"Планета спартанцев" - читать интересную книгу автора (Чандлер Бертрам)

Глава 1

Снова тот же звук. Слабый, высокий, жалобный — и все же отчетливо слышный даже на фоне ритмичного топота и шарканья танцующих ног, доносящихся из открытых окон Клуба. Казалось, этот тонкий звук был порожден страданием и болью. Так оно и было на самом деле.

Брасид коротко срыгнул. Он выпил слишком много вина и сам это понимал.

Именно поэтому он и вышел на улицу — чтобы освежить голову и, как надеялся, избавиться от легких, но все чаще подкатывающих волн тошноты. Ночной воздух был прохладным, но не слишком, даже для его обнаженного тела, и ему, действительно, стало полегче. Но и теперь Брасид не хотел спешить с возвращением в Клуб.

Он обернулся к Ахрону:

— Мы можем просто понаблюдать за ними.

— Нет, — отозвался его спутник. — Нет. Я так не хочу. Это как-то… грязно… — Он на мгновение задумался, а потом торжествующе произнес то самое слово, которое казалось ему наиболее подходящим: — Непристойно.

— Вовсе нет. Это… естественно.

Вино развязало ему язык — иначе Брасид никогда бы не стал болтать так непринужденно, особенно с тем, кто был, в конечном счете, всего лишь илотом.1

— Это мы ведем себя непристойно, потому что поступаем вопреки природе. Неужели ты сам этого не видишь?

— Нет, не вижу! — отрезал Ахрон. В его голосе звучала обида. — И не хочу видеть. Хвала Зевсу и его жрецам, что нам не приходится проходить через все, что уготовано этому грубому животному.

— Это всего лишь мусорщик.

— Но он — чувствующее, живое существо.

— И что из того? Я все равно собираюсь посмотреть.

Чуть пошатываясь, Брасид пошел туда, откуда доносился слабый звук, а Ахрон мрачно поплелся следом. Это и в самом деле был мусорщик, который ворочался в самом центре площадки, залитой желтым светом фонаря. Мусорщик — или мусорщики… Если бы кто-то из молодых людей слышал о сиамских близнецах, он бы сразу вспомнил о них в этот момент — казалось, что пара сиамских близнецов барахтается в центре светового круга. Однако сравнение было не совсем точным, поскольку один из «близнецов» был едва ли не вдвое меньше другого.

Даже в иных обстоятельствах трудно было назвать мусорщиков симпатичными созданиями, хотя они были устроены весьма функционально. Четыре ноги, бочкообразное туловище. Один конец, казалось, целиком занимала ненасытная пасть, с другой торчали половые и выводящие органы. Эти животные выглядели отталкивающе, но были полезны. Поэтому с незапамятных времен люди позволяли им бродить по улицам городов.

За городом, на холмах и равнинах, а также в лесу обитали их более крупные родственники — не только несимпатичные, но и весьма опасные. Но городские бродяги привыкли ко вкусу отбросов и питались только ими.

— Какая… грязь, — пробормотал Ахрон.

— Не грязнее, чем были бы улицы, если бы эти животные не производили себе подобных.

— Не было бы нужды в бесконечном размножении этих тварей, если бы всякие грубияны-гоплиты2 не развлекались, метая в них дротики. Ты знаешь, о чем я говорю, Брасид. Я всего лишь… просто кое-кто из нас не любит, когда ему напоминают о происхождении. Как бы тебе понравилось, если тоже пришлось бы почковаться и вырывать из себя собственного сына?

— Мне бы не понравилось. Но нам это не грозит, так зачем беспокоиться о пустяках?

— Я не беспокоюсь, — Ахрон, хрупкий, белокурый, с молочной кожей, решительно и с вызовом смотрел в лицо своему смуглому, мускулистому другу. — Но я действительно не понимаю, почему мы должны наблюдать это отвратительное зрелище.

— Тебя никто не заставляет.

Крупный мусорщик — родитель — наконец-то сумел подпихнуть короткую заднюю лапу под брюхо. Внезапно он с воплем лягнул воздух, и маленький зверь ответил столь же пронзительным визгом. Теперь они окончательно разделились и стояли, покачиваясь, на булыжной мостовой, словно пародируя человеческий танец. Теперь это были два самостоятельных существа. На шершавых пятнистых боках висели обрывки блестящей сырой плоти — рана, зловоние которой говорило о привычном рационе этих жалких пожирателей мусора. Вонь оставалась в воздухе даже после того, как животные, которые быстро приходили в себя после мучительного разделения, поспешили прочь, удалившись в противоположных направлениях.

Это была обычная картина появления потомства на Спарте.