жить в цепях. Говоришь, в его лохмотьях ты готов умереть со стыда? Черт, да это же отлично! Вот и используй это! Используй свое унижение, чтобы постичь всю глубину его гнева! Когда ты играешь Мозеса, нужно вести себя как можно реалистичнее — прежде всего потому, что это и было когда-то реальностью! И тогда его гнев и ярость станут твоими!

— А вы тоже так делаете? — робко вмешалась Сюзи. — Используете свои собственные чувства и оживляете их в персонаже?

Джед задумался.

— Да, пожалуй. Видишь ли, я не очень-то умею… самовыражаться, — сконфуженно признался он. Черт побери, вот это загнул! — Наверное, мне захотелось стать артистом не только потому, что я так легко могу влезть в чужую шкуру. Это дает мне возможность выражать чувства — свои собственные чувства, — которые не принято открыто демонстрировать в настоящей жизни. К примеру, я могу изобразить на экране ярость, и я действительно злюсь, но при этом все останется под контролем, потому что происходит на сцене. А значит, совершенно безопасно.

Он неожиданно отвернулся, чувствуя себя ужасно неловко, словно только что разделся догола на глазах у Кейт О'Лафлин. Или ему действительно захотелось поделиться с ней и этой тайной?

— Но сейчас речь не обо мне — ведь мы говорили о Мозесе. — И Джед махнул рукой в сторону Джамаля.

— Но я не Мозес! И не желаю быть им! Черт, в этом-то и вся сложность!

Джед метнулся к распахнутой двери в одну из каморок и поманил Джамаля за собой:

— Иди сюда. Войди внутрь.

Джамаль нерешительно замялся на пороге.

— Внутрь, внутрь, — понукал его Джед. В середине, возле задней стены, они увидели огромный очаг. Малюсенькие окошки со щелястыми ставнями имелись только в передней стене. Грубая кладка никогда не штукатурилась, а полом служила утоптанная земля. Темная, душная клетка напоминала тюремную камеру.

Джамаль шагнул внутрь.

— Садись где стоишь, — велел Джед и сам опустился на камни, выступавшие из стены. Юноша неохотно пристроился рядом. — Закрой глаза.

Прежде чем Джед зажмурился сам, он успел заметить лица Сюзи и Кейт, заглядывавших в открытые оконца. Чтобы не обгореть на солнце, Кейт надела бейсболку с длинным козырьком. По случаю выезда на натуру она оделась не столь тщательно, но разве это имело значение? Ее тело сводило Джеда с ума. В машине он нарочно отвернулся к сидевшим позади ребятам.

Ее постоянное присутствие стало для Джеда и благословением, и проклятием. Он в любую минуту мог сорваться — но надеялся на то, что Кейт так и не подыщет себе замену.

По счастью, сделать это оказалось не так-то просто. Она уже вроде бы договорилась с одним малым, Саймоном Нили, — но в последний момент выяснила, что тот успел побывать в полицейском участке. Вооруженный грабеж. Прощай, Саймон! И снова ее единственной надеждой оставался учитель, знакомый преподобного Кинкейда. А он не явится в Грейди-Фоллз раньше двадцать шестого июня.

Если Джеду улыбнется удача, Кейт окажется прикованной к нему еще целых две недели.

— Вдохни как можно глубже, — обратился он к Джамалю и сам постарался сосредоточиться, изгнав из мыслей образ Кейт. Кейт в своей смешной детской пижамке с розочками. Кейт, сонная и такая милая без обычного макияжа, просит его вернуться в постель… — А теперь, — Джед снова вспомнил про Джамаля, — медленно, осторожно открой глаза и… слушай!

Когда он открыл глаза, Кейт уже исчезла из окна и увлекла за собой Сюзи.

Тишина была абсолютной — и полной призраков. Не прошло и полминуты, как Джамаль не выдержал:

— Что слушать?

— Тс-с-с! — Джед жестом велел юноше замолчать.

За стенами каморки не было слышно никакого движения. Ни шелеста ветра, ни признака жизни, замершей в этот глухой сонный час в Южной Каролине. И внутри, в душном сумраке этой конуры, зазвучали голоса прошлого, не исчезавшие на протяжении десятков лет. Голоса тех поколений африканцев, что жили в этом бараке. Они жили в рабстве и вечном страхе, потому что не были хозяевами собственной судьбы.

Джамаль замер, уткнувшись взглядом в грязный пол, закинув руки на шею и упираясь локтями в колени.

— Никто уже не узнает, сколько таких юношей, как Мозес, жили в этом самом бараке, — заговорил Джед. — Никто не узнает, сколько из них решились сбежать и погибли от побоев. Мозес — выдуманный персонаж, но они были. До нас не дошли их имена, но они жили на этой земле. — Он замер, вслушиваясь в тишину. — И знаешь, что удивляет меня сильнее всего?

Джамаль молча покачал головой, не поднимая глаз.

— Они появлялись на свет в этом аду и с первого дня знали: иной жизни им не дано. А их отцы и матери из любви и страха учили их гнуть спину и повторять «да, масса», чтобы избежать наказания. Потому что у тех, кто покорялся, появлялся шанс выжить. Но некоторым чернокожим мальчикам и девочкам хватало сил отказаться от всего, чему их учили. Потому что в душе они понимали: это не правильно! И им удавалось преодолеть страх, обрести надежду. И эта надежда и вера в то, что рабство несправедливо, помогали им найти способ сбежать. Так, как это сделал Мозес. Ему хватило ума отличить правду от лжи. Ему хватило сил победить страх. Ему хватило гордости решить, что он умрет, но не покорится воле другого человека. Ему хватило веры в победу.

Джамаль наконец поднял голову, и его глаза засверкали: он понял!

— Черт побери! — вырвалось у него.

— Да, — согласно кивнул ему Джед.

Кейт выключила свет и забралась в постель.

— Я все еще гадаю: что же случилось с вами в восьмом классе? — прокрался сквозь темноту бархатный голос Дже-рико. — Сегодня нам больше не удалось поговорить.

Кейт чуть не разревелась. Она не хотела лежать во тьме и вести задушевные беседы с этим типом! Она не хотела страдать от возбуждающего чувства близости!

Она хотела разоблачить его, вывести на чистую воду. Чтобы он не морочил ей больше голову, не охмурял своими улыбочками и рассказами о трудном детстве. Ей надоело таскаться за ним по пятам и следить за каждым его шагом!

А больше всего ей не хотелось постоянно чувствовать на себе его взгляд и знать, чего он хочет!

Он хочет заполучить ее в свою постель.

Именно так он и высказался сегодня в Брандалл-Холле.

И принадлежи она к типу женщин, склонных к случайным связям, вполне возможно, он бы добился желаемого. Но Кейт не относилась к сексу так легкомысленно.

Хотя в те минуты, когда он так проникновенно беседовал с Джамалем о рабстве или рассказывал о своем разбитом лице, когда становился перед камерой и превращался в Ларами с его печальной улыбкой, — Кейт ловила себя на том, что любуется им. И хочет его.

Ей снова пришлось уточнить: она хочет не Джерико! Она хочет Ларами. А это совсем разные люди.

И она ведет себя как последняя дура. Джед, конечно, очень сексуальный мужчина, и Кейт согласна была простить ему принцип «выжить любой ценой», навязанный жуткими семейными обстоятельствами, но не собиралась заводить с ним интрижку. В отличие от Ларами этот персонаж невозможно спасти силой любви.

Так какого черта она валяется здесь без сна и обдумывает, стоит или нет уступить его домогательствам?

— Кейт, вы не спите? — вкрадчиво спросил Джед.

Она задышала глубоко и размеренно — только бы он отстал.

Джед вздохнул и что-то забормотал. Судя по обрывкам фраз, он учил роль на завтра.

Наконец — Кейт показалось, что прошла целая вечность, — он затих и тут же провалился в сон. Как всегда, это случилось мгновенно, как будто повернули выключатель.

А Кейт еще долго таращилась в темноту, прислушиваясь к его дыханию, и с тоской думала о том, что когда наконец заснет, даже во сне ей не даст покоя странный гибрид Джеда Бомона и Вирджила Ларами.