"Д`Артаньян - гвардеец кардинала (книга первая)" - читать интересную книгу автора (Бушков Александр)Глава шестая Кардинал Ришелье у себя дома- Я отчего-то полагал, что вы несколькими годами старше, - сказал кардинал Ришелье, почти бесшумно прохаживаясь по кабинету, - но кардинальские коты, ухоженные, пушистые, благодаря своей невероятной чуткости ловившие настороженными ушами малейший звук, то и дело провожали его загадочными прищуренными взглядами. Д'Артаньян был наслышан о них, но видел впервые - и старался сидеть, не шевеля ногами, потому что парочка избалованных созданий непринужденно разместилась у его пыльных ботфорт, время от времени пробуя их на прочность когтями, таращась снизу вверх со столь серьезным и озабоченным видом, словно хотели понять, друг это хозяину или враг. - В таком случае, оба мы оказались в одинаковом заблуждении, монсеньёр, - сказал д'Артаньян. - Я тоже, уж не обижайтесь на провинциала, представлял вас убеленным сединами стариком. В провинции только и разговоров о вас... Но ваш возраст молва как-то обходила стороной... - Вы разочарованы? - Наоборот, - сказал д'Артаньян. - Свершения выглядят особенно грандиозными, когда их инициатор в расцвете лет и сил... - Вас уже научили в Париже говорить льстивые комплименты? - усмехнулся Ришелье. - Помилуйте, монсеньёр, вы же не дама, а духовное лицо, какие могут быть комплименты... - простодушно ответил д'Артаньян. - Просто о вас говорят повсюду... - Хотите сказать, одну похвалу? - Нет, конечно, и худое тоже... Но разве эта молва делает погоду? - Д'Артаньян, резко меняя тему разговора, постарался вернуться к мучившему его вопросу: - Монсеньёр... Я до сих пор озабочен всеми этими клятвами, что пришлось тогда дать... - Успокойтесь, - решительно сказал кардинал. - Клятва, данная убийцам и заговорщикам, не имеет силы. Я вас отрешаю от всех клятв - властью, данной мне святым римским престолом, тем престолом, что выше любого королевского... - Он поднял руку, словно для благословения, и произнес несколько слов на латыни, в которых д'Артаньян понимал не больше, чем если бы они звучали на каком-нибудь наречии дикарей из Нового Света. - Ну что же, господин д'Артаньян... Вы оказали огромную услугу - и не просто человеку, а государству. Скажу вам по секрету, у меня есть свой человек среди заговорщиков - и еще один из их же собственных рядов совсем недавно кое о чем донес. Рассчитывая, надо полагать, что это его спасет... Он будет неприятно удивлен, когда после разгрома заговора ему отрубят голову вместе с остальными. - Можно спросить, монсеньёр, почему? Ведь он оказал услугу... - Услугу оказали вы, любезный шевалье. Вы - обличитель, а не доносчик. Это совершенно разные вещи. Обличитель, едва услышав нечто, представляющееся ему гнусным, решительно сообщает тем, кому надлежит ведать безопасностью государства. Доносчик - это другое... Человек, о котором идет речь, был вовлечен в заговор довольно давно, получил изрядную сумму денег и рассчитывал при удаче взлететь гораздо выше, чем он того заслуживает. Но потом... Деньги имеют свойство кончаться - а хотелось еще. Кроме того, его измучил страх за собственную шкуру, он стал бояться, что все раскроется, что всех настигнет кара... Другими словами, если бы он был уверен в победе заговорщиков, если бы ему дали больше денег, он остался бы на прежнем месте в прежней роли... Таких не стоит щадить. Теперь о вас, д'Артаньян. Я высоко ценю вашу искренность, вы оказали и мне, и другим нешуточную услугу, но... Мне хотелось бы понять ваши мотивы. Не ответите ли на несколько вопросов? - Как на исповеди... - Почему - "как"? - На лице кардинала появилась мимолетная усмешка. - Вы сами только что вспомнили, что я не только министр, но и духовное лицо... Так вот, дорогой д'Артаньян, ничто не мешало вам и далее оставаться в заговоре. То, что вы не Арамис, не имело никакого значения. Предположим, им удалось бы сместить меня, заточить в монастырь - и, несомненно, тут же убить - короля, претворить в жизнь все задуманное... И тут выясняется, что никакой вы не Арамис, а д'Артаньян. Неужели они прогнали бы вас и отдали все причитающиеся вам блага настоящему Арамису только потому, что именно за него себя выдавали вы? Действовал-то человек, а не имя! Я думаю, вас не только не прогнали бы с позором, но, наоборот, приблизили - ведь вы показали бы себя крайне ловким человеком, какие людям вроде герцога Анжуйского и принца Конде необходимы, и чем они бессовестнее, тем лучше. Одним словом, то, что вы приняли на себя чужое имя, нисколько вам не помешало бы на пути к преуспеянию. И вы не могли об этом не думать... - Я думал, монсеньёр, - честно признался д'Артаньян. - Примерно то же самое приходило мне в голову. - Но вы пришли ко мне... Почему? До сих пор ничто в вашем поведении не показывает, что вы ждете от меня золота, почестей, иной награды. Отчего же? Простите за назойливость, но в таких делах необходима полная ясность... - Так просто и не объяснишь, монсеньёр, надо подумать... - сказал д'Артаньян, ожесточенно скребя в затылке в надежде, что это старое и испытанное средство поможет побыстрее постичь истину. - Понимаете ли... То, что они задумали, - неправильно. Так не полагается. Это против законов божеских и человеческих. Простите, что я подхожу с нашими провинциальными мерками, но это все равно, как если бы я или кто-то из моих братьев, устав дожидаться наследства, заточил отца в подвале... И потом... Знаете, я до того, как выбрался из захолустья, плохо представлял себе, что такое государство. Мне казалось, что жизнь в нем налаживается сама собой, что страна живет, будто ручей течет - по проторенному руслу... Ну вот, а потом я немного присмотрелся. Оказалось, государством необходимо управлять, словно нашей рейтарской ротой. И очень много тут зависит от того, какой командир. У плохого не будет порядка, шеренги не научатся держать строй, каптенармус пропьет доверенное ему имущество, солдаты разболтаются... А у хорошего командира - о, у него наоборот. Так вот, сдается мне, вы - хороший командир. У Франции не было денег - вы наполнили казну. У Франции не было флота - вы его создали. В провинциях власть сеньоров была выше любого закона - уж я-то знаю, кое-кто из наших родственников и знакомых оттого и пострадал, что они были правы, но бедны, а сеньоры тех земель - неправы, но сильны... Вы назначили в провинции интендантов и губернаторов, которые приструнили самодуров... И, наконец, вы - сущий гасконец, монсеньёр! Вас ненавидит столько влиятельных и могущественных особ, против вас плетут столько козней и заговоров - а вы невозмутимо возвышаетесь, как утес, о который разбиваются волны! Это совершенно по-гасконски! Пусть даже весь мир идет войной - плечо вперед, навстречу пулям! - Иными словами, я - образец добродетели? - с тонкой усмешкой закончил за него Ришелье. - Ну что вы, монсеньёр! - с тем же простодушием воскликнул д'Артаньян. - Есть кое-что, чего я не могу понять и принять, хоть в Бастилию сажайте... Ну как это можно, простите на дерзком слове, запрещать дуэли? Дворянин и дуэль - это... это... это нечто изначальное, как небо над головой! Черт побери, если так пойдет и дальше, то... Мне поневоле приходят в голову вовсе уж идиотские, ни с чем не сообразные вещи... Если так и дальше пойдет, чего доброго, дворяне когда-нибудь будут ходить без шпаг, а если их обидят, они побегут к судейским с жалобой... Видите, какая чушь лезет в голову! Нет, с дуэлями вы определенно дали маху... Он спохватился и умолк, страшась собственной дерзости. Однако кардинал задумчиво смотрел на него без видимых признаков гнева. - Любезный д'Артаньян, - сказал он мягко. - Известно ли вам, например, сколько дворян погибло от дуэлей в царствование Генриха Четвертого? - Ну, человек двести... Или целых триста... - Четыре тысячи. - Черт побери меня... о, простите, монсеньёр! А тут нет никакой ошибки? - Нет. Разве что число преуменьшено. Оно впечатляет? - Да конечно, ясное дело... - протянул д'Артаньян растерянно. - И все же дуэль есть дуэль, испокон веку так заведено... Он чуть-чуть не ляпнул: "Но вы-то, монсеньёр, вы-то ничего не имеете против, когда ваши мушкетеры задают трепку королевским!" - но вовремя опомнился. У всякой непринужденной беседы есть свои границы, в особенности если ваш собеседник - лицо, обладающее большей властью, чем сам король... - Итак... - задумчиво сказал Ришелье. - Вы сделали выбор меж мною и теми господами... - Так уж получилось, монсеньёр. Случайно... а может, и не случайно. Вы знаете, меня по-доброму принимали в доме капитана де Кавуа - а граф Рошфор выручил из нешуточной передряги, когда неисчислимые толпы неотесанного мужичья набросились на меня с лопатами и вилами... Я вдруг понял: все те, кого я уважаю, кому обязан, находятся по одну сторону, а эти господа - по другую... Вот так я и оказался на кардинальской службе... - Прекрасно, что вы с а м и это признали, не дожидаясь моего предложения, - сказал кардинал. - Правда, у вас еще есть возможность отказаться. Прежде всего потому, что люди на моей службе далеко не всегда сходятся в честном бою с противником. Увы, моя служба - это еще и лицедейство, коварство, игра, притворство, чужая личина... Насколько было бы просто, наступай наши враги открыто, со шпагами наголо... К сожалению, чаще всего обстоит как раз наоборот. Подумайте хорошенько, если вы ищете моей службы. Кое-что может показаться вам несовместимым с дворянской честью... - А мне наплевать, - упрямо сказал д'Артаньян. - Мы, гасконцы, не любим шараханий в симпатиях и антипатиях... да и потом, вы, монсеньёр, надо полагать, не заставите своих слуг губить хорошего человека... А там, бог даст, выдастся и случай позвенеть шпагой. - Он может настать быстрее, чем вы думаете. - сказал Ришелье. - Видите карту? - Это, по-моему, Ла-Рошель... - Именно. Но у гугенотов в руках не одна Ла-Рошель. Катр, Мильго, Прива, Але, Андюз - во всех этих превращенных в крепости городах, исконно французских, французский король, посмотрим правде в глаза, совершенно не волен распоряжаться. Чем и пользуются враги. Английское золото потоком течет в ту же Ла-Рошель... - Бледное лицо кардинала на миг исказилось гримасой непритворного гнева. - Видит бог, с этим необходимо покончить... Гугеноты - вечный источник раздора. Бедненькие, ущемляемые гугеноты... До сих пор, через полвека, слышен плач по безвинным гугенотам, убитым в Варфоломеевскую ночь, - и мало кто помнит, что сами гугеноты до того трижды устраивали резню католиков, не щадя ни старых, ни малых... Да и Варфоломеевская ночь... Вам известно, что это гугеноты готовили заговор с целью убить короля и захватить власть? - Нет, - сказал д'Артаньян. - Но ничуть не удивлюсь... - Заговор был, - сказал Ришелье. - В ближайшем окружении адмирала Колиньи и других гугенотских вождей находился доверенный человек королевы-матери Екатерины Медичи, он оставил обстоятельный доклад. - А ведь верно! - воскликнул д'Артаньян. - Отчего же он медлил, коли сгорал от любви?! - Потому что он в первую очередь политик, а уж потом - беззаветно влюбленный. Всю эту неделю он трудился, как пахарь. Раздавал полновесное английское золото, вербуя сторонников английской короны... и, как легко догадаться, отнюдь не среди третьего сословия. - Среди дворян?! - Дорогой д'Артаньян, вы слишком молоды и не успели свыкнуться с некоторыми вещами... - Черт меня... о, простите! Монсеньёр, я еще понимаю гугенотов - они открытые враги веры и престола, нет ничего удивительного в том, что они берут иностранное золото и приглашают на французскую землю чужеземных солдат... Но когда парижская знать... Ришелье усмехнулся: - По-вашему, когда тридцать семь лет назад испанские войска заняли Париж, с захватчиками сотрудничали исключительно люди нетитулованные? Как вы наивны, шевалье... - Ах, вот оно что... Он раздавал золото... - И немало, смею вас заверить. В Париже уже составилась проанглийская партия. Это политика, любезный д'Артаньян. Там нет чувств и идеалов - одна целесообразность. Если смерти министра или свержения законного короля можно добиться только с помощью чужеземного золота и чужеземных же войск - будьте уверены, заговорщики без колебаний возьмут и то, и другое... - Вот еще одна причина, чтобы не отказываться от вашей службы, - сказал д'Артаньян, упрямо выпятив челюсть. - Знаете, монсеньёр, мне раньше казалось, что весь мир состоит из нашего прекрасного Беарна. А оказалось, Гасконь - это только часть Франции... Но что же мне в этой ситуации делать, ваше высокопреосвященство? - То есть как это - что? - поднял брови Ришелье. - Возьмите эту записку. Мой казначей незамедлительно выдаст вам триста пистолей. Вы заберете назад вот это, - он повертел в тонких сильных пальцах особым образом изуродованную монету. - И немедленно отправитесь в Нидерланды, в гостиницу "Зваарте Зваан"... А как же иначе? Поручения особ столь высокопоставленных, как герцог Анжуйский и принц Конде, и столь очаровательных, как герцогиня де Шеврез, следует выполнять со всей скрупулезностью и надлежащим рвением... А если без шуток, д'Артаньян, - мы обязаны действовать. Никто, кроме вас, не подобрался столь близко к самому центру заговора... |
||
|