Морин Чайлд Вернись, любовь!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Десять тысяч баксов — вполне внушительная сумма, — сказал Брайан Райли и, взяв со стола пиво, откинулся на спинку скамьи, обитой красной кожей.

— Ты особенно на них не рассчитывай, — поспешил одернуть его брат Эйдан, схватив несколько чипсов из деревянной тарелки, водруженной на середину стола. — Все ты не получишь, не забывай.

— Да, — поддакнул Коннор. — У тебя есть мы, чтобы поделиться.

— И я, — с улыбкой напомнил Лайам, — чтобы наставлять тебя на путь истинный.

— Как будто я не знаю! — Брайан улыбнулся братьям. Лайам, на три года старше остальных, явно чувствовал себя в этом тускло освещенном баре как рыба в воде. Если бы не его принадлежность к духовному сану, ничего необычного в этом не было бы. Ведь он прежде всего один из семейства Райли, а братья Райли — это единое целое. И так будет всегда.

Как только выражение «единое целое» пронеслось в голове у Брайана, он перевел взгляд на двух других своих братьев. И словно дважды посмотрел в зеркало. Тройняшки Райли — Эйдан, Брайан и Коннор — всегда держались вместе с того самого мгновения, как только сделали первые шаги.

Даже в морскую пехоту пошли служить вместе, помогая друг другу мужественно переносить все тяготы армейской службы. Они всегда были готовы подставить друг другу плечо или, напротив, сделать втык, в зависимости от того, что требовали обстоятельства.

На сей раз они собрались, чтобы обсудить неожиданное наследство.

Их двоюродный дедушка Патрик скончался, не оставив после себя наследников, и завещал десять тысяч долларов тройняшкам Райли. Теперь им предстояло решить, как поделить эту сумму.

— Послушайте, давайте разделим деньги на четыре части, — предложил Коннор, метнув взгляд на Лайама. — Ведь Райли — один за всех и все за одного.

Лайам улыбнулся.

— В нашем храме нужно заменить крышу, поэтому ход мыслей Коннора мне по душе, — признался он.

— На две с половиной тысячи новую крышу не справишь, — заметил Эйдан. — Этих денег вообще мало на что хватит.

— Мне это тоже приходило в голову, — сказал Лайам, глядя по очереди на каждого из братьев. — Почему бы нам не заключить пари? Победитель получит все.

Почувствовав азарт, Брайан приготовился вступить в борьбу. Ничто не способно их так раззадорить, как соперничество, особенно друг с другом. Однако вкрадчивая улыбка на лице Лайама, говорила о том, что предложение священника таит в себе подвох.

— Какое такое пари? — поинтересовался Брайан.

Лайам улыбнулся.

— Боишься?

— Да нет же, черт возьми, — вступил в разговор Эйдан. — День, когда кто-либо из братьев Райли дрогнет перед брошенным в его адрес вызовом, настанет тогда…

— ..когда он окажется на шесть футов под землей, — закончил за него мысль Коннор. — Что ты придумал, Лайам?

Старший брат снова улыбнулся.

— Вы, ребята, вечно толкуете о долге и самопожертвовании, верно?

Прежде чем утвердительно кивнуть, Брайан посмотрел на братьев.

— Да, черт возьми. Мы же солдаты морской пехоты. Мы давали присягу и всегда готовы выполнить свой долг.

— В самом деле? — Лайам откинулся назад, вперив глаза в поверхность стола, за которым сидели братья. — Дело в том, ребята, что жизнь устроена гораздо сложнее, чем армия.

Эйдан и Коннор вспыхнули, но Брайан жестом заставил их замолчать.

— Я готов признать, что армия воспитала из вас настоящих патриотов. Бог видит, я много молился за вас троих. — Мужчина переводил взгляд с одного близнеца на другого. — Но я хочу предложить вам нечто иное. Кое-что потруднее.

— Потруднее, чем идти в бой? — Коннор сделал глоток из своей кружки и откинулся назад. — Ума не приложу, что это может быть.

— Мы согласны на любое предложение, — сказал Эйдан.

— Точно! — подтвердил Брайан.

— Отрадно слышать. — Лайам оперся локтями на стол и, глядя на близнецов, заговорил, понизив голос:

— Ибо то, что я вам собираюсь предложить, отличает солдат морской пехоты от безусых юнцов. — Лайам выдержал паузу для пущего эффекта, а затем продолжил:

— Воздержание в течение девяноста дней.

За столом воцарилось гробовое молчание.

— Ну знаешь, — проговорил наконец Коннор, с нескрываемой тревогой поглядывая на братьев.

— Девяносто дней? Исключено. — Предложение брата, казалось, шокировало Эйдана.

— Речь идет только о трех месяцах, — подчеркнул Лайам, лукаво улыбаясь. — Что, непосильная задача? Вот я дал воздержание на всю жизнь.

Эйдан содрогнулся.

— Сумасшествие какое-то! — покачал головой Коннор.

— А в чем, собственно, проблема? — встрепенулся Лайам. — Боитесь попробовать?

— А кому, черт побери, захочется такое пробовать? — спросил Эйдан.

— Три месяца без секса? Невозможно. — Брайан пристально посмотрел на Лайама.

— Наверное, ты прав, — кивнул старший брат с улыбкой, принимаясь за следующую порцию пива. — Вы бы все равно не выдержали. Женщины так и вьются вокруг вас с самой средней школы. На три месяца вас не хватит.

— Мы не говорили, что нам это не под силу, — проворчал Коннор.

— Но и не дали согласия, — заметил Эйдан, в панике переведя взгляд с одного брата на другого.

— Разумеется. Я понимаю, — отозвался Лайам. — Ваши слова подтверждают истину о том, что священник тверже любого из солдат морской пехоты.

Ну уж с таким утверждением близнецы смириться не могли, и всего через несколько секунд братья ударили по рукам. Тройняшки приняли самый серьезный вызов в своей жизни.

Как брат подбил их на такое необычное пари, Брайан не мог понять даже потом. Но ему стало совершенно ясно, что Лайам ошибся с выбором профессии. Ему бы стать продавцом машин, а не священником.

— Итак, никакого секса в течение девяноста дней, — подытожил Брайан, переглядываясь с братьями. Двое других близнецов Райли радовались не больше его. Но разрази его гром, если он видел достойный выход из положения, при котором они трое не выглядели бы слабаками. — Проигравший лишается своей доли.

— А если вы все проиграете, — весело уточнил Лайам, — у моей церкви появятся деньги на новую крышу.

— Мы не проиграем, — заверил его Брайан. — Райли не сдаются без боя.

— Рад слышать, — сказал Лайам. — Осталось обсудить наказание проигравшему.

— Какое еще наказание? — Брайан настороженно взглянул на старшего брата.

Лайам улыбнулся.

— Ты это все заранее продумал, да? — догадался Коннор.

— Скажем так: я немного размышлял об этом.

— Самую малость, конечно, — насмешливо проговорил Эйдан.

Лайам кивнул.

— Церкви действительно нужна новая крыша, не забывайте.

— Ага. — Брайан внимательно посмотрел на брата. — Но признайся, дело ведь не только в крыше. Ты хочешь помучить нас.

— Немного воздержания еще никому не навредило! — протянул Лайам, криво усмехаясь. — Ведь я старший. Учить вас — моя обязанность.

— И тебе это всегда отлично удавалось, — пробормотал Коннор.

— Спасибо. Итак, — проговорил Лайам, довольный собой, — перейдем к штрафу. Этой придумкой, кстати, я особенно горжусь. Помните, в прошлом году капитан Галлахер проиграл Эйдану партию в гольф?

Сладостные воспоминания заставили Эйдана улыбнуться, но Брайан тотчас сообразил, к чему клонит Лайам.

— Исключено.

— Галлахер так хорошо смотрелся в своем наряде! Полагаю, ребята, это как раз для вас. Проигравшим придется нацепить на себя лифчики из кокоса и юбку из травы и прокатиться в таком виде по военной базе в автомобиле с откидным верхом, — сказал Лайам и уточнил:

— В День Боевого знамени.

Это был единственный день в году, когда все высокопоставленные офицеры с членами своих семей прибывали на военную базу, чтобы присутствовать на торжественной церемонии. Да, унижение будет неслыханным.

Эйдан и Коннор тотчас запротестовали, но Брайан лишь безмолвно смотрел на Лайама. Когда оба его брата-близнеца угомонились, он сказал:

— Хорошо, старший брат, а в чем заключается твое участие в сделке? По-моему, ты единственный ничем не рискуешь.

— Я рискую новой крышей. — Лайам снова поднял свою кружку с пивом и, сделав еще один большой глоток, посмотрел на каждого из братьев. — Моя ставка — мои две тысячи пятьсот. Если одного из вас хватит на три месяца, он получит все.

Если вы все продуете, а в этом я почти уверен, деньги отойдут храму, и у меня будет новая крыша.

У нас. — Он нахмурился. — То есть у церкви.

— А как ты узнаешь, выдержали мы или нет?

— Полагаюсь на ваше слово. — Лайам улыбнулся. — Мы никогда не лжем. По крайней мере, друг другу.

Брайан посмотрел на свои зеркальные отражения, которые с неохотой кивнули, и снова обратился к Лайаму.

— По рукам! Когда договоренность вступает в силу?

— Сегодня вечером.

— У меня сегодня свидание с Деб Ханниган, — недовольно пробурчал Коннор.

— Уверен, она оценит твое благородное поведение, — с улыбкой ответил Лайам.

Посмотрев на каждого из братьев по очереди, Брайан попробовал угадать, который из них окажется последним оплотом семьи Райли.

Тина Коретти-Райли припарковала взятую напрокат машину на подъездной дорожке перед домом своей бабушки и окунулась в вязкий, летний зной Южной Каролины.

Ощущение было такое, будто кто-то закутал ее во влажное горячее одеяло. Даже в июне воздух уже был густым и тяжелым, и она знала, что к концу августа все в городе будут молить Бога о прохладе.

Крошечный Бейуотер был захолустным городком в Южной Каролине. Улицы жилых районов по обеим сторонам дороги украшали вековые деревья — магнолии, сосны и дубы. Центром общественной жизни городка являлся Главный проспект, где были сосредоточены десятки магазинчиков и кафе.

Казалось, время в Бейуотере течет даже медленнее, чем в каком-либо из местечек Юга, а это о многом говорило.

Как же Тине всего этого не хватало!

Она подняла глаза на широкий портик над крыльцом старого дома, и воспоминания нахлынули на нее с такой внезапностью, что она чуть не задохнулась. В этом доме прошли ее детство и юность. После гибели родителей в автокатастрофе ее воспитанием занималась бабушка.

С десяти лет и до того момента, когда она уехала отсюда пять лет назад, Бейуотер был ей домом.

Он им и оставался в ее сердце, несмотря на то, что теперь она жила на другом конце страны в Калифорнии.

В памяти всплыли подробности вчерашнего разговора.

— Ты с ума сошла?

Тина засмеялась при виде удивленного выражения на лице Джанет. Она не осуждала подругу за это. Ведь Джанет, в конце концов, единственная выслушивала жалобы на ее бывшего мужа.

— Наверняка, — со смехом ответила Тина.

— Сумасшедшая! Вздумала возвратиться в Южную Каролину бог знает зачем, в разгар лета, когда там стоит дикая жара, я уж не говорю о том, что там живет твой бывший муж.

— Именно поэтому я туда и еду, не забыла?

— Нет, — отозвалась Джанет. Подруга была на шестом месяце беременности. — Просто мне кажется, ты не до конца все обдумала.

— Ну конечно, до конца, — уверенно возразила Тина. Как было бы хорошо, если бы она на самом деле чувствовала в себе эту уверенность. Но, начав раздумывать, она могла изменить свое решение, а это было ни к чему.

Тине минуло двадцать девять лет, и ее биологические часы стали напоминать о неумолимо уходящем времени, причем чем дальше, тем чаще.

— Слушай, — сказала она, глядя во встревоженные карие глаза Джанет, — я знаю, что делаю. Честно.

Джанет покачала головой.

— Просто я волнуюсь, — призналась она, любовно поглаживая свой живот.

Тина проследила взглядом за жестом подруги, подавив вздох, который последнее время стал у нее вырываться все чаще и чаще.

Она хотела детей. А поскольку одного желания было мало, настала пора что-то предпринимать.

— Знаю, но тебе нельзя волноваться.

— Тина, я познакомилась с тобой через шесть месяцев после твоего развода, — напомнила Джанет. — Ты тогда все еще переживала. И вот минуло уже пять лет, а ты по-прежнему носишь в бумажнике его фотографию.

Тина поморщилась.

— Ну да, ношу, но фотография-то и впрямь очень удачная.

— Допустим, — согласилась Джанет. — Но с чего ты взяла, что не будешь страдать, впустив его в свою жизнь снова?

Тина почувствовала, как от неуверенности у нее засосало под ложечкой, но постаралась не обращать на это внимания.

— Я не впущу его в свою жизнь. Это я войду в его. А потом, как вошла, так и выйду.

Джанет со вздохом поднялась.

— Прекрасно. Отговорить я тебя не могу.

Но ты позванивай мне. Почаще.

— Обязательно. Не беспокойся.

Конечно, Джанет все равно будет беспокоиться, подумала Тина, отвлекаясь от воспоминаний.

Если бы она сама не была так уверена в правильности задуманного, возможно, тоже волновалась бы. Тина перевела взгляде крыльца на подъездную дорогу, потом на гараж и помещения над ним.

А может, подумала она, Джанет права. Вдруг это правда ошибка?

Но, по крайней мере, попытаться стоит.

Последние пять лет у Тины было чувство, словно жизнь застыла на месте. Конечно, она сделала потрясающую карьеру, была окружена замечательными друзьями, имела уютный дом. Но у нее не было человека, которого бы она любила. А любить ей было необходимо. Правильно она поступает или не правильно, но, по крайней мере, она не бездействует, не сидит сложа руки, а движется к намеченной цели.

— Конечно, — пробормотала Тина себе под нос, отводя глаза в сторону от окна над гаражом, — в движении — жизнь. И у тебя, Коретти, на все про все только три недели, так что не теряй времени даром.

Вытащив из багажника свои вещи, Тина покатила новенький чемодан по направлению к дому.

Он с глухим стуком ударился о четыре деревянные ступеньки, а потом его колесики загрохотали по дощатому полу крыльца.

Тина отперла входную дверь и ступила в прихожую. Просторная передняя была залита солнечным светом, струившимся в венецианское окно. В доме работал кондиционер, который бабушка оставляла включенным, даже когда отсутствовала. Помещение дышало прохладой и ароматом, исходящим от красовавшегося на столе пышного букета лимон но желтых роз. Именно таким Тина всегда помнила этот дом. С минуту она стояла неподвижно, впитывая в себя знакомую атмосферу родного места.

Из задумчивости ее вывели яростный лай и визг.

Она совсем забыла о бабушкиных подопечных.

Закрыв за собой входную дверь, Тина поставила чемодан и прошла через кухню к выходу на задний двор.

Гам стоял просто неописуемый. Посмеиваясь, Тина принялась отпирать засов. Глухие удары и скрежет когтями за дверью смешивались со все усиливавшимся визгом, производя жуткое впечатление.

Тина широко распахнула дверь черного хода, и нарушители спокойствия стремительно ворвались внутрь. Два маленьких пуделя принялись скакать вокруг Тины, радостно повизгивая.

Ее бледно-зеленые брюки, мигом покрывшись узором из грязных отпечатков лап, стали похожи на черное кружево. Две маленькие собачки толкались и падали друг на друга в борьбе за право получить внимание Тины в первую очередь. Обнюхивание и облизывание продолжалось до тех пор, пока Тина, оставив попытки утихомирить их, со смехом не повалилась на пол.

— Ну ладно, ладно, девочки" я тоже очень рада. — Она хотела погладить их, но собаки ни секунды не стояли на месте.

Булочка и Персик — два пуделя, один из которых бледно-кремового окраса, а другой цвета зрелого персика, — обожали женщин и терпеть не могли мужчин. Эта особенность, по мнению Тины, роднила их со многими ее подругами.

Сама она не могла сказать о себе того же.

Тина не чувствовала ненависти даже к тому мужчине, который ее заслуживал.

Этот самый мужчина и стал настоящей причиной ее возвращения в Бейуотер.

Конечно, Нана сама попросила Тину пожить у нее и позаботиться о «девочках», пока сама она с двумя подругами путешествует по Северной Италии. Но время путешествия чудесным образом совпало с прозрением Тины, и ей показалось, что это совпадение предопределено судьбой. Ей почудилось, будто весь мир перевернулся и голос с небес велел ей: «Иди и возьми то, что хотела».

И Тина, не имея веской причины для отказа, согласилась приехать домой на две недели.

Она собиралась забеременеть.

А мужчина, который ей был для этого нужен, жил здесь, над гаражом.

Ее бывший муж.

Брайан Райли.