Книга третья

1. В комициях, которыми руководил Цезарь в качестве диктатора, были выбраны в консулы Г. Юлий Цезарь (1) и П. Сервилий. Это был именно тот год (2), в который он по закону имел право сделаться консулом. По окончании выборов Цезарь обратил внимание на то, что во всей Италии упал кредит и прекратилась уплата долгов. Ввиду этого он распорядился о назначении третейских судей, которые должны были производить оценку земельных владений и движимого имущества по довоенной стоимости и сообразно с ней удовлетворять кредиторов. Эту меру он счел наиболее целесообразной в видах устранения или, по крайней мере, уменьшения страха перед отменой прежних долговых обязательств, который почти всегда является последствием внешних и внутренних войн, а также для защиты доброго имени должников. Равным образом, согласно с законопроектами, вносимыми в народное собрание преторами и народными трибунами, он восстановил в правах несколько человек, осужденных в подкупе избирателей по закону Помпея в те времена, когда Помпей занимал своими легионами Рим (3). Процессы того времени заканчивались в один день, причем показания свидетелей выслушивались одними судьями, приговор произносился другими. Эти лица в самом же начале гражданской войны предложили ему, если он пожелает, свои услуги на войне. Он оценил это их предложение так же высоко, как если бы уже на деле воспользовался их услугами. А именно: он держался того мнения, что они должны быть восстановлены в своих правах скорее приговором народа, чем личной милостью диктатора, так как он не хотел проявить неблагодарность к тем, которых следовало поблагодарить, и, с другой; стороны, самовольно присваивать себе право помилования, принадлежащее народу.

2. Этим распоряжениям, а также латинским фериям (4) и производству всех выборов он посвятил одиннадцать дней, затем сложил с себя диктатуру и, выступив из Рима, прибыл в Брундисий, куда еще раньше приказал собраться одиннадцати легионам и всей коннице. Но там он нашел лишь такое число кораблей, на котором с трудом можно было перевезти пятнадцать тысяч легионеров и шесть тысяч всадников. Этого одного Цезарю не хватало для скорейшего окончания войны. Да и эти силы были посажены далеко не в полном составе, так как многие от стольких войн Галлии сделались неспособными к службе, далее, немало жертв потребовал длинный путь из Испании; наконец, суровая осень в Апулии и в окрестностях Брундисия после пребывания в здоровых местностях Галлии и Испании вредно отозвалась на санитарном состоянии всей армии.

3. Помпей имел в своем распоряжении целый год для собирания боевых сил; за это время и сам он не вел войны, и неприятели его не беспокоили. Он собрал много кораблей из Азии, с Кикладских островов, с Коркиры, из Афин, с Понта, из Вифинии, Сирии, Киликии, Финикии и Египта и распорядился построить большой флот также и во всех других местах. Кроме того, он наложил контрибуцию на Азию, Сирию, на всех царей, династов и тетрархов (5) и на ахейские республики (6), много денег он заставил уплатить также римские корпорации в принадлежащих ему провинциях (7).

4. Что касается легионов, то девять были образованы им из римских граждан, пять он перевез с собой из Италии, один легион был из Киликии (он состоял из ветеранов и назван был «легионом близнецов», так как был образован из двух легионов), один с Крита и из Македонии (это были ветераны, отпущенные прежними полководцами и оставшиеся жить в этих провинциях); два происходили из Азии, где они были набраны по распоряжению консула Лентула (8). Кроме того, Помпей распределил по этим легионам в виде пополнения большое количество людей из Фессалии, Беотии, Ахайи и Эпира и включил в них также солдат Антония (9). Сверх указанных легионов он ожидал еще два легиона из Сирии под командой Сципиона (10). Далее, у него было три тысячи стрелков с Крита, из Лакедемона, с Понта, из Сирии и других общин, две когорты пращников по шестьсот человек и семь тысяч всадников. Из них шестьсот галлов привел Дейотар (11), пятьсот – Ариобарзан из Каппадокии, почти столько же дал Котис из Фракии, приславший с ними сына своего Садалу; из Македонии было двести всадников под начальством очень храброго вождя Расциполиса. Пять сотен галлов и германцев были из александрийского отряда Габиния (12): они были оставлены А. Габинием там у царя Птолемея в качестве гарнизона, и теперь их доставил вместе со всей эскадрой Гн. Помпей-сын (13); восемьсот человек были набраны из его собственных рабов и пастухов; триста дали Таркондарий Кастор и Домнилай из Галлогреции (из них один прибыл сам, другой прислал сына); двести было прислано из Сирии коммагенским правителем Антиохом, получившим от Помпея большую награду; большая часть из них была гиппотоксотами, то есть конными стрелками. К ним он присоединил дарданов и бессов, которые были отчасти наемниками, отчасти набраны по его приказу или вследствие его личных связей, а также македонян, фессалийцев и граждан других племен и общин. Таким образом получилось вышеуказанное число.

5. Громадное количество хлеба он собрал из Фессалии, Азии, Египта, Крита, Кирен и других местностей. Он решил перезимовать в Диррахии, Аполлонии и во всех приморских городах, чтобы не давать Цезарю переправляться через море, и с этой целью распределил свой флот по всему морскому побережью. Египетскими кораблями командовал Помпей-сын, азиатскими – Д. Лелий и Г. Триарий, сирийскими – Г. Кассий, родосскими – Т. Марцелл с Г. Копонием, либурнским и ахейским флотом – Скрибоний Либон и М. Октавий. А высшее руководство всем морским делом было предоставлено М. Бибулу (14); он же был и главнокомандующим всего флота.

6. По прибытии в Брундисий Цезарь, созвав солдат на сходку, убеждал их: ввиду приближения конца их трудов и опасностей они должны со спокойным сердцем оставить в Италии своих рабов и поклажу и сами сесть налегке, чтобы, таким образом, на кораблях очистилось место для большего количества солдат. Все свои надежды они должны возлагать на победу и на его щедрость. Все единодушно закричали, что его дело только приказывать: все, что он ни прикажет, они исполнят с охотой. Тогда он снялся с якоря на второй день до январских Нон, причем, как указано было выше, на корабли было посажено семь легионов. Наследующий день он достиг берега и нашел тихую стоянку между Керавнийскими скалами и другими опасными местами. Здесь, без всяких повреждений в кораблях, он высадил своих солдат у того места, которое называется Палесте. Но гаваней он вообще остерегался в предположении, что они заняты противником.

7. В Орике находились Лукреций Веспимон и Минуций Руф с восемнадцатью азиатскими кораблями, которыми они командовали по распоряжению Децима Лелия, а в Коркире стоял М. Бибул со ста десятью кораблями. Но первые не были уверены в своих силах и не решались выйти из гавани, хотя Цезарь взял с собою для прикрытия всего двенадцать военных кораблей, из которых только четыре было палубных. Что же касается Бибула, то он не успел прийти вовремя, так как его корабли не были готовы к выходу в море и гребцы находились в разных местах: действительно, Цезарь показался у материка раньше, чем мог дойти даже слух о его приближении.

8. Высадив солдат, Цезарь в ту же ночь отправил корабли назад в Брундисий для перевоза остальных легионов и конницы. Это дело он возложил на легата Фуфия Калена, поручив ему по возможности ускорить перевозку легионов. Но так как корабли эти слишком поздно отчалили от берега и пропустили ночной ветер, то на обратном пути с ними случилось несчастие. А именно: Бибул, получив в Коркире известие о прибытии Цезаря, надеялся встретиться в море хоть с некоторой частью его грузовых судов, но теперь наткнулся на пустые, которых попало ему в руки около тридцати. Весь свой гнев и раздражение на собственный же недосмотр он излил на эти суда: он все их поджег и заодно сжег и матросов, и владельцев кораблей в надежде, что это жестокое наказание будет устрашающим примером для других. После этой операции он занял флотом – по всем направлениям – все стоянки и берега от Сасонской до Курикской гавани и организовал с большой тщательностью сторожевую службу, причем сам лично, несмотря на очень суровую зиму, проводил время на кораблях и не пренебрегал никаким трудом и служебным делом – все это для того только, чтобы не пропустить к Цезарю ожидаемых им подкреплений… (15)

9. По уходе либурнских кораблей из Иллирии М. Октавий с бывшими при нем кораблями прибыл в Салоны. Там он поднял далматов и прочих варваров и склонил их город Иссу к отпадению от Цеэаря. Но корпорации римских граждан в Салонах ему не удалось привлечь к се6е ни обещаниями, ни ссылкой на опасности, им угрожающие, и потому он решил осаждать город (а город этот был защищен естественными условиями и, главным образом, холмом). Однако римские граждане скоро построили для своей защиты деревянные башни, и так как, по своей малочисленности, они были слишком слабы для оказания сопротивления и истощены частыми поражениями, то они обратились к крайнему средству: они дали свободу всем взрослым рабам, обрезали волосы у всех женщин и сделали из них веревки для метательных машин. Узнав об этом их решении, Октавий окружил город пятью лагерями и начал единовременно теснить горожан блокадой и штурмом. Те были готовы на всякие лишения, но очень страдали от недостатка продовольствия. Они отправили к Цезарю послов с просьбой помочь им в этом, а все другие лишения, сколько могли, выносили сами. Когда наконец осаждающие стали от продолжительности осады много небрежнее, осажденные улучили удобный момент в полуденную пору, когда те ушли. Тогда они расставили на стене детей и женщин, чтобы не было заметно каких-либо отклонений от повседневного распорядка, а сами, вместе с недавно освобожденными рабами, организовались в ударный отряд и ворвались в ближайший лагерь Октавия. Взяв его с бою, они продолжали свою атаку и напали на все остальные лагери подряд. Таким образом, они выбили помпеянцев из всех лагерей, многих перебили, а остальных, в том числе и самого Октавия, заставили бежать на корабли. (Таков был конец осады.) Так как уже приближалась зима, то Октавий, ввиду столь значительного поражения, отчаялся в возможности взять город с бою и удалился в Диррахий к Помпею.

10. Мы говорили (16), что префект Помпея, Л. Вибуллий Руф, дважды попадал во власть Цезаря и оба раза был отпущен им на свободу, раз под Корфинием, второй раз в Испании. Именно вследствие проявленной нему милости Цезарь признал его подходящим лицом для сообщения Помпею его поручения, зная притом, что он пользуется у Помпея влиянием. Содержание этого поручения было таково: оба они должны наконец отказаться от своего упорства, положить оружие и больше не испытывать военного счастья. Они уже понесли довольно большие потери, которые могли бы послужить им уроком и предостеречь их от дальнейших ударов судьбы. Помпей изгнан из Италии потерял Сицилию, Сардинию, обе Испании и военную силу в Италии и Испании в сто тридцать когорт римских граждан; Цезарь огорчен смертью Курцона, гибелью африканской армииgt;(17) и капитуляцией Антония и его солдат под Куриктойgt;(18). Поэтому им пора пощадить и себя и государство, так как они сами своими несчастьями достаточно показали, в какой степени военные успехи зависят от случайности. Теперь единственный по удобству момент для мирных переговоров, пока они оба еще уверены в себе и представляются равными друг другу; но если судьба даст одному из них хоть небольшой перевес, то считающий себя более сильным не захочет и слушать об условиях мира, и тот, кто будет уверен в получении всего, не удовольствуется половиной. А так как до сих пор они не могли сговориться относительно мирных условий, то теперь они должны добиваться их в Риме у сената и народа. Это важно для государства и должно быть принято ими самими. Если оба они теперь на военной сходке поклянутся, что в ближайшие три дня распустят войска, положат оружие и откажутся от всех ресурсов, на которые они теперь опираются, то по необходимости оба они должны будут удовлетвориться приговором народа и сената (чтобы облегчить Помпею принятие этого предложения, он готов распустить все свои сухопутные силы и стоящие в городах гарнизоны) (19).

11. Получив это поручение, Вибуллий счел не менее важным известить Помпея о внезапном приходе Цезаря и, таким образом, дать ему возможность принять соответственные меры, чем завести с ним речь о самом поручении. Поэтому он не прерывал пути ни днем, ни ночью и всюду менял для скорости лошадей, чтобы только поскорее сообщить Помпею о приходе Цезаря. Помпей был в то время в Кандавии на пути из Македонии в Аполлонию и Диррахий, где были его зимние квартиры. Обеспокоенный этим неожиданным известием, он ускорил свой отъезд в Аполлонию, чтобы не дать Цезарю захватить приморские города. Но последний, после высадки солдат, в тот же день двинулся к Орику. Там был, по назначению Помпея, комендантом Л. Торкват, располагавший гарнизоном из парфинов. Как только прибыл Цезарь, Торкват попытался запереть ворота и защищать город. Но когда он приказал грекам (парфинам) взойти на стены и взяться за оружие, они отказались сражаться с высшим магистратом римского народа. В свою очередь и горожане готовы были по собственному почину принять Цезаря. Тогда Торкват, потеряв надежду на какую бы то ни было помощь, открыл ворота, сдался сам и сдал город Цезарю, которым и был помилован.

12. После занятия Орика Цезарь не теряя времени отправился в Аполлонию. Услыхав о его прибытии, тамошний комендант Л. Стаберий начал свозить в кремль воду, укреплять его и требовать от аполлонийцев заложников. Но они заявили, что заложников не дадут, ворот перед консулом не запрут и вообще не позволят себе принять решение, несогласное с единодушным приговором всей Италии и римского народа. Ввиду такого их настроения Стаберий тайно бежал из Аполлонии. Аполлонийцы отправили к Цезарю послов и приняли его в город. Их примеру последовали биллидцы и амантийцы и граждане прочих приморских городов и весь Эпир вообще: отправив к Цезарю послов, они обещали исполнять все его приказания.

13. При известии о происшествиях в Орике и Аполлонии Помпей начал бояться за Диррахий и, чтобы вовремя поспеть туда, двигался и днем и ночью. В это же время стал распространяться слух о приближении Цезаря, и так как Помпей спешил и не прерывал своего марша ни днем, ни ночью, то на его войско напал такой страх, что почти все солдаты из Эпира и соседних местностей стали оставлять знамена, многие начали бросать оружие, и вообще этот марш стал походить на бегство. Но когда Помпей остановился близ Диррахия и приказал разбить лагерь, то ввиду продолжавшейся в его войске паники первым выступил Лабиэн и поклялся не покидать Помпея, но разделить с ним всякую участь, какую только пошлет судьба. Такую же клятву принесли и остальные легаты; за ними последовали военные трибуны и центурионы и, наконец, все войско. Так как путь к Диррахию был раньше занят Помпеем, то Цезарь не считал более нужным спешить и расположился лагерем у реки Апса в области Аполлонии, чтобы защитить заслуженные перед ним общины; там он решил ждать прибытия из Италии легионов, и зимовать в палатках. Тоже самое сделал и Помпей; он разбил лагерь за рекой Апсом и стянул туда свою армию и вспомогательные отряды.

14. Кален посадил в Брундисии, согласно предписанию Цезаря (20), легионы и конницу на все бывшие в его распоряжении корабли и снялся с якоря. Но вскоре после отвала от гавани он получил от Цезаря письмо с извещением, что все гавани берега заняты флотом противника. Тогда он немедленно возвратился в гавань и туда же отозвал всю эскадру. Но один из кораблей продолжал свой курс вопреки приказу Калена, так как не имел на борту солдат и управлялся частным лицом. Его отнесло к Орику, и он был взят Бибулом. Последний приказал казнить всех поголовно – и рабов и свободных, не исключая даже несовершеннолетних. Таким образом, спасение целой армии было делом одного момента и исключительного случая.

15. Бибул, как выше было указано (21), стоял со своим флотом у Орика. Он не давал Цезарю доступа к морю и к гаваням, но зато сам был совершенно отрезан от суши, потому что Цезарь расставил повсюду караульные отряды и, таким образом, держал в своих руках все побережье, не давая противнику возможности добывать дрова и воду и даже приставать к берегу. Положение было очень затруднительно, и Бибул так страдал от недостатка предметов первой необходимости, что принужден был подвозить из Коркиры не только провиант, но также дрова и воду. Один раз случилось даже, что из-за очень бурной погоды помпеянцы вынуждены были собирать утреннюю росу с кож, которыми были покрыты корабли. Но все эти затруднения они выносили терпеливо и спокойно, не считая возможным обнажать берега и покидать гавани. И вот, когда Либон соединился с Бибулом, то они, ввиду указанного тяжелого положения, начали с кораблей разговоры с легатами М. Ацилием и Стацием Мурком, из которых один командовал караулами на стенах города, а другой – береговыми отрядами. Бибул и Либон просили дать им возможности переговорить с самим Цезарем об очень важных делах. К этому они кое-что прибавили, чтобы придать вес своей просьбе и вызвать предположение, что они действительно намерены вести мирные переговоры. А покамест они просили перемирия и получили его. Их предложение казалось очень важным, и легатам было известно, что Цезаръ очень желает мира. К тому же полагали, что некоторый успех был достигнут миссией Вибуллия.

16. В то время Цезарь отправился с одним легионом для присоединения к себе более отдаленных городов и для облегчения доставки провианта, в котором он испытывал нужду. Он находился у города Бутрота, лежащего против Коркиры. Получив здесь письмо от Ацилия и Мурка о ходатайстве Либона и Бибула, он оставил легион и возвратился в Орик. Там оба они были вызваны для переговоров. Явился Либон и извинился за Бибула, говоря: последний был очень вспыльчив и, кроме того, питал личную вражду к Цезарю еще со времен их эдилитета и претуры. Именно поэтому, говорил Либон, Бибул и уклонился от переговоров, чтобы своей вспыльчивостью не испортить дела, которое сулит важные перспективы и очень большую пользуgt;(22). Лично он, Либон, очень желает, как и всегда желал, заключения мира и прекращения военных действий, но на подобные переговоры он совсем не уполномочен, так как, по решению государственного совета, верховное руководство войной и всеми важнейшими делами было возложено на Помпея. Однако когда они узнают требования Цезаря, то они сообщат их Помпею, и тогда, по их настоятельной просьбе, он уже сам поведет дальнейшие переговоры. А покамест, до получения ответа от Помпея, они просят продолжить перемирие с тем, чтобы при этом ни одна сторона ничего не предпринимала против другой. В заключение он кое-что сказал о существе дела, а также о своих боевых силах и о военных ресурсах.

17. Цезарь уже тогда не счел нужным отвечать на эти последние рассуждения. Да и теперь мы не видим достаточных оснований для их сообщения. Цезарь требовал свободного проезда его посольства к Помпею; Либон и Бибул должны в этом поручиться или же сами препроводить это посольство к Помпею. Что же касается перемирия, то военное положение обеих сторон таково, что они своим флотом задерживают подход его кораблей и подкреплений, а он отрезывает их от воды и от суши. Если они хотят для себя в этом пункте облегчения, то пусть ослабят охрану моря; если же они за него держатся, той он будет удерживать за собой сушу. Тем не менее переговоры о соглашении возможны и помимо этих уступок: одно другому не мешает. Либон отказывался брать на себя ответственность за послов Цезаря и гарантировать их безопасность, ссылаясь на то, что это зависит исключительно от усмотрения Помпея; он, однако, настаивал на перемирии и всеми силами старался его провести. Цезарь понял, что Либон завел эти переговоры только с целью улучшить свое опасное и стесненное положение: ни видов на мир, ни каких-либо реальных предложений при этом не было. Поэтому он снова обратил свое внимание на дальнейшее ведение войны.

18. Бибул, который много дней подряд не имел возможности сойти на сушу, тяжко заболел от холода и от напряженных трудов. Так как на море нельзя было лечиться и при всем том он не хотел покидать своего поста, то он не мог оправиться от болезни. После его смерти верховное командование над флотом не перешло к какому-либо одному лицу, но каждый отдельный командир распоряжался своей эскадрой как хотел. Когда улеглась тревога, вызванная неожиданным появлением Цезаря, Вибуллий решил при первом же подходящем случае, в присутствии Либона, Л. Лукцея и Феофана, с которыми Помпей имел обыкновение советоваться о важнейших делах, начать речь о поручении Цезаря. Но Помпей прервал его с первых же слов и не дал говорить дальше: зачем мне жизнь, сказал он, зачем мне гражданские права, если дело будет иметь такой вид, что я ими обязан милости Цезаря? Подобного предположения никоим образом нельзя будет устранить, когда начнут думать, что меня по окончании войны возвратили в Италию, из которой я сам выехал. Об этом Цезарь узнал от таких людей, которые присутствовали при беседе. Тем не менее Цезарь не прекращал своих попыток; но только он стал добиваться мирных переговоров другим путем.

19. Между лагерями Помпея и Цезаря была только река Апс, и солдаты часто вступали друг с другом в разговоры, во время которых, по взаимному соглашению, прекращалась перестрелка. И вот Цезарь послал своего легата П. Ватиния к самому берегу реки, чтобы заговорить о самых существенных условиях мира и громко спросить, позволительно ли римским гражданам посылать к своим согражданам послов, что сам Помпей дозволил даже беглым рабам в Пиренеях и морским разбойникам?gt;(23) А ведь теперь они добиваются того, чтобы граждане не вступали бой с гражданами. И многое другое прибавил он тоном просителя, как это и было естественно в деле, касающемся его собственного и общего спасения; его в молчании выслушали солдаты обеих сторон. Ему ответили, что А. Варрон обещает выйти на следующий день для переговоров и сообща с ним обсудить, каким образом послы могли бы безопасно пройти к ним и изложить свои пожелания; для этой цели сообща было назначено определенное время. Когда на следующий день послы там сошлись, то из обоих лагерей явилось большое множество народа: все напряженно ожидали, чем кончатся переговоры, и казались чрезвычайно миролюбиво настроенными. Тогда из неприятельских рядов вышел Т. Лабиэн и начал очень высокомерно говорить о мире и спорить с Ватинием. Во время этого разговора вдруг со всех сторон полетели копья. Ватиний, которого прикрыли щитами солдаты, спасся, но многие были ранены, в том числе Корнелий Бальб, Л. Плоций, М. Тибурций, несколько центурионов и солдат. Тогда Лабиэн воскликнул: Так перестань те же говорить о примирении; никакого мира у нас быть не может, пока нам не доставят головы Цезаря!

20. Около того же времени претор М. Целий Руф (24) взял на себя дело должников. С первых же дней вступления в должность он поставил свое судейское кресло рядом с креслом городского претора Г. Требония и обещал свою помощь всем, кто будет апеллировать на приговоры третейских судей касательно оценки имущества и уплаты долгов в духе распоряжений, сделанных Цезарем лично во время его пребывания в Риме. Но распоряжения эти были вполне справедливы, и Требоний проявлял большую гуманность, придерживаясь убеждения, что в эти времена следует производить суд милостиво и умеренно. Поэтому не находилось никого, кто хотел бы положить начало подобным апелляциям. В самом деле, оправдываться бедностью, жаловаться на свой личный и общественный крах и ссылаться на затруднения с аукционом – на это не требуется большой смелости; но что за дерзость и что за бесстыдство – признавать себя должником и в тоже время стремиться сохранить за собою свое имущество в неприкосновенном виде! Вот почему и не находилось охотников заявлять подобные требования, и Целий оказался суровее тех самых людей, чьих интересов это касалось. Так он начал свою деятельность. Не желая, чтобы его первые шаги в этом неблаговидном деле были неудачными, он обнародовал законопроект об уплате долгов без процентов в течение шестилетнего срока.

21. Но он встретил противодействие со стороны консула Сервилия и остальных магистратов, благодаря чему успех его агитации был ниже его ожиданий. Тогда для возбуждения страсти он взял назад свой первый законопроект и опубликовал два других: о сложении с квартиронанимателей годовой платы и об отмене долговых обязательств. В связи с этим он организовал нападение толпы на Требония и после кровопролитной схватки прогнал его с трибунала. Консул Сервилий доложил об этом сенату, и сенат высказался за устранение Целия от должности. На основании этого декрета консул исключил Целия из сената и при его попытке говорить с ростр удалил с форума. Тот, с досады на этот позор, официально заявил, будто бы он отправляется к Цезарю, но в действительности тайно послал гонцов к Милону (25), который был осужден на изгнание за убийство Клодия, и вызвал его в Италию. Так как у Милона со времени его больших гладиаторских игр оставались еще гладиаторы, то Целий заключил с ним союз и послал его вперед в Турийскую область, чтобы вызвать восстание пастухов. А когда сам Целий прибыл в Касилин и в то же время в Капуе были арестованы его военные знамена и оружие, а в Неаполе был замечен отряд гладиаторов, имевший целью предать город, – то, по обнаружении своих замыслов, он не был допущен в Капую и, боясь опасности (так как корпорация римских граждан взялась за оружие и постановила считать его врагом государства), отказался от этого намерения и переменил маршрут.

22. Тем временем Милон разослал по муниципиям письменное сообщение о том, что он действует от имени и по поручению Помпея, согласно его приказу, переданному через Вибуллия. Он пытался, прежде всего, агитировать среди тех, которые, по его мнению, были обременены долгами. Но, не имея у них никакого успеха, он открыл несколько смирительных домов, в которых содержались рабы, и начал осаждать город Косу в Турийской области Но туда был послан с легионом претор Кв. Педий… (26) Милон был убит камнем, пущенным со стены. Целий, отправлявшийся будто бы к Цезарю, прибыл в Турийскую область. Там он стал подстрекать к возмущению некоторых жителей этого муниципия и пытался подкупить галльских и испанских всадников Цезаря, которые были назначены в этот город на гарнизонную службу, но был

последними убит. Таким образом, эти широкие планы, которые за недосугом законных властей вызвали немалое волнение Италии, были быстро и легко ликвидированы.

23. Либон оставил Орик и направился со своей эскадрой, состоявшей из пятидесяти судов, в Брундисий. Здесь он занял остров, лежавший против Брундисийской гавани, так как считал более выгодным держать в своих руках один пункт, через который неизбежно должны были выходить наши, чем блокировать все морское побережье и все гавани. Внезапным нападением он захватил несколько кораблей и сжег их, а один, нагруженный хлебом, увел с собой. Этим он нагнал, большой страх на наших и, высадив ночью солдат и стрелков, выбил конный гарнизон. Пользуясь удобством местности, он действовал так успешно, что мог отправить Помпею письмо с предложением распорядиться, если угодно, вытащить остальные корабли на берег и починить их, так как он надеется отрезать Цезаря от подкреплений с помощью одной только своей эскадры.

24. В то время в Брундисии находился Антоний. Уверенный в храбрости своих солдат, он покрыл около шестидесяти лодок фашинами и щитками со своих военных кораблей, посадил на них отборных солдат, расставил их по разным местам побережья и приказал двум триремам, которые он распорядился построить в Брундисии, подойти к выходу из гавани под видом упражнения гребцов. Когда Либон увидал, что они слишком смело вышли вперед, то, в надежде перехватить их, отправил против них пять квадрирем. Когда последние приблизились к нашим судам, то они, как им было приказано, начали спасаться бегством в гавань. Неприятели в пылу увлечения слишком неосторожно погнались за ними. И вот со всех сторон вдруг по данному сигналу на неприятелей налетели лодки Антония и с первого же натиска захватили одну из квадрирем вместе с гребцами и солдатами, а остальные принудили к постыдному бегству. К этому поражению присоединилось и другое несчастье, а именно: расставленные Антонием по морскому берегу всадники не давали неприятелям брать воду. Эта крайность и позор заставили Либона уйти из Брундисия и снять осаду.

25. Уже прошло много месяцев, и зима приходила почти к концу, а из Брундисия все еще не прибывали корабли с легионами. Цезарю казалось, что упущено немало благоприятных моментов для переправы: часто дули такие постоянные ветры, которыми, по его мнению, непременно нужно было бы воспользоваться. И чем более проходило времени, тем бдительнее наблюдали за ними командиры неприятельских эскадр и тем больше у них было уверенности в том, что они помешают переправе. Да и Помпей в своих письмах часто делал им выговоры: так как они с самого начала не задержали переправы Цезаря, то пусти они поставят преграду хоть остальным его войскам. И вот, по мере того как с каждым днем ветры ослабевали, они ожидали наступления такой погоды, которая будет еще более неблагоприятна для переправы. Все это очень беспокоило Цезаря, и он послал своим весьма строгий приказ – не теряя времени, выйти а море, как только подует благоприятный ветер, и держать курс к берегам аполлонийцев или лабеатов – на случай, не удастся ли там быстро пристать. В этих местах всего реже бывали неприятельские сторожевые суда, так как они не осмеливались выходить в море слишком далеко от гаваней.

26. Под руководством М. Антония и Фуфия Калена наши смело и мужественно снялись при южном ветре с якоря. Этого убедительно просили сами солдаты, заявлявшие, что для Цезаря они на все готовы. На следующий день наша эскадра проходила уже мимо Аполлонии. Когда ее увидали с материка, то командир стоявшего в Диррахии родосского флота Г. Копоний вывел свои суда из гавани и при ослабевшем ветре уже приблизился к нашим. Но тот же южный ветер усилился, и наши от этого снова выиграли. При всем том Колоний не желал отказаться от своей попытки. В надежде на энергию и настойчивость своих моряков, он стал преследовать наших, и несмотря на то, что они уже прошли мимо Диррахия при очень сильном ветре. Хотя судьба была милостива к нашим, они все-таки опасались неприятельского нападения в случае, если ветер ослабеет. Поэтому, достигнув гавани, называвшейся Нимфеем, в трех милях по ту сторону Лисса, они ввели в нее свои корабли. Эта гавань была защищена от юго-западного ветра, но открыта для южного. Вообще им казалось, что опасность от бури меньше, чем опасность от неприятельского флота. Как только они туда вошли, по необыкновенно счастливой случайности южный ветер, который перед этим дул два дня подряд, перешел в юго-западный.

27. На этом примере можно было видеть, как неожиданно изменилась судьба; те, которые недавно опасались за себя, укрылись в безопаснейшей гавани, а те, которые были так страшны для нашего флота, теперь вынуждены были бояться за свою собственную безопасность. Итак, с переменой положения погода спасла наших и погубила родосский флот: все его шестнадцать палубных кораблей наскочили на скалы и были разбиты: многочисленные гребцы и экипаж частью разбились о скалы, частью были сняты с них нашими солдатами. Цезарь всех их помиловал и отпустил на родину.

28. Два наших корабля шли медленнее других. Их застигла ночь, и они не знали, до какого пункта дошли остальные суда. Сами они остановились на якоре против Лисса. Комендант Лисса Отацилий Красс хотел взять их с бою и выслал против них много людей и судов малого размера. Вместе тем он начал с ними переговоры о сдаче, обещая сдавшимся сохранить жизнь. На борту одного корабля было двести двадцать солдат из легиона новобранцев, на борту другого – несколько менее двухсот из легиона ветеранов. Тут обнаружилось, какую выгоду дает присутствие духа. Новобранцы, устрашенные множеством судов и изнуренные качкой и морской болезнью, поверили клятве Отацилия, что им не будет никакого вреда, и сдались. Но когда их доставили к нему, то, вопреки священной клятве, все они на его глазах были без всякой пощады казнены. Наоборот, солдаты из легиона ветеранов, хотя также пострадали от бури и от проникшей в трюм воды, решили не изменять своему прежнему мужеству. Они затянули переговоры о притворной сдаче вплоть до наступления ночи и затем заставили кормчего направить корабль к берегу. Там они нашли удобное место, где и провели остаток ночи. На рассвете Отацилий послал против них конный отряд, стороживший тот участок морского берега, в числе около четырехсот человек, вместе с другими солдатами из городского гарнизона. Ветераны стали защищаться, убили значительное количество неприятелей и благополучно добрались до наших.

29. Тогда корпорация римских всадников в городе Лиссе, который Цезарь еще раньше передал ими позаботился об его укреплении, приняла Антония и снабдила его всем необходимым. Отацилий, боясь за себя, бежал из города и направился к Помпею. Войско Антония состояло из трех легионов ветеранов, одного легиона из новобранцев и восьмисот человек конницы. После высадки он отослал часть кораблей назад в Италию для перевозки остальных солдат и конницы, а особого рода галльские корабли, так называемые понтоны, оставил в Лиссе, чтобы дать Цезарю некоторую возможность преследовать Помпея, если последний, в предположении, что в Италии нет вооруженных сил, вздумает переправить туда свою армию. По той же причине Антоний спешно послал к Цезарю гонцов с извещением о том, где он высадился с войском и сколько человек перевез.

30. Цезарь и Помпей узнали об этом почти одновременно. Они сами видели, как прошли мимо Аполлонии и Диррахия корабли, держа курс вдоль тамошних берегов, но куда их отнесло, они в первые дни не знали. Когда теперь пришли известия, они приняли противоположные решения. Цезарь желал как можно скорее соединиться с Антонием, а Помпей – преградить путь идущему на соединение противнику и, по возможности, напасть на него врасплох из засады. Оба они в тот же день вывели свои войска из постоянных лагерей на реке Апсе – Помпей тайно и ночью, Цезарь явно и днем. Но Цезарю пришлось сделать большой крюк вверх по течению реки, чтобы найти место для перехода ее вброд; а у Помпея, которому не нужно было переходить реки, путь был свободный, и он поспешил форсированным маршем против Антония. Как только он узнал о приближении последнего, он нашел удобное место и расположил на нем свои войска, но не выпускал их из лагеря и запрещал зажигать огни, чтобы скрыть свой собственный приход. Однако Антоний немедленно узнал о нем через греков. Поэтому он послал гонца к Цезарю и один день продержался в лагере: на следующий день к нему пришел Цезарь. При известии о его приходе Помпей, чтобы не быть отрезанным двумя армиями, оставил эту позицию. Он двинулся со всеми силами к Аспарагию в области Диррахия и там на удобном месте разбил лагерь.

31. Около этого времени Сципион за некоторые поражения, понесенные им у Амана, провозгласил себя императором (27). В этом звании он потребовал больших денежных взносов с городов и тиранов, а также взыскивал с откупщиков своей провинции следуемые с них за предыдущие два года денежные суммы и у них же взял вперед арендную плату за следующий год, а всей провинции приказал поставить конницу. Когда они собрались к нему, то он вывел свои легионы и конницу из Сирии и, таким образом, оставил у себя в ближайшем тылу неприятелями парфян, которые незадолго до того убили в сражении императора М. Красса (28) и держали в осаде М. Бибула (29). Провинция была этим очень обеспокоена и боялась войны с парфянами; и среди солдат слышались голоса, что если их поведут против неприятелей, то они пойдут, но на согражданина и консула не поднимут оружия. Тогда Сципион вывел оттуда свои легионы в Пергам и другие богатейшие города на зимние квартиры, щедро одарил солдат и, чтобы закрепить за собою их расположение, отдал им эти города на разграбление.

32. Тем временем со всей провинции без всякой пощады взыскивались наложенные взносы. Для удовлетворения корыстолюбия придумывались и многие другие налоги применительно к различным классам населения. Налагали подушную подать на рабов и свободных, устанавливали пошлины с колонн и дверей, требовали провианта, солдат, оружия, гребцов, метательных машин, повозок; вообще стоило только подвести что-нибудь под какую-либо рубрику, и этого было уже достаточно для взыскания денег. Не только в города, но почти что во все села и небольшие укрепленные пункты назначались свои особые коменданты, и чем больше грубости и жестокости они проявляли, тем выше их ценили как людей и граждан. Вся провинция была полна ликторов и командиров, битком набита комиссарами и сборщиками, которые, помимо взыскания наложенных денег, заботились и о собственном барыше. Чтобы прикрыть свои гнусные деяния благовидными именами, они любили говорить, что они изгнаны из дома и отечества и потому нуждаются в предметах первой необходимости. Сверх всего этого чрезвычайно возрос процент, как это обыкновенно бывает во время войн при поголовных налогах; при таких обстоятельствах на отсрочку платежа смотрели как на подарок. Поэтому задолженность провинции за эти два года очень увеличилась. И тем не менее требовались даже и с римских граждан определенные денежные суммы, которые, впрочем, взимались не с отдельных лиц, но с корпораций и городов, причем это прикрывалось заявлением, что деньги берутся по постановлению сената только взаймы. Откупщики, как это было и в Сирии, должны были заимообразно уплатить аренду за год вперед.

33. Кроме того, Сципион отдал было приказ взять из Эфесского святилища его старинные сокровища. Но когда в назначенный для этого день он собирался идти в святилище в сопровождении нескольких лиц сенаторского звания, специально для этого приглашенных, ему вручили письмо от Помпея, что Цезарь переправился с легионами через море; поэтому он должен оставить другие дела и спешить со своей армией на соединение с Помпеем. По получении этого письма Сципион отпустил приглашенных сенаторов, стал готовиться к походу в Македонию и через несколько дней выступил. Только это спасло эфесские сокровища.

34. После соединения с Антонием Цезарь вывел из Орика легион, поставленный там для охраны морского побережья. Он считал необходимым привлечь на свою сторону тамошние провинции и с этой целью углубиться в страну. Когда к нему явились послы из Фессалии и Этолии с обещанием, что эти племена, в случае присылки гарнизонов, будут исполнять все его требования, он послал в Фессалию Л. Кассия Лонгина с легионом новобранцев (который назывался 27-м) и с двумя сотнями конницы, а в Этолию – Г. Кальвисия Сабина с пятью когортами и небольшим отрядом всадников. Их обоих он особенно убеждал позаботиться, ввиду близости этих местностей, о заготовке провианта. Гн. Домиций Кальвин должен был отправиться с двумя легионами, 11-м и 12-м, в Македонию, так как посол от той ее части, которая называлась Свободной, Менедем – самый влиятельный местный деятель – заявлял об исключительном расположении своих земляков к Цезарю.

35. Кальвисий был тут же по приходе очень радушно принят всеми этолийцами. Он выбил из Калидона и Навпакта гарнизоны противников и овладел всей Этолией. Кассий прибыл с легионом в Фессалию. Здесь он нашел различное настроение в городах, так как население разделилось на две партии: издавна влиятельный Гегесарет стоял задело Помпея, а очень знатный молодой человек Петрей усиленно поддерживал Цезаря как своими личными средствами, так и средствами своих приверженцев.

36. В то же самое время Домиций прибыл в Македонию. Когда к нему немедленно стали собираться в большом количестве посольства от общин, он получил известие о приближении Сципиона с его легионами. Оно вызывало повсюду разные предположения и разговоры, так как в делах неожиданных молва обыкновенно преувеличивает события. Сципион нигде не задержался в Македонии и очень стремительно двигался против Домиция; но, приблизившись к нему на расстояние двадцати миль, вдруг повернул в Фессалию против Кассия Лонгина. Он сделал это так быстро, что единовременно приходили известия о том, что он приближается, и о

том, что он уже здесь. Для того чтобы беспрепятственно продолжать поход, он оставил М. Фавония у реки Алиакмона, отделяющей Македонию от Фессалии, с восемью когортами для прикрытия обоза легионов и приказал построить там укрепление. В то же время на лагерь Кассия налетела конница царя Котиса, обыкновенно стоявшая в разных местах на фессалийской границе. Известие о приближении Сципиона и появление всадников, которых Кассий принял за Сципионовых, устрашило его: он повернул к горам, опоясывающим Фессалию, и отсюда пошел по направлению к Амбракии. Сципиона же, который спешил догнать его, настигло письмо от М. Фавония, что приближается Домиций со своими легионами и он, Фавоний, без поддержки Сципиона не в состоянии удержать вверенного ему укрепления.

По получении этого письма Сципион изменил свой план и маршрут: он отказался от преследования Кассия и поспешил на помощь Фавонию. Не прерывая похода ни днем, ни ночью, он пришел к нему столь своевременно, что в один и тот же момент заметили пыль от войска Домиция и увидели передовые отряды Сципиона. Таким образом, Кассия спасла энергия Домиция, а Фавония – быстрота Сципиона.

37. Сципион пробыл два дня в постоянном лагере у реки Алиакмона, отделявшей его от лагеря Домиция, перевел на третий день на рассвете свое войско вброд, разбил лагерь и на следующий день рано утром выстроил солдат перед лагерем. Тогда и Домиций без колебаний решил вывести свои легионы на бой. Но так как между обоими лагерями была равнина шириной приблизительно в две мили, то Домиций придвинул свою боевую линию к лагерю Сципиона. Тот упорно стоял перед своим валом. И все-таки стоило большого труда сдержать солдат Домиция: дело не дошло до сражения главным образом потому, что протекавший у самого лагеря Сципиона ручей с крутыми берегами задерживал наше движение вперед. Когда Сципион заметил у наших большое воодушевление и боевой пыл, то он стал бояться, что на следующий день ему придется против воли принять сражение или же, после больших ожиданий, возбужденных его приходом, бесславно стоять в лагере. Таким образом, он столь же позорно кончил, как опрометчиво зашел вперед: ночью, не дав даже сигнала «к сбору», он обратно перешел через реку, вернулся туда же, откуда вышел, и там разбил у реки лагерь на высокой от природы позиции. Через несколько дней он устроил ночью конную засаду в том месте, куда наши в предыдущие дни обыкновенно ходили за фуражом. Когда начальник конницы Домиция, Кв. Вар, по обыкновению, явился туда, те вдруг выскочили из засады. Но наши храбро выдержали их натиск, все заняли свои места и с своей стороны всей массой атаковали неприятелей, около восьмидесяти человек убили, остальных обратили в бегство, а затем вернулись в лагерь, потеряв только двух человек.

38. После этой стычки Домиций, в надежде заманить Сципиона на сражение, сделал вид, что вследствие крайней нужды в продовольствии он снимается с лагеря. Дав обычный клич «к сбору» он прошел три мили и расположил все свое войско и конницу на удобном и скрытом месте. Сципион был готов преследовать его и отправил вперед значительную часть конницы, чтобы поточнее разведать маршрут Домиция. Когда она продвинулась вперед и первые эскадроны дошли до места засады, то ржание лошадей внушило им подозрение, и они начали отступать к своим; те, которые за ними следовали, заметили их отступление и остановились. Наши поняли, что засада открыта: не желая понапрасну дожидаться остальных, они отрезали два попавшихся им эскадрона. Из них только очень немногие спаслись бегством к своим – в том числе и начальник конницы М. Опимий; а все остальные всадники из этих эскадронов были перебиты или взяты в плен и приведены к Домицию.

39. Цезарь, как выше было указано (30), вывел и приморских пунктов гарнизоны и только в Орике оставил три когорты для защиты города; они же должны были охранять те военные суда, которые он провел из Италии. Тем и другим заведовал его легат Ацилий Канин. Ацилий отвел корабли во внутреннюю гавань за городом и привязал их к берегу, а при входе в гавань спереди затопил грузовое судно и с ним соединил второе: на последнем, против входа в гавань, он соорудил башню, поместил в нее большое количество солдат и поручил им ее защиту на случай неожиданных нападений.

40. При известии об этом командир египетского флота Гн. Помпей-сын появился у Орика и с напряжением всех сил вытащил воротами и канатами затопленное судно. Другое же судно, которое Ацилий поставил для обороны, он атаковал несколькими своими кораблями, на которых воздвиг башни такой же высоты. Он занимал в сражении более высокую позицию, уставших бойцов все время заменял свежими и – с разных пунктов, также и с суши, – производил атаки на городские стены при помощи лестниц и кораблей, с тем чтобы разъединить силы противников. После таких усилий, благодаря массе выпущенных снарядов, он победил наших и, выбив защитников, которые все сошли на лодки и спаслись бегством, взял это судно с бою. В то же время, на другой стороне, он занял находившуюся против него естественную плотину (31), которая образовала из города почти полуостров, и провел по ней на катках при помощи рычагов четыре биремы во внутреннюю гавань. Напав, таким образом, с двух сторон на военные суда, которые были пустыми привязаны к берегу, он четыре из них увел с собою, а остальные сжег. По исполнении этой операции он оставил здесь Д. Лелия, которого вызвал из азиатского флота. Последний начал задерживать провиант, шедший из Биллиды и Аманции в город. Сам Помпей отправился в Лисс, напал там на оставленные М. Антонием в гавани тридцать грузовых кораблей и все их сжег. Но когда он попытался взять Лисс, то встретил там сопротивление со стороны римских граждан, тамошней корпорации и солдат, оставленных Цезарем в качестве гарнизона, так что после трехдневной осады, которая стоила ему нескольких солдат, принужден был безрезультатно удалиться оттуда.

41. Когда Цезарь узнал, что Помпей стоит у Аспарагия, то он двинулся туда же со всем своим войском, по пути завоевал город парфинов, в котором Помпей имел гарнизон, и на третий день дошел до Помпея. Он разбил свой лагерь рядом с Помпеевым, на следующий день вывел и построил все свое войско для решительного сражения. Но, заметив, что Помпей не двигается со своей выгодной позиции, он отвел войско назад в лагерь и принял другое решение. На следующий день он выступил со всеми своими силами, делая большой крюк по трудному и узкому пути, к Диррахию, в надежде или загнать туда Помпея, или же, наоборот, отрезать его от этого города, в который тот свез весь свой провиант и все военные запасы. Так и случилось. А именно: Помпей сначала не знал его намерений. Видя, что Цезарь выступил в противоположном направлении, он решил, что недостаток провианта вынудил его к отступлению; но затем он получил точные известия от разведчиков и снялся на следующий день с лагеря, надеясь кратчайшим путем опередить Цезаря. Но Цезарь именно это и предполагал. Ободрив своих солдат терпеливо выдержать предстоящий трудный поход, он только на короткое время прервал ночью свой марш и утром достиг Диррахия как раз тогда, когда издали уже был виден авангард Помпея. Там Цезарь немедленно разбил лагерь.

42. Помпей был отрезан от Диррахия, и так как ему не удалось осуществить свое первоначальное намерение, то он принял другой план: он разбил укрепленный лагерь на высоком месте, по имени Петра, где корабли могут без особого труда приставать к берегу и находить защиту от некоторых ветров. Там он приказал сосредоточить часть военного флота и свезти хлеб и прочие запасы из Азии и из всех других занимаемых им местностей. Цезарь понял, что война затянется; вместе с тем он потерял надежду на подвоз из Италии, так как все берега тщательно охранялись помпеянцами, а его собственные эскадры, построенные им зимой в Сицилии, Галлии и Италии, все еще не приходили. Поэтому он послал легатов Кв. Тиллия и Л. Канулея в Эпир для продовольственных заготовок, а так как эти местности были довольно далеко, то он устроил в определенных пунктах хлебные магазины и распределил между соседними общинами поставку хлебных подвод. Равным образом он приказал реквизировать все хлебные запасы в Лиссе, у парфинов и во всех укрепленных пунктах. Но их было очень мало, – с одной стороны, потому, что сама местность здесь сурова и гориста и население питается большей частью привозным хлебом, а с другой стороны, потому, что Помпей предвидел это и в предыдущие дни отдал область парфинов своему войску на разграбление: все их дома были обысканы и обобраны и весь забранный хлеб был доставлен к нему его конницей.

43. Ввиду этого Цезарь принял решение применительно к свойствам самой местности. Вокруг лагеря Помпея было очень много высоких и крутых холмов. Цезарь прежде всего занял их военной силой и построил на них редут. Затем, смотря по природным условиям каждого отдельного пункта, он соединил эти редуты укреплениями, которыми стал замыкать Помпея, преследуя при этом троякую цель: во-первых, так как у него было слишком мало продовольствия, а Помпей был силен конницей, то надо было с наименьшим риском обеспечить подвоз хлеба и провианта для войска; во-вторых, важно было отрезать Помпея от фуража и сделать его конницу совершенно бесполезной; в-третьих, большой авторитет, которым Помпей, очевидно, пользовался у иноземных народов, был бы ослаблен, если бы по всему свету распространилась молва, что Помпей осажден Цезарем и не решается на сражение.

44. Помпей не желал оставлять моря и Диррахия, так как он сосредоточил там все военные припасы, оборонительное и наступательное оружие и метательные машины, а также подвозил там на кораблях хлеб для войска. Но вместе с тем он не был в состоянии помешать фортификационным работам Цезаря иначе, как решившись на генеральное сражение; а его-то он в данный момент и не находил возможным. Для него оставался единственный способ ведения войны: захватывать как можно больше холмов, занимать военными отрядами местность на возможно большем протяжении и как можно больше разъединять силы Цезаря. Так он и делал. Он построил двадцать четыре редута на пространстве в пятнадцать миль в окружности и здесь добывал себе фураж; в пределах его укреплений было много засеянных полей, и на первое время он кормил на них свой вьючный скот. И подобно тому как наши посредством проведения непрерывных укреплений принимали меры к тому, чтобы помпеянцы не сделали где-нибудь вылазки и не напали бы на нас с тыла, – так и те в своем внутреннем кольце строили такие же непрерывные укрепления, чтобы наши не могли куда-либо проникнуть и обойти их с тыла. Но их работы шли успешнее наших, так как у них было больше солдат и их внутренние укрепления были меньшего размера, чем это было необходимо для укреплений Цезаря. Помпей, вообще говоря, не желал употреблять все свои боевые силы для противодействия работам Цезаря и избегал генерального сражения. Но при удобном случае он высылал стрелков и пращников, которых у него было очень много. Многие из наших солдат были ранены, и неприятельских стрел стали так бояться, что почти все солдаты начали делать себе из войлока, из тряпок или из кож рубашки и фуфайки для защиты отстрел.

45. Обе стороны употребляли много усилий на занятия командных пунктов: Цезарь хотел как можно теснее сомкнуть кольцо вокруг Помпея, а Помпей стремился захватить кругом побольше холмов на возможно большем пространстве, и из-за этого часто происходили сражения. Между прочим, когда 9-й легион Цезаря занял одну высоту и стал ее укреплять, Помпей занял другой холм против этой высоты и начал мешать нашим в их работах. Так как к нашей высоте можно было с одной ее стороны подойти по ровному месту, Помпей прежде всего расставил вокруг этого места стрелков и пращников, а затем выслал большое количество легковооруженных, пододвинул метательные орудия и стал таким образом мешать нашим фортификационным работам. Нам нелегко было и отбиваться и работать в одно и то же время. Ввиду того что нас со всех сторон метко обстреливали, Цезарь приказал отступить и очистить холм. Отступление шло по крутому склону. Тем яростнее наседали помпеянцы и не давали нашим отходить, так как им казалось, что мы очищаем позицию из страха. Говорят, что Помпей хвастливо предлагал окружающим признать его никуда не годным полководцем, если цезаревский легион осуществит без огромных потерь отступление с необдуманно занятого им пункта.

46. Беспокоясь за благополучное отступление своих, Цезарь приказал снести к краю холма фашины и сложить их против неприятеля; под их прикрытием солдаты должны были провести позади поперечный ров небольшой ширины, чтобы таким образом сделать это место по возможности со всех сторон труднодоступным. А в удобных местах он расставил пращников, которые должны были прикрывать наше отступление. Теперь он отдал приказ отвести легион назад. Поэтому помпеянцы надменнее и смелее стали теснить наших и наседать на них, а фашины, выставленные в качестве защиты, они сбросили в ров, чтобы облегчить себе переход через него. Когда Цезарь заметил это, то он стал опасаться, как бы этот отвод не показался поражением и бегством с позиции и не увеличил потерь. Поэтому он приказал командиру легиона Антонию приблизительно на середине пути ободрить солдат, дать сигнал трубой и атаковать неприятелей. Солдаты 9-го легиона вдруг стали дружно метать копья, бросились снизу бегом вверх по холму в контратаку, бурно погнали помпеянцев и заставили их повернуть тыл, причем отступление последних затруднялось лежавшими на земле фашинами, кольями, на которые они натыкались, и рвами. Наши же вполне могли удовлетвориться отступлением без больших потерь и вполне благополучно вернулись к себе в лагерь, перебив много неприятелей и потеряв всего пять человек. Затем они заняли по сю сторону от этого места еще несколько ближайших холмов и докончили свои фортификационные работы.

47. Это был новый и необычайный способ ведения войны как по очень большому количеству редутов, по огромному протяжению, по сложности фортификационных работ, по системе блокады, так и во всех других отношениях. В самом деле, всякий, кто пытается блокировать другого, обыкновенно замыкает неприятеля в кольцо тогда, когда последний приведен в расстройство, ослаблен или побежден в сражении либо деморализован какой-нибудь другой неудачей, между тем как осаждающий располагает превосходными конными и пешими силами. При этом цель блокады обыкновенно сводится к тому, чтобы отрезать неприятеля от подвоза провианта. Но в данном случае Цезарь блокировал с менее многочисленным войском неослабленную и свежую армию, имевшую всякие припасы в изобилии: к ней каждый день отовсюду приходило много судов с продовольствием, и какой бы ветер ни дул, он всегда в каком-нибудь одном направлении был благоприятен для плавания. Между тем сам Цезарь находился в очень затруднительном положении, так как весь хлеб повсеместно в округе был съеден. Но все-таки его солдаты выносили нужду с поразительным терпением: они вспоминали, как в такой же степени страдали в прошлом году в Испании (32) и, однако, благодаря своему напряженному труду и выносливости благополучно окончили эту тяжелую войну; они помнили, что терпели большую нужду под Алесией (33) и еще большую под Авариком (34) и в конце концов одержали победу над могущественнейшими народами. Они не отказывались ни от даваемого им в пищу ячменя, ни от стручковых плодов и очень ценили мелкий скот, который в изобилии получали из Эпира.

48. Они нашли даже особый корень, называвшийся «хара», который с примесью молока очень облегчал их голод. Этого корня у них было очень много, и они делали из него подобие хлеба. Когда в разговорах помпеянцы попрекали наших голодом, то они забрасывали их хлебцами из этого корня, чтобы понизить их гордые надежды.

49. Уже начинал поспевать хлеб, и самая надежда облегчала нужду, так как у всех была уверенность, что скоро его будет много. Часто приходилось слышать на караулах и в разговорах заявления солдат, что они лучше будут питаться древесной корой, чем выпустят из рук Помпея. Им даже приятно было узнавать от перебежчиков, что помпеянцы кормят еще кое-как лошадей, в то время как остальной обозный скот у них уже погиб и что люди болеют от тесноты занимаемого ими места, от зловония, издаваемого множеством трупов, и от непривычки к ежедневной трудной работе, но что особенно тяжело им от недостатка воды. Действительно, Цезарь либо отвел все реки и ручьи, впадающие в море, либо запрудил их большими плотинами; так как местность была гориста и долины очень узки, то для запруды вбивались в дно сваи, и на них насыпалась земля, так что вода делалась стоячей. Таким образом, помпеянцы по необходимости должны были искать мест низких и болотистых и, вдобавок к другим ежедневным работам, вынуждены были рыть колодцы. Но эти источники были очень далеко от некоторых из их редутов и в жаркую погоду быстро высыхали. Наоборот, Цезарево войско пользовалось отличным здоровьем и было очень богато водой, а также всякого рода съестными припасами, кроме хлеба. Вообще видно было, как со дня ни день становилось лучше, и с созреванием хлебов увеличивалась надежда.

50. При этом оригинальном характере войны обе стороны изобретали и новые способы ее ведения. Когда помпеянцы замечали по сторожевым огням, что наши когорты ночью стоят на карауле у укреплений, то они бесшумно нападали, все зараз пускали стрелы в массу и затем поспешно возвращались к своим. Наученные этим опытом, наши придумали против этого такое средство, что зажигали огни в одном месте… [а караулили в другом]… (35)

51. Между тем П. Сулла (36), которого Цезарь при своем уходе назначил комендантом лагеря, по получении об этом известия пришел на помощь когорте со своими двумя легионами; с его приходом помпеянцы были без труда отражены. Они не вынесли ни вида, ни атаки наших, и как только первые из них были сбиты, остальные обратились в бегство и очистили позицию. Но когда наши погнались за ними, Сулла отозвал их назад, чтобы они в погоне не зашли далеко. Большинство думает, что если бы Сулла захотел энергичнее преследовать неприятеля, то война могла бы быть в этот день окончена. Однако его образ действий, по нашему мнению, не заслуживает порицания: одна роль принадлежит легату, другая – полководцу; один должен во всем держаться предписания, другой принимать самостоятельные решения сообразно с общим положением дела. Сулла, оставленный Цезарем в лагере, счел достаточным выручить своих и не пожелал дать генерального сражения (что могло бы принять и дурной оборот); иначе стали бы говорить, что он присвоил себе права главнокомандующего. Во всяком случае, его операция причинила помпеянцам много затруднений при отступлении: зайдя вперед с неудобного места, они остановились на самом верху и должны были бояться, в случае отступления по крутому скату, что наши станут преследовать их сверху; к тому же оставалось мало времени до захода солнца, так как в надежде покончить дело они продолжали сражаться до ночи. Вследствие этого Помпей по необходимости должен был принять случайное решение, сообразное данным моментом, и занял всего один холм, который лишь настолько был удален от нашего редута, что в него не могли попадать снаряды метательных орудий. На этой позиции он остановился, укрепил ее и здесь держал все войско.

52. Кроме того, в одно и то же время происходили сражения в двух разных местах, так как Помпей, чтобы разъединить силы Цезаря и отрезать их от подкреплений из ближайших редутов, атаковал несколько редутов сразу. В одном пункте Волкаций Тулл выдержал с тремя когортами атаку целого легиона и даже выбил его с позиции; в другом германцы, вышедшие из наших укреплений, перебили много неприятелей и благополучно вернулись к своим.

53. В шести сражениях, происшедших в один день (три было под Диррахием, три около укреплений), как оказалось при общем подсчете, помпеянцев пало две тысячи человек, из них много центурионов и добровольцев-ветеранов (в том числе – Валерий Флакк, сын Луция, бывшего претора Азии); неприятельских знамен было доставлено шесть. Наши потери во всех сражениях не превышали двадцати человек. Но на том же редуте все солдаты без исключения были ранены и четыре центуриона из 8-й когорты потеряли зрение. Когда солдаты хотели представить Цезарю доказательства своих трудов и опасностей, то, по их подсчету, в редут попало около тридцати тысяч стрел, причем в доставленном Цезарю щите центуриона Сцевы оказалось сто двадцать дыр. Последнего Цезарь за заслуги перед ним и перед государством наградил двумя тысячами [сестерциев] и объявил, что переводит его из 8-го ранга в 1-й (ибо было установлено, что редут обязан своим спасением главным образом ему); когорта же получила в награду двойное жалованье, хлеб, одежду, продовольственные пайки и военные отличия.

54. Помпей прибавил за ночь большие новые укрепления, в следующие затем дни воздвиг башни и, когда верки достигли высоты пятнадцати футов, прикрыл соответствующую сторону лагеря подвижными навесами: По прошествии пяти дней он воспользовался второй темной ночью, загородил лагерные ворота для затруднения входа в них рогатками, вывел в начале третьей стражи в полной тишине войско и вернулся в свои прежние укрепления.

55. Заняв Этолию, Акарнанию и Амфилохию при посредстве упомянутых выше Кассия Лонгина и Кальвисия Сабина, Цезарь считал нужным сделать попытку и относительно Ахайи и с этой целью несколько продвинуться вперед. Поэтому он послал туда Кв. (Фуфия) Калена и прикомандировал к нему Сабина и Кассия с их когортами. Узнав об их приходе, Рутилий Луп, который, по поручению Помпея, управлял Ахайей, решил своевременно укрепить Истмийский перешеек, чтобы не допустить Фуфия в Ахайю. Кален занял, по соглашению с населением, Дельфы, Фивы и Орхомен, а некоторые другие города взял с боя; остальные общины он старался склонить на сторону Цезаря отправлением к ним посольств. В этом, главным образом, и заключалась деятельность Фуфия.

56. Все следующие дни подряд Цезарь выводил войско в боевом строю на равнину, на случай, если Помпей пожелает решительного сражения. С этой целью он придвигал легионы почти к самому лагерю Помпея, его первая линия была лишь настолько удалена от его вала, чтобы в нее не попадали снаряды метательных орудий. Но Помпей, для сохранения своей славы и репутации, ставил свое войско перед лагерем так, чтобы третья линия примыкала к самому валу и чтобы все войско вообще находилось под прикрытием снарядов, пускаемых с вала.

57. Во время этих происшествий в Ахайе и под Диррахием стало известно, что Сципион прибыл в Македонию. Цезарь, не забывая своего прежнего правила, послал к нему их общего друга А. Клодия, которого он с самого же начала, по рекомендации Сципиона, принял в круг своих ближайших друзей. Ему он дал письмо и устное поручение следующего содержания: он, Цезарь, сделал все, чтобы добиться мира, но до сих пор ничего не достиг. В этом, по его мнению, виноваты выбранные им самим посредники, которые побоялись сообщить Помпею эти поручения в неудобное время. Но Сципион настолько влиятелен, что не только может откровенно высказывать свое мнение, но может в значительной степени воздействовать на Помпея и направить его на истинный путь; он со своим войском не зависит от Помпея и, помимо своего авторитета имеет также реальную силу для его обуздания. Если он это сделает, то все будут обязаны ему одному спокойствием Италии, миром в провинциях и спасением государства. Вот это поручение и передал Сципиону Клодий. В первые дни его, как казалось, охотно выслушивали, но потом он не был допущен к переговорам: за это Сципиона порицал Фавоний, как мы узнали впоследствии, по окончании войны. Таким образом, Клодий возвратился к Цезарю ни с чем.

58. Чтобы вернее задержать конницу Помпея под Диррахием и отрезать ее от фуража, Цезарь обнес сильными укреплениями два узких подступа, о которых мы говорили, и построил здесь два редута. Помпей, заметив безуспешность действий своей конницы, через несколько дней снова перевез ее на кораблях к себе за укрепления. Недостаток фуража был так велик, что лошадей кормили листьями с деревьев и молодыми размолотыми тростниковыми корнями. Хлеб, который рос на полях за укреплениями, был уже съеден; пришлось по необходимости подвозить фураж дальним морским путем из Коркиры и из Акарнании; а так как его было очень мало, то надо было примешивать к нему ячмень; таким способом еще кое-как поддерживали конницу. Но после того как повсюду не только был снят ячмень и кормовые травы, но не стало хватать даже и листьев с деревьев, то, ввиду истощения лошадей, Помпей решился сделать вылазку.

59. В числе всадников Цезаря было два брата-аллоброга, Роукилл и Эг, сыновья Адбукилла, который много лет был главой своей общины. Это были чрезвычайно храбрые люди, которые своей храбростью оказали Цезарю немало отличных услуг во все войны с галлами. За это он поручил им на родине виднейшие должности, провел их выбор вне очереди в местный сенат, дал им земли в Галлии, отнятые у врагов, дарил большие денежные суммы и вообще сделал их из людей бедных богатыми. За свою храбрость они были в почете не только у Цезаря, но и очень ценились в армии. Но, опираясь на дружбу Цезаря и кичась нелепым варварским высокомерием, они презирали своих соотечественников, утаивали жалованье всадников и всю добычу тайно присваивали себе. Возмущенные этим, все их всадники обратились сообща к Цезарю с открытой жалобой на такую несправедливость и, между прочим, прибавили, что те показывают ложное число всадников, чтобы присвоить жалованье себе.

60. Цезарь считал настоящий момент неподходящим для взыскания и, многое прощая им за их храбрость, оставил все это дело без последствий: но только наедине побранил их за то, что они наживаются на счет всадников, и посоветовал вполне положиться на его дружбу и по тому, что он уже сделал для них, рассчитывать на дальнейшие милости. Но все-таки это дело навлекло на них всеобщую ненависть и презрение, и они это поняли. Отчасти их убеждали в этом упреки людей посторонних, отчасти приговор земляков, отчасти заговорила их собственная совесть. Из стыда, а также, может быть, в убеждении, что их наказание не отменено, но лишь отсрочено, они решили изменить нам и попытаться искать нового счастья и новых друзей. Переговорив с некоторыми своими клиентами, которых они решились посвятить в этот преступный замысел, они сначала попытались убить начальника конницы Г. Волусена (как это стало известным впоследствии, по окончании войны), чтобы их побег к Помпею сопровождался сколько-нибудь важной услугой. Но когда эта попытка оказалась слишком трудно исполнимой и к ней не представилось случая, то они заняли как можно более денег, как бы для удовлетворения своих земляков и для возмещения похищенного, скупили множество лошадей и перешли к Помпею вместе с участниками своего замысла.

61. Так как они были знатного рода, богато одеты и вооружены, явились с большой свитой и большим количеством лошадей; так как, далее, они имели репутацию людей храбрых и были в почете у Цезаря, да и самый переход их был неожиданным и необычным, то Помпей повел их по всем своим укреплениям и с хвастовством их показал. Действительно, до того времени никто ни из солдат, ни из всадников не переходил от Цезаря к Помпею, между тем как от Помпея к Цезарю перебегали почти ежедневно, а солдаты, набранные в Эпире, Этолии и в местностях, занимаемых Цезарем, делали это массами. Аллоброги знали все лагерные дела, например недочеты в укреплениях или упущения, указанные знатоками военного дела; они приметили также, в какое время что делается, на каком расстоянии друг от друга находятся важнейшие пункты, в какой степени обеспечена караульная служба в зависимости от личности и добросовестности заведующих ею. И вот все это они выдали Помпею.

62. Помпей, как было указано, еще раньше решил сделать вылазку. Теперь, по получении этих сведений, он приказал солдатам сделать плетенные из прутьев нашлемники и свозить материал для засыпания рвов. Когда все это было готово, он погрузил ночью на лодки и весельные суда большое количество легковооруженных и стрелков вместе с указанными материалами и вывел в полночь из главного лагеря и отдельных редутов шестьдесят когорт, направляя их против той части укреплений, которая доходила до моря и была самой удаленной от главного лагеря Цезаря. Туда же он послал суда, нагруженные, как указано, материалом для насыпи и легковооруженными солдатами, а также корабли, стоявшие у Диррахия, со специальными приказами. У тех укреплений стоял, по распоряжению Цезаря, квестор Лентул Марцеллин с 9-м легионом; а так как он был нездоров, то Цезарь прислал ему в помощники Фульвия Постума.

63. Там был против неприятеля ров в пятнадцать футов и вал вышиной в десять футов с насыпью такой же ширины. В шестистах шагах был другой вал, несколько ниже первого, обращенный в противоположную сторону: из опасения, что наших могут окружить с моря. Цезарь построил там в предыдущие дни двойной вал, чтобы можно было дать отпор в случае нападения с двух сторон. Но сложность работ и непрерывный труд за все эти дни не позволяли своевременно окончить эти укрепления, которые занимали в окружности семнадцать миль. Поэтому Цезарь не успел довести до конца поперечный вал, обращенный против моря, который должен был соединять эти укрепления. Это стало известно Помпею по донесению перебежчиков-аллоброгов и причинило нам большое несчастье. В самом деле, как только две когорты 9-го легиона подошли к морю для несения караульной службы, вдруг на рассвете Помпеевы солдаты, объехав их с моря, стали бросать в них копья и засыпать рвы; одновременно с этим легионеры приставили лестницы и стали устрашать защитников стрельбой из метательных машин и всякого рода снарядами; наконец, кругом повсюду рассыпалось множество, стрелков. А от камней, единственного оружия наших солдат, неприятелей защищали плетеные нашлемники. Таким образом, наших всячески теснили, и они с трудом держались. В это время враги заметили указанный выше недочет укрепления и, высадившись с кораблей, атаковали наших с тыла между обоими валами, там, где верки были недокончены, выбили их из обоих укреплений и принудили к бегству.

64. При известии об этом внезапном нападении Марцеллин выслал из лагеря на помощь теснимым свои когорты; но они, заметив бегущих, не могли ободрить их своим приходом, да и сами не выдержали неприятельской атаки. Вообще все дальнейшие подкрепления заражались страхом бегущих и только увеличивали замешательство и опасность: самое многолюдство затрудняло отступление. Когда в этом сражении был тяжело ранен и уже терял силы орлоносец, то, заметив наших всадников, он закричал им: я много лет, пока был жив, добросовестно охранял его; с той же верностью теперь, перед смертью, возвращаю его Цезарю. Заклинаю вас, не допустите воинского бесславия, которого до сих пор не случалось в войске Цезаря! Доставьте Цезарю его целым! Эта случайность спасла орла, между тем как все центурионы 1-й когорты, кроме первого центуриона принципов, были перебиты.

65. Помпеянцы уже приближались, избивая наших, к лагерю Марцеллина, что навело немалый страх и на остальные наши когорты. Но в это же время было видно, как Антоний, занимавший самый близкий к укреплениям пункт и получивший известие об этой атаке, стал спускаться с двенадцатью когортами в долину. Его подход остановил помпеянцев и ободрил наших, так что они после большой паники снова оправились. Немного погодя появился здесь и Цезарь с несколькими когортами, которые он взял из редутов: по установившемуся за последнее время обыкновению, ему сигнализировали дымом от редута к редуту. Он узнал о понесенном уроне и обратил внимание на то, что Помпей прорвал его укрепления и разбивает лагерь вдоль морского берега с целью беспрепятственно добывать фураж и поддерживать связь со своими кораблями. Ввиду этого Цезарь оставил свой прежний план, осуществить который ему не удалось, и приказал укрепляться рядом с Помпеем.

66. По окончании этих работ лазутчики Цезаря заметили, что неприятель ведет несколько когорт – с виду целый легион – за лесом в старый лагерь. Положение этого лагеря было таково. В предыдущие дни там разбил свой лагерь 9-й легион Цезаря, который бросился в атаку на помпеянцев и, как выше было указано (37), начал отовсюду окружать их укреплениями. Лагерь этот примыкал, к какому-то лесу и отстоял от моря не более чем на триста шагов. Затем Цезарь по некоторым причинам изменил свой план и перенес лагерь несколько дальше этого места. Через несколько дней оставленный лагерь занял Помпей; а так как он имел в виду поместить в нем несколько легионов, то, сохранив за собой внутренний вал, он провел еще более обширные укрепления снаружи. Таким образом, этот малый лагерь, будучи заключен в большой, образовал нечто вроде форта или даже крепости. Также и с левого угла вплоть до реки было проведено укрепление протяжением до четырехсот шагов, чтобы солдаты без помехи и без опасности могли ходить за водой. Но и Помпей изменил свой план по некоторым причинам, о которых нет надобности упоминать, и снова оставил этот лагерь. Таким образом, лагерь этот простоял несколько дней пустым, и все его укрепления были целы.

67. Лазутчики сообщили Цезарю, что туда пришел легион со всеми знаменами. Это сообщение было подтверждено наблюдениями, сделанными с некоторых высоколежащих редутов. Место это находилось приблизительно в пятистах шагах от нового лагеря Помпея. Цезарь, надеясь уничтожить этот легион и очень желая вознаградить себя за урон, понесенный в тот день, оставил у шанцевых работ две когорты, которые должны были делать вид, что работают над укреплением. Сам же он вывел против легиона Помпея и его малого лагеря остальные тридцать три когорты в двойной линии; среди этих когорт был и 9-й легион, потерявший много центурионов и уменьшившийся в численном воинском составе. Для этой цели он двинулся как можно незаметнее в противоположном направлении. И сначала он не ошибся в своих предположениях: он пришел раньше, чем Помпей мог заметить, и, несмотря на сильные лагерные укрепления, быстро атаковал помпеянцев на левом фланге, на котором находился сам, выбив их с вала. Перед воротами лагеря была колючая изгородь. Здесь на короткое время завязалось сражение, причем наши пытались прорваться через ворота, а те защищали их. Особенно храброе сопротивление оказал здесь Т. Пулион, благодаря которому, как мы указывали (38), было предано войско Г. Антония. Но храбрость наших одержала верх: они уничтожили изгородь, ворвались сначала в главный лагерь, а затем в находящуюся внутри его крепость, куда укрылся разбитый легион, и там перебили несколько сопротивлявшихся.

68. Но судьба, столь могущественная в человеческих делах, особенно же на войне, часто производит громадные перемены благодаря незначительным случайностям. Так было

и тогда. Когорты цезаревского правого фланга по незнакомству с местностью и в поисках ворот дошли до того укрепления, которое как мы выше указали (39), шло от лагеря к реке, и приняли его за укрепления самого лагеря. Заметив, что оно соединяется с рекой, они разрушили шанцы и, за отсутствием защитников, прорвались через них. За ними последовала вся наша конница.

69. Между тем Помпей, узнав об этом и воспользовавшись значительным выигрышем времени, увел пять легионов с работы на помощь своим. Его конница стала приближаться к нашей, и в то же самое время наши солдаты, занимавшие лагерь, увидали его пехоту в боевом строю. Тогда все вдруг переменилось. Помпеев легион, ободренный надеждой на скорую помощь, стал делать попытки сопротивления у задних ворот и даже со своей стороны атаковать наших. Конница Цезаря, которая все еще поднималась вверх узким путем по насыпям, стала бояться за свое отступление и первая обратилась в бегство. Правое крыло, не имевшее связи с левым, при виде замешательства конницы стало отступать, чтобы не быть застигнутым в пределах укреплений, через бреши разрушенного вала. При этом многие из солдат, чтобы не попасть в давку, бросались в ров с десятифутовой высоты вала, давя первых, остальные по их трупам искали себе спасения и выхода. На левом же крыле солдаты видели с вала, что Помпей подходит, а наши бегут. Так как враг был и спереди и сзади, то из боязни быть отрезанным на узком пространстве они также начали отступать тем же путем, каким пришли, заботясь только о своем собственном спасении. Всюду было такое смятение, ужас и бегство, что хотя Цезарь собственноручно выхватывал знамена у бегущих и приказывал им остановиться; тем не менее одни пускали на волю своих коней и бежали вместе с толпой, другие от страха бросали даже знамена, и вообще никто не слушался его приказа.

70. В этом ужасном положении, когда все войско могло бы быть уничтожено, нас спасло то, что Помпей из боязни осады (незадолго до того он видел, как бежали его солдаты из лагеря, и, надо полагать, теперь был изумлен таким неожиданным счастьем) некоторое время не решался приближаться к укреплениям. Его конница также медлила с преследованием вследствие узости прохода, который вдобавок был занят нашими солдатами. Таким образом, в обоих случаях ничтожные обстоятельства приобрели громадное значение. Действительно, укрепления, проведенные от лагеря к реке, отняли у Цезаря победу, которая после захвата лагеря Помпея была почти несомненной; но они же замедлили быстроту преследования и тем спасли нас от гибели.

71. В этих двух сражениях Цезарь потерял за один день девятьсот шестьдесят солдат и двести человек из конницы (в числе их были Тутикан Галл, сын сенатора, известные римские всадники Г. Флегинат из Плаценции, А. Граний из Путеол, М. Сакративир из Капуи), военных трибунов и центурионов тридцать два человека. Но значительная часть из них погибла без боя, будучи задавлена во рву, в укреплениях, у реки бежавшими в панике товарищами. Погибли также тридцать два военных знамени. Помпей после этого сражения был провозглашен императором. Этот титул он удержал за собой и позволял приветствовать себя им впоследствии, но в своих письмах он обыкновенно не приписывал его, равно как и не украшал своих фасцев лавром (40). Но Лабиэн добился от Помпея, чтобы ему предоставлены были пленные. Всех он приказал вывести (по-видимому демонстративно, чтобы, в качестве перебежчика, заслужить больше доверия), стал называть их соратниками, расспрашивать в очень оскорбительных выражениях, имеют ли ветераны привычку бегать, и после этого казнил их на виду у всего войска.

72. Эти события до такой степени увеличили самоуверенность и гордость помпеянцев, что они перестали помышлять о дальнейших военных планах, но уже теперь считали себя победителями. Они не думали о том, что действительными причинами нашего поражения были малочисленность солдат, неудобство позиции, узость места от поспешного занятия лагеря, страх перед неприятелем, угрожавшим с двух сторон – внутри и снаружи укреплений, – наконец, разъединение войска на две несвязанные группы, которые не могли подать друг другу помощи. Они не принимали в соображение еще и того, что, в сущности, энергичного столкновения сторон и правильного сражения не было, но наши собственные солдаты своей многочисленностью причинили себе в давке гораздо больше вреда, чем нанес его неприятель. Наконец, они забывали об обычных на войне случайностях, о том, как часто самые ничтожные обстоятельства – будут ли это ложные предположения, или внезапный страх, или случайный порыв суеверия – причиняют огромный урон, как часто целые армии страдают от ошибки полководца или по вине трибуна. Но точно их победе помогла их доблесть, точно невозможны были никакие дальнейшие перемены положения, они прославляли по всему свету и устно и письменно победу, одержанную ими в этот день.

73. Итак, все прежние замыслы Цезаря потерпели крушение, и он решил изменить весь план войны. Поэтому он вывел войска из всех укрепленных пунктов, снял осаду, стянул свои военные силы в одно место и обратился на военной сходке с ободрительной речью к солдатам, в которой советовал им: не слишком огорчаться происшедшим, не поддаваться вследствие этого панике от одного проигранного сражения, при этом не очень важного, и противопоставлять ему многие выигранныеgt;(41). Надо благодарить судьбу за то, что они завоевали Италию без особых потерь, покорили обе Испании, с их очень воинственным населением и весьма искусными и опытными полководцами и подчинили своей власти соседние, хлебные провинции. Наконец, они должны вспомнить, как счастливо все они были переправлены сюда сквозь неприятельские флоты невредимыми, в то время когда врагами были заняты не только гавани, но и берега. Если не во всем бывает удача, то на помощь судьбе должна приходить личная энергия. В понесенном поражении можно обвинять кого угодно, только не его самого. Он дал сражение на выгодной позиции, овладел неприятельским лагерем, выбил оттуда противников и победил их в бою. Но либо их собственное замешательство, либо какая-нибудь ошибка, либо, может быть, даже сама судьба вырвала у них из рук уже одержанную победу. Во всяком случае, все они должны постараться возместить своей храбростью понесенные потери; тогда это поражение пойдет им на пользу, как это было под Герговией, и те, которые пред этим боялись сражаться, пусть сами добровольно пойдут в бой.

74. После этой речи он заклеймил позором нескольких знаменосцев и удалил их с должностей. Все войско было так огорчено этим поражением и проникнута таким желанием загладить бесславие, что никто не дожидался приказов трибуна или центуриона, но каждый сам налагал на себя в виде наказания самые тяжелые работы, и все горели жаждой боя; даже некоторые лица высших рангов полагали из стратегических видов, что следует остаться на этой позиции и рискнуть дать сражение. Но Цезарь не вполне доверял устрашенным солдатам и предпочитал дать им время оправиться. Притом после оставления укреплений он очень опасался за правильный подвоз продовольствия.

75. Поэтому, не теряя времени, он позаботился только о раненых и больных и без шума выслал вперед вначале ночи весь обоз из лагеря в Аполлонию, запретив останавливаться на отдых до прибытия к месту назначения. Для охраны его был послан один легион. Устроив эти дела, он задержал два легиона в лагере, а остальные вывел в четвертую стражу разными воротами и послал тем же путем вперед. Немного времени спустя он приказал – для соблюдения воинского обычая и для того, чтобы его уход стал известным как можно позднее – дать клич «к сбору», а сам тотчас выступил и, нагнав свой арьергард, быстро скрылся с горизонта. Но и Помпей, узнав о его замыслах, не замедлил с погоней. Он попытался, если удастся, врасплох атаковать и устрашить противника во время похода и с этой целью вывел свое войско из лагеря, а конницу послал вперед для задерживанья арьергарда. Однако ему не удалось догнать Цезаря, так как последний двигался без обоза и потому далеко ушел вперед. Но когда дошли до реки Генуса с ее трудными для переправы берегами, то конница догнала наконец арьергард и стала его задерживать. Против нее Цезарь выставил свою конницу с прибавлением четырехсот антесигнанов без поклажи. Они действовали так удачно, что в завязавшемся конном сражении обратили всех в бегство, многих перебили и сами вполне благополучно вернулись к своей колонне.

76. Сделав в этот день обычный переход и переправив свое войско через реку Генус, Цезарь занял свой прежний лагерь против Аспарагия. Всех солдат он задержал за лагерным валом, а коннице, высланной будто бы за фуражом, приказал немедленно вернуться в лагерь задними воротами. И Помпей после дневного перехода также занял свой прежний лагерь у Аспарагия. Так как укрепления были еще целы, то у его солдат не было работы. Поэтому одни из них ушли довольно далеко за дровами и за фуражом, другие соблазнились близостью прежнего лагеря, чтобы сходить туда за поклажей и за багажом, значительная часть которого была там оставлена вследствие внезапного выступления. При уходе из лагеря они складывали свое оружие в палатках. Как Цезарь и предвидел, им трудно было преследовать, и потому около полудня он дал сигнал к выступлению, вывел войско и, сделав в этот день двойной переход, прошел от этого пункта на восемь миль вперед, чего Помпей за уходом солдат сделать не мог.

77. На следующий день Цезарь снова выслал вперед в начале ночи обоз и в четвертую стражу выступил сам, чтобы, в случае если его вынудят к сражению, его войско без поклажи было более готово к принятию этого неожиданного удара. То же делал он и в последующие дни. Хотя ему приходилось преодолевать весьма трудные дороги и очень глубокие реки, но благодаря подобной тактике он не понес крупных потерь. Дело в том, что Помпей весь первый день вынужден был задержаться в лагере; поэтому в следующие дни он потратил много усилий для форсированного продвижения с целью во что бы то ни стало догнать опередившего его Цезаря. Но эти напрасные усилия только истощили его, на четвертый день он прекратил погоню и решил изменить свой операционный план.

78. Цезарю необходимо было побывать в Аполлонии, чтобы устроить раненых, заплатить войску жалованье, ободрить союзников и оставить в городах гарнизоны. Но на все это он употребил лишь столько времени, сколько позволяли другие спешные дела. Он боялся, как бы Помпей не предупредил его и не напал врасплох на Домиция. Поэтому он: поспешил к Домицию со всей возможной быстротой и стремительностью. План всей этой операции был основан на следующих соображениях: если Помпей направится туда же, то его можно будет вынудить к сражению при одинаковых для обеих сторон условиях, так как удаление от моря отрезывало его от запасов сосредоточенных им в Диррахии, и от подвоза всякого другого провианта; если же Помпей переправится в Италию, то можно будет по соединении с Домицием двинуться на помощь Италии через Иллирию; если, наконец, он попытается осадить Аполлонию и Орик и отрезать Цезаря от всего морского побережья, то можно будет осадить Сципиона и тем неизбежно вынудить Помпея идти на помощь своим. Поэтому Цезарь послал вперед гонцов к Домицию с письмом и с соответствующими распоряжениями; затем он оставил в Аполлонии гарнизон из трех когорт, в Лиссе из одной, в Орике из трех и, устроив больных и раненых, пошел через Эпир и Афаманию. Но и Помпей, догадываясь о планах Цезаря, считал необходимым поспешить на помощь к Сципиону в случае, если Цезарь направит свой путь туда; если же он, в ожидании легионов и конницы из Италии, не захочет удаляться от морского побережья и окрестностей Орика, Помпей имел в виду со всеми силами напасть на Домиция.

79. По этим причинам оба они старались действовать с быстротой, чтобы помочь своим, а также не упустить момента для нападения на противника. Но Цезаря отвлекла от прямого пути экспедиция в Аполлонию, а у Помпея был удобный путь через Кандавию в Македонию. К этому присоединилась еще и неожиданная опасность: Домиций, простояв лагерем много дней против Сципиона, ушел оттуда за продовольствием и направился в Гераклию, по соседству с Кандавией, так что, по-видимому, сама судьба приносила его в жертву Помпею. Об этом Цезарь до сих пор не знал. Далее, так как Помпей разослал по всем провинциям и городам сильно преувеличенные сообщения о сражении под Диррахием, то всюду усилились слухи о полном поражении и бегстве Цезаря, потерявшего будто бы всю свою армию. Эти слухи делали продвижение Цезаря опасным, и под их влиянием некоторые общины изменили ему. В довершение всего гонцы, разосланные по разным направлениям Цезарем к Домицию и Домицием к Цезарю, никак не могли достигнуть места назначения. Но по дороге разведчики Домиция были замечены аллоброгами из свиты Роукилла и Эга, которые, как было указано, перебежали к Помпею (42). По старому знакомству со времен галльских походов, а может быть, и из хвастовства, галлы подробно рассказали им обо всем случившемся, а также об отступлении Цезаря и приближении Помпея. Получив от разведчиков эти сведения, Домиций, который еле-еле на четыре часа ходьбы опередил Помпея, благодаря врагам избежал опасности и соединился с Цезарем у Эгиния близ Фессалийской границы.

80. Соединившись с Домицием, Цезарь достиг Гомф, первого фессалийского города по дороге из Эпира. Эта община несколько месяцев тому назад по собственному почину прислала к Цезарю послов с предложением пользоваться всеми ее средствами и просила у него гарнизона. Но туда уж успели проникнуть упомянутые сильно преувеличенные слухи о сражении под Диррахием. Поэтому начальник воинских сил Фессалии, Андросфен, предпочитая разделять с Помпеем победу, вместо того чтобы быть товарищем Цезаря по несчастью, согнал из деревень в город все свободное и рабское население, запер ворота и отправил к Сципиону и Помпею гонцов с просьбой о помощи: он уверен в городских укреплениях, если ему быстро помогут, но долгой осады он выдержать не может. Сципион, узнав об отходе обоих войск от Диррахия, привел свои легионы в Ларису; но Помпей еще не приближался к Фессалии. Цезарь приказал разбить лагерь и приготовить для спешного штурма лестницы, подвижные навесы и фашины. Когда все это было готово, он в ободрительной речи к солдатам указал, насколько выгодно для облегчения своей крайней нужды захватить этот переполненный припасами и богатый город и этим нагнать страх на остальные общины; но все это должно быть сделано быстро, прежде чем придет выручка. Таким образом, при исключительном рвении солдат, он еще в день своего прихода приступил к штурму города с его очень высокими стенами после девятого часа и взял его с боя до захода солнца. Отдав его на разграбление солдатам, он тотчас же снялся оттуда с лагеря и так быстро достиг Метрополя, что опередил гонцов и молву о взятии Гомф.

81. Жители Метрополя сначала под влиянием слухов приняли то же решение, заперли ворота и расставили по стенам вооруженных людей; но потом, узнав о падении Гомф от пленных, которых Цезарь распорядился вывести к их стенам, открыли ворота. Так как Цезарь принял все меры к тому, чтобы город остался совершенно невредимым, то, сравнивая судьбу Метрополя с судьбой Гомф, ни одна из фессалийских общин, кроме Ларисы, которая была занята большими военными силами Сципиона, не решилась отказать ему в повиновении и в исполнении всех его требований. Цезарь нашел на полях, где уже почти поспел хлеб, удобное место, решил ожидать подхода Помпея и здесь сосредоточить всю войну.

82. Помпей прибыл через несколько дней в Фессалию и, обратившись с речью к соединенному войску, поблагодарил своих солдат, а солдат Сципиона обнадежил предложением принять участие в добыче и наградах, так как победа уже обеспечена. Затем он соединил все легионы в одном общем лагере, поделился со Сципионом званием главнокомандующего и приказал играть у него его собственный сигнал и разбить для него особую ставку. Когда, таким образом, от соединения двух больших армий боевые силы Помпея увеличились, то у всех окрепли прежние фантазии и надежда на победу настолько поднялась, что всякая потеря времени казалась только задержкой возвращения в Италию. Когда Помпей делал что-нибудь не спеша и более или менее осмотрительно, то говорили, что это можно было сделать в один день, но что Помпей тешится верховной властью и с бывшими консулами и преторами обращается как с рабами. Одни уже открыто стали спорить друг с другом о претурах и жречествах и распределять консульства по годам. Другие требовали себе домов и имущества приверженцев Цезаря, бывших в его лагере. На военном совете у них даже возник спор о том, следует ли на ближайших преторских комициях считаться с заочной кандидатурой Луцилия Гирра (43) потому, что сам Помпей послал его к парфянам. При этом родственники Гирра заклинали Помпея сдержать свое слово, данное ему при его отъезде: иначе Гирр оказался бы жертвой своего доверия к авторитету Помпея. Но другие не соглашались на предпочтение одного всем, так как ведь труды и опасности для всех одинаковы.

83. В ежедневных спорах относительно жречества Цезаря (44) Домиций (45), Сципион и Спинтер Лентуп (46) уже доходили до тягчайших словесных оскорблений, причем Лентул хвастался преимуществом, которое дает ему возраст, Домиций хвалился популярностью и авторитетным положением в Риме, а Сципион полагался на свое родство с Помпеем. Мало того, Акуций Руф привлек к суду перед Помпеем Л. Афрания (47) по обвинению в том, что он предал в Испании войско. А Л. Домиций заявлял на военном совете, что, по его мнению, следует по окончании войны дать тем сенаторам, которые вместе с ними участвовали в войне, по три судебных таблички для произнесения приговора об отдельных лицах, которые остались в Риме или хоть и находились в пределах областей, занятых Помпеем, но не оказывали ему военных услуг. Одна табличка должна была давать полное оправдание, другая – присуждение к смерти, третья – налагать денежный штраф; В конце концов все хлопотали либо о своих почестях, либо о денежных наградах, либо о преследовании своих врагов и помышляли не о том, какими способами они могут победить, но о том, какую выгоду они должны извлечь из победы.

84. Уже заготовлен был провиант, солдаты снова оправились после сражений под Диррахием, прошло довольно много времени, чтобы можно было составить се6е ясное представление относительно воинского духа у солдат, и Цезарь счел нужным испытать, каковы намерения Помпея и склонен ли он принять сражение. Поэтому он вывел войск из лагеря и построил его в боевую линию, сначала на удобной позиции и подальше от лагеря Помпея; но в следующие затем дни он продвигался более или менее вдаль от своего лагеря и приближал свой фронт к холмам, занятым Помпеем. От этого его войско становилось со дня на день увереннее. Но что касается конницы, то так как числом она далеко уступала неприятельской. Цезарь держался относительно ее своего прежнего правила, о котором мы говорили выше: (48) он приказывал сражаться в рядах конницы молодым антесигнанам без поклажи, со специальным вооружением, облегчавшим быстроту их действий. От ежедневного упражнения они приобрели опытность и в такого рода сражениях. В результате одна тысяча всадников осмеливалась даже на открытой местности, в случае надобности, выдерживать атаку семи тысяч помпеянцев, не очень страшась их численного превосходства. И действительно, в те дни Цезарь дал даже удачное конное сражение, в котором вместе с другими был убит один из упомянутых двух аллоброгов (49), перебежавших к Помпею.

85. Помпей, лагерь которого был на холме, выстраивал свое войско у самого его подножия и, как казалось, каждый раз выжидал, не подойдет ли Цезарь поближе на невыгодную для него позицию. Цезарь видел, что Помпея никоим образом нельзя заманить на сражение; поэтому он признал самой удобной для себя тактикой сняться с лагеря и постоянно быть в походе: он рассчитывал облегчить себе частой переменой лагеря и движением по многим местностям добывание провианта, а также во время самого похода улучить какой-нибудь удобный момент для сражения и наконец утомить ежедневными передвижениями войско Помпея, непривычное к тяжелому труду. Это решение было уже принято, был дан сигнал выступлению и сложены были палатки, как вдруг бросилось в глаза, что, вопреки повседневной привычке, боевая линия Помпея успела за это время продвинуться вперед довольно далеко от своего вала. Таким образом, показалось, что возможно дать сражение на довольно удобной позиции. Когда походные колонны были уже в воротах лагеря, Цезарь сказал своим солдатам: Надо нам в настоящее время отложить поход и думать о сражении, которого мы всегда очень хотели. Будем всей душой готовы к бою: позже нелегко нам будет найти удобный случай. И он тотчас же вывел свои войска в боевой готовности.

86. Помпей, как это стало известно впоследствии, также решил, по настоянию всех своих, дать сражение, И действительно, он на совете в предыдущие дни сказал даже, что армия Цезаря будет разбита еще прежде, чем войска сблизятся. Когда большая часть была этим удивлена, то он прибавил: Я знаю, что я обещаю нечто почти невероятное; но познакомьтесь с моим планом, чтобы затем с большей уверенностью выйти на сражение. Я убедил наших всадников (и они обещали мне это сделать) напасть при сближении обоих войск на правый, незащищенный, фланг Цезаря и атакой в тыл привести в замешательство и разбить его войско прежде, чем нами будет выпущен хоть один снаряд против неприятеля. Таким образом, мы окончим войну, не подвергая наши легионы опасности и почти без кровопролития. А это нетрудно, так как мы очень сильны конницей. Вместе с тем он просил всех быть готовыми к следующему дню: так как теперь наконец пришел давно желанный момент для сражения, то они должны оправдать высокое мнение, которого был о них он сам и все остальные.

87. Его сменил Лабиэн. После презрительного отзыва о боевых силах Цезаря и величайших похвал плану Помпея он сказал: Не думай, Помпей, что перед тобой то самое войско, которое победило Галлию и Германию. Я участвовал во всех сражениях и не стану наугад говорить о том, чего не знаю. От того войска осталась только малая часть: многие погибли (что было неизбежно при множестве сражений), многих унесли повальные болезни в Италии, многие разошлись по домам, многие остались на материке. Или, может быть, вы не слыхали, что в Брундисии были образованы целые когорты из тех, которые там остались под предлогом болезни? Те войска, которые вы видите, вновь организованы из последних наборов в Ближней Галлии, и большинство солдат происходит из транспаданских колоний. Вдобавок самые сильные их части погибли в двух сражениях под Диррахием. С этими словами Лабиэн поклялся вернуться в лагерь не иначе как победителем и других ободрил к тому же. Помпей похвалил его за это и поклялся в том же; из всех остальных также не оказалось никого, кто поколебался бы поклясться. Все это происходило на заседании совета, по окончании которого все разошлись с большими надеждами и ликованием; они уже мысленно предвосхищали победу, полагая, что о таком важном деле такой опытный полководец ничего не стал бы утверждать попусту.

88. Когда Цезарь приблизился к лагерю Помпея, то он заметил, что войско у того было построено следующим образом. На левом фланге были два легиона, переданные Цезарем в начале их раздора на основании сенатского постановления; из них один назывался 1-м, другой 3-м. В этом месте стоял сам Помпей. Центр занимал Сципион с сирийскими легионами. Киликийский легион, соединенный с испанскими когортами, которые, как мы указали, были переправлены Афранием, был помещен на правом фланге. Эти легионы Помпей считал самыми надежными во всей своей армии. Остальные он поставил между центром и флангами, доведя число когорт до ста десяти. Всего было сорок пять тысяч человек, не считая около двух тысяч добровольцев-ветеранов, собравшихся к нему из числа «льготных» (50) солдат его прежних армий. Их он распределил по всему фронту. Остальные семь когорт частью должны были охранять лагерь, частью были распределены по ближайшим редутам. Правый фланг его был прикрыт каким-то ручьем с крутым берегами. По этой причине он поставил всю конницу и всех стрелков и пращников на левом фланге.

89. Цезарь, согласно со своим прежним распорядком поместил 10-й легион а правом фланге, а 9-й на левом хотя от сражений под Диррахием он сильно поредел. К нему он присоединил 8-й, так что из двух легионов образовался как бы один, и приказал им поддерживать друг друга. На его фронте стояло восемьдесят когорт, в общем двадцать тысяч человек; семь когорт он оставил для охраны лагеря. На левом фланге он поручил командование Антонию, на правом – П. Сулле, в центре – Г. Домицию, а сам стал против Помпея. Вместе с тем, заметя указанную выше диспозицию неприятельских войск и боясь, как бы его правое крыло не было обойдено многочисленной конницей, он поспешно взял из третьей линии по одной когорте от легиона и образовал из них четвертую линию, которую выставил против конницы. Он дал им специальные указания и предупредил, что сегодняшняя победа зависит исключительно от храбрости этих когорт. Вместе с тем он запретил третьей линии идти в атаку помимо его специального приказа: в подходящий момент он даст сигнал знаменем.

90. Когда он, по воинскому обычаю, ободрял свое войско к сражению и ссылался на постоянное проявление своего расположения к нему, он особенно подчеркнул следующее: солдаты сами могут быть свидетелями, как усердно он добивался мира, какие переговоры он вел через Ватинияgt;(51), какие – через А. Клодияgt;(52) со Сципионом, как в сношениях с Либономgt;(53) под Ориком он настаивал на отправлении послов к Помпею. Он никогда не хотел бесполезно проливать кровь солдат и лишать Римское государство одного из обоих войск. После этой речи, по настойчивой просьбе солдат, горевших желанием боя, он дал сигнал трубой.

91. В войске Цезаря был доброволец-ветеран Г. Крастин, который в прошлом году был у него первым центурионом 10-го легиона, человек исключительной храбрости. Когда был дан сигнал, он воскликнул: Следуйте за мной, мои бывшие товарищи по манипулу, и послужите вашему императору, как всегда служили. Остается только одно это сражение; после него он вернет себе свое положение, а мы – свою свободу. Вместе с тем, смотря на Цезаря, он сказал: Я постараюсь сегодня, император, заслужить твою благодарность – живой или мертвый. С этими словами он первый бросился вперед с правого фланга, и за ним последовало около ста двадцати отборных добровольцев.

92. Между обоими войсками было ровно столько места, сколько необходимо было для взаимной атаки. Но Помпей отдал приказ ждать атаки со стороны Цезаря, не двигаясь с места, и дать его фронту растянуться. Говорили, что такой совет дал ему Г. Триарий (54), указавший, что первый бурный натиск неприятельской пехоты должен будет сломиться, фронт растянется, и только тогда его солдаты должны будут в сомкнутых рядах напасть на разрозненные неприятельские части. При этом он надеялся, что неприятельские копья будут причинять меньше вреда, если солдаты останутся в строю, чем если сами пойдут навстречу неприятельским залпам; а вместе с тем солдаты Цезаря от двойного пробега изнурятся до полного изнеможения. Но, по нашему мнению, Помпей поступил без всяких разумных оснований: ведь у всех людей существует как бы врожденная возбудимость и живость, которая еще более воспламеняется от желания сразиться. Этот инстинкт полководцы должны не подавлять, но повышать. Недаром издавна установился обычай, по которому со всех сторон раздаются сигналы и все до одного поднимают крик: предполагается, что это устрашает врагов и возбуждает своих.

93. Во всяком случае, когда наши солдаты, по данному сигналу, бросились с поднятыми копьями и заметили, что помпеянцы не трогаются с места, то благодаря приобретенной в прежних сражениях опытности они задержали свой разбег и остановились приблизительно на середине, чтобы не достигнуть неприятеля в изнуренном состоянии; после небольшой передышки они снова побежали, пустили копья и, как им было приказано Цезарем, обнажили мечи. Но и за помпеянцами дело не стало: они приняли на себя пущенные копья, выдержали атаку, удержались в своих рядах, со своей стороны, пустили в ход копья и схватились за мечи. В то же время всадники с левого Помпеева фланга, как им было приказано, поскакали все до одного; вместе с ними высыпала и вся масса стрелков и пращников. Наша конница не выдержала их атаки и несколько подалась; тем энергичнее стала наседать конница Помпея и, развертываясь в эскадроны, начала обходить наш фронт с незащищенного фланга. Как только Цезарь это заметил, он дал сигнал когортам образованной им четвертой линии. Те быстро бросились вперед сомкнутыми рядами и так бурно атаковали Помпеевых всадников, что из них никто не устоял; все они повернули и не только очистили это место, но и немедленно в поспешном бегстве устремились на очень высокие горы. С их удалением все стрелки и пращники остались беззащитными, и так как им нечем было обороняться, то они были перебиты. Не прерывая атаки, когорты обошли левое крыло и напали на помпеянцев с тылу, встречая, впрочем, с их стороны упорное и стойкое сопротивление.

94. В то же время Цезарь приказал третьей линии, которая до сих пор спокойно стояла на месте, броситься вперед. Таким образом, уставших сменили здесь свежие и неослабленные силы, в то время как другие нападали с тылу. Этой двойной атаки помпеянцы не могли уже выдержать и все без исключения обратились в бегство. Следовательно, Цезарь не ошибся, что начало победы, как и сам он заявлял при ободрении солдат, должно пойти от тех когорт, которые он поставил в четвертой линии против неприятельской конницы. Действительно, они первые разбили неприятельскую конницу, они же перебили стрелков и пращников, обошли с левого фланга Помпеев фронт и первые были причиной бегства неприятеля (55). Но как только Помпей увидел, что его конница разбита и та часть войска, на которую он особенно полагался, терроризована, то, не надеясь на остальных, он оставил фронт, немедленно поскакал к лагерю и тем центурионам, которые стояли на карауле у преторских ворот (56), громко сказал, чтобы слышно было солдатам: Охраняйте лагерь и стойко защищайте его на случай, если положение ухудшится. Я обойду остальные ворота и буду ободрять лагерную охрану. С этими словами он удалился в свою ставку. У него не было больше никаких надежд на успех своего дела, и он только выжидал исхода сражения.

95. Загнав бегущих помпеянцев в их окопы. Цезарь решил не давать устрашенным врагам оправиться и закричал своим солдатам, что теперь они должны воспользоваться милостью судьбы и атаковать лагерь. Хотя они были изнурены чрезвычайной жарой (сражение затянулось до полудня), но ведь они вообще охотно шли на всякое трудное дело и потому немедленно повиновались его приказу. Лагерь энергично защищали когорты, оставленные для его охраны, но с особенной храбростью фракийцы и другие вспомогательные отряды из варваров. Бежавшие же с фронта солдаты были так устрашены и изнурены, что большей частью побросали оружие и военные знамена и думали больше о дальнейшем бегстве, чем о защите лагеря. Но и те, которые стояли на валу, не могли долее вынести множества снарядов; изнемогая от ран, они должны были оставить свой пост; и тогда все под предводительством центурионов и военных трибунов тотчас же побежали на очень высокие горы, примыкавшие к лагерю.

96. В лагере Помпея можно было увидеть выстроенные беседки; на столах стояла масса серебряной посуды; пол в палатках был покрыт свежим дерном, а палатки Л. Лентула и некоторых других были даже обвиты плющом; много было и других указаний на чрезмерную роскошь и уверенность в победе. Ясно было, что люди, стремившиеся к ненужным наслаждениям, нисколько не боялись за судьбу этого дня. И такие люди упрекали в излишестве несчастное и выносливое войско Цезаря, которое всегда страдало от нужды в предметах первой необходимости! Когда наши были уже в лагере, Помпей сел на коня, снял с себя императорские отличия, бросился из лагеря задними воротами и тотчас же рысью поскакал в Ларису. Но и там он не стал задерживаться. Вместе с немногими друзьями, которые в бегстве присоединились к нему, и в сопровождении тридцати всадников он все с той же быстротой скакал день и ночь к морю. Здесь он сел на корабль с хлебом и, как говорили, часто при этом жаловался на то, что обманулся в своих предположениях: как раз те части, от которых он ожидал победы, обратились в бегство и предали его.

97. Овладев лагерем. Цезарь настойчиво потребовал от своих солдат не слишком увлекаться добычей и не упускать случая довершить победу. Они согласились, и он начал окружать гору со всех сторон валом. Так как на этой горе не было воды, то помпеянцы оставили эту безнадежную позицию и всей массой устремились по горным высотам к Ларисе. Когда Цезарь заметил это, то он разделил свои силы, часть легионов оставил в лагере Помпея, другую отправил назад в свой лагерь, а с собой повел более удобным путем четыре легиона наперерез помпеянцам. Пройдя шесть миль, он построил свое войско в боевой порядок. Тогда помпеянцы остановились на одной горе, у подножия которой текла река. Хотя солдаты Цезаря были за весь день изнурены непрерывным трудом и уже приближалась ночь, однако он, ободрив их, отрезал шанцами реку от горы, чтобы не давать помпеянцам ходить за водой ночью. Когда эта работа была окончена, помпеянцы отправили послов и начали переговоры о сдаче. Несколько лиц сенаторского сословия, приставших к этому войску, спаслись ночью бегством.

98. На рассвете Цезарь приказал всем засевшим на горе спуститься на равнину и положить оружие. Они беспрекословно исполнили приказание: подняв руки и бросившись на землю, они со слезами умоляли его о пощаде. Он их успокоил, приказал подняться и, чтобы уменьшить их страх, сказал несколько слов о своей кротости, а затем помиловал их всех; при этом он рекомендовал своим солдатам никого из них не обижать и вещей у них не отбирать. Проявив такую заботливость о них, он вызвал к себе другие легионы и отправил те, которые привел с собою, назад в лагерь для отдыха. Затем он двинулся в поход и еще в тот же день достиг Ларисы.

99. В этом сражении он потерял не более двухсот солдат, но центурионов – этих героев – он лишился около тридцати. Между прочим, был убит в очень храбром бою вышеупомянутый Крастин (57), получивший тяжелый удар мечом в лицо. То, что он сказал перед боем, то и сделал. Цезарь был убежден, что Крастин проявил в этом сражении беспримерную храбрость, и очень высоко ценил его заслугу. Из войска Помпея пало, по-видимому, около пятнадцати тысяч человек, а сдалось более двадцати четырех тысяч (ибо даже и те когорты, которые охраняли редуты, сдались Сулле); кроме того, многие спаслись бегством в соседние города. Воинских знамен Цезарю после этого сражения досталось сто восемьдесят, а орлов девять. Л. Домиций, который бежал из лагеря на гору, лишился сил и был убит нашими всадниками.

100. В то же время Д. Лелий (58) подошел с флотом к Брундисию и, подобно Либону, о котором мы говорили раньше (59), занял лежащий против Брундисийской гавани остров. Комендант Брундисия Ватиний (60), подобно Антонию, заменил своими палубными и хорошо оснащенными лодками Лелиевы корабли и захватил из них в узком проходе гавани одну зарвавшуюся вперед квинкверему и два судна меньшего размера; равным образом он расставил по берегу всадников, чтобы не подпускать флотских солдат к воде. Но так как время года было уже благоприятнее для рейсов, то Лелий подвозил воду на грузовых кораблях из Коркиры и Диррахия и бесстрашно держался своей цели. Вообще до получения известия о нашем решительном сражении в Фессалии ни позорная потеря кораблей, ни нужда в предметах первой необходимости не могли выгнать его из гавани и с острова.

101. Около того же времени Г. Кассий прибыл с сирийскими, финикийскими и киликийскими эскадрами в Сицилию. Так как флот Цезаря был разделен на два отряда, одним из которых командовал претор П. Сульпиций у Вибона, а другим М. Помпоний у Мессаны, то прежде чем Помпоний мог узнать о его прибытии, Кассий налетел с своими кораблями и застиг его врасплох, так как у него не было правильной караульной службы и его корабли не стояли в определенном порядке. И вот Кассий, нагрузив грузовые корабли смолой, дегтем, паклей и другими горючими материалами, пустил их при сильном и благоприятном ветре на флот Помпония и сжег все его тридцать пять кораблей, из которых двадцать было палубных. Это вызвало такую панику, что город Мессану с трудом отстояли, хотя в нем стоял гарнизоном целый легион. Большая часть населения была даже уверена, что он был бы потерян, если бы в это время не были получены через всадников береговой обороны вести о победе Цезаря. Вести эти пришли как нельзя более вовремя, и город удалось удержать. Кассий отправился оттуда в Вибон против флота Сульпиция. Корабли были там причалены к берегу, и наши были в такой же панике, как и мессанцы. Воспользовавшись благоприятным ветром, Кассий пустил на них грузовые корабли с горючими материалами, и от занявшегося с двух сторон огня сгорело пять кораблей. Когда пожар стал от сильного ветра распространяться все шире и шире, то больные ветераны из прежних легионов, оставленные для охраны кораблей, не вынесли этого позора. По своему почину они взошли на корабли, снялись с якоря и, атаковав флот Кассия, захватили две квинкверемы, на одной из которых был сам Кассий, успевший, впрочем, спастись на лодке; кроме того, две триремы были ими пущены ко дну. Немного спустя получено было известие о сражении в Фессалии, так что ему теперь поверили сами помпеянцы, которые до сих пор принимали подобные вести за измышления легатов и друзей Цезаря. Тогда Кассий немедленно ушел оттуда со своим флотом.

102. Цезарь решил оставить все дела и преследовать Помпея, куда бы он ни бежал: иначе он мог бы снова набрать другие войска и возобновить войну. Он проходил в день столько, сколько могла его конница, и приказал одному легиону идти следом за собой, но не таким скорым маршем. В Амфиполе был выставлен эдикт от имени Помпея, чтобы все молодые люди этой провинции, греки и римские граждане, явились для принесения присяги. Сделал ли это Помпей с целью устранить у Цезаря всякие подозрения и как можно дольше скрыть свое истинное намерение продолжать бегство, или же он пытался при помощи вновь набранных сил удержать за собой Македонию, предполагая, что никто не будет его теснить, – этого нельзя было решить. Во всяком случае, он простоял на якоре только одну ночь, вызвал к себе своих амфипольских друзей и добыл у них денег на необходимые расходы. При известии о приближении Цезаря он ушел оттуда и через несколько дней достиг Митилены. Задержанный там на два дня бурей, он достал еще несколько весельных судов и прибыл в Киликию, а оттуда на Кипр. Там он узнал, что все антиохийцы и римские граждане, занимавшиеся там торговыми операциями, по взаимному соглашению взялись за оружие, с целью не пускать его к себе, и разослали к тем помпеямцам, которые, по слухам, спаслись бегством в соседние города гонцов с запрещением въезда в Антиохию: в противном случае они рискуют своей жизнью. То же самое произошло и на Родосе с консулом прошлого года Л. Лентулом, с консуляром П. Лентулом и некоторыми другими помпеянцами: бежав вслед за Помпеем и прибыв к этому острову, они не были пущены в город и гавань: им послали сказать, что6ы они отсюда удалились, и они против воли должны были сняться с якоря. И уже по всем общинам разносилась молва о приходе Цезаря.

103. При известии об этом Помпей отказался от намерения отправиться в Сирию. Он взял денежные суммы у откупщиков и занял у некоторых частных лиц, погрузил на корабли большое количество меди для военных надобностей, а также вооружил две тысячи человек, которых отчасти набрал из челяди откупщиков, отчасти взял у купцов, руководясь указаниями их господ относительно их пригодности: для этой цели. Так прибыл он в Пелусий. Там случайно находился царь Птолемей (61), еще мальчик. Последний вел с большими силами войну с сестрой своей Клеопатрой, которую он, под влиянием своих родных и друзей, несколько месяцев тому назад лишил царской власти и изгнал из Египта. Лагерь Клеопатры был недалеко от его лагеря. Помпей послал к Птолемею просьбу принять его в Александрии в качестве гостя и друга его отца и оказать ему могущественную поддержку в несчастье. Но послы Помпея по исполнении своей обязанности завязали слишком откровенные разговоры с царскими солдатами и стали их уговаривать исполнить свой долг перед Помпеем, не презирая его в несчастье. Среди них было много солдат Помпея, которых получил от него в Сирии Габиний (62) и перевел в Александрию, а по окончании войны оставил на службе у Птолемея, отца юного царя.

104. Об этих разговорах узнали друзья царя, управлявшие по его малолетству царством. Боялись ли они (по крайней мере, это они говорили впоследствии), как бы Помпей не переманил к себе царского войска для захвата Александрии и Египта, или же презирали его из-за его несчастного положения, как вообще в беде люди легко обращаются из друзей во врагов, – во всяком случае, официально они дали посланцам Помпея любезный ответ и предложили ему явиться к царю. Но втайне они задумали иное: они послали начальника царских войск Ахиллу, человека чрезвычайно смелого, и военного трибуна Л. Септимия убить Помпея. Последние дружественно приветствовали его. Кроме того, его сбило с толку некоторое знакомство с Септимием, который во время войны с пиратами служил у него центурионом. Таким образом, он решился взойти на маленькое судно с немногими спутниками и был убит Ахиллой и Септимием. Точно так же и Л. Лентул был, по приказу царя, схвачен и убит в тюрьме.

105. По прибытии в Азию Цезарь узнал, что Т. Ампий пытался взять в Эфесе деньги из храма Дианы и с этой целью вызвал всех сенаторов из провинции, чтобы они были его свидетелями относительно размеров взятой суммы, но приход Цезаря помешал ему в этом, и он бежал. Таким образом, Цезарь дважды спас эфесские сокровища… (63)

Точно так же установили, подсчитав дни назад, что в храме Минервы в Элиде в день победы Цезаря статуя богини Победы, стоявшая до сих пор перед статуей Минервы и обращенная к ней лицом, повернулась к дверям и порогу храма. В тот же день в Антиохии и в Сирии два раза раздались такие громкие 6оевые крики и сигналы, что граждане вооружились и поспешили на стены. То же произошло в Птолемаиде, а в Пергаме, в тайном и уединенном месте храма, которое греки называют adyta и куда могут входить только жрецы, вдруг заиграли тимпаны. Также и в Траллах в храме богини Победы, где Цезарю была посвящена статуя, оказалось, что в те дни выросла из-под пола между соединениями камней пальма.

106. Цезарь пробыл в Азии лишь несколько дней. Услыхав, что Помпея видели на Кипре, он предположил, что Помпей направляется в Египет по причине близких связей с царствующим домом и разных удобств этой страны. Тогда и сам он прибыл в Александрию с одним легионом, которому приказал следовать за собой из Фессалии, и с другим, который он взял у легата Фуфия Калена (64) и вызвал из Ахайи, с восемью сотнями всадников, с сотней родосских военных кораблей и несколькими азиатскими кораблями. В обоих легионах было около трех тысяч двухсот человек; остальные были больны от ран, полученных в сражении, и изнурены военными тяготами и долгим путем и потому не могли последовать за ним. Но Цезарь так полагался на славу о своих подвигах, что без колебания двинулся в эту экспедицию с недостаточными силами, в расчете, что везде будет в безопасности. В Александрии он узнал о смерти Помпея. Тут же, при выходе с корабля, он вдруг услыхал крики солдат, которых царь оставил для охраны города. Оказывается, они бежали толпой на него из-за того, что перед ним понесли фасцы. Толпа заявляла, что этим умаляется царское величество. На этот раз шум затих, но все-таки в следующие затем дни от стечения народной массы часто происходили беспорядки, и многих из его солдат убивали на улицах в разных частях города.

107. Тогда он вызвал еще два легиона из Азии, которые были образованы им из Помпеевых солдат (65). Сам же он вынужден был оставаться из-за сильных пассатных ветров, делавших отплытие из Александрии очень затруднительным. Между тем он был убежден, что спор между царем и царевной принадлежит решению римского народа и его консула и тем более касается его должности, что именно в его предыдущее консульство, по постановлению народа и сената, был заключен с Птолемеем-отцом союз. Поэтому он заявил, что, по его мнению, царь Птолемей и его сестра Клеопатра должны распустить свои войска и решать свой спор лучше легальным путем перед его трибуналом, чем между собой оружием.

108. Царством управлял по малолетству царя его воспитатель, евнух по имени Пофин. Он, прежде всего, начал жаловаться среди своих приверженцев, что царя вызывают на суд для защиты своего дела. Затем, найдя себе нескольких помощников в задуманном деле среди царских друзей, он тайно вызвал войско из Пелусия в Александрию и командующим всеми силами назначил того же Ахиллу, о котором мы выше упоминали. Соблазнив его обещаниями от себя и от имени царя, он дал ему понять – письменно и через гонцов, – чего от него хочет. В завещаний царя Птолемея были названы наследниками старший из двух сыновей и старшая из двух дочерей. Об исполнении этой воли Птолемей в том же завещании заклинал римский народ всеми богами и союзами, заключенными с Римом. Один экземпляр его завещания был через его послов доставлен в Рим, для хранения. В государственном казначействе (но хранился у Помпея, так как из-за политических смут его нельзя было передать в казначейство); другой с тождественным текстом был оставлен в Александрии и был предъявлен Цезарю запечатанным.

109. Когда-то дело разбиралось перед Цезарем и он всячески старался в качестве общего друга и посредника уладить спор между царем и царевной, вдруг сообщили о прибытии Александрию царского войска и всей конницы. Силы Цезаря отнюдь не были настолько значительными, чтобы на них можно было положиться в случае сражения, вне города. Не оставалось ничего иного, как держаться в подходящих местах внутри города и узнать намерения Ахиллы. Во всяком случае, Цезарь приказал своим солдатам быть под оружием, а царя уговорил отправить наиболее влиятельных из своих приближенных послами к Ахилле и объявить ему свою волю. Посланные им Диоскорид и Серапион, которые перед этим оба были послами в Риме и пользовались большим влиянием у его отца Птолемея, прибыли к Ахилле. Как только они показались ему на глаза, то он, не давая себе труда выслушать их и узнать о цели их прибытия, приказал схватить их и казнить. Один из них был тяжело ранен, но был вовремя подобран и унесен своими как убитый, а другой был убит на месте. После этого Цезарь овладел особой царя. Он полагал, что царское имя будет иметь большое значение у его подданных, и желал придать делу такой вид, что война начата не столько по воле царя, сколько по частному почину немногих отдельных людей и притом разбойников.

110. Войска бывшие под командой Ахиллы, ни по своей численности, ни по личному составу, ни по боевой опытности, по нашему мнению, отнюдь не были ничтожными. У него было под оружием двадцать тысяч человек. Это были прежде всего Габиниевы солдаты (66) которые уже освоились с александрийской вольной жизнью и отвыкли от римского имени и военной дисциплины; они успели здесь жениться и большей частью имели детей. К ним присоединялись люди, набранные из пиратов и разбойников в провинциях Сирии, Киликии и окрестных местностях. Кроме того, сюда же сошлись осужденные за уголовные преступления и изгнанники (всем нашим беглым рабам был верный приют в Александрии и обеспеченное положение, лишь бы они записывались в солдаты). И если кого-нибудь из них хотел схватить его прежний господин, то другие солдаты дружно отбивали его: так как все они были в такой же степени виновны, защита кого-либо из своих от насилия была для них делом их личной безопасности. Они привыкли – по своего рода старой военной александрийской традиции – требовать выдачи друзей царя на смерть, грабить достояние богатых, осаждать царский дворец, чтобы вынудить повышение жалованья, одних сгонять с престола, других сажать на него. Все они вследствие многочисленных местных войн уже обжились в Александрии; они снова возвели на престол Птолемея-отца, убили обоих сыновей Бибула и вели войны с самими египтянами. Таково было происхождение их боевой опытности.

111. Полагаясь на эти войска и презирая малочисленность отряда Цезаря, Ахилла занял всю Александрию, кроме той части города, которая была в руках Цезаря и его солдат (67), и уже с самого начала попытался одним натиском ворваться в его дом. Но Цезарь расставил по улицам когорты и выдержал его нападение. В это же время шло сражение и у гавани, и эта делало борьбу крайне ожесточенной. Войска были разделены на отряды; приходилось сражаться одновременно на нескольких улицах, и враги своей массой пытались захватить военные корабли. Пятьдесят из них было послано на помощь Помпею, и после сражения в Фессалии они снова вернулись сюда; все это были квадриремы и квинкверемы, отлично снаряженные и готовые для плавания. Кроме них, двадцать судов – все палубные – стояли перед Александрией для охраны города. С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и подкреплений. Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой борьбы: для одних от этого зависела скорая победа, для нас – наше спасение. Но Цезарь вышел победителем и сжег все эти корабли, вместе с теми, которые находились в доках, так как не мог охранять такого большого района малыми силами. Затем он поспешно высадил своих солдат на Фаросе.

112. Фарос, чудо строительного искусства, – очень высокая башня на острове, от которого она и получила свое имя. Этот остров лежит против Александрии и образует ее гавань. Но прежние цари устроили на море каменную дамбу в девятьсот шагов длиной и таким образом соединили остров с городом узким, похожим на мост путем. На острове находятся дома александрийцев и поселок величиной с город. Те корабли, которые по неосторожности или от бурь меняли свой курс и попадали сюда, делались добычей жителей Фароса, которые грабили их точно пираты. Но против воли тех, кто занимает Фарос, ни один корабль не может войти в гавань вследствие узости прохода. Именно этого и боялся Цезарь; поэтому, в то время как враги были заняты сражением, он высадил туда солдат, захватил Фарос и поставил там гарнизон. Таким образом, и провиант и подкрепления могли безопасно подходить к нему морским путем. Он разослал гонцов по всем ближайшим провинциям и вывел оттуда вспомогательные войска. В остальных частях города сражения оканчивались вничью. Ни одна из сторон не бывала отогнана (этому мешала узость места), и лишь немногие с обеих сторон оставались на поле битвы. Цезарь занял наиболее необходимые места и за ночь укрепил их. В той стороне города была часть царского дворца, где вначале Цезарю отвели помещение. К ней примыкал театр, который образовывал своего рода крепость с свободным доступом к гавани и к царской верфи. Эти укрепления Цезарь в следующие дни усилил так, чтобы они служили ему стеной и не приходилось бы принимать бой против воли. Между тем младшая дочь царя Птолемея, в надежде овладеть вакантным престолом, удалилась из дворца к Ахилле и вместе с ним стала руководить военными действиями. Но скоро между ними начались споры о первенстве, вследствие чего увеличились подарки солдатам, так как каждый привлекал их на свою сторону не иначе, как ценой больших жертв. В то время как враги были заняты этим, Пофин (воспитатель молодого царя и правитель царства, находившийся в городской части, занятой Цезарем) посылал к Ахилле гонцов и ободрял его продолжать начатое дело и не падать духом. Но эти посредники были выданы и арестованы, и Цезарь приказал казнить Пофина. [Это было началом Александрийской войны.]