"Христианство и спорынья" - читать интересную книгу автора (Абсентис Денис)

Глава 20 Россия и спорынья. Глюки нон-стоп

Охота на ведьм при такой обстановке Россию тоже стороной не обошла. Баба Яга, по одной из версий — древнее положительное божество славянского пантеона, хранительница рода, традиций и детей, в период насаждения христианства превратилась в злобного демона. Можно даже предположить в порядке спекуляции, что со временем в образ вписался и эрготизм: Баба Яга стала получеловеком-полумертвецом и обзавелась Костяной ногой — вполне обычное последствие хронического отравления спорыньей, от которого развивалась сухая гангрена. Узнавание пришедших по запаху, «чу, русским духом пахнет», тоже не странно: нарушение зрения, так называемая катаракта рафаническая — последствие эрготизма, иногда может возникнуть спустя несколько месяцев после отравления. В «Историко-этимологическом словаре» Черных имя Бабы Яги, собственно, и возводится к древнерусскому яза: «немощь, болезнь». Не выпадают из образа и ярко выраженные наклонности к каннибализму, приписываемые Бабе Яге во всех сказках.

Обвинения ведьм на Руси были в основном сходны с традиционными для языческого общества — их обвиняли не в «совокуплениях с дьяволом», как в Европе, а в насылании болезней, гибели урожая и отъема у хлеба спорыньи. В духовном стихе, записанном А. В. Валовым в Пошехонье Ярославской губернии, душа ведьмы, уже завершившей свое земное существование, кается в своих грехах следующим образом: «От коровушек молочко отдаивала, Промеж межи полоску прожиновала, От хлебушка спорынью отымывала». Эти три главных греха ведьмы, решившейся продать свою душу чертям — равноценны. Ничего страшнее, чем лишится молока, черного хлеба и спорыньи для русского крестьянина нет. И здесь, похоже, речь также идет не об абстрактном «счастье-спорынье», а о спорынье вполне физической. Но может и об урожае. Впрочем, разница этих значений смазана практически до синонимов.

Здесь также можно отметить сходство с обвинениями в Европе в адрес ведьм по поводу кражи молока. Это суеверие всячески поддерживалось и поощрялось христианами любых конфессий. «Злое дьявольское отродье, они крадут молоко», — писал о ведьмах Лютер. «Нет почти ни одного селения, где бы женщины не околдовывали друг у друга коров, лишая их молока, а иногда и жизни», — еще раньше утверждал знаменитый инквизитор Инститорис. Вообще, обвинения ведьм в ночных кражах молока — самое расхожее в любом фольклоре. Но еще никто не обратил внимание на то, что коровы действительно часто лишались молока — но не из-за ведьм, а все из-за той же спорыньи. Вскрыто это будет только во второй половине XIX века, когда будут происходить множественные смерти новорожденных, связанные с массовым отсутствием лактации у рожениц. Будет установлен факт употребления этими женщинами большого количества зараженного спорыньей хлеба. Дозы алкалоидов спорыньи были недостаточными для развития эрготизма, но их вполне хватало для прекращения лактации. Для проверки такой гипотезы было проведено два исследования, немыслимых сейчас, но типичных для XIX века — одновременное назначение спорыньи проституткам и лактирующим сукам. Детей сдали в воспитательный дом, щенков оставили почти до полного истощения, после чего перестали сукам давать спорынью, и щенки бодро прибавили в весе. Дамы же легкого поведения приступили раньше к своей работе, отметив вскоре все прелести синдрома Рейно (локальной ишемии от эрготизма в данном случае). Теперь мы знаем, что производные алкалоидов спорыньи тормозят секрецию пролактина, вырабатываемого нейроэндокринными органами. При ложных щенностях сук и сегодня лечат бромкриптином — полусинтетическим производным алкалоида спорыньи эргокриптина. Другие производные алкалоидов спорыньи — эргометрин, эргокриптин, эрготамин — также тормозят секрецию пролактина, но не достаточно эффективно и с побочными эффектами.

Наряду со стандартными обвинениями ведьм в краже молока и порче урожая, в России присутствует «эксклюзив» — «отымывание» у хлеба спорыньи. А раз уж считалось, что ведьмы могут покуситься на самое святое — спорынью, то их тоже начали жечь, хотя и с заметно меньшим усердием, чем в Европе:

Замечательный метод определения, является ли обвиняемая ведьмой, перекочевал из Европы в Россию. Метод был перенят в обновленным христианами в IX веке варианте: связанная «ведьма» бросалась в реку и, если тонула — значит, не ведьма, если не тонула — значит ведьма, которую следовало из реки выловить и сжечь. Это, казалось, было чересчур даже для некоторых священников. Известный проповедник, живший в XIII веке, владимирский епископ Серапион, на первый взгляд, пытался «рабов Божьих» образумить: «Правила божественные повелевают осуждать человека на смерть по выслушиванию многих свидетелей, а вы в свидетели поставили воду, говорите: «Если начнет тонуть — невинна, если же поплывет — то ведьма». Но разве дьявол, видя ваше маловерие, не может поддержать ее, чтобы не тонула, и этим ввести вас в душегубство?» Но, будучи истинным христианином, епископ Серапион считал, что корни зла лежат не в христианстве самом, а в языческих пережитках, и призывал паству: «Скорблю о вашем безумии, умоляю вас, отступите от дел поганских», то есть языческих. Таким образом Сепарион, которого и сегодня православные считают «святейшим человеком», протестовал только против того, что ведьм сжигают «не по правилам», не предавая церковному суду. Ему просто не нравилось, что народ еще верил в силу волхвов: «…волхвованию веруете и пожигаете огнем невиные человеки и наводите на весь мир и град убийство; аще кто и не причастися к убийству, но в соньми бывъ въ единой мысли, убийца же бысть». Но лишь несанкционированное убийство вызывало возмущение епископа. В написанном им «Слове» сей святой пастырь внушал окормляемому им стаду, что, если с его благословления, то убивать — совершенно богоугодное занятие: «Когда вы хотите очистить город от беззаконных людей, я радуюсь этому. Очищайте по примеру пророка и царя Давида в Иерусалиме, который искоренял всех людей, творящих беззакония, — иных убийством, иных заточением, а иных заключением в тюрьму».

«Слова» святителя Серапиона — образцы высокого гомилетического искусства, продолжающие традиции таких мастеров проповеди как митр. Илларион и св. Кирилл Туровский» — так характеризуют вышеприведенное сегодняшние православные христиане — «они отличаются простотой и ясностью изложения». Действительно, куда уж яснее.

С XV века преследование волхвов и колдуний только усилилось. В 1411 году в Пскове во время моровой язвы сожгли живыми «12 вещих женок», потом массовое сожжение людей произошло в Новгороде. Стоглавый собор 1551 года принял против волхвов, чародеев и кудесников, которые, как отметили отцы собора, «мир прельщают и от бога отлучают», ряд суровых постановлений и запретил держать у себя и читать «богомерзкие еретические книги». В «Повести о волхвовании», появившейся под влиянием церковной агитации против ведьм и чародеев, последних предлагалось «огнем жечи».

В XVII веке в связи с расколом внимание было переключено на еретиков. Протопоп Аввакум писал: «В лета 7160 (1652) — го году, июня в день, по попущению Божию вскрался на престол патриарший поп Никита Минич, в чернецах Никон… Тако, отец и братию мою, епископа Павла Коломенскаго, муча, и в Новгородских пределех огнем сожег… На Москве старца Авраамия, духовнаго сына моего, Исаию Салтыкова в костре сожгли. Старца Иону казанца в Кольском рассекли на пятеро. На Колмогорах Ивана юродиваго сожгли. В Боровске Полиекта священника и с ним 14 человек сожгли. В Нижнем человека сожгли. В Казани 30 человек. В Киеве стрельца Илариона сожгли»4. В общем, словами Аввакума: «в городах, в селах, в деревеньках тысяча тысяч положено под меч» (ibid). Или, по историку Татищеву: «Никон и его наследники над безумными раскольниками свирепость свою исполняя, многие тысячи пожгли и порубили или из государства выгнали».

В 1666 году церковный собор окончательно осудил старообрядчество, на что представители последних отреагировали массовыми самосожжениями — «гарями». Для старообрядцев было ясно, что светопреставление — дело самого ближайшего времени. Протопоп Аввакум «вычислил», что конец света наступит в 1669 году. Срок, как обычно, прошел, катастрофа не состоялась. Аввакум тем временем продолжал писать в «Житии» о сожжениях своих единомышленников. «И прочих наших на Москве жарили да пекли: Исаию сожгли, и после Авраамия сожгли, и иных поборников церковных многое множество погублено, их же число бог изочтет. …огнем, да кнутом, да висилицею хотят веру утвердить! Которые-то апостоли научили так? …волею зовет Христос, а не приказал апостолом непокоряющихся огнем жечь и на висилицах вешать».

Впрочем, священнопротопоп Аввакум христианской терпимостью сам не отличался. Известно, как он набросился на скоморохов, пришедших в его село, «изгнал их, и хари и бубны изломал». От такой наглядной борьбы с «языческими пережитками» святой отец перешел к борьбе с «новообрядцами», которых он иначе, чем «блядины сыны» не называл. Те в долгу не оставались, что запечатлено в официальном «Сказании о святом соборе» 1666–1667 гг., написанном поэтом Симеоном Полоцким, где описывалось, что перед собором «предстал блядословный Аввакум». После такого обмена христианскими любезностями, Аввакум, ранее восклицавший о зверствах Никона против его единомышленников: «Которые-то апостолы научили так?», взывает в челобитной царю: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья-пророк, всех перепластал во единый час. Не осквернил бы рук своих, но освятил, думаю… Перво бы Никона, собаку, и рассекли начетверо, а потом бы никониян…». Точно также, впрочем, высказывались в отношении тех, кого они считали еретиками, и другие православные святые. Святой Геннадий Новгородский призывал: «еретиков казнить, жечь и вешать», а святой Иосиф Волоцкий утверждал: «одно и то же — убить ли грешника либо еретика рукою или молитвой».

«Еретики — собаки», — говорил Аввакум, — «как-то их дьявол научил: жива человека закопать в землю». Аввакуму не повезло — еретиком был признан именно он. Но в то, что все действия его врагов — от влияния дьявола, протопоп верил свято. «Не их то дело, но сатаны лукаваго», «не ваше то дело, но бесовское научение». В другой из «бесед» Аввакум повторяет: никониане изменяют церковное предание «и говорят сами, дьяволом научени: как-нибудь, лишь бы не по-старому!» Впрочем, вера у протопопа была не только в дьявола — видел Аввакум и «пролезающих через стену» ангелов. Когда заключенный в Андроньевом монастыре протопоп так «куса хлеба захотел», что «изнемог», один из ангелов ему хлеб принес. Это «хлебное чудо» так запомнилось Аввакуму, что он неоднократно его описывал — и в челобитной царю (1664 г.), и в «Беседах» (1678 г.): «Възалкал я, бедной, в третей той день, хватить куса хлеба захотел. А се много кричал, обличая ево, собаку, изнемог. Молодые были времена — поесть-тово захотелося! Ныне бы, за божиею помощию, хотя и три недели, ино бы даром. Пришел ко мне тогда в потемках тех не знаю человек, не знаю ангел, принес хлеба и штей. Накормил меня, да и опять ево не стало. А двери те полатные не отворялись. Бог ево знает, как он сквозь стену ту пролез». Почему то мне кажется, что «шти» не с белым хлебом едят. А после того черного — так и не только ангелов увидеть можно было.

На соборе 1681–1682 гг. было решено судить раскольников, уничтожить их часовни и пустыни, запретить продажу тетрадей, листов, столбцов с выписками из Священного Писания, отбирать старые книги. На волне таких решений в апреле 1682 года протопоп Аввакум, священник Лазарь и др. были живыми сожжены в Пустоозерске. Существует версия, что Аввакум пригрозил сжечь себя сам, а при попытке взломать двери обещание свое исполнил. Возможно, и так. По крайней мере, лавры «всесожженных» ранних христиан давно не давали протопопу покоя. Аввакум восхищался: «А в Нижнем (Новгороде) преславно было: одних еретики пожгли, а другие, распалившись любовью и плача о благоверии, не дожидаясь еретического осуждения, сами в огонь дерзнули, да цело и непорочно соблюли правоверие. И сожгли свои тела, души же в руки Божии предали, ликуют с Христом во веки веков, самовольны мученички, Христовы рабы. Вечная им память во веки веков! Доброе дело содеяли… надобно так! …Да еще бы в огонь християнин не шел! Сгорят-су все о Христе Исусе, а вас, собак, не послушают. Да и надобно так правоверным всем: то наша и вечная похвала, что за Христа своего и святых отец предания сгореть».

Закон 7 апреля 1685 года постановил жечь в срубе нераскаянных раскольников, «буде не покорятся», а при возврате к расколу «казнить смертью», казнить тех кто перекрещивает и «смотреть накрепко, чтобы раскольники в лесах и волостях не жили, а где объявятся, самих иметь, пристанища их разорять, имущество продавать и деньги присылать в Москву». А также сжигать тех, кто призывает к самосожжению. На Руси в XVII веке жертвами костра стали десятки тысяч раскольников (не считая тех, кто не успел укрыться в очистительном огне — их топили, рубили на части, закапывали живыми в землю). Покончив с раскольниками, Православная Инквизиция вернулась к прежней задаче — к ведьмам.

Активную роль служителей культа в организации и ведении ведовских процессов отмечает царский указ 25 мая 1731 года. По этому указу епархиальные архиереи должны были наблюдать, чтобы борьба с чародейством велась без всякого снисхождения. Указ напоминал, что за волшебство назначается смертная казнь сожжением. Сожжению подвергали даже тех, кто, не «боясь гнева божьего», прибегал к колдунам и знахарям за помощью. Перед сожжением их еще били кнутом. Церковники об указе не забывали и всегда зорко стояли на страже — через сорок лет после того (в 1779 г.) епископ Устюжский доносит о появлении колдунов и волшебников из крестьян мужского и женского пола, которые «не только отвращают других от правоверия, но и многих заражают разными болезнями посредством червей».

Как и в Европе, после пыток обвиняемые сознавались в любых «преступлениях». Некоторые оговаривали себя (опять точно так же, как в Европе). Так в XVII веке старица Олена сама созналась, что портила людей и некоторых из них учила ведовству, и была сожжена в срубе, «как еретица, вместе с чародейскими бумагами и кореньями». В Тотьме в 1674 году была сожжена в срубе, при многочисленных свидетелях, обвиненная в «порче» женка Федосья и т. д. Вера в реальность существования ведьм была сильна как в народе, так и у властей. Когда в 1632 году на Русь дошла весть из Литвы о том, что какая-то рогана (ведьма — по-литовски) наговаривает на хмель, чтобы навести моровое поветрие, так сразу же было указано запретить тот хмель закупать — под страхом смертной казни. Вообще говоря, казнь на костре в России была еще более мучительной, чем даже в католической Европе, поскольку представляла собой скорее не сожжение, а копчение заживо на медленном огне (в Европе этим славились только протестанты).

Так же, как в Европе, много проблем на Руси создавал периодически наступающий «конец света». Различные православные церковные деятели прогнозировали «конец света» множество раз, иногда не сходясь лишь в точной дате. Например, перед наступлением 1492 года одни ожидали его в марте, ибо именно в этот месяц, по их расчетам, был сотворен Адам и в марте же был распят Христос, другие сходились на том, что тотальное светопреставление должно наступить не ранее дня Петра и Павла, то есть 12 июля 1492 года, но не позднее 27 января 1493 года, когда с недели мытаря и фарисея начинался очередной пасхальный цикл 7001 года от «сотворения». Естественно, на Руси эти предсказания вызывали величайшую панику. Люди бросали все что нажили, переставали пасти скот, засевать поля и валом валили в церкви. Остальные хоронили сами себя — закапывались в землю и ожидали прихода Христа. Это описано в церковных хрониках.

Виновата в такой веселой жизни была только пища. Как духовная — христианство, так и физическая — черный хлеб. Но никому и в головы не приходило винить в таком положении вещей рожь, наоборот, как писал профессор Милов: «За рожью русские крестьяне числили и многие достоинства лечебного характера».

Тем не менее поздний приход христианства, невозможность окончательно победить язычество и, как следствие, существующее на Руси «двоеверие», отсутствие демонологических трактатов и особенности ментальности населения не дали возможности разгореться с такой же силой, как в Европе, таким явлениям, как массовые сожжения ведьм, уничтожение кошек, охота на ликантропов и пр. Для улучшения урожая, например, не сжигали ведьм, которые этот урожай могли попортить, а катали по полю толстых попов, приговаривая: «Уродися сноп, толстый как поп». Если попы отказывались, то их могли побить и все равно заставить выполнить языческий обряд: «Если же священнослужители отказывались это сделать, их валили на землю и катали насильно». Как признаются священники и сегодня: «это — яркий пример т. н. двоеверия, языческих по сути обрядов в полухристианской оболочке, однако можно заметить, что толщина попа мыслилась не как отрицательное качество, а как залог богатого урожая». А во время засухи, чтобы вызвать дождь, священника обливали водой. Но, несмотря на более безопасные для населения «установки», даваемые языко-христианством, физическая опасность спорыньи, с другой стороны, в России недооценивалась дольше.

Если в Европе вред спорыньи сомнения не вызывал (хотя бы как порча урожая) уже во времена Шекспира (1564–1616) — «Будто спорынья на ржи, Сгубил он брата», то в России образ «удачи-счастья-спорыньи» отражается в языке и литературе вплоть до дня сегодняшнего.

«Хозяин и хозяйка обыкновенно встречают и провожают его с веселым лицом, — писал в 1818 году Гавриил Успенский, — с поклонами и приветствием; все, что ни имеют, как-то: хлеб, молоко, яйца, огородные растения, — приносят без прошения, за все никакой не требуют платы, говоря, что за хлеб за соль с проезжего брать деньги — великий грех и что оттого спорыньи (успеха, удачи) в доме их не будет». То же записывает в свой знаменитый словарь В. Даль: «Кто за хлеб-соль берет со странного (путешественника), у того спорыньи в доме не будет». К концу XIX века века «спорынья» трактуется обычно скорее как удача, а не как раньше — «урожай, изобилие». В этом контексте упоминает спорынью Н. Лесков в 1874 году: «Кирилл остановил у какого-то домика лошадей и объявил, что здесь живет его приятель Иван Иванович Елкин, к которому если не заехать и ему как следует не поклониться, то нам в дороге не будет никакой спорыньи». В том же году Мельников-Печерский так рассказывает о колдунье: «И мало ль чего не судачили по скитам про елфимовскую знахарку… И молоко-то она из чужих коров выдаивает, и спорынью-то из хлеба выкатывает, и грозы-то и бури нагоняет, и град-то и молость напускает, и на людей-то порчу посылает». Здесь опять старое значение. Но за три года до того, в первой части той же книги «В лесах», Мельников-Печерский писал по другому: «А чтоб кто Сергею Андреичу повредил хоть какою малостью, того не случалось. Охота вредить была, да спорыньи не было..». Это автор о чем? Физической ядовитой спорыньи под руками не было, чтобы тому гадкому Андреичу подсыпать, или просто «не сложилось», «не подвезло», «не случилось»?

Но забавней всего, что спорынья-удача все еще живет в языке, хотя о ней мало кто помнит. В новом «Словаре русского речевого этикета» можно прочитать следующее: «Будь мы взаимно уважительны и внимательны друг к другу, глядишь, и дела наши пошли бы споро, и сопутствовала бы нам спорынья, то есть удача, прибыль, выгода. И вместо того, чтобы толкаться, подсиживать друг друга, а то и постреливать, говорили бы при встрече: спорынья за щеку! — то есть «приятного аппетита». Но, честно говоря, очень сомнительный «разговорный этикет» рекомендует составитель словаря. Ведь для того, кто в курсе, что такое спорынья, это пожелание звучало бы скорее как «да что б ты сдох наконец».

Как уже отмечалось, на рубеже XX века опасность спорыньи становится известной. Доктор медицины Н. Реформатский писал: «Один раз заболевание двух мальчиков произошло от хлеба, которым их угостил прохожий, ночевавший в доме их отца». И еще: «Заболел он в тот день, когда в первый раз поел свежего хлеба», — это об одном крестьянине. В обоих случаях речь идет о «злой корче» — отравлении спорыньей. Но, даже услышав о вреде спорыньи, никто не осмеливался высказаться против самой ржи. Рожь на Руси уже стала сакральной культурой. Рожь старательно «оправдывают» христианские философы. «Из того, что спорынья ядовита, не следует, что рожь вредна», — пишет Владимир Соловьев. «На ржи бывает спорынья; но ржаное поле мы все же называем «нивой Божией» — вторит ему Розанов.

А пока философы занимались восхвалениями ржи, психические эпидемии шли на Руси своим чередом. «В 1898 г. в Супоневе вспыхнула психиатрическая эпидемия религиозного характера, — пишет врач-психиатр и этнограф Павел Иванович Якобий, — охватившая все население большого села (с лишком 1000 домов), и подавшая повод к погромам и к судебному следствию, еще и теперь не оконченному, и в котором мне пришлось принять участие в качестве судебно-психиатрического эксперта». Вот цитата из его доклада:

Каким образам к XX веку на Руси образовалось «дегенеративно-истеричное население», П. Якобий не уточняет. Также как и цитирующий его В. М. Бехтерев. Выдающийся психиатр Бехтерев только добавляет о проповеди Осипа Потапкина, последователя Василия: «и этой, совершенно безумной, патологической проповеди было достаточно, чтобы сильно подействовать на патологически пораженное уже население, жаждущее чего-то духовного и совершенно лишенное его, дико невежественное и психически крайне неустойчивое … Нечего и говорить, что движение это грозило быстро распространиться на очень большое число лиц, если бы не своевременно принятые меры со стороны властей». Что же случилось с населением, жизнь «при царизме» довела? Кстати, первоначально это «чисто этическое, духовное движение» не встретило со стороны местного духовенства никакого порицания. Бехтерев отмечает, что Осип Потапкин «стал проповедовать призвание св. Духа и заманчивую подкупающую доктрину автоматизма: человек может призвать в себя св. Дух, который входит в него и управляет им, как машиною, уничтожая всякую волю; вследствие этого человек перестает быть ответственным за свои поступки». Может этого св. Духа звали св. Спорынья?

Есть еще один никем не отмечаемый аспект в таком широком распространении культуры ржи на Руси — пресловутая агрессивность русского народа. По исследованиям некоторых социологов, агрессивность в России на порядок превышает европейский уровень. В чем тут дело? Если М. Горький, приводя примеры агрессивного поведения народа, считал, что в повышенной агрессивности и жестокости виновато «чтение житий святых великомучеников — любимое чтение грамотеев в глухих деревнях», то мы с не меньшими основаниями вправе предположить, что в повышенной агрессивности населения виновата огромная любовь на Руси к черному хлебу. Само наличие повышенной агрессивности я полагаю априори и дело не в драках «деревня на деревню». Наличие агрессивности можно проверить эмпирически — поспорьте с кем-нибудь, утверждающим, что русский народ — сплошная доброта. Если ему не удастся доказать вам своей точки зрения за первые пять минут, то через десять вы будете жестоко избиты, возможно ногами. «Агрессивен, говоришь? Ну, получай!» или, устами писателя Сорокина в «Дорожном происшествии»: «В Бобруйск ездил? А? Чего косишь? А? Заело, да? Ездил в Бобруйск? Ты, хуй? В Бобруйск ездил? Ездил, падло? Ездил, гад? Ездил, падло? Ездил, бля? Ездил, бля? Ездил, бля? Чего заныл? Ездил, сука?»

Впрочем, если серьезно, то это видно наглядно — хотя бы в названиях деревень и городов. Недавние территориальные претензии Латвии к России заинтересуют нас только с семантической стороны. Суть в том, что город Абрене (что значит «квашня») латыши считают своим, а русские — исконно своим городом по имени Пыталово. «Известия» по этому поводу статью напечатали, где вскользь коснулись образования таких названий: «Пыталово. Душилово. Колотилово. Милые русскому уху названия. Псковская область, „порубежный край“. Тут во все времена кто-нибудь кого-нибудь пытал, душил, колотил. Русские — ливонцев, большевики — кулаков, немцы — партизан. И наоборот».

Но ни немцы, ни партизаны, ни кулаки, упомянутые в статье для красного словца, к историческому славному названию города, понятное дело, отношения не имеют. Если у вас есть старая карта России, поищите подобные названия. Если нет под рукой карты — то интернет ваш друг. Введите, к примеру, в поисковик «душилово» или «пыталово». Читаем: «В деревне Душилово Первомайского района мужчина 1950 г.р. после совместного распития нанес два удара топором по шее своему двоюродному брату» — так, ладно, что там еще. Ссылка из ивановской области: «в 20 минутах ходьбы находилась деревня Душилово. Жили здесь староверы». Уже теплее. Посмотрев связь названия и староверов, можно предположить интересное объяснение названия «Душилово», ознакомившись со статьей о старообрядцах: «В этих местах странническое согласие называли „душилова вера“, из-за их (или приписываемого им) обычая подвергать безнадежных больных или престарелых мученической (и таким образом, спасительной) кончине — душению подушкой с песком». Дальше с теми же названиями идет ярославская область, лужская… Посмотрите внимательно — найдете ли область, губернию, район, где бы не было одноименной деревни или села? Сколько сотен таких названий?

Можно также, к примеру, задать в поиск «деревня Урожаево» (или село). Сколько их? Правильно, ноль. Подсчитайте, сколько сотен ссылок выдаст поиск на запрос «деревня Голодаево». «Село Голодаево» выдаст еще столько же. Помятуя, что низкий уровень серотонина, вызванный перманентным потреблением спорыньи, чреват не только повышенной агрессивностью, но и склонностью к алкоголизму, зададим в поиск «село Пьяново» — счет опять идет на сотни. «Деревню Трезвово», полагаю, можно и не искать.

Кто же жил к началу ХХ века во всяких Душиловах и Колотиловах? Максим Горький писал: «Деревня гниет в сифилисе, деревня погрязла в нищете, невежестве и одичании. Русский крестьянин не имеет сил обрабатывать землю так, чтобы она давала ему все возможное количество продуктов…». Что случилось с русским народом? Где вещие Олеги и Святогоры? Где вообще даже просто исконно русские имена? Где былинные богатыри и вольные Соловьи-разбойники? Нету. Только «дегенеративно-истеричное население» (Якобий), частично находившееся в христианских сектах «под влиянием страстной проповеди истерика — может быть, слегка параноика» (там же) и за это подвергающееся «мелким преследованиям, науськиванием остального, точно так же крайне нервного, неустойчивого, дегенеративного населения» (а это уже Бехтерев). И этих двух известных психиатров вроде нет повода подозревать в русофобии.

Что же случилось с русским народом? Да ничего особенного, просто в полях заколосилась рожь, а «из первобытного мира славянские племена, входящие в Киевскую Русь, вошли в сложный мир духовной культуры христианства».