Рэймонд Чандлер Горячий ветер

Глава 1

С ночи из пустыни задул ветер. Это была сухая горячая Санта Ана, которая врывается вниз через перевалы в горах и от которой закручиваются волосы, зудит кожа, сдают нервы. В такие вечера каждая попойка кончается дракой. Кроткие домохозяйки пробуют лезвия кухонных ножей и поглядывают на шеи своих супругов. Случиться может все что угодно. В баре тебе даже могут налить полный стакан пива.

Я зашел в уютное новое заведение напротив своего дома. Оно уже неделю как открылось, но, похоже, дела там шли неважно. За стойкой стоял парнишка лет двадцати, который, по-видимому, сам в жизни не брал в рот спиртного.

В баре кроме меня был только один посетитель – пьянчуга, сидевший на круглом табурете спиной к двери. Перед ним на стойке высился аккуратный столбик монет по десять центов, всего доллара на два. Он пил хлебный виски маленькими стаканчиками, не разбавляя, и пребывал в своем собственном мире.

Я сел немного подальше у стойки, получил свой стакан пива и сказал:

– Наливаешь по-честному, приятель. Ничего не скажешь.

– Мы только что открылись, – отвечал парнишка. – Набираем клиентуру. Вы у нас не первый раз, мистер?

– Ага.

– Живете поблизости?

– Через улицу – в пансионе «Берглунд», – сообщил я. – Зовут меня Филип Марлоу.

– Спасибо, мистер. А меня – Лю Петролле. – Он перегнулся ко мне через темную полированную стойку. – Знаете этого парня?

– Нет.

– Ему вроде бы пора домой. Надо бы вызвать такси и отправить его. Он уже выпил свою норму на неделю вперед.

– Вечер паршивый, – заметил я. – Оставь его в покое.

– Ему это вредно, – сказал парнишка, нахмурившись.

– Виски! – буркнул пьяница, не подымая глаз. Стучать по стойке он не стал, чтобы не упали его монеты, но зато щелкнул пальцами.

Парнишка взглянул на меня, пожав плечами.

– Налить ему?

– В чей желудок попадет выпивка? Не в мой же.

Парнишка налил ему еще порцию неразбавленного, но, по-моему, все-таки плеснул туда воды, потому что вид у него был такой виноватый, будто он лягнул собственную бабушку. Пьянице было все равно. Он снял со столбика несколько монет, аккуратно, словно хирург, оперирующий опухоль мозга.

Парнишка налил мне еще пива. Снаружи гулял ветер. Время от времени его порывы приоткрывали тяжелую дверь, украшенную цветным стеклом.

Парнишка сказал:

– Во-первых, не люблю пьяных, во-вторых, не люблю, когда они набираются здесь, а в-третьих, не люблю их – во-первых.

– Шутка прямо для голливудского фильма.

– Как раз оттуда.

Тут-то и появился еще один клиент. На улице взвизгнули тормоза, и дверь распахнулась. Вошедший, казалось, торопился. Он придержал дверь и быстро обшарил бар невыразительными темными глазами. Он был хорошо сложен, смугл, недурен собой, если вам нравятся узкие лица с плотно сжатыми губами. Одет он был в темноте, из нагрудного кармана кокетливо выглядывал белый платок.

Казался спокойным, но в то же время как бы напряженным. Я решил, что это от горячего ветра. Я и сам себя так же чувствовал.

Вошедший взглянул на пьяницу. Тот играл в шашки пустыми стаканчиками.

Новый посетитель посмотрел на меня, потом на столики в открытых кабинках напротив. Все они были пусты. Он прошел мимо пьяницы, который раскачивался и бубнил что-то себе под нос, и обратился к парнишке:

– Не видал здесь леди, приятель? Высокая, симпатичная, каштановые волосы, платье из синего шелкового крепа, сверху жакет из набивной ткани, типа «фигаро». Соломенная шляпа с широкими полями и бархатной лентой. – У него был натужный голос, который мне не понравился.

– Нет, сэр. Таких здесь не было, – сказал парнишка.

– Спасибо. Неразбавленный виски. И побыстрее.

Парнишка налил ему, человек заплатил, осушил стакан одним глотком и пошел к выходу. Через три-четыре шага он остановился и оказался лицом к лицу с пьяницей. Пьяница ухмыльнулся и тотчас извлек откуда-то пистолет – так быстро, что тот мелькнул перед нами смазанным пятном. Держал он его крепко и был на вид уже не пьянее меня. Высокий смуглый парень стоял не шевелясь, потом чуть отшатнулся и снова замер.

По улице промчалась машина. Пистолет у пьяницы был автоматический, двадцать второго калибра. Он жестко хлопнул пару раз, и из дула показался дымок – совсем маленькое колечко.

– Пока, Уолдо, – сказал пьяница.

Потом он перевел пистолет на бармена и меня.

Смуглый парень падал целую неделю. Он зашатался, обхватил себя одной рукой, взмахнул другой, снова зашатался. С него упала шляпа, а потом он свалился ничком и застыл на полу, словно отлитый из бетона.

Пьяница соскользнул с табурета, смахнул свои монетки в карман и отскочил к двери. Он отходил боком, держа нас на прицеле. У меня оружия не было. Не думал, что оно понадобится, чтобы выпить стакан пива. Парнишка за стойкой, как и я, не пошевелился и не издал ни звука.

Пьяница, не сводя с нас глаз, осторожно толкнул дверь плечом, потом распахнул ее спиной. Порыв ветра приподнял волосы лежавшего на полу человека. Пьяница сказал:

– Бедный Уолдо. Пустил я ему кровь из носу.

Дверь захлопнулась. Я кинулся к ней – по старой привычке делать то, чего не надо. Но в этом уже не было смысла. Снаружи взревел мотор, и когда я очутился на улице, красное расплывчатое пятно хвостового фонаря уже скрывалось за углом. Я прозевал номер машины, как в свое время шанс нажить свой первый миллион.

На улице, как обычно, было полно машин и людей. Все вели себя так, словно не слышали никаких выстрелов. Впрочем, если кто и слышал, то за шумом ветра хлопки двадцатидвухкалиберного пистолета могли показаться стуком двери. Я вернулся в бар.

Парнишка по-прежнему стоял, слегка опершись о стойку и глядя вниз, на спину лежащего человека. Тот тоже не двигался. Я наклонился и потрогал его шейную артерию. Больше ему не придется двигаться – никогда.

Лицо у парнишки было не выразительнее бифштекса, да и цвета примерно такого же. Казалось, он скорее рассержен, чем потрясен.

Я закурил сигарету, пустил дым в потолок и сказал ему:

– Иди звони.

– Может, он еще живой, – возразил парнишка.

– Из двадцать второго калибра стреляют наверняка.

Где телефон?

– У меня нет. И без него расходов по горло. Эх, погорели мои восемьсот долларов!

– Ты владелец бара?

– Был до сих пор.

Он стянул с себя белую куртку и передник и вышел из-за стойки.

– Запираю дверь, – сказал он, доставая ключи.

Он вышел на улицу, плотно закрыл дверь и повозился: снаружи. Щелкнул замок. Я нагнулся и перевернул Уолдо. Сперва я даже не разглядел, куда вошли пули. Потом увидел. Пара крошечных дырочек в пиджаке, повыше сердца. Крови на рубашке было немного.

Этому пьянице цены не было – как убийце.

Патрульная машина появилась через восемь минут. Парнишка, Лю Петролле, к тому времени снова стоял за стойкой в своей белой куртке, считал деньги в кассе, рассовывал их по карманам и делал пометки в записной книжечке.

Я сидел на перилах кабинки, курил и смотрел, как заостряется и становится восковым лицо Уолдо. Я размышлял о том, кем была эта женщина в жакете из набивной ткани, почему Уолдо не выключил мотор своей машины, почему он торопился и поджидал ли его здесь пьяница или случайно оказался на месте.

Вошли ребята из патруля – потные дюжие парни. У одного из-под фуражки торчал цветок, а сама фуражка сидела слегка набекрень. Увидев мертвеца, он вынул цветок и наклонился пощупать пульс Уолдо.

– Вроде мертвый, – сказал он и слегка повернул неподвижное тело. – Ara, вот и входные отверстия. Славная работенка. Вы оба видели, как это случилось?

Я сказал «да». Парнишка за стойкой промолчал. Я рассказал им, как было дело и что убийца вроде бы уехал в машине Уолдо.

Полицейский извлек бумажник Уолдо, быстро его просмотрел и свистнул.

– Денег полно и нет водительских прав. – Он отложил бумажник в сторону.О'кей, значит, мы его не трогали, понятно? Просто хотели узнать, была ли у него машина, и сообщить по радио.

– Черта с два вы его не трогали, – сказал Лю Петролле.

Полисмен одарил его тем еще взглядом.

– Ладно, приятель, – согласился он. – Мы его трогали.

Парень взял чистый стакан и принялся его протирать – так и тер до нашего ухода.

Через минуту послышалась сирена спецмашины из отдела по расследованию убийств. У входа взвизгнули тормоза, и вошли четверо – двое полицейских в штатском, фотограф и сотрудник лаборатории. Тех, что в штатском, я не знал.

В большом городе можно долго заниматься сыскным делом и так и не познакомиться со всеми детективами.

Один из них был невысокий, смуглый человек, спокойный и улыбчивый, с черными вьющимися волосами и мягким умным взглядом. Второй – крупный, широкий в кости, с тяжелой челюстью. Нос у него был в прожилках, глаза стеклянные. Похоже, любитель заложить за галстук. Вид у него был свирепый, но мне показалось, что он больше хорохорится. Он загнал меня в крайнюю кабинку у стены, его напарник вызвал парнишку из-за стойки, а патрульные ушли. Специалист по отпечаткам пальцев и фотограф принялись за работу.

Приехал полицейский врач. Он рассвирепел, узнав, что здесь не оказалось телефона для вызова машины из морга, и тут же уехал.

Невысокий сыщик вытащил все, что было в карманах и бумажнике Уолдо, и разложил на большом носовом платке, расстеленном на столике в кабинке. Я увидел кучу денег, ключи, сигареты, еще один платок – вот, пожалуй, и все.

– Выкладывай, как было дело, – сказал мне свирепый сыщик. – Я лейтенант Коперник.

Я положил перед ним свой бумажник. Он взглянул на него, перебрал его содержимое, бросил бумажник обратно, сделал пометку в книжечке.

– Филип Марлоу, так? Частный сыщик. Был здесь по делу?

– По важному делу, – выпить хотел, – ответил я.Живу прямо напротив, в «Берглунде».

– Парнишку этого знаете?

– Был здесь всего раз с той поры, как он открыл бар.

– Ничего в нем такого не заметили?

– Нет.

– Молодой парень, а слишком легко ко всему отнесся, верно? Можете не отвечать. Рассказывайте по делу.

Я рассказал – три раза подряд. Один раз, чтобы он усвоил в общих чертах, другой – чтобы он усвоил подробности, и третий – чтобы он проверил, не слишком ли гладко у меня все получается. В конце он заметил:

– Интересует меня эта дамочка. И убийца назвал этого Уолдо по имени, но вроде не ожидал, что он здесь окажется. То есть – если сам Уолдо не был уверен, что сюда заглянет дамочка, то никто не мог ожидать, что и Уолдо здесь окажется.

– Глубокая мысль, – сказал я.

Он присмотрелся ко мне. Я не улыбался.

– Похоже на убийство из ненависти, так? Похоже, что заранее не задумано и удрал чисто случайно. У нас в городе машины открытыми мало кто оставляет.

И убийцы не работают при двух свидетелях. Не нравится мне это.

– Мне не нравится быть свидетелем, – сказал я. – Платят мало.

Он ухмыльнулся. Зубы у него были какие-то крапчатые.

– Убийца на самом деле был пьян?

– Чтобы пьяный так стрелял? Нет уж.

– Вот и по-моему тоже. Что ж, дело несложное. Этот парень наверняка где-то числится, а отпечатков он оставил полно. Если даже у нас в городе не отыщется его фотография, все равно через несколько часов опознаем. У него против Уолдо что-то было, но сегодня встречаться они не собирались. Уолдо просто заскочил узнать насчет дамочки, с которой назначил свидание. Ветер какой жаркий – у нее весь грим небось потек. Наверное, зашла куда-нибудь подкраситься, вот они и разминулись. А убийца всаживает и Уолдо парочку пуль и смывается, а на вас, ребята, ему плевать. Все просто.

– Проще некуда, – ответил я.

– Так просто, что ни к черту не годится, – сказал Коперник.

Он снял фетровую шляпу, взъерошил жидкие светлые волосы и подпер руками подбородок. У него было длинное неприятное лошадиное лицо. Он вынул платок, промокнул им лоб, потом вытер затылок и руки, достал гребенку и причесался, отчего стал выглядеть еще хуже, затем снова надел шляпу.

– Я тут подумал... – начал я.

– Да? И что?

– Этот Уолдо точно знал, как была одета женщина. Значит, он ее уже видел сегодня.

– Ну и что из этого? Может, ему в сортир понадобилось. Вернулся – а ее уже нет. Может, она насчет него вообще передумала.

– Это верно, – согласился я.

Но думал я совсем не о том. Этот Уолдо описал одежду женщины так, как не сумеет обычный мужчина: жакет типа «фигаро» из набивной ткани поверх синего платья из шелкового крепа. Я не знал даже, что такое жакет типа «фигаро». Я мог бы сказать «синее платье» или даже – «синее шелковое платье», но ни за что – «синее платье из шелкового крепа».

Все мы отправились в полицию.

С Лю Петролле все оказалось в порядке. У его отца был виноградник возле Антиоха в округе Контра Коста. Отец дал сыну тысячу долларов на собственное дело, Лю и открыл этот бар, с неоновой вывеской – все как полагается.

Его отпустили, но не велели открывать бар, пока не решат, будут ли там еще искать отпечатки пальцев. Лю, улыбаясь, жал всем подряд руки. Он не скрывал, что убийство в баре может пойти на пользу его бизнесу: люди станут приходить послушать его рассказ, а заодно и выпивку закажут, – Уж этот беспокоиться не станет, – заметил Коперник, когда Лю ушел. – За других, конечно.

– Бедный Уолдо, – сказал я. – Отпечатки есть?

– Немножко размазаны, – ответил Коперник. – Но все равно разберемся, сегодня же отправим их фототелеграфом в Вашингтон.

Я пожал руки ему и его напарнику, которого звали Ибарра, и ушел.