"Календарь преступлений" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)Ноябрь ПРИКЛЮЧЕНИЕ С КРАСНОРЕЧИВОЙ БУТЫЛКОЙ— А теперь, — продолжал Эллери, — каковы же факты, касающиеся этой народной сказки, этого полумифа, этой исторической «утки»? Факты, моя дорогая Никки, таковы. Хорошего урожая не было. Да, они засеяли кукурузой двадцать акров земли, но напомню, что кукурузу украли у индейцев. И если бы не Тисквантум… — Тис… кто? — спросил инспектор Квин. — …более известный под искаженным именем Скванто, то у них вовсе не было бы урожая. Он израсходовал последние запасы семян, чтобы научить наших тупоголовых предков сажать кукурузу как надо. — Но вы не можете отрицать, что они заслужили отдых, дабы «возрадоваться» вместе! — Я отнюдь не желаю искажать факты, — с достоинством ответил Эллери. — Совсем наоборот. У них была отличная причина «возрадоваться», так как некоторые из них все еще были живы. Скажите: кто принимал участие в этом первом американском празднике? — Ну, пилигримы,[122] — с сомнением произнес инспектор Квин. — Полагаю, ты скажешь мне, что, пока одни из наших почтенных предков весело пировали, другие спасались от индейских стрел? — Судя по картинке в учебнике истории, так оно и было, — с вызовом сказала Никки. — Однако факты свидетельствуют, — усмехнулся Эллери, — что в ту осень 1721 года колонисты состояли в настолько хороших отношениях с индейцами, что самыми веселыми на празднике были Массаоит из племени вампаноагов и его девяносто воинов — к тому же весьма голодных. А скажите вот что: каково было меню этого исторического торжества? — Индейка! — Клюквенный соус! — Тыквенный пирог! — И так далее, — закончил инспектор. В тот день он оставался дома, так как принимал у себя мистера Гриппа, и был самым негостеприимным хозяином в Нью-Йорке, покуда Эллери не пробудил в нем красноречие. Но теперь он начисто позабыл о незваном госте. — Согласен на «и так далее», — снисходительно промолвил Эллери. — Если они и ели индейку на том празднике, то в анналах о ней не упомянуто. Да, в болотах было немало клюквы, но сомневаюсь, чтобы леди-пилигримы знали, что с ней делать. И думаю, что позеленевшие от морской болезни дамы, которые сошли на берег с «Мейфлауэра»,[123] едва ли догадывались о наррангасеттских кондитерских ресурсах.[124] — Только послушайте его, — ухмыльнулся инспектор. — Очевидно, — предположила Никки, — они просто сидели и жевали старую кукурузу. — Ничего подобного. Меню было королевским, учитывая то, что им долго пришлось сидеть на диете из червивой пищи. Они жадно поглощали угрей… — Угрей?! — А также моллюсков, оленину, водяную дичь и тому подобное. Ну а на десерт — дикие сливы, сушеные яблоки и — увы! — вино из дикого винограда, — печально произнес Эллери. — Сколько, по-вашему, продолжался этот первый День благодарения?[125] — Сколько он мог продолжаться? Один день! — Три дня. А почему мы празднуем День благодарения в ноябре? — Потому что… — Потому что пилигримы отмечали его в октябре, — заключил Эллери. — Перед вами еще один жуткий пример искажения истории — еще один образчик нашего национального тщеславия. Если мы должны отмечать День благодарения, то давайте возблагодарим краснокожих, чью землю мы отняли. Давайте придерживаться фактов! — Вы просто старая говорящая энциклопедия, Эллери Квин! — воскликнула Никки. — Меня не заботят ваши драгоценные «факты». Все, что я хотела, это отнести на День благодарения корзину с индейками и клюквой этим людям в Истсайде, что я делаю каждый год, так как они слишком бедны, чтобы завтра достойно пообедать в праздник. Тем более, что в этом году цены подскочили до небес и в стране много беженцев, которые должны изучить американские традиции. Кто же их научит, если не… К тому же один из них индеец! — Почему же, Никки, вы сразу не сказали, что один из них индеец? — посетовал Эллери, опускаясь на пол рядом с Никки, которая, плача от злости, колотила по ковру. — Это ведь все меняет. — Он вскочил на ноги, внезапно проникаясь духом Дня благодарения. — Индейки! Клюква! Тыквенные пироги! Немедленно к мистеру Сисквенки! Дело красноречивой бутылки отличалось особой мерзостью, достигшей апогея в самой мерзейшей из всех мерзостей — убийстве, однако сомнительно, что, даже если бы Эллери был прямым потомком матушки Шиптон,[126] кто-нибудь смог бы отменить благотворительную экспедицию или еще каким-нибудь образом испортить этот сверкающий день. Ибо мистер Сисквенки из лавки за углом сделал несколько блистательных предложений относительно содержимого корзин, лицо мисс Портер сияло все ярче и весь Манхэттен сверкал в снежном праздничном одеянии, когда древний «дюзенберг» Эллери медленно продвигался по Истсайду. Эллери таскал тяжелые корзины по средневековым коридорам, пока у него не заболели руки, но протестовала только плоть — на душе становилось все легче, когда они стучали в двери О'Кифов, дель Флорио, Коэнов, Уилсонов, Олсенов, Уильямсов, Померанцев, Джонсонов и слышали радостные крики маленьких Пэт, Сэмми, Антони, Ольг, Кларенсов и Петуний. — Но где же индеец? — осведомился Эллери, когда они сидели в машине и Никки сверялась со списком. Солнце клонилось к закату, по «дюзенбергу» ползали многочисленные маленькие оборвыши, но день все равно был замечательный. — Вот, — сказала Никки. — Орчард-стрит. Она, конечно, не настоящая индианка, Эллери, но в ней есть кровь индейцев — кажется, ирокезов. Она последняя в списке. — Ну, я не уклоняюсь от визита, — нахмурился Эллери, ведя старый «дюзи» сквозь юность Америки. — Правда, я бы хотел… — Заткнитесь. Мамаша Кери — симпатичнейшая старая леди. Она скребет полы, чтобы заработать на жизнь. Но в доме на Орчард-стрит, под пожарными лестницами, они обнаружили только дворника. — Старая карга здесь больше не живет, — сообщил он. — О боже! — огорчилась Никки. — Куда же она переехала? — Я только знаю, что вчера она неожиданно убралась отсюда со своим барахлом. — Дворник сплюнул, едва не попав на туфлю Никки. — А вам известно, где работает старая леди? — спросил Эллери, едва не попав ногой по ботинку дворника. Тот поспешно убрал ногу. — По-моему, она постоянно прибирает в забегаловке какого-то лягушатника возле Канал-стрит. — Вспомнила! — воскликнула Никки. — Ресторан Фуше, Эллери. Она работает там много лет. Поехали туда — может, там знают ее новый адрес. — Поехали! — весело согласился Эллери, который был настолько очарован чудесным днем, что внутренний голос на сей раз подвел его. Ресторан Фуше находился совсем рядом с Канал-стрит, в нескольких кварталах от Главного полицейского управления. Зажатый между пуговичной фабрикой и конторой судового поставщика, он казался испуганным проносящимися мимо машинами. Внутри обнаружилось несколько круглых столиков, покрытых клетчатыми клеенками, бар, стены, украшенные довоенными французскими рекламами путешествий, резкий, острый запах и кассирша по имени Клотильда. На большой груди Клотильды красовалась большая камея, в волосах — большая черная бархатная лента, а во рту — большой золотой зуб. — Старуха, которая здесь убирает? — переспросила она, сверля Никки проницательными черными глазами. — Узнайте у месье Фуше. Он сейчас придет. — Если пилигримы могли есть угрей, — бормотал Эллери, просматривая меню, — то почему бы нам не съесть escargots?[127] Никки, давайте пообедаем здесь. — Ну, — с сомнением промолвила Никки, — раз уж нам все равно придется ждать мистера Фуше… Официант с длинной унылой физиономией проводил их к столику. Эллери начал горячо обсуждать с ним меню, но Никки не обращала внимания — она была слишком занята обменом краткими женскими взглядами с Клотильдой. Дамы явно друг другу не понравились. Клотильда не сводила глаз с Никки, и той стало не по себе. — Эллери… — начала Никки. — Только самое лучшее! — крикнул Квин вслед официанту. — Куда он убежал? Я еще не распорядился насчет вина. Пьер! — Un moment, monsieur,[128] — послышался голос длиннолицего официанта. — Знаете, Никки, менее пяти процентов производимого в мире вина может быть названо хорошим вином… — Эллери, мне не нравится это место, — сказала Никки. — Остальное просто pour la soif…[129] — Давайте не будем тут обедать, Эллери. Только узнаем насчет мамаши Кери и… Эллери казался удивленным. — Я думал, Никки, вам нравится французская кухня. Итак, закажем самое дорогое и изысканное вино. Пьер! Куда, черт возьми, он подевался? Сотерн[130] с самым лучшим букетом… — Ой! — взвизгнула Никки и виновато умолкла. Это оказался всего лишь Пьер, дышавший ей в затылок. — В конце концов, это особый случай… А, вот и вы. La carte des vins![131] Ладно, не имеет значения. Я знаю, чего хочу. — И Эллери торжественно произнес: — Бутылку «Шато д'Икан»! Унылое выражение исчезло с лица официанта, как по волшебству. — Но, месье, — пробормотал он, — «Шато д'Икан» — дорогое вино. Мы не держим таких прекрасных вин в нашем погребе. Говоря это, Пьер умудрился создать впечатление, как будто только что произошло нечто чрезвычайно важное. Никки с тревогой покосилась на Эллери, дабы убедиться, что он уловил странную интонацию официанта, но Эллери всего лишь выглядел сокрушенным. — Я просто поддался атмосфере кануна Дня благодарения. Глупо с моей стороны, Пьер. Дайте нам лучшее, что у вас есть, которое, — добавил он, когда Пьер быстро отошел, — возможно, окажется vin ordinair.[132] — И Эллери засмеялся. Что-то тут ужасно не так, подумала Никки, интересуясь, сколько Эллери понадобится времени, чтобы снова стать самим собой. Это произошло сразу же после peches flambeaux[133] и demi-tasse.[134] Вернее, произошли две вещи. Одна касалась официанта, а другая — Клотильды. Официант выглядел смущенным. Протягивая Эллери l’addition,[135] он одновременно бросил свежую салфетку ему на колени. Эта странная non sequitur[136] разбудила дремлющие чувства мистера Квина. Но он ничего не сказал, а всего лишь ощупал салфетку, обнаружил в ее складках нечто твердое и плоское, извлек это и не глядя сунул в карман. Что касается кассирши, то она также казалась смущенной. Расплачиваясь, Эллери бросил на столик двадцатидолларовую купюру. Клотильда отсчитала сдачу, любезно осведомилась, как месье и мадемуазель понравился обед, и недодала десять долларов. Эллери едва успел указать ей на это досадное незнакомство с американской денежной системой, когда перед ним внезапно возник толстый, маленький человечек и затарахтел по-французски. — Mais monsieur Fouchet, je fais une meprise…[137] — Bkte a manger du foin — silence![138] — И месье Фуше кинулся к Эллери, почти плача. — Месье, такого раньше никогда не случалось! Даю вам слово… На какой-то момент Никки с испугом подумала, что Эллери собирается предъявить месье Фуше для обследования то, что лежит у него в кармане. Но Эллери всего лишь улыбнулся, любезно принял недостающие десять долларов и спросил адрес мамаши Кери. Месье Фуше всплеснул руками, куда-то убежал и вскоре вернулся, передав им грязный листок бумаги с адресом и бормоча по-французски. На улице Эллери и Никки направились к «дюзенбергу», изображая послеобеденное удовлетворение, ибо в окно за ними наблюдали месье Фуше, Клотильда и длиннолицый Пьер. — Эллери, что… — Не сейчас, Никки. Садитесь в машину. Никки нервно оглядывалась на три галльские физиономии, пока Эллери пытался завести «дюзенберг». — Чертов аккумулятор! Так и знал, что не заведется! — Эллери выпрыгнул в снег и начал вытаскивать корзину. — Забирайте остальное и выходите, Никки. — Но… — Такси! — Стоящее в нескольких ярдах от ресторана такси рванулось вперед. — Водитель, заберите корзину и все прочее. Никки, садитесь в такси! — Вы оставите здесь вашу машину? — Мы можем забрать ее позже. Чего вы ждете, водитель? Шофер выглядел усталым. — Не рановато ли вы начали отмечать День благодарения? — осведомился он. — Я не ясновидящий. Куда ехать? — Никки, где записка, которую дал мне Фуше? А, вот она… В Истсайд, водитель. Генри-стрит, 214-Б. — Не хотите нарисовать мне план? — буркнул водитель, нажимая на стартер. — Ну, Никки, давайте посмотрим на маленький подарок Пьера. Это был белый бумажный пакетик. Эллери развернул его. Внутри оказалось большое количество белого кристаллического порошка. — Похоже на снег, — хихикнула Никки. — Что это? — То, на что оно похоже. — Снег?[139] — Кокаин. — Это самый паршивый район, — заметил водитель. — Здесь все может случиться. Помню, однажды… — Очевидно, Никки, — нахмурившись, сказал Эллери, — я случайно произнес в разговоре с Пьером какой-то пароль. — Он подумал, что вы наркоман! Значит, ресторан Фуше… — Место хранения и распределения наркотиков. Интересно, что именно я сказал Пьеру… А, вино! — Не понимаю, — пожаловался водитель. Эллери бросил на него сердитый взгляд. Водитель обиженно отвернулся и посигналил пожилому китайцу в черной соломенной шляпе. — «Шато д'Икан», Никки. Это был пароль! Конечно — жемчуг в хлеву… — Я поняла, что там что-то не так, с той минуты, как мы туда вошли, Эллери. — Хм… Мы передадим подарки миссис Кери, а потом вернемся и попросим папу заняться рестораном месье Фуше. — Увидите, как инспектор сразу же наплюет на простуду, — засмеялась Никки. Внезапно она прекратила смеяться. — Эллери… по-вашему, это как-то связано с мамашей Кери? — Чепуха, Никки. Но для ее босса это был день неудач. Когда они прибыли к дому 214-Б на Генри-стрит и постучали в дверь квартиры 3-А, им ответил такой дрожащий голос, что Никки сразу заподозрила неладное. Затем послышались странные скользящие звуки. Дверь открыли не сразу. Никки закусила губу и робко покосилась на Эллери. Он нахмурился. — Кажется, она не рвется заполучить вашу индейку, — заметил шофер такси, который притащил из машины тыквенный пирог и бутылку калифорнийского вина — одно из вдохновений мистера Сисквенки. Эллери принес корзину, а Никки — остальные мелочи. — Моя старуха померла бы со смеху… — Я предпочел бы, чтобы на ее месте оказались вы, — сердито прервал Эллери. — Когда она откроет дверь, просуньте внутрь пирог и бутылку, а потом ждите нас в машине. Но в этот момент дверь открылась, и они увидели маленькую круглолицую старушку с розовыми щеками, даже отдаленно не походящую на индианку. — Мисс Портер! — Здравствуйте, мамаша Кери. В маленькой бедной комнатке чем-то пахло. Но это был не запах нищеты — комната была почти противоестественно чистой. Эллери едва слышал щебетание женщин — он был слишком поглощен использованием глаз и носа, казалось напрочь забыв о Массаоите и вампаноагах. — Никки, — резко сказал Эллери, когда они вернулись в такси, — вы, случайно, не помните старую квартиру мамаши Кери? — На Орчард-стрит? Да, а что? — Сколько там комнат? — Две — спальня и кухня. — Она всегда жила одна? — По-моему, да. — Тогда почему она так внезапно — по словам дворника с Орчард-стрит — переехала в трехкомнатную квартиру? — Вы имеете в виду, что в квартире на Генри-стрит… — Три комнаты — судя по дверям. Почему же бедной, старой и одинокой уборщице внезапно понадобилась лишняя комната? — Подумаешь, — усмехнулся водитель. — Она взяла жильцов. — Да, — отозвался Эллери, на сей раз не рассердившись. — Это возможно, учитывая запах дешевых сигар. — Сигар? — Может, она торгует табаком? — предположил шофер. — Слушайте, приятель, — разозлилась Никки. — Почему бы вам не пустить нас за руль и не занять наше место? — Дело в том, — задумчиво продолжал Эллери, — что перед тем, как открыть нам дверь, она отодвигала от нее мебель. Помните эти звуки? Дверь была забаррикадирована. — Да, — согласилась Никки. — Не похоже на жильцов, верно? — Скорее похоже на укрытие. — Эллери склонился вперед, прежде чем водитель успел открыть рот. — Никки, там кто-то прячется, кто не может или не осмеливается выйти… Начинаю думать, что есть связь между курильщиком сигар, которого прячет ваша миссис Кери, и пакетом наркотика, который Пьер по ошибке подсунул мне в ресторане Фуше. — О нет, Эллери! — простонала Никки. Эллери взял ее за руку. — Это скверный конец для предпраздничного дня, но у нас нет выбора. Как только мы доберемся домой, я скажу папе, чтобы он вечером арестовал Пьера, и будем надеяться… Черт бы побрал этих пилигримов! — Подрывная пропаганда, братишка, — заметил водитель. Эллери с чувством закрыл соединительное окошко. Инспектор Квин чихнул. — Она действительно в этом замешана. — Мамаша Кери? — жалобно спросила Никки. Инспектор кивнул. — Три года назад ресторан Фуше использовали для распространения наркотиков и она была с этим связана. Никки заплакала. — Каким образом связана, папа? — Один из официантов передавал товар клиентам… — Пьер? — Пьер работал там в то время — по крайней мере, официант с таким именем, — но преступником был другой официант по фамилии Кери, чья жена работала уборщицей. — Вот вам и бедная индианка, — усмехнулся Эллери, закуривая трубку. — А где сейчас Кери, папа? — Мотает десятилетний срок в кутузке. Мы нашли «снега» на пару сотен долларов у старика в квартире — они тогда жили на Малберри. Кери заявил, что его подставили, но они все так говорят. — А Фуше? — спросил Эллери, попыхивая трубкой. — С ним все было в порядке. Очевидно, он ничего не знал — все проделывал Кери. — Странно. Ведь это продолжается до сих пор. Инспектор выглядел удивленным, а Эллери пожал плечами. — Мистер Кери был оклеветан! — воскликнула Никки. — Возможно, — пробормотал старый джентльмен. — Не исключено, что все это дело рук Пьера, который, почувствовав, что становится жарко, подсунул нам ложную приманку. Никки, дайте мне телефон. — Так я и знала! — Раз уж ты звонишь в управление, папа, — мягко произнес Эллери, — то узнай заодно, почему не арестовали Кери. — Как не арестовали? Я же сказал, что он давно в тюрьме… Алло! — Нет, — возразил Эллери. — Он скрывается в квартире 3-А дома 214-Б по Генри-стрит. — Сигарный дым! — ахнула Никки. — Баррикада! Лишняя комната! — Вели! — зарычал инспектор. — Разве мошенник по имени Фрэнк Кери сбежал из тюрьмы? — Да, инспектор, — ответил сержант Вели, озадаченный подобным ясновидением. — Сбежал несколько дней назад и все еще не пойман. Мы пытаемся разыскать его жену, но она переехала и… Инспектор, но ведь вы болели дома! — Переехала, — вздохнул инспектор. — Может, в Китай? — Внезапно он рявкнул: — Она прячет его! Не важно — возьмите ваших людей, поезжайте сейчас же в ресторан Фуше возле Канал-стрит и арестуйте официанта по имени Пьер! Если его там нет, не вздумайте потратить две недели на то, чтобы узнать его адрес. Мне он нужен до ночи! — Но Кери… — Я сам позабочусь о Кери! Действуйте — не теряйте ни секунды! — Старик сердито швырнул трубку на рычаг. — Где мои штаны, черт бы их побрал? — Папа! — Эллери схватил его за руку. — Ты еще болен и не можешь выходить… — Я лично арестую Кери! — заявил старик. — Неужели ты думаешь, что сумеешь меня остановить? Старая уборщица спокойно сидела за столом в кухне, на сей раз явственно демонстрируя ирокезскую кровь. Больше никого в квартире на Генри-стрит не оказалось. — Мы знаем, что ваш муж был здесь, миссис Кери, — сказал инспектор Квин. — Бежав из тюрьмы, он передал вам сообщение, вы переехали сюда и прятали его здесь. Куда он отправился теперь? Старая леди молчала. — Пожалуйста, мамаша Кери, — сказала Никки. — Мы хотим помочь вам. — Мы верим, что ваш муж был невиновен в передаче наркотиков, миссис Кери, — добавил Эллери. Синеватые губы сжались. Корзина, индейка, тыквенный пирог, бутылка вина и пакеты все еще находились на столе. — Думаю, папа, — промолвил Эллери, — мамаше Кери нужно немного больше официального доверия. Предположим, мамаша, я скажу вам, что не только верю в то, что вашего мужа три года назад оклеветали, но и что его оклеветал… — Этот Пьер, — сурово произнесла мамаша Кери. — Он все это проделал. Притворялся другом Фрэнка, а потом оклеветал его. — Да, оклеветал Пьер, но проделал все не он один. — Что ты имеешь в виду, Эллери? — спросил инспектор Квин. — Разве Пьер действовал не в одиночку? — осведомилась Никки. — Будь это так, стал бы он передавать мне — абсолютно незнакомому человеку — пакет с наркотиками стоимостью в несколько сотен долларов, даже не заикнувшись об оплате? — сухо сказал Эллери. Мамаша Кери уставилась на него. — Таковы были полученные Пьером инструкции, — медленно произнес инспектор. — Вот именно. Значит, за Пьером стоит некто, использующий его как распространителя, а оплата осуществляется каким-то иным способом… — Возможно, заранее. — Инспектор склонился вперед. — Ну, миссис Кери, вы будете говорить? Где Фрэнк? — Скажите инспектору, мамаша, — взмолилась Никки. — Скажите правду! Женщина выглядела неуверенной. — Мы сказали правду три года назад, — ответила она, положив на колени натруженные руки. Угнетенные часто имеют силу, которая не подчиняется ничему. — Пусть так, — вздохнул инспектор. — Пошли, сынок. Поедем к Фуше, побеседуем с мистером Пьером, выясним, кто его босс… — Нет! — испуганно вскрикнула мамаша Кери и, побледнев, поднесла ладонь ко рту. — Кери отправился к Фуше! — догадался Эллери. — Конечно, у миссис Кери есть ключ — возможно, она отпирает ресторан. Кери надеется раскопать там какое-нибудь доказательство его невиновности. Это так, мамаша? Но инспектор уже выбежал в коридор. Сержант Вели с жалким видом стоял у входа в ресторан Фуше, когда к нему подъехала полицейская машина. — Только не выходите из себя, инспектор… — Вы позволили Пьеру ускользнуть? — благодушно осведомился старик. — Нет, Пьер здесь. Только он мертв. — Мертв?! — Отчего он умер, сержант? — быстро спросил Эллери. — От удара в сердце ножом для разделки мяса, маэстро. Мы сразу отправились сюда, как вы велели, инспектор, но нас кто-то опередил. — Сержант расслабился, видя, что старик улыбается. — Конечно, это сделал Фрэнк Кери? Вели вновь напрягся. — Нет, инспектор, Кери этого не делал. Когда мы подъехали, то увидели его у входа. Ресторан был заперт — горел только ночной фонарь. У Кери был ключ. Мы видели, как он открыл дверь, вошел и едва не споткнулся об этого Пьера. Глупый старикан наклонился, вытащил нож из груди Пьера и застыл, уставясь на него. Он так и стоит там до сих пор. — Надеюсь, без ножа, — скверно усмехнулся инспектор. Войдя, они обнаружили старика стоящим среди детективов в позе вопросительного знака у покрытого клеенкой стола под плакатом с изображением Прованса, раскрыв беззубый рот и устремив водянистые глаза на мертвого официанта. Последний все еще был в униформе — его правая рука была повернута ладонью наружу, взывая не то о милосердии, не то об обычных pourboire.[140] — Кери, — заговорил инспектор Квин. Старик не ответил. — Очумел от страха, — заметил сержант Вели. — Едва ли его можно порицать, — вмешалась Никки. — Три года назад его ложно обвинили в торговле наркотиками, посадили в тюрьму, а теперь он думает, что его обвинят в убийстве! — Хорошо бы вытянуть что-нибудь из него, — задумчиво промолвил инспектор. — Пьер, безусловно, задержался после работы, потому что у него с кем-то была встреча. — С его боссом! — воскликнула Никки. — С тем, для кого он сбывал «снег», Никки. — Папа. — Эллери поднялся, глядя на лицо мертвеца, выглядевшее сейчас еще более длинным и унылым. — Ты не помнишь, Пьер не задерживался три года назад как наркоман? — Вряд ли. — Инспектор казался удивленным. — Посмотри на его глаза. Он употреблял кокаин, притом достаточно давно. Если Пьер не был наркоманом во время ареста Кери, то стал им за эти три года. И это объясняет, почему его убили. — Он стал опасен, — мрачно сказал инспектор. — С Кери, гуляющим на свободе, и Пьером, допустившим такую оплошность с тобой сегодня, босс понял, что расследование по делу ресторана Фуше откроют заново. Эллери кивнул: — Он чувствовал, что Пьеру больше нельзя доверять. Сломленный наркотиками официант заговорил бы, как только за него взялась бы полиция. — Конечно, — глубокомысленно подтвердил сержант. — Если бы этого парня приперли к стенке, он бы забулькал как кипяток. Но Эллери не слушал. Он сел за столик и уставился на винный бар. Мсье Фуше влетел в ресторан в плотном твидовом пальто и шляпе с вмятиной в неположенном месте. — Снова торговля наркотиками! Этот Пьер!.. — прошипел он, злобно уставясь на своего покойного официанта. — Вам что-нибудь известно об этом, Фуше? — осведомился инспектор. — Ничего, месье инспектор, даю вам слово! Пьер сегодня задержался в ресторане — сказал, что должен приготовить столы к завтрашнему дню. И вот, пожалуйста — il se fait tuer![141] — Толстые губы месье Фуше дрогнули. — Больше банк не даст мне кредита. — Он опустился на стул. — Значит, у вас неважное финансовое положение? — Escargots плохо идут на Канал-стрит — тут предпочитают глазированные крендели. В результате я должен банку пять тысяч долларов. — Вот как? — с сочувствием промолвил инспектор. — Ладно, мистер Фуше, идите домой. Где ваша кассирша? Детектив подтолкнул Клотильду вперед. Кассирша с размазанной по щекам косметикой уставилась на Пьера, как только что месье Фуше. Пьер ответил ей невидящим взглядом. — Клотильда? — пробормотал Эллери, внезапно пробуждаясь от грез. — Вели кое-что обнаружил, — шепнул инспектор. — Я так и знала, что она в этом замешана! — возбужденно затарахтела Никки. — Сколько вы зарабатываете в этом ресторане, Клотильда? — спросил инспектор. — Сорок пять долларов в неделю. — А сколько денег у вас в банке, мамзель? — осведомился сержант Вели. Клотильда бросила на гиганта быстрый взгляд и засопела. — У меня вообще нет денег в банке. Ну может, несколько долларов… — Это ваша банковская книжка, не так ли, Клотильда? — снова заговорил инспектор. Кассирша тут же перестала сопеть. — Где вы ее взяли? Отдайте ее мне! — Скажите пожалуйста! — усмехнулся сержант, обнимая ее за плечи. Она сбросила его руку. — Да, это моя книжка! — И из нее следует, — заметил инспектор, — что депозит составляет более семнадцати тысяч долларов. Богатый дядюшка? — Voleurs![142] Это мои деньги! Я их накопила! — У нее новая система накопления, инспектор, — объяснил сержант. — Получая сорок пять долларов в неделю, она умудряется откладывать шестьдесят, а иногда и восемьдесят пять. Удивительно! Как вам это удается, Кло? Никки удивленно посмотрела на Эллери. Тот мрачно кивнул. — Fils de lapin! Jongleur! Chien-loup![143] — визжала Клотильда. — Хорошо! Иногда я обсчитываю клиентов. Я ведь кассир, non?[144] Но ничего более! — Она ткнула сержанта локтем в живот. — И не распускайте руки! — Я исполняю свой долг, мамзель, — ответил Вели, но вид у него был при этом слегка виноватый. Инспектор Квин сказал ему что-то вполголоса, и сержант покраснел. Клотильда кинулась на него, выпустив когти, детективы бросились на выручку. Эллери в суматохе встал из-за стола, отвел отца в сторону и предложил: — Вернемся к мамаше Кери. — Зачем, Эллери? Я здесь еще не закончил… — Хочу побыстрее во всем разобраться. Завтра День благодарения, бедная Никки валится с ног… — Эллери! — возмущенно воскликнула Никки. Но он опять мрачно кивнул. Вид жены привел старого Кери в чувство. Он начал лепетать, что не сделал ничего плохого, но его снова пытаются обвинить, только теперь ему грозит электрический стул. Миссис Кери молча кивала, а Никки пыталась стать невидимой. — Где Вели? — проворчал инспектор. Его раздражало хныканье Кери и то, что Эллери потребовал отправить всех детективов по домам, словно это дело было для них чересчур деликатным. — Я послал Вели по одному поручению, — ответил Эллери. — Мистер и миссис Кери, не могли бы вы пройти в ту комнату и закрыть дверь? — Мамаша Кери молча взяла мужа за руку. Когда дверь за ними закрылась, Эллери резко сказал: — Папа, я просил тебя арестовать сегодня вечером Пьера. Ты позвонил Вели и приказал ему немедленно отправляться к Фуше. Вели повиновался — и обнаружил официанта убитым. — Ну и что? — Главное полицейское управление находится на Сентр-стрит, а ресторан Фуше — всего в нескольких кварталах на Канал-стрит. — Ну? — Тебе не кажется странным, что Пьера прикончили так быстро? Прежде чем Вели успел преодолеть несколько кварталов? — Ты имеешь в виду, босс так быстро нанес удар, чтобы его человека не арестовали? Мы уже давно это поняли, сынок. — Хм! — произнес Эллери. — Но что должен был знать убийца Пьера, чтобы действовать столь стремительно? Две вещи: что Пьер по ошибке подсунул мне сегодня пакет с наркотиком и что я намеревался добиться его ареста до ночи. — Но, Эллери, — нахмурилась Никки, — никто об этом не знал, кроме вас, меня и инспектора. — Интересно, не так ли? — Не понимаю, — проворчал инспектор. — Убийца знал, что Пьера должны арестовать, еще до того, как Вели пришел в ресторан. Поэтому он и опередил Вели. Но если об этом знали только мы трое… — Вот именно — тогда как же узнал убийца? — Сдаюсь, — быстро сказал инспектор. Он уже много лет назад убедился, что это самый лучший способ. Но Никки была еще слишком молода. — Кто-то подслушал, как вы обсуждали это со мной и инспектором? — Давайте обдумаем это, Никки. Мы разговаривали с папой в нашей квартире, когда вернулись от миссис Кери… — Но там нас никто не мог подслушать, — прервал инспектор. — Тогда, Эллери, нас с вами, очевидно, подслушали до того, как мы прибыли в квартиру. — Превосходно, Никки. А единственное место, где мы с вами обсуждали дело — где мы могли его обсуждать… — Эллери! — Мы вскрыли пакет в такси по пути на Генри-стрит, — кивнул Эллери, — и говорили о его содержимом абсолютно открыто. Фактически, — сухо добавил он, — если помните, Никки, наш разговорчивый водитель неоднократно встревал в беседу. — Черт возьми! Водитель! — ахнул инспектор Квин. — Который подобрал нас у ресторана Фуше, где была припаркована его машина. Все сходится, папа. Тот же самый водитель — помните, Никки? — отвозил нас отсюда домой. А по обратной дороге я говорил вам, что попрошу папу вечером арестовать Пьера… Да, шофер такси — единственный посторонний, кто мог подслушать два заявления, заставившие босса убить официанта, дабы предотвратить его арест, допрос и почти безусловное разоблачение им личности босса. — Работает таксистом, — пробормотал инспектор. — Ловкий трюк! Паркуется возле своей штаб-квартиры. Возможно, подвозил клиентов к ресторану, брал с них плату заранее, а потом, когда Пьер передавал им товар, отвозил их назад… — Он улыбнулся. — Отличная работа, сынок! Я быстренько его поймаю! — Кого именно ты поймаешь, папа? — по-прежнему мрачно осведомился Эллери. — Таксиста! — Но кто такой этот таксист? Эллери не гордился своей ролью в этом деле. — Ты меня спрашиваешь? — проворчал его отец. Никки грызла свои красивые ногти. — Эллери, я даже не заметила… — Ха-ха! — усмехнулся Эллери. — Этого я и боялся. — Вы хотите сказать, — ужасным голосом спросил инспектор Квин, — что мой сын не прочитал табличку с именем водителя? — Э-э… — Сейчас канун Дня благодарения, папа, — пробормотал Эллери. — Скванто, пилигримы, ирокезская кровь мамаши Кери… — Перестань пороть чушь! Можешь описать его внешность? — Э-э… — Значит, не можешь, — буркнул инспектор. Это означало конец всему. — Инспектор, никто не смотрит на водителя такси. Он просто сидит за рулем. — «Невидимка», — воспрянул духом Эллери. — Честертон![145] — О, так ты запомнил его фамилию? — Нет-нет, папа… — Я бы узнала его голос, если бы снова услышала, — сказала Никки. — Для этого мы сначала должны его поймать, а тогда нам едва ли понадобится его голос! — Может, он будет ездить неподалеку от ресторана Фуше? Смех инспектора был похож на лай. — Великолепно! Знать, кто это сделал, — и в то же время не знать! Слушай меня, великий сыщик. Сейчас ты пойдешь со мной в бюро лицензий на такси и просмотришь фотографии всех водителей… — Погоди! Эллери опустился на свободный стул. Он сидел наклонившись, подпирая голову ладонями, сдвигая и раздвигая брови, пока Никки не подумала, что у него что-то не так с глазами. Затем он встал и повторил весь процесс в противоположном конце комнаты. Отец с подозрением наблюдал за ним. Ему казалось, что это не Эллери, а кто-то другой. Внезапно Эллери вскочил, опрокинув стул: — Есть! Теперь мы его достанем! — Каким образом? — Никки. — Голос Эллери звучал таинственно и драматично. — Помните, как мы перетаскивали подарки из машины на кухню мамаши Кери? Таксист помогал нам — отнес эту бутылку вина! — Что? — воскликнул инспектор. — Нет-нет, Никки, не прикасайтесь к ней! — И он захлопотал над бутылкой калифорнийского вина. — Отпечатки! Ты молодец, мой мальчик! Мы доставим бутылку в управление, снимем отпечатки пальцев и сравним их с отпечатками в таксомоторном бюро… — Вот как? — усмехнулся водитель. Он стоял в открытых дверях с грязным носовым платком, обвязанным вокруг лица до глаз, направив револьвер на отца и сына. Его автомобиль урчал внизу. — Я так и знал, что вы что-нибудь придумаете, когда вернетесь сюда от Фуше, — продолжал он. — А еще вы оставили дверь открытой, чтобы я мог все слышать! Ну-ка, старик, дай мне эту бутылку! — Вы не слишком умны, — устало произнес Эллери. — Ладно, сержант, выбейте у него револьвер. Обняв отца и секретаршу, Эллери рухнул вместе с ними на безупречно чистый пол мамаши Кери, а сержант Вели, появившись за спиной водителя, метким выстрелом выбил револьвер из руки человека-невидимки. — С Днем благодарения, простофиля, — ухмыльнулся сержант. |
||
|