"Чужая свадьба" - читать интересную книгу автора (Брокуэй Конни)

Глава 20

Никто не может потерять голову от любви, не теряя достоинства.

Эллиот поднял голову — она стояла в дверях бильярдной и смотрела на него. Их взгляды встретились, и на мгновение он так остро почувствовал ее присутствие, что ему показалось, она совсем рядом. Он мог поклясться, что видит, как расширились ее зрачки, порозовела кожа, как блестят ее волосы.

Она уже исчезла, а он никак не мог сосредоточиться на разговоре с Уиллом Маккейви. Он даже не помнил, что ему пообещал, но, очевидно, Маккейви был удовлетворен, поскольку отошел с довольным видом.

На освободившийся стул тут же опустился Генри Смит. Но Эллиот больше не собирался давать необдуманных обещаний и договорился встретиться с ним в его конторе в следующий понедельник. И отправился на поиски Летти.

Он нашел ее в зале, в окружении гостей, большую часть которых, как с мрачной усмешкой заметил он, составляли мужчины. Быть в центре внимания давалось ей удивительно легко.

Он остановился, раздумывая, как поступить. Если он хотел быть благоразумным, то следовало держаться от нее на безопасном расстоянии, ибо в этом кремовом платье, с полуприкрытой блестящим атласом пышной грудью, с сияющими глазами, заразительным смехом… Он должен был признаться себе, что вряд ли сможет устоять перед ее очарованием.

Еще час мук желаний и стараний соблюдать строгие правила ухаживаний, принятые в свете, — и он упадет перед ней на колени. Летти, безусловно, этого не знала. Она не представляла себе, как глубоко проникла в его душу.

Но от этого ему было не легче. Ради нее Эллиот был готов собрать всю свою волю, но хотел, чтобы и она хотя бы чем-нибудь показала, что понимает и ценит его усилия.

Однако по ее поведению этого не было заметно. Казалось, ей совершенно не льстит его сдержанность. Более того, эта сдержанность смущала ее. Даже немного раздражала.

Она заметила его. Что-то изменилось. Он приблизился, она встретила его сияющей притворной улыбкой и продолжала очаровывать поклонников, плотной толпой окружавших ее. Эллиот видел ее профиль. Хотя ее кокетство не было направлено на определенного человека, он почувствовал себя отверженным. И ему это не понравилось.

Прозвучал гонг, приглашавший на ужин. Толпа вокруг Летти рассеялась.

Джентльмены отправились разыскивать своих дам, а леди старались держаться так, чтобы их нашли.

Летти осталась стоять рядом с ним. Они помолчали.

— Вы идете? — спросил Эллиот.

— Чуть позднее, наверное. Мне так жарко. — Сказав это, Летти почему-то густо покраснела.

— Могу я подождать здесь?

— В этом нет необходимости.

Он нахмурился, подумав, что, вероятно, не понял ее.

— Уверяю вас, для меня это не необходимость, а удо-|вольствие.

Она пристально взглянула ему в глаза.

— Должна извиниться перед вами, сэр Эллиот.

— За что же? — удивился он.

— Когда я приехала сюда, то думала, что местные жители окажутся простыми людьми, провинциалами. Но вы, сэр, умеете искусно пользоваться словами не хуже любого горожанина.

— Искусно или свободно? — Он посмотрел на нее в упор.

— Не берусь судить. — Она потупилась.

— Но я думаю, это не так, и очень хотел бы знать, почему так упало ваше мнение обо мне.

— Упало? Мое мнение о вас возросло, сэр. Ваше красноречие произвело на меня большое впечатление.

— Я говорю не о своем красноречии, Летти. Раньше он никогда не видел, чтобы эта женщина избегала откровенности, но сейчас она уклонилась от ответа.

— Не понимаю, что вы хотите. Мы едва знакомы.

Он изумленно взглянул на нее. Ему казалось, что он знал ее всю свою жизнь и просто ждал, когда она обретет черты той женщины, которую он искал, став взрослым. Эллиот никогда не предполагал, что Летти не испытывает того же.

— Я охотно исправлю это, — заверил он. Она с вызовом посмотрела на него:

— В самом деле?

— Да. А если вы позволите сопровождать вас к столу, воспользуюсь случаем и постараюсь, чтобы вы лучше узнали меня.

— А как же то, что вы не знаете меня? — спросила она. Он шагнул к ней. Ее словно вуалью окутывал аромат жасмина. Он чувствовал исходящее от ее тела тепло.

— Но я знаю вас, — проговорил он, — знаю. Она вздрогнула и отступила.

— Нет. Вы не знаете.

В ее голосе слышался испуг, а он совсем не хотел пугать ее. И уступил…

— За ужином наверстаем упущенное.

Летги колебалась. На мгновение она показалась до боли беззащитной и растерянной. Но ее нерешительность скрылась под холодной маской.

— У меня есть предложение получше. Я не голодна, а вечер так хорош. Я еще должна взглянуть на знаменитый розовый сад миссис Бантинг. Не хотите ли составить мне компанию?

Летги бросала ему вызов, и Эллиот понял это. Он мог либо отпустить ее одну, что было недопустимо, ибо уже стемнело, либо пойти с ней, что тоже было недопустимо, ибо уже стемнело. Она была незамужней женщиной, а он неженатым мужчиной. И здесь был не Лондон, а Литтл-Байдуэлл, маленький провинциальный городок, где общество и правила приличия не изменились за последние полстолетия.

— Так как же?

— Может быть, мы найдем кого-то еще…

— Я не хочу искать кого-то еще, сэр Эллиот. И не желаю докучать вам. Пожалуйста, не позволяйте мне лишать вас ужина.

Летти напрашивалась на скандал. Он должен был отказать ей ради ее же пользы. Но таким образом он позво-; лил бы ей выйти из дома одной и стать жертвой всяческих lt;"домыслов.

— Не говорите глупостей, — мрачно сказал сэр Эллиот. — Я с радостью пойду с вами. Вот. — И предложил ей руку.

— Ах вы, льстец! — Она с улыбкой взяла его под руку. — Как я могу отказаться от такого предложения?

Он беспомощно покачал головой. Она была упряма, неосмотрительна и неисправима. Невзирая на безрассудство своего поступка, он успокоился. Может быть, эта неблагоразумная прогулка доставит ему удовольствие. У него было впечатление, что любой мужчина в обществе леди Агаты чувствовал себя так, словно ходил по натянутому канату.

Они прошла мимо немногих отставших гостей и направились к французскому окну — высоким стеклянным дверям, которые вели прямо в сад.

Деревья были окутаны сумерками, листья и трава утратили свой цвет и сливались с потемневшим небом. Он повел ее по дорожке, посыпанной гравием.

— Вы любите розы?

— Они красивы.

— У вас есть розовый сад?

Этот вопрос почему-то вызвал у нее смех.

— Единственные розы, которые я имела, были нарисованы на обоях, — пояснила она, затем добавила серьезным тоном:

— У меня нет времени заниматься цветами. Очень много дел.

— Жаль. И в то же время, — он помолчал, не спуская с нее глаз, — я не мог бы представить себе вас ухаживающей за розами.

— Не могли бы?

— Нет. Это выглядело бы слишком… — он искал подходящее слово, — показным занятием. Слишком светским.

— А я не светская женщина? — осторожно спросила она.

— Вы совершенно естественны, — так же осторожно ответил он.

— Вы снова удивляете меня, сэр Эллиот.

— Просто Эллиот, пожалуйста.

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Эллиот.

— И чем же я вас удивляю?

— Обычно… О! Простите. Я не должна употреблять это слово по отношению к вам и себе.

— Какое слово? — не понял он.

— Мой дорогой мальчик, — притворно-нравоучительщм тоном произнесла Летти, — мы недостаточно давно знаем друг друга, чтобы между нами происходило что-то «обычное».

И прильнула к нему. Это было явно наигранное движение. Она не хотела близости, изобретательно и успешно использовав притворство, чтобы избежать ее.

Ее умение ускользать сводило его с ума. Эллиот буквально заставил себя вспомнить о беззащитности, которая до глубины тронула его сердце всего несколько минут назад.

— Так чем, вы говорили, я удивил вас? — спросил он, пытаясь не думать о ее груди, прижатой к его предплечью.

— Обычно я ожидаю, что джентльмен извинится за столь непозволительное замечание. Эллиот насторожился.

— Приношу извинения, если вы считаете, что я позволил себе слишком многое.

— Боже мой! — вырвалось у нее, неестественность исчезла из ее голоса. — Неужели вы всегда остаетесь прежде всего джентльменом? Неужели «что позволительно» и «что непозволительно» для вас важнее того, что вы чувствуете?

Вот оно. Наконец. Это Летти. Рядом с ним была реальная женщина. В ее голосе звучало разочарование. Ее слабая улыбка была печальной.

Он не ответил ей, не зная, что сказать. Ее вопрос был оскорбительным. Неужели она могла подумать, что он ценит хорошие манеры больше, чем чувства… но разве не так?

Разве в последние годы он не подчинял свои чувства разуму, холодной логике?

Она посмотрела на него долгим взглядом, затем с негодованием отвернулась и отняла свою руку. Ему следовало отпустить ее, чтобы она успела вернуться в дом, прежде чем их отсутствие будет замечено.

— Летти… — Эллиот схватил ее за руку, не давая отойти.

Она обернулась и, снова оказавшись рядом с ним, положила руку ему на грудь, где билось его сердце. Он наклонил голову, пытаясь разглядеть выражение ее лица. Мысли путались в его голове. Казалось, каждый его нерв осязал тепло ее ладони. Он ощущал прикосновение ее пальцев при каждом своем вздохе.

— Да?

Эллиот убеждал себя, что больше не целовал Летти потому, что не хотел, чтобы у нее появились какие-либо сомнения относительно его намерений, чтобы не дать ей повода оттолкнуть его. Но это лишь отчасти было правдой.

Он не целовал ее, потому что боялся. Боялся, что ее страстность, как искра, разожжет пламя, которое поглотит их обоих. Пять дней назад, когда она, слегка откинувшись, отвечала на его поцелуи, ему потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться. Ему чудом удалось взять себя в руки, обратить все в шутку, но Эллиот не мог обманывать себя: в нем пробудилась страсть, ненасытная и опасная, словно проснувшийся зверь.

Он чувствовал ее. Сейчас. Здесь. Ночь была теплой, а по его телу пробегала дрожь желания, хотя ее рука почти не касалась его. Его, которого раньше никакое желание не заставило бы дрожать.

— Да? — тихо повторила она, он чувствовал ее дыхание. Он взял ее руку и отвел от своей груди.

— Летти. Нам следует вернуться.

— Следует ли? — Она поддразнивала его, он видел ее улыбку. Она освободила руку, и та, словно птичка в гнездо, юркнула ему под манишку, он ощутил ее пальцы на своей коже.

Его словно ударило электрическим током. Прикосновение потрясло его.

— Не надо. — Это было все, что он мог произнести, хриплая мольба против неодолимого искушения.

Она помедлила. На мгновение Эллиот подумал, что Летти уберет руку и останутся только взаимная неловкость и смущение. Она не убрала.

— Миссис Бантинг сказала, что у вас холодная натура.

— Боже мой! — Он не мог этому поверить. Она все глубже забиралась под его рубашку. Он опустил руки и сжал их в кулаки.

— И что вы — бесчувственный. Он лихорадочно искал слова…

— Пожалуйста, Летти.

— И она утверждала, что я интересую вас, потому что я дочь герцога, — чуть заикаясь, закончила Летти. Но это не имело большого значения. Он с трудом понимал, о чем она говорит. Всем своим телом, всеми чувствами он напряженно следил за движением ее руки. — Якобы то, что я дочь герцога, выгодно для вас.

Он услышал, как зашуршал шелк нижней юбки, когда она сделала еще шаг к нему.

— Она говорит правду?

— Нет.

Летти стояла совсем рядом, и он видел очертания ее губ, широкие скулы, четкий овал лица. Она откинула голову назад.

«Весьма неразумно», — подумал он. Сердце его громко стучало.

— Вы ведь не только интеллектуал? — Она обвела ногтем сосок на его груди. Он содрогнулся. — Да? — Ее губы скользнули по его подбородку.

Он схватил ее за плечи, прижал к себе и приник к ее губам.

Она только что ласкала его грудь, твердую как камень и такую же неподвижную, и вот он уже поднял ее и понес куда-то. Посадив ее на землю у ствола рябины, он продолжал жадно целовать ее, обжигая своим пылающим ртом. Он настойчиво разжимал ее губы, его язык ласкал ее, требуя ответных ласк.

Летти обхватила его шею, Эллиот приподнял ее, и она оказалась зажатой между его телом и стволом дерева. Кора царапала ее обнаженные плечи, но она почти не замечала боли.

Он хотел ее. Ее. Этого у нее никто не мог отнять. Никогда. Он хотел ее, а не положения в обществе, которое, как он считал, принесет ему присвоенное ею имя. Он с усилием оторвался от ее губ, уронив голову ей на плечо, дрожь пробегала по его спине и рукам.

Летти прижалась к нему. Он был большим, больше, чем она думала. Выше и сильнее.

Она чувствовала крепкие мускулы его плеч. Выпуклые бицепсы, упругие мышцы длинных ног, все его твердое мужское тело, скрытое великолепной белой рубашкой и брюками с безукоризненной складкой. Но сейчас она чувствовала его напряженность, его нетерпеливое желание.

— Надеюсь, что после пощечины вы снимете с меня обвинения, — тяжело дыша, сказал он.

— Идет, — прерывающимся голосом отозвалась она. — Вы не холодный и не бесчувственный. Он горько усмехнулся:

— Боже мой, нет. Только не с вами.

Она протянула руку и дотронулась до его щеки. Он взял ее и поцеловал в ладонь.

Словно ток пробежал по руке и телу Летги. Хорошо, что он держал ее, потому что ноги у нее подгибались.

Эллиот отодвинулся, и прохладный ночной ветерок пробежал между ними. Она чувствовала, что он приходит в себя. Минута, когда он потерял над собой контроль, истекла. Теперь он снова полностью владел собой.

— Но вы хорошо владеете собой, — осуждающе заме-lt;,тила она.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — возразил он, его | ладони скользнули по ее обнаженным рукам. Летги была не в силах отпустить его. Она хотела, чтобы его руки обнимали ее, его губы целовали ее, а тело горело от страсти.

Она привстала на цыпочки и прижала руки к его груди. Сердце выдало его. Оно сильно и часто билось под ее ладонями. Она осторожно коснулась его щеки.

— Я могла бы заставить вас утратить самообладание.

— Не надо. — Эллиот закрыл глаза.

Он не отрицал, что она взволновала его, и это принесло ей удовлетворение. Он испытывал к ней то, чего не чувствовал к Кэтрин Бантинг. Может быть, даже ни к одной женщине. Летти хотела сохранить это в душе. В памяти. То, что честный, благородный, добрый человек когда-то так сильно хотел ее, что трепетал от страсти.

— Почему не надо? — прошептала она.

Его прекрасные, обрамленные густыми ресницами глаза раскрылись, блеснув в темноте, как черные алмазы. Но улыбка была немного грустной.

— Неинтересно, — ответил он. — Слишком просто.

Ветерок утих. Какая-то птичка возилась в ветвях рябины. Из открытых окон доносились голоса, звон бокалов. Она старалась разглядеть его скрытое темнотой лицо.

— Почему же? — тихо спросила Летти.

— Потому, — ответил он, — что я люблю тебя.