"Убедительный довод" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава 11

Я знал, но быстро успокоился за десертом и кофе. Перестал переживать. Перестал злиться на себя. Эти эмоции отступили под напором других чувств. Вместо этого меня охватило беспокойство. Потому что только сейчас я начал представлять себе истинные масштабы проблемы. А они оказались огромными. Понятие «работать в одиночку» приобретало совершенно новый смысл.

Ужин закончился, и все, с шумом отодвинув стулья, встали. Я остался в обеденном зале. Не стал трогать «сааб». Я никуда не торопился. Машиной можно было заняться позже. Зачем рисковать, ища подтверждения тому, что я и так уже знал наверняка? Вместо этого я помог кухарке убрать со стола. На мой взгляд, этого требовала обыкновенная вежливость. Возможно, от меня этого ждали. Беки ушли, и я принялся относить посуду на кухню. Там как раз находился механик, расправлявшийся с огромной порцией жаркого. Я увидел его, и мне снова стало стыдно. До сих пор я не обращал на него никакого внимания. Не думал о нем. Не задавался вопросом, зачем он здесь. Но теперь я это знал.

Я загрузил посуду в посудомоечную машину. Кухарка убрала недоеденные блюда и вытерла столы, и минут за двадцать мы навели полный порядок. После этого кухарка сказала мне, что ложится спать. Пожелав ей спокойной ночи, я вышел на улицу через черный вход и пошел к скалам. Мне хотелось посмотреть на море. Оценить высоту прилива. У меня не было никакого опыта общения с океаном. Я знал, что прилив бывает два раза в день, а потом его сменяет отлив. Я не помнил, чем это вызывается и когда именно происходит. Кажется, приливы и отливы как-то связаны с притяжением Луны. Вероятно, она превращает Атлантический океан в гигантскую ванну, в которой плещется волна, с запада на восток и обратно, между Европой и Америкой. Возможно, когда в Португалии прилив, в Мэне отлив и наоборот. Я понятия не имел. Но сейчас, кажется, начинался отлив. Вода спадала. Посмотрев на волны еще минут пять, я вернулся на кухню. Механик уже ушел. Воспользовавшись связкой ключей, которую мне дал Бек, я запер внутреннюю дверь, оставив наружную отпертой. Затем прошел по коридору и проверил дверь парадного входа. Наверное, теперь это входило в мои обязанности. Она была заперта и закрыта на цепочку. В доме царила тишина. Тогда я поднялся в комнату Дьюка и стал обдумывать эндшпиль.

В ботинке меня ждало сообщение от Даффи: «Все в порядке?» Я ответил: «Огромное спасибо за телефоны. Ты спасла мою шкуру».

Она прислала: «И свою тоже. Инстинкт самосохранения».

Я не стал отвечать на это. Не нашел, что ответить. Некоторое время я сидел в полной тишине. Даффи удалось выиграть лишь небольшую отсрочку — и только. Что бы ни было дальше, ее поджарят на медленном огне. И я ничем не мог этому помешать.

Через какое-то время Даффи прислала: «Проверила все файлы и не смогла, повторяю, не смогла найти ничего на второго агента».

Я ответил: «Знаю».

Она ограничилась всего двумя символами: «??»

Я послал: «Надо встретиться. Я или позвоню или просто заеду. Жди».

Затем я выключил питание устройства и засунул его обратно в каблук, гадал, суждено ли мне будет достать его еще раз. Я взглянул на часы. Почти полночь. День номер четырнадцать, пятница, подходил к концу. Вот-вот должен был начаться день номер пятнадцать, суббота. Прошло уже две недели с тех пор, как я пробирался сквозь толпу у симфонического зала в Бостоне, направляясь в бар, до которого так и не добрался.

Я лег на кровать, полностью одетый. По моим расчетам, следующие сутки или двое должны были стать решающими, и мне хотелось хотя бы пять-шесть часов из них поспать. Мой опыт говорил, что усталостью обусловлено больше провалов, чем невнимательностью и глупостью вместе взятыми. Возможно, потому что усталость приводит и к невнимательности, и к глупости. Поэтому я устроился поудобнее и закрыл глаза. Поставил мысленный будильник у себя в голове на два часа ночи. Будильник, как всегда, не подвел. Я проснулся после двух часов сна, отдохнувший и бодрый.

Встав с кровати, я крадучись спустился вниз. Прошел по коридору на кухню и отпер дверь черного входа. Все свое железо я оставил на столе, так как не хотел, чтобы металлодетектор поднимал шум. Я вышел на улицу. Было очень темно. На небе ни луны, ни звезд. Море громко шумело. Воздух был холодный. Дул ветер, приносивший запах сырости. Пройдя к четвертому гаражу, я открыл ворота. «Сааб» стоял там, куда я его поставил. Открыв заднюю дверь, я достал свой сверток. Отнес его к забору и спрятал в яму. Затем вернулся за первым телохранителем. Он был мертв уже несколько часов, и низкая температура окружающего воздуха лишь ускорила трупное окоченение. Вытащив труп, я взвалил его на плечо. Это было все равно что нести двухсотфунтовое бревно. Закоченевшие руки торчали словно ветви.

Я отнес труп к расщелине, которую показал мне Харли. Положил его на каменную плиту и начал считать волны. Дождался седьмой. Она накатилась на гранит, и прежде чем вода успела добраться до моих ног, я спихнул труп в море. Волна подхватила его и понесла ко мне. Казалось, мертвец хочет схватить меня своей окоченевшей рукой и утащить с собой. Или послать мне воздушный поцелуй. Мгновение труп лениво плавал на поверхности, но затем волна схлынула, расщелина осушилась, и он исчез.

Потом я проделал то же самое со вторым трупом. Океан забрал и его, в компанию к его дружку — и горничной. Я посидел на корточках, подставляя лицо ветру, слушая шум неустанного прибоя. Затем вернулся в гараж, закрыл заднюю дверь «сааба» и сел за руль. Оторвал до конца обивку потолка и достал бумаги горничной. Восемь листов писчей бумаги. Я прочитал их в тусклом свете лампочки в салоне. В них было много технических характеристик. Много подробностей. Но в целом они не сообщили мне ничего такого, что я уже не знал. Дважды перечитав бумаги, я вернулся с ними на скалистый берег. Сел на камень и сложил из каждого листа бумажный кораблик. Меня научили этому в детстве. Наверное, отец. Я не помнил. А может быть, старший брат. Я спустил восемь маленьких корабликов в отступающее море и проводил взглядом, как они, качаясь на волнах, скрылись в кромешной темноте на востоке.

Затем я потратил какое-то время, устанавливая на место обивку потолка. В конце концов получилось довольно сносно. Я закрыл гараж. По моим расчетам, я должен был исчезнуть до того, как кто-либо его откроет и обнаружит повреждения, полученные «саабом». Я вернулся в дом. Загрузил свои карманы, запер дверь и прокрался наверх. Разделся до трусов и забрался в кровать. Мне хотелось урвать еще три часа сна. Поэтому я переставил внутренний будильник, укутался в одеяло, промял головой подушку и закрыл глаза. Попытался заснуть. Но не смог. Сон не шел. Вместо него явилась Доминик Коль. Она шагнула ко мне прямо из темноты, как я и ожидал.

В восьмой раз мы встретились для того, чтобы обсудить некоторые тактические проблемы. Арестовывать офицера военной разведки было все равно что растревожить осиный рой. Разумеется, военная полиция имеет дело исключительно с военными, преступившими закон, так что не было ничего нового в том, чтобы действовать против одного из наших. Но военная разведка занимала в армии особое место. Эти ребята окружили себя завесой секретности и старались изо всех сил не отчитываться ни перед кем. Справиться с ними было очень непросто. Обычно они смыкали свои ряды быстрее, чем рота почетного караула на плацу. Поэтому нам с Коль требовалось многое обсудить. Я не хотел, чтобы мы встретились у меня в кабинете. Там не было второго стула. Мне не хотелось, чтобы Коль в течение всего нашего разговора стояла передо мной. Поэтому мы снова отправились в городской бар. Решив, что это самое подходящее место. Дело становилось таким серьезным, что нас начинала донимать мания преследования. И в этой обстановке встреча за пределами военной базы казалась лучшим решением. К тому же, мне пришлось по душе, что мы должны были обсуждать проблемы военной разведки словно два настоящих шпиона, в темноте отдельного кабинета в маленькой таверне. По-моему, Коль разделяла мое мнение. Она пришла в штатской одежде. Не в платье, но в джинсах, белой блузке и кожаной куртке сверху. У меня никакой штатской одежды не было. К этому времени стало уже холодно. Я заказал кофе. Коль предпочла чай. Мы хотели сохранить головы ясными.

— Я рада, что мы использовали настоящие чертежи, — сказала Коль.

Я кивнул.

— Правильное решение.

Собранные нами улики должны были быть неоспоримыми. Куинна можно было прижать только настоящими чертежами. Малейшая фальшь — и он начнет рассказывать истории об отработке мер безопасности, о штабных учениях, противодействии разведке неприятеля и тому подобном.

— Куинн вышел на сирийцев, — сказала Коль. — Они платят вперед. Поэтапно.

— Каким образом?

— Обмен чемоданчиками. Куинн встречается с атташе сирийского посольства. Они отправляются в кафе в Джорджтауне. У обоих абсолютно одинаковые алюминиевые чемоданчики.

— "Халлибертон", — подсказал я.

Коль кивнула.

— Они ставят их под столиком друг рядом с другом, и Куинн, уходя, забирает чемоданчик сирийца.

— Он будет утверждать, что сам разрабатывает этого сирийца. Что это сириец передает ему какие-то документы.

— Тогда мы попросим его показать эти документы.

— А Куинн скажет, что не может это сделать, поскольку документы являются секретными.

Коль промолчала. Я улыбнулся.

— Он наврет нам с три короба, — сказал я. — Положит руки на плечи, заглянет в глаза и скажет: «Ребята, поверьте мне, в данном случае речь идет о национальной безопасности».

— Тебе уже приходилось иметь дело с этими фруктами?

— Один раз.

— И ты победил?

Я кивнул.

— Как правило, внутри они наполнены дерьмом. В свое время мой брат служил в военной разведке. Теперь он работает в министерстве финансов. Но он многое рассказал мне про своих бывших коллег. Они считают себя умнее всех, хотя на самом деле ничем не отличаются от остальных.

— Так что же нам делать?

— Мы должны переманить сирийца на нашу сторону.

— Тогда мы не сможем его прижать.

— А ты хочешь получить обоих? — усмехнулся я. — Так не получится. Но сириец лишь выполняет свою работу. Его не в чем винить. Наша главная цель — это Куинн.

Разочарованная Коль помолчала. Затем пожала плечами.

— Ну хорошо, — сказала она. — Но как нам это осуществить? Сириец просто рассмеется нам в лицо. Он ведь атташе посольства. У него дипломатическая неприкосновенность.

Я снова улыбнулся.

— Дипломатическая неприкосновенность — это лишь листок бумаги, выданный государственным департаментом. В предыдущий раз я поступил так: отвел бедолагу в укромное место и предложил держать этот листок перед животом. Затем достал пистолет и спросил, как он думает: остановит ли листок бумаги пулю. Тот начал угрожать, что у меня будут большие проблемы. Тогда я ответил, что мои проблемы никак не повлияют на то, как он будет медленно умирать от потери крови.

— И он согласился с твоими доводами?

Я кивнул.

— Как миленький сделал все, что я от него хотел.

Коль снова умолкла. Затем задала мне первый из двух вопросов, об ответах на которые я жалею с тех самых пор.

— Мы с тобой можем продолжать встречаться не на службе?

Мы находились в отдельном кабинете в полутемном баре. Коль, чертовски привлекательная девушка, сидела рядом со мной. Тогда я еще был молод и думал, что располагаю всем временем в мире.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — спросил я.

— Да.

Я промолчал.

— Мы уже проделали долгий путь. — Помолчав, Коль добавила: — Я хочу сказать, женщины.

Я продолжал молчать.

— Я знаю, чего хочу, — сказала она.

Я кивнул. Я верил ей. И я верил в равенство полов. Верил по-настоящему. Не так давно я встретил женщину, полковника авиации, поднимавшему в ночное небо Б-52 с зарядом такой мощности на борту, по сравнению с которым меркла мощность бомб и снарядов, взорванных за всю историю человечества. Я рассудил, что если той женщине доверяют оружие, способное взорвать всю планету, сержанту первого класса Доминик Коль можно доверять самостоятельный выбор мужчины, с которым ей хотелось бы встречаться.

— Итак? — спросила она.

Вопросы, об ответах на которые я жалею с тех самых пор.

— Нет, — сказал я.

— Почему?

— Плохо с профессиональной точки зрения. Тебе не следует этого делать.

— Но почему?

— Потому что это бросит пятно на твою карьеру. Ты очень способная, но ты никогда не выбьешься из сержантов, если не поступишь в офицерскую школу. Ты закончишь ее с отличием и через десять лет станешь подполковником, так как ты этого заслуживаешь, но все будут говорить, что этим ты обязана тому, что когда-то переспала со своим капитаном.

Коль ничего не ответила. Подозвала официантку и заказала два пива. В баре становилось более многолюдно и душно. Я снял китель, Коль сняла куртку. Я остался в форменной рубашке с коротким рукавом, полинявшей, истрепавшейся и севшей после тысячи стирок. На Коль была блузка из бутика. С большим вырезом и обрезанными под углом рукавами, открывавшими дельтовидные мышцы предплечий. Белоснежная полупрозрачная ткань оттеняла загар. Я видел, что под блузкой на Коль ничего нет.

— Военным приходится часто идти на жертвы, — сказал я, не столько ей, сколько самому себе.

— Я как-нибудь переживу, — сказала Коль.

Затем задала мне второй из двух вопросов, об ответах на которые я жалею с тех самых пор.

— Ты разрешишь мне самой произвести задержание?

Десять лет спустя я проснулся один в кровати Дьюка. Было шесть часов утра. Комната выходила окнами на фасадную сторону, поэтому море я не видел. Я смотрел на запад, на Америку. Низкое солнце скрывалось за тучами, поэтому никаких длинный теней не было. Дорога, стена и гранитные скалы за ней были залиты монотонным серым светом. Ветер дул со стороны моря. Мне было видно, как качаются деревья. Я представил себе черные грозовые тучи, затянувшие небо у меня за спиной, над Атлантикой, стремительно несущиеся к берегу. Представил морских птиц, сражающихся с турбулентными потоками, растрепавшими и взъерошившими их перья. День номер пятнадцать начинался холодом и беспросветной, негостеприимной серостью и обещал стать еще хуже.

Я принял душ, но бриться не стал. Натянул черные джинсы Дьюка, зашнуровал ботинки и захватил пиджак и плащ. Тихо спустился на кухню. Кухарка уже сварила кофе. Она налила мне большую чашку, и я сел за стол. Достав из холодильника батон хлеба, кухарка положила его в микроволновку. Я решил, что до того, как здесь станет горячо, надо будет увезти отсюда кухарку. А также Элизабет и Ричарда. А механик и сам Бек пусть остаются и принимают участие в представлении.

Из кухни был слышен шум моря, громкий и отчетливый. Волны разбивались о скалы, и неумолимое обратное течение увлекало воду назад. Лужицы на берегу пересыхали и заполнялись снова; шуршала галька. Ветер приглушенно стонал в щелях наружной двери. Доносились пронзительные крики чаек. Слушая все это, я неторопливо потягивал кофе и ждал.

Через десять минут на кухню спустился Ричард. Его волосы были взъерошены, и я впервые отчетливо разглядел отрезанное ухо. Внутренние противоречия снова вернулись. Только сейчас мальчишка начинал осознавать, что он не вернется в колледж, к своим товарищам, а вынужден будет оставаться здесь, с родителями. Я предположил, что если Элизабет не будет предъявлено обвинение, они с Ричардом смогут начать все сначала в другом месте. Если у мальчишки большой запас внутренней энергии, он сможет вернуться к занятиям, пропустив лишь неделю. Если только обучение в его колледже не стоит слишком дорого. А тут, наверняка, дело обстоит именно так. Обязательно возникнут финансовые проблемы. Когда мать и сын выберутся из этой переделки, у них останется только то, что они захватили с собой. Если им вообще удастся отсюда выбраться.

Кухарка ушла в обеденный зал накрывать завтрак. Ричард повернулся, провожая ее взглядом. Я снова увидел отсутствующее ухо, и еще один элемент мозаики встал на свое место.

— Пять лет назад, — начал я. — Похищение.

Ричарду удалось сдержать себя в руках. Он лишь опустил взгляд на стол, затем посмотрел на меня и закрыл шрам прядью.

— Тебе известно, чем на самом деле занимается твои отец? — спросил я.

Ричард молча кивнул.

— Не только коврами, так? — продолжал я.

— Да, — подтвердил он, — не только коврами.

— И как ты к этому относишься?

— Бывают вещи и похуже.

— Не хочешь рассказать о том, что произошло пять лет назад?

Ричард покачал головой. Отвернулся.

— Нет, не хочу.

— Я знавал одного человека по фамилии Горовский, — продолжал я. — Его двухлетнюю дочь похитили. Всего на одни сутки. А тебя сколько продержали?

— Восемь дней.

— Горовский сразу же вытянулся в струнку. Согласился на все. Для него оказалось достаточно одного дня.

Ричард молчал.

— Твой отец здесь не хозяин, — произнес я как утверждение, а не вопрос.

Ричард молчал.

— Твой отец вытянулся в струнку пять лет назад. После того, как ты отсутствовал в течение восьми дней. Вот к какому выводу я пришел.

Ричард не произнес ни слова. Я подумал про дочь Горовского. Сейчас ей уже двенадцать. Наверное, у нее в комнате есть Интернет, проигрыватель компакт-дисков и телефон. На стенах плакаты. А глубоко в памяти глухая смутная боль, напоминание о том, что случилось давным-давно. Подобная зуду от сросшегося перелома.

— Подробности мне не нужны, — снова заговорил я. — Скажи мне только имя.

— Чье имя?

— Имя того человека, который продержал тебя эти восемь дней.

Ричард молча покачал головой.

— Я слышал фамилию Ксавье, — настаивал я. — Ее упомянули в моем присутствии.

Ричард отвернулся, непроизвольно вскинув руку к отсутствующему уху. Я понял, что попал в точку. — Меня изнасиловали, — сказал он.

Я слушал грохот волн, разбивавшихся о скалы.

— Ксавье?

Ричард снова покачал головой.

— Поли. Тогда он только что вышел из тюрьмы и еще не утратил вкус к подобным развлечениям.

Я ответил не сразу.

— Твой отец знает?

— Нет, — ответил Ричард.

— А мать?

— Нет.

Я не знал, что сказать. Ричард тоже молчал. Наконец вернулась кухарка. Она зажгла плиту, налила на сковороду жир и поставила ее на огонь. От запаха меня едва не стошнило.

— Пойдем прогуляемся, — предложил я.

Мы вышли на берег моря. Воздух был насыщен запахом соли и очень холодный. Было пасмурно. Сильный ветер дул нам в лицо. Волосы Ричарда развевались почти горизонтально. Брызги взлетали вверх на двадцать футов, и ледяные капли пулями хлестали нас.

— Нет добра без худа, — начал я. Мне приходилось говорить громко, чтобы перекрыть шум ветра и прибоя. — Возможно, настанет день, когда Ксавье и Поли получат по заслугам, но при этом твой отец отправится в тюрьму.

Ричард кивнул. У него в глазах блеснули слезы. Возможно, они были вызваны ледяным ветром. А может быть, и не ветром.

— Он это заслужил, — сказал Ричард.

«Он очень преданный сын», — сказал про него Бек. Отец и сын, лучшие друзья.

— Меня продержали восемь дней, — помолчав, продолжал Ричард. — А достаточно было бы одного. Как с тем человеком, про которого ты говорил.

— С Горовским?

— Не знаю, как там его. У которого была двухлетняя дочь. Ты думаешь, ее изнасиловали?

— Искренне надеюсь, что нет.

— Я тоже.

— Ты умеешь водить машину? — спросил я.

— Умею.

— Возможно, вам придется сматываться отсюда. Очень скоро. Тебе, твоей матери и кухарке. Так что будьте готовы. Если что, я вас предупрежу.

— Кто ты?

— Я человек, которому платят за то, чтобы защищать твоего отца. Не только от врагов, но и от так называемых друзей.

— Поли не даст нам выехать в ворота.

— Скоро его здесь не будет.

Ричард покачал головой.

— Поли тебя убьет. Ты даже не представляешь себе, что он из себя представляет. Кем бы ты ни был, с Поли тебе не справиться. С ним никто не справится.

— Я же справился с теми двумя типами. Перед колледжем.

Он снова покачал головой. Ветер растрепал его волосы. Я вспомнил волосы горничной, рассыпавшиеся в воде.

— Это была липа, — сказал Ричард. — Мы с мамой долго говорили об этом. Нападение было подстроено.

На мгновение я опешил. «Могу ли я ему доверять?»

— Нет, все было по-настоящему.

«Нет, пока не могу».

— Городок крохотный, — решительно заявил Ричард. — Там всего пять полицейских. И этого я ни разу не видел.

Я промолчал.

— И охранников я тоже видел в первый раз, — продолжал он. — А ведь я проучился в колледже почти три года.

Я молчал. Ошибки, которые требуют расплаты.

— Так почему же ты не вернулся на учебу? — спросил я. — Если все было подстроено?

Ричард ничего не ответил.

— И почему мы с Дьюком нарвались на засаду?

Он молчал.

— А она что, тоже была подстроена?

Ричард пожал плечами.

— Не знаю.

— Я убил нападавших у тебя на глазах.

Он молчал. Я отвернулся. Накатила седьмая волна. Она пронеслась сорок ярдов по гальке быстрее бегущего человека и разбилась о скалы. Почва содрогнулась; в воздух фонтаном осколков фугасного снаряда взлетели брызги.

— Вы с Элизабет говорили об этом с твоим отцом? — спросил я.

— Я не говорил. И не собираюсь говорить. Про мать ничего не могу сказать.

«А я ничего не могу сказать про тебя», — подумал я. Раздвоение работает в обе стороны. Человек то раскаляется, то остывает. Вероятно, мысль о том, что его отец попадет за решетку, в настоящий момент полностью устраивает Ричарда. Но затем, возможно, все будет выглядеть по-другому. Когда настанет пора делать окончательный выбор, мальчишка может качнуться в любую сторону.

— Я спас твою шкуру, — сказал я. — И мне не нравится, что ты пытаешься представить все так, будто я этого не делал.

— Как бы там ни было, сейчас ты все равно ничего не сможешь сделать. Предстоящие выходные будут очень напряженными. Надо будет разобраться с крупной партией. А после этого ты уже станешь одним из них.

— Так помоги мне.

— Я не пойду против своего отца.

Он очень преданный сын. Отец и сын, лучшие друзья.

— В этом нет необходимости, — заверил его я.

— Так как же я смогу тебе помочь?

— Просто скажи отцу, что хочешь, чтобы я остался здесь. Скажи, что не можешь оставаться сейчас один. В таких вещах он тебя послушает.

Ричард ничего не ответил. Молча развернулся и направился назад на кухню. Прошел прямо в коридор. Я решил, что он будет завтракать в обеденном зале. Я остался на кухне. Кухарка накрыла мне на разделочном столе. Я не был голоден, но заставил себя поесть. Усталость и голод — страшные враги. Я поспал, а теперь собирался поесть. Мне не хотелось в решающий момент почувствовать головокружение и слабость. Я съел несколько тостов и выпил еще чашку кофе. Наполнил ее снова и съел яичницу с беконом. Я допивал третью чашку кофе, когда меня нашел Бек. Он был в синих джинсах и красной фланелевой рубашке.

— Мы отправляемся в Портленд, — сказал Бек. — На склад. Прямо сейчас.

Он вышел в коридор. Я решил, что он будет ждать меня у крыльца. Судя по всему, Ричард с ним не говорил, Или у мальчишки не было возможности, или он не захотел. Я вытер рот тыльной стороной руки. Ощупал карманы, проверяя, что «беретта» и ключи на месте. Затем пошел в гараж за машиной. Подогнал ее к крыльцу. Бек уже ждал меня. Он набросил поверх рубашки холщовую куртку. И стал похож на обычного жителя штата Мэн, собравшегося колоть дрова или варить кленовый сироп. Но внешность была обманчива.

Поли уже возился с воротами, поэтому мне пришлось сбавить скорость, но все же я не останавливался. Проезжая мимо громадного верзилы, я бросил на него взгляд. По моим расчетам, сегодня ему предстоит умереть. Или завтра. Или мне. Оставив Поли позади, я помчался по знакомой дороге. Через милю проехал мимо того места, где стояла машина Виллануэвы. Еще через четыре мили вошел в крутой поворот, где мы подкараулили телохранителей. Бек молчал. Он сидел, зажав руки между коленями, подавшись вперед и уронив голову. Однако глаза у него были открыты. Он смотрел прямо вперед. Я понял, что Бек очень нервничает.

— Мы с вами так и не поговорили, — сказал я. — Вы обещали ввести меня в курс дела.

— Позже.

Проехав мимо магистрали номер один, я свернул на шоссе И-95. Направился на север, в Портленд. Небо оставалось серым. Ветер дул настолько сильный, что машину постоянно уводило влево. Я повернул на шоссе 295 и проехал мимо аэропорта, оставшегося слева от меня, за полоской воды. Справа мелькнули торговые ряды, где схватили горничную, и новый деловой центр, где, по моему предположению, она умерла. Я никуда не сворачивал до самой портовой зоны. Проехал мимо стоянки, где Бек оставлял свои грузовики. Через минуту мы остановились у склада.

Здание было окружено машинами. Их было пять; они стояли передом к стенам, словно самолеты у терминала аэропорта. Словно волки, окружившие добычу. Словно рыбы-прилипалы, облепившие падаль. Два черных «линкольна», два синих джипа «шевроле» и серый «меркурий». Одним из «линкольнов» была та самая машина в которой Харли отвез меня за «саабом». После того, как мы выбросили тело горничной в море. Я стал искать место, чтобы поставить «кадиллак».

— Просто высади меня здесь, — сказал Бек.

Я затормозил.

— И?

— И возвращайся домой. Смотри за моей семьей.

Я кивнул. Значит, возможно, Ричард все же поговорил с отцом.

Возможно, чаша весов качнулась в мою сторону, хотя бы на время.

— Хорошо, — сказал я. — Как скажете. За вами заехать потом?

Бек покачал головой.

— Не сомневаюсь, меня подбросят до дома.

Выйдя из машины, он направился к серой облупленной двери. Убрав ногу с педали тормоза, я объехал вокруг склада и направился назад на юг.

Обратно я поехал по магистрали номер один и попал прямо в новый деловой центр. Свернул с шоссе и начал петлять по лабиринту абсолютно свежего асфальта. Деловой центр состоял из трех дюжин одинаковых металлических ангаров. Никак не оформленных. Таким местам не нужно привлекать проходящих мимо потенциальных покупателей. Пешеходы их не интересуют. Розничных цен здесь нет. Как и броских витрин. И красочных вывесок. Только скромные номера ангаров с выведенными небольшим шрифтом названиями внизу. Здесь торговали замками, керамической плиткой, канцелярскими принадлежностями. В одном ангаре велась оптовая торговля косметикой. В ангаре номер 26 размещался склад инвалидных кресел-каталок. А рядом стоял ангар номер 27: «КСавье эКСпорт». Сочетание «КС» было выделено на фоне остальных букв. Адрес главного офиса отсылал в центр Портленда. Поэтому я снова выехал на шоссе, повернул на север, пересек реку и въехал в город.

Я двигался по магистрали номер один, оставив парк слева. Затем свернул направо на улицу, заставленную административными зданиями. Как оказалось, это были не те здания. И не та улица. Я потратил еще долгих пять минут на то, чтобы отыскать нужный квартал, пока наконец не увидел указатель с нужным названием. Затем я стал следить за номерами домов. Наконец показалась пожарная колонка, а за ней башня, через весь фасад которой проходила надпись, выполненная большими буквами из нержавеющей стали: «Миссия». Внизу находился подземный гараж. Взглянув на въезд, я пришел к выводу, что это тот самый гараж, куда одиннадцать недель назад вошла с фотоаппаратом в руке Сюзен Даффи. Тут у меня в памяти всплыл урок истории. Четверть века назад какой-то пожилой учитель где-то в жарких тропиках, где говорят по-испански, рассказывал нам об испанском иезуите по имени Франциско Хавьер. Я даже вспомнил даты рождения и смерти: 1506 и 1552. Франциско Хавьер, испанский миссионер. Френсис Ксавье, «Миссия». В самом начале нашего знакомства Элиот обвинил Бека в том, что тот любит шутки. Он был неправ. Это Куинн обладал извращенным чувством юмора.

Проехав мимо башни, я вернулся на магистраль номер один и направился по ней на юг. Я ехал быстро, но мне потребовалось полчаса на то, чтобы добраться до реки Кеннебанк. Там перед мотелем стояли три «форда тореса», неприметных и совершенно одинаковых за исключением цвета, но даже и тут у них было что-то общее. Машины были серая, темно-стальная и синяя. Я поставил «кадиллак» туда же, куда и в первый раз: рядом со складом газовых баллонов. Прошел по холоду и постучал в дверь домика Даффи. Кто-то выглянул в глазок, и дверь открыла сама Даффи. Мы не стали обниматься. В комнате находились Элиот и Виллануэва.

— Почему я не могу найти следов второго агента? — спросила Даффи.

— Где ты искала?

— Везде.

На ней были джинсы и белая рубашка в клетку. Другие джинсы, другая рубашка. Похоже, Даффи захватила с собой приличный запас одежды. На ногах были туфли-лодочки. Выглядела она хорошо, но в ее глазах светилась тревога.

— Я могу войти? — спросил я.

Даффи замешкалась. Затем отступила в комнату, и я шагнул следом за ней. Виллануэва сидел на стуле за письменным столом, откинувшись назад. Оставалось надеяться, что ножки у стула прочные, потому что Виллануэва мужчина дородный. Элиот сидел в ногах кровати, как и тогда в моем гостиничном номере в Бостоне. Даффи, судя по всему, сидела в головах. Это было очевидно. У стены были поставлены подушки, и на них отпечаталась вмятина от ее спины.

— Где ты искала? — повторил я.

— Везде. Во всем министерстве юстиции, от начала до конца, то есть не только в управлении по борьбе с наркотиками, но и в ФБР. Ее там нет.

— Выводы?

— Эту женщину также кто-то послал на собственный страх и риск.

— Откуда напрашивается вопрос, — вмешался Элиот. — Что, черт побери, происходит?

Даффи снова заняла свое место в головах кровати, а я уселся радом с ней. Другого места просто не было. Вытащив из-под себя одну подушку, Даффи подложила ее мне под спину. Подушка хранила тепло ее тела.

— Ничего особенного, — сказал я. — Если не считать того, что две недели назад мы втроем совершили большую ошибку.

— Какую?

Я поморщился.

— Я был одержим мыслью о Куинне, вы думали только о Терезе Даниэль. Мы не замечали ничего вокруг и построили карточный домик.

— То есть?

— В этом больше моей вины, чем вашей, — сказал я. — Надо вернуться на одиннадцать недель назад, в самое начало.

— Начало не имеет к тебе никакого отношения. Одиннадцать недель назад тебя еще не было.

— Расскажите мне, с чего именно все началось.

Элиот пожал плечами. Мысленно разложил все по полочкам.

— Мы получили сообщение из Лос-Анджелеса относительно того, что одна большая шишка купила билет первого класса до Портленда, штат Мэн.

Я кивнул.

— Вы проследили за этим человеком и установили, что он встретился с Беком. И даже засняли его на фото. Чем он занимался на фото?

— Осматривал образцы, — сказала Даффи. — Заключал сделку.

— В частном гараже, — подхватил я. — Да, кстати, раз у вас возникли проблемы с Четвертой поправкой, наверное, следовало бы задуматься, а как там очутился Бек.

Даффи промолчала.

— И что дальше? — сказал я.

— Мы присмотрелись к Беку, — сказал Элиот. — Пришли к выводу, что он крупный импортер и дистрибьютор.

— Что полностью соответствует действительности, — подтвердил я. — И вы направили к нему Терезу.

— Не имея официальных полномочий, — добавил Элиот.

— Это уже мелочи.

— Так в чем же мы ошиблись?

— Вы построили карточный домик, — сказал я. — Допустили в самом начале одну маленькую ошибку. Но эта ошибка аннулировала все ваши последующие рассуждения.

— Какую именно?

— И я должен был заметить эту ошибку гораздо раньше.

— Что же это?

— А вы хорошенько подумайте, почему в компьютерах нет никаких следов горничной.

— Она тоже действовала неофициально. Это единственное объяснение.

Я покачал головой.

— Она действовала совершенно официально. Она фигурирует во всех архивах. Я нашел ее записи. Ее статус не вызывает сомнений.

Даффи пристально посмотрела на меня.

— Ричер, к чему ты клонишь?

— У Бека работает механик, — сказал я. — Что-то вроде слесаря. Чем он занимается?

— Понятия не имею, — сказала она.

— Я даже не задавался этим вопросом, — усмехнулся я. — А следовало бы. Хотя на самом деле я должен был бы догадаться обо всем еще до того, как встретил этого чертова механика. Но я попал в колею и не мог из нее выбраться. Как и вы.

— В какую колею?

— Бек знает розничную цену «кольта анаконды», — продолжал я. — Знает, сколько он весит. У Дьюка был «штейр СПП», редкий австрийский пистолет. У Энджела Долла был ПСМ, редчайший российский пистолет. А у Поли есть пулемет НСВ, вероятно, единственный в Соединенных Штатах. Бек никак не мог взять в толк, почему во время инсценировки нападения мы были вооружены «узи», а не «Х-К». Он может отличить «Берет-ту 92ФС» от обычного М9 армейского образца.

— Ну и?

— Он не тот, за кого мы его принимали.

— Так кто же он? Ты сам только что подтвердил, что он определенно является крупным импортером и дистрибьютором.

— Совершенно верно.

— И?

— Даффи, ты искала не в том компьютере. Горничная работала не на министерство юстиции, а на министерство финансов.

— В секретной службе?

Я покачал головой.

— В бюро по контролю за продажей алкоголя, табачных изделий и оружия.

В комнате наступила тишина.

— Бек — не наркоторговец, — закончил я. — Он торговец контрабандным оружием.

Молчание длилось долго. Даффи переглянулась с Элиотом. Затем оба посмотрели на Виллануэву. Тот отвернулся к окну. Я ждал, когда до них дойдет главное последствие этой ошибки. Пока они еще ничего не поняли.

— Так чем же занимался тот тип из Лос-Анджелеса? — наконец спросила Даффи.

— Изучал образцы, — сказал я, — разложенные в багажнике «кадиллака». Как вы и предположили. Но только это были образцы оружия, которое предлагал Бек. Можно сказать, он сам во всем мне признался. Он пожаловался на то, что наркоторговцы подвержены влиянию моды. Гоняются за всем новым. Постоянно меняют оружие, всегда стремятся получить новейшие образцы.

— Он тебе это сказал?

— Если честно, я его не слушал, — признался я. — Мне чертовски хотелось спать. И это заявление затерялось среди разглагольствований о кроссовках, машинах и часах.

— Дьюк работал в министерстве финансов, — сказала Даффи. — После того, как ушел из полиции.

Я кивнул.

— Вероятно, тогда Бек и познакомился с ним. И его подкупил.

— А каким боком сюда подходит Куинн?

— По моим предположениям, он руководил конкурирующей организацией, — сказал я. — Вероятно, Куинн занялся оружием с тех самых пор, как сбежал из больницы в Калифорнии. У него было полгода на то, чтобы составить планы на дальнейшую жизнь. И оружие для такого человека подходит гораздо больше, чем наркотики. По всей вероятности, на определенном этапе Куинн увидел в Беке опасного конкурента. Может быть, захотел перехватить у него связи с наркоторговцами. Или Куинну просто понравились ковры. Прикрытие это замечательное. И он перешел к действию. Пять лет назад Куинн похитил Ричарда и добился подписи Бека в нужном месте.

— Но ведь Бек сказал тебе, что те ребята из Хартфорда — его клиенты, — сказал Элиот.

— Сказал, — подтвердил я. — Но только покупали они у него не наркоту, а оружие. Вот почему Бека поставили в тупик «узи». Вероятно, он только что продал хартфордским ребятам крупную партию «Х-К», и вдруг они используют «узи» ? Он никак не мог это понять. Должно быть, он решил, что они обратились к другому поставщику.

— Какими же тупыми мы были! — вздохнул Виллануэва.

— Самым тупым оказался я, просто поразительно туп. Улики были у меня перед носом. Для наркоторговца Бек недостаточно богат. Конечно, он зарабатывает большие деньги, и все же до миллиона в неделю ему далеко. Бек заметил метки, которые я нацарапал на барабанах «кольтов». Он знал стоимость и вес лазерного прицела, который устанавливается на моей «беретте». Когда мы отправились на одно дело в Коннектикут, он захватил с собой пару «Хеклер и Кохов», новеньких, с иголочки. Вероятно, достал из только что пришедшей партии. У него есть коллекция антикварных «томпсонов».

— А для чего Беку нужен механик?

— Механик готовит оружие к продаже, — сказал я. — По крайней мере, это моя догадка. Проверяет, регулирует, подгоняет. Среди клиентов Бека есть такие, которым нужен товар только высшего качества.

— Мы таких не знаем, — заметила Даффи.

— За ужином Бек говорил об М-16, — продолжал я. — Черт побери, человек за ужином рассуждает об автоматической винтовке! А перед этим он просил меня сравнить «узи» и «Х-К», причем его очень интересовало мое мнение. Сперва я решил, что Бек просто помешан на оружии, но на самом деле он проявлял профессиональный интерес. У него есть доступ к компьютерам завода «глок» в австрийском городе Дейч-Ваграм.

Все молчали. Я закрыл глаза, снова открыл их.

— Потом тот запах в подвале, — сказал я. — Я должен был его узнать. Это был запах картона, пропитанного оружейной смазкой. Он появляется, когда коробки с новым оружием пролежат в помещении неделю.

Все молчали.

— Ну а цены в каталоге компании «Большой базар», — продолжал я. — Низкие, средние и высокие. Низкие — это боеприпасы, средние — пистолеты, а высокие — винтовки и экзотика.

Даффи сидела, уставившись в стену, напряженно думая.

— Ладно, — сказал Виллануэва. — Полагаю, все мы были хороши.

Даффи повернулась к нему. Затем посмотрела на меня. Наконец до нее дошло главное последствие.

— Это дело находится не в нашей юрисдикции, — сказала она.

Все молчали.

— Этим должно заниматься БАТО, а не УБН.

— Мы совершили ошибку, но с кем не бывает, — заметил Элиот.

Даффи покачала головой.

— Я имею в виду не прошлое, а настоящее. Мы не имеем права вести это дело. Нам необходимо немедленно выходить из игры.

— Я никуда не выхожу, — сказал я.

— Ты должен. Потому что мы должны. Мы должны свернуть палатки и убраться. А ты не можешь оставаться один, без поддержки.

Понятие «работать в одиночку» приобретало совершенно новый смысл.

— Я остаюсь, — решительно произнес я.

В течение целого года после того, как это случилось, я рылся у себя в душе, и в конце концов пришел к выводу, что дал бы такой же ответ, даже если бы Коль, задавая свой роковой вопрос, не сидела рядом со мной в полутемном баре, благоухающая, в одной тонкой блузке на голое тело. «Ты разрешишь мне самой произвести задержание?» Я ответил бы «да» в любом случае. В этом не было сомнений. Даже если бы вместо Коль передо мной в моем кабинете стоял бы по стойке смирно уродливый верзила из Техаса или Миннесоты. Коль проделала всю работу. Она заслужила награду. Конечно, я в те времена еще был смутно заинтересован в продвижении по служебной лестнице, возможно, в меньшей степени, чем большинство людей. Но все же любая структура, имеющая табель о рангах, подталкивает человека к стремлению расти вверх. Так что некоторая заинтересованность у меня была. Но я был не из тех, кто отнимает у подчиненных их победы, чтобы набавить себе цену. Я этим никогда не занимался. Если кто-то выполнял отличную работу, делал свое дело, я с радостью отступал в сторону, позволяя этому человеку пожинать плоды. Этому принципу я неукоснительно следовал в течение всей службы в армии. Достаточно было и того, что и на меня падал отраженный свет. В конце концов, эти люди служили под моим началом. В армии бывает такая вещь, как признание коллективных заслуг. Иногда бывает.

К тому же, меня восторгало то, что сержант военной полиции одолела подполковника военной разведки. Я знал, что Куинна это приведет в бешенство. Он воспримет это как величайший позор. Человек, покупающий «лексусы» и яхты, не потерпит, чтобы его арестовал какой-то сержант.

— Ты разрешишь мне самой произвести задержание? — повторила Коль.

— С радостью, — ответил я.

— Закон по этому поводу выражается совершенно четко, — сказала Даффи.

— Мне закон не писан, — сказал я.

— Мы не имеем права заниматься этим делом.

— Я работаю не на вас.

— Это же самоубийство! — вмешался Элиот.

— До сих пор я жив.

— Только потому, что Даффи отключила телефоны.

— Телефоны остались в прошлом, — сказал я. — Проблема с телохранителями разрешилась сама собой. Так что ваше прикрытие мне больше не нужно.

— Без прикрытия тебе никак не обойтись. В любом случае.

— Прикрытие БАТО горничной не помогло.

— Мы дали тебе машину. Постоянно оказывали тебе поддержку.

— Мне больше не нужны ваши машины. Бек дал мне связку ключей от дома. И пистолет. С патронами. Теперь я его правая рука. Он доверил мне защищать свою семью.

Они ничего не смогли возразить на это.

— И я могу спасти Терезу Даниэль, — добавил я.

— БАТО тоже сможет ее спасти, — сказал Элиот. -Теперь, когда выяснилось, что мы чисты перед своим ведомством, мы можем обратиться к БАТО. Горничная была их человеком, а не нашим. Так что мы тут ни при чем.

— БАТО не станет торопиться, — возразил я. — И Тереза попадет под перекрестный огонь.

Последовало долгое молчание.

— До понедельника, — первым нарушил его Виллануэва. — Мы будем сидеть молча до понедельника. Но самое позднее в понедельник мы должны будем связаться с БАТО.

— Нам надо было бы связаться с ними прямо сейчас, — заметил Элиот.

Виллануэва кивнул.

— Но мы не будем этого делать. Если необходимо, я лично об этом позабочусь. Мы даем Ричеру срок до понедельника.

Элиот ничего не сказал. Молча отвернулся. Даффи откинула голову на подушку и уставилась в потолок.

— Проклятье! — выругалась она.

— К понедельнику все будет кончено, — заверил я. — Я верну вам Терезу, и тогда вы сможете отправляться домой и звонить кому угодно.

Даффи молчала целую минуту. Затем заговорила:

— Хорошо. Можешь возвращаться. Наверное, ты уже должен быть на месте. Ты и так отсутствовал слишком долго. Это уже само по себе подозрительно.

— Согласен, — сказал я.

— И все же сначала подумай, — продолжала она. — Ты абсолютно уверен, что поступаешь правильно?

— Вы за меня не отвечаете.

— Неважно. Ответь на мой вопрос. Ты уверен?

— Да, — сказал я.

— А теперь подумай еще раз. По-прежнему уверен?

— Да, — повторил я.

— Мы будем здесь. Если что, связывайся с нами.

— Хорошо.

— Не передумал?

— Нет.

— Тогда возвращайся.

Даффи не встала. Никто не встал. Я поднялся с кровати и вышел из притихшей комнаты. Прошел полпути до «Кадиллака», когда следом за мной вышел Виллануэва. Он двигался медленно и скованно, как и полагалось в его возрасте.

— Возьми меня с собой, — сказал пожилой агент. — Если что, я хочу быть с тобой.

Я промолчал.

— Я смогу тебе помочь.

— Ты мне уже помог.

— Этого мало. Я должен сделать что-то еще. Ради девочки.

— Ради Даффи?

Он покачал головой.

— Нет, ради Терезы.

— Кем она тебе приходится?

— Я за нее отвечаю.

— Почему?

— Я был ее наставником. И теперь я за нее в ответе. Ты понимаешь, что это значит?

Я кивнул. Я прекрасно понимал, что имел в виду Виллануэва.

— Тереза долго работала у меня, — продолжал он. — Можно сказать, я научил ее всему, что она знала. Затем ее перевели. Но десять недель назад она пришла ко мне и спросила, стоит ли ей соглашаться на это задание. У нее были сомнения.

— Но ты сказал, чтобы она соглашалась.

Виллануэва кивнул.

— Я поступил как полный идиот.

— А ты мог ее отговорить?

Он снова кивнул.

— Думаю, мог. Если бы я объяснил, почему ей не следует соглашаться, Тереза меня послушалась бы. Окончательное решение принимала она, но она прислушалась бы к моему совету.

— Я тебя понимаю.

И я действительно его понимал, тут не могло быть никаких вопросов.

Я сел в машину и выехал на шоссе, а Виллануэва остался стоять на стоянке, провожая меня взглядом.

По магистрали номер один я проехал через Биддефорд, Сако и Олд-Орчард-Бич, а затем свернул на восток на длинную пустынную дорогу к дому. Подъезжая к нему, я взглянул на часы и понял, что отсутствовал целых два часа, из которых оправданными были только сорок минут. Двадцать минут до склада, двадцать минут обратно. Но я не думал, что мне придется объясняться перед кем бы то ни было. Бек не узнает о том, что я не поехал прямо домой, а остальные не догадываются о том, что я должен был так поступить. По моим расчетам, наступил эндшпиль, и я катил навстречу победе.

Однако я ошибался.

Я понял это еще до того, как Поли закончил открывать ворота. Выйдя из своего домика, он подошел к запору, Он был в костюме. Без плаща. Поднял запор движением стиснутого кулака. До сих пор все было как всегда. Я уже с десяток раз видел, как Поли открывает ворота, и пока что он делал все как обычно. Поли обхватил своими огромными лапищами прутья решетки. Начал раскрывать ворота. Но не раскрыл их до конца. Протиснулся между приоткрытыми створками и шагнул мне навстречу. Подошел к моей двери, и когда до машины оставалось шесть футов, остановился и, улыбнувшись, достал из карманов два револьвера. Все это произошло меньше чем за секунду. Два кармана, две руки, два револьвера. Это были мои «Анаконды». В тусклом сером свете сталь казалась матовой. Я увидел, что оба револьвера были заряжены. Из каждого гнезда барабанов мне подмигивали тупоносые пули в ярких латунных оболочках. Можно не сомневаться, «Ремингтон магнум» 44-го калибра. По восемнадцать долларов за коробку с двадцатью патронами. Плюс налоги. Итого девяносто пять центов за патрон. Двенадцать патронов. Высококачественные боеприпасы стоимостью одиннадцать долларов сорок центов, готовые к применению, по пять долларов семьдесят центов в каждой руке. И эти руки застыли совершенно неподвижно. Как скалы. Левая направляла револьвер чуть впереди переднего колеса «кадиллака». Правая целилась прямо мне в голову. Указательные пальцы напряглись на спусковых крючках. Дула не шевелились. Ни на волосок. Поли походил на каменное изваяние.

Я сделал все как положено. Быстро просчитал все варианты.

«Кадиллак» машина большая, и двери у него длинные, но Поли предусмотрительно остановился на некотором расстоянии, чтобы я не смог его достать, резко распахнув свою дверь. И машина стояла неподвижно.

Если я нажму на газ, Поли выстрелит разом из обоих револьверов. Пуля из правого, вполне возможно, пролетит мимо моей головы, но переднее колесо обязательно окажется на линии прицеливания левого. Потом я налечу на ворота и потеряю момент инерции. Итого со спущенным передним колесом и, вероятно, поврежденным рулевым управлением я превращусь в неподвижную мишень. Поли успеет выстрелить десять раз, и даже если не убьет меня, то серьезно ранит, и искалечит машину. После этого подойдет ко мне и, наблюдая, как я истекаю кровью, спокойно перезарядит револьверы.

Я мог постараться незаметно включить заднюю передачу и дать задний ход, однако задом большинство легковых машин ездит очень медленно. И мне придется двигаться относительно Поли по прямой. Никакого поперечного смещения. Никаких обычных преимуществ движущейся цели. А пуля патрона «Ремингтон магнум» покидает ствол со скоростью свыше восьмисот миль в час. Убежать от такой непросто.

Можно попытаться воспользоваться «береттой». Быстро выхватить ее и выстрелить через стекло. Но на «кадиллаках» стекла достаточно толстые. Это делается для того, чтобы в салоне было тихо. Даже если я успею сделать выстрел раньше Поли, рассчитывать на попадание не придется. Конечно, стекло разлетится вдребезги, но если я не обеспечу строгую перпендикулярность траектории пули относительно поверхности стекла, а это потребует времени, пуля отклонится в сторону. Быть может, вообще не попадет в Поли. А я еще не забыл, как лягнул его по почкам. Если пуля не попадет в глаз или в сердце, громила решит, что его ужалила пчела.

Я мог попробовать опустить стекло. Но этот процесс очень медленный. И я мог заранее предсказать, что произойдет в этом случае. Пока стекло будет ползти вниз, Поли выпрямит правую руку, и зажатый в ней «кольт» окажется в трех футах от моей головы. Даже если мне удастся выхватить «беретту» очень быстро, все равно у Поли будет с лихвой времени, чтобы расправиться со мной.

Итак, расклад был плохой. Отвратительный. «Постарайтесь остаться в живых, — говорил Леон Гарбер. — Постарайтесь остаться в живых и посмотреть, что принесет следующая минута».

Следующая минута прошла под диктовку Поли.

— Поставь на парковку, — крикнул он.

Я отчетливо услышал его даже сквозь толстое стекло. Перевел рукоятку передач на парковку.

— Держи правую руку так, чтобы я ее видел, — продолжал Поли.

Я поднес правую руку ладонью к стеклу, растопырив пальцы, как тогда, когда подавал Дьюку знак: «Вижу пятерых».

— Левой открывай дверь, — крикнул Поли.

Пошарив левой рукой, я нащупал рукоятку. Правой нажал на стекло. Дверь приоткрылась. В салон ворвался холодный воздух. Я ощутил его коленями.

— Обе руки так, чтобы я их видел, — произнес Поли уже тише.

Теперь, когда передача была отключена, «кольт» в левой руке также был направлен на меня. Я посмотрел на дула-близнецы. У меня возникло ощущение, будто я стою на палубе линкора и смотрю в дула орудий главного калибра. Я вытянул обе руки так, чтобы они были видны Поли.

— Ноги из машины, — продолжал он.

Я медленно развернулся на кожаном сиденье. Опустил ноги на асфальт.

Я чувствовал себя так же, как, должно быть, чувствовал себя Терри Виллануэва рано утром дня номер одиннадцать у ворот колледжа.

— Встань, — приказал Поли. — Отойди от машины. Я выпрямился. Отступил от машины. Оба револьвера были направлены мне в грудь. Поли стоял от меня в четырех футах.

— Стой не двигаясь.

Я стоял не двигаясь.

— Ричард! — окликнул он.

Из домика привратника вышел Ричард Бек. Он был бледен как полотно. У него за спиной я разглядел Элизабет Бек. Ее блузка была расстегнута. Она придерживала ее руками. Поли неожиданно ухмыльнулся. Словно лунатик. Однако револьверы не дрогнули. Ни на волосок Они оставались неподвижными, словно каменные.

— Ты вернулся слишком рано, — сказал Поли. — Я тут как раз собирался трахнуть его мать.

— Ты спятил? — воскликнул я. — Черт побери, что происходит?

— Мне позвонили, — сказал он. — Вот что происходит.

Я должен был вернуться час двадцать минут тому назад.

— Тебе звонил Бек? — спросил я.

Поли покачал головой.

— Не Бек. Мой босс.

— Ксавье?

— Мистер Ксавье, — поправил он.

Поли с вызовом смотрел на меня. Револьверы не шевелились.

— Я завернул в магазин, — сказал я.

«Постарайтесь остаться в живых и посмотреть, что принесет следующая минута».

— Мне наплевать на то, чем ты был занят.

— Я не смог сразу найти то что нужно. Вот почему я задержался.

— А мы предвидели, что ты задержишься.

— Почему?

— Потому что мы получили новую информацию.

Я промолчал.

— Иди задом, — приказал Поли. — Проходи в ворота.

Держа револьверы в четырех футах от моей груди, он шел за мной, пока я пятился в ворота. Подстраиваясь под мой шаг. Отойдя от ворот футов на двадцать, я остановился посреди дороги. Поли шагнул в сторону и чуть развернулся, чтобы держать на виду Ричарда и Элизабет справа от себя и меня слева.

— Ричард, — окликнул он. — Запри ворота.

Держа «кольт» в левой руке направленным на меня. Поли перевел дуло «кольта» в правой на Ричарда. Увидев наведенное на него черное дуло, мальчишка шагнул вперед, схватил ворота и закрыл их. Створки встретились с громким металлическим лязгом.

— Теперь надень цепочку.

Ричард завозился с цепочкой. Снова послышался грохот и звон стали, перекрывающий шум двигателя «кадиллака», тихо и послушно работавшего на холостых оборотах. До машины было всего сорок футов, но нас уже разделяли ворота. Издалека доносился шум прибоя, размеренный и ровный. В дверях домика привратника показалась Элизабет Бек. Она была всего в десяти футах от огромного пулемета, качавшегося на цепи. Советский НСВ не имеет предохранителя. Однако Поли находился в мертвой зоне. Из заднего окна его видно не было.

— Запри ворота, — крикнул Поли.

Ричард опустил задвижку.

— А теперь со своей мамашей встань за Ричером.

Мать и сын встретились у двери домика привратника. Направились в мою сторону. Прошли мимо. Оба были бледные как смерть и дрожали. Ветер развевал волосы Ричарда. Я успел разглядеть шрам. У Элизабет была расстегнута блузка. Она шла, обхватив грудь руками. Мать и сын остановились позади меня. Я услышал их шаги по асфальту. Поли вышел на середину дороги. Повернулся ко мне лицом. Он стоял в десяти футах от меня. Оба дула целились мне в грудь, одно чуть влево, другое чуть вправо. Пули 44-го калибра пройдут насквозь через меня, а затем, возможно, и через Элизабет и Ричарда. Быть может, долетят до самого особняка. И разобьют окна на первом этаже.

— Теперь Ричер опускает руки, — окликнул меня Поли.

Я вытянул руки вдоль тела.

— Ричард снимает с Ричера плащ, — продолжал Поли. — Берет за воротник и стаскивает вниз.

Я почувствовав на затылке руки Ричарда. Они были холодные. Руки схватили плащ за воротник и потащили его. Плащ соскользнул с плеч, сполз по рукам и соскочил с запястий, сначала с одного, затем с другого.

— Скатай плащ, — приказал Поли.

Я услышал, как Ричард шуршит тканью.

— Принеси сюда.

Ричард вышел у меня из-за спины, держа в руках свернутый плащ. Он остановился в пяти футах от Поли.

— Забрось его за ворота, — продолжал Поли. — Как можно дальше.

Ричард забросил плащ за ворота. Как можно дальше. Рукава, развернувшись в воздухе, придали плащу подъемную силу. Послышался глухой стук: «беретта» в кармане ударилась о капот «кадиллака».

— То же самое с пиджаком.

Ричард проделал то же самое с моим пиджаком. Пиджак упал на капот «кадиллака» рядом с плащом, сполз по сверкающей краске и бесформенной кучкой свалился на асфальт. Мне стало холодно. Со стороны моря дул ветер, а я остался в одной тонкой рубашке. Из-за спины доносилось дыхание Элизабет, частое и порывистое. Ричард безвольно стоял в пяти футах перед Поли, ожидая дальнейших распоряжений.

— А теперь ты с мамашей отойди на пятьдесят шагов, — приказал Поли. — Назад к дому.

Развернувшись, Ричард снова прошел мимо меня. Я услышал, как его мать направилась следом за ним. Повернув голову, я увидел, что они отошли ярдов на сорок и снова развернулись лицом к воротам. Поли попятился назад. Один шаг, два, три. Остановился в пяти футах от ворот. Спиной к ним. Он стоял в пятнадцати футах передо мной; наверное, у меня за спиной ему были видны Элизабет и Ричард, до которых было футов сто. Все мы стояли на дороге вдоль прямой линии, Поли у ворот, лицом к особняку, Ричард и Элизабет на полдороге, к особняку спиной, а я посередине, думая о том, как остаться в живых и посмотреть, что принесет следующая минута. Лицом к Поли, глядя ему прямо в глаза.

Поли усмехнулся.

— Отлично. А теперь смотри внимательно.

Он ни на секунду не отвернулся от меня. Постоянно сохраняя контакт взглядом. Присев, Поли аккуратно положил револьверы на асфальт, а затем оттолкнул их назад к воротам. Послышался скрежет стальных рам по грубой поверхности дороги. Оба револьвера остановились где-то в ярде за спиной у Поли. Он поднял руки. Пустые. Шагнул вперед и показал ладони.

— Оружие мне не нужно, — сказал Поли. — Я убью тебя голыми руками.