Луи Анри Буссенар Виктория-регия

Три недели прошло с тех пор, как нас обратили в бегство белые цапли. Генипа, поклонник лечения ран вливанием в желудок значительного количества тростниковой водки, весьма расстроен тем, что выздоровел слишком быстро — больше ему не удастся пьянствовать в свое удовольствие.

Мы все глубже продвигаемся в сердце богатейшего и необыкновенно интересного для естествоиспытателя края тропических озер.

Здесь без труда можно удовлетворить и свой охотничий пыл, и склонность к наблюдениям за жизнью животных и птиц.

Попасть из одного озера в другое очень легко — они соединены целой сетью протоков. Мой индеец отлично разбирается в них и уверенно работает веслом.

Вчера мы заночевали под развесистыми кронами гигантских деревьев, привязав гамаки к их могучим стволам и, несмотря на досаждавшую мошкару, прекрасно выспались.

Сейчас шесть часов утра. Встаем с первыми лучами солнца и приступаем к настоящему индейскому завтраку: копченая рыба, печенные на углях ямсовые лепешкиnote 1 и чистая холодная вода.

Внезапно наступает яркий день, солнце тут восходит стремительно, подобно быстрой кометеnote 2. Взгляду открывается изумительной красоты картина — вчера я сумел лишь мельком рассмотреть ее: поверхность огромного спокойного озера сплошь покрывают огромные блестящие зеленые листья почти идеально круглой формы. Над ними раскачиваются роскошные цветы, размером со средний винный бочонок. Одни сверкают ослепительным белым цветом, другие пурпурным; некоторые пламенеют на солнце как расплавленное золото; а у самых великолепных — белая грациозно загнутая вверх кайма лепестков ближе к сердцевине сменяется нежно-розовыми и малиновыми оттенками. Еще не распустившиеся шаровидные бутоны, покрытые жесткой щетиной, напоминают огромные каштаны.

Это — одно из чудес экваториальных широт, сказочная Виктория-регия.

На ее неподвижных листьях копошится великое множество водяных животных и насекомых — наше появление не нарушает размеренного течения их жизни.

Розовые фламинго, серебристые журавли, цапли с белыми султанами на головах, паламедеиnote 3, чьи крылья украшены маленькими шпорами, сонно стоят на одной ноге, подкарауливая мелкую рыбешку. Ржанкиnote 4 и водяные курочкиnote 5, семеня вдоль берега, ведут своих птенцов на ловлю личинок и жуков. Водяные змеи и даже небольшие кайманыnote 6 стараются незаметно подкрасться и схватить маленьких птичек.

Мое молчаливое сосредоточенное созерцание длится достаточно долго. Все это время Генипа, сохраняя свой обычный невозмутимый вид, спокойно курит длинную, свернутую из листьев магнолии сигару, ожидая приказа двигаться дальше.

Небольшая протока шириною около тридцати метров отделяет нас от озера с гигантскими кувшинками. Хорошо бы рассмотреть их поближе.

Первой в лодку прыгает дрожащая от возбуждения собака. Генипа устраивается впереди и плавно отчаливает от берега. Разлетаются в разные стороны цапли, прячутся водяные курочки, ржанки хрипло кричат простуженными голосами «кин-кин-кин», маленькие кайманы, нырнув, блестят под водой металлическими доспехами.

Мы остаемся одни.

Вблизи листья и цветы Виктории кажутся еще более огромными, а их красота, странная и дикая, — еще притягательнее. Распустившиеся гигантские цветы источают сладкий, устойчивый, резковатый запах. Рука тянется к перламутровым лепесткам — они очень горячие.

Прекрасный случай убедиться в том, что оплодотворение у некоторых растений сопровождается большим выделением тепла!

Погружаю в воду термометр — температура в озере двадцать два градуса Цельсия. На воздухе ртуть поднимается до тридцати двух. Затем ввожу термометр в самое сердце цветка и жду около четверти часа. Невероятно: столбик поднялся до сорока шести градусов!

Конечно, сам по себе этот факт — не новость и вряд ли его можно считать открытием. Но подобного я все-таки не ожидал, поэтому незамедлительно заношу результаты опыта в дневник и перехожу к детальному изучению листьев.

Выбираю один из самых крупных. У нас нет с собою метра, но не беда, обойдемся гринеровским ружьем, ствол которого имеет длину семьдесят пять сантиметров. Беру тонкую бечевку, к которой привязан якорь пироги, и передаю индейцу свободный конец. С грехом пополам удается объяснить, что Генипе следует покинуть суденышко, взобраться на лист и остановиться у средней, самой крупной из прожилок — толщиной с ногу человека.

Конечно, я опасался, что мой помощник, а весит он по меньшей мере семьдесят килограммов, вот-вот провалится в воду. Но огромный лист, будто плот, построенный из крепких досок, сохранял устойчивость.

И вот веревка протянута от основания черешка до самой далекой точки на поверхности листа. Меряю ее ружьем — ствол укладывается двенадцать раз. Гигантское тело королевы озер достигает девяти метров в длину и немногим меньше в ширину. Значит, площадь листа равна восьмидесяти квадратным метрам! Да, привезти бы такой листик во Францию. Нужно сорвать его, скрутить и высушить.

Вернувшись в лодку, индеец отрезает стебель и подцепляет будущий «экспонат» одним из крючьев якоря. Выходим на берег и принимаемся тянуть за другой конец веревки.

Стараемся изо всех сил, и, несмотря на огромную тяжесть листа, нам все же удается медленно подтянуть его ближе к берегу и даже частично приподнять над водой.

Однако дальше дело не идет.

Толщина зеленого гиганта с краю примерно десять сантиметров, в середине — не меньше шестидесяти. Вес, вероятно, около полутонны. Ничего не поделаешь! Придется оставить эту идею. Я вонзаю саблю в пропитанную озерной водой мягкую губчатую плоть и вырезаю кусок длиною около метра. Этот-то кусок мы и вытягиваем на берег и подробно рассматриваем. На кожуре глубоко сидят шипы красивого фиолетового оттенка и змеятся прожилки толщиною с веревку.

Теперь нужно заняться цветком и рассмотреть и его с помощью лупы.

За цветком опять посылаю Генипу. Он отплывает на пироге и тотчас возвращается обратно, везя на буксире привязанную к борту темно-пурпурную кувшинку — шириной превосходящую саму пирогу.

Трудно не прийти в восторг при виде этого чуда природы. К несчастью, дно чашечки кишит насекомыми, при виде которых по телу пробегает дрожь отвращения. Их укусы очень опасны. С помощью ланцетаnote 7, извлеченного из походного рюкзака, собираюсь изъять из цветка мерзкую живность.

Индеец весьма любезно предлагает взять эту неприятную работу на себя. Сказать по правде, соглашаюсь с большим облегчением. Но не торопитесь обвинять меня в малодушии! Чтобы выжить в неизведанном мире, где на каждом шагу возможны встречи с гигантскими дикими пчелами, крабами-пауками, сороконожками, скорпионамиnote 8, змеями, с соблазнительными, но ядовитыми ягодами и смертоносными колючками, обманчивыми, поросшими зеленью болотами и еще Бог знает с какими страшными сюрпризами природы, европейцу приходится соблюдать массу предосторожностей. Жизнь в тропическом лесу — целая наука.

Генипа медленно погружает руку по самое плечо в гущу ароматных лепестков. И тут же отдергивает ее! У меня вырывается возглас ужаса, в жилах стынет кровь: вокруг его запястья живым браслетом обвилась разъяренная змея. Ее узкое тело перечно-красного цвета покрыто черными разводами, свирепые глазки блестят, как пара брильянтов, а ядовитые, острые, словно иглы, зубы сжимают большой палец индейца.

Это страшный элапс, или коралловая змея. После ее укуса даже самый крепкий мужчина вряд ли протянет и час.

Генипа на краю гибели, тут не поможет никакое лекарство! Но к жалости и сочувствию, признаюсь, примешивается и чувство страха за себя: если мой единственный спутник, мой опытный проводник умрет, что тогда? Я останусь один, совершенно один! До селения индейцев из племени Генипы целая неделя плавания. Кто мне подскажет, как отыскать туда обратную дорогу, кто научит управлять непослушной пирогой, кто поможет разобраться в многочисленных затерянных в камышах протоках — крокодильих проходах из одного озера в другое?

Хочу хоть как-то облегчить участь несчастного: собираюсь надрезать рану, перевязать руку, сделать укол марганцовокислого калияnote 9 — к счастью, в походной аптечке есть это ценное противоядие.

Однако мое волнение, бледность и настойчивое желание оказать помощь вызывают у индейца лишь недоумение.

Сохраняя полнейшее хладнокровие, Генипа большим и указательным пальцами левой руки сдавливает шею змеи, заставляя разжать зубы, и, бросив на деревянный пол пироги, топчет ее. Затем произносит своим глухим голосом:

— Бай мо тафиа — дай мне водки.

И, поскольку я настаиваю на лечении, добавляет: «Я — мыть», то есть «вымыт» и не боюсь укусов змей.

Это действительно так. Мне рассказывали, что индейцы делают себе прививки изготовленным по наитию противоядием. Значит, у нашего знаменитого Пастераnote 10 были краснокожие предшественники!

Капельки почерневшей крови двумя жемчужинами выступили на пальце индейца, там, где ядовитые зубы проткнули кожу. Генипа вытирает руку о свою раскрашенную по обычаю грудь и одним махом выпивает бутылку водки.

Мы отправились обратно, хотя, честно признаюсь, я еще опасался за жизнь Генипы. Однако остаток дня прошел без потрясений.

Ночью мой приятель спал как сурок, а наутро проснулся совершенно здоровым, свежим и полным сил. Ранки зарубцевались, от припухлости не осталось и следа. Видя это чудо, я не стал отказываться от предложения Генипы и решил сделать и себе прививку таинственным индейским зельем.