"Канадские охотники" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)

ГЛАВА 8

После тщетных попыток освободиться от веревки, Франсуа, оставленный на раскаленном песке Старой стройки, чувствует, как поднимается в его груди волна гнева.

Не думая о себе, хотя муки становятся с каждым часом все нестерпимее, отважный юноша переживает за пропавших братьев, от бессилия его гнев становится еще яростнее.

Физически крепкие люди, привыкшие преодолевать препятствия штурмом, не ведают, что сосредоточенность и покой бывают порой куда эффективнее отчаянных метаний.

Сначала бедняга попробовал перегрызть зубами веревки на руках. Тщетно, он связан так, что зубами не дотянуться до ладоней, крепко прижатых к торсу. Можно попытаться перетереть веревки о кварцевые камни. Но сколько это потребует времени! А братья ждут помощи.

О! Только бы быть свободным, держать в руках ружье, нож, железный прут или хотя бы просто палку! Не важно чем, лишь бы сражаться — против десяти, против двадцати, против сотни!

Франсуа, не будь он связан, как боров, отомстил бы этим негодяям, предателям, не пожалел бы десяти лет жизни за возможность найти братьев…

Но что это? Или показалось? Чьи-то шаги по сыпучему гравию. Сюда идет человек. Наверняка враг.

Вот он уже рядом. Франсуа, лежащий ничком, видит перед собой только кожаные сапоги. Подошедший наклоняется, трогает охотника за плечо, пытается перевернуть. Незнакомец дышит так, словно долго бежал по гравию. В руке у него нож.

— Ну, давай, не медли! — кричит Франсуа, в ушах шумит, лицо побагровело от напряжения, перед глазами красная пелена.

— Бог мой, это он! — слышится гнусавый голос с отвратительным американским акцентом.

Рука заносит нож. Юноша бесстрашно ждет, когда вонзится в спину холодная сталь.

Но острое, как бритва, лезвие, прикоснувшись к его руке, в мгновение ока разрезает пеньковый жгут; слышится тот же гнусавый, но ласковый, растроганный голос:

— Малыш, я подоспел вовремя! Как они тебя разделали! Да накажет меня дьявол, если я не сниму скальп с целой дюжины этих прохвостов.

Ошеломленный, обрадованный Франсуа шевелит руками, ногами, оттолкнувшись от земли, встает, расправляет могучую грудь и подхватывает того, кто освободил его от пут, кто назвал его малышом. Охотник поднимает своего спасителя, который на целый фут его ниже, горячо целует в обе щеки и шепчет взволнованно, с дрожью в голосе:

— Боб, дорогой Боб!

— Да, это я, Боб Кеннеди, и никто другой!

— Дорогой друг, откуда ты? Я сходил с ума от ярости и отчаяния, уже не надеясь ни на чью помощь.

— Иду от вашего дома, он в таком виде…

— Негодяи, наверное, разгромили все от чердака до подвала.

— Они полные олухи, не то что мои соотечественники — ковбои. Те ни за что не стали бы громить ваш дом.

С этими словами Боб вынимает из кармана связку банкнот, потом слитки золота, некоторые оплавившиеся.

— Здесь десять тысяч долларов, половина в банкнотах, половина в слитках. Поделим банкноты, слитки тяжелые, некоторые весят не менее пятнадцати фунтов.

— Да это целое состояние!

— И оно обнаружено мной в нижнем ящике сейфа, взорванного динамитом. Этот ящик не был даже закрыт на ключ, а воры не догадались туда заглянуть! Рассовывайте золото по карманам, и бежим скорее.

— Боб! Дай разгляжу тебя, пожму твою руку, чтобы, по крайней мере, убедиться, что ты действительно рядом. Честное слово, это сон.

— Проснись и подбери упавший слиток. Доллар, дорогой мой, — нерв войны.

— Да, деньги понадобятся совсем скоро, нам придется сражаться, ведь исчезли мои братья. У кого бы узнать, где они?

— У меня. Жан и Жак в тюрьме.

— В тюрьме? Господи помилуй, почему?

— Их обвиняют в убийстве джентльмена, чей гроб я, кажется, вижу здесь.

— Но это безумие! Наглая ложь!

— Я бы добавил: это преступление! Хорошо спланированный заговор. И во главе его — подлецы очень высокого полета.

— О, Боб, обо всем, что здесь произошло, ты, похоже, знаешь лучше меня. Но откуда?

— Объясню потом, а пока давай уносить ноги! Тебя считают замешанным в убийстве и могут с минуты на минуту арестовать.

— Хотел бы я посмотреть, как это будут делать! Те, кому жизнь надоела, пусть попробуют! У меня, слава Богу, два револьвера.

— И у меня пистолеты, да еще винчестер, спрятанный в кустарнике, под ольхой; продолжить разговор и составить план действий лучше там.

— Да, надо торопиться, Боб!

— Теперь, парень, ты торопишь меня?! Молодец! Напомни еще чистокровному янки, что время — деньги, и тогда он тебе ответит: в нашем случае время — больше чем деньги, время — это жизнь.

Пока шла эта краткая беседа, Франсуа совсем оправился, к нему вернулась юношеская сила, мягким шагом охотника он побежал вместе с ковбоем к лесу, чтобы спрятаться на случай, если странному муниципалитету этого края вдруг взбредет на ум пополнить тюрьму еще одним канадцем.

Друзья устроились в роще так, чтобы хорошо видеть дорогу, ведущую к дому. Из трактира Сэма-Отравителя до них доносился дикий вой.

— Ты помнишь, дорогой Франсуа, что после зимы, проведенной с вами, я был вызван в Гелл-Гэп: выступать на суде по делу Джонатана Ферфильда в связи с контрабандой в Горах Горлицы.

— Очень хорошо помню: мы провожали тогда тебя до Делорейна — ты сел в дилижанс недалеко от места, откуда намечалось начать операцию. Потом в поместье Одинокий Дом нам пришлось дожидаться, когда же будет объявлена амнистия защитникам Батоша. Без этого Джо Сюлливан не разрешал своей дочери выходить замуж за Жана.

— Все точно. Тогда вы и получили от дядюшки письмо с просьбой о помощи и втроем отправились на прииск «Свободная Россия». Я же, побывав в Гелл-Гэпе и соседних с ним райских уголках, где меня едва не повесили, вернулся в Одинокий Дом, который показался еще более грустным и пустым, чем раньше. Джо Сюлливан, потеряв возможность заниматься контрабандой, не знал к чему приложить руки, малышка Кэт бродила по дому как призрак, смертельно скучая по Жану.

Честное слово, я не стеснялся в выражениях, узнав, что вы уехали без предупреждения. Мне передали письмо Перро с обратным адресом, и я сказал себе: пусть друзья не предложили мне отправиться в Карибу следом, пусть даже не оставили записки, я поеду к ним сам и посмотрю, как они меня встретят.

— Мой славный Боб, но ведь мы не знали, куда тебе писать, и, кроме того, были уверены, что, приехав в Одинокий Дом, ты легко установишь с нами связь — ведь Жан в своей весточке невесте добавил несколько слов и для тебя.

— Это письмо, по счастью, пришло утром в день моего отъезда. Не будь его, я считал бы, что вы меня совсем забыли.

— Не издевайся, дорогой Боб. Ты прекрасно знаешь, что стал нашим приемным братом…

На серые, блестящие как клинок глаза ковбоя навернулись слезы.

— Не близкая дорожка от Гор Горлицы, — продолжал он, не отвечая на ласковый упрек. — После долгих дней и ночей, проведенных в поезде и дилижансе, я добрался наконец до Баркервилла и, будучи весьма стеснен в средствах, остановился в одной кривой (чтобы не сказать слепой) гостиницеnote 91: ее посещают люди более чем сомнительной репутации, грязная пена Баркервилла и прилегающих к нему приисков. Это было вчера вечером. Я, естественно, хотел услышать что-нибудь о «Свободной России», о дядюшке Перро, о его племянниках. Неожиданно новости оказались невеселыми, о вас говорили словно об обычных ковбоях, бросивших ранчо и приехавших сюда погулять. Умышленно поддакивая клеветникам, я многое узнал: об убийстве директора компании, об аресте Жана и приказчика, доставивших в муниципалитет убийцу, о выдвинутых против них обвинениях, об аресте Жака, приехавшего вслед за пропавшим братом, и, наконец, об ордере на арест, приготовленном для тебя, тоже как соучастника убийства.

— Какое-то безумие!

— Гораздо хуже — разыгранная с профессиональным блеском чудовищная партия! Получив эту информацию, я поскорее добрался до «Свободной России», чтобы помочь хотя бы тебе избежать тюрьмы. Дом оказался вверх дном. В одной из комнат валялись остатки сейфа, распавшегося, словно он из картона. Мне посчастливилось сначала открыть один ящик, чудом уцелевший после грабителей, а потом в трактире Сэма встретить двух своих давних друзей — куда ни кинь, везде знакомые — порядочных бузотеров, но славных малых и по-своему честных. Новость, которую они сообщили, меня насторожила: хозяин трактира поит всех бесплатно и вволю. О тебе я заговорил как бы между прочим. И тут же один из приятелей заглотнул наживку.

— А, это тот самый юнец, новичок, который выдавал зарплату. Он вон в той стороне! Ищите, но не рассчитывайте на нашу помощь — ни за золото, ни за серебро. Мы сейчас развлекаемся да к тому же задарма!

— Информация была точной. Я искал тебя и, по счастью, нашел, дорогой мой малыш. Вот и все. А теперь за дело.

— Не считаешь ли ты, что нам лучше перебраться поближе к городу?

— Только не днем — боюсь, нас арестуют. Нужно дождаться вечера. Смотри-ка, всадник!

— Это почтальон, который приносит на прииск письма и телеграммы.

— Может быть, у него есть что-то для тебя, вернее для нас? Эй, Джон, остановись!

Англичане и американцы любого китайца зовут Джоном. Джон Чайнамэнnote 92. Оглянувшись на крик, житель Небесной империи останавливает мула и спрашивает Боба, что он хочет.

— Есть ли письма или депеши для администратора прииска господина Перро или для братьев де Варенн — Жана, Жака и Франсуа?

— Я не знаю. Посмотрю, когда подойду к дому. Нам запрещается отдавать почту вне дома. — Почтальон явно напуган колким взглядом этого невысокого паренька, определенно не расположенного подчиняться правилам.

— Хватит сказки рассказывать! Давай сумку!

— Нет! По правилам…

С грубостью истого американца, вошедшей уже в поговорку, не тратя больше времени на слова, Боб схватил почтальона за ногу, крутанул над мулом, шмякнул о землю, затем приподнял за косичку, заплетенную на голове, сильно ударил кулаком по курносому носу и без дальнейших объяснений отнял сумку.

Для китайца лучший, если не сказать единственный аргумент, который он понимает — сила. Поэтому почтальон даже не протестовал, пока Боб перебирал письма, адресованные золотоискателям.

— Вот, — воскликнул он, решив уже было отказаться от поисков. — «Господину Перро, „Свободная Россия“, Карибу, Британская Колумбия». Письмо из Соединенных Штатов. Поскольку вашего дядюшки нет, открой письмо сам, Франсуа. Это в общих интересах. А ты, мэтр Джон, садись на своего мула, бери доллар и двигай дальше! Мы же, малыш, давай вернемся в лесок, из которого так хорошо просматриваются окрестности. Что в письме?

— Прочти сам, — озабоченно произнес юноша» пробежав строчки глазами.

— Но оно на французском, я не все пойму.

— Тогда слушай!

«Олимпия, 25 июня 1886.

Дорогой мой Перро!

Наугад посылаю вам это письмо без уверенности, что оно дойдет по адресу. За вами наверняка шпионят и всю почту просматривают. Но буду надеяться на чудо. Дело срочное. Наши противники торжествуют на всех фронтах. Эти пираты, связанные с администрацией или входящие в администрацию, могут отобрать прииск. По наивности я отправился протестовать против приказа о моей высылке к правителю-наместнику и сразу был брошен в тюрьму, хорошо еще, что не отравлен. Благодаря помощи одного врача мне удалось бежать и добраться до Америки, откуда и пишу».

— Так, значит, телеграмма была не от него, — прерывает Франсуа.

— Какая?

— Да восемь дней назад мы получили депешу о том, что все улажено. Не будь ее, дядя никогда не согласился бы отправиться с милордом охотиться на бигорнов.

— С сэром Джорджем Лесли?.. Он вчера вернулся.

— Ты в этом уверен? Ты его знаешь?

— Абсолютно уверен. Самого милорда я не знаю, но с его кучером, ковбоем из Дакоты, мы давние друзья.

— И что же?

— Он сообщил мне, что вернулся со своим хозяином из экспедиции. Убили двух бигорнов.

Молодой человек сильно побледнел:

— Понимаешь, дядя был проводником экспедиции. Если проклятый англичанин вернулся без него, значит… Ой, Боб, я боюсь даже думать. Кажется, это катастрофа…

— Ну, Франсуа, будь мужчиной. Нельзя бросать начатое. Твои братья в тюрьме, дядя тоже был, очевидно, арестован по возвращении. Поверь мне, эти факты связаны между собой.

— Если бы арестован… — Подавив дурное предчувствие, Франсуа ухватился за предположение друга.

— Теперь давай по порядку. Читай письмо дальше, а вечером я что-нибудь узнаю о вашем деле.

— Ты прав, Боб. В письме может быть очень ценная информация.

«Ссылка и преследования, — пишет месье Алексей, — сделали меня подозрительным. На адрес „Свободной России“ могут посылаться фальшивые письма, депеши. Будьте осторожны. Ничему не верьте, абсолютно ничему. Я ни разу не писал вам, так как был заточен в одиночной камере…

Ситуация сейчас такова: хотят завладеть прииском, и для этого используются все средства. Поскольку сила не на нашей стороне, надо временно отступить, хотя бы для видимости. Речь идет о жизни и смерти, а я не хотел бы сокращать ваши дни, дорогой Перро. В таких условиях бороться невозможно, нас раздавят. Поэтому по получении письма бросьте все и приезжайте сюда — гостиница «Олимпия», Вашингтон. Обдумаем, как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Главное, не теряйте ни минуты. Действовать надо быстро. Жду.

Всем сердцем ваш Алексей.

P.S. Любой ценой нужно сберечь контракт, подтверждающий наше право на владение прииском. Поговорите с Иваном, которому я отправляю сегодня же депешу, сообщая те же факты. Будем надеяться, что хоть одно из моих посланий попадет вам в руки».

— А месье Иван был убит на следующую ночь после отъезда дяди, — замечает Франсуа. — Теперь ясно: кража документов пьянчугами, распалившимися у Сэма, и была той скрытой целью, ради которой устраивалась вся эта оргия.

— И вот еще что, — прерывает его Боб. — Когда точно пришло фальшивое сообщение господина Богданова?

— Утром того дня, когда дядя отбывал в экспедицию. Через два-три часа после первого письма к нему прибыл курьер от сэра Джорджа, вручив второе письмо с настойчивым приглашением на охоту. Хорошо помню: известие от нашего русского друга было подписано Богданов, а не Алексей, как обычно, что несколько насторожило дядюшку. Но, успокоенный фальшивкой англичанина, он отбросил всякие колебания и уехал. С того проклятого дня начались несчастье за несчастьем: убийство директора, арест братьев и приказчика, разгром дома, кража документов и денег, наконец, ордер на мой арест…

— Да, это, как ты теперь убедился, звенья одной цепи. Сначала приказом правителя-наместника удалили месье Алексея, затем услали подальше дядю Перро, дабы воспользоваться вашей молодостью и неопытностью в делах, наконец, убили директора. Даю голову на отсечение: тут не обошлось без сэра Джорджа Лесли, странного охотника на бигорнов.

— Боже мой, вот что пришло мне в голову…

— Что именно?

— Ведь этот человек — брат правителя-наместника… Черт возьми! К тому же он генеральный инспектор приисков края.

— Так чего же ты хочешь? Я уверен, охотник на бигорнов — главный вдохновитель всех этих подлых дел. А его сообщник — правитель-наместник. Нечего больше и гадать. Мы напали на след. Месье Алексей как в воду глядел, написав, что эти пираты пользуются поддержкой администрации, а может быть, и являются ею.

— Но в таком случае, Боб, мы погибли, с такими людьми бороться невозможно.

— Ну вот еще! Ты решил отступать?

— Боб, ты меня знаешь. Без тени колебаний пожертвовал бы я собой, чтобы спасти братьев. Но, боюсь, и этого будет мало.

— Ба! Такое ли мы еще видели! У нас в кармане десять тысяч долларов, а десять тысяч долларов — роковая цифра. Имея такую сумму, я готов объявить войну самой королеве и наголову разбить ее войска на море и на суше.