"Небо сингулярности" - читать интересную книгу автора (Стросс Чарльз)ШУТНИКИВысоко на орбите вокруг Рохарда вертелись Вышибалы. Два километра в длину, гладкие и серые. Каждый из них превосходил надвигающийся экспедиционный корпус, как великан карлика. Они были чуть ли не первыми предметами, созданными прибывшим Фестивалем. Почти все Вышибалы дрейфовали на парковочной орбите в глубине облака Оорта, ожидая врагов, приближающихся по времениподобным путям атаки в глубине будущего мировой линии Фестиваля, а тот уходил все дальше во внутреннюю систему, пока не появился над планетой своего назначения. Вышибалы не видели снов. Представители едва разумного вида, получившие задание оборонять Фестиваль от определенного рода грубых физических угроз. От угроз более тонких – отказа в обслуживании, декогерентности и спуфинга – защищали более сложные антитела; при атаке с истинным нарушением принципа причинности была бы пробуждена команда поддержания реальности. Но иногда лучшей защитой является большая палка и пугающий оскал – для какой надобности и существовали Вышибалы. Прибытие эскадры Новой Республики было замечено за четверо суток до этого. Постоянные профили ускорения приближающихся кораблей торчали, как больной зуб. Флот Его Величества рассуждал в терминах лидаров, радаров и активных датчиков, а Фестиваль использовал приборы более тонкие. Замечены были локализованные минимумы в энтропии внешней системы, следы голых сингулярностей, эхо туннельного эффекта, который позволяет обычным звездолетам прыгать от системы к системе. Неспособность подлетающего флота сигнализировать о многом говорила сама по себе, и Вышибалы знали, что делать со сказанным. Дивизион летающих по орбите Вышибал начал набирать скорость. На борту этих кораблей не было хрупких форм жизни – только твердые блоки легированного алмаза и керамических сверхпроводников, танки металлического водорода под таким давлением, что по сравнению с ним ядра газовых гигантов можно считать вакуумом, и генераторы высокоэнергетических мюонов для катализации экзотических ядерных реакций, движущих эти корабли. И, конечно, фрактальные кусты, груз Вышибал: миллионы их цеплялись причудливыми лозами за длинные шипы кораблей. Ядерные факелы, дающие тягу в согласии с законами Ньютона, могли показаться старомодными Адмиралтейству Новой Республики, которое настояло на оснащении флота лишь современнейшими двигателями на сингулярности и искривлении пространства, но Вышибалы Фестиваля, в отличие от Адмиралтейства, имели некоторый боевой опыт. Реактивные двигатели имеют некоторые выгодные качества в космической битве – качества, которые умелому обороняющемуся дают неоспоримое преимущество: во-первых, – чувствительное отношение тяги к массе, во-вторых, – малую степень наблюдаемости. Десять миллиардов тонн виртуальной массы превращали корабль с сингулярностным двигателем в нечто совершенно неуклюжее: он хоть и мог ускоряться с невероятной силой, но быстро менять направление был не способен, и для Фестиваля был обнаружим чуть ли не на межзвездном расстоянии. А реактивный двигатель в кардановом подвесе изменял вектор тяги настолько стремительно, что мог даже разрушить корабль, не рассчитанный на такие напряжения. И еще, хотя факел со стороны кормы можно было заметить за миллион километров, исходящий поток был узконаправлен, и спереди едва можно было разглядеть нагретую точку. Имея за спиной гораздо более мощный источник инфракрасного излучения – планету, Вышибалы направились к первой эскадре Новой Республики с костедробильным ускорением в сто же. Определив координаты противника, Вышибалы достигли пиковой скорости 800 километров в час и отключили двигатели, бесшумно дрейфуя, ожидая момента максимального сближения. * * * В боевой рубке «Полководца Ванека» повисла напряженная тишина. – Батарея-два, готовьте к запуску партию из шести СЕМ-20. Зарядить все на сто килотонн, первые две настроить на максимальный электромагнитный импульс, следующие три – на максимальный выброс осколков вдоль главной оси. Батарея-один, две торпеды Д-4 – на пассивный запуск с задержкой двигателя на одну минуту. – Капитан Мирский откинулся в кресле. – Прогноз? – бросил он в сторону капитан-лейтенанта Вульписа. – Держим готовность, капитан. Странно, что пока мы еще ничего не видели, но могу дать полную тягу через сорок секунд после получения сигнала двигателя. – Годится. Радар, есть что-нибудь? – Разрешите доложить, на пассивном радаре ничего. – Это радует. Два часа оставалось до перигея. Мирский с трудом сдерживал нетерпение. Постукивая пальцами по подлокотнику, он сидел и ждал знака, чего-нибудь, показывающего, что есть жизнь в этом пустом космосе. Фатального звонка лидарного луча, отразившегося от невидимого радару корпуса «Полководца», ряби гравимагнитных волн, чего угодно, показывающего, что враг здесь, где-то между эскадрой боевых кораблей и местом ее назначения. – Идеи есть, капитан-лейтенант? Вульпис оглядел работающие станции, людей за ними. – Куда приятнее было бы, если бы они как-то пытались нас обнаружить. Либо мы их застали полностью врасплох, либо… – Спасибо за такую мысль, – буркнул Мирский себе под нос. – Марек! – Я, господин капитан! – Винтовка у тебя, заряженная. Не стрелять, пока не увидишь белки глаз противника. – Виноват, господин капитан? – недоуменно уставился на командира Вульпис. – Я буду у себя в каюте, если что, – небрежно бросил Мирский. – Командуйте вы, пока не будет меня или кавторанга Муромца. Если будет что-нибудь новое – зовите меня сразу. У себя в каюте, находящейся прямо под рубкой, Мирский рухнул в кресло. Глубоко вздохнул, потом ткнул в кнопки телефона. – Коммутатор? Спросите у контр-адмирала, может ли он уделить мне минуту. Отлично. Через минуту фоноэкран тихо звякнул. – Господин контр-адмирал? – Здравствуйте, капитан. На лице контр-адмирала Бауэре застыло выражение очень усталого и очень занятого начальника. – Должен вам рапортовать об одном, гм, досадном моменте. Если у вас есть время. Бауэр сложил пальцы щепотью. – Коротко, если можно. – Это нетрудно. – Глаза Мирского сверкнули в тусклом свете. – Все это было ошибкой моего офицера разведки, полного идиота. Не умудрись он погибнуть, я бы его в кандалы заковал. – Он перевел дыхание. – Но он действовал не один. В сложившихся обстоятельствах, господин контр-адмирал, я бы рекомендовал конфиденциально, если не публично, объявить выговор моему старшему помощнику, капитану второго ранга Муромцу, если бы не был так близко противник… – Подробности, капитан. Что он сделал? – Лейтенант Зауэр превысил свои полномочия, пытаясь выйти на эту шпионку – я имею в виду, представительницу Земли – путем инсценировки суда. Как-то ему удалось убедить капитана второго ранга Муромца его прикрыть – чертовски неверное решение, по моему мнению: не его дело было лезть на территорию дипломатов. Как бы там ни было, он пережал, и женщина впала в панику. Это бы не было проблемой, но ей как-то удалось… – Он закашлялся в кулак. – Кажется, я догадываюсь, – кивнул Бауэр. – Где она теперь? Мирский пожал плечами. – За бортом корабля, вместе с этим контрактником с верфи. Исчезли, возможно, в спецкостюмах. Не знаю, где они сейчас, и понятия не имею, какого черта они себе думали. Прокуратор тоже пропал без вести, господин контр-адмирал, и в борту у нас неприятная дыра там, где была каюта землянки. Очень медленно лицо контр-адмирала расплылось в улыбке. – Не думаю, что вам стоит терять время на их поиски, капитан. Если бы мы их нашли, нам бы только и оставалось, что снова выбросить их за борт, не так ли? Прокуратор тоже в этом обезьяньем суде поучаствовал? – Я полагаю, что да. – Что ж, тогда нам о штатских нечего беспокоиться. И если они в боестолкновении получат небольшой загар, неважно. Я думаю, вы сделаете все, что нужно сделать. – Так точно, господин контр-адмирал. – Тогда, – сухо отметил Бауэр, – с этим покончено. Теперь ваш прогноз: когда мы войдем в сферу ближней обороны противника? Мирский подумал. – Примерно через два часа. Есть предположение, что наша маскировка излучения была достаточной, и отсутствие активных зондов показывает, что они не знают о нашем присутствии. – Мне нравится слово «предположение». Каков ваш план работы по станциям? – Мы уже готовы, господин контр-адмирал. То есть существуют несколько несущественных постов, которые не будут закрыты еще где-то с час, но оперативная команда и кочегары уже на боевой вахте, а оружие готово к стрельбе. Неразбериха случилась из-за передачи горячей пищи, но в принципе мы готовы к действию по первому сигналу. – Отлично. – Бауэр замолчал и посмотрел на свой стол. Потер нос длинным костлявым пальцем, потом поднял глаза. – Не нравится мне это молчание, каперанг. Западней оно пахнет. * * * Мартин и Рашель взглянули вверх в рефлекторном ужасе, выискивая источник шума. На борту космического судна любой шум снаружи означает беду – большую беду. Шлюпка дрейфовала к планете Рохард на скорости, существенно превышающей скорость убегания от солнца; попадись на пути бумажный шарик, он бы прорвал капсулу с силой бронебойной ракеты. И если корабли класса «Полководца Ванека» могут нести сантиметры алмазной брони и противоударные бамперы для поглощения летающих фрагментов, обшивку спасательной шлюпки можно пробить перочинным ножом. – Маски! – велела Рашель. Из консоли напротив Мартина выпало множество перепутанных прозрачных пакетов со сложными замками и что-то вроде газового баллона, все это плюхнулось к нему на колени. Рашель сунула руку за кресло и вытащила шлем. Нахлобучив его себе на голову, она подождала, пока край его срастется с трико, заливая шею герметиком. Внутри визора мигали примитивные значки. Рашель вздохнула с облегчением, услышав за правым ухом гудение вентилятора. Сидящий рядом Мартин все еще натягивал на себя прозрачный кокон. Рашель посмотрела вверх. – Пилот! Вид с верхних датчиков, оптический, – на центральный экран. – Ой, блин! – еле выговорил Мартин. На экране показалось слабо различимое пятно, плывущее на фоне иголок звезд. Изображение становилось резче почти с головокружительной быстротой и вскоре приняло узнаваемую форму. Оно двигалось. Рашель повернулась к Мартину. – Кто бы это ни был, мы не можем там его бросить, – сказал он. – Тем более без спасательного маячка, – согласилась она мрачно. – Пилот! Запасы кислорода. Пересчитать в условиях увеличения расхода на пятьдесят процентов. Насколько это снижает нашу вероятность выжить? На экране мелькнула диаграмма. – Запас есть, – заметил Мартин. – А что там с посадкой? Гм… – Он потыкал в свой ЛП. – Думаю, может получиться, – добавил он. – Соотношение масс не намного хуже. – Думаешь или знаешь? Если у нас на полпути кончится горючее, это может сильно испортить экскурсию. – Понимаю. Давай-ка посмотрим… Все будет путем, Рашель. Тот, кто проектировал эту лодку, рассчитывал, что у тебя с собой будет целая куча дипломатического багажа. Скорее даже, гардероб. – И не говори. – Она облизнула губы. – Вопрос номер два: мы берем его на борт? И что мы с ним будем делать, если он начнет фордыбачить? – Я думаю, ты применишь против него свое женское обаяние, – предложил Мартин с совершенно серьезным видом. – Спасибо за ценную идею. – Она усталой рукой взялась за шокер. – Эта штука в вакууме не работает, ты знаешь? И не очень хорошая мысль – использовать ее в тесноте. – Кстати, о тесноте. – Мартин показал на довольно примитивный детектор массы. – Двенадцать километров, дрейфуем. Не хотелось бы быть так близко, когда они начнут боевой разворот. – Да, не стоит, – согласилась Рашель. – О’кей. Я готова, насколько это возможно. Получил подтверждение целостности костюма? Потому что, когда выпустим воздух, шевельнуться ты не сможешь. Мартин кивнул, подняв надутую перчатку. Рашель повернула регулятор своего кислородного баллона и зевнула, намеренно, высматривая, куда бы прикрепить страховочный конец на крыше капсулы. – О’кей. Пилот, режим выхода наружу. Приготовиться разгерметизировать кабину. В рубке зазвенел сигнал тревоги. – Контакт! – Лейтенант Кокесов перегнулся через плечо подчиненного и уставился на цифры на консоли. Мигали фиолетовые и зеленые огоньки. – Повторяю, контакт! – Вас понял. – Лейтенант Марек сглотнул слюну. – Связь, известите капитана. Срочность – красная. – Есть! У двери замигала красная лампочка. – Подробности? – спросил Марек. – Отслеживаем. Определенно термоядерный источник, появился в пределах двух секунд. Сперва я думал, что датчик барахлит, но он показывает линии Балмера с синим смещением, и чертовски ярко – температура черного тела была бы в пределах пятисот мегаградусов. И движется на второй космической скорости относительно местной звезды. – Отлично! – Марек попытался откинуться на спинку кресла, но не смог – слишком напряжены были мышцы. – Так что, пора находить решение? – В любой момент. – Лейтенант Кокесов, технарь, снова показал свой профессионализм. – Посмотрю, смогу ли замариновать для вас горсточку нейтрино. Дверь открылась, стоящий рядом с ней часовой встал «смирно». Лейтенант Марек повернулся с креслом и неловко отдал честь. – Господин капитан… – Доложите обстановку. – Условно зафиксирована одна цель. Все еще ждем решения, но обнаружен термоядерный выхлоп с синим смещением. Как будто смотрим ему прямо в торцевое зеркало. – Отлично, лейтенант, – кивнул Мирский. – Еще что-нибудь? – Еще что-нибудь? – опешил Марек. – Нет, ничего больше…. – Контакт! – объявил тот же оператор датчика, поднял глаза и сказал извиняющимся тоном: – Виноват… – Опишите контакт, – велел капитан. – Второй термоядерный источник, примерно на два мегакилометра выше и южнее первого. Движется параллельным курсом. Есть предварительное решение, похоже, что пройдут от нас в ста «ка», тормозя от восьмисот километров в секунду. Время до перехвата две килосекунды. – Что-нибудь еще за ними замечено? – спросил Мирский. – Виноват, господин капитан? – Ну, там аномальное боковое ускорение, помехи, трафик связи, светящиеся розовые щупальца – что угодно. Есть? – Никак нет. – Ну ладно. – Мирский задумчиво огладил бороду. – Что-то тут не складывается. Снова открылась дверь на мостик, и вошел лейтенант Хельсингас. – Разрешите взять на себя управление огнем, господин капитан? – Разрешаю, – махнул рукой Мирский. – Только сперва разгадайте загадку: какого черта, клянусь бородой Императора, мы видим только два факела от двигателей и ни хрена больше? – А… – начал Марек – и заткнулся. – Потому что, – сказал капитан-лейтенант Вульпис из-за плеча Мирского, – это ловушка. – Не знаю, как это вы могли такое вообразить: нас очевидным образом приглашают на званый ужин. – Мирский зловеще улыбнулся. – Хм-м. Вы думаете, они там окопались и мины расставили, а потом зажгли два факела? – Вполне возможно, – кивнул Вульпис. – В каковом случае мы влетим на минное поле примерно… – он постучал по клавишам, – через двести пятьдесят секунд. Мы еще долго не будем в диапазоне действия чего бы то ни было, похожего на мину, но на такой скорости нас даже облако песка в кашу размолотит. Мирский наклонился вперед. – Артиллеристы, автоматический режим обороны! Связь, запросите подтверждение от штаба контр-адмирала, и еще – от «Камчатки» и «Регины». Напомните, чтобы следили за минами. – Он мрачно ухмыльнулся. – Время посмотреть, из чего они сделаны. Связист, мои приветствия контр-адмиралу, и скажите, что я прошу разрешения снять маскировку излучения из оборонительных соображений. – Есть, капитан. Для корабля маскировка излучения – вопрос жизни и смерти. Активные сенсоры, подобные радару и лидару, требуют отражения от постороннего предмета, чтобы подтвердилось его наличие, но далекий (или скрытый от радара) предмет не вернет достаточно громкого эхо-сигнала, который можно воспринять. А посылка первичного импульса выдает с идеальной точностью местоположение корабля любому противнику, который крутится за пределами дистанции возврата эхо-сигнала, но в пределах пассивного обнаружения. Первый корабль, начинающий излучать, выставляет себя, как на ладони – освещая своего врага, рисует на себе мишень. – Господин капитан… – Слушаю вас, лейтенант Марек? – А если там больше двух кораблей? Я в том смысле, что у нас – зонды и шаттл. Что если нам противостоит сила побольше, а эти два, которые мы видим, – просто ложная цель? – Это вариант не вероятный, а достоверный, лейтенант, – ответил Мирский. – Перехват мины на первой траектории, четыре минуты. – Вульпис прочел временной график с цифровой панели и обернулся к Мирскому. Командир корабля кивнул. – Артиллеристы, зарядить торпеды, ракетам приготовиться. Дистанционные заряды, статус красный, синий, оранжевый. – Мирский был предельно собран, и это его настроение передавалось подчиненным в рубке. Зазвонил красный телефон. Мирский взял трубку, коротко поговорил и повесил ее. – Радар, вам разрешено начать поиск. Радар-1 доложил: – Переходим в активный режим. Сто секунд импульсно-доплеровский след, четыре октавы перестраиваемый диапазон, с переходом к системе помех Альфа. Ложные цели запускать, господин капитан? – Можно. – Мирский сложил руки на коленях и смотрел прямо в главный экран. Под внешним спокойствием он скрывал серьезную тревогу: сейчас он ставил как на карту свою жизнь и свой корабль с жизнями всех людей на нем на гипотезу о природе преследователей. Уверен он не был, но был достаточно хорошо информирован, чтобы строить обоснованные предположения. «Может быть, эта тетка из ООН и была права», – подумал он и оглядел рубку. – Кавторанг Хельсингас, доложите обстановку. Бородатый артиллерист наклонил голову. – Первые четыре заряда заложены согласно приказу, капитан. Две самодвижущиеся торпеды с удаленным зажиганием на борту, за ними – шесть пассивных ракет, настроенных на электромагнитный импульс с углом расхождения в десять градусов. Лазерная сетка настроена на плотную оборону. Баллистические программы загружены и включены. – Отлично. Рулевая рубка? – Идем точно по схеме подхода, господин капитан. Уклонений нет. – Радар? Лейтенант Марек встал. Вид у него был изможденный и напряженный, вокруг глаз появились новые морщинки. – Разрешите доложить, господин капитан. Активные средства наблюдения ничего не показывают. Пассивные также, кроме инфракрасного следа, что дает нам примерно… – он глянул вниз, – три минуты. Ложная цель спущена за борт, работает в диапазоне излучения номер один. Ложная цель – небольшая ракета без двигателя, следующая за кораблем на десятикилометровом буксире, – готовясь выдавать электромагнитную картину, аналогичную портрету флагмана: за счет использования интерферометра она синхронизировалась с активными сенсорами «Полководца». Это должно было сбивать с толку противника, сообщая неверное положение линкора. – Хорошо. – Мирский посмотрел на часы возле главного дисплея, потом взглянул на экран своей рабочей станции. Время выполнять чек-лист. – В поворотной точке номер один будьте готовы выполнить схему зажигания по моему приказу. Это непрерывно до скорости шестьдесят километров в секунду сорок «же», потом двигатели глушатся. Курс триста шестьдесят на ноль на ноль по отношению к текущему. Связь, известите все корабли второй эскадры. Батареи, в момент времени ноль плюс пять секунд будьте готовы пустить торпеды один и два, по моему приказу. Связь – сигнал к пассивному пуску торпед первой эскадре. Прошу подтвердить. – Так точно. Первая и вторая… – Хельсингас перебросил бронзовый выключатель, – готовы к пассивному запуску в момент плюс пять. – Хорошо. – Время до возможного столкновения с минами – две минуты, господин капитан. – Спасибо, штурман, часы я и сам вижу. – Мирский скрипнул зубами. – Рулевая рубка, доложите обстановку. – Программа задействована. Главный двигатель готов к запуску через пятьдесят секунд. – Радар, обстановку. – Должны встретиться примерно через две минуты, капитан. Излучения нет… что это? Радар-2 доложил: – Контакт! Лидар зарегистрировал сигнал. Ждем… Завыла сирена тревоги. – Кто-то нас прощупывает, капитан, – доложил Марек. Все, кроме операторов радаров, уставились на Мирского. Он поймал взгляд Хельсингаса и кивнул. – Трек Бета. – Есть! Батарея-два, трек Бета. Почти неощутимый глухой удар сотряс корпус корабля, когда главная продольная катушка запуска выплюнула двадцать тонн металла сложной машинерии и топлива из носа корабля. Второй удар сообщил о запуске второй торпеды. Двигаясь по инерции, холодные, если не считать навигационного оборудования, они останутся позади, когда «Полководец» начнет ускорение. – Минус тридцать секунд, – доложил навигатор. – Разрешите доложить о контакте, капитан! – сказал Марек. – Говорите, штурман. – Нам удалось посмотреть на импульсный след контакта, и вид у него… странный. Шумный, я бы сказал. Они очень хорошо скрыли сигналы своего распознавания. – Десять секунд. – Всем постам: переключиться на план два, – объявил Мирский. – Штурман, передайте информацию по контакту на «Камчатку» и «Екатерину». Требуйте от них, чего сочтете нужным. Он взял трубку, чтобы известить капитанов своей эскадры о грядущем изменении планов. – Есть, капитан! Запуск по плану два через пять… две… одна… пошел! В рубке ничего с виду не изменилось – не было тряски, грохота, внезапного отяжеления конечностей от ускорения, но в глубине корабля черная дыра дернулась внезапной мукой: «Полководец» подался вперед на полном боевом ускорении – четыреста метров на секунду в квадрате, больше сорока «же». Завыла другая сирена. Навигатор объявил: – Запущено полное сканирование. Двести гигаватт лазерного света брызнули во все стороны, света настолько безжалостного, что сталь размягчалась на расстоянии в километры. Теплообменники в глубинах корабля зарделись красным, превращая воду в пересыщенный пар и выбрасывая его за корму. В такой непосредственной близости к бою вывести из строя уязвимые теплообменники означало бы самоубийство. Батарея доложила: – Выполняется запуск трека Бета. На этот раз настоящий удар и скрежет сотряс весь корабль: две ракеты, приготовленные Хельсингасом заранее, еще на треке Альфа, устремились вперед. Десятая часть всей лазерной мощности оказалась наведенной на их хвостовые части, передавая энергию реактивной массе. Это был момент максимальной опасности, и Мирский изо всех сил старался сохранить уверенный вид – ради своей команды. Как говорил узкому кругу офицеров на совещании контр-адмирал: «Если у них хватит ума, они пошлют достаточно снарядов, чтобы заставить нас себя выдать, а потом всеми силами, что есть у них на орбите, обрушат на нас метель мин. Они знают, куда мы направляемся, а это уже половина проблемы. Когда мы начнем излучать, они получат окончательное решение – и тогда вопрос только в том, сколько они смогут на нас обрушить и сколько мы сможем выдержать. Атака на фиксированный пункт – в данном случае, на сооружения на низкой орбите вокруг планеты – традиционно считается самой трудной задачей космической войны. Обороняющиеся могут сосредоточить силы вокруг этого пункта и быстро расстрелять ракетами и лазерными экранами все, что приближается, а если атакующая сторона захочет узнать, что же происходит, она вынуждена вывесить высокоэнергетический маяк, по которому легко прицелиться. Через секунду Мирский испустил тихий вздох облечения. – Все тихо, господин капитан. Мы уже в их расположении, но вроде бы минных полей нет. Дрейфующие мины не следуют курсом торможения объектов противника, иначе они бы взрывали собственные корабли, которые их ставили на предельной скорости. – Хорошо, – сказал про себя Мирский. Глаза его сосредоточились на двух красных токах посреди главного экрана. Они все еще тормозили, неприятно быстро, как будто они были запрограммированы на подход при нулевой относительной скорости. Две ракеты «Полководца» ползли к ним – на самом деле, летели с ускорением в тысячу «же», и уже быстрее 1000 км/сек. Вскоре они отключат двигатели и понесутся по инерции, оставив себе лишь запас реактивной массы для конечного маневра, за десять секунд до противника. Впереди «Полководца» поблескивали пурпурные кресты летящих по инерции торпед. Через минуту доложила Батарея-2: – Я потерял ракету номер один, капитан. Сигнал до нее доходит, но она не отвечает. – Странно. Мирский нахмурил брови, посмотрел на часы, отсчитывающие время до страшного суда. Линкор к своему месту назначения еле полз, сорок километров в секунду. Противник стремился к нему быстрее двухсот километров в секунду, тормозя, но факелы двигателей уменьшались. Если так будет дальше, сближение без ускорения на двухстах пятидесяти километрах в секунду, то траектории пересекутся где-то через пятьсот секунд, а в пределах полета ракеты корабль окажется за двести секунд до этого. Такая далекая баллистическая стрельба не предназначалась для нанесения реального ущерба, но если подойти близко, противник вынужден будет ответить. Но ракета номер один была еще более чем за пятьдесят тысяч километров от цели… – Разрешите доложить, господин капитан, ракета номер два также не отвечает. – Непонятно, – пробормотал Хельсингас. Он посмотрел на график: рой из шести ракет, запущенных «Камчаткой», приближался к своей цели. Стрельба по площадям, вряд ли могущая нанести серьезный ущерб, но… Оборона корабля доложила: – Капитан, проблемы на палубе номер один. Похоже, при столкновении с осколками потеряли точки рассеяния лидарной сетки, но внутренний прочный корпус не пробит. – Похоже, что у них здорово сыпется перхоть, – прокомментировал Мирский. – Но оборона корабля работает. Торпеды? – Еще нет, капитан, – ответил Хельсингас. – Они набрали дельта-вэ только пятьсот километров в секунду. На позиции взрыва будут лишь через… восемьдесят секунд. Дрейфуя в сторону противника со скоростью почти 100 км/сек, быстрее запустившего их корабля, торпеды все-таки были относительно медленными. В отличие от ракет, они обладали собственным источником энергии, радаром и компьютером управления боем, что делало их весьма ценными в столкновении – но ускорялись они медленнее, и общий баланс ускорения у них тоже был меньше. Радар-2 доложил: – Я что-то обнаружил, капитан. Примерно через сто миллисекунд после сброса ракеты номер два третий детектор уловил нейтринный импульс. Не удалось определить, пришел он от цели или от ракеты, но энергия у него приличная. Признаков иных излучений нет. – Очень странно, – сказал Мирский почти про себя. Это было еще очень мягко сформулировано. – Что там с дистанциями? – Дистанция срабатывания торпед через шестьдесят секунд. Дистанция активной среды через сто пятьдесят секунд, дистанция контакта через четыреста секунд. Максимальное сближение – двадцать тысяч километров, скорость – двести шестьдесят километров в секунду, если не будет маневров. Текущее расстояние до цели – сто пять тысяч километров. – Ага. – Мирский кивнул. – Господа, может быть, это кажется абсурдным, но мне не нравится, как это все происходит. Хельсингас, ваши две торпеды – запускайте их прямо на цель номер один. – Но они же перейдут на баллистическую, как только… Мирский поднял руку, обрывая его. – Делайте, как я сказал. Рулевая рубка, вариант тридцать два. Сигнал всем кораблям. Он снова снял трубку прямого телефона к контр-адмиралу. – Есть! Изображение Рохарда на дисплее сдвинулось, поворачиваясь. Оранжевая линия, показывающая траекторию «Полководца», до тех пор точно смотревшая в планету, стала выгибаться, уходя от шарика прочь. Красные линии, изображающие курс приближающихся кораблей противника, также изогнулись, идя на перехват линкора и его сопровождающих, а тем временем двенадцать синих точек, обозначающих сброшенные эскадрой торпеды, стали расти. Работающая торпеда – совсем не то, что капитан любого корабля желал бы иметь от себя поблизости. В отличие от ракеты – просто, по сути говоря, трубы с реактивной массой и лазерным зеркалом в хвосте и боеголовкой спереди, – торпеда сама по себе космический корабль с собственным источником энергии – невероятно грязным, – практически медленно горящей атомной бомбой, едва контролируемой и оставляющей за собой жутко радиоактивный выхлоп. Это почти что самый экономичный двигатель без термоядерных реакторов или генераторов искривленного пространства. Пока не были найдены новые технологии, его использовали в начале двадцать первого века пионеры межпланетных пилотируемых полетов. – Летят обе, капитан. У наших девяносто шесть и сто двенадцать «же» соответственно, по эскадре в среднем девяносто восемь. Выгорят через сто секунд, перехватят цели один и два, если те останутся на прежнем курсе еще сто пятьдесят секунд. Тогда можно будет отключить контроль нацеливания. – Хорошо, – коротко бросил Мирский. Нацелившись на «Полководца» на обратном курсе, корабли противника вполне могут вскоре начать стрельбу, но торпеды точно встанут у них на пути, угрожая и не давая стрелять по флагману. На что и рассчитывал Мирский. Что-то было крайне непонятное в этих двух кораблях. Они не следовали никакой очевидной тактической доктрине – просто летели по прямой с ускорением, пульсируя лидаром, летели, очертя голову. Никаких признаков хитрых ходов: вылетели и стали испускать сигналы, как пьяные дураки, играющие в компьютерную игру, отбрасывая все преимущество скрытости, которое у них было. Кто бы там ни вел эти корабли, он или кретин, или… – Радар! – тихо позвал Мирский. – С полным насыщением вперед и вниз. Что-нибудь там есть? – Сейчас посмотрю. – Марек сглотнул слюну, тут же поняв, к чему клонит капитан. Если это гончие, вспугивающие дичь на своем пути, кто-нибудь тихо должен идти за ними. Не мины, поставленные на пиковой скорости, но что-то иное. Может быть, что-то и похуже, вроде поля самоходных торпед. – Оптическое сканирование также, капитан? – Хуже не будет, – хмыкнул Мирский. – Они и так знают, где мы. Радар-2 доложил: – Ничего серьезного не видно, господин капитан. Ничего в пределах двух световых секунд вперед или вниз. Небольшие количества органического мусора – проходили через тонкое облако в узловой точке номер один, пару царапин на носу заработали, – но никаких признаков конвоев или систем оружия. – Впереди чисто, капитан, – сообщил Марик. – Ладно, продолжайте наблюдение. – Мирский опустил глаза: руки его лежали на коленях, пальцы тесно переплелись. Старые руки, с седеющими волосками на тыльной стороне кисти. – И как я столько прожил? – спросил он тихо сам себя. Рабочая станция тихо прозвенела. – Входящий вызов для вас, капитан, – сообщила телефонистка. Это был Бауэр. – Я занят, – сказал Мирский сухо. – Торпедная атака. У вас срочно? – Вроде бы. Происходит что-то непонятное. Как вы думаете, почему они не стреляют? – Потому что они уже выстрелили, – ответил Мирский сквозь зубы. – Только пули еще не долетели до нас. Бауэр секунду смотрел на своего флаг-капитана, и на его лице было написано безмолвное согласие. Потом он кивнул. – Вытаскивайте нас отсюда к чертям, капитан. Всей эскадре дам приказ следовать за вами. Только дайте мне максимальную дельта-вэ по отношению к этой… что бы оно ни было. Радар-2 доложил: – Время до максимального подхода второй торпеды, восемьдесят секунд. Капитан, нет признаков, что цели увидели торпеду. Хотя торпеды вполне в пределах видимости, если у них там что-то вроде нашего Г-90. – Вас понял. – Мирский помолчал. Какая-то колотилась у него внутри, мерзкое чувство, будто он что-то забыл. – Батарея, зарядить двенадцать СЕМ-20 для сброса с хвоста на кратчайший курс перехвата. Допустим, что нападение будет с кормы. Он снова взглянул на экран, но контр-адмирал уже повесил трубку. – Есть, капитан! Ракеты заряжены. – Хельсингас был почти счастлив, дергая рычажки и крутя ручки регулировки. Такого близкого к удовольствию выражения у него на лице не бывало с тех пор, как пропала его собака. – Готовность минус десять секунд. – Рулевая рубка! – Мирский сделал паузу. – По моей команде выполнять маневр отхода. Зазвенел сигнал тревоги на столе оператора радара. – Разрешите доложить, капитан! – начал побледневший старшина. – Пропал «Князь Вацлав»! Потрясенные лица присутствующих обернулись к нему. – Что значит «пропал»? – рявкнул Вульпис, нарушая иерархию. – Линкор – не иголка… – Линкор не отвечает на сигналы. И перестал набирать скорость. На графике его видно, но что-то с ним не так… – оператор запнулся. – Сигнал «свой-чужой» от него получить не удается. И слишком много отражает энергии – как будто с него содрали покрытие маскировки излучения. – Рулевой! Выполнять маневр отхода! – рявкнул Мирский в наступившей внезапно тишине. – Есть выполнять маневр отхода! – Капитан-лейтенант Вульпис лихорадочно защелкал переключателями. Фундаментальная проблема космического боя состоит в том, что если дело оборачивается плохо, это обычно случается в мгновенье ока, и, что того хуже, катастрофа становится видимой для корабля только тогда, когда он настолько окружен вражескими ракетами, что удрать почти немыслимо. Мирский эту ситуацию неоднократно разыгрывал с Бауэром и другими капитанами флота, в результате появился план отхода. Хреновенький планчик, и единственный его плюс, что остальные варианты еще хуже. Что-то дотянулось почти через девяносто тысяч километров и стукнуло линкор из-за угла. Нельзя сказать, что это было совершенно неожиданно: в конце концов, воевать сюда прилетели, а не баловаться. Но не было видно никаких ракет: только свои да осколки после взрыва, плывущие впереди, и еще – тонкие брызги органической «перхоти» от вражеских кораблей. В активном режиме лидар «Полководца» углядел ракету почти в световой секунде – за триста тысяч километров. Если у врага было лучевое оружие, способное раздолбать на таком расстоянии линкор – почти на два порядка мощнее, чем собственное энергетическое оружие обороны «Полководца Ванека», – то это было чертовски близко. И единственное, что оставалось – это развернуться и включить аварийную тягу, прокладывая вектор прочь от противника, до того как тот откроет огонь. Радар-2 доложил: – Торпеда поразит цель через сорок секунд. Цели один и два идут тем же курсом, тормозят с ускорением в один «же». – Что ж, приятно знать. Господин Хельсингас, я был бы вам признателен, если бы вы были столь любезны приготовить теплый прием всему, что наши друзья попытаются послать нам вслед. Не знаю, что они пустили в «Князя Вацлава», но предлагаю не дать им времени показать нам это. И если вы, господа, меня извините, мне нужно сделать один звонок. – Мирский надел скобу с телефонной трубкой и ткнул в отключение громкоговорителя. – Связь, прошу контр-адмирала. В наушнике щелкнуло. – Господин контр-адмирал? – Вы уже начали отход? – Так точно, господин контр-адмирал. «Князь Вацлав»… Визг тревоги разгерметизации резанул по ушам ножом. – По местам, мать вашу! – заревел Мирский. – Всем надеть скафандры! Он содрал с себя телефон. Офицеры и матросы бросились к аварийному хранилищу в глубине рубки и надели скафандры, потом неуклюже вернулись к своим постам, и севшие на подмену побежали за скафандрами. Рубка имела отдельную герметизацию и систему жизнеобеспечения, как и все главные нервные центы корабля, но Мирский не хотел рисковать. Не то чтобы аварийные скафандры могли помочь при битве корабля с кораблем, но декомпрессия – дело совсем другое. На борту звездолета она была не меньшим кошмаром, чем пожар или излучение Хокинга. – Контроль повреждений, докладывайте! – буркнул он. Подбежавший старшина протянул ему скафандр. Мирский встал и натянул на себя костюм – медленно, дважды проверив дисплей его состояния. – Докладываю: сильное падение давления на палубе «А», капитан. Критическая декомпрессия, утечка воздуха продолжается. Также докладываю о повреждении эмиттера лидара в квадранте три. – Проверьте, что все как следует застегнуты. Батарея, радары – обстановку? Радар-1 доложил: – Торпеда выйдет на перехват через пятнадцать секунд. Цель держит курс, должна пройти внутри нашего радиуса захвата в течение двадцати секунд, потом остается позади. Хельсингас кивнул. – Все орудия заряжены. – Контроль повреждений! Восстановить систему жизнеобеспечения и выяснить, что там, блин, прохудилось! – Уже выяснил, господин капитан. Какое-то загрязнение, источник внутри системы: странные органические молекулы низкой концентрации. А также, гм, отдельные очаги пожаров. Почти по всей палубе А. Повреждение лидарной сетки локализовано в районе, где ударил осколок. Шестнадцать человек экипажа показаны на панели состояния как пострадавшие. Сегмент палубы номер два открылся наружу, а они были там в тот момент. Батарея доложила: – Пять секунд до фазы терминального ускорения торпеды. – Ослепить их надо, – сказал Хельсингас. – Сетку на полную мощность! – Есть! Готов полный мультиспектральный импульс. Хельсингас наклонился и что-то неразборчиво сказал в микрофон. Радар-1 ответил так же неразборчиво. Потом защелкали переключатели, когда радар перенес приоритет контроля на лазерную сетку, покрывающую корабль, и Хельсингас с двумя помощниками стали вводить команды. «Полководец Ванек» под прямым углом устремился прочь от вражеских кораблей, уходя от безмолвных преследователей по волнам искривленного пространства-времени. Две водно-солевые торпеды, яркие искорки позади, полетели, набирая скорость, к вражеским кораблям парой ядерных фейерверков. Плотная мозаика панелей, покрывающих приличную часть корпуса, засветилась чистыми искрами лазерного света. Тысяча цветов, сливаясь и мигая, образовали бриллиантовую диадему. Мегаватты, потом гигаватты мощности ударили наружу, обшивка корабля вспыхнула, как направленное пламя магния. Сияние нарастало, и почти все оно уходило в два плотно сфокусированных луча, способных прожечь стальную плиту на расстоянии тысячи километров. Одновременно двигатели торпед врубили максимум на последних трех тысячах километров до надвигающихся кораблей противника. Летя в десять раз быстрее межконтинетальных баллистических ракет докосмической эры, торпеды, виляя из стороны в сторону, уходили от предполагаемых лазеров корабельной обороны, рассчитывая на пассивные сенсоры и сложные алгоритмы антиспуфинга, чтобы пробиться через ожидаемые помехи и контрмеры вражеских кораблей. У них едва ли тридцать секунд ушло на то, чтобы пройти эту дистанцию и убедиться, что бортовой обороны у противника почти что и нет. Из боевой рубки «Полководца Ванека» столкновение выглядело более чем зрелищно. Одна из целей просто исчезла, сменившись раздувающейся сферой осколков и горячего газа, разлетающегося от горящей точки и полыхающего куда ярче обычного атомного взрыва: когда корабль взорвался, и рухнули опоры двигателя, баллон с антиматерией пролился в суп металлического водорода, запустив хаос экзотических субъядерных реакций. Но попала только одна торпеда, остальные одиннадцать промахнулись. – Докладываю: новые импульсы нейтрино, капитан! – сообщил оператор радара. – Не от того, который мы стукнули… Мирский уставился на главный экран. – Контроль повреждений! Что там на палубе «А»? Рулевая рубка! Все выполняют план отхода? – На палубе по-прежнему космический вакуум, господин капитан. Я послал группу обследования, но они не доложили. Падение давления в утилизаторе четыре, без признаков утечки воздуха. И есть серьезная потеря мощности на сетке, капитан, мы где-то теряем мегаватты. – Сообщение об отходе послано минуту назад, капитан. Пока что все… – Вульпис выругался. – Господин капитан, «Камчатки» нет! – Что значит «нет», черт побери! – наклонился вперед Мирский. – Потерян еще один сигнал «свой-чужой», – оповестил радар. – От… – Глаза оператора потрясенно расширились. – От «Камчатки». На главном графике вектора имперских кораблей удлинялись, дойдя уже до 300 км/сек и продолжали ползти вверх. Планета-цель висела впереди, бесконечно недосягаемая. Мирский глянул на своего старпома. Илья посмотрел на него – с ожиданием. – Капитан, должен сказать, что они дерутся каким-то способом, которого мы не знаем… Красные огни. Воющие сирены. Контроль повреждений, выкрикивающий приказы по громкой связи. – Обстановку! – заревел Мирский. – Что происходит, черт побери? – Падает давление на палубе «Б», первый сегмент. Сильные скачки мощности, распределительный щит девяносто пять четырнадцатого отсека палубы «Д», пожар. Не могу пробиться через контроль повреждений на палубе «Б» вообще, на палубе «В» черт знает что творится… – Загерметизировать все выше палубы «Е», – приказал Мирский с побелевшим лицом. – Немедленно! Батареи, ложные цели два и три к запуску… Но поздно было уже спасать корабль, потому что рой вирусоподобных репликаторов, ударивших в палубу «А» на скорости 600 км/сек, впечатавшихся в корпус усиленного алмаза и проевших себе путь через пять палуб, добрался наконец до машинного отделения. И стал жрать, и стал плодиться… В голосе Василия слышался испуг, который в иной ситуации был бы забавным. – Я вас арестую за саботаж, предательство, нелицензионное использование запрещенных технологий, за помощь и содействие врагам Новой Республики! Сдавайтесь, а то хуже будет! – Заткнись и хватайся за спинку этого кресла, если не хочешь идти домой пешком. Мартин, если не возражаешь, помоги-ка… Ага, вот так. Мне надо будет люк закрыть… Рашель с отвращением огляделась. Вид открывался красивый – звезды повсюду, планета земного типа висит впереди, большая и горбатая, как мраморная сине-белая галлюцинация, – а тут этот сопливый идиот в ухе квакает. Пока что она цеплялась двумя руками за изнанку крышки капсулы, и обеими ногами – за кресло пилота, пытаясь удержать все предметы вместе. Когда она высунула голову за край люка и увидела, кто там цепляется за антенну, мелькнула мысль убраться обратно и врубить вспомогательные двигатели, чтобы сбросить этого типа. Приступ слепой злости заставил ее заскрипеть зубами так страшно, что Мартин испуганно спросил, не течь ли в скафандре она нашла. Однако красный туман ярости рассеялся быстро, и Рашель, протянув руку, схватила Василия за плечо и как-то смогла втащить его раздутый аварийный скафандр в люк. – Спускаюсь, – объявила она. Обхватив ногами спинку кресла, она ослабила защелку люка, опустила его насколько могла и зафиксировала. Кабина оказалась переполненной: Василий явно не соображал, как не попасться под ноги, и Мартин старался отодвинуть кресло, чтобы освободить место. Рашель подтянулась на страховочном лине, наступила на сиденье кресла, потом схватилась за люк и захлопнула его до конца, пока не услышала щелчок дюжины мелких фиксаторов, закрепивших его со всех сторон. – О’кей. Автопилот, герметизировать кабину и довести давление воздуха до нормального. Мартин, вон там – нет-нет, это туалет, его открывать не надо, – ага, этот ящик. Воздух зашипел, поступая в кабину из отдушин под потолком. Заклубился белый туман, застилая главный иллюминатор. – Отлично. Так, слушай: ты не на борту корабля своего флота. Заткнись, и мы тебя опустим на планету. Скажи мне еще раз, что я под арестом – и ты меня достанешь настолько, что я выкину тебя за борт. – А-гм… – Глаза у младшего прокуратора полезли на лоб, а костюм начал сдуваться. Мартин за сиденьями крякал и чертыхался, лазая по ящикам. – Вот это тебе нужно? – Он протянул Рашели сложенный гамак. Она развернула его у себя на кресле и прикрепила одним концом к стене, а второй размотала в сторону Мартина. Он выпал из ниши, едва не зацепив Рашель ногой по голове, но сумел поймать и закрепить другой конец гамака. – Ты! Снимай костюм и лезь в гамак. Как ты мог сам заметить, места у нас маловато. – Она нажала рычажок, и шлем отцепился от ее костюма и поплыл в воздухе, Рашель поймала его и сунула за сиденье, под гамак. – Ты тоже можешь снять костюм. Мартин кое-как наполовину содрал с себя костюм, только ноги и нижняя часть туловища остались в пластиковом мешке. Василий выплыл нескладно двигался, борясь с пузырем шлема. Мартин направил прокуратора в гамак и сумел вытащить его голову из шлема до того, как Василий вдохнул. – Вы аре… – начал Василий, и сам себя прервал. – Я хотел сказать, спасибо. – И даже не думай захватить корабль, – мрачно предупредила Рашель. – Автопилот настроен на мой голос, и никто из нас не хочет попасть в руки твоих друзей. – Э-э… – Василий глубоко вздохнул. – То есть… я хотел… – Он огляделся дикими глазами. – Мы погибнем? – Я лично не собираюсь, – твердо сказала Рашель. – Но вражеские корабли! Они же… – Это Фестиваль. Ты хоть имеешь понятие, что это такое? – спросил Мартин. – Если вы что-нибудь про это знали, надо было все рассказать людям адмирала. Почему вы этого не сделали? Почему… – Мы говорили. Они не стали слушать, – заметила Рашель. Василий явно старался понять. Все же оказалось проще сменить тему, чем пытаться мыслить о немыслимом. – А что вы теперь будете делать? – Ну… – Рашель почти беззвучно присвистнула сквозь зубы. – Лично я собираюсь посадить эту вот шлюпку вблизи, скажем, Нового Петрограда, заказать номер для молодоженов в отеле «Корона», наполнить ванну шампанским и там полежать, а Мартин будет меня кормить бутербродами с икрой на черном хлебе. На самом деле, что мы дальше будем делать – зависит от Фестиваля. Если Мартин прав насчет того, что это такое… – Можешь не сомневаться, – отозвался Мартин. – …то корабли флота Новой Республики тихо исчезнут, и больше их никто никогда не увидит. Вот что получается, если считать, что все играют по одним и тем же правилам. А мы будем дрейфовать к планете, потом включим двигатели для посадки, тем временем изо всех сил крича, что мы – нейтральная сторона. Фестиваль – это совсем не то, что думают твои вожди, мальчик. Он представляет угрозу для Новой Республики – это они правильно поняли, – но они понятия не имеют, – Но наш флот непобедим! – горячо возразил Василий. – Лучший флот на двадцать световых лет! Что вы, анархисты, можете ему противопоставить? У вас даже правительства нет сильного, куда там флота! Рашель засмеялась, через секунду Мартин тоже. Смех нарастал, переходя в хохот, оглушительный в тесноте кабины. – Отчего вы смеетесь? – возмущенно спросил Василий. – Послушай. – Мартин обернулся, чтобы встретиться глазами с прокуратором. – Ты воспитан в духе этой теории сильного правительства, божественного права высших классов, пастыря над стадами, порки по голым задницам городского пролетариата и прочего в том же духе. Но тебе не приходило в голову, что система ООН тоже работает и существует вдвое дольше, чем ваша? Есть не один способ управлять цирком, как показывает Фестиваль, а жесткие иерархии, вроде той, в которой ты вырос, с переменами справляются хреново. Вот система ООН, по крайней мере, после Сингулярности и принятия планетарной Неконституции… – Он фыркнул. – Когда-то маргиналы считали ООН квазифашистским мировым правительством. Это было в двадцатом – двадцать первом веке, когда сильная власть была в моде, поскольку вся планетарная цивилизация страдала от футурального шока, приближаясь к Сингулярности. Потом это прошло – потому что мало осталось жизнеспособных авторитарных правительств, и чем они были жестче, тем меньше умели справляться с последствиями потери девяти десятых своего населения за сутки. Да, и еще – корнукопии: не очень приятно управляющему Центральным банком утром проснуться и увидеть, что девяносто процентов налогоплательщиков смылись, а остальные считают, что деньги устарели. – Но ведь ООН – правительство… – Нет, – перебил его Мартин. – Это центр переговоров. Возник как дипломатическая организация, превратился в бюрократическую структуру, потом в агента международной торговли и стандартных соглашений. После Сингулярности был подчинен экспедиционному корпусу инженеров Интернета. Это не правительство Земли, это реликт тех структур, которые ты мог бы назвать этим словом. Вот этот реликт и работает на общественное благо, которое нужно каждому. Всемирные программы вакцинации, торговые соглашения с внесолярными правительствами – такого рода вопросы. Суть в том, что ООН в основном вообще ничего не делает. У нее нет внешней политики, это всего лишь голова на палочке, чтобы показывать вашим политикам. Иногда кто-нибудь использует ООН как вывеску, когда нужно сделать что-то солидное с виду, но пытаться добиться единогласного решения в Совете Безопасности – это вроде как пасти кошек. – Но вы же… Василий запнулся, посмотрел на Рашель. – Я говорила вашему адмиралу, что Фестиваль – не люди, – произнесла она устало. – Он сказал «спасибо» и продолжал планировать атаку. Вот почему все они вскоре погибнут. Гибкости у вашего народа мало. И даже попытка небольшой – хотя и катастрофически незаконной – атаки с нарушением каузальности – тоже не оригинальная реакция. – Она горько усмехнулась. – Думали, что они вылезут за неделю до прибытия Фестиваля, путешествуя по полукретинскому замкнутому времениподобному пути, чтобы «избежать мин и ловушек». Будто Эсхатон этого не заметит. Будто Фестиваль – это первобытное стадо с атомными бомбами. На консоли перед Рашелью замигал огонек. – Посмотри, – сказал Мартин. – Начинается. Пристегнись получше, а то мы слишком близко. – Не понял. Что происходит? – спросил Василий. Мартин протянул руку, подстроил объектив, установленный в крыше кабины, потом глянул через плечо. – Жонглировать, пацан, умеешь? – Нет, а что? Мартин показал на экраны. – Корабли-шипы. Или антитела. Полуразумные удаленные модули, вооруженные… лучше тебе не знать, чем. Пожиратели, формирователи и… – Ой! – Василий посерел. – То есть они нас… – Полетят навстречу флоту и понюхают его, посмотрят. К сожалению, вряд ли контр-адмирал Бауэр понимает, что если не издавать дружественных шумов, всем им конец. Он все еще думает, что будет Красный нос, плавающий перед Василием в воздухе, будто издевался над ним. |
||
|