"Медный век" - читать интересную книгу автора (Булат Владимир)

Булат ВладимирМедный век

Владимир Булат

Медный век

"Рак есть опухоль, порождаемая чёрной

желчью, образующейся из перегара

желтожёлчной материи, содержащей чёрную

желчь".

Ибн Сина "Канон врачебной науки".

"Зачем мне ваше радио? Чтобы скорей

передать в Сибирь приказ о моём аресте?

Нехай себе везут на почтовых".

Солженицын "В круге первом".

"ДИКТАТУРА ТРУДЯЩИХСЯ - политическая

власть трудящихся масс города,

осуществляемая в прочном союзе с трудовым

крестьянством. Устанавливается путём

социалистической революции, свержения

диктатуры феодалов и буржуазии. Д. т.

устанавливается в результате вооружённого

восстания народных масс под руководством

коммунистической партии. Однако, возможен

и желателен мирный путь победы

социалистической революции и установления

Д.т. Учение о необходимости Д.т. для

переходного периода от старого режима к

новому создано Гракхом Бабёфом и Этьеном

Кабэ и в российских условиях развито

С.Г.Нечаевым и В.И.Лениным. Первой

попыткой установления Д.т. была Лионская

коммуна 1831 года. Первой страной в мире,

где утвердился новый режим, стала

Советская Россия, объединившаяся с другими

советскими республиками в СССР".

Краткий политический словарь. 1969 г.

Джеймс Уатт не изобрёл паровую машину. Вслед за тем тайной осталось употребление электричества, - в этом направлении верхом технического прогресса так и остался громоотвод. Некоторые успехи были сделаны в химии и оптике, но наука, за исключением некоторых отраслей, так и осталась на уровне блаженной памяти восемнадцатого столетья. Промышленность развивалась черепашьим шагом, население, измученное холерами XIX века, росло ещё медленнее и к 2000 году едва достигало миллиарда человек. Лучшие умы человечества сосредоточились в сфере гуманитарных наук. Военная мощь по прежнему измерялась в штыках и саблях, моря бороздили парусники, а авиацией именовались армады воздушных шаров. Но разве общественное развитие нуждается в технологиях?.. В 1815 году творцы Венской системы - этого монархического интернационала - были уверены, что закопали чудовище революции в землю, но вскоре быстрорастущие торговые города стали поднимать восстание за восстанием: Париж в 1830, Лион в 1831, Краков в 1846. В 1848-1849 казалось, вся Европа взорвалась в едином революционном пожаре. Его тоже погасили. Потом где миром, где борьбой королевства пришли к возрождению средневековых городских коммун, чьи жители обладали самоуправлением и пользовались особыми привилегиями. В городах кипела борьба буржуазии и мещанства, которое избрало своей боевой идеологией прудонизм. К концу XIX века Европа представляла из себя причудливую мозаику "вольных городов", лишь формально входящих в состав Франции, Германии или Великобритании, на фоне феодальной сельской стихии, где жизнь застыла в средневековых формах. Новая Великая Война 1914 года перелопатила континент. Распались Австро-Венгрия и Германия. В окостеневшей крепостнической России группировки заговорщиков спровоцировали военный мятеж, свергли неспособного к управлению Николая II и сами передрались за власть. Власть досталась нечаевцам во главе с Лениным, которые перебили бакунинцев и народовольцев-эсэров. Как и в XVIII веке толпы французских эмигрантов, русские рассеялись по Европе. Во Франции и Англии город грабил деревню. В Италии режим Муссолини примирил горожан и крестьян созданием корпораций. В Германии же крестьянская стихия под руководством национал-социалистов смела в 1933 году все городские коммуны, страна была объединена фюрером и вскоре приступила к расширению жизненного пространства. Испанские коммуны погибли в жесточайшей гражданской войне - пятой по счёту с начала XIX века. В СССР город также схватился с селом в 1933 году и выиграл - на смену крепостному праву в деревню пришли сельские коммуны колхозы. Тем временем Третий Рейх, объединивший 70 осколков былой Германии, в союзе с Италией начал войну в Европе. Германские кирасиры дошли до Ла-Манша, Афин и Сталинграда, где в упорном сражении их остановили советские. Эти не жалевшие ни врага, ни себя войска дошли до Берлина и положили к ногам советского народа пол-Европы. Иосиф Сталин короновался императорской короной в июне 1946 и жестоко подавил восстания горцев и калмыков. Но его наследники не удержали власти в руках, и новое правительство вернуло советский строй. Франция лишилась всех кроме Алжира колоний еще в годы войны, Англия потеряла их вскоре после. Власть в африканских странах вернулась к племенным вождям, а Индией долгое время правила духовно-теократическая династия махатм. Китайские тайпины вышли из подполья и после долгой гражданской войны вновь захватили власть. Американцы с большими потерями оккупировали Японские острова, но, ликвидировав самурайское сословие, вскоре нажили себе в лице Японии сильного конкурента: японские корветы курсировали к концу XX века по всему Тихому океану. Новое оружие, уничтожавшее противника сфокусированным солнечным лучом, в 1964 году создало клуб привилегированных государств, но уже к 1990 году секрет гиперболоида был раскрыт и другими странами. Советский Союз распался по причине национальных конфликтов и паралича руководства. По примеру восточноевропейских стран в России попытались возродить монархию, но император скончался через полгода, и стали править регенты - Ельцин, а за ним Путин. Европейские деревни хирели, и правительства стали приглашать на работу турецких и арабских крестьян. Те ехали охотно, но селились в городах, вытесняя местных торговцев. Париж стал напоминать Каир, а Гамбург - Стамбул. Тайные мусульманские общества опутали Европу. Одним словом, история продолжалась.

Игорь Сергеевич Сергеев - молодой младший научный сотрудник Российской Императорской Академии Наук заканчивал составление докладной записки о результатах переписи населения Российской Федерации. Рядом с новенькой отличной английской печатной машинкой на его столе лежали сводки с мест листки, исписанные чётким каллиграфическим почерком, стоял канделябр с восьмью парафиновыми свечами и статуэтка древнегреческой богини. "Население России в октябре прошлого года по данным со всех губерний и автономий простирается до 26 миллионов 600 тысяч человек, что на четверть миллиона меньше, чем по переписи 1989 года. Таким образом, после распада СССР Россия сохраняет 48,4 процента его населения. Из 26 миллионов - 10 процентов составляют горожане, остальные - селяне. Население Москвы превышает восемьсот тысяч человек, а население Санкт-Петербурга - 370 тысяч. Сокращение населения за последние тринадцать лет происходило преимущественно за счёт горожан, сельское же население во всех регионах, кроме Сибири, возросло. Определённые трудности представляет исчисление населения мятежной Чечни. Согласно данным Северо-Кавказского генерал-губернаторства, население Чеченского сообщества в составе России не превышает 180 тысяч человек, из которых треть находится в настоящее время за пределами России в Грузии". В кабинет без стука вошел курьер, принес европейскую почту. - Оставьте всё здесь,- кивнул Игорь курьеру и сам в отсутствие начальства стал распечатывать конверт. Лондонские газеты, датированные 24 мая, благодаря попутному ветру достигли Петербурга за пять суток. Игорь бегло просмотрел колонки последних новостей: Самым богатым человеком в мире продолжает оставаться английский фабрикант (в тексте стояло слово factory-owner) печатных машинок и арифмометров Уильям Гейц, и хотя с газетой можно было поспорить - кто считал богатства бомбейских купцов или делийских махатм? - но за последние двадцать лет машинки действительно пришли в каждый офис и контору, сильно потеснив мастеров каллиграфии; НАТО провело учения в Арденнах - задействовано пять тысяч кавалеристов, тридцать тысяч пехотинцев и 600 (!) воздушных шаров; неонацисты в Котбусе осквернили памятник советским солдатам; продолжаются столкновения между израильтянами и палестинцами: 10 мая два израильских воздушных шара сбросили бомбы на штаб-квартиру Ясира Арафата, Арафат при этом не пострадал; получено известие, что два месяца тому назад в Эквадоре произошло индейское восстание, правительство свергнуто, а более никаких вестей оттуда нет; из двадцати девяти миллионов населения Франции арабы составляют уже семь миллионов, и в последние годы они начали расселяться по всей стране; на аукционе Сотби в прошлую субботу продавали редкие фотографии из далёкой Японии. Старинные часы с кукушкой пробили четыре. Рабочий день заканчивался. Игорь запер газеты в шкаф, вынул из машинки отпечатанный лист, расписался на нём и несколько секунд размышлял, идти ли до дома на Детской улице пешком (всего сорок минут) или же подождать конки (можно сделать вид, что ты уже давно едешь или ты - студент, и вообще не заплатить). Над его рабочим столом висела большая картина маслом "Его Императорское Величество Владимир Кириллович ступил на русскую землю в Санкт-Петербурге 7 ноября 1991 года".

У самого выхода со двора Академии Наук - напротив сидящего Ломоносова Игоря окликнул его давний друг Ираклий - младший научный сотрудник с отделения естественных наук: - Привет. - Привет! - Домой? - Да. - Я тоже, только заскочу в "Академкнигу". - Ну что? Купил ваш шеф лошадь? - Да, вчера из Англии привезли. Англо-араб. Вот что значит фирма! - Обмывали? - Да. Они вошли в полутёмную прихожую книжного магазина. Направо букинистический отдел, налево - новые издания. Игорь тут же присмотрел было книгу "Советские и немецкие кирасиры во Второй мировой войне", но затем разорился на трехтомник Сенкевича "Путешествия по трём континентам" - двести пятьдесят рублей. Ираклий приобрёл новое руководство по эксплуатации арифмометра марки Microsoft. - Как у вас на социологии? Приносили европейскую почту? - Да. Ничего интересного. Арабы заселяют Францию, индейцы восстали в Эквадоре, евреи и палестинцы уничтожают друг друга - короче говоря, конца света не предвидится. - У нас вчера был интересный субъект. Я присутствовал при его разговоре с Павлом Георгиевичем. Он хочет создать новую электрическую машину, ловить ею - такой мачтой с шаром со спицами - шаровые молнии и получать таким образом энергию - тепловую, например. Намаялись мы с ним. Грозил, что будет жаловаться Яковлеву, что дойдёт до Путина: бывают же такие субъёкты - как штопор. Павел Георгиевич, положа ему руку на плечо, терпеливо объяснил, что не он первый создает ловушку для молнии, что еще в XVIII веке сотрудник Ломоносова Рихман погиб при опытах с такой же машиной, и что он может жаловаться хоть регенту, но денег Академии Наук отпускают мало, и финансировать самоубийц наше учреждение не может - хотя бы по коммерческим соображениям. - Это что-то вроде очередного вечного двигателя? - Не совсем. С какого же это года Французская Академия Наук не рассматривает проекты вечных двигателей?- Ираклий задумался, но так и не вспомнил, а может и не успел вспомнить, потому что по Менделеевской линии зацокал извозчик, и он бросился его ловить. Игорь шагал дальше: мимо Университета, через площадь Сахарова, чье название глубоко его возмущало, дальше по проулкам к первой линии. Туристический омнибус застыл у Военно-Морского Музея, где работал его однокурсник, над домами пролетал экскурсионный воздушный шар, прохожие в этой части города попадались редко, зато впереди виднелась стая одичавших собак. Игорь обошёл их стороной (при коммунистах собак отстреливали, но за последние пятнадцать лет Человеколюбивое Общество добилось отмены этой варварской практики, и тут же участились случаи нападений голодных стай на ночных прохожих). Действительно, Игорю удалось на Съездовской линии вскочить в конку и притвориться давно едущим пассажиром. Контролёрша зато придралась к его соседу-безбилетнику. Он долго и вежливо и даже без мата объяснял ей, что денег у него нет, более того, сам едет за зарплатой в Гавань. Но кондукторша не унималась и будучи блокадницей заметила, что даже в блокаду все приличные люди ездили по билетам. Безбилетник не выдержал и сказал: - Вот и подохли почти все! И ты подохнешь! - и выскочил из конки. Проехали мимо лютеранской церкви, недавно выкрашенной в серо-голубой колер; на следующем перекрёстке были видны столкнувшиеся два экипажа: один из них оглоблей зацепил задок другого, и, прежде чем затормозили лошадь, оглобля со страшным треском сломалась, а другой экипаж перевернулся - оба седока уже переругивались, а к ним спешили милиционеры в кепи и сияющих на солнце кирасах; в центре небольшого рынка у 7-й линии уличный певун под аккомпанемент маленького оркестра пел под Баскова:

Рыдает и плачет шарманка! В Париже она чужестранка!

Освободилось сидение рядом с Игорем, и он воспользовался минуткой, чтобы набросать свою статью в "Вестник Академии Наук": "Невежественные и самоуверенные журналисты уверяют читателей, что факт уменьшения населения нашей страны в конце ХХ века уникален на планете, и что в богатых странах Запада население растёт. Действительно, в 1897 году в Российской империи проживало 53 миллионов, а сейчас на просторах бывшего Советского Союза около 55, но если сравнить наши показатели с европейскими, картина не такая уж катастрофическая. В результате двух опустошительных войн население Германии, Австрии, Польши, Венгрии, Чехии за последние сто лет уменьшилось, а Босния за последние годы обезлюдила. Приводимый пример Северо-Американских Соединённых Штатов, чье население за годы независимости выросло с 3,9 миллиона до 12, не совсем корректен, поскольку в формировании населения этой страны большую роль сыграла эмиграция из той же Европы, а обе мировые войны обошли Америку стороной". Вот и Детская улица, где в уютной двухкомнатной квартирке жил наш герой со своей молодой женой, очень симпатичной и немного напоминающей Алёну Апину, какой её изображают с ретушью на открытках для меломанов.

Их медовый месяц длился уже полтора года. Они случайно познакомились в Публичной библиотеке в тот самый день, когда на другом конце света ловкие террористы с воздушного шара нанесли удар гиперболоидом по нью-йоркскому деловому центру (об этом в Санкт-Петербурге узнали месяц спустя). Лиля работала администратором в ресторане и уже пришла с работы. На примусе шкварчала картошка, а на столе - датские бутерброды, квас, солёные рыжики и редиска - символ наступившей весны. - Игорь, сходи за водой. Игорь запечатлел на челе супруги поцелуй человека, вернувшегося с работы, и, захватив тридцатилитровый бидон с тележкой, загромыхал по лестнице к ближайшей водонапорной башне. Двигаясь в длинной очереди, он вдоволь наслушался всяческих слухов и сплетен. Говорили опять о повышении цен на воду, о неминуемой отставке Яковлева, о чеченских террористах, об атипичной пневмонии, о том, что бани все закроют, ну абсолютно!.. Игорь продолжил свою любимую игру, запустив в народ слух, что столицу наконец-то вернут в Северную Венецию, и регент уже присматривал место для резиденции на Старопетергофской дороге. Все обыватели сочли это само собой разумеющимся. Таким образом, в 6 часов вечера Игорь и Лиля сидели за столом, и он пересказывал ей последние политические новости, а заодно вспомнил слышанное неделю назад, что Султанат Ачех окончательно отделился от Индонезии и даже флаг у них теперь есть - белые полумесяц и осьмиконечная звезда на красном фоне, - подошёл к большой карте мира над супружеским ложем и карандашом отметил границу. - Сегодня Витя с Алёнкой в гости зайдут,- заметил он после ужина. - Дай я хоть накрашусь,- Лиля смотрелась в огромное овальное зеркало в коридоре (у её родителей когда-то была патологическая страсть к зеркалам они висели по два в каждой комнате, кухне и коридоре.) Игорь приобщил к своей библиотеке новые книги и продолжал: - Мы обязательно с тобой съездим этим летом на Чёрное море. Господи, сколько ж я там не бывал лет?.. С девяносто третьего года. Это когда я последний раз бывал в Одессе и страшно проигрался в бильярд... Сегодня шел по дороге на работу и встретил бывшего одноклассника: он сейчас кафе завёл, а раньше служил в милиции; так он рассказал анекдот, про Ельцина... Ночью в Кремле будит Ельцин Чубайса: "Толик, мне плохо..." - "А кому сейчас хорошо?" Лиля заулыбалась и тоже рассказала анекдот: - Письмо Кашпировскому: "Толик, верни зрение моему другу. Вчера мы отмечали день освобождения Африки от немецко-фашистских захватчиков. На столе появились черти, но он их не видит!" Она прочла в глазах мужа страстное желание и бросила накрашиваться, а потом Игорь лил ей воду в душевой кабинке и вытирал её большим махровым полотенцем. Он каждый год принимал твёрдое решение навсегда уехать от этой сырости и лежалых продуктов - куда-нибудь на юг - в Ростов или Краснодар, где бездонное небо, и ягоды шелковиц раздавлены на пыльной дороге, но она любила белые ночи и йодистую воду этого города, да и куда ехать? это так просто сказать: уехать, а на самом деле... Они уже и не заговаривали об этом. Но сейчас, поглаживая лилину спинку, Игорь принял окончательное решение: новый год он встретит в каком-нибудь из университетских центров Южной России, где мог бы преподавать социологию. Оставалось убедить Лилю продать уютную квартирку и броситься в неведомую ширь южных степей, где казаки отбивают набеги чеченских джигитов, и во всю идёт работорговля. Игорь решил не бить в лоб, а представить дело как служебную неизбежность (Академия Наук как раз сокращала штаты, да и в Краснодарский университет его зазывал дядя по отцу, который проследил генеалогию их рода вплоть до Запорожской Сечи XVII века).

Из забытья их вывел звонок колокольчика. Игорь и Лиля заметушились: он едва успел одеться, а она оправила причёску и накинула длиннополый махровый халат. Гости в одинаковых кожаных куртках, которые в Петербурге носят в любое время года, жеманно раскланялись и попутно одним глазом оценили ассортимент продуктовых полок на входе между внешней и внутренней дверями. - Как давно не виделись!.. - Да, без человеческого общества дичаешь... - Мы тут были вчера на празднике города; больше всего понравилось костюмированное шествие... - И эти... в национальных костюмах были, ото всех наших народов. Гость и однокурсник Игоря - Виктор служил мичманом на флоте и подолгу не бывал дома. Его жена недавно потеряла первенца в месячном возрасте, и они всеми силами старались отвлечься от горя: ходили по ночным заведениям, бывали в Клубе Весёлых и Находчивых, даже подумывали съездить в Прибалтику. Пока Лиля показывала Алёне новую решётку для разрезания картошки, мужчины прошли в комнату, где Игорь продемонстрировал гостю свою гордость коллекцию из 28 маленьких пятидесятиграммовых бутылочек (от "Мартини" до обычной русской водки), потом захлопнул секретер и спросил: - Где был, Вить? Как поживают мартиниканки? Виктор всмотрелся в карту мира: Россия после распада дородного Советского Союза напоминала худую собаку, в Африке - из года в год меняющаяся россыпь четырёхсот негритянских королевств (на них и цветов не хватит), картофельная Америка, фиолетовая Франция, лимонный Китай, Япония, похожая на состарившуюся гейшу, мексиканский гамак над Тихим океаном. Он погрузился в кресло и ответил: - В Америке. - Ну, и как? В газетах как-то туманно пишут, что там происходит; ожидал возвращения Фёдора Конюхова - он всегда делает в Географическом обществе доклады, что и как на белом свете. - То, что клан Бушей там снова у власти, это ты знаешь... (Игорь кивнул) Демократы-мормоны добились запрета американцам принимать участие в Олимпиаде - в Грецию опять никто не поехал - официально, во всяком случае. А зря... Буш - республиканец, но не иеговист, этих больше среди военных. Мэр Нью-Йорка - Джулиани повесил двух врачей, которые рискнули перелить кровь трём больным. Его преемник подтвердил запрет на открытие публичных домов. Мексиканцы, говорят, переходят через границу и нападают на фермы в Техасе и Калифорнии, так нашлись энтузиасты (это в деловой-то Америке!), которые бесплатно будут работать на фермах батраками, лишь бы остановить наплыв латиносов. Вообще, за последние годы там стало куда больше попадаться мексиканских и китайских физиономий. При этом они считают себя самой свободной страной на свете и собираются навязывать эту свободу всем и везде. - А я вот так до сих пор и не знаю, чем там кончилось у англичан в Ираке... В комнату заглянула Алёна: - Мужчины! идите нас развлекать. Лиля зажгла свечи в бронзовых канделябрах. Она успела поджарить свинину на рёбрышках, а Игорь откупорил бутылку старого "Нострадамуса": - Напоминает хороший аристократический салон. Тут Никиту Михалкова спрашивает журналист: "Вот вы раньше вроде демократ были, а теперь патриот. Как это понимать?" - "Погодите, - отвечает Михалков,- когда талибы придут сюда, я буду главным муфтием Москвы!" Алёна моргнула черными ресницами: - А кто такой Михалков? - Это же театральный режиссер, в Москве работает. - Он гимн написал? - Нет. Гимн написал его папа. Это было целое дворянское семейство Михалковых-Кончаловских, вернее, Кончаловская - это мать Никиты Михалкова. У него ещё брат - Кончаловский, но тот в Америку уехал уже давно.

Уже засыпая, Лиля спросила мужа: - Как ты думаешь, она оправилась после этого?.. - Старалась... Но мне кажется, мы не смогли её отвлечь. Лиля положила голову на его плечо: - Кстати, нам тоже надо подумать о наследнике. - Хоть сейчас... - А как назовём? - Разумеется, Игорь, где можно найти имя лучше?! - То есть - он - наследник? - Это уж я тебе гарантирую! Где-то скреблась мышь, по Среднему проспекту проезжали извозчики с фонарями, ещё дальше заунывный собачий вой прервался выстрелом и диким визгом. Игорь хмыкнул. - Что? - Вспомнил, как мы с мамой в последний раз приезжали к родственникам на Украину. После первой ночи они спрашивают маму: "Ну, как выспалась?" - "Всё хорошо, только посреди ночи из чьих то сараев вырвалось трое кабанов, ходили и очень громко хрюкали". - Сколько туда ехать? - На ямщике до Невеля - пять дней, потом по Белоруссии ещё неделя, и Украина - от Чернигова до Могилев-Подольска - неделя, хотя мы всегда задерживались в Киеве. Три недели. Говорят, можно на пересадках по всяким дилижансам, но это неудобно: лучше с одним кем-то договорится. - Завезти может. - Да, я с шестнадцати лет без оружия дальше Петродворца не выезжал. Спи, белочка.

Утром - это была суббота - Игоря разбудил требовательный звонок в дверь. Он едва успел напялить полотняные штаны и безрукавку и бросился открывать. Курьер передал ему письмо от начальника департамента социологии Игоря Ивановича. Было что-то срочное, и наш герой, плохо пережевав три хинкали, отправился (на сей раз пешком) на работу. Солнце сияло во всех лужах, дворники убирали навоз от подъездов, напротив их дома ночью сгорел дом-хрущёвка с первым этажом каменным, а вторым - деревянным, как часто бывает в провинции (а они ничего и не слыхали; вероятно, следствие винных паров "Нострадамуса"), в подворотне милиционеры обнаружили умершего той же ночью наркомана и громко говорили об этом. Игорь Иванович как всегда был в дурном настроении, кивнул Игорю и еще минут пять перебирал бумаги. - Мы хотим вас командировать,- сказал он наконец,- в Севастополь. Курьер МВД по дороге пропал, а с ним и все результаты. Командировочные, лошадь и все документы я вам уже выписал, возьмёте у Зинаиды Петровны. Вашу докладную записку я читал, но без результатов по Севастополю она не годится. На всё это даю вам полтора месяца... ну, максимум вы должны быть здесь к первому августа. Ясно? - Игорь Иванович? - Да. - Поговаривают, у нас в сентябре сокращение штатов... - Не беспокойтесь, вас это не касается... - Нет! я... хотел... наоборот... - Хотите в отставку? - Не совсем. Мой дядя - я вам рассказывал, он преподаёт историю в Краснодарском университете - ещё пять лет назад зазывал меня туда, на преподавательскую работу. Если конечно, вы рекомендуете... Над головой Игоря Ивановича висело большое панно, изображавшее всех тридцати двух академиков России. Начальник откинулся на спинку кресла: - Игорь, сколько людей в нашей стране желали бы жить в Москве или Петербурге... Вас же тянет в глушь, подальше от цивилизации, и вы хотите закончить свои дни малоизвестным преподавателем провинциального вуза в захолустном городишке... Сколько там жителей?- он достал из стола листок и нашёл.- 10 тысяч. - Но ведь я вырос в таком же южном провинциальном городишке с пятью тысячами жителей, где даже двери днем никто на замок не запирал, как в утопических романах. - Неволить не буду. Мы с вами неплохо потрудились эти семь лет. Разумеется, вы остаётесь нашим корреспондентом с правом публикаций. Вернётесь, продолжим разговор.

Каждый раз после разговора с начальником Игорь испытывал смутное чувство неловкости, виной тому - то ли жёлчность Игоря Ивановича, то ли его собственная непосредственность - умение говорить прямо, а не обиняками, но сейчас это ощущение было сдобрено большой надеждой, которую он - терпеливый человек - лелеял уже двадцать лет, с тех пор, как его отец - чиновник строительного ведомства был переведён в Ленинград на эту безумную авантюру со строительством дамбы через Финский залив (как и большинство прожектов эпохи коммунизма - за исключением двух каналов: Беломорского и Волго-Донского - она осталась невыполненной, хотя стоила жизни трём тысячам рабочих и окончательно подорвала союзный бюджет). В общем, Игорь пришёл в великолепное расположение духа, на обратном пути купил супруге в подарок никелированный кофейник и остановился на торговой площади послушать уличного актера, который сначала демонстрировал пантомимы: пьяный возница, генерал, рекламный агент, новый русский купец, а потом спел:

Суетится и психует весь народ! Суетится и психует весь народ! По России мчится тройка Это наша перестро-о-о-ойка!

Верхом, налегке Игорь подъёзжал к Невелю. Он умудрился покрыть четырехсоткилометровое расстояние за четыре дня, хотя один день пришлось из-за ливня просидеть на постоялом дворе под Лугой. Из всех развлечений там была компания картёжников из соседних деревень да огромный рыжий кот, который бесцеремонно лез на колени постояльцам и требовал угощения. Из книг наш герой взял лишь третий том Сенкевича, посвященный Латинской Америке, и еще прихватил на станции в Дно замызганную брошюру "Благосостояние советского народа" за 1988 год. Сосновый бор сменился взошедшими полями ржи, потом промелькнула опрятная деревенька на холме, блестящая окнами на закате. Пасека с огородами, почти отреставрированная церковь, уродливое здание водокачки - всё это осталось далеко позади, а вокруг вновь густой бор, сквозь который пролегла недавно рубленая просека. В памяти Игоря всплывала дорожная карта: еще двадцать километров таким аллюром на юго-запад, и он - в пограничном Невеле. Лошадь достигла опушки и стала вброд переходить речку, скорее даже большой ручей: в воздух взметнулась стая гусей, а почти из-под копыт стремглав полетели два зайца-русака. Игорь взъехал по склону оврага, и тут грянули выстрелы. Игоря не столько испугали, сколько удивили выстрелы и ощущение, что лошадь под ним распадается на части, и он катится обратно в овраг. Он пребольно грохнулся на землю, откатившись от убитой двумя выстрелами лошади, в глазах потемнело, но ни на секунду не потерял сознание. Пистолет в немного дрожащей руке. Разбойники, видимо, решили, что он убит, потому что безбоязненно появились над оврагом на фоне темнеющего неба. Игорь - меткий стрелок застрелил каждого с первого раза. Потом пополз по склону оврага вверх и медленно поднял свою конфедератку на деревянной ручке нагайки - приём старый, дурацкий, но всегда срабатывающий. Выстрелов не последовало: разбойников действительно было всего двое. Потом он долго лежал, глядя в темнеющее с каждой минутой небо, где уже зажигались первые звёзды; он ещё в детстве хорошо знал созвездия и сейчас различил колоссального Геркулеса, уверенно ступавшего по дальним галактическим дорогам; вспомнился Станислав Лем с его звёздными парусниками, вечно летящими к недосягаемым звёздам. Если не считать раненого шесть лет назад вора, Игорю до сих пор не приходилось убивать людей - в армии он не служил, - но это не слишком волновало его. Наш герой следовал простой - как рубленый из дуба стол - философии, согласно которой лучше убить, чем самому быть убитым, а люди, выходящие с обрезом на большую дорогу, снисхождения не достойны; на этой надёжной как корабельный канат философии и держится до сих пор - не смотря ни на что - Государство Российское, да и любое другое на земле. Главная проблема - потеря лошади. В любом городке или на любой станции могли выдать справку для начальства, что лошадь не продана, не пропита и не проиграна, а потеряна в ходе исполнения служебных обязанностей, но для этого пришлось бы заявлять в милицию о двух трупах и т.д. Уголовный кодекс, особенно после недавних поправок, допускал убийство с целью самозащиты, но это потребовало бы дополнительного следствия, внесудебного разбирательства, - вся эта волокита грозила растянуться на месяц и фактически сорвать командировку. Поэтому Игорь решил скромно умолчать о своих подвигах в борьбе с организованной преступностью и на станции в Невеле сказать, что на него напали волки, лошадь задрали, а он еле спасся. Он отодрал от убитой лошади регистрационный номер, по которому его легко могли вычислить (всем городским лошадям полагались регистрационные номера по субъектам Федерации), взвалил саквояж с поклажей на левое плечо и побрёл в сторону Невеля, немного прихрамывая на правую ногу. Вскоре ему попался мужик с телегой, который вез в Белоруссию на продажу банные веники; он сочувственно выслушал рассказ Игоря о волках, посадил "начальника", как он его величал, в телегу и даже прикрыл рогожей от накрапывающего дождя. В Невель они прибыли глубокой ночью; Игорь, не смотря на слабые отказы мужика, дал ему полтинник и очень благодарил. В переполненной станционной гостинице ему выделили тесную мансарду, где он обмылся над тазом с ледяной водой, перекусил охотничьими колбасками и охотничьим же сыром и мгновенно уснул.

Командировочные Игорю выделили поистине царские (его обычный месячный доход едва превышал пять тысяч рублей, а тут на два месяца ему выписали двадцать тысяч). Поэтому, проснувшись по утру под ветхой крышей гостиницы, разбуженный чириканьем птиц, он решил не скупиться, а взять новую лошадь напрокат или нанять ямщика до самого Киева. Станция была забита людьми, едущими в летний отпуск на юга, коммерсантами, курьерами, иностранцами человек двадцать сидело за длинным обеденным столом в станционном буфете. Соседом Игоря оказался военный курьер, который вез очень важный пакет из Кронштадта в Севастополь (о чём он поведал Игорю с сановитой важностью, и вместе с тем вовлекая его в своё поручение), а раз им по пути, предложил в складчину нанять ямщика и продолжать путь вместе до Киева, а там по Днепру доплыть до Каховки - и в Крым. Игорь, который предвидел прескучную недельную дорогу по разбитым шоссе Белоруссии, согласился, и после завтрака они перешли в номер к военному и сыграли в чешского дурака, причем военный проиграл, но уверял, что неделю тому назад выиграл тысячу рублей у двух сослуживцев, причем выше чином - один даже был полковник, причем из почтения к чинам вернул выигрыш без остатка. Такие люди всегда попадаются на российских дорогах; прошло почти два века со врёмен Гоголя и Пушкина, а они не перевелись, без них и Россия - не Россия. Они всегда на виду, никогда не унывают, развеселят любого, окажут помощь, навяжут свое знакомство; с ними уже через три дня кажется, что знаком целый год; рассказывая тысячу историй о себе и о других, они не то чтобы врут, но бессовестно приукрашивают унылую действительность (причём уличить их во лжи невозможно - они тут же докажут, что все это неопровержимая истина); они никогда не читают газет, но в курсе всех политических новостей, и их суждения всегда метче и точнее, чем выводы какого-нибудь педанта, в карьере они порой удачливы, но жизнь для них искусство ради искусства. Я уже говорил, что пока они живы - жива наша страна. Именно с таким человеком в мундире старшего лейтенанта судьба свела Игоря, еще не пришедшего в себя от вчерашнего приключения. Его звали Анатолий, он коренной петербуржец в пяти или шести поколениях - был ярым патриотом родного города, хотя немало поездил за свои двадцать семь лет по России и миру (служил ещё рядовым в охране посольства в Рио-де-Жанейро). Женат никогда не был, но судя по многочисленным рассказам, отнюдь не пропускал мимо себя женский пол. В родном полку - душа любой компании, на войне (а он отличился в чеченской кампании 2000 года) - бесстрашный фаталист, аккуратный офицер, храбрый солдат. По политическим убеждениям Анатолий отрекомендовался как ярый монархист, а когда Игорь заметил, что идею монархизма в России испоганил Жириновский, заявил, что, как только встретит Жириновского, убьёт как собаку, но пока вот не встретил.

Игорь, который и сам обладал некоторыми вышеперечисленными чертами, на фоне нового знакомого почувствовал себя довольно спокойным и умеренным человеком. А тут еще обозначилась проблема со справкой о гибели лошади. Невыспавшийся, с красными глазами, начальник станции (или как их называли по дореволюционному - станционный смотритель - Путин провозгласил скорое восстановление Табели о рангах) внимательно рассмотрел официальные бумаги Игоря, но историю о задранной волками лошади воспринял с нескрываемым скепсисом и даже попросил пересказать заново, думая поймать на противоречии. Он видел Игоря в компании с питерским офицером, а о том у начальника станции ещё вчера сложилось впечатление, как о прожжёном картёжнике, спускающем казённые деньги. Пришлось прибегнуть к старому испытанному способу: дать начальнику станции тысячу рублей (Игорь по природе отнюдь не отличался скупостью, но тут еще три дня переживал) и только тогда получить необходимую справку.

Когда Игорь рассказал об этом злоключении Анатолию, тот схватился, сказал, что сам мог выписать ему по дружбе такую справку (разумеется, бесплатно), обозвал начальника станции вором и ещё худшим бандитом, чем те двое, хотел идти ругаться и отбирать назад деньги, а Игорь, который меньше всего на свете любил всяческие скандалы и разбирательства, отговаривал его; и тут как раз вовремя из Москвы прискакал курьер, прибил к дверям станции указ регента о воссоздании Табели о рангах в честь трёхсотлетия города на Неве, второй экземпляр занёс градоначальнику и поскакал во весь опор дальше - по посольствам России в Европе. Согласно указу начальник станции действительно становился станционным смотрителем, но не последнего, а 9 класса чиновником. Сам Игорь оказывался вровень с Анатолием чиновником 10 класса по гражданской линии - коллежским секретарём, и оклад должен был соответственно вырасти на треть.

- Это всё потому,- объяснил Анатолий,- что в прошлом году был отличный урожай, да и в этом - хорошие виды.

Пока публика обсуждала новый указ, Игорь нашёл подходящего ямщика с двухместной коляской, договорился о тысяче до Киева, и около полудни попутчики выехали из городка, провожавшего их собачим лаем, шумом мебельной фабрики и снова накрапывающим дождём. Чуть более двух тысяч обывателей Невеля на краю России вели тихую, размеренную жизнь без конца и начала, а время делилось на неравные периоды проезжающими курьерами с правительственными указами, да и то, если они касались райцентра.

Расстояние от Невеля до Киева экипаж покрыл за неделю. Они проезжали тихие белорусские деревни, где вечерами на лавках сидели крестьяне, пили водку, закусывали вяленой рыбой, а единственный гитарист что-то горланил, беспорядочно бренча: двухэтажные городки с высокой водонапорной башней, где уже цвели яблони, а неопрятные мальчишки швыряли в проезжающих надкусанной редькой и кричали непристойности. Попадались развалины, оставшиеся от последней войны и не восстановленные, уже заросшие камышом сгнившие пристани на речках, зияющие провалами окон дома, где по ночам водились привидения павших солдат. На станциях их любезно принимал начальник в кожаном кресле под портретом Лукашенко верхом на коне (батька любил показываться народу на коне, а его злопыхатели рассказывали про этого коня множество обидных анекдотов, за которые журналистов сажают в тюрьму). Игорь продолжал швырять деньги, да и Анатолий от него не отставал, а такие проезжане ценятся везде. Развлечений в дороге мало, поэтому наши друзья перепробовали все способы убить время: обсудили все политические темы, рассказали друг другу о своих любовных похождениях, сыграли сто партий в карты на доске для еды, прочитали всего Сенкевича, причем Анатолий, знавший Бразилию не понаслышке, трижды поправил популярного автора, он рассказывал о своей службе в Рио-де-Жанейро, а Игорь - о результатах переписи, которые ему надлежало немного поправить.

- Путин всеми силами борется с партиями в России,- доказывал Анатолий Игорю.- У нас с ними было полное безобразие: каждая партия хотела иметь свой девиз. В США, насколько я знаю, всего два девиза, в Великобритании - три, а у нас на выборах 95-го (я тогда ещё не голосовал, мне 19 лет было, да и был в Бразилии) было аж 25 девизов, а на последних - 14. Сейчас-то хоть, думаю, будет всего три: "Единая Россия", коммунисты и этот выродок.

- А ЯБЛОКО?

- Нет. Явлинский с его либеральным прудонизмом просто смешон, его партия давно превратилась в секту, и они имеют как масоны свои условные знаки и даже руки не подают неявлинцу. Раньше Питер был их цитаделью, а как Болдырев от них ушёл, всё рухнуло.

- Я думаю,- заключил Игорь,- было бы разумно коммунистам объединиться с Путиным и сблизить свои программы.

- А ты - за коммунистов?

- Да. Всегда голосовал. Из эгоистических соображений. Меня никак не беспокоит благосостояние Березовского, и я, как и все добропорядочные граждане, порадовался вести о национализации волжского коннозаводства. И этой - его газеты "Итоги". Рассказывают, Киселёв распустил слух, что будет бежать за границу на воздушном шаре, а потом как Черчилль объяснял, почему этого не произошло.

- Слушай, все хотел у кого-нибудь спросить, кто в курсе: чем там закончилась вся эта история с Наздратенко?

- А, знаю. Он губернаторствовал до 2002 года и боролся с градоначальником Владивостока Черепковым. Этот инфант террибль одновременно заделался атаманом Уссурийского войска и главным шаманом Приморского края: и даже, утверждают, навёл порчу на Наздратенко, и тому действительно занемоглось. Так Наздратенко подал на него в суд: умышленное наведение порчи - ну, нет такой статьи! и все - а Черепков написал цидулю в Москву, что губернатор покровительствует контрабанде, подарил уссурийского тигра японскому премьер-министру и держит наготове яхту в бухте Золотой Рог, чтобы при приближении ревизора из Москвы удрать в США.

Анатолий расхохотался так, что даже ямщик бросил напевать какую-то унылую песню и обернулся к ним.

- Всё в порядке. Езжай!.. Сторонники их как-то раз подрались на центральной площади, и наздратенковцы, вооружившись рогатинами, взяли штурмом градоначальство. Что делать регенту? Он послал туда ревизора Степашина. Степашин добирался полгода, чуть не провалился под лёд на Байкале. И вот - два месяца назад - Наздратенку привезли в Москву, а что с Черепковым - я не слыхал.

- Да, с нашим атаманом любо братцы жить!

Огромный лось внимательно следил за людьми, забравшимися в такую глушь, где мрачные тени еловых ветвей скрывают нехоженые человеком тропы, а у озерца вне времени и пространства сестрица Алёнушка оплакивает братца Иванушку.

На станции в Жлобине с ними было забавное приключение. Они вылезли из коляски и под первыми каплями очередного дождя - лето 2003 года выдалось на редкость дождливым - торопились по узкому проходу между другими экипажами к зданию регистрационной - и это за минуты до закрытия на обед, когда прожорливый начальник станции съедает при закрытых дверях целого гуся с бутербродами, а опоздавшие путники ждут под дверьми, нецензурно выражаясь в его адрес. Тут из под земли вырос аккуратно одетый и причесанный как первоклассник иеговистский миссионер и сразу приступил к делу:

- Могу ли я поговорить с вами, братья, о Книге Жизни и Откровения?

Анатолий плюнул, поскользнувшись в луже от неожиданности, а Игорь прибавил:

- Вы, милейший, выбрали удивительно подходящий момент!

Потом уже в натопленном холле гостиницы, растянувшись в кресле перед камином, Анатолий пожал плечами:

- Как говорила моя одноклассница: дураков и дождь не мочит... Что там у нас с населением по религиозной части?

- Да, этих стало много. Еще очень много армян-григориан.

- Что все армяне к нам после распада Союза переселились, это я знаю.

- Так,- Игорь попытался как дорожную карту вспомнить таблицу вероисповеданий, которую сам же составлял месяц назад.- Православных - всего 37 процентов, мусульмане - 14, старообрядцев - почти шесть, кришнаиты, буддисты, венеды, евреев тысяч сорок. И кстати, коммунисты хотят подать заявку, чтобы их признали конфессией.

- Но подожди,.. как же они тогда будут участвовать в выборах!?

- Не знаю. Как-то об этом и не подумал...

- Где-то я об этом уже читал... А, вспомнил! Перед самым отъездом урывками прочёл роман одного нашего питерского фантаста... Как же его?.. Напрочь забыл,.. это надо же, не могу вспомнить... Ну, в общем, там о таких летающих... как у Свифта - читал? - в Лапуту этот летающий на магнитах остров.

Игорь закивал, растирая затёкшие конечности.

- Вот... И там у него революции не было - до сих пор Царь-Батюшка, и коммунисты - это конфессия. Так что этого следовало ожидать. И ты к ним запишешься?

- Нет, я сторонник развитого феодализма, а коммунизм - так уж исторически сложилось - на сегодняшний момент самая "феодальная" идеология.

- Как же того автора зовут?.. Не читал?

- Я вообще последнее время фантастику не читал. Больше исторические романы.

- И всё-таки, почему ты за них голосуешь? Что у тебя-то общего с нечаевыми и лениными?

- Могу ответить вопросом на вопрос: пошёл бы ты с Христом к этой мрази, которая вокруг него увивалась?.. Нечем крыть?.. Да, я - сталинист. Потому что я смотрю правде в глаза: войну мы выиграли именно благодаря ему, его твёрдому режиму. А отличие сталинистов от антисталинистов не более, чем отличие людей по французской пословице знающих, что нельзя приготовить яичницу не разбивши яиц, от тех, кто полагает, что вполне можно: сами собой из будяков выросли бы оружейные заводы, взвились аэростаты и т.д.

Анатолий промолчал. Тут официант подкатил на столике "уважаемым гостям" ужин из яичницы, ветчины и прошлогодних сморщенных яблок "с бочком". Игорь продолжал:

- Моя мама - филолог (она уже умерла, в сорок семь лет) как-то раз заметила, что во всех романах Достоевского есть один комичный момент: появляется какой-нибудь плебеистый проходимец, ничтожнейший человек, и тут же вокруг него всё начинает вертеться: графы, князья, генералы! Я вообще не театрал, но водил жену на новую постановку "Идиота", с Евгением Мироновым в главной роли - москвичи приезжали. Нет, как мне везло в жизни! Я никогда не сталкивался с героями Достоевского.

- Согласен. Толстовские герои как-то надёжнее. Толстой же писатель-артиллерист, как он славно войну описывает! Стаднюк и Шолохов тоже хороши, но не так!

- Огорчу тебя. Толстой был пацифистом.

- Как? И он в этой дерьмовой компании? Совсем рехнулись! Я раза два командовал патрулём по отлову призывников: вёл с ними разъяснительную работу. Один раз идём в районе Загородного. За полночь. Видим - большая драка: человек десять - две местные банды. Мы их повязали. Я говорю: я найду вашим талантам применение, всех мобилизуем - и в Чечню - оружия вам не доверят, но снимать растяжки будете. Снимать растяжки - лучшее средство от рака и старости! - Анатолий загоготал своему афоризму и подлил в бокалы отличного "Кинзмараули" - специально вёз с собой большую бутылку.

Если никакой формальной границы между Россией и Белоруссией нет после того как ещё Ельцин вместе с Лукашенко спилили (в самом прямом смысле - пилой) пограничный столб в 97 году, то на украинской границе формальности ради записывают паспортные данные, цель поездки и проверяют документы на хранение оружия. За белорусскими болотами и чащами показались украинские пасеки и пирамидальные тополя. Анатолий был ни бэ, ни мэ по-украински, а посему Игорь взял на себя обязанности переводчика. И всё потому, что с некоторых пор иные особо национальные чиновники, прекрасно зная язык Пушкина, предпочитают разговаривать с командировочными на языке Шевченко, а то и Ивана Франко, при этом языка часто не знают, и это мучение продолжается порою по полчаса. Игорь не бывал на Украине десять лет и всюду подмечал какую-то опустошённость, заторможенность, безразличие к происходящему. Казалось, вся страна выпала из хода истории и оказалась во вневременном пространстве, где один день до неотличимости похож на другой, и лишь разные листки календаря их хоть как-то отличают. Деревня, как всегда и везде, пострадала меньше, но города вымирали: большие оружейные заводы, построенные полвека назад и работавшие на заказ из Москвы, закрылись, Россия больше не покупала уголь для отопления, заменив его более близкими к потребителю дровами, украинский сахар никому не был нужен, а в довершение всех бед черноморские порты оказались на отшибе от основных торговых путей. Женщины были, как нигде, дёшевы, но наши попутчики опасались подцепить сифилис и решили подождать до Киева, где недавно появился в продаже какой-то новый медицинский лакмус. Как не печалили эти виды сердце нашего героя, но всё было нипочём в сравнении с чувством Родины, рождавшимся при виде каждого яблоневого сада, каждого пшеничного поля, каждого колодца по пути. В жаркий день истомлённому ездоку так хочется соскочить с подножки экипажа, растянуться привольно на траве в тени плакучей ивы и лежать, поглядывая на далёкую речку, где в камышах кричит очеретянка. Вот так же здесь проезжал шестилетний Игорь Сергеев с мамой в неправдоподобно далёком 1980 году, когда по улицам ходили пионерские отряды в белых рубашках с золотыми пуговицами, преступности не было, в газетах писали: "В то время, как на 30 миллионов американцев приходится двадцать миллионов лошадей, советское социалистическое хозяйство...", а музыкальные шкатулки были дефицитом. В Чернигове накануне их приезда начисто сгорела станция, огонь перекинулся на соседние дома, и теперь на пепелище рылась худая кошка. Уцелевший начальник станции самолично отвёл их в палаточный городок, но палатку пришлось делить с еще одним странником. Этот высокий и нервный блондин сразу же показался Анатолию его троюродным братом из Пензы, но это оказался немецкий коммивояжер Антон Дрекслер, следующий по делам в Нижний Новгород. Он неплохо владел русским и был уроженцем Магдебурга. Анатолий, который как-то раз проездом был в Магдебурге, стал ему рассказывать о достопримечательностях его же родного города, и оказалось, что немец во многом с ним не согласен: и готический собор там не XIII, а XVI века, и сам город не на Хафеле, а на Эльбе, но старший лейтенант и не думал сдаваться. В конце концов, немец из вежливости признал свою неправоту, а Анатолий вошёл в раж и пожалел, что не поспорил на сто марок. Ночью немец, уместившийся в своем спальном мешке между ними, ужасающе храпел, нет, просто выл, и им постоянно приходилось его расталкивать. Из всего общения с ним Игорь вынес только то, что Германия с Францией и Бельгией вышли месяц тому назад из НАТО, а стало быть, сообщение "Times" о военных учениях в Арденнах газетная утка. Это многое меняло, но Игорь еще не знал официальной реакции правительства и мог сколь угодно фантазировать о последствиях. Немец объяснял это личной ссорой штатгальтера с английским премьером, который требовал помощи в иракской войне. Чем там всё закончилось, он тоже ещё не знал.

В Киев они въезжали поздно вечером. За Дарницей уже шли дачи киевлян, Предмостная слобода тонула во мраке, но город на западном высоком берегу сиял огнями, видны были Владимирский Собор и Мать-Родина с уродливо коротким мечом - еще одно творение советской эпохи. Игорь, пока переезжали большой мост через Днепр, рассказал Анатолию, почему меч короткий: в 1981 году, когда поставили эту колоссальную статую, в фундаменте которой разместился музей Великой Отечественной войны, оказалось, что острие меча будет выше крестов Владимирского Собора, а этого делать нельзя и т.д. Меч укоротили. - А зря,- заключил Игорь.- Статуя мне всегда нравилась, вот только игрушечный меч... Близ берега в летнем театре при большом стечении народа выступала Ветлицкая с каким-то ансамблем. Хорошая акустика эстрады далеко разносила песню:

Мы с тобой стоим, а ме-е-ежду нами

Проплывают города. Очень жаль, но ты ко мне-е, я знаю,

Не вернешься никогда.

Вокруг на деревьях сидели дети и безбилетники, а сторожа гоняли их длинными шестами. На перекрёстке стояли два конных милиционера с пиками. Анатолий хотел остановить ямщика и послушать, но Игорь настоял ехать дальше. В хорошей гостинице в районе Зверинца Игорь впервые за неделю вымылся не из ведра, а под душем, потом растянулся на чистой белоснежной простыне и подвёл итог: за две недели он проделал две трети пути, потерял лошадь и растратил четверть денег. В Киеве он решил отдохнуть, поплавать в Днепре, побродить по книжным магазинам и навестить двух знакомых своей юности.

Всякий путь имеет начало и конец, и хотя по простоте душевной можно иной раз засомневаться, есть ли что-нибудь там - за горизонтом, в конце концов, окажется, что рано или поздно достигаешь цели, как бы ни был мал и труден первый шаг. Эти или примерно эти мысли гнездились в мозгу нашего героя, когда он вылез из коляски перед севастопольским градоначальством. Город в 91 году остался за Россией, хотя это долгое время изрядно портило "украинский вектор политики" - как любят выражаться журналисты. Чиновник из отдела статистики покачал головой в ответ на известие о пропаже курьера с результатами переписи: - Даже и не знаю, сохранились ли у нас копии протоколов. - То есть как это не знаете?!- не выдержал Игорь.- Вы обязаны иметь копии протоколов переписной комиссии. Как же это - руководить городом и не знать, сколько здесь жителей? - Молодой человек,- чиновник поправил характерным движением пенсне.- У нас минимум три категории населения: обычные граждане, военный городок и ПЖ-украинцы. Все три категории переписывали раздельно. Протоколы везли разными курьерами. Не знаю, где и искать. - Что же, я сюда зря ехал три недели!? - Постойте,.. одну минуту,- чиновник как в романе Кафки стал рыться в большом горизонтально лежащем шкафу с документами.- Есть. Вот копия пропавшего протокола: это гражданское население. Игорь перелистал страницы: форма соблюдена, но левый нижний угол на первом листе кто-то отгрыз. - Это мыши,- пожал плечами чиновник, вновь поправляя пенсне. Весь его внешний вид - костюм-тройка, галстук, канцелярские счёты на столе как-то не вязались с сияющим за окном голубизной небом, морем, летом, отдыхом, курортом и т.д. Какая уж тут аккуратность в работе. Это для унылого Севера, где длинными зимними вечерами чем ещё заниматься. - Советую завести кошку. Очень советую. Чиновник не обиделся на колкость и ответил: - У меня кум на прошлой неделе получил новый дом. Хотел кота пустить. Так я ему говорю: я тебе наловлю в мешок штук семь-восемь. У нас тут водятся камышовые коты, из них хорошие шапочки детям получаются. Игорь вышел в палящий зной улицы. Отложив проверку и перепроверку протоколов на завтра, он подался к морю, долго плавал на спине, а потом, когда поднялся сильный зюйд-вест и на берег накатывались метровые валы, сидел на песке и бесцельно просеивал его между пальцами. Здесь же он познакомился с нехуденькой женщиной его лет в ярко-белом купальнике, которая когда-то работала преподавателем математики, а последние годы массажисткой, и неплохо провёл вечер этого дня и утро следующего: в её комнате в коммуналке был большой аквариум с рыбками и музыкальная шкатулка на семь мелодий. - Ты видел Путина?- спрашивала она в кромешной темноте, которую и вообразить себе не могут патриоты белых ночей. - Да, совсем недавно. Мы с женой ходили на костюмированный парад на Невском 25 мая и буквально столкнулись с регентом (вокруг него, как рынды вокруг Ивана Грозного, ехали четыре охранника). Портреты его ничуть не приукрашивают. Сильный, умный человек, великолепный наездник. Долго же нам не везло с главой государства. - Ты женат? - Да. - Какая она? - Такая... Она - олицетворение женственности, женской сути, того, что делает женщину женщиной. Всего того, что есть и в тебе... На следующее утро Игорь был накормлен превосходными варениками с вишнями.

Игорь зашёл от палящего солнца в полутемную книжную лавку, где сохраняется специфический запах книг и веков, которым так любил дышать герой Брэдбери, стоят мягкие диванчики, и откуда не хочется уходить. Он проехал дилижансом вдоль южного берега Крыма (в юности изъездил всю Украину, а вот в Крыму не бывал) и из Феодосии собирался доплыть до Новороссийска на галере. Был в музее Айвазовского, осмотрел древнегреческие и генуэзские развалины, купил разрисованную от руки открытку с видом мечети Муфти-Джами. Отсутствие жены несколько печалило, но он утешал себя мыслью, что не пройдёт и двух месяцев, как они будут в Краснодаре, а там как раз уродится виноград, потом фейхоа, потом айва. Странно, но в Петербурге - современном городе, где роскошные альманахи в каждом книготорге живописуют чудеса всего мира, мало кто представляет себе, что такое шелковица - как-то раз Игорю пришлось объяснять это маститому преподавателю истории в университете, когда речь зашла о Великом шёлковом пути: это такое узловатое дерево с ягодами трёх сортов чернильными, красными и розовыми - как ежевика, что ли? На улице собиралась гроза, духота сгущалась, а собаки бесились от доменной жары, и только загорелые мальчишки бегали с обручами в одних трусиках. А здесь - в приятной прохладе, в которой немного от склепа и немного от египетских пирамид, наш герой погрузился в кресло и стал перелистывать альманах "Год планеты" за 2002 год: "Выборы во Франции: в июне 2002 года состоялись выборы в Законодательное Собрание Французской республики, из 577 мест 259 заняли депутаты, прошедшие под республиканским девизом, 140 - под социалистическим, 98 - под монархическим, поражение коммунистов..." Рядом стояла роскошная книга с раскрашенными гравюрами "Монархи Европы": "Карл II - благополучно царствующий эрцгерцог Австрии... Амедей III Савойский - благополучно царствующий король Албании... Царь Симеон в Болгарии... Венгры призвали в 1990 году на королевский престол Святого Стефана представителя младшей ветви Габсбургов - престарелого Роберта... его преемник Лоренц I царствует с 1995 года". Игорь спохватился, что читает весьма интересную информацию, ранее ему неведомую, вынул бумагу, чернильницу и вечное перо из барсетки и стал кое-что записывать. Продавец - старый и седой как лунь словоохотливый диалектик долго следил за увлечённым покупателем, который превратил книготорг в свой кабинет, и лишь с порога позвал его вопросом: - Что, вы думаете, с преступностью надо делать? - Перестрелять,- коротко ответил Игорь и вышел в марево улицы, сбегающей к морю. Он вспомнил свой детский ужас, когда однажды в таком же приморском городке увидел улицу, уходящую вниз к белопесчаному пляжу, а вверху, над домами висели парусники у самого горизонта, и казалось, эта масса воды сейчас прольётся на него и город. Тётя успокоила его, что это всего лишь оптический обман, а на самом деле земля не вогнутая, а выпуклая.

Игорь сидел на складном стуле на верхней палубе большой галеры и против воли отбивал такт барабана. Внизу в полутемном подземелье трюма три сотни каторжников обливались потом на вёслах, и галера быстро скользила по прозрачной глади феодосийской бухты. Прошли мимо дорогого ресторана для отдыхающих на поставленном на прикол корвете времён Хрущёва "Григорий Косынко". - Ваш билет, пан,- раздалось за его спиной, и он вздрогнул от неожиданности, как и несколько пассажиров вокруг. Это оказался давний друг и однокурсник Игоря по университету Андрей Титомиров: - Мир тесен. Стоит поехать на другой конец страны, чтобы тебя тут встретить. - Я тут в командировке от Академии Наук. Курьер сгинул в пути, а меня отправили вместо него. А ты? - Ты ж помнишь, что я работаю в Военно-Морском музее и сейчас направляюсь из Севастополя, где изготавливал модель фрегата "Слава", он же "Москва" это с тех пор как Лужков взял на своё содержание... - До чего мы дожили? Какой позор! Мэр столицы содержит главный военный корабль на Чёрном море, а у министерства обороны нет средств. Тут ещё население сокращается. Нет, я тебе всегда говорил, что нам достался для проживания один из самых отвратительных веков. - Медный Век. - Что-что? - Ну, смотри: был Золотой Век - времена Александра I, Пушкина и т.д. Был Серебряный Век - с ним одно время больно носились... - Помню, увлекался Блоком и Гумилёвым. - А теперь - Медный. - Ты намекаешь на "порчу истории"?.. Согласен. У нас недавно двум сотрудникам как-то разом стукнуло 60 лет - эдакие шестидесятники - один раз эти понятия, как глаза хамелеона, совпадают. Так я на пиршестве, что они устроили, в шутку поинтересовался: согласен ли кто из них поменять свои года на мои, с моим здоровьем, ожидаемой продолжительностью жизни и т.д. Что ты думаешь? Никто не согласился. Один уже на трёх ходит - и тот ни в какую! Помолчали. - Я из Питера уезжаю,- неожиданно сказал Игорь. - До риднойи Вкрайины?- поинтересовался Андрей. - Нет. В Краснодар. Преподавать социологию в провинциальном университете, где и сгинуть в тоске и безвестности - это мне столько гадостей наговорил начальник на прощанье. - Мне он всегда чем-то Бунина напоминал - такой же желчный... Снова помолчали. Рыбачьи шаланды поворачивали к берегу, солнце клонилось к горизонту за кормой, из карцера доносились вопли поротого каторжника. - Завтра будем в Новороссийске. - А эти не взбунтуются? А то как-то тревожно засыпать в таком соседстве. - Нет, экипаж хорошо вооружён. Есть даже многостволка. - Сколько тогда - в восьмидесятые скулили, что галеры - это порок сталинизма, что весь Запад ужасается, глядя на наше варварство! Так оказывается, что в самой демократической из демократических - Франции тоже есть галеры с каторжниками. Смертную казнь в городах отменили, а галеры есть. Может, мы действительно чего-то в них не понимаем? А вот ещё - когда на выборах стал побеждать Ле Пен, анархисты разгромили "Максим" - самый лучший парижский ресторан. Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь на Невском поднял руку на какой-нибудь офис Альфа-банка?! У нас бы уже через полчаса осадное положение ввели. Какой-то малохольный мы всё-таки народ. Мне один попутчик рассказывал, в Латинской Америке партизаны годами ведут войны против правительства или помещиков. - Так то в Латинской Америке! Там тепло. А у нас: денька два побегает партизан по морозу - и побежит греться к начальству. Солнце уже зачерпнуло своим краем моря. Чайки садились на реи. Весла монотонно хлопали об воду с интервалом в десять секунд, как на военном флоте. Впереди вырисовывался мыс Чауда и плоский, суглинистый керченский берег, так не похожий на тот образ Крыма, какой знают читатели журнала "Вокруг света". - Мы ж позавчера узнали, чем там всё закончилось, в Ираке. - Ну? - Корреспондент "Севастопольских рассказов" прислал депешу из Стамбула. - Я был в Севастополе три дня назад. - Англичане с американцами в апреле дошли до Багдада. Хусейн свергнут, но не пойман, и, говорят, ездит по стране и даже не скрывается. - Ну, это я еще полгода назад сказал: он точно останется невредим. - Американцы и англичане контролируют главные города - Багдад, Басру, а вокруг - анархия. Басра страшно разрушена. Шиитские аятолы призывают к джихаду, курды отделились, с оккупантами никто не сотрудничает. - Думаю, всё пойдёт по иранскому варианту, хотя здесь другой случай. - Почему по иранскому? Это будет неповторимый - иракский случай. - Торговые пути опять сместятся. - Да, хотя я не экономист, посмотрим через пару лет.

Ночью Игорь проснулся от гнетущего чувства опасности. Духота в каюте усугубилась. Он открыл стекло иллюминатора и тут понял, что на галере происходит что-то неладное. Слышались крики, даже вопли, стук колодок обо что-то деревянное, потом грянул выстрел. Теперь уже пробудился весь корабль. По коридору между тридцатью каютами пробежал кто-то, крича: - Выходите! К лодкам! Накаркал ли это Игорь (у него был такой талант), сыграла ли роль ночная духота, решил ли какой-нибудь авторитет стать, наконец, пиратом Чёрного моря - этого никто так, в конце концов, и не узнал, но каторжники взбунтовались. Команда, правда, вооружённая, была в явном меньшинстве, а поэтому капитан принял единственно верное решение: эвакуировать команду и пассажиров, а самому подорвать себя с галерой и каторжниками. Двух лодок явно на всех не хватало. К счастью, берег оказался всего в одной миле, и хороший пловец мог рискнуть в установившемся штиле одолеть эту дистанцию. Но ещё надо было отстреливаться, прикрывая посадку других. Каторжники захватили трюм, но в крюйт-камере забаррикадировался капитан, а выйти наружу мятежники боялись - люк держали под прицелом пять матросов, пока старпом усаживал в лодки женщин и детей. Но совсем забыли о вентиляционных люках на корме, и вскоре оттуда раздался выстрел - видимо, у мятежников, всё же было какое-то оружие. Пуля, не целясь, угодила в грудь старпома. Он упал и успел отрубить топором канат, держащий последнюю лодку. На палубе остались несколько матросов и Игорь. Андрея нигде не было видно. Игорь заметался по носовой палубе, схватил спасательный круг из бальсы и пристроил на нем свой дорожный чемоданчик, в котором в непромокаемом полиэтиленовом пакете, заклеенном утюгом, хранились результаты переписи по Городу Федерального Значения Севастополю. Так он и прыгнул в воду, вспомнивши в этот момент почему-то детство и первое погружение в морские воды в Бердянске таким же душным летом 1978 года. Пристёгнутый к поясу круг вынес нашего героя на поверхность. В темноте он различил мечущиеся по палубе удаляющейся галеры фигуры (непонятно, были то ещё матросы или уже каторжники), далёкий берег (с борта он казался куда ближе) и также далёкие лодки, спешащие от галеры. Несколько воплей возвестили, что борьба на галере не закончена: кто-то размахивал перед собой факелом, но тут корпус корабля взметнулся вверх и рассыпался на части - это капитан (ему неделю назад поставили неутешительно-смертельный диагноз - диабет) недрогнувшей рукой поджёг крюйт-камеру. Пылающие обломки осветили всё вокруг, и стали видны в двух кабельтовых искажённые страхом лица людей на лодках. Горящий обломок доски упал почти рядом с Игорем, зашипел и стал из романтически пылающего дерева обычной мокрой головешкой. Игорь плыл, не оглядываясь, несколько раз захлёбывался, но воля к жизни вновь наливала мускулы, и безлюдный берег хоть и медленно, но приближался. Чемоданчик не утонул, и одно это делало борьбу более осмысленной. В полукабельтове от берега ноги обрели твердь дна. Игорь зашатался как пьяный, снова нахлебался воды и, подпрыгивая на носках, ещё продвинулся к берегу. Обернулся. Вокруг не видно ни души: где-то догорали обломки галеры, лодки исчезли с горизонта. На берегу сидел, сдирая с себя мокрую одежду, Андрей и ругался на чем свет стоит. - Привет! Будём живы - не умрём! - Проклятье рода Баскервилей! Двух!месячный труд пошёл насмарку! Придётся возвращаться в Севастополь. Ни денег, ни документов,- Андрей отшвырнул превратившийся в комок мокрой бумаги паспорт. - Капитан взорвал крюйт-камеру. Кажется, там никто не выжил,- Игорь, не раздеваясь, лежал на песке без сил. - Получили досрочку! Дерьмо! - Медный Век...

22 июня 2003 года в час по полудни Анатолий соскочил с подножки экипажа, еще раз попрощался с Игорем и взбежал по ступеням штаба Краснознамённого Черноморского Флота России. Осовевшие от жары офицеры козыряли в ответ на его приветствие. Дежурный капитан III ранга отослал его к молодому дежурному офицеру в большом кабинете с большой картиной в бронзовой раме "Фрегат "Киров" у берегов Ливии в мае 1986 года". Пока офицер регистрировал секретный пакет, скрипя старым пером по веленевой бумаге, Анатолий перелистал лежавшую на столе книгу с раскрашенными от руки гравюрами. - Это наш малоизвестный современный фантаст - Менделеев,- пояснил офицер.Написал роман "Эра Водолея". Представляете, там, по сюжету, в нашей стране до сих пор коммунизм, а в США к власти пришёл Антихрист-Зверь. - Ну... это уж какая-то пародия получается. - Почти. Советские руководители игнорируют американского президента под предлогом борьбы с религиозными суевериями. А реакционное духовенство подстроило взрыв сверхновой и выдало её за новую Вифлеемскую звезду. Хотя по инструкции курьеру Генерального Штаба категорически предписывалось отбывать в обратный путь в день прибытия, Анатолий решил нарушить воинскую дисциплину ради ещё одного дня в залитом солнцем античном Севастополе, где развалины военного времени соседствовали с руинами времен Диоклетиана, а бордели, в силу закрытого характера города, работали под контролем комендатуры. Вечером он в обществе нового знакомого - офицера-любителя фантастики отправился в офицерский ресторан, куда наведываются все красавицы города да и всего полуострова и где подают в промозглом крымском ноябре самый экзотический напиток в России - сбитень. Но сейчас лейтенанты заказали севрюгу в томате с грибами, бефстроганов с жареным картофелем и "Мартини". Гена - штабной офицер (они уже давно были на ты) жаловался Анатолию: - Год назад я написал небольшой очерк на пять страниц - "Мир в 1913 году" эдакий ежегодник, как сейчас любят. Воспользовался служебным положением напечатал на машинке. И вот: прошлой осенью знакомлюсь тут с женщиной: работает в редакции журнала; слово за слово - обещает меня напечатать. Я надеюсь, приношу в редакцию напечатанное, заполняю идиотский тест и... ничего. Я ничего, и она - ничего. Проходит два месяца, и я встречаю свой очерк в журнале, причём под абсолютно другой фамилией (Горшко какой-то никогда бы я себе такой псевдоним не выбрал!) Что делать? Судиться? Как англичанин какой-нибудь? Доказательств, что это у меня украли, у меня нет. Пристрелить, чтоб другим неповадно... Я так ей потом и говорю: "Я всё понимаю: мошенничество - основа честного бизнеса; только, когда обездоленные придут выпускать вам всем кишки, неужели я буду вас защищать?!" Он и дальше распространялся на тему честного бизнеса, переходя на тему женской эмансипации, которую иначе как сатанизмом не именовал, пока к ним не подсели две молоденькие женщины: блондинка и брюнетка. Анатолию сразу приглянулась первая - полногрудая, в синем сарафане и к тому же неграмотная, как оказалось, когда заказывали по меню на дам. Гена и здесь пошёл распространяться по поводу эмансипации и доказал, что грамота настоящей женщине ни к чему, и настоящая женщина... Анатолий явно перебрал: звуки становились всё более сюрреалистическими, пол качался как палуба корабля, что играл оркестр уже было не разобрать (правда, разобрать не могли и трезвые), в другом конце ресторана вспыхнула ссора между двумя капитанами второго ранга: они выхватили кортики, но охрана разняла.

Анатолий родился в городе на Неве и детство провёл в песочнице на Тургеневской площади - в том из немногих уголке города, где царит сельская тишина, а старушки сплетничают на лавочках. Его родители познакомились случайно именно здесь и прожили недолгую, но счастливую жизнь. Папа коренной петербуржец в пяти поколениях с детства хотел быть фотографом и потом всю жизнь отдал этому редкому искусству. Нереализованной мечтой его осталось создание стойкой цветной фотографии, хотя ему удалось продлить жизнь цвета на светочувствительной пластинке с одного часа до трёх. Когда Анатолию было пять лет, отец попал под лошадь, был искалечен и ещё двадцать лет провел в скромной доле неходячего инвалида, окружённый заботой любящей жены. Она происходила из провинции. Её отец - ремесленник белгородской мануфактуры - молчаливый и нелюдимый всю жизнь будто прожил для одного момента - 30 марта 1953 года, когда узнал о смерти Сталина в очереди за зарплатой и громко высказался: "Умер Максим, ну и ... с ним!" Он был избит коллегами, осуждён на пять лет и погиб по пути в места заключения, когда арестантский фургон упал с моста в Волгу. Его дочери тогда минул всего год, она выросла тихой, мечтательной и как многие провинциалки, рвущиеся в столицы, очень себе на уме. Она великолепно рисовала, поступила в ленинградское Мухинское училище, а потом всю жизнь создавала эскизы обоев. Анатолий не унаследовал ни красоты, ни талантов родителей. В детстве он мечтал стать моряком дальнего плаванья, зачитывался Сенкевичем, Стивенсоном, Жюль Верном. Он бредил коралловыми рифами, шумом ветра в парусах корвета, любовался закатом в Торресовом проливе, тонул в бурном Ла-Манше, открывал острова и сражался с флибустьерами. На его счастье даже в наши времена немало ещё осталось неисхоженных уголков земли, да и каждый десятый рейс заканчивается гибелью судна. Провалившись на экзамене в мореходное училище, Анатолий по протекции знакомых отца попал рядовым в морскую пехоту, а через месяц - о, счастливая звезда! - отправился в далекую Бразилию стеречь российское посольство. Многие новички, мечтавшие о море в сухопутной и незнающей качке квартире, на палубе настоящего корабля теряются и едва ли не проклинают свою наивность, но наш герой стойко вытерпел все невзгоды двухмесячного морского перехода, научился управлять парусами, выучил все морские словечки, и даже морская болезнь его не брала, а печень оказалась выносливой ко всем жёлтым лихорадкам. Но прошли годы, и морское увлечение ушло, растворилось в юношеских далях, которые, если начнёшь вспоминать и ворошить прошлое, предстают археологическими Помпеями перед изумлённым внутренним взором зрелого человека. Анатолий продолжал службу кавалерийским офицером, воевал в Чечне, а затем был определён курьером в Генштаб, возвращённый таки Путиным в Санкт-Пететербург. Он жил в казармах при Генштабе со вдовой своего сослуживца, погибшего под Аргуном в марте 2000-го; она тоже служила при Генштабе, в картографическом отделе. "Медовый месяц" их пришёлся на май 2001, когда обоих командировали в Москву. Скромные смотры войск на Марсовом поле в Петербурге ни в какое сравнение не идут с пышными парадами на Красной Площади: чеканят шаг курсанты, цокают копытами гвардейцы-кирасиры Таманского и Кантемировского полков, в воздухе величественно проплывают огромные аэростаты.

Москва не понравилась патриоту Северной Столицы своей суетностью, простоватостью и шумностью. Захотелось снова ощутить себя под сизым небом, почувствовать неуловимую питерскую чопорность, побродить по Эрмитажу, стряхнуть жёлтую листву со скамеек у Кронверка.

И при всём при том Анатолий был сангвиником с сильной долей холеричности. К числу его хобби относилась политика, точнее даже не вся политика, а такой специфический жанр её как партология. Политические партии в его изображении выглядели не столько скаковыми лошадями, на которых он был волен ставить или не ставить, а скорее боевыми петухами, обречёнными на взаимное уничтожение. Как своих близких друзей Анатолий знал всех российских политиков, помнил наизусть все партии России (он завёл особую тетрадь, в которой записывал все новые партии нашей страны, и которая насчитывала уже добрую сотню действующих лиц). Он мог часами говорить о партийных комбинациях, предвыборных блоках, глухих скандалах, политических провокациях, крылатых высказываниях политиков, наглости Жириновского, зауми Явлинского, напряжённой серьёзности Лужкова, пьянстве Ельцина, параноидальности Новодворской. Партии иногда снились ему в фантастических снах в облике оживших цифр и принципов.

"Вот как получается,- говорил он другу,- собираются десять партий, создают блок, выпивают две батареи бутылок шампанского на презентации, уверяют в своей обречённости на успех и абсолютную победу и победоносно получают полпроцента на выборах в каком-нибудь Волоколамске. Всё же забавно смотреть на всё это".

Иной раз он дико жалел об эпохе, в которой ему довелось родиться, мыслями уносился в дали классического галантного века, когда всё было на своих местах: император в Инженерном замке, крестьяне - на барщине, а каждый человек имел чётко определённые права и обязанности. Девятнадцатый век Анатолий люто ненавидел и даже убедительно доказывал, что если бы человечеству грозил Конец Света, лучшей эпохи, чем наполеоновская для него трудно придумать.

Пасмурным августовским днём старший лейтенант ФАПСИ Анатолий Дмитриевич Бутурлин сидел в кордегардии и листал морской альманах за 2000 год. Его сослуживец просматривал свежий номер "Невского времени", уже изрядно перепачкавший его руки.

- О! Из Тамани пишут: каторжники взбунтовались на пассажирской галере, однако, пассажиры успели эвакуироваться, а капитан взорвал галеру вместе с собой и тремястами каторжниками... Тут дальше журналист начинает жалеть погибших заключённых и винит во всём власти...

Анатолий подался вперед, чтобы разглядеть фамилию журналиста:

- Ах ты, святая невинность! Сейчас слезу пущу! Он бы лучше подумал о жертвах этих мерзавцев, но куда там! Когда это журналист скрывал восхищение бандитом с большой дороги?! Для всех этих лавочников и мелких торговцев криминальная среда играет роль едва ли не средневекового дворянства.

- Тут как раз далее о том же: "Безразличие к судьбам заключённых и даже карательный настрой общества всё более и более отдаляет нас от светлых принципов гуманизма и толерантности",- процитировал сослуживец и продолжал.Мой брат тут рассказывал о своем шурине. Тот краснодеревщик - это всегда была аристократическая профессия, вроде ювелира или фотографа - они и в советское время много получали. Завёл он предприятие, так приехали делиться - десять крепких парней с бритыми черепами. Вот я и думаю: хорошо, что мы в форме. Когда по улицам ходят патрули, кем надо быть?

- Командиром патруля.

Подошёл совсем молодой младший сержант и козырнул:

- Товарищ старший лейтенант. Вы должны немедленно прибыть в штаб округа.

Новая командировка оказалась в Париж. Хотя до переноса столицы в град Петров ещё было далеко, новый регент постарался превратить Санкт-Петербург в дипломатическую столицу России. Консульства всех стран пребывали в нём, тут же велась и большая часть зарубежной переписки. В донесении шифрованным письмом запрашивалось наше посольство в Париже о намерениях Франции и Германии после выхода из НАТО, а также содержались инструкции нашим агентам в округе Галлия. Анатолию даже сообщили пароль, который придумывали всякий раз во избежание внедрения подставных агентов.

Никаких приятных попутчиков у Анатолия до самого Парижа не появилось. Ну разве мог быть таковым сумасшедший, с которым наш герой столкнулся на постоялом дворе в Даугавпилсе? Этот нестарый еще человек слишком усердно трудился в сфере рекламного бизнеса - готовил рекламоглашатаев или проклеймеров, как их чаще называют. У него со временем развилась психическая болезнь, а вскоре и буйное умопомешательство. Теперь его за счёт фирмы (бывают ведь и честные предприниматели) везли на лечение в Германию. Пока двое дюжих мордоворотов вели, крепко держа, его через заросший муравой двор, он успел громко-исступлённо крикнуть:

- В джинсах "Джордаш" выросла ВСЯ АМЕРИКА!

А потом тонко захихикал и резюмировал:

- Огненная реклама - лучший способ продвижения товаров на рынок, так свидетельствует ведущий оптовый торговец лошадьми Бородин Сергей Викторович.

Верный старой традиции, наш герой подобно Карамзину вёл в дороге путевой дневник, некоторые из заметок которого должны были пополнить официальный отчёт о поездке. Способность составлять отчёты - родовой признак советских людей, а посему Анатолий бегло, почти ничего не исправляя и не дополняя, скрипел вечным пером в тесном номере третьеразрядной берлинской гостиницы:

"Германия на текущий момент представляет из себя совершенно деградировавшую страну без прошлого, будущего и даже настоящего. Немцы в подавляющем большинстве ведут животный образ жизни, т е. спят, едят, испражняются и работают как волы - по инерции. Весь интеллект нации уходит на дурацкие дискуссии о породах собак и сортах пива. Я не включил в число животных отправлений сексуальную жизнь, поскольку и в этой сфере нация оставляет желать лучшего: рожают не более одного ребёнка, а поэтому численность немцев быстро сокращается. По местным оценкам за последние 50 лет количество этнических немцев сократилось на шесть миллионов, в то время как количество этнических французов - на полмиллиона. Этому, впрочем, есть понятное объяснение - немки в целом очень непривлекательны, особенно, на фоне полек, а многие горожанки исповедуют феминизм, что также пагубно сказывается на их семейной жизни".

Анатолий помедлил, вычеркнул фразу о достоинствах немок и полек и продолжал строчить:

"Страна Гёте и Фридриха Барбароссы забывает своё великое прошлое. В своё время неграмотная американская солдатня уничтожала без разбора все произведения искусства в германских музеях как нацистские, а из нашей зоны оккупации всё было вывезено в Эрмитаж и Третьяковскую галерею. Можно восстановить разрушенные города - в Германии, действительно, уже почти не осталось следов войны, хотя вместо хорошеньких фольварков возведены типовые посёлки из кирпичных домов в псевдоамериканском стиле - не то ранчо, не то кубический ящик; однако, уже никто не напишет картин, не изваяет статуй, не украсит изысканно парков и беседок. Целая страна живет для того, чтобы спать и жрать и работать для того, чтобы спать и жрать. Не дай нам бог такой участи!

Хвалёная немецкая пунктуальность и аккуратность исчезает. На улицах всё больше и больше мусора, дилижансы опаздывают, станционные чиновники берут, не стесняясь, взятки. Человека, который знал былую Германию по книгам, ныне ждёт сугубое разочарование. Немцы живут в два раза богаче нашего, но часто немецкая экономность принимает патологические размеры: целая семья может чистить зубы одной зубочисткой и ходить на работу пешком, хотя есть конка и извозчики.

Турки - единственная живая струя в современной Германии. Когда видишь их шумные базары, их дервишеские танцы на Бранденбургской площади, их статных смуглых черноглазых дев с полузакрытыми лицами, рядом с которыми немки кажутся служанками, нельзя не восхититься этим благородным народом, его самобытной музыкой и невероятно занимательной и глубокомысленной одновременно литературой. Турки держатся сплочённо, хотя соседство с курдами часто выливается в драки и поджоги магазинов и кафетериев. Занявши основные города Германии, турки пытаются проникнуть в сельскую местность, где они захватывают земли и занимаются сельским хозяйством, впрочем, часто безуспешно в силу разности климата и агрономических характеристик Турции и Германии. Тогда они объединяются в банды и нападают на немецкие деревни - с этого и живут. Влияние турок на современную политику Германии огромно, и многие небезосновательно полагают, что выход Германии из НАТО и её последующая антианглийская политика - следствие этого влияния.

Берлин - город с населением до 300 тысяч человек, из которых 60 % турки. Есть конка, пушенная в 1890 году, и три аэропорта. Из достопримечательностей основные - знаменитый берлинский аквариум Берлинариум, ресторан "Макдональдс" и большая мечеть в стиле "айя София" на бывшей Мариенплац".

Наш герой не мог знать, что через три месяца его аналитический труд ляжет на стол регенту и заставит Владимира Владимировича погрузиться в невесёлые думы.

Окончивши писание, Анатолий накинул плащ и пошёл в берлинский Русский клуб - в Германии много попадается русских коммерсантов, туристов и просто бродяг. Здание, напоминавшее что-то среднее между православной часовней и татарской юртой, прилепилось к большому дому посольства, у входа стояли две восковые фигуры - девушки в сарафанах с длинными русыми косами и хлебом-солью. В клубе на эстраде собирал смычки только что выступавший цыганский хор, а в зале за столиками с закусками сидело несколько евреев и (по-русски) обсуждало судьбы России, а один - природный русак с воодушевлением говорил, обращаясь вроде бы ни к кому и в то же время ко всем:

- Все утверждения о кризисе американской экономики и падении курса доллара - слухи и инсинуации, распространяемые безответственными европейскими правительствами. Кое-кто уже дезертирски начал избавляться от долларов в погоне за сиюминутной прибылью. Да, курс доллара падает, но все эти трудности - временные! Пусть мы потеряем деньги, но зато поддержим доллар. Всё иное - лишь мелкое злопыхательство. Не с нашим рылом вмешиваться в мировой финансовый баланс! (и далее в том же духе).

Анатолий не любил подобных сборищ, но сделал исключение с исследовательской целью. Его сосед по столику только что прочёл брошюру некого Янова о русском антисемитизме, и его так и распирало поделиться впечатлениями. В брошюре была глава об антисемитизме Петра Первого:

"Антисемитская сущность политики петровского правительства лучше всего раскрывается на примере несостоявшегося раздела Речи Посполитой. В мае 1721 года банкир Леман обратился поочередно к саксонскому, прусскому и русскому правительствам с предложением разделить Польшу и сам объяснил это: "Господь Бог послал мне эту мысль на разум, и я вознамерился наказать поляков, как самых дурных людей в целом свете". Русский историк Соловьев с антисемитских позиций и без малейшего сочувствия к судьбе Лемана цитирует письмо Петра саксонскому курфюрсту и польскому королю Августу: "Мы, Ваше Королевское Величество, дружебно просим, дабы вы упомянутых жидов Лемана и Мейера повелели взять за арест и учинить им в присутствии князя Сергея Долгорукого инквизицию, и по исследовании сего дела нам над оными преступниками и над их наставниками надлежащую сатисфакцию дать, дабы на то смотря другие впредь в такие важные дела без указу вступать и нас с соседственными государствами, особенно же с Речью Посполитой, ссорить и великими государями так играть не отваживались".

Наконец Анатолий познакомился с красивой турчанкой, изучавшей в Берлинском университете русскую литературу и находившейся здесь также с научной целью. Её звали Нефисэ. Анатолий задержался на целые сутки в её маленьком серальчике со шербетом, кавурмой и лютней, - она неплохо играла и пела. Он пригласил её в Петербург и обещал познакомить со всеми филологами города.

В гостинице дежурный вежливо напомнил, что всё это время номер числился за ним и стол тоже. Наш герой пожал плечами - что всегда раздражает бережливых немцев: рассказывают даже легенду об одной из эмигрировавших в Данию русских великих княгинь, которая заслужила от датского короля, чей дворец стоял неподалеку от её резиденции, замечание - больно много жжёт свечей по ночам; тогда великая княгиня приказала зажечь свечи во всех канделябрах во дворце, а в саду вокруг устроила целое факельное шествие. Немецкая кухня нравилась Анатолию, особенно на фоне польской. Полячки, конечно, самые изящные женщины Европы, но вот национальная кухня сей страны ограничивается тушённой капустой и печеньем - это так контрастирует с чешской, венгерской и украинской.

"Пора в путь,- записывал наш герой в дорожном дневнике.- Страны мелькают перед путником как разноцветные крылья бабочек, он схватывает наиболее яркие оттенки и контрасты. Проносясь на резвом скакуне по главным улицам, он часто и не задумывается, что там - в переулках идёт своя, непохожая жизнь".

На пятнадцатый день пути Анатолий пересекал французскую границу у Страсбура. Две таможни по обе стороны реки являли собой полные противоположности и в то же время красноречиво свидетельствовали о национальных характерах их хозяев. На немецком берегу все действовало, как чётко отлаженная машина, у которой сломалась одна деталь: офицеру ФАПСИ выдали анкету для простого туриста, которую он заполнил, а потом пришлось долго ждать перепроверки и новой анкеты. На французской стороне царила атмосфера ярмарочного балагана: начальник таможни вчера справлял день рождения, и всё еще не пришли в себя от его щедростей и истинно гасконского шика, с которым барон де Клеманж устроил фейерверк и наполнил городской фонтан бургундским; здесь с Анатолия забыли взять въездную пошлину, а он и не стал напоминать.

Зато он наконец вспомнил, как зовут питерского писателя-фантаста автора "Гравилёта "Цесаревич": Вячеслав Михайлович Рыбаков. Это ясное воспоминание, похожее на титульный лист печатной книги, некоторое время еще виднелось в его умственном пространстве, но затем было оттеснено на обочину новыми впечатлениями.

Лошадь понеслась рысью. За таможней сразу же начинались Страсбурские оружейные заводы, которые уже несколько раз переходили от Германии к Франции и наоборот. Сейчас на пустыре шла стройка большого цеха - сотни разноцветных рабочих: арабы, кабилы, французы, негры, португальцы облепили лебёдки. Огромные кувалды забивали сваи. Управляющий строительством прямо здесь же ругался как извозчик: очень дорогая новая землеройная машина на велосипедном приводе сломалась, не проработав и полчаса. Неунывающий инженер, чем-то похожий на Бельмандо, как ни в чём не бывало объяснял управляющему:

- Но мсье, эта машина не может работать на здешних почвах. Тут сплошной мергель. На песочных же почвах она ведёт себя великолепно. На выставке ЭКСПО-2000 она...

Всё остальное тонуло в непрекращающемся грохоте и вое. Наконец пальнула пушка - наступил обеденный перерыв.

Анатолий въехал в городские ворота, и лошадь зацокала копытами по булыжным мостовым старинного города, средневековые улочки которого ветвились в самых неожиданных направлениях. Рядом с Дворцом Европейского Совета стоял караул из четырех французских драгун, и развевались флаги сорока государств. Среди редких туристов на площади выделялось многочисленное семейство необъятного бородатого американского мормона, который сговаривался с услужливым евреем-фотографом - не сфотографироваться ли всем семейством на фоне такого прекрасного дворца, и стоит-то это всего ничего - триста двенадцать долларов за один экземпляр, а фотография еще три часа будет сохранять все цвета радуги, а потом как древнеримская макрель начнёт терять краски, и это тоже непередаваемое зрелище, и ведь в этом дворце с 1949 года заседают европейские монархи, и даже картина есть в холле - огромная, писалась четыре года, а как великолепны кареты итальянского короля и германского штатгальтера! - сделаны фирмой "Фиат" по особому заказу, их макеты тоже в музее, здесь сердце Европы, а вот здесь - прямо на этом месте! - 12 мая 1979 года стоял террорист, который полминуты швырял в кортеж президента гранаты, и полминуты его не могли схватить!

Мормон слушал с открытым ртом и выражением некоторого сомнения на лице.

В тот же самый день Игорь ехал на новое местожительство. Его бричка, размером с небольшую комнату в коммуналке, только что форсировала истоки Воронежа на самом юге Рязанской губернии и остановилась на ночлег на высоком холме. Садилось солнце, трещали кузнечики, слева расстилалось бескрайнее поле с высокой скирдой. Крестьянки с высоко поднятыми граблями шли к соседней деревне, пели песню, но слов было не разобрать. Следовало поехать вслед за ними, попроситься на ночлег к старосте и провести беспокойную ночь среди закашливающихся в плаче детей, мяучащих кошек, злого собачьего лая и скрипа половиц, но вырвавшийся из каменных джунглей большого города молодой человек желал окунуться в глубину России, ощутить эти бескрайне-былинные просторы, это высокое небо, эти тихие уединённые опушки, где современная карета на рессорах и с фонарём на крыше выглядит безнадёжным анахронизмом рядом с камнем у трёх дорог или избушкой на курьих ножках.

Справа начинался вековой бор, переходящий в болото, и замшелые камни замерли в ожидании ночи, когда под комариный писк в укромных местах зажгутся синие огоньки, а суеверный путник, вспоминая песни Высоцкого, будет спешить к огням цивилизации, не оглядываясь на коварные тени, где поют русалки, и горе путнику, если не знает он заклинания от такой напасти: надо на вопрос русалки "Петрушка или полынь?" сказать "Полынь", тогда она загрустит и скажет "Так брось её на тын", а если скажешь "Петрушка", она захохочет "Ах, ты моя душка!" и защекочет насмерть.

Случилось так, что Игорь не знал России, прожив почти всю жизнь на её как и все парадоксы верный - окраине. Что говорить о его супруге, которая в данный момент обрывала листочки с ветки рябины и никогда не выезжала за пределы Петербурга. Для неё расстилающиеся дороги приобретали фантастические траектории, когда взобравшись на высокую гору можно - как в романе Гарсия Маркеса - обозреть пол-России: и златоглавую Москву с восстановленным Храмом Христа Спасителя, на паперти которого Лужков по праздничным дням раздаёт собственноручно милостыню, и патриархальный мир городков Заволочья, где сосновые срубы у речных причалов завалены солёной рыбой, и пахнет смолой и брусникой, и Волгу с бурлаками, тянущими в разных местах огромные баржи, хотя каждый день кого-то из артели хоронят под заунывную пьяную песню, и золотые степи юга с межевыми столбами на краю поля, а дальше лощина и озеро, где казачьи дети купают коней, а на холме появляются визжащие от ярости и азарта чеченские ваххабиты, и казачата постарше с гиком бросаются к ружьям, и залпы чредуются с падением потных коней, а в горных аулах в каменных домах с башнями гордые девушки в бешметах оплакивают погибших во имя Аллаха и Свободной Ичкерии.

Возница и он же охранник с карабином за плечами распряг и стреножил лошадей, спустил с козел сторожевую собаку-добермана и стал разводить костёр. Игорь проводил последние лучи заходящего за поросший лесом далёкий холм солнца и залез в бричку. В её просторном помещение едва могли уместиться молодожёны на узком ложе прямо на полу, а всё остальное пространство загромождали вещи: книжный шкаф, набитый до отказа, сундуки с одеждой, всевозможная утварь, известная карта мира - вещи неповторимые либо же непродаваемые, без которых не обойтись в первые дни на новом месте. Даже заветная коллекция уже в числе тридцати одной бутылочки (добавились светлый коньяк "Курвуазье", водка "Финнмарк" и шотландский виски) благополучно проделала половину пути, в особой шкатулке, завёрнутая в толстый бархат. Лиля готовила скромный ужин, нарезая колбасу и омывая во избежание сальманелёза яйца в мисочке.

Потом она сидела на большом белом камне, случайно приблудившемся к костру, с загорелым за последние дни, обветренным лицом и рассказывала, как её сестра мечтала в юности стать океанографом, как изъездила весь Дальний Восток, ныряла с аквалангом, беседовала с каланами и однажды просидела три дня на небольшом необитаемом острове близ Южно-Сахалинска. Возница никогда в жизни не видел моря и только качал головой, слушая рассказы бронзовокожей блондинки. Он тщетно пытался представить большое озеро без конца и края, но в сознании упрямо всплывал пруд его родной деревни на Тамбовщине, и галдящая стая уток, которых мальчишки ловят на грубую нитку с салом.

Игорь залюбовался женой. Будучи проездом в Москве, они купили в аптеке новый лакмус-определитель беременности, и оная подтвердилась. Ребёнок мальчик, как гарантировал Игорь, - должен был увидеть свет к концу февраля 2004 года. В популярной брошюре гиппократовой школы наш герой вычитал, что задать пол ребёнка достаточно просто: следует точно вычислить чётные и нечётные дни женского цикла - в нечётные зачинаются мальчики, в чётные - и в этом усматривалось влияние пифагорейцев на процесс деторождения - девочки. Самое сложное в этом процессе - сами вычисления; ведь редкий цикл имеет чёткий распорядок, да и грань между днями условна: к какому дню, например, относить четыре часа утра - идеальный момент для зачатия с точки зрения французских сексопатологов?

Игорь на обратном пути успел заехать в Краснодар: дядя уж два с половиной года как умер, но тётя, преподававшая в том же университете высшую математику, оказала ему самый радушный приём и всячески зазывала преподавать на кафедру социологии. С точки зрения ректора, желавшего выдать замуж свою не очень симпатичную дочь, женатость Игоря выглядела явным недостатком, но по всем другим вопросам они нашли общий язык. Игорь написал заявление, пообещал передать несколько трудов в академический альманах и заодно сторговался с чудаковатым армянином насчёт покупки дома - здесь это стоило неправдоподобно дёшево.

Игорь Иванович пожал плечами, когда Игорь повторил свою просьбу, и лишь сказал: "Каши маслом не испортишь". Впрочем, Академия Наук дала Игорю Сергеевичу Сергееву экспедиционное задание - составить доклад о религиозных группах и конфессиях в Кавказском генерал-губернаторстве, а особо обратить внимание на тоталитарные секты и так называемые новые религии. А всевозможные сведения стали попадаться ему ещё в пути.

Деревня белокриницких старообрядцев под Бологое в ответ на назойливые приставания торговцев гербалайфом заманила нескольких человек; они расположились на ночлег в старом сарае, а глубокой ночью сарай был сожжён дотла со всеми агентами. Начальник райотдела милиции - баптист в силу давней вражды к саентологам, чьей дочерней фирмой без сомнения является гербалайф, оформил пожар как несчастный случай, а на запрос из Москвы о судьбе пропавших без вести агентов по распространению гербалайфа лаконично отписал: "Выехали в неизвестном направлении". Впрочем, фирма не очень-то разыскивала своих колумбов.

Под Москвой у развилки трёх дорог, где на ветре меж двух дубов развевался цветной плакат: "Свободу Михаилу Ходорковскому!", их колымага повстречала целую делегацию, возвращавшуюся с Бажовского фестиваля. Бажовцы ныне не так уж верят в скорый конец света, но нынешнее потепление считают пророчески предсказанным в своих текстах, а нынешнего регента обожествляют.

Наконец, вчера Игорь подвёз до Коломны путешествовавшего конестопом испанского епископа. Монсеньор Линарес ехал в Саровскую обитель на конференцию католиков и православных, посвященную борьбе с новыми религиями и сатанизмом, а заодно хотел посмотреть страну не из окон туристического дилижанса, привлекающего напористых торговцев матрешками и поддельным жемчугом.

- Католическая церковь веками противостояла протестантским ересям,падре неплохо владел русским, но всюду вставлял мягкие знаки,- но то был традиционный привычный протестантизм. Сейчас он уходит в прошлое. Англикане сотнями возвращаются в лоно церкви. Лютеране давно бы присоединились к нам, но мешают тонкости в оценке деятельности самого Лютера. Не канонизировать же его? На смену приходят мормоны, иеговисты, саентологи, а то и просто сатанисты, прикрывающиеся розенкрейцерской мистикой и друидической традицией. Мы рады видеть наших восточных братьев во Христе в одном отряде борцов с тёмными силами. Настало время Святому Престолу как в былые времена препоясаться мечом и не щадить немногих для спасения всех.

- Падре,- в полумраке брички блеснули карманные часы Игоря.- я далёкий от католицизма и даже христианства человек, но я всецело поддерживаю вас христиан в этой борьбе. Живи я во Франции XIII века, по первому зову папского престола пошел бы в поход против альбигойской ереси.

Анатолий подъезжал к Петербургу. С Таллиннского шоссе он свернул близ посёлка пленных немцев на Петергофское шоссе и пустил лошадь галопом. Сияло сентябрьское солнце. Навстречу ехали повозки с сеном и небольшие дилижансы с туристами, направляющиеся в Петродворец. Позади осталась бессонная ночь в страшной дыре придорожной станции с тараканами, брешущими собаками и оладьями на прогоркшем сале. Спали вповалку в общей комнате. Офицер ФАПСИ, уже отвыкший от таких походных приключений, проворочался до рассвета на дощатой лежанке с не стираной десятилетиями подушкой. Два мужика-челнока, собравшиеся за товаром в Ригу, негромко разговаривали:

- Вошь - она родится в голове человека от грустных мыслей и вылазит наружу. Ты погляди сколько вшивых сейчас - всё от грустных мыслей. А при коммунистах такого не было...

Анатолий усмехнулся, отметив проникновение этого суеверия на Северо-Запад России - раньше оно было распространено исключительно на Украине и в Молдавии, потом прикинул, что неизбежно подхватил педикулёз в этой корчме, подумал о других неизбежностях, например, о смерти, но тут же оживил себя мыслями о жене и трёхлетнем Кирюше, которые ждут его в Питере, странно, но он - боевой офицер, причём офицер нижнего звена - из тех, что гибнут часто первыми из отряда - думал о смерти лишь в одинокие ночные часы, когда желудок с урчанием переваривает пищу, бесконечные миры с миллионами звезд открыты любому смертному, и каждая секунда может вместить вечную жизнь; вот на поле боя - там не до мыслей о смерти, там надо жить, всюду успевать, жить за счёт противника, умирать там некогда. Анатолий вспомнил безумный бой в ущелье под Аргуном: наша колонна из ста двадцати кавалеристов попала в окружение, чеченцы стреляли со склонов, укрытые кустарником и камнями; пули дважды щелкнули по его кирасе, запаниковавшие было всадники спешились и окружили себя лошадьми - ошибочная тактика: во-первых, противник бил сверху, а не на одном уровне, во-вторых, пули стали косить лошадей. Командир - капитан Прокопенко погиб, пуля попала ему в левый глаз. Тогда младший лейтенант Бутурлин вскочил на его лошадь и под непрекращающимся обстрелом вывел остатки эскадрона через единственный безопасный проход - там были густые заросли орешника и можно было спрятаться. Чеченцы, окрылённые победой, бросились вниз - делить добычу, но очень скоро с восточного склона по ним открыли стрельбу успевшие взобраться кирасиры. Солнце восходило за их спинами и слепило глаза отстреливающимся в лощине. Их командир не стал искушать судьбу и подал сигнал к отступлению - пыль взметнулась из под копыт чеченских коней - они стояли наготове с завязанными мордами, чтоб не выдали себя ржанием, ближе к горловине ущелья. Потери были огромны: погибло 59 человек, ранено 20. Внезапность помогла втрое меньшему чеченскому отряду всего одиннадцать трупов остались без мусульманского погребения.

На нарвской заставе Анатолий повздорил с офицером - начальником КПП тот ни в какую не хотел пропустить его без очереди. Общеизвестно, что москвичи считают самыми скандальными людьми на свете именно петербуржцев, а петербуржцы такого же мнения о Первопрестольной.

Осенний город затих, юбилеи давно миновали, туристы разъехались, на лотках ещё лежали праздничные мандарины - их продавали по дешёвке за счёт градоначальства, гравюрная Валентина Матвиенко смотрела на прохожих с предвыборного плаката. У Нарвских ворот лошадь под Александром неожиданно взвилась на дыбы, но он ловко осадил её, подъехал к мороженщику и, не слезая с коня, купил сахарную трубочку. На Западе мороженое слишком приторно, да и шоколад какой-то не такой, наш - с горчинкой. Вокруг Нарвских ворот тем временем затарахтел парад старинных карет - от средневековых тщательно реставрированных энтузиастами экипажей с гербами Артуа и Лестеров до недавней памяти ЗИСов, вроде того, в котором передвигался не переносивший верховую езду Сталин.

Таня и Кирюша прилегли отдохнуть после воскресной прогулки, но шаги долгожданного папы на казарменной лестнице, чьи стены разрисовывались скабрезностями куда реже, чем в среднем по городу, вернули его пасынку всю беззаботную резвость раннего детства.

- Ну что, котики-мурчики? Заждались? Я еще вчера спешил-спрешил, спешил-спешил, пока не заночевал за Лугой в страшном курятнике. Мне надо срочно принять душ, я могу быть вшивым, а потом сразу к начальству,Анатолий наполнял квартирку привычным шумом. Тане был слишком хорошо знаком этот уверенный баритон, громкая поступь с позвякиванием шпор, глубинный смех и неожиданный юмор нового супруга. Анатолий первым делом распаковал подарки: Кирюше - французский дирижабль с настоящим якорем и аляповатой надписью на боку, Тане - Шанель № 5 и мыло "Камей-классик". Разложил на столе пакеты с дезбактеризирующим порошком, который выдают солдатам и продают путешественникам - пить воду из первых встречных ручьёв, партмане и револьвер в пахучей кобуре.

- Где-где хорошо, а дома лучше,- философствовал широкоплечий хозяин, вытирая голову банным полотенцем после душа.- Как вы тут без меня?

- В то утро, что ты уехал,- рассказывала тёмненькая с круглым личиком Таня, ставя на стол миску толчёной картошки и бутерброды с красной - по случаю приезда - икрой,- Кирюша просыпается, не нашёл своей любимой игрушки и так обиженно говорит: "Папа ушёл на службу и Котапавлика унёс!" Я сразу представила тебя - в форме, при всех аксельбантах и с огро-о-омным плюшевым котом под мышкой!

- Ну, сослуживцы решили бы, что я сошёл с ума, как тот проклеймер в Даугавпилсе,- Анатолий посадил к себе на колено Кирюшу.- Ну что, Котапавлик? Сколько букв выучил?

- Ка и... лэ.

- Эл,- поправила мама.

В нашей стране сейчас можно познакомиться с женщиной трояким способом. Во-первых, можно, имея неограниченное количество денег, купить любую понравившуюся женщину (напомню, что читателей арабских сказок не может не удивлять то особое сладострастие, с которым герои подписывают брачный контракт); те женщины, которые, по их собственному признанию, не продаются как правило отличаются прескверным характером и никому задаром не нужны. Впрочем, экономного и рачительного человека смутит очевидная дороговизна, поскольку те же самые достижения возможны и без таких неоправданных трат. Во-вторых, можно, используя свои таланты краснобайства, галантности и занимательности, свести знакомство с небедной одинокой женщиной и стать чем-то вроде её пажа и Адониса в одном лице. Впрочем, по мнению большинства настоящих мужчин, этот метод весьма постыден, и хотя искренне жаль одиноких женщин, всё это как-то не по-мужски. Наконец, в-третьих, можно не маяться дурью, а просто повести под венец скромную крестьянскую девчушку без комплексов и дистрофических вывихов, именуемых популярными лекторами похуданием, заботливую жену, умелую хозяйку, ласковую мать, колосящуюся женщину, хотя и неграмотную - меньше спорить будет. Главным недостатком в этом случае является то же, что следует считать и достоинством: крестьянка всегда себе на уме, и эта народная мудрость всегда одерживает верх над хитростью горожанина, расслабленного цивилизацией и лишённого всех необходимых навыков борьбы за существование. Таким образом, нет добра без худа, и если читателю удалось избежать всех трёх вышеназванных путей, он имеет полное право считать себя счастливым и везучим человеком.

Таков был основной ход мыслей Александра Александровича Цибульского обрусевшего поляка, мелкого клерка из Федерального управления по финансовому оздоровлению (проще говоря, государственной инспекции по банкротствам), когда он брёл по галерее Гостиного двора, в том месте, где тир и прочие аттракционы уступают место заморским винам, изящным немецким фляжкам, мраморным бюстикам Наполеона и Блэйра, огромным глобусам, стилизованным под старинные карты, золотым перьям "Паркер", кремнёвым зажигалкам со спиртом, мейсенским фарфоровым статуэткам, русским матрешкам в образе всех восьми правителей нашей страны за последнее столетие от микроскопического Николая II до громадного, всевмещающего, портретно похожего Путина. Тысячи свечей отражались в стёклах могучих маятниковых часов, литровых пивных кружках, медицинских барометрах для гипертоников и блестящих геральдических щитах с перекрещенными шпагами и аркебузами. Сонные продавщицы переговаривались с молодцеватыми охранниками в форме, увитой аксельбантами, в нише небольшого кафетерия крашеноволосая буфетчица для привлечения покупателей намалевала себе на левой щеке вопросительный знак, на правой - восклицательный, а волосы заплела в два густых хвостика. Александр, ограничивший свои покупки новой безопасной бритвой со шведскими лезвиями, дополнил посещение Гостинки кофе с шоколадом и чувствовал себя набоковской рыбой в чудесном аквариуме, который имеет все признаки предутреннего сна.

И тут к нему за столик подсела девушка из породы всёвсегдазнаек и вернула его к действительности вопросом-утверждением:

- Здравствуйте. Вы - Борис.

- Нет,- ответил Александр, сохраняя в уголках глаз зачарованность аквариумной рыбы,- я - Александр.

- Постойте. Я должна была встретиться здесь с молодым человеком по имени Борис. Вы случайно не его друг?

- У меня был один знакомый по имени Борис, но он сменил своё имя десять лет назад за тридцать тысяч тогдашних рублей, когда Ельцин в октябре 93 года разогнал регентский совет, а кирасиры взяли штурмом Белый Дом.

- С кем же я буду знакомиться...

- Познакомьтесь со мной, если уж совсем не с кем...

- Сколько вам... двадцать пять?

- Тридцать.

- Вы как-то больно молоды.

- В нашем городе это звучит как комплемент. Хотите кофе?

- Да. Это ваш экипаж с белой лошадью за окном?

- Нет.

- А что, у вас нет ни экипажа, ни лошади?

- Нет.

- Что ж это вы так мало получаете...

- Ну почему? Согласно статистике, средний доход в нашем городе составляет четыре с половиной тысячи рублей в месяц, а хорошая лошадь стоит не меньше тридцати, а то и сто.

- А у меня все друзья - бизнесмены в ландо БМВ, с четвёркой и кучером. Ты был хоть раз женат за свои тридцать?

- Ну, чтобы прожить тридцать лет и никого не иметь, надо быть каким-то особо злостным мизантропом. Разумеется, у меня всегда кто-то был, но паспорт я не проштемпелёвывал.

- И долго.

- Один раз - восемь месяцев, второй - два года, третий - год.

- Недолго. Значит, ты действительно мало получаешь. Вот я была два раза. Один раз - пять лет, а второй - два года.

- И что? Они тоже мало получали?

- Да я сама достаточно получаю! В принципе, жениха ищу, но у меня сложилось впечатление, что все подходящие мужчины уже женаты.

- Да? А у меня сложилось аналогичное мнение по части женщин, хотя лично мне везло.

- Вот как. Кто ты по национальности?

- Поляк.

- Знаю. Мой первый муж был поляк.

- Ну вот - это тебе должно быть знакомо.

- Знакомо-знакомо. Такой жадина был! Жидил за каждой копейкой.

- Во-первых, это явно не польская национальная черта, а во-вторых, как это такая предусмотрительная девушка как ты вышла замуж за жадину?

- Так он не сразу стал таким.

- Ага, постепенно ожаднивал?

- И где же ты работаешь?

- В Федеральном агентстве по финансовому оздоровлению.

- И чем ты там занимаешься?

- Составляю документацию по обанкрочиванию предприятий. Слыхала о злоключениях "Красного треугольника"? Моя работа.

- Да. Прессой всегда интересовалась.

Девушка вынула из сумочки помадку, но тут же перепачкалась разваливающимся стержнем:

- Вот уроды! Это я только что купила в "Пассаже" сегодня. А они меня ... захотели. Но я принципиальна. На прошлой неделе купила банку маринованных грибов, открыла, а они воняют. Так я пошла в магазин, я там всё перевернула, и они мне дали две банки, извинились и ещё денег приплатили лишь бы я директору не жаловалась. Так-то.

- А еще на день рождения не приглашали? Надо было просто насильственно накормить продавца этими грибами.

- Так, пойду ругаться. Прямо сейчас. Ты мне оставь свой адрес. Я тебе визитку пришлю. Даёшь адрес?

Александр дал ей адрес старого слепого шарманщика в двух кварталах от его дома на Малодетскосельском проспекте и ожидал, вспомнит ли девушка своё имя, но она уже собралась и, не допив кофе, устремилась к новым битвам за права потребителя. Александр окинул взглядом витрину кафетерия с похожей на Мальвину из сказки Толстого буфетчицей, и её образ разбудил несколько приятных воспоминаний.

Он прошел в большой зал на выходе из Гостиного двора на Садовую, известный как место деловых и не очень встреч питерцев. Тут же на огромном экране каждый ожидающий мог написать всё, что душа пожелает - так повелось еще десятилетие назад, а сейчас это был последний оплот гласности в городе. Несложное устройство вращало два барабана - один разматывал свиток картона внизу, другой сворачивал на семиметровой высоте. Одно высказывание сразу обратило внимание Александра:

"На том свете евреи и антисемиты собраны в одном месте. Почему? Чтобы ни тем, ни другим не было скучно.

Виталий из Череповца".

На Садовой линии среди реклам и проспектов выделялось большое объявление для желающих заняться дельтопланерным спортом: Александр запомнил адрес - куда обращаться и побрёл привычной дорогой домой. Опадали желтеющие листья во дворе Суворовского училища. У Апраксина двора он едва не попал под лошадь - оглобля просвистела в нескольких сантиметрах от правого уха, и пронзил окрик возницы:

- Жить расхотелось! Очкарик!

Глухая обида мучила Александра до самого дома, но в почтовом ящике его ожидало письмо, и это сразу же изменило ход мыслей. Письмо было отправлено из Краснодара - судя по штемпелям - месяц назад, а на конверте раскрашенная гравюра с портрета Пушкина к 200-летию. Давний друг и сокурсник Игорь писал:

"Привет! Наконец-то добрались до Краснодара. Надо сказать, что Игорь Иванович оказался не прав - это не захолустный городишко, а быстрорастущий южный центр с университетом, универмагами, петушиными боями, и даже есть французский культурный центр. У вас там сейчас уже опадают желтеющие листья грустных питерских скверов, а здесь ещё лето: виноград, панамки от солнца и бесконечные дороги, обсаженные пирамидальными тополями.

Доехали хорошо. Купил неплохой домик (всего за пятнадцать тысяч!) Вообще, я со своими капиталами выглядел представителем имперского центра на национальной окраине. Уже сегодня преподавал: университет счастлив заполучить "столичные кадры". Хоть жена работать не будет, - ты же знаешь мои здравые принципы.

По дороге собрал много материалов по всевозможным культам и сектам. По части народных верований Россия не менее пестрая страна, чем Китай или Бразилия.

Тут сегодня узнал новые подробности о ситуации в Ираке (до вас они не доходят). Продолжаются ожесточённые бои на всей территории. Под Эль-Фалуджей ансары разгромили эскадрон британских королевских улан. Саддам Хусейн жив. В лагерях террористов готовят сотни смертников: каждый день нападения на израильтян, британцев и американцев. Уже видел золотые дирхемы. Пришлю как-нибудь одну штуку в твою коллекцию. Сейчас курс 112 рублей за дирхем".

Игорь дописывал очередную статью о религиозных меньшинствах Северного Кавказа:

"Адвентисты, численность которых в Ставропольском крае не более 120 человек, испытывали определённые трудности по причине заметной возрастно-половой диспропорции: на 30 женщин брачного возраста (от 18 до 35 лет) у них приходится всего два мужчины (в т.ч. 19-летний паралитик с задержкой речи). Поскольку браки с представителями иных конфессий адвентистам не рекомендуются, часть женщин подбила пятидесятилетнего пастора создать гарем. Это категорически не понравилось остальным членам секты, которые усмотрели в произошедшем мормонскую ересь и явное стремление пастора к многожёнству и исключили его из общины. Сейчас отделившиеся 12 женщин во главе с пастором именуют себя Подлинной Церковью Царства Божия На Земле, а прочие сохранили прежнее название - Христианская церковь пришествия".

Дописал, откинулся на спинку кресла и перевёл дух. Получалась неплохая монография, и наш герой буквально чувствовал её вкус на устах.

Сегодня ректор давал званный ужин, и надо было поторопиться к семи вечера. Игорь уже успел перезнакомиться с большей частью коллег, прослушать от одного из них лекцию по высшей математике, теории множеств и числах меньше нуля, но не отрицательных. С другой - профессоршей истории - Игорь вдрызг поспорил: она ненавидела Сталина до такой степени, что наш герой в конце концов заявил:

- Я бы оправдал Сталина по большинству выдвигаемых обвинений, за исключением Ашхабадского землетрясения 48 года. Сталин вполне мог его предотвратить.

На большой теплой лежанке Лиля, свернувшись котёнком, лузгала семечки и просматривала какой-то женский провинциальный журнал. За окнами - серый декабрьский день, без снега, растаявшего вчера, зато с сизыми тучами, прозрачными садами вокруг и заблудившейся бурой коровой, которая объедала картофельную ботву с крыши соседского сарайчика.

Игорь присел на лежанку, обнял Лилю, погладил наследника, которому сидеть взаперти еще три месяца. Как заметил герой Юлиана Семёнова, беременность делает женщину ещё более очаровательной, и это вполне относилось к его супруге.

- Пойдешь со мной на ужин?

- Нет. Ступай уж сам, только не заглядывайся на дочку ректора.

- Причем здесь дочка ректора? Я больше опасаюсь, что там будет эта ненормальная из Теософского общества. Опять будет портить всем аппетит своими лекциями о вегетарианстве.

- Тогда я тебе ничего на ужин готовить не буду. Вчера покупала адыгейский сыр. Какой-то особенно вкусный.

- Не беспокоит.

- Слава богу, нет. Да, уж недолго осталось. Врач говорил, не позже первого марта.

Итак, ректор давал званный ужин. Для этого целую беседку, увитую виноградом, покрыли брезентом, как обычно делают на юге по случаю похорон или свадеб. Южное хлебосольство и гостеприимство раскинулось множеством закусок и разносолов под красивыми канделябрами с яркими свечами. Игорь подсел к бастурме и вышеупомянутому математику - они располагались рядом - и был втянут в долгую беседу о демографических процессах в современной России. Слева белокурый лингвист успел уже провозгласить два тоста, в т.ч. в честь хозяина.

Сам хозяин пребывал в дурном расположении духа. Сегодня утром ему пришлось улаживать очередной внутриуниверситетский конфликт. Еврей-профессор, преподаватель риторики, прочёл у Гумилёва, что восставшие под руководством сына мелкого предпринимателя Хуан Чао в IX веке китайцы перерезали еврейское население Гуанчжоу-Кантона, и решил по мере сил отомстить китайцам. На другой же день на лекции он аргументировано доказал студентам, что все китайцы - свиньи. Единственному студенту из Китая, присутствовавшему на лекции по межвузовскому обмену, это почему-то не понравилось, и он дал еврею по морде. Извиняться друг перед другом они категорически отказались.

В числе гостей выделялась американская пара, приехавшая в Краснодар по научному обмену. Муж - семидесятилетний, огромного роста и комплекции, здоровый как бык из Чикаго, под стать своим предкам-лесорубам - Дуэйн Шульц прибыл в Россию с целью осуществления грандиозного проекта - изучения и классификации надписей на стенах сортиров. Под этот амбициозный проект Фонд Сороса выделил Бредслейскому институту сравнительного языкознания имени Владимира Набокоффа круглую сумму в полтора миллиона долларов, и работа шла полным ходом. Лингвист налегал на осетрину и адыгейский сыр и не очень сосредотачивался на беседах, хотя сносно знал русский язык: русские казались ему безнадёжными снобами, ещё хуже, чем немцы, вдобавок в местном университете не было никаких спортивных команд, а юмор местной команды "кавээнщиков" он счёл чересчур заумным и непонятным обычному человеку. Его супруга, годившаяся ему в старшие дочери, воспользовалась случаем прочесть в России пару лекций о толерантности и религиозной терпимости по линии Брайсландской ежегодной конференции по вопросам религиозной свободы и терпимости во главе с Долорес Гейз. С ней у Игоря третьего дня случился инцидент: на очередной лекции, когда Ронда, - она не знала ни слова по-русски, благо муж переводил - увлекшись, плавно перешла от религиозной терпимости к расовой и задала слушателям риторический вопрос: как отнеслись бы они к тому, что их сын женится на девушке с чёрной кожей, Игорь, немного убаюканный монотонностью перевода, подал голос:

- Позвольте заметить, что я всего шесть раз в жизни живьём видел негра, а единственная девушка из них уже имела белого супруга. Так что рады бы, но негры у нас не водятся.

Трудно сказать, поняла ли лекторша суть сказанного и переведённого ей, но, когда вечером в гостиничном номере муж вновь пересказал эту реплику по-американски (американский язык уже лет сто как отпочковался от классического английского), она страшно расстроилась и про себя дала определение Игорю - "foreigner undesirable".

А там - в зале сидевший рядом с Игорем историк-абхаз, в фундаментальном труде "Абхазы во времена фараонов" справедливо доказавший автохтонность абхазских племён в границах отбивавшейся от грузин Абхазии, решил что слово "чёрный" относится к нему лично, страшно обиделся и позже сказал своему другу историку-армянину, прославившемуся своей монографией об армянских чемпионах античных олимпиад:

- Как они расистами были, так и остались.

На что заведующий Кафедры вспомогательных исторических дисциплин Абел Ашотович пожал плечами и ответил:

- А знаешь, как они белую расу называют? Кавказцы.

Появилась Маша - дочь ректора. Старая поговорка: на детях гениев природа отдыхает - к ней отнюдь не относилась, хотя трудно было назвать "синим чулком" эту полногрудую, статную двадцатитрёхлетнюю девушку с двумя косичками, которая, очень вероятно, наедине с любимым человеком перемежала неистовые любовные ласки с беседами о Гете и исторической роли армянской диаспоры в древней Эфиопии. Впрочем, любимого человека у неё не было. Ей сразу понравился Игорь, и она не упускала случая подшутить над нашим героем.

Ещё со студенческой скамьи эта "упрямая дамочка" - как она себя рекомендовала - избрала одну из самых любопытных наук, какие изобретал человек за последние века, - историософию. Суть сей дисциплины (ежели кто не знает) в анализе и оценке самих по себе исторических трудов, их связи с господствующими в наше время политическими симпатиями и антипатиями, короче говоря - причин и следствий оруэлловской поговорки: кто владеет прошлым, тот владеет настоящим. В данный момент она закончила для университетской типографии корректуру брошюры "Маздакитское движение в Иране V века в зеркале современной политической борьбы в России". Три года тому назад эту тему затронул самодовольный московский журналист Евгений Киселёв - в своём пространном эссе, где помимо всего прочего объявил, что блатной мир России был единственно реальной альтернативой тоталитарно-коммунистическому режиму. За маздакитов заступился лично Геннадий Зюганов, который на митинге в Сокольниках прочёл трудящимся лекцию о том, как трудящиеся средневекового Ирана под руководством Маздакистской партии отбирали у зажравшихся дехкан-помещиков виноградники и гаремы. В ответ пламенная Валерия Новодворская с двумя товарищами организовала пикет перед зданием иранской дипломатической миссии под лозунгами "Смерть маздакитам-коммунягам!" Следующим летом Эдвард Радзинский в Центральном доме литераторов уже читал курс лекций по истории и культуре Сасанидского Ирана, а несколько эмигрантских антихомейнийских группировок обосновались в Москве в надежде на помощь российского правительства, их надежды, правда, были развеяны специальным заявлением МИДа об укреплении и развитии российско-иранских взаимоотношений в духе концепции многополярного мира.

Наступил тощий, бледный, сероглазый, авитаминозный, блещущий солнцем в лужах талого снега питерский апрель. Игорь вновь был в городе на Неве. Он привёз рукопись своего труда о религиозных группах и ещё несколько мелких работ. Прямо с заставы зашёл в ближайшую рассыльную контору и разослал по городу три визитки (по сто рублей каждая), заехал к Андрею Титомирову и остановился у него на ночь глядя, а на следующий день после нудного семинара по гендерной социологии столкнулся у Арки Главного Штаба с садившимся в коляску извозчика Анатолием.

- Долго будешь жить! Я проходил мимо Арки и тебя сразу вспомнил.

- А что? Потянуло назад - к финской луже!? Сидай! Куда тебе?

Друзья не забыли зайти в фешенебельный магазин "Извозчик на Невском", где продавались все мыслимые разновидности упряжи, сёдел, нагаек, подков, колёс, жокейских костюмов и прочего, и прочего, и прочего. Те, кто помнят вечный дефицит ездовых товаров в недавних восьмидесятых, когда за хорошей подковой - чтоб не слетела у лошади с копыта на первой же версте приходилось ехать в какую-нибудь валдайскую деревню, где хитрый рыжий мужик - шорник и кузнец по совместительству - долго щурился, делал не торопясь замеры копыт, подков, мучительно выбирал из необъятного короба нужный гвоздь, успокаивал лошадь какими-то заклинаниями, а в это время неуклюжий "городской", сидя на небольшом валуне, счищал кнутовищем грязь с сапог и пытался, коротая время, подозвать тощего хозяйского кота-подростка, все, кто помнят эти безрадостные часы такой короткой жизни, не могут не умилиться при виде прилавков, ломящихся от блестящих уздечек и шпор, и в такие минуты совершенно забываешь о невыплатах жалования в целых губерниях, повальной наркомании и криминализации правоохранительных органов.

Первым делом Игорь узрел большой рекламный плакат, на котором две бабки вылупились на покупателя, у одной лоб занимал три четверти лица, а у вторая напоминала карикатурного английского политика с подбородком на пол-лица. Подпись соответствовала сути этого гипернатуралистического шедевра: "Смешные бабки за хорошие вещи". За неимением настоящего автора рекламы Игорь обратился напрямую к молодому продавцу-консультанту в ярком жокейском костюме и с лакированными волосами:

- И что? Это действительно смешно? Кто-нибудь уже смеялся над этим психозом карикатуриста?

Анатолий кивнул и подыграл Игорю:

- Ибо, как сказал Аристотель, смешное - это, скорее, ошибка, чем безобразие!

Молодой человек, у которого на лице были написаны восемь с половиной комиксов, понял, что его ругают, но никак не мог понять за что. Чтобы утешить это страдальческое лицо, Анатолий купил хорошую немецкую нагайку (у старой треснула рукоять), потом примерил шпоры с колёсиками и тоже купил.

- Вот, вырастили на свою голову,- дал волю словам Игорь, тоже купивший новый хлыст, когда они вышли к перекрестку Невского и улицы Марата.- Надо кнутом вбивать в эти позолоченные головы античную риторику, иначе скоро только мы вдвоём будем знать, кто такой Аристотель.

- Ты преувеличиваешь мудрость древних. Аристотель ругался с зеленщицами на рынке и нерадивыми каменотёсами не меньше нашего. Что у вас там за сабантуй?

- В честь моего приезда. Вчера вечером послал визитку Саше. Познакомлю вас заодно. Он меня пригласил на распитие отличного азовского букета. Знал бы, привёз пару бутылок "Алазанской долины".

- Последнее, что я пил, было "Фетяска" - неплохое молдавское вино.

- Знаю.

Анатолия так и распирало поделиться одному ему в городе известной новостью, и он едва дотерпел, пока не разлили вино в бокалы, и Игорь не сказал - по своей всегдашней привычке тамады - тост.

- Знаете, мужики, что я сегодня делал?

- В каком смысле?

- В прямом... чем был занят?

- И...

- Встречал французскую правительственную делегацию.

- Ах, да, можно было догадаться! Я слышал, что к нам прибывают французы. Ты ж французский знаешь.

- Знаю,- закивал Анатолий,- да только они по-французски не говорят.

- Как так?!?

- Теперь это не Французская республика, а Эмират Франгистан.

- Так я и знал,- прищёлкнул пальцами Александр,- что этим всё кончится.

- Нет, этим всё начинается. Я не выдержал и похитил копию официального коммюнике (как по-арабски коммюнике? надо бы на будущее знать), совершил таким образом хищение официального документа. Сохраню как реликвию. Вот, смотрите.

Он достал из офицерского планшета сложенный вчетверо пергамент. Наверху рядом с российской геральдикой располагались новые герб и флаг Франции, дальше кириллица мешалась с арабской вязью. Игорь сразу же нашел текст официального заявления "Всем народам и странам во Имя Аллаха Милостивого Милосердного":

"Аллах, по великой милости Своей, даровал своему рабу, эмиру Касиму ал-Хусайну ад-дин Исмаилу Первому, да продлит Всевышний дни его, власть в бывшем государстве неверных - Французской республике. Отныне и во веки веков государство наше именуется Эмират Франгистан со столицей в городе Аль-Фарадж. Эмират Франгистан является правопреемником Французской республики во всех международных вопросах, хотя членство в некоторых международных договорах и соглашениях, а равно организациях будет пересмотрено эмиром, если будет угодно Аллаху. Также извещаем все народы и страны, что отныне Эмират Франгистан переходит на мусульманское летоисчисление, а в стране вводятся законы шариата, и автоматически отменяется Гражданский кодекс, сочинённый неверным по имени Наполеон. Эмират Франгистан намерен проводить миролюбивую внешнюю политику во имя мира во всём мире, однако, наше государство отныне является Стражем Ислама, и эмир уже направил пять гиперболоидонесущих фрегатов под командованием адмирала Мохаммеда ас-Сабаха Франсуа де ла Дюнуае к берегам Палестины для оказания помощи нашим братьям, да ниспошлёт Аллах им безоблачное небо и жгучее солнце!"

- Да,- почесал затылок Игорь.- Стоило родиться, чтобы дожить до этого. Как меняется карта мира! А мы... - Не горюй!- Александр снова налил азовского.- Мы вступаем в интереснейший период истории. Дамбы прорваны, и могучий поток хлынул на просторы будущего. Мне до смерти надоела современная карта мира, а тут такой хороший случай её перекроить. Эти дурачки сто лет назад думали, что история кончается, но верблюд лишь передохнул на стоянке, бурдюки вновь полны живительной влаги, и завтра новый переход. Короче, история продолжается.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ май-август 2003 года.