"Железная рука" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 5— Эй, старая развалина! Бутылку тащи! — Две, три, десять бутылок! — Поторапливайся же! Теперь, когда у тебя лишь одна лапа, ты стал ленивее болотной черепахи! По столу стучали кулаки, крики усиливались. Глухой хриплый голос ответил словно из-под земли: — Сейчас! — Если ты так неповоротлив, — сказал кто-то, — то можешь закрыть свою проклятую таверну. — Было бы жаль, дело выгодное. Из-за стойки появилась огромная взлохмаченная голова. Человек-колосс [270], косая сажень в плечах, а шея сделала бы честь быку… Однако поднимался человек медленно, с трудом. Когда гигант показался весь целиком, стало заметно, что он покалечен: одна рука прижимала к груди бутылку с ликером, а другая висела вдоль тела безжизненная, бесполезная. — Возьмите бутылки из-под моей руки, чтобы они не упали, — попросил он. — Эх, бедный Том Канон, — прохрипел кто-то. — Ты уж больше не пиратствуешь? Однако как с тобой случилось это дело-то? — Это вас не касается. — Ведь тогда в Сен-Лоране тебя лишь легонько задели кулаком. А еще раньше, во время побега, ты свалил ударами кулака двух надсмотрщиков. — Возможно. Все что-то пили. Мерзкие лица, косые взгляды. — А почему ты решил устроиться здесь? — Расскажу. Я был в Неймлессе и видел, как Джек нажил состояние. Когда у меня вышла из строя одна лапа, решил рискнуть, основав таверну, что-то вроде постоялого двора. Прошел слух, что на прииске Сан-Эспуар, где многие столько мучились и откинули копыта, так ничего и не открыв, другие, более удачливые, стали находить золото. Подумалось: стоит попытать счастья! Вот я и приехал сюда. Не для того, чтобы искать золото… Просто сделать в меньших размерах то, что патрон Джек поставил на широкую ногу в Неймлессе. — У тебя будет казино? Певицы? — Сделаю, что будет возможно, и увидите: я не так уж и не прав. Тут уже есть двадцать изыскателей… да и вы сами приехали сюда же. Черт возьми! Тебя, Ла Грифай, я знал еще там, поэтому тебе и известно мое имя. Другим — нет. Но достаточно посмотреть на вас, чтобы догадаться: вы все — сбежавшие каторжники — приехали сюда за богатством. — Эй! Старина Том! Ты не лишен здравого смысла, толстяк этакий. Хорошо сделаешь, если пошаришь у себя в погребе… Мы ждем друзей. — Друзей такого же качества? — растерянно спросил Том. — Ты воротишь от нас морду? Месье краснеет, он стесняется старых знакомств. Однако будь уверен, робкий кабатчик: те, кого мы ждем, очень важные люди, шикарные, я бы сказал… — Они приедут, чтобы работать на прииске? — Именно: у них есть и капитал и руки! Увидишь… Через два месяца тут будет город. Сможешь продать все, что захочешь, и умрешь миллионером. Том Канон пожал плечами: он действительно обосновался в Сан-Эспуаре, чтобы зарабатывать на жизнь. На миллион он не рассчитывал, ибо бандит в нем уже умер. После того, как Тома победил Железная Рука, сломав правую руку, а Мадьяна подобрала его и вылечила, в голове каторжника произошла настоящая революция. Он ужаснулся, вспомнив свое жестокое прошлое. Но надо было жить. Оставаться в Неймлессе, где все грубо насмехались над ним из-за его поражения, оскорбляли и провоцировали, было нельзя. Почувствовав себя вдруг как бы уменьшенным в размерах, Канон понял, что никогда не образумит своих бывших подельщиков. Он покинул Неймлесс и обосновался здесь в надежде зарабатывать себе на жизнь, приютив несколько сумасшедших парней, привлеченных шумихой. Они мечтали открыть тайну старого покинутого прииска. А теперь Том стал бояться своей клиентуры. Здешней, и особенно той, о приезде которой ему объявили. Он опасался этих мерзких банд, у них было лишь одно на уме: грабить и убивать. Домик, который построил Канон, обошелся ему недорого, был он снабжен лишь двумя длинными столами и скамьями, а освещался дымившим фонарем, подвешенным к одной из балок. Шестеро мужчин, среди которых был и Ла Грифай, сидели за столом и время от времени прислушивались к шуму, доносившемуся снаружи. И действительно, поднялся ветер, глухой шепот мало-помалу ширился и постепенно превратился в рокот. И вот уже лес загудел, прогрохотал гром, красные сполохи прорезали небо и бросали в окна таверны адские отсветы. Дождя не было. Но такие сухие бури еще страшнее: яркие вспышки, громовые раскаты, похожие на щелканье гигантских пулеметов, — это впечатляло. Каторжники интуитивно замолчали, охваченные мистической [271] тревогой. Раздался сильный удар, сотрясший землю до самых ее недр. Дверь отворилась, словно вырванная невидимой рукой. В проеме появился человек. Его зловещий силуэт четко выделялся на темном фоне при свете молний. Король каторги! — Встать, проклятые пьяницы! — крикнул он страшным голосом. — Всем выйти! Час настал! — Я проломлю башку первому, кто посмеет не повиноваться! — пронзительно выкрикнул Маль-Крепи. Каторжники вскочили, услышав голос вожака, и бросились наружу. Оцепеневший Том Канон не шелохнулся, понимая, что готовится страшное преступление. Но что он мог сделать? При вспышке молнии бывший боксер увидел во дворе группу людей более чем в пятьдесят человек, их карабины сверкали сталью. Канон выглянул наружу. Толпа уже исчезла, спрятавшись в лесу, что окружал таверну… Это была засада. Но для кого? Вдруг кто-то коснулся его руки. Он живо обернулся и увидел худенькое существо, которое тоненьким голоском спросило: — Месье, вы — негодяй? И так как Том ответил лишь удивленным вскриком, человечек быстро продолжал: — Те бандиты хотят убить честных людей. Вы с ними заодно или нет? — Я никого не собираюсь убивать, — ответил ошеломленный хозяин таверны. В это время свет фонаря упал на лицо человечка. — Мустик! —узнал его Том. — Как! Ты знаешь меня? Это могло бы помочь. А ты кто? Том Канон? — Да, да, это я!.. Но скажи быстрее, зачем ты здесь? Уходи, спасайся! Сейчас начнется ужасная резня! — Знаю. А кто эти подонки? — Беглые каторжники под предводительством Короля каторги. — А-а! Я так и думал. И правильно сделал, что опередил. — Опередил кого? — Ах, это слишком долго объяснять: почему да как… Скажи-ка, ты знаешь Мадьяну? — Конечно. Прекрасное, доброе создание, она заботилась обо мне как о порядочном человеке. — А Железную Руку? — Да, и его знаю. Это он покалечил меня. Но я больше не сержусь на него. Наоборот… — А-а! Тогда скажи, нет ли тут Железной Руки или Мадьяны? — Нет! — Уф, это уже хорошо. Теперь скажу тебе, что достославные убийцы ждут месье де Сен-Клера, отца Мадьяны. — Отца Мадьяны? Как? Хозяина Митараки?.. — Да. Они вызвали его сюда поддельным письмом. Король каторги заманивает его в ловушку. — Надо помешать его появлению здесь. Сколько человек у Сен-Клера? — Двенадцать, но стоят двадцати. — Да, но не стоят пятидесяти, а может, и сотни… Дом окружен. Если Сен-Клер придет сюда, ему грозит смерть. — О, они еще далеко! На просеке. Там пока в безопасности. Мы условились, что они не продвинутся ни на шаг без моего сигнала. Я должен им свистнуть один раз, если можно прийти, и два, если они должны ждать моего возвращения. — Тогда ты можешь еще спасти их! Свистни два раза. Но погоди. Еще одно слово. Ты мне говорил про Мадьяну и Железную Руку. — А! Их, без сомнения, тоже заманили в ловушку. С минуты на минуту они могут появиться здесь. — Тогда они погибли! Ах, черт! Я, Том Канон, должник мадемуазель Мадьяны, не хочу этого! И как бы я ни был глуп, но проведу этих чудовищ! Давай свисти два раза и беги что есть мочи. — Да, Канон! Какая все-таки удача, что я тебя встретил! Ладно, вперед, мои ноги! Подросток подбежал к двери, вышел из дома и свистнул так пронзительно, что ночной воздух задрожал. — Теперь второй раз. Мальчик собирался свистнуть еще раз, но тут появилась чья-то тень с ножом в руке… Мустик, получивший удар в грудь, раскинув руки, опрокинулся навзничь. Убийцей был Король каторги. Он услышал шум в доме, прислушался и узнал об условленном сигнале. Два свистка, чтобы спасти Сен-Клера, один — заманить его и бросить на съедение врагам. Мустик успел свистнуть лишь раз! Сзади бандита толпились люди. — А этого скота, который предал нас, — сказал человек без имени, — схватите его и размозжите eму голову камнями! Но ни одного выстрела! Четверо бандитов бросились к Тому Канону. Но он успел отбежать назад, к нему будто вновь вернулись прежние силы. Своим единственным кулаком он убил двоих из нападавших. Двое других повисли на нем, пытаясь опрокинуть. Однако в Каноне опять пробудился атлет. Он встряхнулся, как делает кабан, когда на него нападает свора собак. Невдалеке послышался стук копыт. Это Сен-Клер со своими людьми, невольно обманутый Мустиком, выехал из леса. Однако Том поклялся спасти отца Мадьяны! И он спасет его! Круша всех, кто повис на нем, богатырь добрался до двери. — Месье Сен-Клер! — крикнул он во всю силу своих легких. — Спасайтесь! Здесь Король каторги… Выстрел прервал его. Человек без имени размозжил Тому голову. Гигант покачнулся и упал как подкошенный. Король каторги бросился наружу. Он вытащил из кармана электрический фонарь, который тремя слабыми белыми полосами прочертил темноту ночи. При свете фонаря бандит увидел в нескольких метрах от себя группу Сен-Клера… Отец Мадьяны слышал голос Тома Канона, но в шуме грозы, которая все еще не прекратилась, не понял обращенных к нему слов. Решив, что путь свободен, группа двинулась к дому. Вдруг со всех сторон показались люди-демоны [272], они накинулись на всадников, и началась резня. Удивленные спутники Сен-Клера пытались защищаться, но нападающих было пять на одного… Ужасные крики, хрипы, вой… Сен-Клер отъехал от основной группы на несколько шагов вперед. На него накинулись четыре человека; выстрелом из револьвера он уложил одного, но его опутали веревками, скрутили, стащили с лошади… Король каторги бесстрастно наблюдал эту ужасную сцену расправы. Десять человек Сен-Клера лежали на земле: одни уже были убиты, другие — агонизировали… Человек без имени вошел в дом. Отца Мадьяны крепко привязали к столбу, ведь каторжники — мастера в играх с веревками. — Ха, ха, ха! Мэтр Сен-Клер! — воскликнул Король каторги. — Наконец он в моей власти. Сен-Клер, отец прекрасной девушки. На этот раз ты не ускользнешь. Наконец мы с тобой — лицом к лицу. Главарь бандитов вновь зажег электрический фонарь и поставил его на стол. Бледный свет осветил комнату. Стала видна голова Сен-Клера, благородная, с энергичными чертами и длинной, шелковистой бородой. Король каторги подошел к нему как бы для того, чтобы лучше его рассмотреть, а на самом деле — с целью потешиться над противником. Сен-Клер воскликнул: — Вы мой друг, мой компаньон, мой брат! Возможно ли, чтобы вы предали меня? Де Тресм, это гнусно! — Де Тресм? — бандит, лицо его искривилось и стало бледным, как у мертвеца. — Кто произнес это имя? Это ложь! Меня зовут Король каторги. Его словно обуяло безумие: блуждающий взгляд, несвязные движения. — Король каторги! Ха, ха, ха! Это мое настоящее лицо, моя слава. Я человек без имени, проклятый демон!.. Я — сама ненависть, само преступление. И, бросившись к Сен-Клеру, он схватил его за горло. — Мерзкий старик, зачем ты произнес имя де Тресма?.. Сен-Клер во время этого приступа ярости не отводил глаз от лица убийцы. Да, Мустик сказал правду: Король каторги — живой портрет Пьера де Тресма, но сейчас перед пленником был не он! Извивающийся человек, с лихорадочным блеском глаз… Это маска не того человека, которого он знал и любил. И Сен-Клер сказал: — Я ошибся, месье, сходство разительное, но вы не Пьер де Тресм, не тот достойный человек… — Пьер де Тресм! Вы его знаете? И подумали, что это я? — Пьер де Тресм — мой самый надежный друг, компаньон и участник в деле. И я прошу у него прощения за то, что хоть только на секунду, но усомнился в нем!.. Король каторги расхохотался зловещим смехом. — Да, да, он — честный человек! Полубог. А меня зовут Жан де Тресм. Я его брат, но — чудовище. Да, чудовище! Принимаю это прозвище и горжусь им. С самых нежных, юных лет я ненавижу брата. Ненавижу его, кроткого, мягкого, с охотой подчиняющегося всем требованиям отцовской воли. Да, я — чудовище, ненавижу своего отца! — Ваш отец умер! — сурово сказал Сен-Клер. — Умер. И что же? Вы думаете, я буду оплакивать его? Зачем он хотел связать меня, загубить мою свободу? Зачем вмешивался в мою жизнь? Да, я люблю золото, хочу жить широко и весело. Меня хотели обуздать, лишали пищи. Надеялись привести к повиновению, заставив голодать. И тогда, чтобы удовлетворить свои желания, я начал красть, убивать! Подло, постыдно, испытывая высшее наслаждение оттого, что я им чужой! Я совершенно забыл их… Будто никогда не знал своей семьи. С презрением к ним на суде присяжных я не захотел назваться их именем. Мне достаточно было сказать лишь несколько слов: сын месье де Тресма, одного из наиболее высокопоставленных лиц Франции — и следователь, прокуратура склонили бы перед этим именем головы. Меня отпустили бы, но я не захотел от них милостыни, не пожелал никакой протекции [273]. Я остался человеком без имени, каторжником. Я хотел быть обязанным только самому себе и стать номером таким-то, перестав быть человеком. Я поклялся, что возвышусь, покорю общество, которое меня преследовало. Мой брат тоже решил попытать счастья! И преуспел. У него есть теперь золото. И что же? Раз он стоит на моем пути, тем хуже для него. Остаюсь человеком без имени, зато Королем каторги. А теперь — довольно разговоров! Вы в моей власти. И посмотрим, сможет ли мой брат, этот честный человек, вырвать вас из моих когтей! — Презренный! — Сен-Клер. — Глупец! — грубо ответил бандит. Он вышел за дверь и несколько раз свистнул. Потом, возвысив голос, крикнул: — Десять человек, чтобы сопровождать пленника! Все на лошадей! И во весь опор… на прииск Митарака. Ему ответили радостными восклицаниями. Сен-Клера схватили и посадили на лошадь, привязав к ней. Вскоре воцарилась тишина. Каторжники уехали завоевывать золото… |
||
|