"Паладин душ" - читать интересную книгу автора (Буджолд Лоис Макмастер)

Глава первая

Иста встала между зубцами башни и заглянула вниз через стену, – камень крошился под бледными пальцами вдовствующей рейны, – и в бессильном оцепенении смотрела, как внизу ворота замка покидали последние из приглашенных на похороны. Стук лошадиных копыт и прощальные слова эхом разносились по порталу. Обстоятельный брат рейны – провинкар Баосии, – его семья и свита уезжали в последнюю очередь, спустя две недели после того, как служители богов совершили похоронные обряды и церемонию погребения.

Ди Баосия все еще что-то сурово втолковывал управляющему замка, сьеру ди Феррею, который, стоя у стремени господина, внимал, несомненно, последним наставлениям. Верный ди Феррей служил недавно почившей провинкаре на протяжении долгих двадцати лет, проведенных ею в Валенде. Ключи от замка и хозяйственных помещений поблескивали на поясе, охватывающем его отнюдь не тонкую талию. Ключи, принадлежавшие матери, которые Иста некоторое время хранила у себя, впоследствии были вручены старшему брату вместе с бумагами, инструкциями и описями, составленными после смерти великой леди. А он передал их на хранение вовсе не сестре, а старому, доброму и честному ди Феррею. Те самые ключи, что замкнут ворота замка, оставляя опасности снаружи…а если понадобится, запрут Исту внутри.

Знаете ли, это уже вошло в привычку. На самом деле я больше не безумна.

Нет, ей вовсе не были нужны ни ключи, ни жизнь матери, что ушла вместе с ними. Иста сама едва ли знала, что ей нужно. Но она знала точно, чего боится – быть запертой в темном, тесном месте, быть запертой людьми, которые любят ее. Враг может по¬кинуть сторожевой пост, халатно отнестись к работе, повернуться спиной; любовь же не признает таких оплошностей. Пальцы вдовствующей рейны без устали терлись о камень.

Кавалькада ди Баосии вереницей спустилась с холма и вскоре исчезла, затерявшись в мозаике красных черепичных крыш. Ди Феррей развернулся, устало вошел в ворота и скрылся из виду.

Свежий весенний ветер подхватил прядь пепельных волос Исты и бросил в лицо, прилепив к губам. Рейна поморщилась и убрала непокорную прядку под обруч, закреплявший прическу. Украшение сильно сдавливало голову.

В последние две недели стало заметно теплее, но даже это уж е не смогло облегчить страдания старой леди, прикованной к кровати болезнью и увечьями. Если бы мать не была так стара, сломанные кости срослись бы быстрее, а воспаление легких не так крепко укоренилось бы в ее груди. Если бы она не была так хрупка, то при падении с лошади кости остались бы целы. И если бы не ее могучая воля, она никогда бы не села на лошадь в таком возрасте… Иста посмотрела на руки и, обнаружив, что пальцы кровоточат, поспешно спрятала их в складках юбки.

Во время погребальной церемонии боги дали знак, что душу старой леди приняла к себе Мать Лета. Так все и ожидали, так должно было быть. Даже боги не осмелились противоречить взглядам усопшей на правила дипломатического этикета. Иста представила, как провинкара отдает приказы небесам, и усмехнулась.

В конце концов я осталась одна.

Иста задумалась над пустотой одиночества, над его страшной ценой. Муж, отец, сын и мать друг за другом сошли в могилу, опередив ее саму. Корона Шалиона держит ее дочь не хуже погребального венка, и, будь на то воля пятерых богов, она сойдет с высокого престола не раньше, чем остальные вернутся из подземного царства. Все кончено. Все, что нужно было сделать, – сделано. Когда-то Иста была дочерью родителям. Потом – женой несчастного Иаса. Затем – матерью своих детей. И наконец – сиделкой собственной матери. Теперь я никто и ничто.

Кто же я теперь, когда меня больше не окружают стены жизни? Когда они рухнули в пыль и прах?

Что ж, она все еще убийца лорда ди Льютеса. И последняя, кто остался в живых из их тайного общества. Вот, что она сделала с собой, вот что ей осталось.

Иста снова перегнулась через стену, камень цеплялся за шелковые нити ее придворного траурного платья цвета лепестков лаванды. Ее взгляд притягивала освещенная утренними лучами дорога, начинавшаяся от ворот замка, бегущая вниз по холму, через город, за реку… куда? Говорят, что все дороги – это одна большая дорога. Грандиозная сеть разветвляющихся и пересекающихся дорог, опутавшая страну. У дорог есть два конца. Так говорят. Мне нужна такая дорога, которая не приведет меня обратно.

Испуганный вскрик заставил вдовствующую рейну оглянуться. Одна из ее фрейлин стояла у нее за спиной, прижав руки к губам, широко распахнув глаза, и тяжело дышала после долгого подъема. Ее лицо светилось поддельной радостью.

– Миледи. Я ищу вас повсюду. И… отойдите немедленно от края! …

Губы Исты изогнула ироничная улыбка:

– Успокойтесь. Сегодня мне не хочется встречаться с богами лицом к лицу. – И не только сегодня. Никогда больше. – Мне с ними говорить не о чем.

Она терпеливо позволила женщине взять себя за руку и осторожно провести вдоль стены по направлению к спуску. Фрейлина, как заметила Иста, постоянно старалась оказаться между краем и своей госпожой. Успокойся, женщина. Я не жажду камней.

Я жажду дороги.

Внезапное осознание поразило ее, даже немного испугало. Новая мысль. Новая мысль и я? Все старые мысли казались такими тонкими и затертыми, что напоминали вязание, которое постоянно распускают, а потом вяжут заново, так что нити истончаются, рвутся, но никогда не становятся крепче и толще. Как она может получить дорогу? Дороги созданы для молодых людей, а не для женщин среднего возраста. Бедный мальчик-сирота собрал вещи и пустился в путь искать сердцу надежду… так начинается множество сказок. Она не бедна и не мальчик, в ее сердце нет надежды, и лишь жизнь и смерть могут возместить эту утрату. Хотя, теперь я сирота. Но достаточно ли этого, чтобы дать мне дорогу?

Они повернули за угол и подошли к круглой башне, внутри которой была узкая лестница, ведущая во внутренний сад. Иста в последний раз оглянулась на тощий кустарник и хилые деревца, карабкающиеся по стене замка. Внизу, по тропинке, поднимающейся из неглубокой лощины, слуга гнал к задним воротам замка осла, нагруженного дровами.

В саду матери Иста замедлила шаг и, вырвав руку из заботливой хватки фрейлины, упрямо направилась к скамейке, стоящей рядом с еще голым розовым кустом.

– Я устала, – заявила она. – Тут я немного отдохну. А вы можете принести мне чаю.

Было заметно, что фрейлина подсчитывает возможный риск, недоверчиво глядя на рейну. Иста холодно нахмурилась. Женщина рассыпалась в любезностях:

– Конечно, миледи. Я скажу об этом горничной. И тотчас же вернусь.

Само собой, вернешься. Иста подождала лишь до тех пор, пока леди завернет за угол, затем вскочила и побежала к задним воротам.

Привратник как раз впускал внутрь слугу с ослом. Высоко подняв голову, Иста проследовала мимо, даже не обернувшись. Сделав вид, что не расслышала робкого возгласа привратника «Миледи?…», она быстро зашагала по бегущей вниз с холма дорожке. Шлейф юбки и развевающаяся пелерина из черного бархата цеплялись за ветки и колючки, которые, словно когтистые лапы, пытались остановить ее. Скрывшись за первыми деревьями, Иста перешла на бег. Будучи девчонкой, она часто бегала по этой дорожке вниз к реке. В те времена она еще не была кем-нибудь для кого-нибудь.

Приходилось признать – теперь она уже не девочка. К тому времени когда сквозь ветви блеснули воды реки, она уже успела продрогнуть. Иста пошла вдоль берега. Как и раньше, тропа вела к старому мостику, а потом поднималась по холму к одной из главных дорог, ведущих в Валенду. Или из нее.

Дорога была грязной, испещренной следами копыт. Может быть, именно здесь некоторое время назад проехала кавалькада брата, направляющаяся в его фамильные владения в Тариуне. На протяжении последних двух недель брат всячески старался убедить сестру, а ныне вдовствующую рейну, отправиться вместе с ним, обещая отвести ей комнаты в замке, выделить множество фрейлин и окружить ее бдительной заботой. Как будто здесь у нее не было покоев, фрейлин и повсеместного надзора. Поэтому Иста направилась в другую сторону.

Придворные траурные шелковые туфельки совсем не годились для сельских дорог. Юбки обвивались вокруг ног, и создавалось впечатление, что шагаешь, продираясь сквозь толщу воды. К подошвам приставала грязь. Солнце немилосердно жарило облаченную в бархат спину, и Иста совершенно неподобающим для леди образом вспотела. Она продолжала идти, но ощущение неудобства и сознание собственной глупости росли. Это же безумие! Именно из-за безумия ее заперли в замке и окружили безмозглыми фрейлинами. Разве не достаточно она от него натерпелась? У нее нет ни смены одежды, ни плана, ни денег, ни одной медной вайды! Иста коснулась ожерелья, обвивавшего шею. Вот деньги. Да, украшение стоит слишком дорого. Что может за него дать простой ростовщик? Сейчас драгоценности не источник богатства, а мишень, приманка для разбойников.

Скрип телеги заставил Исту оторваться от выискивания сухих участков между лужами. Фермер погонял плотного тяжеловоза, который вез компост для удобрения полей. Крестьянин даже обернулся, недоуменно разглядывая леди в дворцовом облачении. Иста ответила ему величественным кивком. В конце концов, что ей оставалось? Она едва не расхохоталась, но мужественно подавила неуместный смех и продолжила путь. Не оглядываясь. Не осмеливаясь оглянуться.

Она выдержала еще час, прежде чем ноги, измученные весом тяжелого платья, наконец отказались идти дальше. Иста была готова расплакаться от отчаяния. Нет. Я не знаю, как это делается. У меня не было возможности научиться, а теперь я слишком стара.

Стук копыт несущихся галопом лошадей, крики. В голове молнией пронеслась мысль, что еще одна вещь оставлена без внимания – оружие, хотя бы простой кинжал, чтобы защищаться. Иста представила себе, как обороняется подобранным оружием от человека с мечом, любого человека с мечом, и поморщилась. Воображение нарисовало очень короткую сцену. Едва ли стоило об этом беспокоиться.

Иста бросила взгляд через плечо и вздохнула. К ней, разбрызгивая грязь в разные стороны, скакали сьер ди Феррей и грум. Не настолько она безумна или глупа, чтобы пожелать появления разбойников вместо них. Может быть, беда как раз в том, что она недостаточно выжила из ума. Настоящее умственное расстройство не имеет преград. Быть не в себе настолько, чтобы пожелать не быть достаточно невменяемой, чтобы понять… теперь это безумие единственно бесполезно.

Вина кольнула сердце Исты при виде красного, перепуганного, потного лица ди Феррея, который осадил коня рядом с ней.

– Рейна! – воскликнул он. – Миледи, что вы тут делаете? Он буквально выпал из седла, чтобы схватить ее за руки и заглянуть в глаза.

– Я очень устала от тоски, царящей в замке. Решила в одиночестве прогуляться по весеннему солнышку.

– Миледи, но вы прошли пять миль! И эта дорога совсем вам не подходит…

Это верно, а я не подхожу ей.

– Ни фрейлин, ни охраны, пятеро богов! Как же ваше положение в обществе, безопасность?! Пожалейте мои седины! Из-за вашего поступка у меня не осталось ни одного темного волоса.

– Приношу извинения вашей шевелюре, – сказала Иста, действительно начиная раскаиваться. – Ни ей, ни вам не нужно обо мне так беспокоиться, милый ди Феррей. Я просто… хотела прогуляться.

– В следующий раз сообщите об этом мне, и я все устрою…

– Я сама справлюсь.

– Вы – вдовствующая рейна Шалиона, – твердо объявил ди Феррей. – Вы, благодарение богам, – родная мать рейны Исель. Вы не можете просто так разгуливать по дорогам, словно какая-то простолюдинка.

Иста тяжело вздохнула, подумав, что совсем неплохо быть какой-то простолюдинкой, а не скорбной Истой. Впрочем, у простолюдинок наверняка немало своих печалей, куда менее поэтических, чем у рейн. Но спор посреди дороги вряд ли к чему-нибудь приведет. Ди Феррей приказал груму спешиться, и рейна благосклонно позволила усадить себя на его место. Платье не было предназначено для верховой езды, и юбки ужасно неудобно смялись, едва только ноги нащупали стремена. Иста нахмурилась, когда грум забрал у нее поводья и повел ее коня под уздцы.

Ди Феррей, увидев слезы в глазах госпожи, перегнулся через луку седла и коснулся ее руки.

– Я понимаю, – ласково произнес он. – Смерть вашей матери – огромная потеря для всех нас.

Я закончила оплакивать ее две недели назад, ди Феррей. Однажды Иста поклялась, что никогда больше не будет ни плакать, ни молиться. Но оба обета были нарушены в те последние страшные дни у постели больной. После этого ни плач, ни молитва уже не имели смысла. Она решила не мучить управляющего объяснениями, что на сей раз она оплакивает себя саму, причем не слезами скорби, а слезами ярости. Пусть он считает, что последняя утрата немного выбила ее из колеи. Но эта утрата действительно последняя.

Ди Феррей не меньше, чем она, вымотанный трауром и приемами прошедших двух недель, не приставал к ней с разговорами, а грум просто не осмеливался открыть рот. Иста поудобнее устроилась в седле и принялась смотреть, как дорога сворачивается перед ней, словно ненужный ковер. Что же теперь ей нужно? Рейна закусила губу, глядя между мерно покачивающихся ушей своего коня.

Через некоторое время уши настороженно приподнялись. Иста проследила, куда смотрит их фыркающий владелец, и увидела, как со смежной дороги к ним приближается другая кавалькада человек из двадцати и такого же количества лошадей и мулов. Ди Феррей привстал на стременах и окинул отряд подозрительным взглядом, но потом успокоился, увидев четырех всадников в голубых туниках и серых плащах, выдающих в них воинов Ордена Дочери, которым предписано обеспечивать безопасность паломников. Группа подъехала ближе, и теперь можно было разглядеть как мужчин, так и женщин, одетых в цвета выбранного ими бога в той степени, в какой позволял гардероб; помимо всего прочего рукава паломников украшали разноцветные ленты в знак их святых намерений.

Два отряда достигли пересечения дорог одновременно, и ди Феррей обменялся кивками с солдатами Дочери, такими же обстоятельными и невозмутимыми ребятами, как и он сам. Пилигримы с интересом разглядывали изящный, но мрачный наряд Исты. Полная, раскрасневшаяся от езды женщина средних лет – она не сильно старше, чем я, – весело улыбнулась ей. Секунду спустя губы Исты сложились в ответную улыбку, и рейна приветливо кивнула паломнице. Ди Феррей направил своего коня так, чтобы оказаться между пилигримами и Истой, но этот маневр оказался бесполезен, поскольку полная дама придержала свою лошадь, а потом, пустив ее рысью, ловко объехала управляющего.

– Да ниспошлют вам пятеро богов отличный денек, леди, – выдохнула женщина. Толстая пегая лошадь была обвешана множеством набитых до отказа седельных сумок, к которым, в свою очередь, бечевкой крепились еще тюки и свертки; вся эта конструкция покачивалась так же ненадежно, как и сама наездница. Лошадь снова пошла шагом, дама восстановила дыхание и поправила соломенную шляпу. Она была одета в зеленые цвета Матери, только какого-то темного оттенка, подходящего, скорее, вдове. Однако на рукаве красовались ленты цветов всех богов: голубая, переплетенная с белой, зеленая с желтой, красная с оранжевой, черная с серой и белая с кремовой.

Немного помедлив, Иста снова кивнула:

– И вам тоже.

– Мы паломники из Баосии, – сообщила женщина, – путешествуем к месту чудесной смерти канцлера ди Джиронала в Тариуне. Ну за исключением сьера ди Брауды, он вон там…

Она указала на одетого в приглушенных коричневых тонах пожилого мужчину с красно-оранжевой повязкой, означающей его принадлежность Сыну Осени. Рядом с ним ехал молодой человек в одежде поярче; он слегка нагнулся к холке коня, неодобрительно поглядывая на разговорчивую даму в зеленом.

– А с ним его сынок, вон он… Красавчик, а? Что скажете? – Паренек выпрямился и принялся смотреть нарочито вперед, заливаясь краской, что отлично сочеталось с ярко красной лентой на его рукаве. Его отец не смог подавить улыбку.

– Так вот, он везет сына в Кардегосс, чтобы посвятить в Орден Сына. Парнишка пойдет по стопам папаши. А церемонию посвящения будет возглавлять сам рей-консорт Бергон! Эх, как бы мне хотелось его увидеть. Говорят, рей ох как хорош собой. Ибранское побережье, откуда он родом, наверное благотворно влияет на юношей. Так что нужно будет как-нибудь подыскать причину, чтобы поехать помолиться в Кардегосс и порадовать мои старые глаза.

– Хорошая мысль, – невозмутимо заметила Иста, выслушав весьма поверхностное, но в целом верное описание собственного зятя.

– А зовут меня Кария. Я из Палмы. Недавно была женой местного седельщика. Теперь вдова. А вы, милая леди? Этот приятель ваш муженек, не так ли?

Услышав такое фамильярное обращение, управляющий замка собрался было придержать коня и оттеснить надоедливую даму, но Иста знаком приказала ему остановиться:

– Не надо, ди Феррей.

Тот удивленно поднял брови, но потом пожал плечами и промолчал.

Иста обратилась к паломнице:

– Я вдова… из Валенды.

– Надо же! Прям как я! – обрадовалась женщина. – Мой первый муж родился здесь. Вообще-то я похоронила трех мужей.

Она сообщила об этом, как о своеобразном достижении.

– Ну, не всех сразу, конечно. По очереди.

Затем дама окинула взглядом траурное облачение Исты:

– А своего-то вы недавно похоронили, да? Сочувствую. То-то вы такая грустная и бледная. Это, дорогая моя, тяжело пережить. Особенно в первый раз. Сначала хочешь умереть – это я точно знаю, самой хотелось, но об этом и говорить-то страшно. Ничего, все вернется на круги своя.

Иста улыбнулась и чуть качнула головой, словно не соглашаясь, но не стала объяснять женщине ее ошибку. Ди Феррею ужасно хотелось поставить паломницу на место, раскрыв высокое положение Исты, а заодно и свою должность, и отправить разговорчивую вдовушку своей дорогой, но Иста с интересом обнаружила, что Кария ее забавляет. Болтовня вдовы ее совсем не раздражала и не было желания ее останавливать.

Тем более что это никому не приносит вреда. Кария из Палмы перечисляла всех своих спутников, развлекая Исту запутанными перечислениями их общественного положения, мест рождения и святых целей. Если предмет обсуждения ехал достаточно далеко и не мог ничего слышать, паломница сдабривала свой рассказ бесплатными комментариями их манер и поведения. Помимо пожилого дедиката Сына Осени и его краснеющего отпрыска в отряд входили четверо членов гильдии ткачей, которые совершали паломничество, чтобы помолиться Отцу Зимы о благоприятном исходе судебной тяжбы; отец с лентами Матери Лета просил для дочери успешного разрешения от бремени; и отмеченная бело-голубой повязкой женщина молила Дочь Весны ниспослать ее дочери мужа. Худая дама в хорошо скроенных зеленых одеждах служителя Ордена Матери, имевшая при себе служанку и двух слуг, оказалась ни акушеркой, ни целительницей, а ревизором. Торговец вином ехал принести благодарность Отцу Зимы и выполнить обет за успешное возвращение своего каравана, едва не пропавшего прошлой зимой в заснеженных горах по дороге в Ибру.

Те паломники, что ехали поблизости, периодически выразительно закатывали глаза, потому что знали Карию уже не первый день и уже наслушались ее россказней. Единственным исключением был весьма тучный молодой человек в белом, правда забрызганном грязью, одеянии служителя Бастарда. Он ехал медленно, пристроив книгу между шеей своего грязного белого мула и собственным внушительным животом, и только тогда, когда нужно было перевернуть страницу, он поднимал голову, окидывал окружающих близоруким взглядом и рассеяно улыбался.

Вдова Кария взглянула на солнце, которое как раз достигло зенита:

– С нетерпением жду момента, когда мы наконец доберемся до Валенды. Там есть таверна, где можно хорошенько поесть и попробовать знаменитых жареных молочных поросят, – она причмокнула в предвкушении.

– Да, там есть такая таверна, кивнула Иста. За все годы пребывания в Валенде она ни разу там не побывала.

Ревизор Ордена Матери, одна из наиболее постоянных невольных слушательниц вдовы, неодобрительно скривила губы:

– Я до мяса даже не дотронусь, – заявила она. – Я дала обет, что на протяжении этого пути ни один кусок плоти не коснется моих губ.

Кария перегнулась через луку седла и прошептала Исте:

– Мне кажется, если бы она дала обет проглотить свою гордость вместо салата, это было бы более веской причиной для паломничества.

Посмеиваясь, она снова выпрямилась; служительница Матери вздохнула и сделала вид, что не расслышала.

Торговец с черно-серой повязкой на рукаве возвел глаза к небу и, ни к кому не обращаясь, произнес:

– Богам ни к чему пустая болтовня. Следует проводить время с пользой, беседуя о высших материях, дабы подготовить наши умы к молитве, а не желудки – к обеду.

Кария бросила на него косой взгляд:

– Или кое-что пониже – для развлечений получше? И вы носите на рукаве цвета Отца! Как вам не стыдно!

Торговец вскинулся:

– Тот бог, которому я собираюсь – или вынужден – молиться, такими вопросами не занимается, уверяю вас, мадам!

Служитель Бастарда отвлекся от книги и примиряюще заметил:

– Боги распоряжаются всеми частями нашего тела, от головы до пальцев ног. Бог есть для всех, даже для каждой части тела.

– У вашего бога определенно низкие вкусы, – заносчиво ответил торговец.

– Боги не оставят никого, чье сердце открыто Святому Семейству. Даже самых высокомерных, – служитель кивнул торговцу.

Кария весело рассмеялась; торговец презрительно фыркнул, но промолчал. Служитель снова уткнулся в книгу. Вдова зашептала Исте:

– Мне нравится этот толстый парень, правда нравится. Говорит немного, но всегда в точку. Мало кто из книжных людей может меня вынести, да и сама я плохо их понимаю. Но у этого манеры что надо. Но все же, я думаю, мужчина должен обзавестись женой, детишками, работать, чтобы прокормить семью, а не гоняться за богами. Вынуждена сознаться, что мой второй муженек не работал, а вместо этого пил… И спился окончательно, к облегчению всех тех, кто его знал, упокойте пятеро богов его душу, – она коснулась лба, губ, солнечного сплетения, пупка и потом сердца, прижав ладонь с растопыренными пальцами к пухлой груди.

Затем Кария поджала губы, вздернула подбородок и крикнула:

– А вы нам так и не рассказали о цели вашего паломничества, Леарнед.

Служитель Бастарда закрыл книгу, заложив пальцем страницу, и взглянул на разговорчивую вдову:

– Верно, я не помню, чтоб рассказывал, – туманно ответил он.

– Да вы все молитесь о том, чтобы встретиться со своим богом, – вставил торговец. – Разве не так?

– Я всегда молила о том, чтобы богиня коснулась моего сердца, – сказала ревизор Ордена Матери. – Моя основная духовная цель – увидеть Ее воочию. И время от времени у меня появляется ощущение, что я ее действительно чувствую.

Всякий, кто жаждет увидеть богов воочию, – большой глупец, подумала Иста. Но отсутствие ума отнюдь не препятствие для общения с богом, это она знала на собственном опыте.

– Ну, об этом молиться не стоит, – заметил служитель. – Для этого нужно просто умереть. А это совсем не сложно, – он почесал второй подбородок. – Во всяком случае, это неизбежно.

– Быть осененным богом при жизни, – холодно уточнила ревизор, – великое благо для всех нас.

Нет, вовсе нет. Если бы ты, женщина, прямо сейчас увидела лицо Матери, то упала бы наземь и, не вставая, прорыдала бы здесь, в грязи несколько дней подряд. Иста почувствовала, что служитель Бастарда со странным любопытством смотрит на нее.

Неужели он один из тех, кого коснулся бог? У Исты была возможность научиться выделять их из толпы. Они, к сожалению, отвечали ей тем же. Или он так смотрит, потому что страдает близорукостью? Почувствовав себя неуютно, Иста нахмурилась.

Служитель жестом извинился и сказал:

– Я еду по делу моего Ордена. Один дедикат обнаружил маленького заблудшего демона, которым завладел хорек. Я везу демона в Тариун, чтобы глава Ордена соответствующим образом вернул его богу.

Служитель Бастарда повернулся к вместительным седельным сумкам, порылся в них, и вместо книги у него в руках появилась небольшая клетка из ивовых прутьев. Внутри нее клубочком свернулась серая фигурка.

– Ага! Вот, значит, что вы там прятали! – Кария сморщила нос и подъехала поближе. – По-моему, самый обычный хорек.

Зверек встал на задние лапки и дернул усами в ее сторону.

Тучный служитель развернулся в седле и поднял клетку так, чтобы Исте тоже было видно. Животное, которое до этого бегало кругом по клетке, замерло под ее взглядом. На какую-то секунду в его похожих на бусинки глазах мелькнул совсем не звериный ум. Иста продолжала бесстрастно смотреть. Хорек опустил голову и стал пятиться назад, до тех пор пока не уперся в стенку клетки. Служитель одарил Исту очередным долгим удивленным взглядом.

– Может, бедняга просто болен? – усомнилась Кария.

– А вы что думаете, леди? – спросил приверженец Бастарда у Исты.

Ты и сам отлично знаешь, что это настоящий демон. Так зачем же спрашивать меня?

– Ну… Мне кажется, что глава вашего ордена разберется, что это и что с ним делать.

Услышав столь сдержанный ответ, служитель улыбнулся уголком губ.

– Верно, это не совсем демон, – он спрятал клетку. – Я бы назвал его, скорее, элементалем, очень маленьким, еще не сформировавшимся. Как мне кажется, он еще совсем недолго в нашем мире и вряд ли начнет искушать людей колдовством.

Демон, конечно, Исту не искушал, но она поняла, почему служителю следовало быть столь здравомыслящим. Демон делает человека волшебником, так же как лошадь делает хозяина наездником, но насколько искусным – вопрос открытый. Так же как и лошадь, демон может унести своего обладателя прочь. Но в отличие от лошади демон не позволит ему спешиться. Прочь из-под опеки Храма, прямо к гибели души.

Кария снова принялась болтать, но как раз в этот момент дорога в замок отделилась от главного тракта, и ди Феррей свернул в сторону. Вдова из Палмы превратила то, что хотела сказать, в веселые прощальные слова, а ди Феррей решительно отвел скакуна рейны подальше от паломников.

Когда они поехали вдоль берега реки, заросшему деревьями, управляющий оглянулся через плечо:

– Какая вульгарная женщина. Держу пари, у нее в голове не найдется ни одной благочестивой мысли! Она прикрывается паломничеством от родственников, которые не одобряют ее безделья, а заодно обеспечивает себе в пути дешевый вооруженный эскорт.

– Вы совершенно правы, ди Феррей.

Иста обернулась и смотрела, как группа пилигримов продолжает двигаться по главной дороге. Вдова Кария теперь упрашивала служителя Бастарда попеть с ней гимны, несмотря на то, что тот, который предложила она, больше походил на застольную песню.

– Ни один мужчина из ее семьи не захотел поддержать ее и поехать с ней, – возмущенно продолжал ди Феррей. – У нее, конечно, теперь нет мужа, но могла же она все-таки найти брата, сына или на худой конец племянника. Мне жаль, рейна, что вам пришлось выносить такое.

Не совсем стройный, но крайне добродушный дуэт донесся со стороны тракта, а потом затих вдали.

– А мне не жаль, – сказала Иста. Улыбка медленно изогнула ее губы. Совсем не жаль.