"Я есть кто Я есть" - читать интересную книгу автора (Джин Нодар)

ТАЛМУДИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

ВВЕДЕНИЕ

Лишенные политической самостоятельности, рассеянные по миру, преследуемые за самобытность и привыкшие уже к потрясениям, евреи переживают в начальном веке христианской эры новую трагедию: разрушение Святого города, Иерусалима, и уничтожение Святая Святых, Храма. По логике вещей трагедия эта должна была предопределить исчезновение самого народа, лишившегося теперь уже как государственности, так и символа религиозного единства. К тому же именно в этот период мир испытывает серию взрывов, выбросивших в небытие чуть ли не все национальные культуры, находившиеся в более надежных условиях, нежели еврейская. Такою взрывною силой обладала сперва греческая, затем — римская, и позже — универсалистские цивилизации христианства и мусульманства. Еврейская культура, однако, не только выстояла, но обрела в этот период новое дыхание.

Как же это случилось? На подобный вопрос немыслимо отвечать однозначно, привлекая исключительно логические, «земные» доводы, или, наоборот, ссылаясь лишь на мистические понятия. Ясно одно: каким бы ни был ответ, он должен обозначить основные слагаемые еврейского духа, в пределах которого мысль чувственна, а страсть осмыслена не просто знанием, но и верой; в пределах которого преданность абстрактному Богу проявялется помимо прочего, в соблюдении обета, данного отцу, и в воспитании готовности к обновлению этого обета у потомка. Весь дух еврейский уже до наступления талмудической эпохи оказался настоен на священном обете самосохранения. Библия и Пророки убедили евреев, что этот обет обусловлен не инстинктом жизни; он одухотворен верой в то, что Израиль несет сйятую миссию, а посему должен жить. Миссия эта не преходяща: вести мир к Божьему Царству. Но если Библия и Пророки предложили народу программу живучести, раввины талмудической эпохи разработали его методику, — как же именно выжить?

Ответ был представлен ими в бесчисленных фрагментах, интепретирующих Тору с ее 613 пунктами запрещений и предписаний, следование которым должно отличать еврея от всего остального мира, отличать ведущего от ведомого. Эти «продолжения» служили одной цели: обнести Тору изгородью, ибо «огороженный виноградник надежнее неогороженного» (Абот Натан, 1:2а). К 200 г. н. э. «изгородь» выглядела уже как шеститомный свод четырех тысяч канонических предписаний на любой случай жизни. Этот труд бы назван Мишной, Повторением. «Повторение» азбуки и тонкостей еврейского духа и уберегли Израиль от плачевной участи тех многих народов, которым повторять было либо нечего, либо, увы, незачем.

Завершив Мишну, еврейские мудрецы отгородились от мира, уйдя в бесконечные споры вокруг новоутвержденных представлений. Эта трехвековая дискуссия, — вылившаяся в 63 трактата-комментария к Мишне, названных Гемара, Исследование, — выявила одну из характерных черт еврейского духа: его диалектичность, что помимо изощренности и демократизма приносит Израилю и долговечность. Не успокоились раввины и тогда, когда в самом начале шестого века основная опасность исчезновения еврейства казалась уже позади, и Мишна была объединена с Гемарой, названа Талмудом, Учением, и воспринята всем народом как воплощение священной мудрости, символ родины и надежных границ. Огромный материал, накопленный в раввинической среде, но не вошедший в Талмуд, был позже заново обработан, собран и на зван Мидраш, Толкование, — еще одна изгородь, обнесенная вокруг Торы.

Между тем, ни одна из изгородей, сохранивших Израилю жизнь, не «отняла» его от остального мира. Мудрость — это также чувство меры, и талмудисты это понимали: «Обносить Тору слишком высокой изгородью не смейте, ибо изгородь может рухнуть, — и погибнут насаждения, которые ей следовало защитить» (Абот Натан, 1:2а).