Рэймонд Чандлер Я буду ждать

Было около часа ночи, когда Карл, ночной портье отеля «Уиндермиер», начал гасить свет в холле. Голубой ковер сразу потемнел на несколько тонов; полумрак заполнил кресла призрачными тенями и подернул сумрачные углы паутиной воспоминаний.

Детектив Тони Резек зевнул. Склонив голову на плечо, он лениво прислушивался к тихой и волнующей музыке, доносившейся из музыкального салона. Внезапно раздался посторонний звук. Тони недовольно нахмурился. После часа ночи холл принадлежал только ему, и никто не мог отнять у него этого права. Но рыжеволосая девушка вносила элемент дисгармонии в привычный порядок.

Внезапно лицо его разгладилось, и в уголках губ появилось подобие улыбки.

Обладая вполне ординарной внешностью, будучи низкорослым, даже невзрачным, полноватым человеком слегка за тридцать, Тони, как ни странно, имел длинные тонкие пальцы и беспокойный характер.

Его пальцы были похожи на пальцы фокусника; нервные, чувствительные, с идеально отполированными ногтями, они как будто жили своей отдельной жизнью; то пробегали по воображаемой клавиатуре фортепиано, то замирали на лосином зубе, прикрепленном к цепочке его карманных часов. Прекрасные пальцы... Тони с удовольствием размял их, и в его зеленоватых глазах отразилась безмятежность.

Он снова нахмурился. Музыка начинала раздражать. С неожиданным проворством он резко подскочил, все так же держа пальцы на цепочке. Только что он спокойно сидел – и вот он уже на ногах; стоит, прислушиваясь, как будто перемена его положения в пространстве не более, чем оптическая иллюзия...

Едва слышно ступая по голубому ковру Тони устремился под арку, откуда доносилась музыка. Теперь в ее звуках слышалось что-то знойное и опьяняющее.

Рыжеволосая девушка, как завороженная, не сводила глаз с динамика, словно перед ней играл настоящий оркестр. Ее губы были сложены в загадочной полуулыбке.

Она сидела на софе, по-турецки поджав под себя ноги, среди огромного количества подушек, и выглядела букетиком на витрине цветочного магазина.

Девушка не обернулась. Сидела, не шелохнувшись, обхватив руками коленку цвета спелого персика. На ней был шелковый жакет, расшитый черными бутонами лотоса и украшенный лентами.

– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – спросил Тони Резек.

Девушка медленно повернула голову. Даже в сумерках ее глаза излучали фиолетовое сияние. Огромные глубокие глаза – без малейшего отблеска мысли. Классическое лицо, отсутствующий взгляд.

Она не проронила ни слова. Тони сжал и разжал пальцы.

– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – мягко повторил он вопрос.

– Не настолько, чтобы доводить меня до слез, – томно ответила девушка.

Тони покачался на каблуках и посмотрел ей в глаза: большие, глубокие, пустые. Он наклонился и выключил радио.

– Не поймите меня неправильно, – сказала девушка. – Гудмэн зарабатывает деньги, а в наше время человек, который зарабатывает деньги, не нарушая закона, заслуживает уважения. Но эта взвинченная музыка кажется мне холодной. Я предпочитаю что-нибудь гармоничное.

– Тогда Вам должен нравиться Моцарт, – сказал Тони.

– Ладно, продолжайте издеваться, – сказала девушка.

– Я совсем не издеваюсь, мисс Крещен. Я думаю, что Моцарт – величайший из людей, живших на свете, и Тосканини – пророк его.

– А я думаю, вы обычная ищейка. – Она положила голову на подушку и с интересом посмотрела на него сквозь длинные ресницы.

– Сделайте мне чуть-чуть этого Моцарта, – шутливо попросила она.

– Уже слишком поздно, – вздохнул Тони. – Я его не найду.

Она смерила его долгим, загадочным взглядом.

– Следишь за мной, шизик? – Она тихонько засмеялась. – Что я такого сделала?

Тони улыбнулся на весь рот, как клоун.

– Абсолютно ничего, мисс Кресси. Но Вам нужно на свежий воздух. Вы уже пять дней живете в этом отеле и ни разу не выходили на улицу. А номер у Вас на самом верху.

Она снова засмеялась.

– Ну, давай, расскажи что-нибудь такое, а то мне скучно.

– Как-то приехала сюда девушка. Целую неделю жила, совсем как вы. Я хочу сказать, не выходила никуда. Почти ни с кем не разговаривала. И как вы думаете, что она сделала?

Девушка внимательно посмотрела на Тони.

– Уехала, не заплатив по счету? Она вытянула руку и плавно покачала ею в воздухе, словно это была лодочка среди волн.

– Хорошо бы! Она попросила, чтобы ей прислали счет, заплатила. Потом велела посыльному зайти за чемоданами через полчаса. И вышла на балкон...

Девушка чуть наклонилась вперед, глаза ее стали серьезными, рука лежала на персиковом колене.

– Как ты сказал, тебя зовут?

– Тони Резек.

– Еврей?

– Да, – ответил Тони. – Польский.

– Рассказывай дальше, Тони.

– В каждом номере есть свой балкон, мисс Кресси. Слишком низкие перила для четырнадцатиэтажного здания. Ночь была темная. Как она прыгнула, никто не видел...

– Ты все придумал, Тони. – Ее голос перешел в сухой шепот.

Он снова улыбнулся, как клоун. В его спокойных зеленоватых глазах отражались волны ее волос.

– Ева Кресси, – задумчиво сказал он. – Имя, которое должно быть написано лучом света.

– А теперь она ждет высокого брюнета, ни на что не годного, Тони. И ты никогда не поймешь, какой в этом смысл. Когда-то я была за ним замужем. Может, это еще и не конец. За одну короткую жизнь можно совершить немало ошибок.

Пальцы ее руки, лежавшие на колене, разжались до предела, потом с силой сжались в кулак. Даже при этом неверном свете каждый сустав блестел, словно фигурка из слоновой кости.

– Я когда-то плохо с ним поступила. Обидела его, нечаянно. Тебе этого тоже знать не надо. Все дело в том, что я у него в долгу.

Тони нагнулся и включил радио. В теплом воздухе раздались звуки вальса. Какой-никакой, но вальс. Он сделал погромче. Из динамика брызнула мелодия, полная фальшивой грусти. С тех пор, как старой Вены уже нет, вальс всегда вызывает грусть.

Девушка наклонила голову набок, попыталась подпевать, но после нескольких тактов замерла с полуоткрытым ртом.

– Ева Кресси, – сказала она. – Это имя горело в небе. Над ночным клубом для бродяг. Над притоном. После облавы буквы погасли.

Он шутливо подмигнул ей.

– Какой же это был притон, если вы выступали там мисс Кресси. Оркестр всегда исполнял этот вальс, когда старый швейцар расхаживал взад-вперед перед входом в отель, позвякивая своими медалями. «Последняя улыбка». Эмиль Дженнингс. Это, конечно, Вам уже ничего не говорит, мисс Кресси.

Он сделал три шага к выходу, обернулся.

– Я должен проверить, все ли двери закрыты. Надеюсь, не очень вам помешал. Вам уже пора спать. Довольно поздно.

Вальс закончился, и раздался голос диктора. Девушка попыталась его перекричать.

– Насчет балкона ты все придумал? Он согласился:

– Возможно. Больше не буду.

– Вряд ли, Тони. – Ее улыбка была, как опавшая листва. – Подходи еще как-нибудь, поговори со мной. Рыженькие не выбрасываются из окон, Тони. Они ждут и стареют.

Он внимательно посмотрел на нее в последний раз и ушел по голубому ковру.

Под аркой, ведущей к главному холлу, стоял швейцар. Тони еще не смотрел туда, но уже знал, что там кто-то есть. Он всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Он слышал, как растет трава, словно осел из «Синей птицы». Швейцар сделал ему знак подбородком. Потное лицо над форменным воротничком выглядело возбужденным. Тони подошел к нему; они вместе прошли под аркой и вышли в темный холл.

– Есть проблемы? – устало спросил Тони.

– Там снаружи стоит какой-то тип, спрашивает тебя. Заходить не хочет. Я стою, протираю окна, вдруг он подходит, такой высокий... «Позови-ка сюда Тони», – говорит, а сам озирается.

– Понятно, – сказал Тони и пристально посмотрел в водянистые глаза швейцара. – Кто это был?

– Он сказал Эл.

Лицо Тони приняло ничего не значащее выражение.

– Хорошо.

Он двинулся к выходу. Швейцар схватил его за рукав.

– Слушай, Тони... У тебя есть враги? Тони вежливо улыбнулся, сохраняя все то же выражение лица.

– Слушай, Тони... – Швейцар не отпускал его руку. – Там стоит черная машина, огромная, за квартал отсюда, напротив пивной. Рядом с ней парень, сам снаружи, а ногу держит на педали. А тип, который тебя спрашивал, в таком плаще, большом, темном, воротник поднят до самых ушей. И шляпу надвинул. Лица и не видно... Говорит мне: «Позови-ка сюда Тони!» И озирается. У тебя точно нет врагов, а, Тони?

– Разве что в налоговой инспекции, – ответил Тони. – Исчезни!

Слева – три лифта, справа – конторка. Из трех лифтов работает один. У открытой двери молча стоит, скрестив руки на груди, ночной лифтер в чистенькой униформе с серебристыми галунами. Мексиканец по фамилии Гомес. Новенький, первую ночь работает.

С другой стороны – конторка. Розовый мрамор. Дежурный сидит, скучает. Розовощекий франтоватый малый с усиками. Дежурный посмотрел на Тони и подкрутил усы.

Тони погрозил ему пальцем. Дежурный отвернулся и, кажется, обиделся.

Тони миновал закрытый газетный киоск и, пройдя мимо аптеки, оказался у двери, с начищенными медными ручками и большими стеклами в никелированных рамах. Он чуть задержался перед своим отражением и, глубоко вздохнув, расправил плечи, толкнул дверь и вышел на влажный, холодный воздух.

На улице было темно и тихо. Шум с Уилшерского шоссе почти сюда не доносился. Слева у входа стояли два такси. Опершись на лобовое стекло, таксисты курили и о чем-то разговаривали. Тони пошел направо.

Черная машина стояла метрах в двадцати. Горели подфарники и слышалось слабое урчание мотора.

От машины отделилась высокая фигура. Держа руки в карманах, к нему приближался человек в плаще с поднятым воротником. В зубах тлел окурок, похожий на заплесневелый рубин.

На расстоянии двух шагов друг от друга оба остановились.

Человек в плаще сказал:

– Привет, Тони. Давно не виделись.

– Привет, Эл. Как делишки?

– Не жалуюсь.

Человек в плаще начал было вынимать руку из кармана, но остановился и принужденно засмеялся.

– Совсем забыл. Ты ведь, наверно, не подашь мне теперь руки...

– Это ни к чему не обязывает, – сказал Тони. – Подавать руку умеют и обезьяны. Чего ты хочешь, Эл?

– А ты все такой же толстячок, а, Тони?

– Похоже на то.

Тони как будто что-то попало в глаз. Он быстро заморгал, В горле образовался комок.

– И нравится тебе эта работа?

– Работа, как работа.

Эл снова тихонько засмеялся.

– Не суетись, Тони. Значит, работа, как работа. Ну и ладненько. Тут у тебя живет птичка одна, Ева Кресси. Порхала, порхала и залетела в твою спокойную ночлежку. Пускай она выйдет. Прямо сейчас и быстренько.

– А что случилось?

Человек в плаще оглянулся по сторонам. В машине кто-то кашлянул.

– Да так – живет не по правилам. Ничего мы ей не сделаем, а тебе будет хреново. Пускай выйдет. Даем тебе час.

– Ладно, – сказал Тони как-то неопределенно. Эл вытащил руку из кармана и легонько толкнул Тони в грудь.

– Я с тобой не шучу, толстячок. Пускай выходит!

– Ладно, – повторил Тони безо всякого выражения.

Человек в плаще потянулся к дверце машины, открыл ее и скрылся в салоне, словно длинная черная тень.

Изнутри послышались голоса. Человек снова вышел из машины. Он молча подошел к Тони. В его глазах отражался тусклый свет уличных фонарей.

– Слушай меня внимательно, Тони. Ты всегда хотел быть чистеньким. Да, братишка?

Тони промолчал.

Эл наклонился к нему совсем близко – теперь он действительно превратился в тень.

– Тут дело темное, Тони. Ребята не хотят, чтобы я все рассказывал, но, по-моему, тебе надо знать. Эта Ева была замужем за парнем по имени Джонни Ролле. На днях Джонни вышел из Сент-Квентина. Отбывал там срок за непреднамеренное убийство. Это из-за нее он сел. Как-то вечером ехал на машине, поддатый был. И она с ним. Сбил прохожего. И не остановился. Она ему говорит: иди, признавайся, а то сама пойду. Он не пошел. Ну, в общем, его

забрали.

– Сочувствую, – сказал Тони.

– Понял теперь? Ролсс всю дорогу хвастался, что когда выйдет, сразу двинет к своей мадемуазель. Вернусь, дескать, все прощу. Главное, чтобы ждала.

– Я-то тут при чем?

Голос Тони прозвучал хрипло, как треск рвущейся материи. Эл рассмеялся.

– Да это не все, Тони. Даже не главное. В общем, с ним хотят поговорить крутые ребята, У Джонни был прикол в одной хате. Он и еще один козел дернули от коллектива и забрали пятьдесят штук. Дружка его подкололи, теперь очередь за Джонни. Что-нибудь понимаешь? Его ждут здесь, возле его рыженькой. Теперь усек?

Тони нервно оглянулся. Один из таксистов докурил и бросил в сторону окурок. Тони проследил его траекторию, увидел, как он с шипением гаснет на мокром тротуаре. Мотор черной машины продолжал урчать.

– Я-то тут при чем? – сказал он. – Передам ей, чтобы вышла.

– Молодец, все понял. – Как там мама? Эл пошел обратно к машине. Остановился.

– Нормально, – сказал Тони. – Скажи ей, что я про нее спрашивал.

– Спрашивать – это еще не все, – сказал Тони.

Эл резко повернулся и сел в машину. Машина словно нехотя тронулась с места и стала набирать скорость. Фары осветили здание на углу; машина свернула в переулок и исчезла, оставив за собой запах выхлопных газов.

Тони смотрел ей вслед, о чем-то размышлял. Потом пожал плечами и пошел в отель.

Радиоприемник еще работал, но девушка уже ушла. Подушки, на которых она сидела, до сих пор сохраняли форму ее тела. Тони нагнулся и потрогал их. Они как будто до сих пор удерживали ее тепло. Тони выключил радио. Уходить не хотелось. Постоял около глиняной пепельницы с белым песком и пошел к лифту. Дежурный за конторкой изо всех сил боролся со сном. Воздух был густым и тяжелым.

Около лифтов тоже был полумрак. Табло высвечивало цифру «четырнадцать», значит, лифт на четырнадцатом этаже.

– Спать пошла, – пробормотал он про себя.

Дверь в комнатку портье открылась и оттуда вышел лифтер-мексиканец. Он уже снял форму. Его черные глаза встретились с глазами Тони.

– Спокойной ночи, начальник.

– Ага, – рассеянно бросил Тони.

Он достал из кармана пиджака сигару и понюхал ее. Покрутил ее перед глазами, внимательно изучая. Нашел трещинку. Нахмурился и спрятал сигару обратно в карман.

Сверху раздался звук закрывающейся двери. На табло замелькали цифры. Ярко освещенная кабина медленно опустилась на площадку. Открылась дверь, и из лифта вышел Карл.

Его глаза встретились с глазами Тони. Во взгляде чувствовалось едва уловимое замешательство. Верхняя губа влажно блестела.

– Слушай, Тони.,.

Тони ухватил его за руку и потащил в темноту холла. Горло сжимала неизвестно от чего возникшая спазма.

– Где?.. – Вопрос прозвучал бессмысленно. – Откуда ты?

Портье сунул руку в карман и вытащил доллар.

– Вот что мне дали. – Его глаза были как в тумане. За услуги. Имбирное пиво со льдом в два часа ночи.

– Не увиливай, – чуть не взвизгнул Тони.

– Парень из номера 14-Б, – сказал Карл.

– А ну, дыхни!

Портье подышал рядом с его носом.

– Напился, – констатировал Тони с отвращением.

– Ну, выпил глоточек. Этот парень и угостил. Тони поднес к глазам доллар.

– По моим сведениям, в номере 14-Б никто не живет.

– Теперь живут. – Карл облизал губы и несколько раз моргнул. – Высокий брюнет.

– Ладно, – в голосе Тони сквозило раздражение. – Хорошо. Значит, парень из номера 14-Б налил тебе стакан и дал доллар. И что теперь?

– Под мышкой у него пушка, – сказал Карл и снова моргнул.

Губы Тони сложились в улыбке, но в глазах появился безжизненный ледяной блеск.

– Ты проводил мисс Кресси в ее комнату? Карл отрицательно покачал головой.

– Гомес. Я видел, как они поднимались.

– Убирайся, – сквозь зубы процедил Тони. – И больше не пей с жильцами.

Он не двинулся с места, пока Карл не зашел к себе в комнатку рядом с лифтами и дверь за ним не закрылась. Тогда он направился к конторке. Плита из розового мрамора, чернильный прибор, регистрационный журнал в кожаном переплете. Он постучал ладонью по мраморной плите. Дежурный выскочил из-за матовой перегородки, как белка из своего дупла.

Тони достал из кармана список и положил его рядом с журналом.

– В номере 14-Б никто не живет, – произнес он строго.

Дежурный вежливо поправил галстук.

– Ты выходил, когда пришел этот парень?

– Кто именно?

– Тот, что приехал из Сан-Диего. Дежурный зевнул.

– Он ни про кого не спрашивал? Дежурный не закончил зевок и с изумлением посмотрел на Тони.

– Спросил... Спросил, играют ли у нас тут свинг по вечерам. А что?

– Все. Вежливо, точно, быстро. Так и надо работать, – сказал Тони.

Он записал что-то на листочке и положил его в карман.

– Пойду проверю, все ли двери заперты. Наверху есть четыре пустых номера. Не спи, парень.

– Да я не сплю, – пробормотал дежурный, снова зевая. – Приходи быстрее. Без тебя не знаю, что мне и делать.

– Можешь пока сбрить свои усы, – сказал Тони и пошел к лифтам.

Он включил свет в одной из кабинок, нажал кнопку четырнадцатого этажа. Когда лифт остановился, он выключил свет, вышел и закрыл дверь.

Вестибюль на этом этаже был самый маленький, не считая тринадцатого. На каждой двери золотистыми буквами был обозначен номер. Тони подошел к 14-А и приложил ухо к двери. Тихо. Ева Кресси, должно быть, или спит, или принимает ванну, или вышла на балкон. Или сидит около самой двери и смотрит на стену. Конечно, если она сидит и смотрит на стену, ничего не услышишь. Он подошел к 14-Б и приложил ухо. Здесь шорох. Кто-то кашляет. Похоже, там кто-то есть. Кто-то один. Голосов не слышно. Тони нажал на перламутровый звоночек.

Послышались неторопливые шаги,

– Кто? – спросил гортанный голос.

Тони не ответил. Он тихо стоял и слушал. Вопрос повторился. С неожиданной злостью Токи снова нажал на кнопку.

Мистер Джеймс Уоттерсон из Сан-Диего, которого он неплохо когда-то знал, не стал бы так осторожничать, он должен был бы просто открыть дверь. А тут что-то не так. За дверью тишина. Тони снова прислушался. Полная тишина.

Он вытащил связку ключей на массивной цепочке, нашел ключ от 14-Б и осторожно вставил его в замочную скважину. Повернул ключ. Чуть-чуть надавил на дверь, вынул ключ и замер.

– Ну? – Голос звучал жестко. – Чего остановился?

Тони полностью открыл дверь. Перед ним стоял высокий темноволосый мужчина с бледным лицом. В руке он держал револьвер. Похоже, он умел обращаться с оружием.

– Заходи, – сказал мужчина.

Тони вошел, закрыв дверь плечом. Его руки выглядели неуклюже, пальцы напряженно застыли. Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

– Мистер Уоттерсон?

– Ну и что?

– Я из службы безопасности отеля.

– Весьма польщен.

Человек медленно отступил в комнату. Комната была большая, низенький балкон окаймлял ее с двух сторон. На этом этаже в каждом номере был балкон. В углу – камин, рядом – софа. На столике – поднос, на подносе – запотевший стакан, удобное глубокое кресло. Человек подошел к нему и опустил револьвер.

– Польщен вниманием к своей особе, – сказал он. – И часа здесь не нахожусь, как полиция наносит визит. Ищите. Ищите в шкафу, в ванной. Она уже ушла.

– Вы с ней еще не встречались, – сказал Тони. На бледном лице мужчины появились неожиданные морщины. Голос стал еще более хриплым.

– Кого это я еще не видел?

– Девушку по имени Ева Кресси.

Человек проглотил слюну. Он бросил револьвер на столик, тяжело опустился в кресло. Видимо, у него был радикулит. Внезапно он улыбнулся.

– Значит, она все-таки здесь! А я про нее не спрашивал. Я парень осторожный – и не спрашивал о ней.

– Она здесь уже пять дней, – сказал Тони. – Все ждет вас. Ни на минуту не выходит наружу. Человек понимающе прикусил губу.

– Я чуток задержался на севере, – сказал он едва слышно.

– С дружками повидался?

Человек подскочил на месте и снова схватился за револьвер. Он стоял, немного наклонившись вперед, внимательно глядя на Тони.

– Женщины слишком много болтают, – сказал он так, словно во рту у него было что-то такое, что мешало ему говорить.

– Женщины не болтают, мистер Ролле,

– А? – Револьвер прыгал в его руке. – Чего-то я не пойму.

– Болтают не женщины. Мужчины с револьверами.

Снова наступило молчание. Человек медленно выпрямился. По его лицу ничего нельзя было понять, но глаза смотрели пристально. Тони выглядел рядом с ним маленьким, кругленьким, добродушным человечком с располагающей внешностью и глазами чистыми, как родник.

– Да, эти ребята не дремлют, – сказал Джонни Ролле и провел языком по пересохшим губам. – Работают в три смены. Спать им некогда.

– Вы знаете, кто они такие? – спросил Тони, понизив голос.

– У меня есть девять догадок, и двенадцать из них будут правильными.

– Крутые ребята, – сказал Тони и улыбнулся краешком губ.

– А где она? – нетерпеливо спросил Джонни Ролле.

– Как раз в соседнем номере.

Человек положил револьвер на столик и подошел к стене. Он долго смотрел на обои, потом открыл дверь на балкон, сжал пальцами перила. Когда он снова обернулся, на его лице было странное выражение. Глаза потеряли жесткость, морщины разгладились. Он подошел к Тони.

– Ева послала мне немного деньжат. Они говорят – двадцать пять тысяч. Но у меня только пятьсот. Вот бы они удивились, если б узнали.

– А где остальное?

– Нет больше ничего. И не было. Точка. Я знаю, что говорю.

– Я вам верю, – сказал Тони.

– Они убивают не часто. Но могут.

– Молокососы, – сказал Тони с внезапным презрением. – Крутые молокососы.

Джонни Ролле взял стакан и залпом вылил все, что там было. Осталось только несколько кубиков льда. Он подержал в руке револьвер и сунул его в кобуру под мышкой. Уставился в пол.

– К чему Вы мне все это говорите?

– Мне кажется, у вас только один шанс.

– А если нет?

– Я все же думаю, что есть. Джонни Ролле задумался.

– Другой выход?

– Служебный лифт ведет прямо в гараж. Там можно взять машину. Могу вам дать карточку, покажете ее сторожу.

– Странный ты парень, – сказал Джонни Ролле.

Тони вытащил бумажник из страусиной кожи, достал оттуда карточку, что-то нацарапал на ней. Джонни Ролле прочитал и неуверенно положил ее в карман.

– Пожалуй, возьму, – сказал он, отводя глаза.

– Она тут уже пять дней. Все уже в курсе. Один парень, которого я знаю, подходил ко мне и сказал, чтобы я вывел ее наружу. Рассказал мне, в чем дело. А я, вместо нее, выведу вас.

– Им это понравится, – сказал Джонни. – Тебе принесут цветы.

– Будет время, поплачем. Джонни Ролле замешкался.

– Увидеться бы с ней перед тем, как смотаюсь. Говоришь, она прямо за стенкой?

Тони развернулся на каблуках и пошел к двери. Через плечо бросил:

– Не теряй время, красавчик. А то передумаю.

– А вдруг это ты за мной следишь? Тони не обернулся.

– Ничего не поделаешь, риск всегда есть. Он вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Посмотрел на дверь номера 14-А и вошел в лифт. Опустился в прачечную. Убрал корзину, подпиравшую дверь в служебный лифт. Поднялся в холл.

Дежурный сосредоточенно проверял счета. Через главный холл Тони прошел в музыкальный салон. Радиоприемник снова был включен, но работал так тихо, что было едва слышно. Она сидела рядом. Звуки были такими слабыми и неразборчивыми, что напоминали шелест осенних листьев. Девушка медленно повернула голову и улыбнулась ему.

– Проверил все. двери? А мне не спится. Так что я опять тут. Ничего?

Он тоже улыбнулся. Сел в зеленое кресло и погладил кожаные ручки с золотым тиснением.

– Конечно, мисс Кресси.

– Ждать хуже всего на свете. Правда? Ну, что это за радио? Трещит, как сверчок.

Тони покрутил ручку, не обнаружил ничего необычного и снова настроился на ту же волну.

– В это время не спят разве что ночные гуляки. Она снова улыбнулась.

– Я вам не надоел, мисс Кресси?

– Мне нравится. Ты приятный парень, Тони.

Он посмотрел на дверь и почувствовал щекотку в позвоночнике. Подождал, пока это ощущение пройдет. Откинулся на спинку, выпрямился. Пальцы ощупывали лосиный зуб. Прислушался. Не к музыке. К чему-то вдалеке. Может быть, к шуму мотора уносившегося в ночь автомобиля.

– В душе все люди неплохие, – сказал он вслух. Девушка, прищурившись, посмотрела на него.

– Значит, я ошиблась с двумя или тремя.

– Да, – согласился он. – Наверное, бывает и так. Девушка зевнула, и ее глубокие глаза полу закрылись. Она свернулась калачиком на подушках.

– Посиди со мной чуть-чуть, Тони. Может быть, я засну.

– С удовольствием. Все равно делать нечего.

Она заснула быстро, как ребенок. Минут десять Тони боялся пошевельнуться. Смотрел, как она дышит во сне, с полуоткрытым ртом. Как будто находился перед алтарем. Потом, стараясь не разбудить ее, очень осторожно поднялся и на цыпочках пошел в сторону дежурного. Немного послушал, как скрипит невидимая авторучка за матовым стеклом. Потом направился к телефонным кабинкам. Снял трубку и попросил телефонистку соединить его с гаражом.

После нескольких гудков в трубке раздался звонкий голос.

– Отель «Уиндермиер». Гараж.

– Это Тони Резек. Этот Уоттерсон, которому я дал карточку, уехал?

– Давно уже, Тони. С полчаса назад. Ты его прислал?

– Я, – сказал Тони. – Мой знакомый. Спасибо. Привет.

Он повесил трубку и почесал шею. Вернулся к конторке, хлопнул ладонью по мраморной плите. Из-за перегородки возникло лицо дежурного с заранее приготовленной улыбкой.

– Ну и работка у тебя, Тони: никогда не поймешь, когда тебя ждать.

– Сколько стоит номер 14-Б?

– У него нет твердой цены.

– Посчитай. Этот тип съехал. Пробыл там не больше часа.

– Ну и черт с ним, – весело сказал дежурный. – Испарился, значит, и не отметился.

– Пятерка тебя устроит?

– Твой приятель, что ли?

– Нет. Алкоголик с манией величия и без гроша в кармане.

– Да ладно, и так сойдет. Как он уехал?

– Мы спустились на служебном лифте. А ты спал. Хватит тебе пятерки?

– Да брось ты!

На свет появился бумажник из страусиной кожи. Тони протянул дежурному пяти долларовую купюру

– Больше у него не было, – небрежно сказал Тони.

Дежурный удивленно взял деньги, пожал плечами. Зазвонил телефон. Дежурный снял трубку, послушал и передал Тони.

– Тебя.

Тони пододвинул телефон поближе и приложил трубку к уху. Голос был незнакомый. Металлический.

– Тони? Тони Резек?

– Я.

– По поручению Эла. Можно говорить?

Тони взглянул на дежурного.

– Скройся...

Дежурный слабо улыбнулся и исчез.

– Говорите, – сказал Тони в трубку,

– У нас вышла передряга с твоим клиентом. Мы его перехватили. Эл чувствовал, что так и будет. Мы его прижали к стене, но не все вышло гладко.

Пальцы Тони, сжимавшие трубку, побелели. Вискам стало холодно.

– Говорите. Это ведь не все?

– Еще кое-что. Парень выстрелил в шефа. Наповал. Эл велел передать тебе последнее «прости».

Тони тяжело навалился на мраморную плиту. Из горла вырвался какой-то странный звук.

– Усек? – нетерпеливо спросил металлический голос. – Парень его замочил. Эл уже никогда никому не позвонит.

Тони ударил трубкой по плите. Розовая плита покачнулась. Лицо исказилось судорогой.

Голос продолжал:

– Вот и все дела, старик. Спокойной ночи.

В трубке раздался щелчок и послышались гудки.

Аккуратно, почти беззвучно, Тони положил трубку на рычажки. Посмотрел на свою левую руку. Вытащил платок, вытер ладонь и расправил правой рукой окоченевшие пальцы левой. Вытер лоб. Из-за перегородки вышел дежурный, его глаза блестели, как у кота.

– У меня в пятницу выходной. Дал бы мне этот телефончик?

Тони спрятал платок, провел рукой по карману. Повернулся и пошел через главный холл. Он передвигался крадучись, так, словно в помещении находился тяжело больной. Подошел к креслу, в котором только что сидел, и погрузился в зеленый бархат. Девушка продолжала сладко спать, свернувшись в клубочек, как это умеют делать некоторые женщины и все кошки. Ее дыхания совсем не было слышно за убаюкивающим шепотом радиоприемника.

Тони Резек слился с креслом, сжал в пальцах лосиный зуб и закрыл глаза.